Предыдущая глава была посвящена философским и естественнонаучным основаниям психотерапии, фокусированной на первичном опыте. Иначе говоря, основаниям диалогово-феноменологической модели психотерапии. При этом я ограничился анализом лишь некоторых наиболее важных частных аспектов теории поля, квантовой механики, философии Античности и Нового времени, мифологии и теологии. Было обнаружено множество аналогий между положениями современной физики, психологии, философии и различных религиозных течений. Однако до сих пор я не отвечал на вопрос, каким образом все это может быть использовано для построения здания диалогово-феноменологической психотерапии.

Здесь же я планирую обсудить, какое значение для методологии психотерапии имеют понимание устройства квантового мира и представления о дискретности человеческого существования из философии Античности и Нового времени. В частности, что нам даст использование в процессе психотерапии представлений о Бытии или суперпозиции? Каковы следствия применения для психологической практики представлений о квантовом пробеле и сцепленных состояниях? Как трансформируется теория поля в гештальт-терапии при принятии вероятностной, или возможностной, его природы? Как мы можем использовать формирующий поле статус наблюдателя? Какие следствия имеет использование в практике психотерапии представления о дискретной природе человека? Каким образом в процессе психотерапии мы и наши клиенты рождаются ежесекундно заново? Каким образом меняется фокус психотерапии, ее тактики и стратегия, а также способы построения терапевтических интервенций, если мы всерьез начнем использовать эти ресурсы? На эти и другие вопросы я постараюсь дать ответ в этой главе.

Однако я прошу вас, уважаемый читатель, не судить меня строго. Я впервые предпринимаю попытку такого рода описания и не уверен в том, насколько она окажется ясной и непротиворечивой. Я, скорее, приглашаю вас присоединиться к этим размышлениям эмоциональной поддержкой, критикой, предложением альтернативных идей и пр. Надеюсь, у нас совместными усилиями и получится что-нибудь интересное и стоящее.

 

Размышляя над квантовой психотерапией

Первое, что приходит в голову, это вопрос: «А вообще, корректно ли само словосочетание “квантовая психотерапия”?» Ведь квантовый мир – это, по определению, микромир. В то время как психотерапия разворачивается в макромире. Можно ли в прямом виде перебрасывать идеи из квантового мира в психотерапию? Ведь даже сами теоретики квантовой механики не могут в полной мере приспособить свои открытия к миру, в котором мы живем. Если электрон – это настолько мелкая частица, что может демонстрировать свойства волны, то человек – прямо скажем, объект покрупнее. И нам придется с этим считаться, поскольку просто так в психотерапии не осуществить динамику «частица – волна». Иначе говоря, человек в классическом мире все время пребывает в ситуации коллапса волновой функции. Для восстановления волновой функции нам бы потребовалось нивелировать значение наблюдателя, т. е. самих себя и еще десятки и сотни наблюдателей жизни нашего клиента. Возможно ли это? Ответ представляется очевидным – нет, невозможно.

Однако, поскольку наша задача в психотерапии не столько амбициозна – нам не нужно дематериализовывать человека, – то мы могли бы использовать ресурсы представлений о механизмах квантовой механики в качестве источника терапевтически значимых изменений. Поэтому под квантовой психотерапией мы могли бы понимать психологическую теорию и соответствующую ей практику, основанную в своей методологии на использовании аналогий микромира. И если в классическом мире мы никогда не достигнем суперпозиции, по крайней мере, не покинув его, то в психотерапии мы можем попробовать получить доступ к трансформационным ресурсам запутанных (сцепленных) состояний.

Разумеется, подобных попыток – использования идей квантовой физики в психологических целях – существует уже немало. Начиная от книг Р.А. Уиллсона [1998], С. Волинского [1993, 1997], К. Уилбера [2003, 2004], М. Заречного [2006], А. Нефедова [2007] и заканчивая фильмами «Секрет» и «Куда ведет кроличья нора», а также развернувшейся по всему СНГ деятельностью «успехологов». Я уж не говорю о множестве художественных и документальных фильмов на эту тему, в которых так или иначе, научно или околонаучно, режиссеры и сценаристы фокусируются на наиболее популярных квантовых идеях. В своих областях каждая из этих попыток выглядит вполне удачной. Некоторые из них носят вполне глубокий характер, но описывают совершенно разные подходы. Поэтому следует, скорее, говорить не о квантовой психологии, а о квантовых психологиях. Другие же выглядят чрезвычайно поверхностно, но очень хорошо продаются, поскольку обещают чудо. В любом случае умы человечества не покидает любопытство к таинственному и порой мистическому квантовому миру. Однако повторю – квантовый мир является пока лишь теорией, имеющей лишь небольшое прикладное значение.

Я не претендую на описание новой системы мироустройства. Задача представляется гораздо более скромной. Методология диалогово-феноменологической психотерапии могла бы быть существенно дополнена тезисами, пришедшими в нее из квантовой физики, равно как и из некоторых философских систем Запада и Востока. Например, концепция переживания и теория поля в рамках диалогово-феноменологической психотерапии могли бы быть значительно трансформированы. В свою очередь, это позволило бы расширить видение многих психических процессов, с которыми мы имеем дело в жизни и в психотерапии. С другой стороны, концепции переживания, поля и self, разработанные в русле диалогово-феноменологической психотерапевтической, возможно, могли бы существенно повлиять на те или иные из уже известных принципов квантовой психологии.

 

Суперпозиция: свободный выбор или концепция

Первое, с чего бы я хотел начать обсуждение квантовых принципов и их возможное применение в целях психотерапии, относится к представлениям о квантовой (или когерентной) суперпозиции. Напомню, что когерентная суперпозиция – это некая совокупность состояний, которые в рамках классического мира представляются альтернативами, взаимоисключающими друг друга. Это позиция, которая не предполагает апеллирование к абстракциям личности, времени и пространства. Она «находится» за их пределами. Иными словами, это потенциальный источник любого состояния Вселенной. Некоторые авторы, рассматривая суперпозицию, говорят о квантовом пробеле, некоем нелокальном источнике формирования реальности [А. Нефедов, 2007]. Этот источник одновременно и ничто, и все.

Сама суперпозиция не предполагает сжатые до предела множественные миры в одной точке. Она лишь совокупность любых потенциальных возможностей этих миров. Другими словами, это идеальное «пространство» выбора. И только вмешательство наблюдателя рождает ту или иную альтернативу. Любую альтернативу, число которых бесконечно. То есть если бы суперпозиция оказалась бы нам доступной, мы могли бы создать любой иной мир, отличный от того, в котором мы живем. Впечатляет, не правда ли?

На практике, разумеется, мы сталкиваемся с более прозаичной ситуацией – мир, в котором мы живем, не изменяется радикально во времени. Более того, не изменяются ни наши психологические реакции на окружающих, ни способы строить контакт с ними. Симптомы, на которые мы жалуемся, могут существовать десятилетиями, не меняясь в своих проявлениях или даже усиливаясь. Почему же это так происходит? По всей видимости, потому, что мы оказываемся как бы заперты внутри одной и той же альтернативы состояния реальности. Она вирусна по своей природе. Вирусна в смысле вирусной природы концепций, которые и фиксируют наш «реальный» мир.

Итак, мы живем в мире концепций. Некоторые из них носят глобальный характер. Например, концепции об устройстве мира и природе человека. Другие имеют более частный характер и определяют реальность той или иной культуры, субкультуры или семьи. Но в любом случае именно концепции формируют реальность. «Каким образом?» – спросите вы. «Реальный» мир появляется из когерентной суперпозиции посредством выбора той или иной альтернативы. Хотя корректнее было сказать – посредством создания той или иной альтернативы. Но это формирование альтернативы все равно может подчиняться свободному творческому акту выбора. В нашем же случае свободный выбор подменяется властью концепций, из которых и создается типичный и хронический в своей ригидности реальный мир.

