Бойцы так устали за день, что сразу же повалились спать. Бодрствовали лишь дозорные, которых выставили для охраны роты. Но в ту ночь ничего подозрительного они не заметили.

И лишь один человек из тех, кто мог спокойно спать, не сомкнул глаз. Это был Петр. Он накормил и напоил оставшуюся без хозяина скотину кулака Матвея, почистил лошадей, подоил коров. Переодевшись в одежду кулака, Петр сразу стал почти неузнаваем. Вся семья Петра работала вместе с ним. Детишки с удовольствием пили парное молоко.

Имре Тамаш лег и заснул, но его разбудили. Открыв глаза, он увидел возле себя комиссара Игнатова.

— Сколько же я спал? — Имре вскочил.

— Целых три часа, — сказал Игнатов.

— Бойцы спят?

— Да.

— Прямо в обмундировании и сапогах?

— Конечно.

— Ну тогда все в порядке.

— Сейчас кругом тишина. Я тебе вот что хочу сказать: у нас гость.

— Кто такой?

— Дмитрий Сергеевич Акулов.

— Командир полка?

— Да. Его вторая и третья роты уже начали преследование отходящего противника. Нам приказано немедленно явиться к товарищу Акулову.

— И мне тоже? — удивился Имре.

— Тебе в первую очередь.

— Это почему же?

— Я и сам не знаю. Приказано, и все.

— Сейчас, я только умоюсь.

— Некогда умываться.

Тамаш пригладил волосы рукой и обтер лицо носовым платком.

— Быстрее! — торопил его комиссар.

Товарищ Акулов ожидал их в избе, где размещалась сельская управа. Он приветливо улыбнулся и за руку поздоровался с Игнатовым и Кереченом.

Акулов был красивым высоким мужчиной средних лет. Особенно красила его улыбка, открытая и добрая.

— Прошу садиться, товарищи! — предложил Акулов. — Я хотел бы немного побеседовать с вами. Сейчас принесут обед, так что вместе и пообедаем.

Через несколько минут стол был накрыт.

— Уж вы извините меня, но спиртного не будет, — проговорил Акулов. — Не то сейчас время. Вот разобьем врагов, тогда и выпить можно будет за здоровье оставшихся в живых и в память о погибших.

— Спасибо, товарищ командир полка, о выпивке мы и сами не думаем, — сказал Имре.

— Знаю… Мне рассказывали о вашей роте. У вас в роте был один любитель выпить — это предатель Стародомов, который так долго скрывал свое истинное лицо. А ведь вы, товарищ Тамаш, были правы, когда жаловались на ротного. Не скрою, мы виноваты в том, что вовремя не прислушались к вашему сигналу. Стародомова сразу нужно было бы снять с должности и арестовать. Я и сам не понимаю, как мы могли так оплошать… Заняты мы очень, забот полно, вот мы и не обратили должного внимания на Стародомова…

— Мерзавец этот Стародомов, — тихо заметил Игнатов.

В ходе расследования было установлено, что Стародомов за свою измену получал от кулаков деньги. Когда же красные захватили село, кулаки решили, что Стародомов их предал, и ему ничего больше не оставалось, как застрелиться, что он и сделал.

— Командование полка, — продолжал Акулов, — отмечает заслуги Имре Тамаша, взвод которого сражался героически. Я решил, товарищ Тамаш, назначить вас командиром роты, которой командовал Стародомов. Не возражаете?

Имре покраснел, услышав похвалу.

— Благодарю за доверие, товарищ командир полка!

— А троим вашим бойцам — Билеку, Тимару и Смутни — я объявил благодарность в приказе по полку. Правильно вы сделали, что перезахоронили останки красноармейцев-интернационалистов. Об этом я прошу доложить мне письменно с указанием имен и фамилий. Вашей роте предоставляю двухдневный отдых: пусть бойцы как следует отдохнут и приведут себя в порядок. В баньке помоются. Мыло им уже выписано. За чистоту тоже надо бороться.

— Слушаюсь! — ответил Тамаш.

— Имейте в виду, — продолжал Акулов, — что на войне сражаются не только с противником. — Командир полка развернул несколько плакатов, которые призывали вести борьбу с тифом и холерой. — Эти плакаты, товарищ комиссар, распространите среди бойцов. Наряду с политико-просветительной работой немалую роль играет сейчас пропаганда санитарии и гигиены. Я полагаю, что в этом отношении у нас далеко не все благополучно. А тиф сейчас косит людей, что твой противник. Вы, видимо, уже слышали, что в армии Колчака участились случаи заболевания тифом и холерой?

