Первым опомнился Имре Тамаш.

— Быстро обыскать весь сад! — приказал он.

Смутни и Тимар бросились выполнять приказ. Через секунду они уже скрылись в кустах.

Жена кулака вылезла из ямы и, упав на труп дочери, заплакала. Ее худое угловатое тело содрогалось от рыданий.

— Боже, боже, как же ты нас покарал! За что ты на нас разгневался?.. Лучше бы в меня попала эта пуля!..

Вдруг она вскочила, словно подброшенная пружиной, и, в клочья разорвав на себе платье, предстала перед бойцами в чем мать родила.

— Убейте меня! Проткните меня штыком! Я хочу умереть! Понимаете? Умереть хочу!.. — Раскинув в стороны свои худые, как щепки, руки, она уже не кричала, а визжала: — Чтобы вам всем сдохнуть, проклятые!.. Безбожники!

— Тихо ты, старуха! — прикрикнул на нее Андрей. — Сдохнуть не так легко, как ты думаешь! — С этими словами он ударил жену кулака кнутом. — Если ты сейчас же не замолчишь, я тебя так исполосую, как вы меня в свое время полосовали! Или забыла уже?

— Андрей, прекрати! Не делай глупостей! — крикнул мужику Имре. — Свяжи ее, и дело с концом!

Связанный кулак не переставал кричать и ругаться.

— Будьте прокляты! Голытьба вшивая! — вопил он.

— Заткнись! — крикнул кулаку Петр и ударил толстяка прикладом.

— Убийцы! Негодяи! На помощь! — завопил Матвей.

Андрей и Билек подхватили тяжелое жирное тело кулака под руки и потащили к березе, которая росла возле сарая.

— Нечего с ним нянчиться, — сказал Петр. — Вздернуть его на дереве! Сук подходящий как раз есть…

— Такого борова этот сук не выдержит, — заметил Андрей. — Лучше ему пулю в живот пустить!

Петр накинул Матвею на шею петлю. Кулак хрипел, рычал, как дикий зверь…

Со стороны улицы доносилась редкая ружейная стрельба, и это вселяло в кулака, хотя и слабую, надежду на то, что белые вовремя подоспеют и освободят его.

Однако как только петля на его шее немного затянулась, кулака охватил панический страх и он закричал:

— Ради господа бога, не вешайте меня! Андрей, Петр, вы же христиане, смилуйтесь!.. Я и так наказан! Убита родная дочь!

— Не мы ее убили! Ты и сейчас привел белых в село! — выкрикнул Андрей.

Тамаш вплотную приблизился к кулаку и спросил:

— Будешь говорить, хозяин? Чистосердечным признанием ты еще можешь спасти свою паршивую жизнь!.. А если решил упрямиться, то я не стану удерживать мужиков, которых ты сам обижал! Пусть они рассчитаются с тобой за все!.. От кого ты узнал, что в село придут красные?

Кулак низко опустил голову и еле слышно произнес:

— Поручик Стародомов передал…

— Стародомов?! Значит, он с вами заодно?

Кулак молчал.

— Говори!.. Немедленно говори! Андрей, если он не будет говорить, вешай его, и все! Выходит, Стародомов — ваш человек?

— Наш.

— А зачем трезвонили в колокола, когда мы вошли в село?

— Это поп звонил, подавал условный сигнал белым… Они не совсем ушли из села, по другим дворам попрятались… Стародомов обещал нам, что он сам свою роту разгонит…

— Понятно… Вот почему он всю роту разбросал по селу. В случае нападения мы не смогли бы оказать белым организованный отпор… А куда убежала твоя младшая дочка?

— К попу, сказать ему, что командир первого взвода остановился в моем доме…

— Выходит, вы готовили нам ловушку?

Матвей молча кивнул.

— Все это предложил Стародомов? — спросил у кулака Тамаш.

— Конечно он.

— А как бы вы нас разоружили?

— Оружие у нас есть… а остальное мне не известно.

— Кто твой сын? Второй раз тоже он стрелял?

Матвей снова замолчал, не желая отвечать на вопрос. Тамаш толкнул Петра в бок, а тот дернул за веревку.

— Нет!.. Нет!.. — захрипел кулак.

— Будешь говорить?

