Члены партбюро всегда активно интересовались жизнью личного состава. С их помощью в части открылась политшкола, которую охотно посещали жадные до знаний бойцы. Слушатели этой школы изучали азбуку коммунизма, политическую экономию, конституцию и много других дисциплин, которые расширяли их кругозор и о которых они еще вчера не имели ни малейшего представления.

В полку действовали литературный, музыкальный и театральный кружки.

По субботам в клубе негде было яблоку упасть — столько людей приходило туда. Огромным успехом пользовались театральные представления, на них охотно шли не только бойцы, но и местные жители. Особенно популярен был музыкальный спектакль под названием «Мирная конференция». Это был острый политический памфлет, в котором в самом неприглядном виде выводились видные политические деятели капиталистических стран.

После представления, как правило, до рассвета продолжались танцы. На одном из таких вечеров Имре Тамаш завязал знакомство, которое внесло в его размеренную жизнь беспокойство.

Организатором всех спектаклей и вечеров танцев был Покаи, который сам составлял программу, сам переводил пьески с русского языка.

Однажды к нему пришли две девушки — Катя и Тамара — и заявили о своем желании выступить на очередном вечере. Они тут же продемонстрировали свое искусство. В это время в клубе оказался и Имре. Он вместе с Покаи посмотрел номер, в котором выступали черноволосая Катя и красавица блондинка Тамара.

Имре сразу же влюбился в Тамару. Особенно хороша была Тамара в танце: ноги ее, казалось, не касались земли, гибкая стройная фигурка плавно двигалась в такт музыке.

Покаи понравилось выступление девушек, и он тут же включил их в список выступающих на полковых вечерах.

Имре Тамаш, не желая упустить случай, предложил Тамаре проводить ее до дома. Они долго прощались, пожимая друг другу руки, и обменивались красноречивыми взглядами.

Девушка сразу же поинтересовалась, кто он такой, откуда, женат ли, когда собирается домой. О себе она рассказала немного. Сообщила только, что работает машинисткой на одном заводе, что ей двадцать два года, замужем она не была и не будет, так как не может найти себе хорошего жениха.

У Имре после Татьяны не было серьезных увлечений, а сейчас он почувствовал, что Тамара очень нравится ему. И хотя он совсем не знал, что это за девушка, но, поддаваясь, какому-то безотчетному чувству, тянулся к ней.

Тамара не уклонялась от встреч, напротив, даже искала их.

Однажды после свидания Имре, как обычно, проводил ее до дома.

— Разреши зайти к тебе? — шепнул он на ухо девушке, обнимая ее.

— Заходи, — согласилась Тамара.

Дальше все совершилось с калейдоскопической быстротой… Осмотрелся он только тогда, когда вставал с дивана. Голова сладко кружилась.

Горела маленькая печка-«буржуйка», распространяя приятное тепло. В комнате стояли кровать, застланная белым покрывалом, старомодный шкаф, маленький столик на резных ножках и два мягких кресла. На стене висело несколько картин, написанных маслом. Что на них изображено, Имре не понял, но картины ему понравились. Судя по обстановке, семья Тамары была зажиточной.

Тамара поправила платье и скороговоркой сказала:

— А теперь уходите! Скорее уходите ради бога! Вот уж не ожидала… Я не люблю подобных приключений! Что это такое? Зашли и, как медведь, ни слова не говоря, повалили меня… Это ужасно! Немедленно уходите!

Имре не знал, как поступить. Тамара очень нравилась ему, и он не хотел бы потерять ее. Он обнял девушку и, прижав к груди, поцеловал. Тамара не сопротивлялась.

На следующий день Имре рассказал о своих приключениях Керечену.

— Из твоего рассказа я понял, что Тамара — дочь богатых родителей. Машинисткой она работает временно. Вполне возможно, что на эту работу она пошла для того, чтобы ее считали трудящейся. Возможно, она и к нам-то льнет только потому, что мы сейчас у власти. Нас она, разумеется, любить не может. Не обольщайся тем, что она отдалась тебе. Думаю, что это она сделала отнюдь не бескорыстно.

Имре понимал, что Керечен прав.

На следующий день Имре уехал в командировку в Нижний Новгород и вернулся в Казань только через две недели. За время отсутствия Имре полк из бараков перевели в город, в кирпичные здания, в которых раньше размещалось финансовое управление.