Таким образом, наш мир только на первый взгляд плотный. По сути же он соткан из концепций. Заменяя акт выбора наблюдателя, концепция бесконечно от секунды к секунде воспроизводит один и тот же, или примерно тот же, дизайн феноменологического поля. Привычным образом мы апеллируем к одним и тем же ценностям, образам, мыслям (или, скорее, к ригидным конструктам, которые предстают в виде мыслей), фантазиям, ощущениям, восприятиям, воспоминаниям и пр. Этот тезис необходимо понять для дальнейшего обсуждения. Мы привыкли думать, что жизнь состоит из тех или иных обстоятельств «объективного» по своей природе мира, в котором происходят «реальные» события, находятся «реальные» люди и «реальные» вещи. Но это лишь на первый взгляд.

Мир доступен нам лишь в ощущениях. Именно они являются единственными естественными условиями существования еще даже до появления реального мира. Именно по ним мы судим о реальности. Принципиально человеческое сознание способно фиксировать любые ощущения, даже самые неожиданные. Если бы такая способность не блокировалась у наблюдателя, то важнейшим атрибутом поля и главной действующей силой в нем был бы свободный и творческий акт выбора. Однако нам приходится апеллировать к невообразимо огромному разнообразию элементов поля, что не может не вызывать тревогу – мир оказывается принципиально непредсказуемым. И если еще минуту назад мы разговаривали бы с каким-то человеком о погоде или планах на будущее, то уже в следующее мгновение могли бы оказаться в совершенно иной реальности, которую создали бы своей чувствительностью, осознаванием и последующим выбором. Ну, или остались бы в этом разговоре. Представьте, какая это колоссальная нагрузка – все время выбирать и строить миры!

Именно в этот момент в качестве средства утешения и избавления от тревоги в творческий хаос поля вмешивается концепция. Что это такое? Это созданная нами ментальная конструкция, которая поддерживает стабильность поля на протяжении более или менее длительного времени. Как же она формируется? Чтобы избавиться от груза ответственности, который естественным образом предполагает акт свободного выбора, мы начинаем некую часть феноменов поля помещать в определенный его сегмент. Эти феномены для стабильности мы связываем друг с другом. Получается нечто вроде системы феноменов, между которыми мы выстраиваем ту или иную, удобную нам сейчас, наиболее осмысленную или успокаивающую связь. И если эта связь выполняет свою функцию избавления нас от тревоги выбора, то она может быть зафиксирована на более или менее длительное время.

Похоже, именно так появляются и базовые фиксированные абстракции: личности, времени и пространства – определенный сегмент поля уплотняется, предполагая динамику, в которой феномены теперь появляются всегда уже в виде этой связки. В поле, таким образом, появляется устойчивый сегмент или сектор. Следовательно, возникают границы между ним и остальным полем, которые протекают по линии субъекта (именно в этот момент появляется Я или ОН), времени и пространства. Так в результате снижающего тревогу сегментирования поля появляется первая концепция.

Далее процесс распространяется со скоростью эпидемии, которая носит вирусный характер. Несколько ранее [И.А. Погодин, 2009] я уже отмечал вирусную природу эволюции человека и развития культуры. Сейчас мне это важно напомнить в связи с тем, что механизм формирования плотного стабильного «реального» мира носит именно вирусный характер. Концепция, если же, конечно, она эффективно справилась с задачей совладания с тревогой хаоса, с безмерной скоростью тиражируется. Этот процесс способствует появлению все новых субъектов, которые теперь имеют представления не только о себе, но и об «объективном» времени и пространстве. Далее концепции по той же описанной выше схеме начинают модифицироваться. Появляются все новые штаммы концепций, которые, в свою очередь, распространяются, все яснее, детальнее и жестче сегментируя поле. Разумеется, что акт свободного выбора по мере распространения концепций становится все менее нужным. Все реже мы обращаемся к нему. Концепции справляются со всем гораздо эффективнее ввиду своей большей простоты. Например, ведь нам намного легче прочитать учебник по той или иной дисциплине, нежели пытаться освоить мысли классиков внутри их довольно сложных монографий. Страсть человека к концепциям – это одновременно и его страсть к редукции. Мы бежим от сложностей многообразной жизни.

Дальше больше. Этот механизм, как змея, кусающая свой хвост, замыкается. Концепции очень скоро сами начинают определять и динамику феноменологического поля. Вскоре (на самом деле почти мгновенно после создания концепции) мы начинаем замечать только те феномены, которые вписываются в концепцию. Если базовым основанием реальности все еще и являются ощущения, то сейчас эти ощущения просто тиражируются, как магнитом стягиваясь в соответствующий сегмент феноменологического поля. Как это происходит?

Внутри любой концепции, хотим мы того или нет, всегда наличествует и, более того, является системообразующим фактором та или иная базовая гипотеза. Как известно, гипотеза – это некое предположение, которое в процессе контактирования с реальностью может быть либо подтверждено, либо опровергнуто. И вероятности эти совершенно одинаковы, т. е. соответствующие исходы равновозможны. Однако мы уже знаем, что гипотеза является фундаментом концепции, а концепция выступает основанием нашего «мира», в котором нам уже довольно хорошо, сухо, тепло и стабильно. Иначе говоря, появление любого феномена, который мог бы хоть немного оказаться угрожающим власти соответствующей гипотезы, оказывается по совместительству атакой на стабильность и комфорт. Как, думаете, вы поступите в этом случае? Совершенно естественным образом вы будете защищать свой мир, уничтожая любые чужеродные элементы поля.

Таким образом, наш мир с возрастом становится день ото дня все более стабильным и надежным. Но вот для свободного выбора остается все меньше места. Со временем мы практически отказываемся от него. И нужны неспокойный мятежный ум и мужество, свойственные гениям, для того, чтобы заметить элементы феноменологического поля, не соответствующие тем или иным базовым гипотезам и построенным на их основе концепциям. Однако восстановление свободы в и этом случае весьма ограничено, хоть может и поражать умы современников и даже потомков. Подобные Революции всегда лишь локальны и затрагивают только какую-то узкую сферу – науки, искусства, бизнеса и т. д. Восстановить же в полной мере утраченную свободу выбора, по всей видимости, невозможно. Слишком глобальна эта задача и предполагает настолько сильную тревогу, переживать которую было бы невыносимо. Полагаю, именно об этом говорят теологи, когда утверждают, что узреть или услышать Бога было бы губительным для человека.

Таким образом, покинув суперпозицию и появившись в качестве субъекта, человек утратил с ней связь и потерял доступ к ней. Суперпозиция стала нам недоступной, как Эдемский сад для Адама и Евы (простите за еще одну аналогию теологического характера). Зато мир, сотканный нами из концепций, приобрел плотность и стабильность. Однако, создав концепции, мы довольно быстро утратили власть над ними. Теперь сами концепции не зависящим от нас образом регулируют мир. Более того, создают нас самих. Так что теперь уже и не разобрать, кто чей хозяин. Да и не нужно вовсе. Бороться с концепциями, как я уже не раз утверждал, совершенно бессмысленно. В некотором смысле это суицидальное (в широком значении этого слова) поведение, потому что концепции это и есть мы. Что же нам остается? И в чем тогда заключается сущность психотерапии, которой и посвящена данная работа?

 

От концепции – к суперпозиции

Наша задача – задача диалогово-феноменологических психотерапевтов заключается в том, чтобы восстановить у человека чувствительность к естественной валентности поля и способность к свободному выбору. Конфронтировать же с концепциями по этому поводу просто бессмысленно. Поэтому фокус нашего внимания в стратегии психотерапии смещается с концепции на альтернативный фон. Иначе говоря, мы движемся в сторону суперпозиции, в то «место», где концепций еще нет. Повторю один из основных тезисов методологии диалогово-феноменологической психотерапии – значение фигуры находится в фоне. Более того, без фона фигура просто не имеет значения, а следовательно, не существует.