— Если я скажу, вы меня все равно расстреляете.

— Сын твой знаком со Стародомовым?

— Знаком. Они вместе служили.

— Хорошо, Матвей, мы тебя не будем вешать. Однако развязывать пока ни тебя, ни твою старуху не станем. Когда перестрелка закончится, мы передадим вас в ревтрибунал.

Снова завязалась перестрелка.

— Быстрее! — крикнул Билек, который только что вместе со Смутни вернулся во двор. — Беляки теснят наших!

— Быстро затащить пулеметы на чердак дома! — приказал Имре. — Будем вести огонь оттуда!

— Скорее, скорее! — торопил бойцов Балаж.

— А этих гадов пристрелить надо! — проговорил Билек, показывая на связанных.

— Не смейте! — остановил Билека Тамаш. — Все на чердак!

Бойцы затаскивали на чердак пулеметы и ящики с патронами, относили наверх мешки с землей.

Имре Тамаш установил пулемет у окошка, из которого как на ладони была видна вся улица.

— Позиция неплохая, — заметил Имре. — Огонь открывать с близкой дистанции! Зарядить все пулеметы и винтовки! По одиночным целям стрелять из винтовок, по групповым — из пулеметов!

Бойцы укрылись за мешками с землей, и лишь один Билек на корточках сидел у люка, через который можно было попасть на чердак.

Выстрелы доносились откуда-то издалека. Бойцы чувствовали себя отрезанными от всего мира. Они не имели никакого представления о том, где находятся другие взводы их роты, не знали, какими силами располагают белые, откуда они двигаются.

Группа Тамаша была слишком малочисленной для того, чтобы рискнуть на прорыв. В данный момент бойцам казалось, что чердак — самое надежное место для них.

— Идут, — шепнул Петр. — Вон там, в конце улицы.

— Дай-ка я посмотрю, — сказал Имре и выглянул в окошко. — Да, человек двадцать, не меньше. Кто бы это мог быть?

— Кто, кто! Белые! — бросил Андрей. — А с ними кулаки. Вон тот, самый толстый, это Никифор Демьянович, один из самых богатых кулаков… Сейчас я его щелкну… Я ему задолжал малость…

— Подожди, — остановил его Петр. — Пусть подойдет ближе.

— Билек, что там поделывают наши хозяева? — спросил Имре. — С ними ничего не случилось?

— Нет.

Тем временем белые приблизились к дому кулака Матвея метров на сто. По-видимому, они не догадывались о засаде красных и шли, забыв об осторожности.

Андрей долго целился. Но вот прозвучал выстрел — и кулак Никифор свалился на землю, даже не успев вскрикнуть.

— Меткий выстрел! — похвалил Петр товарища. — Теперь моя очередь стрелять.

Винтовка дрогнула в руках Петра. Одновременно выстрелил и Имре. Ни тот ни другой не промахнулись.

Потеряв сразу троих, белые залегли. Они еще не заметили, откуда в них стреляли, и открыли беспорядочную стрельбу вдоль улицы.

Через несколько минут белые поднялись и пошли дальше. Снова раздалось сразу три выстрела, но ни один из них в цель не попал. Белые опять залегли.

— Товарищи, стреляйте не торопясь, — тихо заметил Имре. — Они пока еще не поняли, откуда мы стреляем… Пусть подойдут поближе, а тогда уж мы их из пулемета встретим.

Заметив, что стрельба прекратилась, белые осмелели и пошли вперед.

В этот момент раздался выстрел с лестницы, которая вела на чердак.

— Что такое?! Кто стрелял? — подскочил к люку Имре.

— Это я выстрелил в сад, — объяснил Билек. — Там что-то пошевелилось, я подумал, что человек. Наверное, показалось. Пусть Смутни сменит меня, я хочу быть с вами.

— Давай, я не против, — согласился Имре. — Сейчас он тебя сменит, потом ты его.

Смутни спустился вниз и уселся на самую нижнюю ступеньку, откуда ему было хорошо видно кулака и его жену. Смутни закурил и ехидно спросил у кулака:

— Не хочешь ли закурить, Матвей?

Хозяин молча бросил в его сторону взгляд, полный ненависти.