Шел апрель. В один из субботних вечеров в полку устроили танцевальный вечер, на котором появилась и Тамара. Вела она себя вызывающе, но Имре посылала обольстительные улыбки.

Когда они танцевали, Тамара, сделав обиженное лицо, спросила:

— Что это вы даже смотреть не желаете в мою сторону? А я как раз хотела вас кое о чем попросить.

— Пожалуйста, если это будет в моих силах.

— Знаете, я слышала, что вы, венгры, умеете превосходно обрабатывать свиные туши, — непринужденно защебетала Тамара. — У нас есть поросенок, и мы хотели бы его забить. Вы в этом деле что-нибудь понимаете?

«Еще бы я не понимал! — мелькнуло у Имре в голове. — Какие колбасы, какие окорока я делал!»

— Понимаю, — ответил он.

— Вот и прекрасно! — оживилась Тамара. — Я вас очень прошу, приходите к нам завтра домой и помогите!

— Охотно, тем более что завтра воскресенье. Утром я буду у вас, — согласился Имре.

Когда Тамаш на следующий день пришел к Тамаре, она встретила его более чем приветливо.

— Скажите, за что вы на меня сердитесь? — капризно надула она губки. — Я вас так давно не видела. Может, я чем-нибудь обидела вас?

Имре чувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Он даже растерялся немного.

— Вы очень переменились, — продолжала щебетать Тамара. — В чем я виновата перед вами?

— Чего вы хотите от меня? — спросил Имре прямо.

На глазах у Тамары заблестели слезы.

«Эта девица — большая артистка», — подумал Имре и произнес:

— Не плачьте, Тамара, не надо!

Безотчетно он обнял Тамару, крепко поцеловал… Он даже позабыл о цели своего прихода, а когда вспомнил, сказал:

— А теперь лучше приняться за дело: время не ждет.

Тамара серной выскочила из комнаты, а через минуту вернулась, держа в руках тарелку, на которой лежало аппетитное колечко жареной колбасы и большой ломоть свежеиспеченного белого хлеба.

— Прошу отведать, товарищ командир!

Тамаш давно не ел ничего подобного и, конечно, не стал отказываться. Он даже не обратил внимания на то, что его обманули, заманили в этот дом под благовидным предлогом. Единственное, о чем он не забывал, — не показать Тамаре, что он голоден, и потому старался есть медленно и лениво, как это делают сытые люди.

— Нравится?

— Вкусно. Очень вкусно.

— Сама делала, — похвалилась Тамара.

— Ты хорошая хозяйка!

— Да, кое-что я умею. — Тамара приблизила свое лицо к лицу Имре и, обхватив его голову обеими руками, заглянула Тамашу в глаза:

— Скажи, а ты мог бы полюбить меня?

— А я разве не люблю?

— Э, не надо разыгрывать комедию! Целоваться ты умеешь. Но одного этого мне мало. Я хочу, чтобы меня любили так, как не любят ни одну женщину на свете! До гробовой доски… Как я умею это делать… Самоотверженно… — Проговорив это, она села к Имре на колени и обвила его шею руками. — Ты парень понятливый, — продолжала она. — Жаль только, что культуры у тебя маловато. Не вытирай рот носовым платком, когда перед тобой лежит салфетка! Словом, ты немного диковат и несколько неотесан, но мне ты и такой нравишься. Как ты посмотришь на то, чтобы жениться на мне, а?

«Да ты, красавица, просто обольстительница, — подумал он. — Хитрая обольстительница… Видимо, тебе что-то нужно от меня… Будь осторожен, Имре! — приказал он сам себе: — Смотри, будь осторожен! Не потеряй голову! Хоть и красивая она девка, но жизнью ради нее рисковать не стоит! Керечен был, видимо, абсолютно прав…»

— А если тебе придется уехать со мной? Или ты хочешь, чтобы я сам остался здесь, в вашем городе? — спросил Имре.

Тамара шаловливо укусила его за ухо.

— Подожди, послушай меня! У нас в Берлине есть очень богатые родственники. Ты меня понимаешь? Давай уедем отсюда в Берлин! Понимаешь? В Берлин!

— А почему ты не уедешь туда одна?

