Рос Дима сильным, подвижным, не по годам сообразительным мальчиком. По окончании начальной школы учительница дала ему такую характеристику:

«Фадеев Вадим, 11 лет 5 месяцев, сын служащего. В школе учится 4-й год. По данным педагогического обследования в умственном развитии дает повышение на полтора года. Успевает по всем предметам. Мальчик развитой. Работает медленно и грязно, но работы всегда подает аккуратно. На уроках внимателен.

Работал в уч. и хоз. звене, был вожатым уч. звена. Работу выполнял добросовестно. Дисциплине подчиняется.

Направляется для продолжения своего образования во П-ю ступень.

Преподаватель IV-б гр. А. Кривцова».

Вадим с гордостью носил красный галстук. Пришло время _ вступил в комсомол. Участвовал в рейдах «легкой кавалерии». Увлекался боксом, борьбой, плаванием, занимался музыкой, играл в спектаклях самодеятельного театра. Перечитал горы книг по естествознанию и геогра-

фии, по искусству и технике, знал наизусть многие произведения Пушкина, Лермонтова, Некрасова, рассказы Чехова и Горького и превосходно читал их со сцены. Ему хотелось многое знать и уметь. Он не любил праздного времяпрепровождения. В' старших классах Вадим изучил моторную лодку, получил права на ее вождение, а летом работал перевозчиком почты на Волге.

Классом ниже училась сестра Руфпна, а на целых семь —маленькая Юля. Но пришло время, н прозвенел

для Вадима последний школьный звонок. Отцу очень хотелось, чтобы сын стал, как и он, инженером-строи-телем.

— Папа, я хочу поработать,— сказал Вадим, —Хочу сам, понимаешь, сам хочу узнать запах хлеба. Своими руками, вот этими сильными руками строить социализм...

— Успеешь, сын. Никуда не уйдет от тебя работа, а институт... Пойдешь в строительный, Дима.

— Папа, милый мой папочка, хочу жизнь понюхать, а она подскажет, кем быть,

— Мне приятно слышать это от своего сына. Значит, он вырос у меня человеком. Но пойми, Дима, и мой долг: пока в силах, я должен дать тебе образование. Ты последний в нашем роду мужчина-Фадеев. Случись что со мной — все на твои плечи ляжет, и я хочу, чтобы они были прочными... Ты должен пойти в строительный,— говорил Иван Васильевич доверительно-спокойно, густым, слегка рокочущим голосом.

Вадим не стал огорчать отца, пошел в строительный. Снова учеба, работа в комитете комсомола, городские соревнования по боксу, проба сил в театре. На втором курсе Вадиму исполнилось восемнадцать, он стал совершеннолетним мужчиной и имел право сам решать свою судьбу.

«Ты же никогда не будешь строителем, Димка, — сказал он сам себе. — Не твое это призвание. Так зачем же обманывать государство? Тебя зовет море, небо, суровая жизнь... Так иди туда, где нужны сильные, смелые, выносливые и упорные люди».

Вадим еще не решил, с чего начать поиски своего места в жизни, но в институт после зимней сессии не пошел. В аэроклубе посоветовали заглянуть через год: будет весенний набор на пилотов без отрыва от производства. И тут же спросили:

— А вы где работаете?.. Ищете? При Осоавиахиме курсы шоферов есть, через месяц будет новый набор... Сейчас? Что вы, там люди с октября занимаются, скоро выпуск.

В школе шоферов Вадим настоял, чтобы приняли его, не ожидая следующего набора.

— А что вы от этого теряете? — убеждал он. — Одним шофером больше будет, и только.

И он за месяц усвоил полугодовую программу— теорию, устройство двигателя и машины, ремонт, правила уличного движения и практическую езду. Экзамены сдал на «отлично» и получил права шофера третьего класса. Водители автомашин требовались всюду.

— Мне бы, где езды больше, где скорость нужна, — попросил Вадим_прн распределении на работу.

А ему предложили хлебный фургон. Дело показалось нудным: пока загрузят, пока разгрузят — больше стоишь, чем едешь.

Но что делать? Пришлось прокладывать путь в авиацию на хлебном фургоне, Вадим знал уже все доступные марки самолетов, изучал вечерами аэродинамику и теорию полета, прочитал, какие нашел, книги по авиационным двигателям и приборам. Иной раз везет хлеб, держится за баранку И все Во псем нужна сноровка. Пробуй, больше, больше дает газ, дерзай, Вадим! В жизни все при-будто на взлет идет. Но годится

взлететь не дает трель ми- паи г.>.