Итак, фокус нашего внимания смещается в фон. Процесс психотерапии предполагает движение в сторону суперпозиции. Что это значит? Предположим, что суперпозиция и концептуальное регулирование мира находятся на противоположных концах некоего континуума. Попытка конфронтировать ту или иную концепцию, как это зачастую происходит в практике гештальт-терапии, когда терапевт «работает» с интроекцией, лишь парадоксальным образом усиливает концептуальное давление. И концепция-интроект от этого становится лишь сильнее. В случае же «успеха» такой терапии концепция-интроект рушится. Однако что же мы получаем взамен? Правильно – новую концепцию. Например, вместо концепции «сердиться на близких плохо» получаем: «ты вправе отстаивать свои потребности и можешь злиться на окружающих». Вместо поедающего поедом альтруизма формируем такой же злокачественный эгоизм. И т. д. Терапия, в фокусе внимания, которой находится конфронтация с концепцией, может апеллировать лишь к альтернативной концепции. Несмотря на то что в основу этой цели могут быть положены идеи антиконцептуального свойства.

Почему так происходит? Мне кажется, вполне справедливой здесь могла бы быть некая аналогия из области инвестиций. Так же, как дивиденды мы получим в случае инвестиции некой денежной суммы в тот или иной проект, так и, инвестируя душевные силы в борьбу с концепцией, мы получим еще больше концепций. Для того чтобы вступить в конфронтацию с актуальной хронической концепцией, которая появилась в фигуре терапевтического процесса, вам придется вооружиться аналогичными средствами. Борясь с концепцией, вы «играете по правилам» концепции. Нужно остановиться для того, чтобы понять, что вы в замкнутом круге. Как это сделать?

Диалогово-феноменологическая психотерапия – это культура фона, а не фигуры. Давайте же отвлечемся от концепции. Сфокусируем свое осознавание в смутной дали горизонта, где-то далеко за которым находится суперпозиция – некое недостижимое пространство, на пути к которому появляется все больше свободы и страсти к творческому акту выбора. Таково стратегическое направление переживания. Что же нас манит? До сих пор, конфронтируя с миром концепций, мы находились во власти принудительной валентности. Именно формированием и функционированием принудительной валентности поддержана власть концепций и именно поэтому, сражаясь с ними, мы все равно подчиняемся этому типу валентности. Суперпозиция же, напротив, имеет огромный ресурс естественной валентности. Нужно лишь дать себе мужество и принять на себя риск почувствовать ее. Наша Жизнь при этом может многократно усложниться, но витальности в ней, безусловно, прибавится.

По всей видимости, стоит раскрыть предыдущий короткий тезис более детально. Что означает идея переориентации с принудительной на естественную валентность? Снова несколько слов о том, как формируется концепция. И особенно – какое значение в этом процессе имеет принудительная валентность. Напомню, что любая концепция и базовая гипотеза, лежащая в ее основе, появляется лишь в ситуации более или менее выраженной тревоги. Когда мир приобретает, наконец, в этом процессе устойчивые формы, встает вопрос – куда исчезает тревога и исчезает ли она вовсе?

Тревога, питаемая витальными процессами поля, подкреплялась естественной валентностью. Теперь же она всем своим объемом инвестирована в концепцию. Иначе говоря, чем сильнее тревога, тем более сильной и устойчивой оказывается концепция, тем более стабильным является тот аспект «объективной реальности», который она создала. По этой причине наиболее глобальные и неоспоримые гипотезы в случае их разрушения вызывали бы такую же огромную тревогу. В случае разрушения какой-нибудь частной концепции, относящейся, например, к режиму или форме питания либо способов строить контакт с коллегами или близкими людьми, вы не почувствуете сильной тревоги. Однако если под угрозой окажется одна из базовых гипотез, имеющих отношение к природе человека или устройству реальности, вы встревожитесь не на шутку. Именно по этой причине чаще всего мы даже не задумываемся о том, существует ли кровать, на которой мы сейчас лежим или насколько реален человек, с которым мы сейчас разговариваем, или наша ли это рука и рука ли вовсе. Поэтому мир «железобетонно» стабилен в части его оснований. Такова природа принудительной валентности, которая в качестве своеобразного цемента скрепляет феномены друг с другом в единую систему объективной «реальности».

Процесс психотерапии, фокусированной на первичном опыте, предполагает, повторю, смещение фокуса внимания с собственно содержания блокирующих переживание концепций в секторы фона. Наша задача заключается в том, чтобы быть готовыми впечатлиться теми новостями, которыми фон нас порадует. Со временем, передвигаясь в пространстве переживания, нам могут оказаться доступными те феномены, о существовании которых мы даже не догадывались. Постепенно шаг за шагом мы оказываемся все более чувствительными к тому, что происходит в поле. Так восстанавливается естественная валентность, источником которой, по всей видимости, и служит суперпозиция.

 

Условия и механизмы доступа к суперпозиции

Предлагаю сейчас прикоснуться к одной из наиболее сложных тем. Речь пойдет об использовании идеи суперпозиции для диалогово-феноменологической психотерапии. Тут довольно много парадоксов, которых нам не удастся избежать. Поэтому начнем с одного из них. Напомню, что суперпозиция по базовому определению квантовой механики предполагает отсутствие наблюдателя. Как только последний появляется в поле, суперпозиция коллапсирует до одной из возможных альтернатив мира и переживания этого мира. Иными словами, наблюдатель и суперпозиция несовместимы. С другой стороны, и именно в этом заключается основной парадокс, суперпозиция сопряжена с возможностью присутствия в контакте с Другим.

Суперпозиция предполагает источник витальности, заблокированный в момент формирования той или иной концепции реальности. И лишь переживание в присутственном контакте оказывается необходимым условием ее восстановления. Другими словами, для того, чтобы достигнуть суперпозиции нужно использовать парадокс – усилить присутствие. Но ведь мы знаем, что наблюдатель создает реальность. Следовательно, можем ожидать, что в присутствии мы будем очень далеко от суперпозиции. Однако в этом и заключается парадокс – усиливая значение присутствия, мы оживаем. И именно в тот момент мы находимся как никогда близко к суперпозиции, тому «месту», где как раз и «выбрали» реальность.

Большинство же людей, «выбрав» из суперпозиции реальность, больше никогда не приближаются к точке этого «выбора», тем самым не меняясь никогда. Особенно легко это можно устроить, прячась за широкую сеть социальных контактов. Социальные контакты (не путать с присутственным контактом) как раз усиливают стабильность реальности ввиду наличия огромного количество наблюдателей. Суперпозиция в этом случае просто недостижима. В присутствии же, несмотря на наличие наблюдателя, мы восстанавливаем свою способность жить. Именно ЖИЗНЬ является ключом к разгадке доступа к суперпозиции. Разумеется, мы ограничены тем, что всегда рядом с нами будут наблюдатели, которые фиксируют нас в «реальности». По этой причине изменения в жизни любого из нас довольно ограничены. Будда, например, достиг нирваны в том числе и благодаря тому, что отдалился от наблюдателей.

Акт наблюдения за нами окружающими нас людьми стремится к восстановлению статус-кво для стабильной в своих проявлениях реальности классического мира. Так же, как и наблюдение всех друг за другом стабилизирует все «уникальные реальности». И сила влияния этого наблюдения настолько велика, что шансы выбраться за пределы договоренностей наблюдателей стремятся к нулю. Другими словами, хотим мы того или нет, но вся наша жизнь направлена на подтверждение актов наблюдения. Более того, в свою очередь, содержание наблюдения также соответствует существующему сговору – мы видим лишь то, что видят другие. Так замыкается круг наблюдения, в процессе которого реальность становится стабильной и надежной, с одной стороны, и ригидной, с другой.

Выход за пределы этого круга мы называем либо гениальным прозрением, либо безумием. Отличие одного от другого чаще всего лежит в плоскостях двух основных факторов. Первый связан с объемом тревоги, которую испытывает автор инноваций. Чем выше тревога, тем больше шансов, что она дезорганизует активность этого человека, и общественное мнение вступит с ним в сговор на предмет оценки его состояния как безумия. Второй имеет непосредственное отношение к социальной ситуации, в которой рождается инновация, а также степени ее угрозы для общественного сознания. Так, если в поле есть поддержка этой инновации и у человека есть покровители и «маркетологи», а угроза общественному мнению относительно невелика, или, по крайней мере, не вызывает радикального стремления защититься от нее, то в течение более или менее длительного времени неопределенный статус инноваций приобретает форму гениального прозрения. В свою очередь, она тут же начинает трансформировать процесс последующих наблюдений – сначала у приверженцев и сторонников новой идеи, а потом и у обывателя. Так меняется реальность, в которой мы живем. Что касается первых – тех, которым не так повезло и которых квалифицировали как сумасшедших, – то инновации, принадлежащие им довольно часто в течение непродолжительного времени, просто стираются из короткой памяти окружающих.