— А то дам разок затянуться. Кто знает, может, это твоя последняя цигарка в жизни. Хотя тебе теперь уже все равно.

— Всех вас тут сейчас перестреляют, — злобно прошипел кулак.

Смутни, как ни в чем не бывало, пожал плечами:

— Возможно… Но перед этим я прикончу тебя. Кто-кто, а ты уже не увидишь нашей смерти.

Матвей задумался.

— Ну, говори, чего хочешь, — разрешил ему Смутни.

— Ты не мадьяр, я чувствую по разговору. Ты словак…

— Ну и что из того, хозяин? Что, я спрашиваю?

— Дай закурить… Ты совсем не такой, как эти мадьяры… Сказывается славянская кровь.

Смутни почувствовал, что кулак, видимо, не зря начал этот разговор. Что-то, наверно, сказать хочет.

— Да, я из славян, Матвей. А все славяне — братья.

— Ты тоже так думаешь?

— Да, думаю, Матвей.

— Я не умею хитрить, скажу прямо: если бы ты был таким же, как те чехи и словаки, что с нами плечом к плечу сражались, то было бы хорошо… Я был бы тебе благодарен, если бы…

Лайош Смутни, казалось, нисколько не удивился предложению кулака:

— Я тебя понял, хозяин. Скажи мне только откровенно, не страшно тебе умирать?

Матвей осклабился:

— Дурак ты! Чего мне бояться? Не все ли равно, когда меня расстреляют: раньше или позже? А наши перебьют вас. А если не перебьют, тогда вы отдадите меня под трибунал… Надеюсь, ты понимаешь мое положение?

— А ты совсем не глупый мужик, Матвей, — заметил Лайош. — Ну, говори, чего ты хочешь?

— Сначала дай курнуть, а потом уж скажу.

Лайош сунул в рот Матвею цигарку. Тот несколько раз глубоко затянулся.

— Послушай, — попросил кулак, — развяжи ты меня и старуху. Своим скажешь, что мы убежали. А еще лучше, если и ты с нами уйдешь… Постой, не перебивай меня, я знаю, что говорю. У нас в селе столько сил, что вам с нами все равно не справиться. Все вы тут погибнете, до последнего… Мой сын приведет сюда своих людей. Может, это они сейчас и стреляли. А сын у меня шутить не любит… Подожди, я еще не кончил… Если пойдешь со мной, никто тебя не обидит. Глупые вы какие… Небось думаете, что теперь Колчаку пришел конец и вы дойдете до самого Владивостока. Не надейтесь! Весь христианский мир ополчился против вас: Америка, Англия, Франция, Германия… А уж со всем-то миром вам никак не справиться!

Лайош слушал кулака с серьезным выражением лица.

— Возможно, Матвей, ты и прав. Скажи, что ты сделал бы на моем месте?

Однако ответить кулак уже не успел: с чердака раздалась ожесточенная стрельба.

Когда белые подошли совсем близко к дому, Билек, лежавший за пулеметом, открыл огонь. Сначала пули ложились позади белых, но он сделал поправку и накрыл их. Удрать удалось всего троим-четверым. Но и тех уложили на землю меткие выстрелы Мишки Балажа и двух русских бойцов.

Первая атака белых провалилась. Однако в конце улицы уже готовилась к атаке другая группа белых. Учтя горький опыт своих предшественников, беляки на этот раз рассредоточились и приближались к дому кулака Матвея, прячась за стены домов и заборы.

С противоположной околицы села тоже доносилась стрельба.

— Стрелять? — спросил Билек у Имре.

— Подожди еще… Пусть поближе подойдут.

— Ладно, пусть подходят, — согласился Билек и начал, как ни в чем не бывало, высекать огонек для цигарки.

Наступили томительные минуты ожидания. Стрельба на околице усилилась. Видимо, там разгорелся ожесточенный бой.

— Сейчас начнем, — тихо сказал Имре. — Откроем огонь одновременно из трех пулеметов. Тимар, будешь подносить патроны! Смотри сам, чтобы ни у кого не было недостатка в патронах. А теперь… Огонь! — скомандовал он.

И в тот же миг заговорили три пулемета. Они стреляли недолго: оставшиеся в живых белые резво пустились наутек. Однако радоваться бойцам не пришлось, так как с противоположной стороны тоже показались белые.