— Мне не дадут заграничный паспорт. Понимаешь?

— Понимаю.

— Все очень просто, — зашептала Тамара на ухо Имре. — Скоро ты поедешь к себе домой. А до этого времени мы поженимся. Ты заберешь меня с собой, а когда будем ехать через Германию, я сойду с эшелона и поеду в Берлин к своим родственникам. Если захочешь, можешь поехать со мной.

Имре захотелось ударить ее, но он сдержался, более того, он еще крепче обнял Тамару…

Пламя «буржуйки» освещало красивое тело Тамары, придавая ему бронзовый оттенок.

— Сейчас ни о чем не говори…

— Возьмешь меня в жены?

— Если ты так хочешь…

— Уедем отсюда вместе, хорошо?

— Хорошо, Тамара.

— Ой, как же ты плохо говоришь по-русски!

— Ничего, научусь у тебя.

— Наши родственники устроят тебя в Берлине на работу… Если тебе будет невмоготу со мной, мы разведемся и ты спокойно вернешься к себе в Венгрию.

— Об этом мы позже поговорим.

— Хорошо… Я хочу тебя предупредить, в Венгрии сейчас преследуют коммунистов. Не уезжай туда! В Берлине тебе будет лучше. Там мы сможем жить спокойно. У моей тетушки есть собственный завод и три дома, которые она сдает внаем. Если захочешь, будешь работать на заводе начальником смены… Самое главное — это переехать через границу!

— Но ведь для этого нужны деньги.

— А ты не глуп, — хихикнула Тамара. — Не беспокойся, денег у меня достаточно, и в валюте, и в золотых вещах. Еще есть бриллианты.

— Много?

— Ты, я вижу, любопытный.

— Конечно. У меня такой характер. Так сколько?

— Много.

— Это не ответ. Тысяча долларов?

— Больше.

— А золота сколько?

— Два фунта.

Тамаш тихо свистнул:

— Это, конечно, кое-что. С таким капиталом и в Берлине можно начать дело.

Тамара прильнула к Имре и, взяв его руку в свою, медленно заговорила:

— Не сердись на меня, милый… Я знаю, ты меня любишь. Женщины всегда чувствуют любовь. Ты мог принять меня за бездушную, бессердечную авантюристку, быть может, даже за контрреволюционерку… Но я не такая! Я, например, прекрасно понимаю рабочих. Понимаю, хотя и знаю, что я не из их мира. Мне здесь плохо, мне не хватает воздуха… Я задохнусь, если не уеду отсюда! Тебя я тоже боюсь. Ты дикий, как чужой! Но я тебя не пугаю. Мой старший брат рассказывал, что в Венгрии…

Имре перебил ее вопросом:

— У тебя есть брат? Раньше ты о нем не говорила.

— Не говорила… — Тамара несколько смутилась. — Он живет с мамой на другой половине дома. У него отдельный вход со двора.

— И чем он занимается?

— Да знаешь… — Тамара растерялась еще больше. — Он сейчас нигде не работает… А вообще-то он юрист…

— Он был офицером?

— У нас каждый дипломированный специалист был офицером, но брат…

«Осторожно, Имре! — подумал Тамаш. — Тамара — дочь богатого человека, брат ее — белый офицер. У них много золота. И тогда, когда рабочие голодают, они забивают свинью. Тут дело нечисто. Они, наверно, хотят втравить меня в какую-то авантюру… Брат ее, возможно, служил у Колчака, а она в это время «искала жениха»! Теперь же хочет бежать за границу… Ну, Имре, уноси отсюда ноги, пока не поздно!»

Набросив шубку на голое тело и сунув ноги в меховые тапочки, Тамара проводила Имре до двери. Поцеловала в губы и шепнула:

— Договорились, значит?

Имре кивнул. Тамара вернулась в комнату. И тут Имре услышал, как кто-то подошел к воротам и довольно громко произнес:

— Молот — серп.

— Молот — серп, — ответил ему чей-то бас.

Имре отшатнулся в тень, чтобы его случайно не заметили. Ему было видно, что у другой калитки стояли двое мужчин. Едва они скрылись в доме, Имре вышел на улицу.

