ПЕРВЫЕ ПРИНЦИПЫ

Сущность терапевтического подхода, который я собираюсь изложить в этой книжке, заключается в преднамеренном и последовательном создании врачом пациенту и пациентом самому себе таких объективных условий жизни, которые максимально побуждали бы его (пациента как человека с его организмом) к продуктивной приспособительной деятельности, исключающей возможность сохранения болезни, и .лишающей болезнь ее приспособительного смысла.

Речь идет не об изменении условий жизни пациента, облегчающем существование с болезнью, но именно о гаком их изменении, которое вынуждает приспособление, устраняющее болезнь, то есть вызывает выздоровление в реальных, не облегченных условиях общественной и природной жизни.

ПРИМЕР № 2. КРАСИВАЯ ДОМАШНЯЯ ВЕЩЬ... К примеру, женщина заболевает в семейной ситуации, осложненной пьянством мужа. Не ставится задача вылечить мужа-алкоголика, чтобы устранить причину ее болезни и тем создать условия для ее выздоровления.

Исходя из принципов данного подхода, надо так реорганизовать внутреннее и внешнее поведение пациентки, чтобы она смогла выздороветь в тех условиях, в которых заболела. Выздоровев, может быть, смогла бы помочь мужу излечиться от пьянства. Трезвость мужа стала бы результатом ее выздоровления, но не его условием.

ПРИМЕР № 3. БЕЗ АКАДЕМИЧЕСКОГО ОТПУСКА. Студент заболевает в процессе учебы в институте. Из-за снижения умственной продуктивности считает себя не в состоянии продолжать учебу, которую, будучи здоровым, ни в коем случае не оставил бы.

Этот подход не предполагает дать студенту возможность для выздоровления уйти в академический отпуск -“отдохнуть”. Напротив, представляется необходимым вначале студенту вылечиться, восстановить и повысить свою продуктивность, втянуться в учебу, а уже здоровым, по желанию и возможности, решать вопрос об отдыхе. И решать его, как всякий здоровый, без помощи врачей.

Итак, задача врача - лечить пациента в тех условиях, которые тот себе создал и которые ему предлагает реальная жизнь или даже в искусственно усложненных, но ни в коем случае не облегчая их в связи с болезнью, иначе, условия облегчаются, а выносливость пациента снижается, повышается ранимость, нарастает неприспособленность, снижается уровень возможностей и сужается их круг.

ПРИМЕРЫ № 2. 3 (продолжение). Тогда в наших примерах, “выздоровевшая” после прекращения пьянства мужа, женщина, вновь заболевает от сложностей воспитания детей, а “здоровый” в академическом отпуске студент, приступив к учебе, снова оказывается несостоятельным при приближении сессии и бросает институт, или становится вечным студентом и вечно больным.

ПРИНЦИП: лечить не условия пациента, а пациента в его условиях, не облегчать условия, а приспосабливать к ним, то есть вылечивать.

Надо постоянно учитывать, что внутренняя вегето-соматическая и психическая жизнь человека есть способ приспособления и не только к прошлому и настоящему, но и во-первых к “грядущему будущему” (И.П.Павлов).

Болезнь, как и здоровье, есть не только реакция на прошлое и настоящее пациента, но, во-первых, на его прогнозируемое будущее, реакция на его перспективы, сигнализируемые ему и сегодняшними обстоятельствами, и сегодняшним состоянием, и реализованным вчера и сегодня уровнем его возможностей и самой тенденцией изменения уровня реализации.

Если сегодня мог больше, чем вчера, то такое изменение уровня реализации возможностей сулит (сигнализирует) их завтрашнее возрастание, то есть положительные перспективы.

Если уровень реализации ото дня ко дню меньше, такое его изменение грозит (сигнализирует) плачевными перспективами - тупиком, крахом.

Эмоциональное реагирование на характер перспектив не стоит в прямой зависимости от их осознания.

Это значит, что человек может при счастливых перспективах уверить себя в плохом, при дурных - настроить себя на лучшее и умом верить в него, может вообще не думать о своем завтра, не понимать, что его ждет, но, не зависимо от того, что он думает, эмоциональное прогнозирование в недемонстративных, неподконтрольных волевому импульсу, вегето-соматических, нервных - всех проявлениях эмоциональности будет отражать перспективы, сигнализируемые самим характером изменения уровня реализации возможностей.

Тогда и рождается осознанно немотивируемый подъем или необъяснимая тревога.

Но ведь не подлежит сомнению факт, что эмоциональный подъем способствует саногенным процессам, а эмоциональный спад, непонятая, нереализуемая продуктивной деятельностью, подавляемая тревога могут не только способствовать развитию уже существующей болезни и ее закреплению, но и сами по себе могут становиться болезнью или вызывать и формировать ее.

Нельзя врачу способствовать снижению жизненных, субъективно значимых перспектив пациента. Этим он делает последнего объективно более больным, даже когда такой ценой временно облегчает его страдание.

Врачу необходимо непременно заботиться о расширении перспектив пациента уже в процессе лечения.

Приспосабливая пациента к сложным условиям, повышая его продуктивность уже во время лечения, врач тем самым положительно воздействует непосредственно на его эмоциональность, то есть объективно способствует выздоровлению.

ПРИНЦИП: лечить с непременным учетом неосознанного эмоционального прогнозирования пациентом характера перспектив реализации значимых возможностей. Расширяя положительные перспективы, через увеличение продуктивности пациента, положительно воздействовать на его эмоциональный тонус,

Вернемся к нашим примерам.

ПРИМЕР № 2 (продолжение). Женщина, вылечиваясь несмотря на то, что муж продолжает пить, становится все более независимой от поведения мужа. Это прогнозирует расширение ее жизненных возможностей не только после прекращения им пьянства, но и при его продолжении.

Когда она, выздоровев, сумела помочь ему перестать пить, то этим не только продуктивно улучшила свои условия, но и освоила новый, доступный ей способ воздействия на мужа, на свои условия. Сама создала для себя лучшие перспективы. Пьянство мужа перестало быть угрозой, от которой она не властна защититься, то есть снизило свою значимость.

Если бы мужа попытались увещевать, то даже в случае, когда эти увещевания бы помогли, а потом женщина даже бы вылечилась, то пьянство все равно домокловым неотвратимым мечом висело бы над ней, сковывающе влияя на ее эмоциональность.

Одна из моих пациенток, с чуть заметной претензией на утонченность, преподавательница французского, через пол года после лечения истерических страхов “за сердце”, на очередном профилактическом приеме, после двух лет хорошего самочувствия, спросила у меня:

- Скажите, доктор, а у меня есть гарантия, что мои приступы впредь никогда не повторятся?

- Если Вы здоровьем ребенка поклянетесь, что при их возникновении, никто, кроме врача о них не узнает.

- Как же, а муж?!..

- Именно муж не должен о них узнать в первую очередь!

- Ну что Вы, доктор! Он тогда запьет!

Эта тридцатидевятилетняя женщина заболела более четырех лет назад, когда после одной из пьянок мужа у нее стало “плохо с сердцем”.

Муж, испугавшись за нее, бросил пить. Она же по-прежнему оставалась эгоцентричной, печальной, красивой домашней вещью, снисходительно позволяющей себя любить. Он только просил ее родить ребенка. У нее родился сын. Болела она около двух лет. Муж с тех пор никогда не возвращался к пьянству. Она же до сих пор боится его возобновления, потому что иных средств воспрепятствовать пьянству, кроме болезни, не имеет в своем опыте.

И у этой женщины в самом деле нет гарантий, что ее приступы не повторятся, и никогда не будет! Более того, хотя она и теперь, еще через два года, практически здорова, я думаю, что у нее есть гарантия заболеть вновь непременно, если не истерическим неврозом, то психосоматическим заболеванием, так как ее опыт вызывает эмоциональное прогнозирование пьянства мужа в будущем. Проще говоря, она живет в нереализуемом продуктивной деятельностью страхе. А такой страх имеет совершенно определенные эндокринные, вегетативно-соматические и поведенческие проявления, которые так или иначе дадут себя знать.

Теперь, я думаю, сущность излагаемого подхода, приобрела некоторую конкретность и стала яснее. Повторю, в чем она заключается.

Суть подхода в создании условий, максимально побуждающих пациента к продуктивной приспособительной деятельности, исключающей возможность сохранения болезни и лишающей болезнь ее приспособительного смысла.

Суть подхода в создании условий, усложняющих существование при сохранении болезни и облегчающих его без нее.

Суть подхода в создании таких условий, которые превращают болезнь из способа приспособления в помеху приспособлению, в явление неудобное, невыгодное не только с точки зрения физического и психического комфорта, но с точки зрения необходимости удовлетворения наиболее значимых социогенных потребностей пациента (сохранения самооценки на высоком уровне, улучшения моральных и физических условий жизни, сохранения положительных, в соответствии с индивидуальной ориентированностью, перспектив).

СПОСОБНОСТЬ К ПРИСПОСОБЛЕНИЮ

Способность к приспособлению к условиям существования всяческого живого организма от низших клеточных форм до человека заключается в усилении, развитии и закреплении полезных способов активности (способствующих выживанию, сохранению целости и удовлетворению потребностей) и в ослаблении, регрессе и потере бесполезных и вредных способов активности (препятствующих выживанию, сохранению целости и удовлетворению потребностей).

Пропассированная естественным отбором миллионы и миллионы лет способность к приспособлению, у всякого животного, способного к сохранению жизни в его среде, является врожденной и развитой чрезвычайно.

У человека как одного из совершеннейших животных она развита особо, благодаря еще и чрезвычайно совершенной организации нервной системы во главе с лобными отделами коры головного мозга. Как известно, нервная система является специфическим органом, регулирующим приспособительную активность организма и поведение животного.

Специфика человеческой приспособительной деятельности. Специфическое отличие человеческой приспособительной деятельности заключается не только в том, что она, кроме приспособления себя к среде, осуществляется еще и приспособлением среды к себе, но и в том, что и приспособление себя к среде и среды к себе у человека может носить целенаправленный, осознанный характер, осуществляется в процессе трудовой, использующей орудия труда деятельности и всегда носит общественный характер.

Наделенный от рождения наивысшей по сравнению со всеми животными способностью к приспособлению человек может эту способность в процессе своего общественного становления, существования и развития развивать или ослаблять. Тем не менее, на биологическом уровне она всегда у него остается совершеннейшей, пока его нервная система существует как органическое целое.

УСЛОВИЯ, ОПТИМАЛЬНЫЕ ДЛЯ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ

Пациент, врач, общество. Различение позиции и задач. Поставив своей целью разработку способов лечения патологических развитий личности, неврозов, психосоматических заболеваний и части психозов, то есть страданий, при которых нервная система во главе с лобными долями головного мозга как одно органическое целое сохраняется и не претерпевает качественных изменений, врач оказывается перед необходимостью выявить те внешние и внутренние условия, которые являются оптимальными для осуществления приспособительной деятельности человека и приспособительной активности его организма.

Кроме того, врач должен выявить те параметры этих условий, которые непосредственно зависят от его произвола как врача (а не общественного деятеля) и от произвола пациента как человека вольного непосредственно управлять только собой: своей произвольной речью, пантомимикой, и поведением, а так же в некоторой степени ориентировочной деятельностью, но не своей общественной средой.

Речь о самых первых и непосредственных орудиях, имеющихся в распоряжении врача и пациента и ограниченных специфическим характером их взаимодействия.

Врач, как и всякий член общества, может выступать в роли общественного деятеля и пытаться изменять общественную ситуацию пациента, но это не будет соответствовать его профессиональным обязанностям и медицинской квалификации. Эта сфера его деятельности выходит за рамки отношений врач-пациент.

В качестве врача он должен изменять условия жизни пациента, только воздействуя на самого пациента и “руками” последнего, не перекладывая на себя его общественных задач.

Пациент тоже может, и часто это делает, пытаться сосредоточить свои намерения на перспективу изменения своей общественной ситуации. Но тогда, во-первых, ему надо обращаться не к врачу, а, во-вторых, он потому и стал пациентом, что его деятельность по изменению своих условий оказалась объективно непродуктивной, шла вразрез с его индивидуальной необходимостью, то есть не имела индивидуально приспособительного смысла. Она либо ошибочна в своих целях, либо не верна в программах, либо плохо организована в практическом осуществлении, либо все это вместе взятое.

Таким образом, выявляя оптимальные для приспособительной деятельности условия, зависящие непосредственно от произвола пациента и врача, врач, учитывая все, что ему доступно, должен, во-первых, выявить те условия, влияние на которые прямо вытекает из специфики взаимодействия именно врача как представителя медицины и пациента как человека, ищущего медицинской помощи.

Естественно возникает вопрос: в чем существо этих условий, побуждающих к продуктивному приспособлению, исключающему болезнь, устраняющему ее?

В чем существо этих условий?.. Для ответа на этот вопрос приходится привлечь результаты наблюдения за приспособлением растений и животных к неподвластным им условиям природы. Результаты наблюдений и анализа случаев, так называемого, спонтанного выздоровления при неврозах. Результаты анализа усложненных условий, в которых, тем не менее, неврозы не возникают или возникают редко.

Понадобится анализ наблюдений за процессом воспитания ребенка, процессом обучения и выработки навыков, анализ принципиально различных способов овладения речью, наблюдение и анализ неконтролируемого взрослыми поведения детей в самый ранний период их жизни.

Необходимо выявление, наблюдение и анализ непременных принципиальных особенностей поведения, способствующих развитию и фиксации клинических проявлений при различных неврозах и психосоматических заболеваниях, без которых эти страдания не возникают и не развиваются.

Придется обратиться к экспериментальным исследованиям отечественной школы физиологов: И.М. Сеченова, H.Е. Введенского, A.A. Ухтомского, И.П. Павлова, П.К. Анохина.

Следует не пренебрегать и самонаблюдением.

ПРИМЕР № 4. МЕЖБЕРЕЗОВАЯ УРАВНИЛОВКА. Березка в тундре стелется по земле. Во дворе с новыми застройками, иногда с самым причудливым образом изогнувшись, вытягивается вверх. Одинокая на открытом месте - не очень высока. В березовой роще, особенно это поражает весной, когда еще нет листвы, березы ствол к стволу , высоченные и все вровень верхушками. У берез нет возможности ни переместиться, ни изменить обстоятельства. Нуждаясь в определенных, необходимых для жизни условиях, на-пример, в солнце, они, изменяя направление роста, тянутся к нему, то есть приспосабливаются сами.

ПРИМЕР № 5 . В НИЩЕТЕ, КАК НА ВОЙНЕ. Во время войны неврозов было гораздо меньше, чем в мирное время, хотя условия жизни были несравненно труднее. О “переутомляемости”, тем не менее, и речи не было.

По мировой статистике неврозы среди малообеспеченных людей распространены в несколько раз меньше, чем среди наиболее обеспеченных материально.

Чем в самом общем плане отличаются условия жизни во время войны и в группе низко обеспеченных людей от условий в мирное время и в группе наиболее обеспеченных?