— Осторожно! — успел крикнуть Петр. — Они стреляют по нас!

И действительно, пули свистели совсем рядом. Пришлось быстро перекладывать мешки с землей и изготавливаться для ведения огня в другом направлении.

— Ну, товарищи, покажем теперь и этим гадам, где раки зимуют! Огонь!

Затараторили пулеметы, защелкали затворы винтовок.

— Нет, так дело не пойдет! — прекратив стрельбу, крикнул Билек. — Что мы все стреляем в одну точку? Нужно проломить дыры в крыше!

Двое бойцов, взявшись за топоры, начали рубить деревянную крышу. Через три минуты широкая амбразура для стрельбы была готова. Петр подтащил к ней мешок с землей. Через пять минут была прорублена еще одна амбразура. Теперь огонь вели одновременно с трех точек.

Однако и белые зря времени не теряли. Забравшись на чердак соседних домов, они открыли огонь по дому Матвея.

— Черт возьми! — выругался Билек. — Меня ранили в ногу!

— Подними штанину, я тебя сейчас перевяжу! — крикнул Балаж.

Между тем белые изрешетили всю крышу.

— Ребята! — воскликнул Имре. — Смотрите, с крыш каких домов нас обстреливают, и из пулеметов давайте по ним! Ведь у них-то нет мешков с землей! И спокойно, без суеты!

На улице уже не было видно белых. Они залезли на чердаки соседних домов и стреляли оттуда, но уже значительно реже…

Смутни, охранявший кулака и его жену, вдруг заметил, что старуха вся как-то сникла.

«Не в обмороке ли она?» — подумал Смутни и, подойдя к ней, дотронулся до плеча.

— Что с тобой, мамаша?

Старуха открыла глаза и еле слышно прошептала:

— Воды!

Смутни пожалел старуху. Он пошел в кухню, нашел ведро, в котором было немного воды. Сняв с гвоздя ковш, зачерпнул воды и понес старухе. Напоил ее.

— Принеси и мне воды, — попросил Матвей.

Смутни уже повернулся, чтобы снова идти в кухню, как вдруг до его слуха донесся шепот.

— Они на чердаке засели, — шептал кто-то.

— Ничего. Сейчас мы их всех живьем поджарим. Давай быстрей! — тихо произнес другой голос.

— Как ты думаешь, сколько их там?

Кулак тоже прислушивался к шепоту. Больше того, он даже хотел закричать, позвать на помощь, но Смутни вовремя заставил его замолчать. Та же участь ждала и жену кулака. Старуха и пикнуть не успела. Теперь уже кулаки не могли выдать их, не могли позвать белых на помощь.

Широко раскрыв глаза, Смутни в оцепенении смотрел на дело рук своих. Невольно отошел шага на два, чтобы не видеть ужасной картины. И в тот же момент его фуражку пробила пуля.

Бросившись на землю, он развернулся в сторону кустарника, из-за которого только что доносился шепот.

«Ну, сейчас они бросятся на меня… а я один-одинешенек!.. Не трусь, Лайош, — попытался он утешить себя. — Но как же предупредить своих? А то ведь белые подожгут дом, и тогда пиши пропало… Мы как в мышеловке!»

Лайош прислушался, но больше ничего не услышал. Никто во двор не вошел. Затем раздались выстрелы, и снова все стихло.

«Возможно, белые не знают, сколько нас, и потому боятся… — думал Лайош. — Да и самих-то их, видно, раз, два и обчелся… Вполне возможно… Ну, если нам суждено вырваться отсюда, да еще попасть домой, то я лично, как только доберусь до дому, уйду в лес на целую неделю, чтобы не слышать никакого шума, не видеть людей… Буду только пение птиц слушать…»

Однако внезапно наступившая тишина была хуже перестрелки. Это была та самая томительная тишина, которая так страшно действует на нервы.

— Поползли назад! — снова раздался чей-то шепот. — Возьмем керосин — и тогда обратно.

Когда Смутни влез на чердак, товарищи с удивлением посмотрели на него.

— Почему ты оставил арестованных? — сердито спросил его Имре.