Игнатов беспокойно заерзал на стуле.

— Мы уже получили брошюры, в которых разъясняется опасность эпидемий, — ответил он, — но, к сожалению, бойцы, вместо того чтобы читать их, используют бумагу на курево.

— Об этом я тоже слышал. И так поступают не только в вашей роте. — Акулов покачал головой. — Виноваты в этом и командир, и комиссар — оба в равной мере. Завтра наш полковой врач расскажет бойцам о профилактике этих заболеваний. А как у вас в роте, вши имеются?..

— Бывает, попадаются, — признался Тамаш.

Командир полка снова покачал головой:

— Насекомые — это основной разносчик заразы. Белье и обмундирование при любой возможности следует кипятить. С заболевших тифом обмундирование сжигать! Случаи заболевания цингой в подразделении есть?

— Пока, к счастью, не было.

— Тут на счастье надежда маленькая. Пусть бойцы едят сырую репу.

— Товарищ командир полка, — начал Тамаш, — бойцы уже две недели спят не раздеваясь и не снимая обуви. Хочу разрешить им сегодня спать раздетыми…

— И правильно сделаете. Кроме того, пошлите людей на полковой склад, пусть получат на каждого бойца по пачке хороших папирос, по банке мясных консервов и куску сахара. Пусть едят на здоровье!

— Этому они очень обрадуются, — заметил Тамаш. — Товарищ комполка, разрешите доложить, что в боях за село особенно отличился Андрей Максимович Лабадкин, из местных, бывший красноармеец. В прошлом году его до полусмерти замучил кулак Матвей, во дворе которого мы обнаружили трупы жертв белого террора. Андрей хочет примкнуть к нам.

— Я о нем уже слышал. Храбрый человек! Я позабочусь о том, чтобы его тоже наградили… Докладывали мне и о Петре Ильиче Бухнове. Ему пусть отдадут одну корову из коровника кулака…

Игнатов радостно заулыбался:

— Для Петра большей радости и быть не может! Вся семья у него голодает.

— Вот, собственно, и все, о чем я хотел с вами поговорить… Не обольщайтесь одержанными победами: враг только дрогнул. Нам еще предстоят тяжелые бои… Правда, резервы у нас еще имеются. На фронт не сегодня-завтра прибудут новые части… Остальные распоряжения получите в приказе.

Спустя час рота была построена. Комиссар Игнатов сообщил бойцам о назначении Имре Тамаша командиром роты. Это известие было восторженно встречено бойцами. С не меньшей радостью восприняли они и сообщение о двухдневном отдыхе.

— Товарищи бойцы! — Тамаш стоял перед строем бойцов. — Сейчас я желаю вам приятного отдыха, после которого нам предстоят большие дела. Есть ли у кого из вас вопросы или просьбы?

С минуту стояла тишина, потом из строя вышел белокурый молодой боец.

— Товарищ командир, — начал он, — мы сделаем все, что от нас зависит… За отдых большое спасибо. Я вот только хочу сказать, что к нам сегодня еще с самого утра приходили местные парни. Говорили, что у них нынче вечером будут танцы на лугу, ну и нас, разумеется, пригласили. Вот я от имени всех бойцов и прошу у вас разрешения пойти повеселиться…

— Вы небось и девушек себе уже успели присмотреть? — шутливо спросил Имре.

— Так точно, товарищ комроты, — улыбнулся во весь рот белокурый парень.

Бойцы весело засмеялись.

— Неужели вы не устали? Может, вам лучше отдохнуть?

— Вот на вечеринке и отдохнем, — заметил один из бойцов.

— Хорошо, Гриша, согласен. Разрешаю всем вам сходить на вечеринку, только, чур, девушек не обижать! И чтобы в десять всем быть на месте! Кто опоздает, пусть пеняет на себя… Сегодня ровно в три часа я проверяю чистоту. Все. Разойдись!

Время отдыха обещало быть заполненным одними приятностями: мытьем в бане, переодеванием в чистое белье, гуляньем, пением песен под гармошку и балалайку.

Перед началом вечеринки Тамаш разговорился с Билеком, который, несмотря на ранение, тоже решил пойти повеселиться.

— Не хочешь ли ты найти себе здесь зазнобу? — спросил его Тамаш.

— Нет, и не собираюсь. У меня дома невеста есть… Эх, дружище, если бы ты видел, какие у нее глаза! Темные, бархатные, как ночь…

— Красивая, наверно? — заметил Тамаш. — Фото есть?

— Есть, — улыбнулся Билек и вынул из бумажника фотографию, аккуратно завернутую в пергаментную бумагу. С карточки смотрела на удивление красивая улыбающаяся девушка.