Думаю, что в группе малообеспеченных, как и во время войны, меньше возможностей изменения условий в сторону их облегчения. Остается только приспособиться к ним или погибнуть. В мирное время и для группы наиболее обеспеченных больше возможностей изменения условий, а это не побуждает к приспособлению, даже когда условия еще не изменены.

ПРИМЕР № 6. МАЛЕНЬКИЙ, КАК ОБЕЗЬЯНКА. Маленький ребенок, когда ему что-то надо или что-то не получается, во-первых, так же как обезьянка, достающая в эксперименте апельсин, сначала кричит и только потом сам ищет решения проблемы. Если крик помог ему получить ; нужное “чужими руками”, то впредь он чаще и дольше кричит и реже сам решает свои задачи. Если крик никогда не помогал ему, он вовсе перестает кричать и все успешнее и активнее сам находит и использует желаемое.

ПРИМЕР № 7. ОДНОКРАТНОЕ ПОДКРЕПЛЕНИЕ. В физиологических экспериментах по исследованию высшей нервной деятельности животных и человека, в опытах по выработке условных рефлексов с пищевым и электро-кожным подкреплением, даже несистематическое, а иногда однократное подкрепление раздражителя, предварительно выработанная условная реакция на который уже была полностью выторможена, подкрепление такого раздражителя вновь растормаживало реакцию на него.

ПРИМЕР №8 . ВЕСЕЛЫЙ ВЕТЕР И УБИТЫЕ СЛОВА. Во время одного весеннего пионерского праздника я оказался на трибуне.

Солнечное зрелище построения и парада представителей активистов пионерских дружин. Замершие в строгом строю, подстать суворовцам пионерские отряды по периметру большой апрельской площади. Синие пилотки, белые блузки, темные юбочки и брюки, алые, свободно трепещущие на ветру пионерские галстуки. Взволнованная, торжественная праздничная тишина.

Приветствовать пионеров, и не с трибуны, а ближе к ним, к микрофону в центре площади вышел праздничный, завороживший пионеров тем, что он комсомолец и не рядовой, а секретарь, приветствовать вышел секретарь обкома комсомола.

Тишина, как перед сменой караула. В строю ни вздоха, ни шевеления. Каждое его слово было праздником и ложилось прямо в сердце не только пионерам, но и взрослым. Слова выношенные, честные, большие - жить хочется! Прошло три минуты... пять минут... Что произошло?!

Как аккуратный, красивый диктант смазали по странице. Слова, те же большие слова, застрекотали кузнечиками в иссушенной зноем траве. Стало жарко, знойно, нудно. Скучно и тяжело стоять на трибуне. Хотелось пить. Солнце стало злым и назойливым. Строй пионеров сломался. В задних рядах ребятня играла в”жука”. Передние переминались, делая вид. У микрофона что-то долдонил серенький человечек. Его никто не слушал, но все пытались соблюсти форму.

Прогудела скорая, но подъехала тихо к краю площади. ; Туда тихо же отнесли девочку, упавшую в обморок от “теплового удара”.

Оратор говорил приветствие пионерам, стоявшим в строю, более двадцати минут!!!

Скучный формальный доклад, который “надо было” сказать, и который не был услышан.

Напротив, (если говорить физиологическим языком) используя слова, бывшие сигналами чувств, действенных мыслей, предстоящих дел и будущих событий, отрицательно подкрепляя их усталостью и вынужденным стоянием физически неподготовленных детишек, обманув праздничные ожидания, докладчик вытормозил прежние значения слов, сделал их сигналами усталости, умственного отупения, эмоционального разочарования, испуга.

Это было непреднамеренное растление искренних, честных, ищущих ребячьих душ, не осознававших растлевающего влияния, и потому неспособных защититься.

Впредь не только этот, но всякий доклад, программная статья, серьезный, боевой лозунг будут вызывать у них отупение, страх. Они будут их формально зазубривать, повторять по принципу “так надо говорить”, но в действительности все похожее на этот доклад станет рождать недоверие, скептицизм, обесценивание нужнейших, самых важных в природе слов, недоверие к говорящим их.

ПРИМЕР № 9. ЧУДЕСНЫЕ ИСЦЕЛЕНИЯ . Уже классическими стали примеры излечения истерических парезов, когда много лет не двигавшая ногами женщина выбегает, оставленная одна, из горящего дома.

ПРИМЕР № 10. ИЗ ОПЫТА САМОНАБЛЮДЕНИЯ . Я достаточно владею техникой “аутогенной тренировки” (АТ) чтобы при срочной необходимости в пару минут устранить, например, головную боль с ее (АТ) помощью. Но не умею этого сделать, если есть реальная возможность вскоре лечь спать (я знаю, что во сне боль пройдет сама). За время работы в психиатрии я в общении с пациентами ни разу не вспылил непреднамеренно, дома я - вспыльчивый человек.

ПРИМЕР № 11. ЭТО У НЕГО - В КРОВИ. А вот пример из общения с мужем пациентки, которой я, до встречи с ним, существенно помог.

Она жаловалась, что ее муж очень горячий, вспыльчивый человек, хотя не злой. Он может накричать на начальника, перебить посуду дома... при этом - не злопамятен и отходчив. Компетентный инженер, эрудированный, с широким кругом интересов человек. Вспыльчивость свою он объясняет тем, что он абхазец и “это у него - в крови”.

Зная, что он до обожания любит жену и очень неглуп, я, отступив от общего правила - не вмешиваться в обстоятельства пациента, пригласил его побеседовать о ее лечении.

Во время разговора, длившегося около часа, я дважды, в начале и почти в конце беседы, позволил себе такие резкости, которые, я знал, он никогда и нигде не простил бы и не снес спокойно.

Когда наш разговор закончился, а он ничем не проявил раздражения моей беспардонностью, я, извиняясь за нее, спросил:

- Вы говорите, что горячность и несдержанность у Вас в крови. Как же Вам удалось и глазом не повести, не сменить тона, в ответ на мою неоднократную откровенную грубость?!.

- Но ведь Вы - врач моей жены!

- А Вы говорите - в крови...

Пациентка после рассказывала, что я ей “подменил мужа”. А он просто был умным человеком, открывшим вдруг, что горячность - всего лишь подвластная ему его социальная “роль”.

ПРИМЕР № 12. НЕСЧАСТЬЕ ПОМОГЛО... Другая женщина много лет болела. Из-за опасений умереть от инсульта не выходила одна даже во двор. В поликлинику ее водил муж, бывший старше ее на пятнадцать лет. В гости она не ходила и в общественных местах не бывала более 5 лет - не могла. Когда ей было 59 лет, муж скоропостижно скончался от инсульта. У нее не осталось в городе ни родственников, ни друзей. Через неделю она сама пришла на лечение в поликлинику. Через три недели от страха ничего не осталось. Вскоре женщина стала жить вообще без скидок на болезнь, хотя по-прежнему страдала гипертонической болезнью. Прежде, на протяжении более двух лет, лечение фобий было для нее неэффективным.

Примеров такого рода бесконечное множество. Они на каждом шагу и побуждают к совершенно определенным выводам.

ПЕРВЫЕ ВЫВОДЫ

Ясно, что в природе приспособление живых организмов к условиям существования, заключающееся в изменении активности самих организмов, возникает вынужденно тогда, когда эти, совместимые с жизнью условия сами оказываются неизменными, а избегание их по тем или иным причинам невозможно. Иными словами, приспособление за счет изменения активности организма животного к совместимым с жизнью условиям происходит в безвыходных условиях и тем быстрее, чем безвыходнее и неизменнее условия.

На первых порах развития ребенка в общественной среде, когда он является существом почти только биологическим, приспособление изменением активности организма и изменением двигательных проявлений, тоже происходит у него тем быстрее, чем неизменнее и безвыходнее его условия.

Приспособление к общественным условиям, то есть условиям, в которых удовлетворение биологических потребностей происходит с помощью других людей и в процессе использования созданных людьми предметов - орудий и созданного людьми языка, приспособление к общественным условиям заключается, во-первых, в формировании потребности в другом человеке как непременном условии удовлетворения всех потребностей, в формировании потребности в общении, и, далее, в формировании (в процессе удовлетворения этих и врожденных потребностей) всего круга специфически человеческих потребностей и человеческих навыков (способов) удовлетворения.

Короче, приспособление к общественным условиям есть приобретение социогенных потребностей и освоение человеческих способов удовлетворения этих и врожденных потребностей.

Чем определеннее условия, тем быстрее приспособление!

Приспособление к общественным условиям происходит тем быстрее, чем определеннее, постояннее и в определенном смысле неизменнее, неизбежнее эти общественные условия.

Неопределенность, непоследовательность общественных условий может задерживать, приостанавливать и однобоко искажать развитие ребенка в человека, может остановить это развитие на самом зачаточном уровне. Человеческий детеныш принципиально может и не стать человеком.

Пока ребенок только природное существо, его поведение и активность организма тем быстрее перестраиваются в соответствии с условиями, влияющими на степень удовлетворения биологических потребностей, чем неизменнее условия.

По мере того, как он становится существом общественным, еще в досознательный период его жизни, приспособительная активность его организма и изменение поведения уже в этот период начинают определяться в первую очередь не биологическими, а социогенными потребностями, например, потребностью в общении, в эмоциональном отношении к нему и только потом, например, потребностью в пище.

ПРИМЕР № 13. РЕБЕНОК - НЕ ОБЕЗЬЯНКА . Понаблюдайте за ребенком до 3-х лет (здесь виднее).

Он готов не есть, быть физически наказанным, только бы заполучить в свое распоряжение вас или ваш интерес к нему. Иногда для этого он изощреннейше демонстрирует нежелание вас знать. Поверьте этому нежеланию, забудьте про него, не заметьте, он сам найдет путь к вам.

Если учесть изменение характера влияния потребностей в качестве движущих пружин активности организма, переживания и поведения ребенка, то станет ясным, что уже в неосознанный период его становления, оказывающий очень важное влияние на всю последующую жизнь, уже в этот период условия тем более побуждают к изменению активности организма, переживания и поведения, чем в большей степени они влияют на уровень удовлетворения социогенных, а уже потом биологических потребностей.

Но и здесь остается правило, что чем условия неизменнее, неизбежнее, тем быстрее наступает приспособление.

ПРИМЕР № 13. РЕБЕНОК - НЕ ОБЕЗЬЯНКА (продолжение). Ребенок легко подчиняет поведение и эмоциональное реагирование особенностям неодушевленной обстановки. Не обижается на них, не проявляет негативизма, “обиженный” свалившимся стулом - ушибленный им, быстро успокаивается и, испытав стул, проверив его, быстро реорганизует поведение.

Так же ребенок приспосабливается и к животным. Без зрителей, не обижается на них. Легко приспосабливается к поведению еще меньших братишек и сестренок, особенно, если родители не разжигают в нем ревности. Легко, в отсутствие мам и пап, приспосабливается ребенок к другим детям, безо всякого принимая занятое им место по шкале “лидер-отвергаемый”, опять практически без негативизма. Правда, в соответствии с усвоенным уже от родителей отношением к предметам “мое”, “твое”, “наше”, “чужое”, “все мое - мое и твое - мое” и так далее.

Сложнее всего развиваются отношения ребенка с самыми любимыми взрослыми (мать, отец, но мать особенно). И здесь его приспособление тем легче и безболезненнее, чем последовательнее и неизменнее ведут себя взрослые и именно этот взрослый и все они относительно него и относительно друг друга. Чем более определено по направленности, характеру, рисунку и чем непротиворечивее поведение обоих взрослых: отца, матери (а иногда еще и дедушек и бабушек), тем легче ребенок приспосабливается к ним и к каждому.

Итак, в досознательный период жизни, когда ребенок как человек уже в значительной степени интегрирован общественными обстоятельствами, приспособительная деятельность тем оптимальнее осуществляется, чем более определенны, последовательно неизменны, неизбежны те, во-первых, общественные условия, которые влияют на степень удовлетворения его еще неосознаваемых, но уже сформированных общественных потребностей с их неосознаваемой же, но всегда существующей соподчиненностью по индивидуальной значимости.

О НЕОСОЗНАВАЕМОМ НРАВСТВЕННОМ ЧУВСТВЕ

К слову, именно эти потребности, в период формирования сознания и позже будут определять отношения человека к позднее усваиваемым и осваиваемым ценностям. Они формируют неосознаваемое нравственное чувство, которое всю жизнь влияет определяюще на нашу психическую жизнь и недемонстративную поведенческую активность.

Сознательное поведение вопреки неосознаваемому нравственному чувству всегда будет вызывать немотивируемую неудовлетворенность, конфликт с самими собой.

Самоактуализация связана именно с осознанием эмоциональных направленностей, определяющихся этим чувством.

Сформированное в досознательный период нравственное чувство, отражающее выработанные на базе биологических, социогенные потребности и соответствующие этому чувству способы их удовлетворения есть первый уровень интеграции человека, как общественного существа, наша первая цельность, наше первое Я.

ТРИ ИНТЕГРАЦИИ И ДВА “Я” ЧЕЛОВЕКА

Если у только родившегося ребенка интеграция осуществляется организмом и является пока лишь биологической, если в досознательный период становления человека она является общественной и осуществляется соподчинением социогенных неосознанных потребностей, то в сознательный период третья интеграция человека как существа сознательного может происходить двояко.

Третья интеграция. Демонстрант и инициативная личность. Я-идеал. У демонстранта третья интеграция осуществляется на основе одобряемого Я-идеала, обесценивающего, отвергающего все естественно-человеческие проявления, и тогда подчинена потребности в сохранении одобрения и самоодобрения, то есть в сохранении самоощущения соответствия себя идеалу в побуждениях (”а все-таки, я внутренне осталась вне, над всей этой грязью”, “внутри я - хороший”).

У активно формирующей себя, инициативной, реалистической личности интеграция происходит в процессе сознательной орудийной приспособительной деятельности, диктуемой потребностями первого неосознанного Я и тогда контролируется внутренними (состояния организма) и внешними реальными результатами дел.

Слова. В соответствии со способом третьей интеграции осваиваются и слова.

У демонстранта - в качестве инструментов оправдания, формирующих иллюзорную, одобряемую реальность, яв­ляющуюся чаще комплементом ищущему одобрения и по­клепом на остальной мир.

Результатом оказывается хронический конфликт вооб­ражаемой реальности с реальным собой и реальным внеш­ним миром, обусловливающий всегдашние неожиданные грудности в миру и “беспричинные” собственные болезни.

В процессе же приспособительной, трудовой по способу осуществления деятельности и слова присваиваются как средства- освоения условий существования, приспособления к ним, всегда в качестве орудий общения и тогда сигналов чувств, действий и объектов потребностей.

Такая последняя интеграция приводит к формированию сгрого соподчиненной системы сознательно поставленных целей, необходимых именно этому человеку.

Эта интеграция на основе системы соподчиненных соз­нательно поставленных целей является инициативной, ак­тивно формирующей себя, и приводит к становлению личности.