Лайош беспомощно развел руками и прерывающимся от волнения голосом проговорил:

— В саду белые были… Не знаю сколько! Они хотят поджечь дом. Скорее! Здесь нам больше оставаться нельзя!

— Во дворе никого нет?

— Сейчас нет… но только скорее! Я слышал, они пошли за керосином.

— Хорошо! Снести все оружие, патроны и мешки с землей вниз! — распорядился Тамаш. — Быстро только! А ты, Смутни, — бегом к арестованным!

— Нет никакого смысла… — Лайош пальцем показал на штык.

— Ты заколол их? — удивился Имре.

Смутни молча кивнул.

— Зачем? По какому праву? Я же не приказывал!

— Если бы я этого не сделал, — вымолвил Лайош, — они позвали бы белых на помощь. Нужно было действовать решительно. Все равно их ждала смерть…

Воспользовавшись передышкой, бойцы оказали первую помощь раненому Билеку. Спустя несколько минут все уже залегли в свежевыкопанной яме, укрепив бруствер мешками с землей. Более того, они даже успели перекрыть яму бревнами и досками, которые штабелями лежали во дворе. Теперь им не страшны были даже ручные гранаты.

На улице было подозрительно тихо. За пять минут не прозвучало ни одного выстрела.

— Черт возьми! — произнес Билек. — Беляки, видимо, дали драпака из села, а мы сидим здесь и трясемся от страха…

— Билек, прекрати молоть чепуху! — оборвал его Тамаш. — Рана болит?

— Еще как!.. Эх, палинки бы сейчас глоток. Все легче бы стало.

— Что надо? — спросил Андрей.

— Палинка — это, по-вашему, водка, — объяснил Смутни.

— У кулака в доме есть водка, — сказал Андрей. — Я сейчас принесу.

— Ты с ума сошел? — Смутни хотел дернуть Андрея за рукав, но не успел.

Андрей уже выскочил из укрытия и исчез в доме. Минут через пять Андрей вышел из дома, нагруженный провизией. В одной руке он нес мешок с продуктами, а в другой — кувшин с водой. В мешке оказались хлеб, лук, холодное жареное мясо и две бутылки водки.

— Ешьте, пейте, ребята!

Бойцы и на самом деле проголодались. Когда они вели стрельбу, то как-то и не чувствовали голода, а теперь вдруг у всех сразу засосало под ложечкой. Все дружно принялись за еду, прикладываясь время от времени к бутылке с водкой.

— Ребята, водки много не пить! — предупредил бойцов Тамаш. — Бой еще не закончился…

— Не вернутся они больше, — заметил Билек.

— Могу тебя успокоить, вернутся они, обязательно вернуться, — сказал Имре. — А тебе лучше еще раз перевязать ногу. Ну-ка, задери штанину!

Началась перевязка.

— Боже мой, да ты палач! Что же ты делаешь? — Билек от боли скрипел зубами.

Имре водкой промыл рану Билека, а затем со знанием дела перевязал.

— Ну и человек же ты! — бормотал Билек. — Водку жалеешь. Эх, закурить бы сейчас!

Прогремел одиночный выстрел, за ним другой… Стреляли по крыше. Через несколько минут на крыше заплясали языки пламени.

— Хорошо, что я успел вытащить жратву из дома, — сам себя похвалил Андрей. — Жаль было бросить все это.

Вдруг Петр вскочил как ужаленный и воскликнул:

— Ну и дурень же я! Ведь у кулака в доме деньги! Сгорит же все… Одежда, мебель… — И он помчался в дом.

Бойцы с удивлением смотрели ему вслед.

— Всю жизнь он бедствовал, нищим жил, — заметил Андрей. — Вот теперь и потерял голову.

Вбежав в дом кулака, Петр открыл дверцу шкафа с одеждой и начал выбрасывать на пол обувь, платье, рубашки, костюмы. Наконец в руках у него оказалась деревянная шкатулка, и он выскочил во двор. Лицо и руки его были перепачканы сажей. Он долго кашлял, освобождая легкие от дыма.

Через несколько минут крыша дома рухнула, и сруб превратился в один сплошной факел. Сухие бревна горели быстро и ярко. Такой пожар, даже если захочешь, не потушишь. Хорошо, что день выдался безветренным: пламя не грозило перекинуться на соседние дома. До сараев же от дома было довольно далеко.