Замкнутый круг наблюдений, о котором я говорил немного выше, может носить как глобальный, так и частный характер. В первом случае взаимные акты наблюдения с сопутствующими им договоренностями, что мы видим одно и то же (что, безусловно, снимает тревогу), фиксируют весь мир в стабильном состоянии. Например, мы день ото дня видим, что яблоко при падении с яблони падает вниз. Замечаем ежесекундно, что стул плотный, вода мокрая, а через стену пройти невозможно. В доказательство этому мы, действительно, сломаем руку, если всерьез решим проникнуть ею через стену.

Далее. Мы ежедневно видим своих родителей и детей, которые демонстрируют свойственные их возрасту психологические и физиологические особенности. Мы и сами год от года замечаем, что наше тело стареет. Мы действительно болеем заболеваниями, которые предполагают «реальные» изменения в организме и лечимся химическим или оперативным вмешательством в анатомию нашего такого же плотно тела. И наконец, если мы решим покончить с собой и прыгнем с высоты 20-этажного здания, то, скорее всего, умрем. По всей видимости, каждый из вас, уважаемый читатель, может привести еще сотни примеров такого рода стабильной реальности нашей обыденной жизни. Правда, редко кто из нас задумается над тем, что все это лишь результат договоренностей примерно 7 миллиардов наблюдателей, живущих ныне на Земле.

Что касается частных проявлений замкнутого круга «наблюдений – договоренностей», то они также общеизвестны.

Они могут носить субкультурный, семейный или групповой характер. В случае функционирования той или иной субкультуры речь идет о ценностях, традициях и ритуалах, на которых она основывается. Именно они формируют те особенности реальности, в которых существует та или иная субкультура. Разумеется, что жизнь представителей любой субкультуры день ото дня самим фактом наблюдения демонстрирует адекватность представлений о реальности. Представители одной субкультуры могут видеть или слышать то, чего не видят и не слышат представители других субкультур – духов, голосов, тех или иных проявлений природы, цветов, запахов и пр. Очевидно, что первичные условия реальности этих людей могут значительно отличаться от жизни других.

Относительно индивидуальных проявлений описываемой зависимости наблюдения и реальности. В начале прошлого столетия в социальной психологии появился термин «бихевиоральное подтверждение», известный в общественном сознании как феномен «самореализующегося пророчества». В чем он заключается? Суть его та же, что и в случае с глобальным проявлением замкнутого круга «наблюдений – договоренностей». Однако масштаб его гораздо меньший, а детали более вырисованы. Например, если члены одной семьи или группы считают того или иного ее представителя глупым или эгоистичным, или избранным и т. д., то этот последний, действительно, будет таковым. Он будет жить в мире, где это является просто фактом реального положения дел. Весь ежедневный опыт будет каждый раз подтверждать это.

Применительно к психотерапии это означает, что если терапевт считает своего клиента шизофреником, нарциссом, пограничным и пр., то последний вступит в сговор с ним и поможет создать соответствующую реальность. Более того, каждая терапевтическая сессия будет лишь подтверждением верности диагностики. Такая «терапия» обычно фиксируется годами в одном и том же состоянии. И только когда терапевт позволяет себе и клиенту увидеть в последнем некие отличия от феноменологии поставленного ранее диагноза, клиент начинает меняться. Но, как вы уже понимаете, при таком положении вещей изменения наступают не очень быстро. А в некоторых случаях и не наступают вовсе. Вполне себе неплохое оправдание для концепции о тех или иных трудных или неизлечимых клиентах. И стоит авторитетной фигуре в области психотерапии в этом случае написать соответствующую статью, описывающую «свой терапевтический опыт», как эта концепция вирусной атакой поражает еще сотни или тысячи терапевтических ситуаций. Читатели-терапевты, особенно встревоженные и напуганные сложностью процесса переживания в терапевтическом контакте, с радостью и готовностью «сфотографируют» свою терапию с клиентом по аналогии с предложенной концепцией, зафиксировав тем самым ситуацию и редуцировав ее переживание.

 

Теперь я сосредоточусь более детально на описании фундаментального парадокса присутствия, который становится очевидным при попытке приложить некоторые фундаментальные идеи современной физики к процессу психотерапии. Давайте сфокусируем внимание на соотношении присутствия, влияния наблюдателя и доступа к когерентной суперпозиции. Для начала попробую обрисовать базовый парадокс более детально. С одной стороны, фундаментальный тезис современной физики заключается в том, что мир создается наблюдателем. И именно акт наблюдения с сопутствующими ему договоренностями в рамках замкнутого круга «представления о реальности – наблюдение реальности» блокирует доступ к «пространству идеального выбора», каковым выступает суперпозиция.

С другой стороны, я утверждаю, что именно контакт с высокой степенью психологического присутствия потенциально несет в себе наибольшие инновации для реальности человека. Причем, чем выше степень психологического присутствия в контакте, тем выше и потенциальная трансформирующая возможность этого контакта. В присутственном контакте, на мой взгляд, мы приближаемся к суперпозиции наиболее близко.

Вот тут-то и возникает основная проблема. Как может случиться, что выраженное и наиболее интенсивное присутствие наблюдателя и, как следствие, интенсивный акт наблюдения приводят не к еще большей фиксации «реальности», а к ее деконструкции. Мы должны были бы в этом случае удаляться все дальше от когерентной суперпозиции. По моему же мнению, наоборот, мы приближаемся к ней так близко, как никогда раньше. Попытаюсь раскрыть и прояснить сущность этого базового для жизни психического вообще и для психотерапии в частности парадокса.

 

Реальность и статус субъекта

Разрешение описываемого парадокса, по всей видимости, кроется в самой природе наблюдения. В основе его лежит необходимость расщепления первичного опыта на два сегмента – субъект и объект. Иначе говоря, для того чтобы наблюдение стало возможным, необходимо появление субъекта наблюдения и тех феноменов, которые попадают в его фокус. Эти феномены, в свою очередь, формируются в объекты. Точнее – в представления об объектах, что почти автоматически означает – в собственно объекты. Таким образом, в процессе наблюдения мы уже имеем дело с абстракциями вторичного опыта. В противном случае оно было бы невозможно. Такое разделение поля на наблюдающее и наблюдаемое является условием формирования классического мира, с одной стороны, и ограничением возможности изменений в нем и в человеке, с другой.

Суперпозиция же, проблеме которой и посвящена эта работа, предполагает отсутствие наблюдателя. В этом и заключается отличие «реального» мира от мира квантового. Я полагаю, все зависит от объекта, точнее от концепции, которая с необходимостью предполагает наличие объекта. Мир в жестких границах реального удерживает концепция. А для концепции нужны субъект-объектные отношения. Объект в квантовом мире является больше теоретическим конструктом, чем реальностью. Электрон невооруженным глазом мы увидеть попросту не можем, тогда как кошку, другого человека или здание вполне можем. Иначе говоря, реальный мир состоит из объектов, которые мы можем увидеть и, следовательно, можем создать концепцию о них, которая фиксирует этот мир. В квантовом мире гораздо легче отвлечься от «теоретически присутствующего» объекта. Тем самым концепция легко может быть разрушена или нивелирована, и поэтому квантовый мир гораздо более подвижен. Он может постоянно меняться.