УСЛОВИЯ, ПОБУЖДАЮЩИЕ

 К ПРИСПОСОБЛЕНИЮ ДЕМОНСТРАНТА

 И РАЗВИВАЮЩУЮСЯ ЛИЧНОСТЬ

Приспособительную деятельность демонстранта вызы­вают неустранимые условия, влияющие на удовлегворение потребности в одобрении, грозящие потерей самоодобрения или чрезвычайным неудовлетворением простейших биоло­гических потребностей.

И здесь - чем неустранимее, неизменнее эти условия, тем больше вероятность приспособления.

Приспособительную деятельность будущего личности вызываю! необходимые условия, существенные для осуще­ствления ее целей, чем определеннее, неизменнее эти усло­вия, тем быстрее приспособление.

Подводя итог, можно сделать вывод, что приспособление человека на всех этапах его развития побуждают наиболее неизменные, определенные, неизбежные - необходимые условия, во первых, значимые для удовлетворения его человеческих, а потом биологических потребностей в соответствии с их субъективной ценностью.

ПРЕДПОЧТЕНИЕ ЧЕЛОВЕКОМ

ОБЩЕСТВЕННЫХ ЦЕННОСТЕЙ БИОЛОГИЧЕСКИМ

И БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ ЛОЗУНГА "ДУХ ВЫШЕ"

Человек, на каких бы стадиях психического развития и регресса (вызванного и органическим процессом) он ни на­ходился, с того момента, как у него сформировалась хоть одна человеческая потребность и до тех пор, пока он жив, всегда, сознавая это или не сознавая, предпочитает ценно­сти, приобретенные в процессе общения, в процессе станов­ления в качестве человека, ценностям биологическим, унасле­дованным им в качестве биологического существа от природы.

Человек всегда предпочитает общественные ценности природным. Только когда природные ценности, в том числе и физиологические потребности, воспринимаются общест­вом как равная другим общественная ценность, только то­гда, сложившийся в нем человек оценивает уже на неосоз­нанном уровне свои природные потребности наравне с со­циогенными, общественными.

Лишь в случае, когда человек в своем развитии поднялся до личностного уровня, то есть осознал себя равноответст­венным членом - участником своей общественной среды, только тогда, производя ответственно переоценку ценно­стей, он в состоянии распрямиться до самостоятельного осознания, в качестве равной с другими общественно необ­ходимыми ценностями, ценности своих биологических при­родных потребностей, в том числе и “низших животных”.

Только так он приходит к отверганию лозунга “дух вы­ше”, к прекращению противопоставления духа и тела, к по­ниманию, что “здоровый дух, только у здорового тела” и наоборот, что здоровый человек это непременно здоровое животное, что только совершенное животное может стать и быть совершенным человеком.

Сказанное совпадает с тезисом академика А.Д. Зурабашвили, считающим, что человек, во-первых и всегда -“Homo moralis” нравственный, а только потом - “Homo sapiens” - разумный, и что нравственное, общественное, а не разум есть его специфика.

ФИЗИОЛОГИЯ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ

Оптимальными для приспособления являются такие условия, при которых последовательность следующих друг за другом событий (А,Б,В,Г,А,..) остается систематически и длительно повторяющейся и неизменной (Утро, день, вечер, ночь, утро,.. Весна, лето, осень, зима, весна,.. Вид раскаленного утюга, прикосновение к нему, ожог, боль, вид раскаленного утюга, прикосновение к нему, ожог, боль, и так далее).

Последовательности, при которых за одними и теми же рядами явлений следуют разные воздействия, тем труднее, для приспособления чем хаотичнее, изменчивее и случайнее оказываются эти воздействия (ребенок ушибся, закричал, его приласкали; ушибся, закричал, наказали; ушибся, закричал, не обратили внимания).

Оказывается, что, при самых разнообразных общественных и прочих условиях жизни пациента, у врача всегда остается одна возможность создать для пациента оптимальную приспособительную ситуацию, то есть ситуацию, всегда неизменную по одному существеннейшему для приспособительной деятельности признаку.

Вот суть такой ситуации: всякая активность организма и деятельность человека, безразличная для удовлетворения потребностей или мешающая их удовлетворению, то есть "наказываемая" повышением или сохранением неудовлетворенности, в процессе приспособления затрудняется, регрессирует U прекращается.

Таким образом, если за проявлениями жизнедеятельности человека и его организма, которые врач намерен устранить, всегда будет следовать “наказание”, то приспособление к такой последовательности событий выразится в прекращении устраняемой активности организма и деятельности человека, если тот не прервет контакт с врачом раньше.

Это и подтверждается практикой лечения неврозов и их симптоматики, а так же экспериментальными исследованиями физиологов школы И.М. Сеченова, И.П. Павлова, A.A. Ухтомского, П.К. Анохина.

Если за всеми проявлениями деятельности человека и активности его организма, которые врач намерен закрепить, всегда следует ",поощрение ”, то есть удовлетворение потребностей, то в процессе приспособления такие проявления скорее формируются и закрепляются.

Надо подчеркнуть, что приспособление организма, в отличие от приспособления самого человека, является процессом биологическим, не зависит от произвола врача или пациента. Произвольным оказывается только создание условий, способствующих приспособлению и вызывающих его, то есть создание самой повторяющейся и неизменной последовательности событий А и Б, при которой проявления здоровья (событие А) всегда “поощряются” (событие Б).

Отсутствие “поощрения” есть “наказание”, а отсутствие ожидаемого “наказания ” есть “поощрение”.

Для использования “поощрения” и “наказания” врачу нужно лишь хорошо ориентироваться в “эксплуатируемых” потребностях данного пациента, в их относительной значимости для него и степени удовлетворенности в каждый конкретный момент воздействия врача.

Пациент тоже, будучи властным в своем поведении, может так по своему произволу организовать его, чтобы за всяким проявлением болезни всегда следовало “наказание”, а за всяким улучшением и поведением, способствующим выздоровлению, всегда следовало “поощрение”.

Но и в этом случае сам процесс не является произвольным, а попытки влиять на него “волей” только запутывают и затрудняют дело, так как оказываясь безуспешными, рождают неудовлетворенность, ухудшают состояние. Когда человек хочет и может решить свои проблемы "волевым усилием", он к врачу не обращается.

Я имею в виду попытки влиять на свое эмоциональное и физическое состояние, о которых в быту говорят: “взять себя в руки”, “успокоиться”, “отвлечься”, “не обращать внимания”, “не думать”, “выкинуть из головы”.

В действительности эти попытки сводятся к устранению внешних (поведенческих, пантомимических, словесных, иногда и во внутренней речи) проявлений недомогания или эмоциональных реакций на обстоятельства. Вегетативные, соматические, тонические проявления внешне тормозимой деятельности при этом только усиливаются.

ВЫВОДЫ

Используя “поощрение” и “наказание” пациент должен тоже хорошо ориентироваться в тех своих потребностях, к которым он адресуется (действительно ли они у него есть -сформированы), знать их значимость относительно друг друга.

Вчерашнее “поощрение” сегодня может оказаться “наказанием” и наоборот.

Врачу надо знать, что в своих собственных потребностях пациент может быть, и очень часто бывает, плохо и мало ориентирован.

Врачу надо знать, что в большинстве случаев моральная неудовлетворенность, особенно, когда она касается самооценки, оценки своего прошлого и перспектив в будущем, моральная неудовлетворенность значимее для человека и является довлеющей над физической неудовлетворенностью.

Врачу нельзя пренебрегать воздействием на степень удовлетворения самых "примитивных", часто искренне отвергаемых пациентом потребностей, наличия которых и значимости пациент стыдится, но в ряде случаев они, тем не менее, оказываются ведущими двигателями его поведения (многие истерики нуждаются в конфетах не меньше, чем в одобрении).

Подведу итог сказанному.

1. Способность к приспособлению у человека врожденная. Она развита у него более, чем у кого-либо из животных, и сохраняется на высочайшем уровне, пока функционирует как органически единое целое его нервная система во главе с головным мозгом и его высшим отделом лобными долями коры.

2. Способность к приспособлению выражается в облегчении, закреплении и развитии всяческой деятельности человека и активности его организма, которая способствует выживанию, сохранению целости и удовлетворению сформированных уже социогенных, сексуальных и врожденных физиологических и ориентировочных потребностей.

Эта же способность выражается в затруднении всяческой деятельности вплоть до полного ее прекращения, которая препятствует удовлетворению потребностей, выживанию и сохранению целости.

ПРИМЕР № 14. ПАРЕЗ АВРААМА. Нож выпадает из руки отца, вознамерившегося принести в жертву своему богу сына.

3. У человека социогенные потребности оказываются значимее врожденных, это значит, что деятельность, связанная с реализацией одних социогенных потребностей, может тормозить деятельность, связанную с удовлетворением других социогенных и врожденных потребностей.

4. Болезнь - есть способ приспособления, приводящий к удовлетворению одних, чаще социогенных потребностей, в ущерб осуществлению других социогенных и биологических потребностей. Она возникает в том случае, если эти отвергаемые, хронически неудовлетворенные потребности необходимы или не изжиты полностью, то есть активность, святимая с их осуществлением, выторможена частично, лишь н своих внешних проявлениях..

5. Лечение перечисленных выше заболеваний, при которых центральная нервная система (ЦНС) во главе с лобными долями головного мозга существует, как качественно сохранное единое органическое целое, должно и может опирагься на систему мер, создающих оптимальные условия для продуктивного приспособления человека и его организма к жизни в его общественной и природной средах, исключающие необходимость болезни в качестве способа приспособления.

6. Существом саногенных условий, вызывающих здоровые способы приспособления, является такая последовательность всегда повторяющихся воздействий врача на пациента и пациента на самого себя, при которой за всяким проявлением здоровья, а также способствующим ему поведением всегда следует “поощрение”. За всяким проявлением болезни или способствующим ей поведением всегда следует "наказание”.

7. Для использования “поощрения” и “наказания” врач и пациент должны хорошо ориентироваться в действительно сформированных потребностях последнего. При этом никогда не пренебрегая и самыми примитивными, демонстративно отвергаемыми потребностями (любовь к конфетам, например).

Врачу надо понимать, что ведущую силу, динамизирующую и направляющую деятельность пациента и его организма, имеют социогенные, нравственные потребности, связанные с ощущением своего места среди людей, с самооценкой, оценкой своего прошлого, настоящего и перспектив в будущем.

ПЕРВОЕ СРЕДСТВО

Первым психотерапевтическим средством, которым сознательно и упорядоченно или неосознанно и хаотически пользуется всякий врач, являются непосредственные влияния на степень удовлетворения потребностей пациента или с игналы этих влияний.

Речь о действительно существующих у данного человека потребностях, а не потребностях, теоретически присущих людям вообще.

Понятно, что влияния, снижающие неудовлетворенность потребностей есть - “поощрение”, а сигналы таких влияний являются сигналами “поощрения”.

Ясно также, что воздействия, повышающие неудовлетворенность потребностей или вызывавшие ее, есть “наказание”, а сигналы таких воздействий оказываются сигналами “наказания”.

Так первым психотерапевтическим средством, создающим или разрушающим почву для всех других воздействий, является “поощрение”, “наказание” и сигнализирующие их влияния.

ВРАЧ В РОЛИ СИГНАЛА ПООЩРЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ БОЛЕЗНИ

Если врач и любые его проявления и действия сигнализируют результаты, повышающие неудовлетворенность потребностей пациента как индивида - личности, то все его (врача) лечебные меры окажутся либо неэффективными, либо их эффект не закрепится и быстро будет сведен к нулю. Воздействия врача будут вызывать парадоксальное, не свойственное им, отрицательное действие. Расширять, усугублять то болезненное состояние, которое врач пытается устранить. Часто всяческое его действие и назначение будут вызывать новые и новые болезненные проявления, по характеру не выводимые из особенностей его средств, даже в качестве их побочных действий.

ПРИМЕР №15. РВОТА ОТ ВОДЫ. Например, в таких случаях и дистиллированная вода, назначаемая по 7 капель три раза в день, может вызывать рвоту; попытка проведения гипнотерапии, бред телепатического воздействия или вегетативный криз; инъекция сернокислой магнезии - истерический припадок и мутизм, а казалось бы безобидный вопрос - рыдания или нозофобию и так далее и тому подобное.

Если врач: его поведение, едва уловимые иногда нюансы проявлений, сигнализируют пациенту результаты, удовлетворяющие его как человека, то повышается эффективность всех воздействий. Лечебным становится даже сам факт его существования.

Это делает понятным лечебное влияние недемонстративных проявлений подлинной заинтересованности, компетентности и спокойной уверенности врача.

Кому выздоровление сулит, а кому и грозит... Даже не осознаваясь пациентом, и тем более, чем менее осознаются, такие проявления способствуют эффективности лечения тех» пациентов, которым выздоровление сулит удовлетворение наиболее значимых для них потребностей.

Те же проявления отпугивают, препятствуя эффективному лечению, тех пациентов, которым выздоровление грозит увеличением неудовлетворенности их интимнейших, индивидуально значимых потребностей.

Последнее особенно остро чувствуется, когда выздоровление предвещает для людей столкновение с трудными для них, ощущаемыми ими неразрешимыми, реальными проблемами, которые на них здоровых обрушит жизнь, и от которых теперь их “оберегает” болезнь (смотри пример № 1. ЧЕМ ГРОЗИТ ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ).

ВРАЧ КАК СИГНАЛ ЗДОРОВЬЯ

Угроза выздоровления. Излечение, которое не означает выздоровления . При бесплатном или недорогостоящем лечении истерик предпочитает врача, который может его “подлечить”, но не умеет вылечить, часто просто “бережно” и безрезультатно мистифицирующего его шарлатана.

Происходит это именно потому, что шарлатан не грозит ему здоровьем, а с ним возвращением в гущу неподъемных для него проблем здоровой жизни.

Потому же истерик (но не только потому) предпочитает средства, которые не зависят от его произвола и бежит от даже более эффективных средств, но используемых им самим, в процессе его произвольной активности.

Первые избавляют от симптома, не лишая возможности заболеть при субъективной необходимости вновь. Вторые морально лишают такой возможности, так как взять на себя ответственность за использование болезни с выгодой означало бы стать симулянтом.

Но, как бы часто истерические проявления не были похожи на симуляцию, никогда они таковой не являются. Никогда и истерик симулянтом не бывает и быть не может в принципе. Ответственное за результат поведение означало бы для него выздоровление.

Умея себя вылечить самостоятельно, истерику было бы морально трудно этого не сделать и продолжать болеть. Трудно, так как субъективно переживалось бы им как сознательное предпочтение болезни здоровью, как выбор - желание болеть. Но это - “нехорошо”, а его главная нужда -казаться себе “хорошим”!

Если истерика “вылечили” однажды, его могут и не вылечить в другой раз. Того “могущественного” врача не оказалось поблизости, “сеансов не хватило”...

Вылечившись сам, истерик подчиняет болезнь своему произволу, сознанию, умению.

Если истерика вылечили, для него сохраняется угроза возвращения болезни и ощущение беспомощности перед этой угрозой, но за то у него нет тягостного переживания, что он мог бы вылечиться сам прежде и потратил на преодолимое страдание, впустую, часто годы собственной жизни. Это переживание он предчувствует, от него бежит.