лицейского свистка. Вадим

сбавляет скорость, тихо подруливает к булочной, а мимо, по середине улицы, мчится «скорая помощь». «Вот бы куда!» — завидует Вадим.

Отец —крупный инженер-строитель, работы много, домой приходил поздно и не всегда видел, чем занимаются его дети. Как-то перед майским праздником он случайно наткнулся в чулане на промасленный ватник.

— Диме купила, — пояснила Варвара Федоровна. —

Мальчик автоделом увлекся, не в пальто же ему там возиться.

Ничего не сказал Иван Васильевич. После праздников пришел он с работы необычно рано, долго ходил по кабинету и никак не мог успокоиться. Когда Вадим пришел, все уже перегорело, улеглось.

— Не ожидал я от тебя этого, Дима. Я уже говорил с деканом: к сессии тебя допустят.

Иван Васильевич нашел время заглянуть в институт и после сессии.

— Удивительно, — говорил пожилой декан. — Во втором полугодии человек не был ни на одной лекции, а сессию выдержал. Ваш сын великолепно сдал экзамены.

Тревожный, холодящий душу вой сирены останавливает прохожих, расчищает перекрестки — мчится по улицам Куйбышева «скорая помощь», а за рулем — Вадим...

Осенью состоялся еще один крупный разговор с отцом. Иван Васильевич, честный советский труженик, хотел, чтобы сын его строил новые заводы, дома, электростанции, в которых так нуждается страна. А сын мечтал стать защитником своей Родины, защитником всего, что создано и будет построено народом, партией.

— Я работаю, папа, и хочу учиться на летчика.

— Ладно, — нехотя сдался отец. — Ищи свое место в жизни, но запомни: кем бы ты ни был, где бы ни работал— ты всегда должен оставаться человеком. А настоящий человек никогда не стоит на месте —всю жизнь он трудится и учится, отдает всего себя людям.

— Не обижайся, папа, прошу тебя. И не подумай, что мне вскружил голову беспосадочный перелет Чкалова на остров Удд. Я давно мечтал подняться в небо.

Вадим ушел с третьего курса института. Днем работал, вечерами «штурмовал» науку. Зайдут, бывало, товарищи, гулять приглашают, а он виновато склонит голову набок и говорит:

— Знаете, кореши, книгу достал нужную. Всего на денек дали...

Кореши уходили недовольные, обижались. Не всегда, конечно. Но, поздравляя с днем рождения, упомянуть об этом не забыли.

«Вадиму Ивановичу Фадееву.

Ты, рожденный великими днями нашей эпохи; ты —великий человек по форме, по структуре и комплекции; ты, чья нога не имеет себе равной; ты, который обречен на вечные муки в поисках 49 размера ботинок и лишен возможности посещения катка; ты, к сегодняшнему дню проживший на свете ровно два десятка лет, в дни грандиозных побед на всем социалистическом фронте прими наше искреннее поздравление. Твой второй десяток был не плохим по дружбе, исключая последние дни, но неважен по жизни.

Желаем, чтобы к следующему юбилею тебя можно было поздравить со счастливой жизнью и хорошей дружбой.

Желаем прожить твой остаток века в доблестном труде и жизненной учебе, ибо человек всю жизнь трудится и учится.

В. Воскресенский В. Пушкарев А. Киреев Вавилов».

В Куйбышевский аэроклуб Вадим пришел хорошо подготовленным, закончил его в 1938 году и остался работать инструктором, продолжая учебу в тренировочном отряде. Осенью тридцать девятого года в воздухе сильно пахло порохом, и Вадим стал проситься в военную школу летчиков. Не отпустили. Друзья по аэроклубу уже были зачислены в военное училище, писали, что с января начнутся занятия. Вадим пошел^к комиссару аэроклуба.

— Зачем меня держите, товарищ комиссар? Стране нужны военные летчики. Не могу в такое время... В общем, отправьте меня в училище, и вы обо мне еще услышите, честное партийное.

В начале января 1940 года начальник аэроклуба вызвал Вадима, вручил ему запечатанный пакет и сказал:

— Вот тебе, Фадеев, наше напутствие. Приедешь в Ульяновск, вручишь лично начальнику школы. А сейчас быстро оформляйся, зайди в военкомат — там уже знают — и... счастливого тебе пути, дорогой ты мой! — Он крепко пожал большую руку Вадима, затем не выдер-

жал, обнял его, повернул к двери и, хлопнув легонько по спине, сказал: — Иди.