Итак, именно субъект-объектные отношения фиксируют реальность. Если предположить, что мы можем нивелировать субъект-объектные отношения, то мы можем тем самым получить доступ к суперпозиции в квантовом пробеле. Как же это сделать? Опишу более детально метод, применяемый в диалогово-феноменологической психотерапии. Этот метод основан на присутственном контакте. В присутствии, как я уже отмечал не раз ранее, возрастает чувствительность человека и его способность осознавать. Но напомню, что чувствительность и способность осознавать только по договоренности относятся к человеку. На самом деле человек лишь агент поля, т. е. чувствительность, осознавание и выбор относятся к полю. Глубже – к первичному опыту. То есть в некотором смысле в «своем осознавании» мы контактируем с суперпозицией.

В присутственном контакте двух людей в какой-то момент (он не всегда очевиден даже самим участникам этого процесса) происходит разрушение субъект-объектных отношений, иначе говоря (и это самое главное) исчезает наблюдатель. Я и Другой как будто становимся одним целым – не сливаемся – нет, но как будто появляемся где-то, где нет парадоксальным образом Я и ТЫ, где есть лишь ОДНО СОЗНАНИЕ (нельзя, очевидно, не заметить здесь аналогии с Богом, Сознанием Будды и пр.). Присутствуя своей жизнью с Другим, я становлюсь этим Другим. Здесь следует вспомнить тезис, довольно известный как в буддизме, так и в «Феноменологии восприятия» М. Мерло-Понти. В Буддизме Алмазного пути лама Оле Нидал [2010] постулирует тезис о том, что в сознании Будды и, следовательно, в медитации как пути к этой цели проявляется единство переживания, переживаемого и переживающего.

Автор «Феноменологии восприятия» М. Мерло-Понти [1998, 1999] отмечает, что, воспринимая объект, я становлюсь этим Объектом. Порой это происходит лишь на мгновение и почти всегда не в полной мере, а лишь в приближенном к суперпозиции виде. Концепция реальности, основанная на представлениях об абстракциях субъекта и объекта, продолжает фиксировать мир.

Парадоксальным образом присутственный контакт разрушает субъект-объектные отношения не за счет волевого усилия отказа от них («Больше не буду относиться к тебе как к объекту»), а за счет актуализации ресурсов первичного опыта (суперпозиции квантового пробела). Это важно. Поскольку волевой «отказ» от субъект-объектных отношений – это тщетная попытка отказа от концепции. Избавиться от власти концепции мы не можем волевым усилием или привнесением новой концепции. Этого возможно достичь лишь усилием Жить, усилием отдаться течению процесса, который приближает нас к первичному опыту суперпозиции, где все снова окажется сцепленным.

Поэтому довольно комично выглядит ситуация, когда новоиспеченный мистик предлагает человеку поверить в свои силы, чтобы проходить сквозь стены или летать. Так нельзя достичь ресурсов суперпозиции. Путь иной – уничтожить объект парадоксальным путем утрирования его присутствия. Тогда нивелируется значение наблюдателя, и коллапс волновой функции окажется более невозможен. Власть концепции разрушится, мир перестанет быть твердым и фиксированным, и сцепленность увеличится бесконечно. Следовательно, появится возможность такого же бесконечного числа выборов. Ура – мы в суперпозиции! НО! Это теория. Разумеется, что власть концепции очень велика. И мир, построенный на абстракции субъект-объектных отношений, очень стабилен. Поэтому в нашей жизни мы можем лишь приближаться к суперпозиции, черпая из нее ресурсы, но не достигая ее в полной мере. Хотя, полагаю, что многим это удается сделать в гораздо большей степени. Так появляются гении и сумасшедшие.

 

Парадокс присутствия на пути к суперпозиции

Размышляя о значении присутственного контакта для восстановления свободного выбора и возможности для трансформации реальности, важно отметить, что доступ к суперпозиции в описываемом смысле появляется не благодаря присутствию, а вопреки ему. Снова парадокс. Что это означает? Это как с великими мыслями, появление которых не подлежит никакого рода контролю. По наблюдению Нильса Бора, наиболее значимые мысли приходили к нему не в сам момент титанического труда мышления, а после него. Иначе говоря, этот труд мышления совершенно необходим, но мысль приходит лишь тогда, когда человек оставляет его. Тот же процесс, очевидно, характерен и для присутствия. Оно как бы является условием освобождения человека от власти субъект-объектной парадигмы. Необходимым условием, но не достаточным. В самом присутствии нет доступа к суперпозиции – путь к ней открывается лишь тогда, когда человек покидает присутственный контакт. Иногда, правда, это происходит настолько стремительно, что возникает соблазн приписать именно присутствию статус ворот в суперпозицию. На самом же деле для этого доступа нужно выйти из присутственного контакта.

Попав в сцепленное состояние суперпозиции или, если быть справедливым, лишь приблизившись к ней настолько, что появится способность к более свободному выбору, человек может снова выбрать/сформировать реальность. Новую реальность. Так изменяются все люди. Так изменяются в процессе психотерапии и наши клиенты. Именно психологическое присутствие с последующим кратким выходом из него лежит в основе всех изменений психологического свойства, происходящих в жизни и в психотерапии. Это положение вещей вторит М. Буберу [1995], который говорил, что в Я-Ты отношениях нет изменений, нет опыта. Присутствие как будто напрягает концы опыта. Наблюдатель настолько усилен/утрирован в своем присутствии, что это парадоксальным образом уничтожает эффект его присутствия. В присутственном контакте я как бы теряю осознавание себя как наблюдателя и другого как наблюдателя.

Их присутствие парадоксальным образом нивелируется. Возможно, в большей степени нивелируется позиция наблюдателя разве что при тотальной изоляции человека или при смерти. Кстати, возможно, именно смерть является предельным наиболее ярким и очевидным примером суперпозиции – по крайней мере, существует масса подтверждений и аналогий в этом процессе со стороны практически всех религий – буддизма, индуизма, христианства и пр.

Прежде чем мы двинемся дальше в процессе обсуждения того, какое значение имеет концепция когерентной суперпозиции для психотерапии, остановимся еще на одном аспекте терапевтического процесса. Когда мы только что рассматривали роль терапевтического контакта в психотерапии, мы затрагивали именно присутственный контакт. И описываемый выше парадокс характеризует лишь динамику контакта с высокой степенью психологического присутствия в нем его участниками. Что касается широкой сети социальных контактов, в которые включен человек, то им соответствует скорее self-парадигма, нежели тенденция к суперпозиции. Низкая или ограниченная степень психологического присутствия людей в контакте друг с другом лишь акцентируют стабилизирующую функцию наблюдателя. При этом чем шире сеть социально-формальных контактов у человека, тем стабильнее та реальность, в которой он живет. Внутри локальной, равно как и более глобальной, социальной сети существует сговор ее участников, основанный на совокупности концепций относительно представлений о мире. Если участники не вступают в контакт друг с другом на основе психологического присутствия, то их позиции наблюдателей укрепляются. И они гораздо более эффективно справляются со своей функцией стабилизации мира друг друга. Поэтому неким правилом выступает следующая закономерность – чем шире сеть социальных связей у человека, тем менее изменчивой оказывается его жизнь.

Я полагаю, эта закономерность сейчас уже не вызывает удивления у читателя. Хотя внешне и выглядит как очередной парадокс. Для тех же, кому интересно дополнительное пояснение причин и механизма стабилизации реальности социальными контактами, продолжу еще немного. Контакт на фоне психологического присутствия в нем является активностью, соприродной человеку. Однако он вносит в поле все новые феномены, к которым нужно как-то приспосабливаться. Это делает жизнь человека непредсказуемой и относительно нестабильной. Вот тут-то и появляется, как я уже отмечал несколько выше, та или иная концепция. Для того чтобы очередное суждение, появившееся в результате наблюдения, приобрело статус концепции, под ним должны «подписаться» люди – ведь именно они будут являться носителями и распространителями вируса новой концепции. То есть они должны начать разделять содержание наблюдения и его интерпретацию.