Чем больших успехов достигает истерик в лечении сам, I см больше пугает его подозрение, что он мог сделать это и раньше. Он переживает мучительнейшее чувство впустую, ложно прожитых лет, сам подозревает себя в симуляции, думая теперь, что от него зависело не только выздороветь, по и не заболеть.

Перспектива, предчувствие, все что сигнализирует - грозит таким переживанием, препятствует выздоровлению.

БОЛЕЗНЬ ВЫЗДОРАВЛИВАНИЯ

Выздоровление от истерии, а не от симптома (если переоценка ценностей не была прожита предварительно), сопровождается часто депрессией с идеями самообвинения и, при несостоявшейся переоценке, после возникновения де-персонализационно-дереализационных и гипопатических расстройств, симптоматическим обострением, часто более тягостным, чем все пережитые прежде.

Если переоценка ценностей не совершилась, выздоровление не наступает. Симптоматика, “доказав” истерику ее независимость от его произвола, снимает мучительную проблематику ценой сохранения и даже заострения истерических способов существования.

Завершенная переоценка ценностей приводит к устранению депрессии и всех проявлений обострения, к выздоровлению от истерии и последовательному закреплению продуктивных, управляемых полезными для человека целями способов деятельности.

НЕОСОЗНАВАЕМОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ.

Так практически получается, что всякий врач, хочет он того или нет, воздействует на пациента с самого начала и на всем протяжении их взаимодействия тем, что он умеет, насколько заинтересован. Он действует уже теми целями, которые ставит и программами их реализации, которые еще только намерен осуществлять, с той, свойственной именно этому врачу последовательностью и настойчивостью, с которой еще только собирается реализовать эти цели и программы.

Проще говоря, врач воздействует на пациента уже самим фактом виденья его перспектив и наличием у него (врача) программ достижения этих перспектив, а также заинтересованностью, с которой он будет их осуществлять.

Это воздействие осуществляется прежде всего через недемонстративные, неигранные, чаще неконтролируемые врачом эмоциональные и поведенческие проявления его намерений, являющихся для пациента чаще неосознаваемыми же сигналами возможных будущих результатов взаимодействия его с врачом.

Именно эти взаимодействия в значительной мере определяют характер предстоящих и реализуемых уже отношений врача и пациента и тем более, чем эмоциональнее тот и другой и чем более у них развито свойство, названное Б.Блейлером “синтонией”. Чем более у них сформированы неосознаваемые и осознанные общественные первосигнальные рефлексы.

Демонстративные поведенческие и словесные проявления врача, его уверения действуют в большей степени через вторую сигнальную систему. Они скорее настораживают, вызывают сомнение в том, в чем врач пытается уверить, что демонстрирует. На уровне подлинного эмоционального прогнозирования, а, значит, и на вегетативно соматическом уровне они ничего не дают или, пугая, напрягают. На сознательном и поведенческом уровне побуждают к требующей усилия, “вышкрябывающей” игре - к демонстративным же реакциям по принципу “ведь обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад”. При умелом использовании поддерживают доверие к переживаниям, обеспеченным недемонстративным поведением. При неумелом - обесценивают и их. Особенно обесценивается действие демонстративных и словесных проявлений врача, когда они не подкрепляются (не сопровождаются) первосигнальными, недемонстративными, непроизвольными проявлениями, отражающими его действительные намерения, программы и компетентность.

Я полагаю, что можно обмануть голову, но нельзя обмануть сердце. Врач лечит реальную, а не выдуманную боль, гак что его целью является “сердце” пациента.

ПРИМЕРА 16. ОПУХОЛЬ У ОНКОЛОГА. Вот случай, где демонстративное и словесное воздействие не могло бы помочь.

Ко мне пришла по поводу канцерофобии врач-онколог, у которой диагностировали кисту яичника.

По роду своей деятельности ей часто приходилось успокаивать безнадежных больных ("ведь обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад").

В онкологии она несомненно компетентнее меня.

Рисунок астенических и прочих невротических проявлений, характер пациентки, ее история и актуальная ситуация, давали достаточно оснований, чтобы с большой вероятностью предполагать отсутствие злокачественного процесса.

Любые попытки успокаивать и пытаться оспаривать поставленный пациенткой онкологический диагноз привели бы, по моему мнению, только к укреплению ее уверенности в том, что она права и ее обманывают и успокаивают, как это из самых гуманных целей делала прежде она. В результате усилилась бы депрессия и фобия, в действительности вытекавшие из ее актуальной семейной и профессиональной ситуации, не связанной с наличием кисты. (Необходимость сменить место работы и профиль, возникшая вследствие демонстративно прощенных, но эмоционально не изжитых обид; тяжелая болезнь взрослеющей дочери; сексуальная холодность к мужу у женщины с нормальной сексуальностью).

Я потребовал, чтобы она легла на операцию, с тем, чтобы "проверить обоснованность ее диагноза" биопсией. До этого спровоцировал осознание и актуализацию ее семейного и производственного конфликтов, выявив перспективу их разрешения без опосредования необходимых действий болезнью.

Ни в какие дискуссии о ее онкологическом диагнозе не вступал, обосновав это своей онкологической некомпетентностью. Это подчеркивало безусловное доверие к ее профессионализму. Ей не надо было отстаивать свою правоту.

Полагаю, что вопрос об операции, который она не могла решить много месяцев, решился сразу, в первую неделю общения, под влиянием моей, добросовестно скрываемой в словах уверенности в отсутствии у пациентки рака, под влиянием недемонстративных, рефлекторно и неосознанно действующих проявлений этой уверенности, которая у меня действительно была, а, главное, под влиянием совершенно ясно видимых мною ее перспектив и способов их достижения, приемлемых именно для нее. Думаю, что моя увлеченность сыграла здесь тоже не последнюю роль.

Если операции я потребовал под угрозой отказа в лечении у меня (это тоже проявление уверенности), то о перспективах разрешения внешних конфликтов информировал и словами, но демонстрировал как раз малую заинтересованность убедить. Не убеждал, но убедил.

Теперь эта женщина здорова, нормализовала отношения в семье, не отвлекает себя успокоениями от проблем дочери и перешла на желаемую работу. У нее действительно была доброкачественная опухоль яичника.

Играть в надежду - не значит надеяться. Подводя итог разговору о терапевтическом влиянии недемонстративных проявлений целей, программ их достижения и заинтересованности, настойчивости врача, действующих в качестве сигналов будущих результатов лечения, оказывающих чаще несознаваемое пациентом, но определяющее весь ход терапевтического процесса влияние, подводя итог, замечу, что именно эти факторы вызывают у пациента то, что мы называем верой в лечение, доверием к врачу, надеждой на выздоровление.

Действуют они чаще не осознаваясь, а их результаты являются антиподом тех “веры”, “доверия” и “надежды”, про которые говорят “надо”: “надо верить”, “должен доверять”, “обязан надеяться”. В последнем случае пациент думает, что верит, надеется и доверяет, но эти “вера, надежда и доверие”, не только не помогают лечению, но часто мешают ему. Побуждают пациента вольно или невольно играть положительные результаты, которых нет.

Такая игра есть излишнее напряжение. Она обесценивает действительные результаты, препятствует их эмоциональному усилению и закреплению. Врачу приходится вначале разрушить такие “веру”, “надежду” и “доверие”, а потом лечить, вызывая недемонстративную уверенность. Иначе “очень успешное” лечение через некоторое время приводит к полнейшему разочарованию и пессимизму пациента, а врача к последующему терапевтическому нигилизму. Ведь многие наши пациенты так охотно вживаются в счастливые образы. Насколько труднее им потом сталкиваться с не обеспечивающей эти образы реальностью!

Врач - сигнал пугающего здоровья. В заключение этой части разговора надо сказать, что врач, видящий реальные пути излечения, сразу становится угрозой для пациента, которому выздоровление грозит еще непережитыми, неосознанными, более значимыми, чем облегчение от выздоровления, жизненными сложностями.

Такой врач у такого пациента вызывает тревогу - антипатию, которая чаще в причинах неосознанна и приводит к отказу от врача или к плохо понимаемой в причинах конфронтации. Для антипатии находится повод. Отказ по разному ложно, но искренне обосновывается. Конфронтацию, длительную и неосознанную пациентом, подспудную, эмоциональную “борьбу” с врачом “за болезнь” (скрытая доминанта) вызывает невозможность ухода - отказа.

Побереги больного от здоровья и... от попыток вылечиться. Врач непременно должен учитывать такое свое влияние и как бы это его не тяготило, к этой внутренней ситуации пациента отнестись с пониманием и уважением. Не путать своего, порой тщеславного, желания вылечить, с реальными интересами пациента, для которого болезнь пока единственная доступная форма приспособления.

Врачу необходимо максимально быстро сориентироваться в том, чем грозит пациенту выздоровление и не начинать иной терапевтической активности, пока он не дал пациенту абсолютных гарантий, что ничего из адаптивных средств у того не отнимет. Врачу, если он намерен продолжать терапию теперь, следует самому перестать быть угрозой, не браться “лечить насильно”.

Поскольку пациент на сознательном уровне сам относится к своей болезни агрессивно и сам для себя является угрозой, усугубляющей страдание, постольку врачу надо приостановить это самонападение. Попытаться научить пациента беречь себя от своей же собственной активности - от себя самого.

Только устранив угрозу выздоровления... Врачу не следует начинать иной терапевтической активности, пока выздоровление остается угрозой. При невозможности устранения этой угрозы, врачу необходимо актуализировать ее в сознании пациента. Помочь пережить, “переболеть”, согласиться с ней до начала лечения (выявление и разрядка скрытой доминанты). Помочь найти либо способы устранения этой угрозы, либо те значимые цели, ради которых пациент в силах пережить встречу с тем, чем ему грозит выздоровление (внутреннее торможение одной активности другой, более сильной).

Только после такой переработки угрозы выздоровления, после предваряющего лечение приспособления к ней, врач и все терапевтические мероприятия перестают быть сигналами большего, чем болезнь страдания (сигналами “наказания” за выздоровление).

Только тогда врач, и всякое эффективное лечебное влияние становятся сигналами удовлетворяющих пациента перспектив (сигналами “поощрения” за выздоровление). Тогда отношения с пациентом становятся сотрудническими. Всякое эффективное средство подкрепляется положительной эмоциональной реакцией на него и его результаты. Всякое улучшение закрепляется. Прогрессивно возрастают терапевтические успехи.

Иными словами, врач должен помочь Пациенту актуализировать не только положительные перспективы выздоровления, но, и это часто более важно, все, чем ему грозит выздоровление, побудить его к сознательному выбору между положительной и отрицательной перспективами. Только после завершения этого выбора можно проявлять любую терапевтическую активность, иначе она будет приводить всегда к отрицательным результатам.

УСТАНОВКА НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

Только когда индивидуально значимые потери, которыми грозит выздоровление, уже пережиты и больше не могут причинить страдания, когда выздоровление становится сигналом “поощрения”, то есть сулит увеличение возможностей удовлетворения индивидуально наиболее значимых потребностей, тогда только создается оптимальная ситуация для эффективной терапии.

Всякое улучшение становится тогда - сигналом выздоровления. Всякая эффективная мера становится - сигналом улучшения. Умение самостоятельно пользоваться такими эффективными мерами сигнализирует связанные с выздоровлением - перспективы. Врач, умеющий научить как вылечиться, становится - сигналом удовлетворения наиболее значимых потребностей - сигналом “поощрения”.

Формируется такой эмоциональный механизм, благодаря которому все, что способствует здоровью, получает положительное эмоциональное подкрепление - усиливается, “затверживается” и закрепляется. Все “поощряется”, то есть удовлетворяет потребности или сигнализирует их удовлетворение.

Облегчается нервная, вегетативная, гуморальная, соматическая, психическая и поведенческая - всякая, способствующая выздоровлению (поощряемая), активность. Поддерживаются все, способствующие выздоровлению процессы.

Когда потери, которыми грозит выздоровление, уже пережиты и выздоровление становится сигналом “поощрения” - всякая активность, препятствующая выздоровлению затрудняется. Она сигнализирует - “наказание”. Всяческие воздействия, грозящие здоровью, вызывают ослабленные условно-рефлекторные реакции или вовсе теряют свое условно-рефлекторное влияние.

Воздействия, способствующие выздоровлению, напротив, вызывают эмоционально усиленные реакции. Вплоть до случаев, когда саногенные процессы усиливаются вообще всяким внешним и внутренним, условным и безусловным воздействием.

Описанный эмоциональный механизм есть ни что иное, как активная саногенная установка.

Определение. Установка на выздоровление или саногенная установка. Саногенная установка есть эмоциональный механизм, благодаря которому все воздействия, грозящие здоровью, вызывают ослабленные условно-рефлекторные реакции или вовсе теряют свое условно-рефлекторное влияние, и всякая активность, препятствующая выздоровлению, затрудняется, а все, что способствует здоровью, получает положительное эмоциональное подкрепление - облегчается, усиливается, “затверживается” и закрепляется.

Физиология установки. На физиологическом языке это саногенная доминанта по Ухтомскому - Анохину, активность которой усиливается любой другой активностью.

Такая саногенная установка - антипод “установки на болезнь”. Она оказывает свое “фильтрующее” влияние на восприятие, осознанную и неосознанную психическую деятельность, на все телесные процессы и эмоциональное, энергетическое обеспечение поведения пациента. Ею гасится всякая, противоречащая ей активность и усиливается соответствующая ей.

Саногенную установку можно уподобить фильтру, пропускающему всевозможные воздействия, способствующие выздоровлению, в аппарат, который усилит, поддержит и закрепит реакцию на них фильтру, который не пропускает препятствующих выздоровлению воздействий и глушит реакции на них, если они, тем не менее, возникли.

Способ формирования. Такой “фильтр” создается устранением или предварительным переболиванием индивидуально значимых угроз, следующих за выздоровлением. Он может создаваться опережающим, предварительным приспособлением к “угрожающим” будущим условиям - с одной стороны. С другой - актуализацией (тоже опережающей, предварительной) тех перспектив - индивидуально значимых целей, достижение которых становится возможным только после выздоровления.

Таким образом, саногенная установка - это эмоциональный механизм, который формируется тем, что, в соответствии с осведомленностью пациента, здоровье сулит ему существенные, индивидуально значимые для него перспективы, а болезнь грозит известной ему, индивидуально неприемлемой несостоятельностью.

Саногенная установка как проявление других установок. Несколько иной “фильтр”, лишающий эмоционального усиления все функциональные компоненты болезни, привозящий к их угашению, создается при обезразличивании болезни, потере ею индивидуальной значимости.

Такой “фильтр” возникает, например, после осознания и переболивания факта неизлечимости болезни, когда человек выбрал жить и строить жизнь независимо от болезни -"жить, как здоровый, полноценную жизнь”.

Тогда саногенная установка становится проявлением установки на достижение тех или иных позитивных жизненных целей.