Начальник школы распечатал пакет, прочитал вслух письмо за подписью начальника и комиссара аэроклуба:

— «Убедительно прошу принять в счет нормы на пилотское отделение отличника учебы инструктора Фадеева В. И.

Тов. Фадеев В. И. имеет полное среднее образование, отлично окончил Куйбышевский аэроклуб в 1938 году по группе курсантов, а в 1939 году—-тренировочный отряд.

Тов. Фадеев зачислен кандидатом в училище ВВС, кандидат ВКП(б) с 1939 года, отличный физкультурник и спортсмен».

Полковник поднял взгляд на Вадима, изучающе долго смотрел на него.

— М-да. Характеристика— лучше не надо... Сколько весишь?

— Девяносто четыре.

_ Силен, — заключил начальник школы. — На СБ будешь летать. Слышал такой скоростной бомбардировщик?

— Истребителем хочу...

— Милый мой, правильное направление тебе даю — в бомбардировочную. Через недельку отправим вас в Чкалов.

В бывшее Оренбургское авиационное училище Вадим прибыл из Ульяновска с небольшой группой таких же новичков, как и он сам. Привели их в баню, постригли как полагается наголо. После мытья выдали каждому белье чистое, новое обмундирование. Все оделись, не узнают друг друга. Только Вадим никак не оденется. Белье кое-как натянул, а шаровары и гимнастерка трещат.

— Ладно, — сказал старшина. — Надевай сапоги, шинель, на склад как-нибудь добежишь, а там подберем.

Кинул он ему кирзы сорок пятого размера — не лезет нога. Шинель самую большую подал, а она, как заячий тулуп на Емельяне Пугачеве, по швам расползтись хочет, да нитки на диво крепкими оказались; рукава короткие, полы выше колен. Пришлось одевать то, в чем приехал. На складе тоже ничего путного не нашлось. Почесал старшина затылок, пробурчал: «И вымахало же тебя на мою голову».

Недели две ходил Вадим на занятия белой вороной. Сшили ему по мерке полный комплект: вместо кирзовых— сапоги яловые с подковками, идет в строю вечером, искры из булыжника высекает; гимнастерка и шаровары в самый раз; шинель длинная, курсантская, грудь колоколом; сверху буденовка — настоящий командарм.

Правда, командарм этот первые дни ходил впроголодь. Но от зоркого глаза начальства ничего не ускользает— и утвердило оно Вадиму двойной паек.

Начал он, как и все, постигать военные науки: уставы, строевую и винтовку трехдюймовку — «никому не отдавай», как в песне поется. Одна беда — сначала к дисциплине не мог привыкнуть. Требования и все, что полагалось, конечно, выполнял. Лишь изредка, бывало, сцепится со старшиной. Тот не выдерживал жаркой схватки, бежал к политруку или к командиру. Те вызывали курсанта Фадеева и видели перед собой уравновешенного и вполне спокойного парня, и ничего в нем неукротимого, ■як жаловался старшина, не было. Получал внушение о 1'ажности дисциплины, и на этом все кончалось. Так было в первые два месяца, пока из Вадима «дурь вышибали».

На лекциях пришлось Фадееву слушать то, что он давно уже знал. И понял Вадим — напрасно тратит время Написал рапорт начальнику школы, чтобы разрешил сдать экзамены досрочно. Разрешили — сдал, перевели в старшую группу. .

Встретил как-то Вадим Бориса Кузнецова, знакомого куйбышевского пария — он к тому времени уже два года проучился. От Бориса узнал: кто сдаст в мае экзамены по мотору и самолету, будет допущен к полетам. Вадим снова написал рапорт. Дал ему начальник школы две недели на самостоятельную подготовку, видно, его самого заинтересовало, как это у напористого курсанта получится.

На экзаменах спрашивали Вадима, как ему казалось, тенденциозно, чтобы сбить с него самоуверенность. Курсанты изучали мотор и самолет четыре с половиной месяца, с инженерами. Сдавали экзамены, волновались. Тройка, четверка, тройка, четверка. Редко кто пять получал, не обошлось и без двоек. А тут захотел человек экстерном. Гоняли Вадима долго, но он ответил на самые трудные вопросы. Комиссия вывела ему по обоим предметам «отлично», но указала, что он зря отказывался от консультаций у инженеров.