Для того чтобы оставить содержание концепции в неизменном виде, т. е. стабилизировать штамм, люди блокируют источник инноваций, коим выступает присутственный контакт. Таким образом, этот механизм реализует сразу две важнейшие для стабилизации «концептуальной реальности» задачи. Во-первых, перекрывает доступ в поле новым феноменам, которые могли бы потенциально трансформировать реальность. Во-вторых, ритуализирует контакт, доводя до совершенства навыки стабилизации реальности у наблюдателей. Наблюдатели теперь видят лишь то, что соответствует регулирующей их контакт концепции. Фиксирующий реальность круг снова замыкается. Наблюдатели «поддерживают» реальность друг друга. Поэтому человек, желающий сохранить свой мир в неизменном виде, либо окружает себя множеством контактов, психологическое присутствие в которых невозможно или ограничено, либо изолирует себя от контактов, что, в общем, несет все ту же функцию, что и ритуализация отношений. И в том и в другом случае единственной силой, способной вывести человека из этого замкнутого круга, является присутствие своей Жизнью в Жизни Другого. В этот момент в контакте открывается источник феноменологических инноваций и происходит процесс, в котором нивелируется значение абстракций субъекта/объекта, времени и пространства. Наблюдатель исчезает. Иначе говоря, мы снова на пути в направлении когерентной суперпозиции.

 

Достижима ли суперпозиции в процессе психотерапии

Итак, для приближения к суперпозиции нам нужно создать высокую концентрацию жизни и присутствия в ней. Тогда мы окажемся очень близко к тому состоянию, из которого посредством вмешательства той или иной концепции сформировалась реальность, в которой живет человек. К тому состоянию более или менее свободного выбора, который человек ранее осуществил и далее благодаря многочисленным социальным связям с наблюдателями перекрыл к ней доступ. Теперь же, приближаясь к точке выбора благодаря концентрации витальности, мы оказываемся довольно близко к суперпозиции. И можем черпать отсюда ее ресурсы. Именно так – не входя в ее пределы, питаться ее ресурсами.

По всей видимости, достижение суперпозиции в прямом смысле невозможно в процессе психотерапии. Да и просто невозможно, если мы продолжаем привычную нам жизнь. Обитаем мы все же не в гипотетическом пространстве квантового мира, а в мире классическом, ньютоновом мире, если хотите. Но питаться близостью к тотальной сцепленности возможных состояний реальности мы все же можем. И дело не только в том, что достижение суперпозиции невозможно по определению, но и в том, что этот проект в некотором смысле носил бы суицидальный характер. Достигнуть состояния когерентной суперпозиции означало бы перестать существовать здесь и сейчас. В реальности суперпозиции не существует вовсе. Она ведь существует в некоем квантовом пробеле – вне времени, вне пространства, вне соотношения с каким бы то ни было Я. Следовательно, если бы мы достигли суперпозиции, то немедленно бы исчезли. И только очередной акт выбора или, в картезианской традиции, мысли снова породил бы нас. Правда, возможно, уже в иной реальности.

Но все же концепции, правящие в «реальном» времени и пространстве и создающие плотную ткань мира, возвращают нас все в тот же «день сурка». Наше спасение и несчастье одновременно. В индийской религиях – индуизме, буддизме, джайнизме и сикхизме – это называется сансарой. Понять это можно лишь гипотетически, понимание же этого всей своей сутью ведет к схлопыванию «реального мира», мгновенному отождествлению переживания, переживаемого и переживающего [О. Нидал, 2010], а также осознанию, что все едино. Иногда это называют сознанием Будды, а достижение его – просветлением. А ведь всего-навсего нужно осознать, что нет времени, пространства и личности. Есть лишь переживание, что то же самое, что и то, что я переживаю, и что есть я сам. У Бориса Гребенщикова в одной из песен есть даже указание на этот процесс: «А ежели поймешь, что сансара – нирвана, то всякая печаль пройдет». Сказать это легко, а вот достигнуть!.. Подчеркну, сознание Будды, или когерентная суперпозиция, недостижимы в привычном для нас смысле слова. Мы не можем поставить себе это как цель. Наоборот, чем сильнее мы будем стремиться к ним, тем дальше от них будем оказываться. Поскольку живем мы в классическом мире времени, пространства и Я, который является лишь одной из возможностей, реализующейся нами и «выбранной» в суперпозиции.

Вернемся же к проблемам психотерапии. Почему в этой работе я так много и детально описываю то, к достижению чего не стоит стремиться и что все равно не может быть целью психотерапии, процесса, разворачивающегося в рамках классического мира? Предложенные выше размышления носят не исключительно теоретический и философский характер. Более того, я преследую довольно прагматические цели. Размышления о присутствии как о необходимом условии доступа к ресурсам суперпозиции бесконечно важны для практики психотерапии. Ведь именно свойства суперпозиции позволяют рассчитывать на то, что процесс переживания, основанный на свободном выборе, будет восстановлен. Если наша жизнь и жизнь наших клиентов и претерпевает те или иные значимые для нас трансформации, то только за счет питания поля суперпозицией.

Говоря о динамике изменений, происходящих в поле, затрону еще одну важную тему, по ходу изложения сути когерентной суперпозиции и ее значения для психотерапии могло показаться, что перед нами открываются совершенно новые и удивительные перспективы для личностной трансформации. Более того, что доступ к суперпозиции обладает потенциально безграничными ресурсами, – мы можем заново строить свою жизнь, выбирать новый мир, формировать новую вселенную, Здесь, однако, я бы хотел умерить эйфорию.

На практике мы чаще всего имеем дело с весьма ограниченными изменениями в процессе психотерапии. И дело здесь не только в том, что раньше мы не использовали это «секретное оружие», добытое из закрытых архивов квантовой физики. Причина – в ограничениях, которые динамика поля накладывает на возможности полевой трансформации. И эти ограничения исходят из самой динамики классического мира, который, я напомню, соткан из концепций. В реальной практике психотерапии, так же, как и в жизни вообще, мы имеем дело с комплексной динамикой поля, производной от принудительной валентности концепций, с одной стороны, и естественной валентности первичного опыта, с другой. Иначе говоря, несмотря на управляемое нами стремление к суперпозиции, которое могло бы лежать в основе потрясающих трансформаций и на психологическом, и на физическом уровне, изменения эти весьма умеренны. Виновна в этом ограничивающая тенденция концепций, которые по самой своей природе стремятся к стабилизации мира, к сохранению статус-кво. Роль сознания в формировании реальности из нелокального источника (суперпозиции) может оказаться довольно велика, однако self-парадигма, опираясь на концепции, привычным образом создаст такой же уже привычный для нас мир. Нефедов это называет самоссылкой [А. Нефедов, 2007], а Мамардашвили [2002, 2011] – дурной бесконечностью.

Таким образом, все, что остается нам в психотерапии, так это честно следовать пути, который предлагает нам переживание. Основываясь на присутственном контакте, переживание знаменует собой силу, разворачивающуюся под знаменами восстановления свободного выбора.

 

Суперпозиция и первичный опыт

По ходу чтения, по всей видимости, вам, уважаемый читатель, уже становятся очевидными аналогии между уже устоявшимся в диалогово-феноменологической психотерапии понятием первичного опыта и квантовой категорией когерентной суперпозиции. И то и другое понятия апеллируют к некоему источнику реальности, не сводясь собственно к самой реальности. И та и другая категории иррелевантны привычным для нас представлениям о Я, объекте, времени и пространстве. В данной работе в рамках обсуждаемого контекста психотерапии мы вполне могли бы использовать оба термина как взаимозаменяемые. Однако, на мой взгляд, категория первичного опыта в большей степени отражает суть происходящего в психотерапии. Именно по этой причине, а также исходя из желания избежать путаницы психологических и физических терминов, в дальнейшем обсуждении проблем диалогово-феноменологической психотерапии мы будем опираться именно на категорию первичного опыта. Временное заимствование понятия когерентной суперпозиции нам понадобилось для того, чтобы этой аналогией прояснить сущность процессов, происходящих на уровне первичного опыта. В дальнейшем, если мы и будем обращаться к этому понятию, то лишь как к метафоре процессов, происходящих в психическом.