По дороге в казарму Тамаш анализировал происшедшее. Тамара считает его недалеким, серым человеком и надеется, что он у нее в кулаке. Ненавидя Советскую власть, она намеревается бежать за границу, заключив для этого фиктивный брак с ним. В Берлине же она избавится от него, быть может, даже выдаст его полиции. Сейчас многие богачи бегут из Советской России…

«Но ей меня не провести. Да и я не посрамлю чести интернационалиста. А о подозрительных типах, которые ходят в дом к Тамаре, нужно поговорить с кем-нибудь из чекистов».

Имре первым делом пошел к Покаи, в библиотеке у которого сидели Керечен, Мано Бек и Бондарь, работавший в ЧК.

Вероятно, по лицу Имре можно было понять, откуда он пришел, потому что Керечен, ничего не спрашивая, сказал:

— Разумеется, ты идешь от Тамары…

Имре, словно провинившийся школьник, низко опустил голову. Вид у него был такой комичный, что все рассмеялись.

— Эх ты, полуночник! — с укоризной заметил Покаи.

— Братцы, я вам должен кое-что рассказать. — Имре тяжело вздохнул. — Только прошу, пусть это останется между нами. Словом, влип я в нехорошую историю…

Они внимательно выслушали Имре, а Бондарь из ЧК поинтересовался, на какой улице находится дом Тамары, сколько там выходов, кто живет, как выглядит брат Тамары, сколько лет ее матери.

Когда Имре кончил говорить, Бондарь переспросил:

— Так какой у них пароль?

— «Молот — серп». Я хорошо запомнил эти слова.

— А не «Серп и молот»? — спросил Мано. — Ты, может, слова переставил?

— Ничего я не переставлял.

— Странный у контрреволюционеров пароль, самый что ни на есть революционный. Тут что-то не так… А ну-ка, как это выглядит на бумаге? — Мано написал на листке бумаги эти слова и, повертев в руке, вдруг воскликнул: — Понял! Понял! Вот мерзавцы!

— Что ты понял? — спросил его Бондарь.

— А вы прочитайте эти слова наоборот! Получится: «Престолом»! Понятно? Это же монархический лозунг! Поздравляю тебя, Тамаш, ты напал на след зверя!

— Я немедленно доложу об этом в ЧК, — заявил Бондарь. — Тамаш, ты все сказал? Ничего не скрыл? Если можешь, постарайся познакомиться с братом Тамары, а с ней самой продолжай встречаться, будто ничего не случилось. Разыграй, что по уши влюбился в нее. Пусть Тамара думает, что ты простачок и клюнул на ее удочку. Узнай, где у них спрятаны ценности. Я полагаю, что мы напали на важное гнездо монархистов. А у тебя, Покаи, как обстоят дела с подругой Тамары?

— Мне кажется, она простая девушка, и все.

— Возможно, но и ты будь осторожен. В случае малейшего подозрения немедленно сообщай мне обо всем. Друзья, надеюсь, все вы и без моего предупреждения понимаете: об этом разговоре никому ни слова! — И Бондарь распрощался с ними.

Убедившись в преступных намерениях Тамары и ее брата, Имре искусно сыграл простачка. Ему удалось познакомиться с братом Тамары, Анатолием Михайловичем Гавриловым, и узнать кое-что о готовящемся заговоре монархистов.

В день, намеченный для свадьбы, чекисты неожиданно нагрянули в дом родителей Тамары и произвели обыск. Было обнаружено много иностранной валюты, золота, а самое главное — найдены монархические листовки, которые явились неоспоримым вещественным доказательством контрреволюционной деятельности.

Пока в доме Тамары шел обыск, Тамаш находился в казарме, не зная, что происходит в доме его «невесты».

Все новости он узнал только поздно вечером, когда в полк вернулся Бондарь, участвовавший в обыске.

— Черт бы вас побрал! — шутливо проворчал Имре, здороваясь с чекистами. — Шесть лет живу в России, наконец-то встретил девушку, которая пришлась мне по вкусу, и тут вы все испортили.

Бондарь, не поняв шутки, метнул строгий взгляд в сторону Имре и сказал:

— Все далеко не так просто, дорогой друг.

— А что такое?

— Скажу позже. Когда ты виделся с Тамарой в последний раз?

— Три дня назад.

— С тех пор ты о ней ничего не слышал?

— Нет, ничего… А почему ты спрашиваешь?