— Красивая, очень красивая, — похвалил Имре невесту Билека, — эх и славные детишки у вас будут!

В этот момент в избу вошел комиссар Игнатов, сел, помолчал.

— Я принес плохие известия, — наконец мрачно произнес он.

— Что-нибудь случилось?

— Случилось, и очень страшное. Во-первых, в Венгрии свергнута революционная власть. Антанта поддерживает какого-то офицера по фамилии Хорти. Думаю, дела там пойдут не ахти как ладно, товарищ Тамаш…

Имре помрачнел, услышав печальные новости:

— Я представляю, что наши господа сделают с теми товарищами, которые вернулись из революционной России! Да их же всех перевешают…

«Страшная вещь — смерть, — невольно подумал он. — Одно дело — умереть в бою, когда вокруг свистят пули и жизнь твоя висит на волоске. И совсем другое — умереть дома, на родине, после преследований и пыток… А ведь сейчас некоторые из моих товарищей по Соликамскому лагерю, наверное, уже добрались до Венгрии и, быть может, сразу же попали в руки палачей. Ну, например, товарищ Кендереши. А ведь у него трое детишек, жена. Он вернулся на родину еще в восемнадцатом году…»

— Я очень хорошо понимаю тебя, — тихо заметил Игнатов. — У нас в стране тоже не все хорошо. Сегодня в газетах сообщают о том, что белые разгромили в Красноярске вооруженное восстание революционных солдат. Казнено несколько сот человек…

Имре не сразу понял, где это произошло, и переспросил:

— Где это случилось?

— В Красноярске. Восстали солдаты, к ним примкнули военнопленные. Некоторые из них тоже казнены.

Имре невольно вспомнил о Керечене. «Где-то он сейчас? Может, в Красноярске?»

— Тогда не будет сегодня никакой вечеринки… — мрачно проговорил Тамаш.

— Я с тобой не согласен, — возразил ему Игнатов. — Этим ничего не изменишь. То, что свершилось, свершилось… Однако не нужно забывать о том, что Красная Армия победоносно наступает. Бойцы устали, они почти все время в боях и переходах. Сегодня пусть они сами потанцуют, а завтра заставят танцевать Колчака. Нам передают взвод латышей. Скоро у нас будет настоящая интернациональная рота. Я думаю, пусть ребята сегодня повеселятся, а уж завтра примемся за серьезные дела.

— Думаешь, так будет лучше, комиссар? — спросил Имре.

— Думаю, да.

— Ну ладно… Пусть потанцуют, но сам я не пойду. Лучше высплюсь.

— Знаешь, командир, а твои бойцы будут рады, если ты пойдешь вместе с ними. Поспать ты и после вечеринки успеешь. Комнатка у тебя тихая… В общем, смотри сам.

— А ты чем займешься? — спросил Имре комиссара.

— Я пойду вместе с бойцами.

Имре сначала отправился в баню, которую хорошо натопили хозяева. Раздевшись, он вошел в парильню и, плеснув шайку воды на раскаленные камни, разлегся на деревянной лавка, окруженный облаком горячего пара.

В голову лезли невеселые мысли.

«Столько событий за один день! Здесь одно, в Венгрии другое. А бойцы пойдут вечером на танцы, будут обнимать девушек… Когда только кончится эта война?.. — Имре вздохнул и улыбнулся. — Вот я и стал командиром роты! Эх, видели бы меня сейчас девушки! Ну хватит, размечтался, как мальчишка! Не заснуть бы мне в этой баньке…»

Встав с лавки, он вымылся и пошел одеваться.

Когда Имре вышел из бани, августовское солнце светило по-летнему, ослепительно ярко. Над селом кружили три аэроплана — советские, с красными звездами на фюзеляжах.

«Что-то сейчас дома творится? Венгерские господа офицеры расстреливают рабочих, как это делают здесь с русскими рабочими колчаковские офицеры. И в Венгрии появятся братские могилы, много могил. У нас — Хорти, в России — Колчак, Юденич, Деникин, Врангель, Семенов… Всюду враги… Нужно сражаться, бить их! А сейчас пора идти к бойцам, пусть они повеселятся, потанцуют. Выспаться еще успеют, а я вот только прилягу на полчасика и пойду…»

Имре вошел в избу и, не сняв одежды и сапог, прилег на диван, положив под голову подушку. Он закрыл глаза и моментально куда-то провалился…

Проснулся Имре только на следующее утро. Он так и проспал всю ночь, в форме, в сапогах.