Она отличается от первой тем, что в меньшей степени оказывается усилением, закреплением положительных лечебных влияний и облегчением выработки навыков самостоятельного активного устранения болезненных проявлений. Она больше проявляет себя в облегчении всяческой деятельности по достижению выбранных человеком индивидуально значимых целей. Все функциональные проявления болезни ею угашаются именно в процессе этой деятельности, и в той мере, в какой препятствуют этой деятельности.

При такой установке обезразличивается и болезнь, и всякая активность, связанная с ее лечением, а выздоровление оказывается результатом активности, связанной с деятельностью по достижению индивидуально значимых целей.

При таком подходе пациент не осваивает иных способов устранения болезненных проявлений, кроме одного - жить и действовать в соответствии с тем, как того требуют его интересы и вытекающие из них цели. Независимо от затруднений, обусловленных болезнью, без скидок на болезнь.

Тогда сама болезнь усиливает продуктивность деятельности пациента, сама переставая существовать.

Первая установка сначала обеспечивает освоение специальных поведенческих приемов произвольного самостоятельного устранения болезненных проявлений. Затем приводит к устранению страха болезни (скрытой нозогенной доминанты). Дальше становится залогом последующей продуктивной активности пациента, обезразличивания и болезни, и лечения.

Вторая установка приводит к обезразличиванию болезни и лечения сразу. Для ее создания необходимо наличие чрезвычайно значимых для пациента целей и прочных навыков их достижения.

В этом случае вся терапия сводится к созданию такой установки и ее поддержанию до полного устранения болезни, то есть закрепления навыка жизни без нее.

В первом случае освобождение от симптоматики переживается ярко и осознается, как выздоровление, а лечение обычно стремительно. Во втором симптоматика блекнет постепенно. Она рассыпается, теряется. Пациент часто не знает, выздоровел ли он или еще нет, даже спрашивает об этом у врача. Иногда, напротив, занятый делом прерывает "лечение" и не знает, что продолжает лечиться.

При наличии у пациента саногенной установки вся терапевтическая деятельность врача должна строиться с постоянным и непременным учетом того, как и насколько она удовлетворяет потребности пациента и какие потребности она удовлетворяет. Какое место эти потребности занимают в осознанной и неосознанной системе ценностей пациента.

Помня,что саногенная установка следствие и проявление факта, что здоровье сулит пациенту необходимые для него Перспективы, а болезнь грозит недопустимой несостоятельностью, врачу следует организовать свое общение с пациентом таким образом, чтобы эту установку постоянно создавать, поддерживать и ни в коем случае не разрушать.

Необходимо, чтобы всякая активность организма и психики пациента, способствующая выздоровлению, а также и полезное в этом смысле поведение сигнализировали ему "поощрение” и непременно подкреплялись “поощрением”. Чтобы всякое функциональное проявление болезни и способствующая ей активность пациента сигнализировали неминуемое “наказание” и подкреплялись “наказанием”.

“Поощрением” и его сигналами врачу следует пользо-иа сься непременно целенаправленно и сознательно, а Наказанием” лучше только в виде лишения “поощрения”.

Зато поведение пациента надо организовать так, чтобы "наказанием” он последовательно пользовался сам.

ПРИМЕР № 17. РАДИ ПУТЕВКИ В РАЙ - САМОБИЧЕВАНИЕ. (продолжение примера № 1). Высокая, сухая, моложе, как обычно в таких случаях, своих лет, шестидесятидвухлетняя “девочка без будущего”.

Кто-то так назвал эту даму.

На девочку она действительно похожа. Злую девочку.

За освобождающей от непоказной заботы о ком-нибудь игрой в ранимость, отзывчивость и доброту она пропозировала жизнь.

Не имея прошлого, она пытается теперь искупить это мученическим полупреднамеренным лишением себя будущего.

Сладострастно, словно мстя всему миру, и в особенности самым близким, распинает она себя на кресте самобичевания.

Вы, наверно, никогда не присутствовали, не были свидетелями специально растягиваемых во времени, медленных пыток, причиняемых человеком самому себе специально напоказ, непременно у вас на глазах. Я тоже не был. Нам трудно представить каково ее близким: мужу, сыну, внуку. Особенно внуку.

Мы ошибочно считаем, что “дети ничего не понимают”.

Заслонившись от жизни, своего и чужого чувства словами, мы подменяем понимание, сочувствие часто только думаньем о понимании.

Дети, напротив, чем они меньше, тем острее умеют сочувствовать, сострадать с теми, кого любят. В отношении боли, чувств, в эмоциональном плане они совершенно незащищенно, в отличие от взрослых, понимают. Не зная, не умея сказать об этом, они просто болеют вместе с любимыми.

Умение осознавать и реализовать поведением эту способность сочувствовать взрослые часто забывают. Но и они, даже не зная того, приобретя ее в самом раннем общении с матерью, практически уже никогда ее не теряют.

Распиная себя на кресте, надо думать совсем уж непреднамеренно, мучит эта шестидесятидвухлетняя жена, мать и бабушка своих мужа, сына, внука и дочку... Нет, дочки у нее уже нет!

Занимаясь последовательно растягиваемым во времени самобичеванием, эта, искупающая отравлением себе будущего отсутствие прошлого, страдалица близких мучит непреднамеренно .

Когда она 27 лет назад родила дочь, у нее тоже не было намерения сделать ее (дочь) неприспособленной к жизни из-за “ранимости”.

Когда дочери было тринадцать лет, у моей пациентки, разводящейся с мужем, тоже не было намерения расщепить душу дочери, ее сердце и ум, ее эмоциональность на две части. Не было намерения навредить ей, заставив забыть, вы-тормозить очень важное для девочки, первое чувство любви к мужчине - забыть чувство к отцу.

Не было у моей пациентки дурных намерений и когда ома, по ленивой привычке ни во что не вдумываться глубоко, “ведь она так ранима”, когда она не дала себе труда «думаться, вчувствоваться в душевный мир своей дочери: ребенка, подростка, девушки, старой девы.

Не было у этой матери дурных намерений, когда она, не имев заметить дочь, верила, что знает ее. Что той достаточно поверхностной опеки, заботы о регулярном питании, о профилактике простуд и “девичьей гордости”.

Не хотела она ничего плохого (кто же его хочет!), когда не ведала, что творила, и чего нужного не сотворила. Когда, позируя перед собой, словно в погоне за первой премией, за путевкой в рай не сотворила самого главного: жизнелюбия дочери, ее умения строить себя и свою жизнь. Не сотворила счастья своего и своих детей.

Намерений дурных у нее не было никогда.

Были дела. И не было нужных дел.

Распиная теперь свое будущее (в шестьдесят два года у нее есть живой сын и маленький внук; мать ее прожила 89 лет; что если и им и ей предстоит еще долгая жизнь!), распиная в привычной позе свое будущее (а что, если и их будущее!), сладострастно отдаваясь самобичеванию, эта, хорошо сохранившаяся бабушка, вовсе “не имеет намерения” вызывать какие-либо дурные последствия для близких. Ни упрекнуть, ни видеть причину своих бед в ком-нибудь другом, ни переложить свою вину на кого-либо она “не хочет”!

Мы с вами не видели пыток, устраиваемых нам напоказ.

И вряд ли поймем, каково ее близким, тоже потерявшим дочь и сестру, быть свидетелями демонстративно, стоически "сдерживаемого при них” ее самоистязания.

Самобичевание - та же пытка, которую другой не может Не чувствовать, не умеет не видеть, но не властен остановки.. Та же, только скрытыми от глаза и слуха, психическими средствами.

Бояться душевной боли страшнее, чем испытывать ее.

Эта пытка для свидетеля не менее мучительна, чем для производящего ее. Тот хоть может приостановиться.

Самобичевание - истязание психическими средствами самого себя, непреднамеренно рассчитано на зрителя. И на себя, как зрителя. И себе и другим оно “отводит глаза”.

Позируя перед вами, бичующийся побуждает вас его утешать. Когда есть в чем и надо упрекнуть, обезоруживает. Рвет на себе рубаху, подставляет грудь - на, бей меня беззащитного, режь, я еще худшего стою! Но... любой упрек отметет, обесценит. Воинственно обидится на вас за вашу "черствость". Соберет всеобщее сочувствие. С его помощью представит чудовищем вас. Уничтожит!

И себе и другим самобичеванием “отводят глаза” от действительных ошибок, преступлений бичующегося: “Не добивать же мученика, он уж и без того так страдает”!

Пока человек жив, он всегда может, если не исправить, то не продолжить ошибку, не усугубить ее последствий.

Между тем, не замеченными остаются те ошибки или на детском языке бичующегося та “вина”, которые необходимо, можно, не поздно исправить. Надо предотвратить, не продолжить, не углубить. Которые (и в этом объективный трагизм положения) в состоянии предотвратить и исправить часто только один человек - сам бичующийся.

Не замеченными, остаются ошибки, от последствий которых пора уже и не поздно, переболев их, оправиться.

Себе как зрителю ценой истерически взвинченной боли самобичевания ослепляют совесть.

Самобичеванием отвлекают себя от предчувствующейся большей моральной муки открытия действительных ошибок, от большей, чем вменяемая себе, вины. Отвлекают фактически искусственно вызванной болью от неизвестной боли переживания реальной жизни. От своего прошлого в его результатах и ошибках. От настоящего и будущего. От оценки и переоценки ценностей. От реального, не в намерениях, а в делах, строительства и перестраивания себя и своих обстоятельств.

Отвлекают от необходимости что-то новое и полезное делать.

Кроме того, себе как зрителю самобичевание приносит ощущение искупления вины. Избавляет от осознанной ответственности и от ужаса счастливо жить, когда позади тебя вина. Избавляет от соблазна жить здоровую, честную жизнь.

Если же к самобичеванию, к его содержанию и производимому впечатлению на других приглядеться внимательнее, то вдруг станет явным, что бичующий себя, винится во второстепенных или вовсе не существующих ошибках, в событиях, явно от него не зависящих. Существенное же он игнорирует. Походя объясняя обстоятельства ошибок, и себе и нам называет множество людей, якобы вынудивших его их совершить. Вроде бы бичует себя, а, невзначай, исподволь, информирует о массе, якобы независящих и потому-то независящих от его произвола обстоятельств, сделавших ошибки неизбежными. Здесь и люди, и болезни, и наследственность, и погода, и всяческие стечения - невезения.

Бичующий себя словно старается создать у вас парадоксальное впечатление, что только из величайшей требовательности к себе наговаривает он на себя, упрекаясь в том, к чему отношения не имеет, что несущественно, в чем виноват другой.

Парадокс. Обходя, будто слепой, действительную свою "вину” (все то, что действительно зависело от него), всей, выдаваемой на слушателя информацией, обеляя себя, других, часто вовсе к делу не относящихся, бичующийся, как-то Вроде и нехотя, но самым жестким образом действительно обвиняет. Других он обвиняет в существенном.

Нон сам он - и зритель, и эмоциональный слушатель своею самобичевания. Теперь он просто обязан, не может на них, других виноватых, не обидеться. Справедливость того требует. Ведь он так убедителен. Голый король один верит, что он одет...

Парадоксальны, поистине всей интуицией доведены до и ющренности, результаты самобичевания.

В глазах слушателя оно обелило бичующегося. Защитило от упреков. Выставило его сверхтребовательным к себе. Побудило других утешать его. Обвинило кого угодно и убедительно

Бичующийся - сам слушатель. Он вместе со всеми убежден, уверен, поверил в вину других, вместе справедливо ими возмущен (а это весь мир), пытается себя утешить и, возводя на себя напраслину, в реальном себя уже не упрекнет. От вызванной реальной действительностью боли защищен.

Одна беда, не открыв прошлых ошибок, бичующийся обрек себя на принужденное их повторение в будущем. Их специальное исправление, или исправление случайное, даже просто непродолжение грозит открытием их в прошлом, а с ним и избегнутой посредством самобичевания муки раскаяния за совершение их.

Самобичевание делает рабом непризнанных ошибок и преступлений, ведет к последовательному углублению “вины”.

Вторая беда. Самобичевание вынуждает демонстративно не делать того, в чем из позы себя обвинил, то есть часто не делать необходимого.

Третья беда - приходится обидеться на всех, походя обвиненных. Затаив обиду, беспочвенно испортить отношения чуть ни со всем миром, озлобиться на него и сетовать.

Четвертая незадача. Надо теперь выискивать таких же как ты страдальцев. Сводить с ними дружбу. Замучить и их позерским состраданием, ведь ты такой “чуткий человек”...

Я остановлю перечисление. Приходится самобичующемуся исказить все свои отношения с миром. Близких замучить показной пыткой. Себе жизнь испортить. Мир оклеветать, обратить в помойку. Жить, зарывшись в нее.

И все - ради... путевки в рай!

ЧТОБЫ ПОНЯТЬ ПСИХОТЕРАПИЮ...(ОБЗОР ОБСУЖДАЕМЫХ ВОПРОСОВ)

Чтобы понять психотерапию как способ лечения воздействием на степень и возможности удовлетворения потребностей человека, то есть как лечение, использующее и перестраивающее эмоциональные установки и отношения пациента и тем влияющее на его поведение, психическую деятельность и организм...

Чтобы понять психотерапию как способ лечения сигнальным или непосредственным воздействием природными и общественными условиями и поведением пациента, определенным образом организуемыми врачом, самим пациентом, пациентами друг другу...

Чтобы понять психотерапию как воздействие на психическую деятельность, поведение и организм пациента поощрением, наказанием и их сигналами, надо верно понять, что такое приобретенные и, в особенности, социогенные потребности человека и каково значение удовлетворения и неудовлетворения последних для его поведения, психической и телесной жизни.

Чтобы понять и осуществлять психотерапию, как способ лечения воздействием на степень и возможности удовлетворения потребностей надо разобраться в том, что такое специфически человеческие (социогенные) потребности.

Для этого необходимо хотя бы схематически проследить за их становлением, и за возникновением их неудовлетворенности.

Но прежде, чем говорить о формировании приобретенных потребностей, в частности социогенных, необходимо очень ясно представить себе механизмы сигнальной, то есть психической, в отличие от нервной и поведенческой, деятельности.

Отдельно, не имея прямого отношения к сигнальной, то есть психической деятельности, но будучи очень важным для оценки ее адекватности природным и общественным условиям существования конкретного человека, стоит вопрос: что такое объективная ценность явления?

Таков же вопрос об общественной ценности события, явления, факта в данных и вероятных будущих условиях.

Безразличное вчера, может быть желательным сегодня и необходимым завтра. Так, что его отсутствие обернется совершенной, гибельной неприспособленностью.

Воспитание, ориентированное на необходимое во вчерашних или даже сегодняшних общественных условиях, формирует неприспособленного человека, порой трагически неумеющего приспособиться к завтра.

Добавим к этому, что нам нужно будет еще как можно более наглядно и понятно, доступным, но не теряющим от этого в полезности образом, разобраться в нервном, физиологическом механизме, реализующем сигнальную, то есть психическую, в том числе и сознательную, деятельность.