 

Я постараюсь продолжить тему фундаментального парадокса присутствия в психотерапии, затронув некоторые его отдельные аспекты. В частности, рассмотрим, какое значение он имеет для понимания сущности религиозных практик, например молитвы, медитации и пр. Но сначала напомню вам сущность фундаментального парадокса присутствия.

 

Фундаментальный парадокс присутствия и его следствия

Напомню, фундаментальный парадокс присутствия заключается в том, что в контакте с высокой степенью психологического присутствия нивелируется значение и влияние наблюдателя. При этом конструирующие мир абстракции объекта / субъекта, времени и пространства как будто разрушаются на короткие мгновения, позволяя человеку черпать ресурсы изменений благодаря близости к первичному опыту (или, говоря словами квантовой механики, когерентной суперпозиции). Собственно парадокс заключается в том, что несмотря на утрированное присутствие субъекта-наблюдателя, объект в пространстве и времени не только не стабилизируется, что вытекает из ожиданий, основанных на базовых принципах современной психологии и физики, но и хотя на короткое время, но вовсе разрушается или, по крайней мере, перестает быть устойчивым. Таким образом, наблюдатель, присутствие которого создает реальность, в которой мы и живем, сам же эту реальность и дестабилизирует. Поскольку, действительно, это происходит лишь на короткое время и, по всей видимости, лишь в некотором приближении, на эмпирическом уровне мы имеем дело с реконструкцией реальности.

Подчеркну, с реконструкцией – не с уничтожением. Поскольку рассеивающуюся в не-пространстве и в не-времени реальность было бы некому наблюдать. И наоборот, в момент, как только появится субъект-наблюдатель, оснащенный традиционным для него набором разнообразных концепций, мир привычным образом примет ту или иную форму, которая может более или менее отличаться от предыдущей, существовавшей до присутственного контакта. Напомню, что реальность в привычных для нас времени и пространстве строится именно концепциями, которые существуют в форме некоего вида психологического вируса. Как только внутри первичного опыта появляется носитель такого вируса, реальность начинает приобретать ту или иную устойчивую форму. Получается своего рода реальность-штамм, которая, в свою очередь, с потрясающей скоростью «заражает» сотни и тысячи новых наблюдателей. Эти наблюдатели, в свою очередь, становятся очередными носителями штамма-реальности. Таким образом привычная нам реальность становится стабильной и устойчивой.

В этом механизме реальность должна оставаться незыблемой. Однако все на том же эмпирическом уровне нам известно, что представления об этой реальности, а следовательно, и сама реальность время от времени меняются у того или иного наблюдателя. Каким же образом это происходит? Посредством все того же описанного мною выше парадокса. В акте того или иного вида присутственного контакта человек оказывается довольно близко к первичному опыту, который является бесконечным источником любых возможных трансформаций. Единственный незыблемый принцип, по которому функционирует первичный опыт, – это свободный выбор. Наблюдатель, абстрагировавшийся из первичного опыта в результате акта осознавания-наблюдения, продолжая черпать из него ресурсы, может совершить любой выбор новой реальности. И если бы не структурирующие этот хаос штаммы-концепции, то эта новая реальность могла бы оказаться совершенно непредсказуемой. На практике же мы имеем дело лишь с умеренной трансформацией реальности. Но уже этого может оказаться достаточно для наших целей – достижения терапевтически желаемых изменений.

 

Молитва: средство разрушения власти объекта и концепции

Аналогии только что описанному процессу мы находим в сущности молитвы. Тезис о разрушении субъект-объектных отношений применим к ней в полной мере. В молитве разрушается Объект. Разрушается вместе с субъектом. На некоторое непродолжительное время больше нет образа Бога и нет меня. Есть лишь единое поле (а именно оно и есть Бог). Тут с очевидностью также замешан схожий парадокс, на сей раз теологического свойства. А потому он более опасный для описания и понимания. «Как же так?!» – может спросить удивленный читатель: «Молитва – средство, призванное обеспечить доступ к Богу, уничтожает его?» Выглядит, на первый взгляд, как богохульство. При первом прочтении действительно так. Однако это верно лишь до тех пор, пока мы рассматриваем Бога в качестве объекта – некоего седовласого существа, похожего на нас, сидящего где-то в небесах. Не богохульство ли само по себе такого рода антропоцентрическое понимание Господа?!

Разумеется, мы не можем видеть и представлять мир глазами не-человека. Но и любая религия, за некоторым, правда, исключением, основана не на непосредственном опыте, но на вере. А это некий отличный от традиционного наблюдения способ познания. Поэтому и доказательства существования Бога в истории философии носили не опытный, а умозрительный, например, логический или онтологический характер. Возвращаясь к разговору о сущности Бога, подчеркну неоправданность антропоцентрического подхода к его пониманию. То, что он сотворил нас (или продолжает сотворять сейчас) по своему образу и подобию, вовсе не означает, что это подобие телесного свойства. И вообще, не факт, что именно Господь сотворил тенденцию человека строить реальность по принципу «концептуального уплотнения мира». Возможно, это более позднее новообразование антропоцентрического свойства. Поэтому нам не станет никогда достоверно известно, какова природа Бога. Однако, исходя из множественных указаний в самой Библии, Бог представляет собой скорее поле, нежели тот или иной субстрат, «выжатый из него».

Полагаю, все время в течение своего развития человечество имело доступ не столько к Богу, сколько к концепции Бога. Так же, как и всякая более или менее глобальная концепция, она приобрела совершенно отчетливые очертания и сформировала соответствующий ей мир. Теперь Бог стал реальностью, реальностью, природа которой антропоцентрична. Полагаю, именно по этой причине психологический образ Бога, появившийся в Библии и в посланиях отцов церкви, так напоминает акцентуированные качества собирательного образа человека. Бог христиан, например, очень ревностен, суров, угрожает человеку перманентным наказанием. Бог мусульман непримирим, но гостеприимен. Боги древних скандинавов и славян воинственны. А языческие боги греков и римлян обладают целым набором человеческих качеств, которые просто потрясают своим разнообразием.

Как бы то ни было, при внимательном прочтении древних текстов становится очевидным антропоцентрический характер представлений о Боге(ах). Разумеется, это не случайно. Та или иная культура, тот или иной уголок человеческой цивилизации стал источником разных концепций. Но центром всех их был и остается сам человек, его эмоции, его чаяния, его ожидания. По этой причине христианский Бог является христианином по сути, Бог мусульман и иудеев соответственно мусульманином и иудеем. Поэтому совершенно парадоксальным на первый взгляд образом мы можем прийти к Господу, только разрушив концепцию Господа. Так, то, что сначала выглядело как парадокс, приобретает более ясную и последовательную форму при внимательном его прочтении.

Вернемся же к исходному пункту наших рассуждений – к молитве как средству встречи с Богом. В процессе молитвы, точнее молитвы с высокой степенью психологического присутствия в ней человека, происходит нивелирование значения абстракций объекта и субъекта. В какой-то момент человек и Бог перестают быть отделенными друг от друга. Они становятся одним и тем же. Восстанавливается естественная природа поля. В этот момент человек и Бог неотличимы друг от друга. Порой такое состояние продолжается не более нескольких мгновений, после чего восстанавливается прежняя концептуально-фиксированная реальность привычного христиано-иудейско-мусульмано-языческого мира. Бог снова становится чем-то отдельным и недостижимо-непостижимым. Но самое важное в молитве происходит именно в эти мгновения, когда человек теряет привычную концептуальную опору, выстроенную на абстракциях субъекта/объекта, времени и пространства. Говоря словами квантовой механики, он оказывается стремящимся к суперпозиции, а апеллируя к языку диалогово-феноменологического подхода в психотерапии, скажем, что он очень близок к сущности первичного опыта.