На другой день командир эскадрильи приказал Фадееву выйти на полеты. Летать надо было сначала на У-2. Все группы оказались переполненными. Инструктор, к которому направили Вадима, выразил недовольство: «Вот вас в план не включили, я вас вывезу позже...» и тому подобное. Вадим сказал:

— Меня вывозить не нужно, я готов сразу сдать все зачеты по У-2.

Инструктор криво улыбнулся, но ничего не ответил.

Вскоре подозвал Фадеева командир звена и спросил, правда ли, что он хочет без вывозных сдать ему зачет.

— Да, — подтвердил Вадим.

— Садись в машину — узнаю, что ты за «летчик»,— сказал капитан с иронией.

Сели они в самолет. Командир звена дал задание, Вадим взлетел, строго себя контролируя, все четко выпол-

2* 19 нил и сел точно в ограничители на три точки. Капитан приказал:

— Еще сделай две посадки.

Фадеев выполнил задание, как и в первый раз. Капитан вылез из самолета.

— А ну, орел, сделай еще полетов пять, погляжу с земли на профиль посадки.

Взлетел. Сел отлично. Второй раз —тоже. Глянул — флажком машут: «заруливай». Зарулил.

— Идите к командиру звена, — сказал инструктор,— получите замечания.

Подошел к капитану.

__ Молодец! Летал отлично. Перевожу тебя на переходную машину.

Итак, на У-2 Фадеев успел сделать только пять полетов Перегнал Кузнецова Бориса. У него пятнадцать, у некоторых по шестьдесят полетов, а на переходную машину не переводят. И попал Вадим в первый отряд, в первое звено, в первую группу.

На переходном самолете Фадеев налетал минимальное число провозных и доложил командиру эскадрильи, что готов сдать на самостоятельный полет. Майор подумал и решил принять зачет.

На другой день, 14 июня 1940 года, Фадеев летал без инструктора и очень был рад этому. Ведь из восьмидесяти человек самостоятельно летали только семнадцать. И среди них он, Вадим Фадеев, а начал позже всех. Когда после посадки вылез из самолета, инструктор сделал обычные замечания, пожал ему руку и поздравил с самостоятельным вылетом. На старте как раз были командир отряда, комиссар эскадрильи, его помощник по комсомолу. Позвали Фадеева к себе, тоже пожали руку и поздравили. Комиссар похвалил и приказал курсанту написать для газеты «Контакт», как он в короткий срок обогнал своих коллег. После, на партсобрании, ставил комсорга звена Фадеева в пример.

В газете поместили о нем статью, целый подвал, и портрет. Озаглавили «Стальная воля».

Месяца через два «Контакт» написал о Фадееве в передовой статье:

«Приятно было слышать, как глубоко отвечал на задаваемые комиссией вопросы секретарь президиума ВЛКСМ курсант Фадеев. Да иначе и не могло быть. Ведь на протяжении всей учебы тов. Фадеев упорно работал над собой, был проникнут одним желанием — в совершенстве овладеть авиационной техникой, чтобы как можно скорее вступить в ряды славных советских летчиков.

Результаты не замедлили сказаться. Тов. Фа-

' Деев получил по всем дисциплинам только «отлично».

После СБ вылетел Вадим на истребителе И-16, сделал последний школьный полет — ведь завтра начнется новая жизнь! Приказ о назначении ждали долго, а чтобы не забывали пилотирование, выпускникам разрешали летать. Об этих днях Вадим писал родителям:

«Эх, и хорошо! Когда летишь и делаешь разные «кляузы», тогда кажется, машина — это я сам. Пробовал летать на спине, вверх колесами, на высоте две с половиной тысячи метров — получается. Разгонял самолет до предельной скорости, вводил в боевой разворот и сразу набирал высоту метров на пятьсот — шестьсот за какое-то мгновение. Машина напряжена до крайности, мотор ревет так, что стоящим на земле делается страшно— как бы не развалился. Но главная цель — испытать самого себя при перегрузках, чтобы взять от машины все, на что она способна».

Сшили окончившим школу красивую синюю форму: френч с накладными карманами, на левом рукаве золотом шитая эмблема летчика, фуражку с «крабом»... Пришел приказ на распределение, а на звание почему-то задержался. Дали условно по одному «кубарю» — младших лейтенантов, и уехал Вадим на край земли, закалять на ДВК свой характер. После, в сорок первом году, пришло звание... сержант срочной службы.