Чтобы не интриговать, выскажу мнение, что на все эти вопросы давно даны ответы, нам только предстоит их переосмыслить применительно к нуждам практической прикладной медицины и педагогики.

Начнем по порядку .

 СИГНАЛ

1. Что такое сигнал?

Для нас существенно, что это явление, вызывающее реакцию организма или поведение человека, не вытекающие из его (явления) собственных физических, химических и механических свойств безусловного раздражителя.

С другой стороны, это явление, вызывающее реакцию организма и поведение человека, вытекающие из свойств другого явления или сигнала, которое данное явление сигнализирует и которое еще только может быть, но может и не быть.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Итак, сигнал это - явление, вызывающее с его собственными свойствами не связанную, подготовительную реакцию на предстоящее, прежде следовавшее по-еле него событие, которое может произойти, но может и не произойти(!).

Но может и не произойти! В этом, как позже выяснится, и сила и “ахилесова пята” сигнальной деятельности.

ПРИМЕР №18. ЗВОНОК . Звонок вызывает слюнотечение у собаки, сигнализируя мясо-сухарный порошок, которым ее после него кормят. Звонок созывает школьников в класс, сигнализируя начало урока. Звонок вызывает приезд милиции, когда, являясь следствием размыкания сигнализации, сигнализирует ограбление магазина.

Но мясо-сухарный порошок могут не дать. Урок после звонка может не начаться. А размыкание сигнализации может произойти по не связанной с ограблением, случайной причине.

Сам же звонок не вызывает ни дачи хлеба, ни урока, ни ограбления.

Вытекающая из его свойств реакция только реакция на звук.

СИГНАЛИЗИРУЕМОЕ СОБЫТИЕ

2. Что такое сигнализируемое событие?

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Событие, существенное для человека и его организма, обычно являющееся объектом той или иной его потребности или сигналом такого объекта, хотя бы однажды следовавшее, чаще обычно следующее, за явлением, его сигнализирующим, то есть сигналом, есть сигнализируемое событие.

С появлением речи сигнализируемым событием может становиться знакомое событие, которое переживал в таких обстоятельствах другой человек. Событие, в действительности никогда не следовавшее за данным явлением. Даже вовсе невозможное, вымышленное, скомбинированное из фрагментов других былых впечатлений событие, плод фантазии (муки попадания на сковородку в аду за земные прегрешения, например). Событие, всегда непременно следующее за каким-либо явлением, может не сигнализироваться этим явлением. Не быть сигнализируемым. А предшествующее ему всегда явление может не быть сигналом.

ПРИМЕР 19 . БЕЗ СИГНАЛА, КАК БЕЗ БУДУЩЕГО... Например, ложь, невежество, глупость, упрямство, лень часто становятся причинами существенных жизненных потерь, будущих несчастий самого человека, его детей, близких, других людей, но могут вовсе не вызывать у человека предваряющей эти несчастья и потери тревоги, побуждающей не лгать, искать знания, умнеть, не упрямиться, преодолевать лень, позу. Перечисленные свойства, к несчастью часто, не являются сигналами тех, практически неминуемых событий, которые являются причиной и которые за ними практически всегда следуют.

“Дети отвечают за грехи родителей в седьмом колене!” -теперь бы сказали “дети расплачиваются за ошибки родителей, пока не научатся их полезным для себя образом использовать, не повторять или пока не поймут их причин и не исправят!”. 

Все явления, к которым наш организм, мы готовимся заранее, не зависимо от того сознаем мы это или нет, являются сигнализируемыми.

ПРИМЕР № 20. ВИНЕГРЕТ, КОТОРЫЙ ГОТОВИЛА БАБУШКА ... Это и предстоящий обед и выход на улицу в холод из теплого помещения, светлое будущее и бесперспективность, деятельность и бездействие, активное строительство себя и своих обстоятельств и пассивное потребительство, жизнь и прозябание тусклого существования. Все, что в соответствии с нашим опытом только еще может быть. Все может и не быть!

Когда, впервые придя в столовую, мы прочитываем в меню слово: “винегрет”, то, сами того не сознавая, готовимся к сигнализируемому событию - винегрету, который готовила бабушка. В наказание и совершенно неподготовленно получаем сварганенный портящим себе жизнь халтурщиком СИЛОС.

Но, привыкнув к столовым, мы уже либо не читаем меню, либо читаем от делать нечего в очереди.

Сигнализируемым меню событием становится для нас отсутствие перечисленного в нем на раздаче.

Если этого не происходит, то мы рискуем приобрести гастрит, а то и язву! Приготовившись во время чтения меню к выбранной нами пище, наш желудок часто оказывается неподготовленным к той, которой пришлось довольствоваться. А за столом не всегда успевает перестроиться.

Сигнализируемым событием является то, адекватной реакцией на которое становится предваряющая его, подготовительная по отношению к нему реакция на сигнал.

Сигнализируемое событие может не произойти. Реакция на сигнал тогда оказывается неадекватной реальным обстоятельствам, неоправданной, лишенной приспособительного смысла.

СИГНАЛИЗИРУЕМАЯ РЕАКЦИЯ

3. Что такое сигнализируемая реакция?

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Реакция на явление, выступающее в качестве сигнала - реакция на сигнал, соответствующая сигнализируемому явлению, предваряющая его и подготовительная по отношению к нему, есть сигнализируемая реакция.

ПРИМЕР № 21. ТОЛЬКО РАЗНОЕ СОЧЕТАНИЕ БУКВ... В качестве явления, выступающего в роли сигнала, может быть сочетание звуков или букв, написанных на бумаге, например: “светлое будущее”, сигнализируемой оказывается подготовительная, адекватная этому сигнализируемому явлению реакция, заключающаяся в мобилизующем приливе сил, повышении сосредоточенности, целеустремленности, работоспособности у инициативной личности и благостное мление, как на жарком пляже у воды, у потребителя.

Напротив, иное сочетание: “бесперспективность” может вызвать снижение тонуса, работоспособности, потерю целей у инициативного (если он не начал искать необходимые перспективы) и обиженное, возмущенное “несправедливостью” беснование, часто очень энергичное, у потребителя, привыкшего глотать прожеванное другими.

СИГНАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ЯВЛЕНИЯ

4. Что такое сигнальное значение явления?

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Сигнальным значением явления оказывается сигнализируемое явление и предваряющая его сигнализируемая реакция.

ПРИМЕР № 22. ДОЛГ. Сигнальным значением слова “долг” для меня является комплекс ценностей, общественных норм, моих внутренних необходимостей - моя внутренняя свобода, за которую мне легче что угодно отдать, чем от нее отказаться, конкурировать с которой может разве что любовь и всегда обгоняющая меня действительность, в ученики которым я себя навсегда отдал.

Для многих моих пациентов сигнальным значением слова “долг” стали внешние по отношению к их инициативе, к ним общественные требования, которым они либо из страха наказания подчиняются, боясь себя “разнузданных”, либо с которыми по-детски негативистично воюют, муча в основном самих себя преступлениями против своего же чувства.

Понятно таким образом, что для двух разных людей одно и то же явление может иметь самое разное сигнальное значение.

ПРИМЕР № 23. ЗМЕИНОЕ НАШЕСТВИЕ. Ведущий телепередачи “В мире животных” пускает бегать по себе тарантулов и держит в руках, ласково с ними разговаривая, змей, а у меня от обычных пауков судорога по спине пробегает. Чуть не наступив в походе на медянку, я всю группу повел в обход от нее метров за пятнадцать, и ночью всякий шорох принимал за змеиное нашествие на наш палаточный лагерь.

Говоря и слушая, надо всегда помнить, что и сигнальное значение слов для всех более разное, чем общее.

Только практическое взаимодействие людей помогает это выявить. Но не с тем, чтобы обидеться на непонимание. А для выработки более общих с партнером по общению сигнальных значений слов, которые осваиваются в том же взаимодействии и особенно в совместной, выражающей индивидуальную заинтересованность в результатах, трудовой предметной деятельности.

ПРИМЕР № 24. Я ОДЕВАЮСЮ! Мама говорит трехлетней Машке: “Одевайся! - вкладывая в слово само собой разумеющееся для нее сигнальное значение, и уходит на кухню, а Машка еще пятнадцать минут нагишом с трусиками в руках бегает по комнате. Разглядывает свой “пуз” и кричит маме:

- Я одеваюсю!, я одеваюсю! 

- Молодец! Одевайся! - кричит мама из кухни. И пере¬кличка эта длится, пока мама не позовет одетую Машку есть или не зайдет зачем-то в комнату. Тогда, вдруг обна¬ружив, что девчонка, как была, голая, рассердясь, отругает и заставит ее одеться, наконец.

Для Машки, в общении с мамой, собственное “оде- ваюсю я” сигнальным значением имеет мамину похвалу и игру с одеждой.

В практическом взаимодействии с пришедшей из кухни на грешную землю мамой она осваивает иное значение сво¬их и маминых слов, а мама знакомится со значением ее слов для дочки.

ЗНАЧИМОЕ ЯВЛЕНИЕ

5. Что такое значимое для индивида явление?

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Значимым оказывается явление хоть однажды частично или полностью удовлетворявшее по-требность человека или вызывавшее, и увеличивавшее его неудовлетворенность, а так же сигнал такого явления.

Иными словами, значимыми становятся прежде использовавшиеся уже объекты потребностей и их сигналы.

Почему я говорю “прежде использовавшимися”, “хоть однажды удовлетворявшие потребность”?

ОБЪЕКТИВНО СУЩЕСТВЕННОЕ

Потому что необходимо понимать, что объективно существенное, способное удовлетворить потребность или вы¬звать неудовлетворенность индивида, объективно важное для жизни и самореализации человека явление может не быть для него значимым, не вызывать адекватных ему как объекту потребности реакций, если человек с ним никогда не взаимодействовал. Не использовал его. Не выработал его сигналов. Не имеет навыков обнаружения, распознавания, получения и использования этого объективно существенного для него явления.

ПРИМЕР № 25. ТАБЛЕТКА ДЛЯ СТАРОЙ ДЕВЫ. Таблетка глюконата кальция для страдающей хлорозом “старой девы” объективно может оказаться необходимым средством лечения, но, ни разу ею не использованная, может  оставаться не значимым, не замечаемым в качестве объекта потребности в кальции предметом.

Мы часто не только не знаем, но и не используем, не замечаем объективно необходимых нам вещей, условий, людей... Находящихся рядом с нами, доступных, только руку протяни, нужных и незнаемых нами...

ОБЪЕКТЫ УТРАЧЕННЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ

И напротив, мы слишком постоянно пользуемся теми предметами, обстоятельствами, общаемся (точнее, думаем, что общаемся) с теми .людьми, которые вовсе не способны утолить нашей жажды. И так “общаемся”, как ее вовсе и невозможно утолить!

Часто, трагически часто, пользуемся мы объектами утраченных потребностей и стремимся к сигналам, давно по-терявшим объективную связь с сигнализируемыми значимыми и объективно нужными нам явлениями. Очень часто не знаем, что нужное нам находится рядом. Ничто нам не сигнализирует его.

Нужное остается незначимым (незнаемым) и вянет рядом с нами, так и не использованное по назначению.

ПРИМЕР №26. ОШИБКА.

ПРИМЕР № 27. ЧТО ИМ НУЖНО? На скамейке, рядом со мной две пятидесятилетние, с одышкой от полноты, чьи-то тещи разговаривают о больницах, болезнях и чужом достатке. Машинально поддакивая, кивая, как китайские слонята, пережидая, дотерпливая до своей очереди встрять в разговор, с сострадательным прицокиванием выслушивают друг друга. Разговор не утоляет их, растравляет. И конца у него не будет.

Что-то им нужно. А что? - они даже и подумать не знают!

Для них значимо объективно вовсе им не нужное.

Какая одышечная паркая скука. Душно!

БИОЛОГИЧЕСКИ, ИНДИВИДУАЛЬНО, ЛИЧНОСТНО ЗНАЧИМОЕ

Понятным становится, что разделение явлений и сигналов на биологически, индивидуально и личностно значимые искусственно. Оно отражает скорее общественную, а с нею и сознательную индивидуальную тенденцию противопоставлять общественные ценности индивидуально-личным, духовные - телесным, общественные - природным.

Но, коль скоро, такое противопоставление пока еще существует и объективно существует биологический, природный и общественный интерес у одного и того же каждого человека, то попытаюсь, хоть штрихами, обозначить эти, разделяемые нами значимости.

А. Биологически значимыми для человека являются те объекты его потребностей и их сигналы, которые, независимо от того, сознает или не сознает это человек, вызывают активность его организма или поведение, непосредственно связанные с удовлетворением природных врожденных потребностей и сексуальной потребности (как завершающей формирование своей биологической составляющей уже при жизни человека).

Биологически значимое может осознаваться таким и не осознаваться, но, в отличие от объективно существенного, не ставшего значимым, оно, и неосознаваясь, оказывает влияние на сигнальную (психическую), телесную и поведенческую активность человека.

ПРИМЕР № 28. Я ВСЯ ГОРЮ... В ОЖИДАНЬИ НАПАСТИ! Погода и перемены погоды действуют на наш физический тонус и вегетативную чувствительность не зависимо от того, знаем ли мы об этом, сознаем ли их биологическую значимость или не сознаем.

В период созревания девочки в женщину обостренная чувствительность к присутствию представителей другого Пола, в качестве безусловного раздражителя, соответствующего формирующейся и неудовлетворенной потребности и, проявляется, как и у женщин в период регул, не зависимо от того, осознается или не осознается потребность в представителях другого пола.

У женщин это нередко вызывает “беспричинную” раздражительность, агрессию или вялость, у девушек нередко тоже бывает причиной невротического реагирования.

Одна из моих пациенток верила, что относится к сексуальной проблематике с брезгливым пренебрежением. Это не мешало ей иметь семью: мужа и сына.

В сорок пять лет, во время климакса, оказавшись на черноморском курорте одна, в приморском кафе она поймала на себе “странный взгляд молодого черного мужчины”.

Вдруг испытала необычный для нее “прилив”... “страха”, ее обдало “ужасом”, “все затрепетало внутри”, “сердце заколотилось”... Она “поняла, что смотрит он неспроста, что что-то... против нее замыслил”.

Увидев, что в том же кафе еще несколько “молодых, черных” (она имеет в виду черноволосых, дело происходило в Абхазии) мужчин, она догадалась, что “это - одна шайка”, что они хотят ее “ограбить (грабить было нечего) и убить”.

С бредом отношения, особого значения и преследования она в тот же день улетела в Москву и там уже попала и психиатрическую больницу. Страх молодых и черных длился у нее несколько лет, пока не прошел климактерический период.

Все эти годы она из дому не выходила и реального столкновения со “странно глядящими на нее”, волнующими (запретное) чувство мужчинами избежала.

“Молодые и черные” были для этой женщины значимыми явлениями, и вовсе не из-за потребности оборонительной остаться “не ограбленной и не убитой”.

Ее собственное чувство грозило ей совсем другим “ограблением”, осознанный отказ от которого был бы для нее большей трудностью и большей личностной трагедией, чем психоз.