Позволю себе поискать еще более глубокие аналогии между молитвой и присутственным контактом. Может, следующее прозвучит слишком вызывающе, но все же скажу, что молитва и присутственный контакт, так же, впрочем, как и медитация, суть один и тот же процесс. С той лишь разницей, что исходно эти процессы апеллируют к разным концептуальным объектам. В случае молитвы это образ Бога, в присутственном контакте образ Другого, в медитации – образ Будды, ламы или любого другого объекта. Различаясь радикально в исходных установках, все описываемые процессы преследуют одну и ту же цель – выход за пределы концептуально фиксированного мира. Справедливости ради стоит отметить, что эта цель неочевидна для молящихся, медитирующих или находящихся в присутственном контакте людей. Но каждый раз, когда степень психологического присутствия в том или ином процессе становится достаточной для того, чтобы был разрушен концептуальный объект (чаще всего это происходит, напомню, незаметно), концепции на некоторое мгновение утрачивают свое влияние. Именно в этот момент и происходят все изменения. Итак, молитва, медитация и присутственный контакт суть одно. Таким образом присутствие своей Жизнью в Жизни Другого совершенно идентично молитве. Иначе говоря, присутствие в контакте с Другим – суть встреча с Богом. Именно в глазах другого человека можно узреть Бога.

Я хочу быть правильно понятым читателем. Я провожу столь смелые аналогии не потому, чтобы заимствовать авторитет религии и церкви, равно как и не для того, чтобы вызвать скандальные реакции религиозных ортодоксов. И уж совершенно не для того, чтобы вызвать смятение в умах и претендовать тем самым на новую религию. Религиозные по своей сути искания вообще не имеют отношение к моим рассуждениям. Я хочу лишь продемонстрировать и высветить некий единый механизм доступа к невообразимым изменениям, которые могут быть доступны для человека. Этот механизм имеет в своем основании все тот же базовый для диалогово-феноменологической психотерапии тезис – первичный опыт может быть частично или полностью доступен нам лишь при условии разрушения или временной деконструкции классических абстракций, являющихся необходимым условием для формирования любых концепций – объекта/субъекта, времени и пространства. Правда, это лишь теоретическое положение. В реальности мы никогда еще не получали доступ к суперпозиции в прямом смысле слова. А если и получали, то те из нас, кому это удалось, пребывают уже, возможно, в ином мире, в иной вселенной, или пополнили своим присутствием психиатрические клиники.

 

Медитация и фундаментальный парадокс присутствия

Рассуждая таким образом над сущностью фундаментального парадокса присутствия и утверждая, что доступ к Господу лежит через нивелирование образа Господа, как не вспомнить расхожую фразу – «Встретишь Будду – убей Будду». Каким же образом совершается «убийство» Будды в буддистской традиции? Если в параграфе о христианстве мы говорили о молитве как способе деконструкции образа Бога, то в данном случае речь пойдет о медитации как основной духовной практике в буддизме и индуизме, а также важной составляющей йоги.

По своей сути медитация представляет собой некую практику концентрации внимания для выработки способности к контролю над своими чувствами и мыслями, а также для достижения специального религиозно-психического состояния и осознанности. Объектом концентрации могут служить ощущения внутри организма, внутренние образы, реже – эмоции. Иногда медитация проводится с концентрацией на некий внешний образ или предмет. Например, образ Будды или ламы. При этом степень присутствия всей своей сутью в этом процессе является его краеугольным камнем. Медитирующий человек присутствует всей своей жизнью, которая как бы сосредотачивается в точке образа.

Как видим, медитация практически идентична, если не по содержанию, то по сути личного процесса, с присутственным контактом в общении или психотерапии и молитвой в религиозных практиках христианства, ислама и иудаизма. Фундаментальный парадокс присутствия мы можем наблюдать в полной мере и тут. Медитирующий человек, доводя до предела выраженности свою позицию наблюдателя, парадоксальным образом участвует в создании условия для разрушения субъект-объектных отношений. Сказанное справедливо, однако, в зависимости от степени психологического присутствия в контакте с тем или иным образом.

Медитация является основным средством достижения просветления, которое, по определению ламы Оле Нидала [2010], является точкой достижения сознания Будды, где становится очевидной природа реальности, основанная на единстве переживающего, переживаемого и переживания. Иначе говоря, просветление суть состояние, когда для меня становится очевидным, что я, мой клиент и переживание нами друг друга суть одно. Не существует изолированного в поле меня, равно как и не существует независимого от меня и моего восприятия клиента. Так же, как мои чувства, мысли или желания не что иное, как актуальный способ придать полю некую структуру. Более того, времени и пространства как объективных факторов реальности также больше не существует. Все это лишь майя, иллюзия ума. На самом деле все едино и неделимо. Чем не описание первичного опыта из методологии диалогово-феноменологической психотерапии?!

 

Глас Божий, или коллапс волновой функции: доступ к первичному опыту

Здесь мне хотелось бы сделать небольшой дополнительный комментарий относительно природы Бога. Вам, читатель, наверняка известна привычка Господа являться тому или иному избранному человеку – Иисусу ли, Моисею ли, Аврааму ли и другому в виде отдельного библейского персонажа, названного Гласом Божьим. Поскольку явленый в полноте своей природы голос Бога просто уничтожил бы смертного или, по крайней мере, сделал бы его сумасшедшим, поразив его ум, Господь транслирует свою волю через этого персонажа, который в квантовом смысле этого слова представляет собой коллапс волновой функции Бога. На обыденном же языке это означает, что Господь является человеку в том виде, который адекватен привычной классической реальности. В противном же случае человек просто не смог бы придать значение тому, что увидел. Итог – сумасшествие или смерть от напора феноменологического инновационного потока из первичного опыта.

Другой способ явления Бога человеку в виде коллапса Его истинной природы мы можем наблюдать также в событии вручения скрижалей с заповедями, которые он передал Моисею на Синайском полуострове. Адаптированное для классической реальности пространственно-временное послание евреи получили, при этом их сознание и здоровье не пострадало. В любом случае – одним из основных библейских мотивов, который отразился и в этом случае, является утверждение, что узреть Бога вживую было бы делом опасным для здоровья, если не сказать чреватым смертью. Поэтому благосклонный к человеку Господь говорит с нами на нашем языке классической реальности.

Какое же значение только что сказанное имеет для описания теологического аспекта фундаментального парадокса присутствия? Самое непосредственное. Поскольку узреть Бога вживую мы не можем, человек (или сам Господь) создал способ, которым мы можем прикоснуться к Его природе, при этом физически и психически не пострадав. И способ этот – присутствие всей витальностью и силой своей Жизнью в поле Господа. Для этого, правда, мы вынуждены сделать акцент нашего присутствия на каком-то конкретном образе, исходя из пространственно-временной, т. е. объектной природы нашей реальности. При этом, как мне уже, я надеюсь, удалось это показать, не так важно в контакте с кем или чем я присутствую сейчас – с образом Бога, другим человеком, иконой, внутренним ощущением. Суть одна – присутствие, сила которого парадоксальным образом нивелирует в некоторых более или менее ограниченных пределах значение базовых абстракций классической реальности, лежащих в основе коллапса первичного опыта к классической реальности – времени, пространства и субъекта/объекта.

* * *

Может ли оказаться доступным просветление в диалоговой психотерапии? Является ли диалоговая психотерапия дорогой в рай или ад? Можно ли переживать в актуальном режиме контакт с представителями потустороннего мира или реинкарнацию, все так же занимаясь психотерапией? Нелепые вопросы, не правда ли? У каждого человека свой путь к первичному опыту (раю, просветлению, потустороннему миру, сознанию Будды, на Олимп в конце концов) – психотерапия, молитва (православная, католическая, мусульманская или иудейская), медитация, различные духовные практики, жертвоприношение и пр. Однако и психотерапия, и буддизм, и христианство, и ислам, и иудаизм, и индуизм, и пр. Представляют собой в своей предельной глубине очень схожую попытку приблизиться к тому опыту, в котором нет еще редукции к известному нам классическому миру, который стабильно выстроен на фундаменте представлений о времени, пространстве и субъект-объектном расщеплении. Путь каждого религиозного человека уникален, но в большинстве из наиболее популярных способов достичь своей цели нельзя не заметить единый механизм, который в диалогово-феноменологической психотерапии мы обозначаем как фундаментальный парадокс присутствия.