Бойцы, словно завороженные, смотрели на пламя. Жара была такая, что им трудно стало дышать. Пот лил с них ручьем, они тяжело дышали, но покинуть своего убежища не могли.

— Зажаримся мы тут, — буркнул Тимар. — Заживо зажаримся.

— Ничего с нами не будет, — огрызнулся Смутни. — Дом уже догорает.

— Посмотрите-ка вон туда! — воскликнул вдруг Имре и показал рукой в сторону сада.

Все-посмотрели в указанном направлении.

— Что ты там увидел? — почти сразу раздалось несколько голосов.

— А вы разве не видите?

— Что?

— Погреб.

— Ну, погреб! — заметил Смутни. — Его и не видно даже.

— Неужели вы не понимаете?! — Имре перешел на крик. — Оно и хорошо, что его почти не видно из земли! В нем кулак небось картошку хранил!

— Ну и что из этого? — недоуменно спросил Смутни.

— Не понимаешь? Ведь в погребе может кто-нибудь спрятаться. Маньку откуда пристрелили?

— Да как же из погреба стрелять-то можно? — спросил Смутни.

— Как можно? А ты получше посмотри! Дверь-то подвала где находится? Вот то-то и оно! Вон и оконце виднеется, сбоку от двери. Туда может забраться только местный.

— Ну, хотя бы Иван, сын Матвея, — поддакнул Тимар.

— Точно! А может, он и сейчас там сидит?

— А и правда… черт возьми!

— Воды бы! — попросил Билек.

— Сейчас принесу.

Тимар выскочил из укрытия, подбежал к колодцу и зачерпнул целое ведро воды.

Все по очереди с жадностью напились воды.

— А хорошо, что я прикончил кулака-хозяина, а то ведь он просил меня отпустить его, — признался Смутни.

— Да ну? — удивился Тамаш.

— Просил отпустить, обещал горы золотые…

— Нужно немедленно что-то делать, — сразу же заговорил Андрей, узнав о смерти кулака. — Меня в селе все знают в лицо, но никому не известно, что я к вам перешел. Кроме Матвея и его жены, об этом никто и не знал, а они уж больше ничего никому не расскажут. Ну, может, еще Иван… Я думаю, мне стоит пойти посмотреть, что делается в селе, может, найду товарища Игнатова, и разобьем мы белых… Что вы на это скажете?

После короткого обсуждения решили: пусть Андрей пройдется по селу и посмотрит, что там делается.

Андрей вылез из убежища и вышел за ворота. И в тот же момент раздался одиночный ружейный выстрел.

— Убили его! — произнес Петр и побледнел.

— Еще неизвестно, — сказал Смутни. — А может, это он сам и стрелял?

Спорить долго не пришлось: со стороны сада послышались чьи-то голоса:

— Все сгорело… и они тоже…

— Так им и надо, этим красным!

— А я бы с ними немного поигрался!

— Жалко дом Матвея!

— Ничего, он новый построит.

— Важно, что конюшня цела осталась.

— Кони все целы…

— Иван, иди-ка сюда! Посмотри, что там такое?

— Что? Думаешь, кто-нибудь уцелел? Тем хуже для них. Оружие и патроны у них на чердаке были… До этого только красные могли додуматься!

— Посмотри-ка, они убежище себе сделали!

— Пару гранат — и дело с концом. Так мы убитых засыпали.

Кто-то громко и грубо рассмеялся.

— Сдавайтесь! — громко крикнул Иван.

— Имре, дай я его сниму! — попросил Мишка Балаж у Тамаша.

— Погоди! Видишь, он за деревьями прячется. Их, кажется, пятеро. Подожди немного, такую толстую березу пуля все равно не пробьет. Тихо, не разговаривайте! — шепотом приказал Имре.

— Оглохли, что ли, там?! Сдавайтесь, псы проклятые! — снова крикнул Иван. — А то все так и подохнете в своей яме!

Иван высунулся из-за дерева, чтобы бросить ручную гранату, но Мишка Балаж метким выстрелом тут же свалил его на землю. Иван, единственный сын и надежда кулака Матвея, так хладнокровно убивший собственную сестру, был теперь мертв…