Б. Индивидуально значимым, то есть значимым для человека как для существа общественного, является все, что стало объектом или сигналом объекта социогенной, приобретенной в процессе жизни среди людей, потребности.

Индивидуальные значимости приобретаются на протяжении всей жизни человека. Но, в особенности, в самый ранний досознательный период, определяющий его недемонстративные направленности, симпатии, антипатии, эмоциональное отношение на всю дальнейшую, так называемую, сознательную жизнь.

Перестраиваются индивидуальные значимости особенно “бурно” в периоды возрастных биологических кризов, в ситуациях, вызывающих эмоциональные потрясения (влюбленность, любовь, потери, чрезвычайные удачи).

Индивидуально значимое, как и биологически значимое, может осознаваться таким и не осознаваться, но, неосозна-ваясь, оно оказывает влияние на сигнальную (психическую), телесную и поведенческую активность человека.

Индивидуально значимое вызывает соответствующую ему, мотивационную активность не зависимо от осознания. Но если оно неосознанно, то эта активность в проявлениях заторможена, искаженно реализуется поведением, кумулируется. Вызываемое “напряжение” растет.

ПРИМЕР № 29. МОИ ПАЦИЕНТЫ... Не сознавая свою психическую жизнь вне демонстративных выдумок и аутистических фантазий, мои пациенты не знают, что уже в досознательный период у них сформированы многие потребности: и в эмоциональном контакте с другим человеком, и в

неформальном общении, и в узнавании нового, в открытии, в творчестве, и потребность в знании, и потребность любить и быть любимым, и потребность быть нужным и отдавать необходимое и брать у другого то, что тот хочет отдать, и потребность быть причастным к делам и целям других людей, человечества, потребность сохраниться в будущем и прожить мгновение.

Не сознавая своих потребностей, мои пациенты либо подчиняют себя утилитарным, ограниченным, не рождающим новых целей целям, либо истерически играют увлеченность целями, которые с их точки зрения иметь престижно или которые они должны были бы иметь в соответствии с извне привнесенным в них Я-идеалом.

В результате живут в неосознаваемой ими, постоянной неудовлетворенности, со временем рождающей проявления невроза, психосоматические заболевания, даже психозы.

“Болезнь - стесненная в своей свободе жизнь” (К.Маркс).

Стеснителем свободы моих пациентов оказывается та поза, которую они предпочли открытию и осуществлению себя.

В. Личностно значимыми оказываются явления и их сигналы, способствующие и препятствующие достижению сознательно поставленных личностью целей.

Личностно значимое может оказываться в противоречии с другим личностно значимым, иногда в противоречии антагонистическом.

Личностно значимое может противоречить неосознаваемому индивидуально значимому и биологически значимому.

Короче, различные значимости могут противоречить друг другу.

ПРИМЕР № 30. ВЫБРАТЬ ИЛИ СОПОДЧИНИТЬ.. . Значимо: и делать диссертацию, и заниматься творческой лечебной и научной работой. И то и другое нужно. И как увязать это на личностном уровне? А либо выбрать, либо увязать надо.

Увязать значит соподчинить.

Диссертация - для расширения творческих возможностей пли творчество - для диссертации?

Выбрать значит какие-то возможности, значимости сознательно отвергнуть и переболеть тяжесть потери ясной, осознанной болью.

Выбор значимостей может происходить и непроизвольно и неосознанно. Об этом - позже.

Но и теперь уже надо знать, что выбрать поведение в соответствии с одной значимостью, вопреки другой, и о другой забыть, вовсе не значит отвергнуть другую, это просто самоуверенное и невежественное отношение к себе.

Забытая, но неизжитая значимость будет, не сознаваясь, влиять на тонус, работоспособность. Она может непонятным для нас образом снижать или иногда повышать активность выбранного поведения. Иногда сделает его непродуктивным, неутоляющим или вовсе невозможным.

Мы подошли к вопросу о значимости, ценности, сравнительной ценности явлений, но отложим его на потом.

А теперь, прежде чем переходить к вопросу о том, как явление становится сигналом другого, два слова, о так называемой объективной ценности явления для индивида, и об общественной значимости того или иного события, явления, факта в данных и вероятных будущих условиях.

ОБЪЕКТИВНАЯ ЦЕННОСТЬ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ЗНАЧИМОСТЬ ЯВЛЕНИЙ

6. Об объективной ценности явлений.

Ни объективная ценность явления для человека, ни общественная ценность события не имеют отношения к его психической жизни, но существуют независимо от него и его сигнальной (психической) деятельности.

ПРИМЕР № 31. ПРОЛИТАЯ НЕФТЬ И НЕВСТРЕТИВШИЕСЯ ПОЛОВИНКИ.

Так нефть, где-то вылитая в океан, о существовании которой я не знал и не знаю, могла бы согреть меня, наполнить дешевым бензином бак вашего автомобиля и одеть в синтетическую блузку ее. Но ни я, ни вы, ни она об этом, придуманном мной событии, не знали, оно нас не коснулось, ни что нам его не сигнализировало и не сигнализирует. Для нас его нет.

Но объективно нефть - ценный дня нас объект наших потребностей.

Беседуя с раскрывающимися перед тобой пациентами, иногда с досадой думаешь, что вот этот мужчина и вот эта женщина - ненашедшие друг друга половинки. Что, не найдя друг друга, они остаются и останутся одинокими.

Объективно они по отношению к друг другу могли бы быть утоляющими вполне объектами потребностей друг друга.

Но к ним эти, видимые мне факты отношения не имеют. В их сигнальной (психической) деятельности не отражаются.

Они, не видя друг друга, ходят рядом. Как в жмурках, натыкаются друг на друга. И разбегаются. Встречаясь в моем кабинете, сидя рядом на группе, обманывают друг друга защитной и обкрадывающей их маской позы. Так они друг друга и не откроют. Сигналами чего-то друг другу нужного не станут.

7. Об общественной ценности явления.

Явление, представляющее общественную ценность, может не быть ценностью для человека. Не смотря на то, что оно является объективно необходимым залогом жизни для него как для члена общества.

ПРИМЕР № 32. МАМЫ, БРОШЕННЫЕ В РОДДОМЕ. Материнство - общественная ценность. Для женщины оно такая же, формирующая ее необходимость, как для ребенка именно ее материнское тепло.

Женщина же может не осознавать свое материнство личностной значимостью. Может относиться к нему как к обузе. Перепасовывать ребенка бабушкам, вредя не только ему, но и себе.

Бывает, что ценное с общественной точки зрения, для манного человека может и вовсе не представлять никакой значимости. Если, например, его (человека) формировала качественно резко отличная от данного общества среда. То-I да дитя остается в роддоме.

Необходимо помнить следующее!

Человек тем более приспособлен к своей общественной среде, чем больше общественные ценности стали для него значимыми, то есть стали объектами и сигналами объектов его потребностей.

С другой стороны человек тем более приспособлен вообще, чем более объективно ценные для него явления стали биологически, индивидуально и личностно значимыми для него.

КАК ЯВЛЕНИЕ СТАНОВИТСЯ СИГНАЛОМ

8. Как формируется сигнал или как явление становится сигналом?

Всякое раздражение нервной клетки, производимое воздействием извне или из самого организма, приводит к развитию в ее протоплазме целой цепи химических обратимых превращений.

Специфика этих превращений отражает специфику воздействующих раздражителей.

Повторяющиеся воздействия вызывают повторяющиеся специфические для них химические реакции так, что с повторением раздражения реакции протекают все легче и легче, все быстрей и быстрей.

Если воздействующие события следуют друг за другом (А. Б. В. Г), то и вызванные ими химические реакции (соответственно а, б, в, г) тоже следуют одна за другой в том же порядке.

Так как в реальном мире следующие друг за другом события протекают непрерывной цепью, потоком, набегая друг на друга и друг друга перекрывая во времени, то и отражающие их химические превращения в протоплазме нервной клетки тоже развиваются непрерывным потоком. Настигают друг друга во времени. Так что предшествующая реакция некоторое время еще длится, когда уже началась последующая.

Такое перекрывание химических реакций, отражающих следующие друг за другом воздействующие события, служит причиной того, что эти реакции объединяются в единые цепи (абвг).

Если последовательно протекающие события (А. Б. В. Г) повторяются, то это объединение отражающих их химических реакций в цепи с каждым повторением становится прочнее в том смысле, что вызнанная событием “А” реакция “а”, сама начинает вызывать всю последующую цепь реакций “а”, “б”, “в”, “г”.

Поскольку протекание этой цепи реакций в нервной клетке происходит значительно быстрее, чем происходят во времени события, следующие за вызвавшим реакцию “а”, то цепочка реакций (абвг) протекает раньше, чем начинаются и происходят эти события. То есть, следующие за первой реакцией (а) реакции цепочки (бвг) оказываются опережающими отраженные в них события (Б.В.Г), то есть предупредительными по отношению к ним, подготовительными.

Хотя все последовательно протекающие повторяющиеся события, действующие на клетку, приводят к образованию цепей последовательно протекающих реакций, тем не менее, прочными эти цепи оказываются только в том случае, когда последняя из реакций цепи отражает значимое (полезное или вредное для человека и его организма) явление.

Если же все события, отражаемые химическими реакциями цепочки, оказываются безразличными, то цепочка существует как цепочка вызывающих друг друга реакций очень кратковременно.

В том случае, когда последнее в данной цепи событие оказывается чрезвычайно значимым для человека, то реак-I (ия на него клетки более стабильна и объединение предшествующих ей реакций в прочную цепь, вызывающих друг друга превращений, может происходить после даже одного сочетания во времени событий вызывающих эти превращения. ПРИМЕР № 33. УДИВЛЕНЬЯ МГНОВЕННАЯ ДАНЬ.

“..............И мыслимо это?

Так, значит, и впрямь

Всю жизнь удаляется, а не длится

Любовь, удивленья мгновенная дань.”

(Б.Л. Пастернак.1916. (1928)

“Ты чуть вошел, я вмиг узнала,

Вся обомлела, запылала И в мыслях молвила: вот он!”

(A.C. Пушкин 1823-1828г.г.)

Вся цепочка, последовательно протекающих и вызывающих друг друга химических реакций, быстрее, иногда тоже с одного раза ("вмиг”), образуется и прочнее, дольше сохраняется, если одна из реакций в ней, предшествующая реакции на особо значимое событие, оказывается сама тоже либо реакцией на значимое событие, либо возникает в ответ на чрезвычайно новое, непривычное, неожиданное, вызывающее бурную ориентировочную реакцию событие.

ПРИМЕР №34. ГРОЗЫ ВЛЕТАЮЩИЙ КОМОК.

“Все встали с мест, глазами втуне Обшаривая крайний стол.

Как вдруг он вырос на трибуне,

И вырос раньше, чем вошел.

Он проскользнул неуследимо Сквозь строй препятствий и подмог,

Как этот, в комнату без дыма Грозы влетающий комок.

Тогда раздался гул оваций,

Как облегченье, как разряд Ядра, не властного не рваться В кольце поддержек и преград.

И он заговорил.”

Б.Л. Пастернак.Из “Высокой болезни” (1923-1928) В примере он скажет чрезвычайно значимое. Но и потому, что сам он и неожидан, и, как все гениальное, непривычен, “неуследим” и значим, то есть вызывает уже своим появлением и бурную ориентировочную и неудержимую эмоциональную реакцию, то и поэтому все значимое, что он скажет, с одного раза запечатлеется в душах слышавших на всю жизнь и жизнь эту определит.

Способность отвечать на последовательные, повторяющиеся влияния внешнего мира образованием цепей химических реакций, протекание которых может запускаться уже первым из последовательных влияний (А из ряда А. Б. В. Г) и приводить к опережающему действие последующих влияний (Б. В. Г) реагированию на них, такая способность есть в принципе у всех живых клеток.

Образование нервной системы означало тот факт, что выделился "субстрат высокой Специализации", где эта способность реагировать образованием цепочек химических реакций особо развита.

Многократные повторения одних и тех же последовательных рядов событий внешнего мира на протяжении миллионов лет привели к развитию специальных, передающихся по наследству, врожденных структур, реагирующих именно на данную последовательность. Они стали основой врожденных (безусловных) рефлексов (прикосновение к губам младенца вызывает сосательные движения).

У животных, имеющих нервную систему, такого рода отражательная деятельность имеет то отличие, что даже один раздражитель вызывает реакцию не в одной клетке, а в тысячах и десятках тысяч на разном уровне нервной системы.

Отраженные в десятках тысяч клеток внешние влияния образуют сложнейшие сочетания возбуждений, отражающих последовательно протекающие события и приводят к самим различным предупредительным реакциям. От восходящего, сегментарного и нисходящего возбуждения в нервных клетках до вегетативных, соматических, эмоционально-психических и двигательно-поведенческих проявлений.

Потенцирующее влияние на клетку, в которой образуется цепочка отражающих события химических реакций, оказывают глубокие структуры мозга, отражающие степень неудовлетворенности потребностей в тот или иной момент и степень значимости воздействующего события.

Эти структуры мозга облегчают или затрудняют своим влиянием образование, закрепление и последующее протекание этих цепочек химических реакций.

Если в нашей цепи следующих друг за другом событий А,Б,В,Г, событие Г является значимым, то реакция на него нервной клетки - “г” вызывает активность организма и поведение человека, соответствующие значимому событию Г, то есть приспособительную реакцию на него. Событие Г, вызывая в нервной клетке химическую реакцию”г”, вызывает приспособительную реакцию человека и его организма.

Если теперь та же реакция клетки “г” может вызываться до и помимо влияния события Г любой из предшествующих ей в цепи химических превращений (а,б,в,г) химической реакцией от “а” до “в”, то и события А,Б,В, вызывающие эти химические реакции, могут без и до события Г вызывать специфическую реакцию на него нервной клетки, а вместе и соответствующую ему приспособительную реакцию человека и его организма. Она теперь, в силу того, что химические реакции "абвг" в нервной клетке протекают мгновенно, а события, отражаемые ими, могут далеко отстоять друг от друга во времени, оказывается опережающей, предупредительной, подготовительной по отношению к значимому событию.

Но таким образом событие А, вызывающее реакцию организма и поведение человека, специфические для значимого события Г, оказывается сигналом этого события, вызывающим реакцию на него.

Не только события окружающего и внутреннего мира, протекая во времени одно за другим, отражаются в нервной клетке, вызывая цепи следующих друг за другом специфических для них химических превращений, и тем самым, оказываются способными сигнализировать друг друга. Одно и то же событие или явление воздействует на наши органы чувств не сразу всеми признаками, а последовательно сначала одними, потом другими, потом всеми вместе.

ПРИМЕР № 35. ПРИБЛИЖЕНИЕ ЯБЛОКА. Мы, например, чувствуем запах яблока. Потом видим яблоко. Потом слышим его хруст на своих зубах. Чувствуем его вкус, определенные ощущения при глотании, испытываем насыщение...

