В ночь на 29 апреля наша авиация нанесла сильный удар по боевым порядкам и огневым позициям противника. Утром снова вылетели на задание 144 бомбардировщика, 84 штурмовика и 265 истребителей. Вражеская авиация тоже не бездействовала. Накануне и 29 апреля днем она пыталась совершить массированные налеты на советские войска и военные объекты западнее Краснодара. Однако наши летчики-истребители, захватив инициативу и господство в воздухе, оказали противнику сильное противодействие и сбили за два дня 116 самолетов, потеряв 45. Только за 29 апреля в воздушных боях было уничтожено 72 и подбито 9 немецких самолетов.

Несколько раз поднималась в воздух и группа Вадима Фадеева. В конце дня Вадиму пришлось вступить в бой недалеко от своего аэродрома с четверкой «мес-сершмиттов». С самого начала он понял, что встретился с бывалыми асами, и его четверке придется очень трудно. 'Как недоставало ему Аркадия... Фадеев предупредил ведомых, что противник опытный, подбодрил шуткой, а на него уже наседал немецкий ас. Вадим сделал несколько замысловатых фигур, но отвязаться от него не удалось. Видно, фашист заметил на капоте мотора русского восемнадцать звездочек и выбрал себе достойного противника. Фадеев, улучив удобный момент, резко переломил самолет, с переворотом через крыло взмыл вверх и через какую-то долю секунды оказался над хвостом проскочившего вперед «мессершмнтта», на фюзеляже которого заметил нарисованного дракона.

— A-а, старый знакомый! — узнал его Вадим.

«Дракон» не осилил такой маневр, однако никак не хотел лезть в сетку прицела. Долго гонялся за ним Фадеев, пока не поймал на мгновение и не всадил в него короткую очередь из всех огневых точек.

Ас выпрыгнул из горящей машины, долго не раскрывал парашюта. «Боится расстреляю, — подумал Вадим.— Живи. В плену пригодишься...»

В тот день летный состав отпустили на отдых рано. Солнце только клонилось к закату, а Вадим уже был в станице, шел вдоль сквера домой. Толкнув калитку, он вошел во двор. Навстречу ему выпорхнула Людмила. Он подхватил ее на руки и, поцеловав, понес в дом.

— На распашонки ЕМУ заработал сегодня, — сказал он на ходу. — До десятого пота гонял меня фриц.

В маленькой комнате окно было открыто в палисадник, на столике стоял глиняный кувшин с букетом сирени и тюльпанов. Людмила старалась делать все, чтобы муж хорошо отдыхал, и он умел ценить ее заботу.

Вадим сбросил сапоги.

— Отдохну немного, Людочка. Если усну, через полчаса разбуди.

И только произнес он это, как вошел посыльный и доложил, что старшего лейтенанта вызывают в штаб дивизии.

— Сейчас приду, —ответил Фадеев. Он снова обулся и пошел, сказав жене: — Если надо лететь, вызвали бы в штаб полка или прямо на аэродром. Тут что-то другое. Скоро вернусь. А ты куда собираешься? Ни-ни, делать тебе там нечего.

Во дворе штаба на бревнах, сложенных у забора еще до войны, сидели и стояли летчики. Слышались остроты, смех.

— В чем дело? — спросил Фадеев.

Люди расступились, и Вадим увидел немецкого летчика: маленький, рыжий, немолодой, вся грудь в крестах.

— Это и есть тот, что вас сбил, — сказал по-немецки один из наших солдат, обращаясь к пленному и указывая на Вадима.

Ас вдруг весь просиял, начал что-то лопотать. Из всего сказанного им Вадим успел разобрать только одно слово: «Борота, Борота...»

— Он очень доволен, что его сбил именно такой летчик-богатырь, — перевел солдат.— На его счету с тридцать седьмого года сто сбитых самолетов.

А немец продолжал говорить, показывая на свои золотые часы.

— Он хочет поблагодарить вас и подарить такому летчику свои именные часы, — переводил солдат. — Все равно, говорит, их у него отберут, так пусть достанутся победителю. — Немец протянул Вадиму руку.

Вадим посмотрел на него уничтожающе и пробасил:

— Врагам руку не подаю и подарки от них не принимаю. И нечего тут... По-русски говорить умеешь, а притворяешься. — Фадеев махнул рукой и пробурчал: — Стоило ли вызывать из-за прихоти этого мерзавца.