— А потому, что за это время произошли интересные события. Я почти час допрашивал Анатолия Гаврилова, брата твоей красавицы. Он много интересного рассказал. Девица была убеждена, что ты в нее по уши влюблен и женишься на ней. Между прочим, это не первый случай, когда девица из богатой семьи путем заключения фиктивного брака покидает родину. Ты, конечно, ничего не заметил, а из-за тебя в семье разразился настоящий скандал. Родители Тамары во что бы то ни стало старались отговорить дочь от ее плана. Они не хотели выдавать ее за коммуниста, простого крестьянина. Если бы ты был офицером, тогда другое дело…

— Ну, а дальше что?

— Получилось так, что верх взяли родители… Тамару они срочно отправили в Москву, к каким-то своим родственникам.

— Она сейчас в Москве?

— Да… По словам Гаврилова, ей оттуда легче уехать за границу, чем отсюда. Словом, отцу с матерью удалось сломить упрямство дочери и этим самым спасти честь семьи, как они полагают, оградив дочь от брака, пусть даже фиктивного, с большевиком.

— Тамара уже уехала из Москвы? — спросил Имре.

Бондарь пожал плечами:

— Не знаю. Мы послали телеграмму в Москву. Возможно, что твою красотку уже задержали, но ты ее не жалей…

Между тем Керечен ежедневно заходил в штаб полка за письмом, но напрасно. Иштвана в штабе все уже хорошо знали, и ему даже спрашивать ничего не нужно было: кто-нибудь жестом показывал, что письма нет.

Однажды в казарме, где размещались Имре Тамаш и его друзья, появился худощавый мужчина с широкой нарукавной повязкой, на которой был вышит красный крест.

— Ульрих! — обрадованно крикнул Имре, узнав друга. — Как ты сюда попал?

Ульрих по-дружески обнял Иштвана, а затем объяснил:

— Знаешь, получилось так, что я стал начальником городской аптеки. Хозяйка моя сбежала за границу, а я остался владеть аптекой. Но домой-то мне очень хотелось, и я возьми да заяви, что, мол, я офицер и хочу вернуться на родину. Мне сразу же предложили явиться в лагерь для дальнейшего, так сказать, прохождения службы. «Дудки, — решил я про себя. — Обратно в лагерь, да еще к офицерам, я не пойду». Отправился в военную комендатуру и заявил, что хочу добровольно вступить в Красную Армию. Рассказал коменданту, что все мои друзья-товарищи уехали из города с «золотым» эшелоном. Мне ответили, что им очень нужны медики.

— И тебя зачислили в часть?

— Конечно. Несколько месяцев я служил в Красноярске, а потом меня спросили, не хочу ли я демобилизоваться. Я ответил, что хотел бы попасть в интернациональный полк, где служат мои друзья. В штабе армии мне сказали, что вы в Казани, а я-то ведь думал, что вы уже давно в Москве… И вот я здесь.

— Ну-ну, рассказывай дальше!

— Получил я направление, продаттестат… деньги у меня были… и поехал. А Керечен у вас? Что с ним?

— Здесь, в полку, здоров, только очень уж тоскует…

— Бедняга Керечен, — тяжело вздохнул Ульрих. — У меня для него плохие вести… Жена его умерла при родах. В больнице мест не было, она рожала дома… ну и заражение крови…

— А ребенок тоже умер? — спросил Имре.

Ульрих кивнул.

— А когда скончалась Шура?

— Подожди, дай вспомнить… Вы в марте уехали… апрель, май, июнь… значит, в июне, в самом начале…

— Ты был на похоронах?

— Был.

— А дед?

— Дед умер.

— А шурин Дмитрий?

— Он сидит в тюрьме.

— Да, жаль Иштвана, — выдавил из себя Имре. — Как ему об этом сказать?

— Я сам скажу ему, осторожно… Если о таком можно рассказать осторожно… Услышав такие известия, человек или выздоравливает — постепенно, разумеется, — или погибает…

Через час Ульрих, как мог, дипломатично рассказал Иштвану Керечену о смерти Шуры.

Иштван выслушал его молча. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Трое суток Керечен молчал. И товарищи не трогали его.

На четвертый день Керечен подошел к Имре и, положив руку ему на плечо, сказал:

— Теперь и домой можно ехать, Имре!