Уже в силу неодновременности восприятия различных признаков явления, растянутости во времени нашего взаимодействия с ним, отдельные, воспринимаемые друг за другом признаки явления, события, предмета отражаются в цепях пeрекpывaющиx друг друга, друг друга, с повторением взаимодействия, вызывающих химических реакций в нервной клетке и так оказываются (признаки явления) способными становиться сигналами друг друга и того значимого для нас события, которым заканчивается взаимодействие с явлением, предметом, событием.

Кроме того, что различные признаки одного и того же явления не одновременно воспринимаются... Кроме того импульсы от различных физико-химических характеристик одновременно воздействующих признаков (куска яблока во рту), например, механических, различных химических, тепловых и так далее либо с разной скоростью проводятся по нервным проводникам, либо, проходя к нервной клетке разной длины путь, вызывают в ней опять последовательный ряд химических реакций. Разлагают в них одномоментное воздействие на ряд характеристик, как белый свет разлагается в спектр, проходя через призму.

Таким образом, внешние предметы, явления, события и их признаки, события, происходящие в самом человеке, с ним, в его организме, оказываются способными становиться и становятся сигналами друг друга и завершающих их значимых для человека результатов этих событий вследствие последовательного протекания во времени событий, в результате их движения относительно человека и человека относительно их, из-за неодновременности восприятия различными рецепторами различных признаков явлений, из-за разной скорости проведения и различной длины пути проходимого по нервным проводникам импульсами от раздражений разной физико-химической модальности.

Подводя итог, надо сказать, что сигналом становится только явление, предшествующее другому и, когда другое оказывается значимым для человека.

Если сигнализируемое явление особо значимо, то предшествующее ему событие может стать сигналом после одного сочетания их воздействий во времени.

Обычно явление становится сигналом в результате многократного повторения его воздействия перед воздействием на человека значимого события, становящегося сигнализируемым.

Явление становится сигналом тем быстрей, чем большую ориентировочную реакцию человека оно вызывает, то есть, чем более новым, неожиданным, непривычным оно является.

Кроме того сигналами быстрее становятся биологически, индивидуально или личностно значимые явления.

СИГНАЛ КАК ПРИЧИНА ДЕЗАДАПТАЦИИ

(примеры условий формирования и сохранения таких сигналов)

Сочетание во времени сигнала и сигнализируемого явления может быть случайным. Вызывающее ориентировочную! реакцию или значимое явление, предшествовавшее и даже неоднократно предшествовавшее другому значимому, может не иметь с этим последним объективной внутренней связи. Связь эта может быть не постоянной. Прежде имевшаяся связь может утрачиваться.

В силу того, что сигнализируемое явление может не иметь или утрачивать объективную связь с сигналом, а уже выработанная сигнальная связь может при этом долго сохраняться, в силу этих причин сигнальное значение явления для человека может не отражать объективной, реальной действительной связи явлений.

Вызываемое сигналом реагирование может быть несоответствующим действительности, не иметь приспособительного смысла или утрачивать его.

Реагирование на явление, как на сигнал, может становиться помехой приспособлению, если сигнальное значение явления не отражает действительной объективной связи явлений, то есть искаженно отражает действительность.

ПРИМЕР № 36. С РУЧКОЙ ОТ СЛИВНОГО БАЧКА. В памяти, назойливо заслоняя другие примеры, крутится анекдот о горемыке, не вынесшем бремени вины и сошедшем с ума.

Не ожидая событий большей значимости, чем хлюпанье воды в унитазе, он дернул ручку сливного бачка и... Близлежащий город взлетел на воздух. Считая себя виновником катастрофы, он пытался покончить с собой, и, когда ему помешали, сошел с ума.

В действительности город погиб от атомной катастрофы иного происхождения.

Оставляя для возможного будущего разговор о чувстве собственной малоценности, ищущем компенсации в, пусть иллюзорном, ощущении причастности к значительным для мира, пусть даже античеловеческим, разрушительным событиям, компенсации острейшим для переживающего свою малоценность ощущением влияния, пусть пагубного, на судьбу мира...

Оставляя в стороне разговор о чувстве собственного ничтожества, как благоприятнейшей почве для утоляющего жажду чувствовать себя причастным бреда величия, для паранойяльной “борьбы за справедливость” и так далее, побуждающих поступаться самыми необходимыми реальными интересами своими и других людей...

Оставляя в стороне разговор о чувстве собственного ничтожества как условии формирования сигналов, определяющих дезадаптацию, замечу только, что в этом примере дерганье ручки никакой объективной связи с взрывом атомной бомбы не имело. Но, став сигналом последовавшего после него события с одного раза, после одного сочетания, теперь нарушило приспособительную деятельность человека не только тем, что лишило возможности пользоваться сливным бачком. Он его стал бояться. Но и спровоцировало чувство вины за сигнализируемое событие, с его деятельностью не связанное. И вызвало как следствие и попытку к самоубийству, и сумасшествие.

За удовольствие чувствовать себя не тем, что ты есть на самом деле, приходится очень дорого платить.

Цена разглагольствований об ответственности, которую ты не испытываешь и не реализуешь поступком, нередко тоже очень высока.

Лозунг “быть за все в ответе” вовсе не означает, что ты уже умеешь быть и тем более не зовет к бредовой или полу-бредовой игре в ответственность.

“Если бы парни всей земли...” означает “если бы”. И наши надежды и желания, а не позу с ручками от сливных бачков и истерическое самоустранение. Именно поэтому, настоящие парни и ищут общего языка.

Еще примеры не соответствующего действительности сигнального значения явления, затрудняющего и делающего невозможным приспособление к значимым объектам.

ПРИМЕР № 37. “ВСЕ ОНИ - ОДИНАКОВЫ!” Отец женщины пил и избивал мать. Брат спился. Когда, увидев в окно своего жениха, “вдрызг пьяной походкой” упрямо пробирающегося в сумерках к ее дому ("трезвым притворялся”), она собрала вещи, не открыла на его стук, а другим ходом, в отчаяньи убежала и тем же вечером уехала из поселка навсегда, то она так и не узнала, что он был трезв. Что умер у ее дверей. Истек кровью от другой причины. А, когда узнала, не поверила.

Так и живет одна мужененавистницей. В чужом городе, в общежитии в тридцать девять лет. Зарабатывает неинтересной ей работой. Много лет хлопочет квартиру, лечится от массы несуществующих и уже существующих у нее болезней.

- Все они - одинаковы! Все - сволочи, алкоголики. Нечего и говорить об этой гадости! Я об этом не думаю. Это меня не интересует.

Ни мужчин, ни друзей, ни подруг, ни детей.

Сигнальное значение для нее мужчины, не соответствует ни действительному положению дел, ни ее действительной потребности в нем. Потребности не только биологической, но и социогенной. В отце детей... В том, кто, живя вместе с тобой, самим фактом своего существования препятствует формированию осознанного или неосознанного определенного в ее ситуации социогенного комплекса различия и так далее.

ДЕМОНСТРАТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ И ЕГО ОДОБРЕНИЕ

В РОЛИ СИГНАЛОВ, ПРЕПЯТСТВУЮЩИХ АДАПТАЦИИ

В детстве нравящееся взрослым, послушное, “хорошее”, “правильное” поведение, лишенное иного смысла и иной инициативы, кроме инициативы и смысла - привлечь их внимание и одобрение было средством получения всего желаемого и нежелаемого, но, ставшего объектом потребностей не осознаваясь.

Иными словами, демонстративное поведение, вызывая одобрение взрослых, приводило, помимо активности ребенка, к удовлетворению всех его потребностей самими одоб­ряющими взрослыми.

В результате оно (демонстративное поведение) стало сигналом, часто чуть ли не единственным, удовлетворения всех потребностей этого ребенка.

Ребенок вырос. По возрасту стал взрослым. Вынужден самостоятельно строить свою жизнь. Но ни природная сре­да, ни обычная общественная среда не берут на себя функ­ции одобряющих и активно удовлетворяющих потребности демонстранта воспитателей.

И природная и общественная среда предъявляют к взрослому побуждающие его к инициативе, продуктивной активности требования.

Демонстративное поведение, сигнализирующее удовле­творение всех потребностей, оказывается объективно утра­тившим связь с сигнализируемым явлением - одобрением и удовлетворением одобряющими потребностей демонстранта.

В роли сигнала удовлетворения демонстративное пове­дение оказывается помехой приспособлению.

Демонстративное поведение становится причиной раз­очарования в себе, в людях, в мире. Причиной постоянной неудовлетворенности, приводящей к неврозам, психосома­тическим заболеваниям, к уходу в мир аутистических исте­рических фантазий, к психозам, к обидам на весь мир типа “за мое добро, мне злом отплатили”, “какие гадкие люди”, “ходу совершенствам нет” (а шампиньон прорастает, раз­рушая слой асфальта - тянется к свету), “что мне дал мир”, “как неблагодарны дети”...

Демонстративное поведение в роли сигнала пассивного удовлетворения потребностей, обуславливает невключенность или недостаточную включенность человека в соци­альную, то есть человеческую среду со всеми вытекающими отсюда последствиями.

ВОПРОСЫ, ВОЗНИКАЮЩИЕ В СВЯЗИ

С ВОЗМОЖНОСТЬЮ НЕАДЕКВАТНЫХ СИГНАЛОВ

.

Возможность несовпадения объективных связей явления со значимыми событиями и сигнальных значений этого яв­ления для человека, наличие между явлениями существен­ных объективных связей, которые не отражены в сигнальных значениях этих явлений, ставит перед необходимостью всегда учитывать возможность неадекватности действительности сигнального значения явления.

Это ставит вопросы:

- о необходимости специальной проверки сигнальных значений явлений,

- о том, как проверяется их адекватность,

- о переделке сигнальных значений явлений,

- о способах лишения явлений их неадекватного сигнального значения: как устраняется или переделывается их сигнальное значение (это происходит в процессе практической деятельности и только в ней),

- о том, как оптимально этому способствовать?

На эти вопросы нам предстоит ответить.

Возникают еще вопросы о том, как выявлять явления, стоящие в действительной объективной связи со значимыми для человека объектами, но не имеющие для него сигнального значения?

Как оптимально способствовать выработке нужных нам сигналов?

И на эти вопросы предстоит дать ответ.

Естественной оказывается постановка вопроса:

- о влиянии на сигнальную деятельность условий, в которых сигналы вырабатываются, в которых явления, уже имеющие сигнальное значение, действуют и которые их действие на человека ослабляют, усиливают, закрепляют и искажает и отменяют.

Особенно важны для нас условия, действующие на чело века в роли источника сигналов.

Прежде, чем переходить к разговору о влиянии на сигнальную деятельность источников сигналов, хочу подчеркнуть, что в этом качестве нас прежде всего интересует сам человек.

ПРИМЕР № 38. РЕПЛИКА ИЗ... XVI СТОЛЕТИЯ. Человек, преднамеренно или невольно пользуется сигналами 1 для влияния на другого человека в общении с ним.

В общении иногда заочном.

Иногда через огромные, разделяющие людей пространства и временные эпохи. Обращаясь к другому из одной эпохи в другую.

Так В. Шекспир, обращаясь ко мне, ему неведомому, из XIV века и переведенный для меня Б.П.Пастернаком написал:

Я думаю, что и к вам он обращался с тем же зовом.

Не оставлять, ни в какой усталости, ни от какой, даже нескороспелой обиды и досады на жизнь, не бросать одного пи прошлого, ни будущего, ни теперь, где-то рядом живущего друга. Чтобы не пришлось ему на год, на десять лет, мн век позже, как и вы когда-то кого-то, аукнуть вас:

- Друг! Ау-у! Отзовись, друг!... - и, как и вы когда-то, никого не услышать. Или прочесть уведомляющую строчку, что, де, ушел друг. “Из доцентов ушел в сторожа!”... или в алкоголики, или в неудачники, в непризнанные гении, в обыватели, в коллекционеры плевательниц. Теперь модно иметь “хобби”...

У меня есть подозрение, что всякий “принципиальный” взяточник это непременно до того - непризнанный гений.

Мне хочется надеяться, что вы тоже услышали обращение к нам этого человека из XVI века, который, как говорят одни был актером, а, по словам других псевдонимом...

Не верьте! Совершенно несомненно, что был он просто человеком. Которому бывало одиноко. Бывало больно. Было счастливо и невыносимо. И часто хотелось, чтобы было лучше...

Вот он и подставил, преодолев четыре века, свое плечо нам.

И ему становилось спокойнее, когда он верил, что мы на него обопремся.

Мне действительно хочется надеяться, что мы с вами поняли, услыхав его зов, похоже. Ведь он знал, что говорил!

(об изменяющем сигнальное значение явлений влиянии условий их действия)

ПРИМЕР № 39. ОДНИ И ТЕ ЖЕ СЛОВА...

- Пойди сам уложи его, - просит вконец измучившаяся с восьмимесячным Мишкой мама.

Она и просила, и прикрикивала, и укладывала, и песенки пела, а он хохочет, с удовольствием принимая ее отчаяние за игру в ваньку-встаньку. Теперь он хнычет, недовольный сразу вдруг прекращением игры.

Сам он называет укладывание спать: “А-а-а”.

- А-а-а?”, - спрашиваю я его. - Где твоя подушка? Спать идем? Ну, давай я тебя положу... Вот так. - Я беру его на руки, давая привыкнуть к предстоящему. Кладу без намерения продолжать с ним общение. Укрываю одеялом ласково и окончательно, - Спи! - и ухожу заниматься дальше.

Он больше не встает, и вскоре засыпает.

В год мама говорит ему (его мама - моя жена):

- Спи! - а он не обращает внимания и играет в ваньку-встаньку.

Я говорю:

- Ложись, ложись. Где подушка?, - и, прерывая игру с мамой, иногда похныкивая, пятясь, он укладывается на подушку. Порой кажется даже, делает это принужденно, но, как что-то неминуемое. И засыпает.

Одни и те же слова - “Ложись, где подушка? Спи.” - в мамином и моем исполнении совсем по разному действуют. Имеют для годовалого Мишки разное сигнальное значение.

То есть сигнализируя разные события: игру или лежание. Вызывают разные сигнализируемые реакции. С мамой: капризы или игру. Со мной: до игры с мамой - укладывание с удовольствием, после - капризно-принужденное укладывание.

Одни и те же слова...

Может быть они только кажутся одними и теми же? Может быть это - только впечатление безучастного слушателя, что они одни и те же. Может быть чего-то мы тут привычно, словно сговорившись не замечать, не замечаем?

Одно и то же слово скажет химик, политик, психиатр, лечащий психозы, психиатр, занимающийся неврозами, спортсмен и мы услышим совершенно разное.

Пусть этим словом будет ”реакция”.

Реакция химическая.

Эпоха жесточайшей реакции.

Реакцией называют истерический психоз.

Эмоциональная реакция.

У самбиста отличная реакция и так далее и так далее.

Одни и те же слова...

Но я читал “Гамлета” в издании Шекспира “Эфрона и Брокгауза” и в книжонке, выпущенной в 1950 году “детгизом”. Очень разное впечатление. Хотя в ней, как и в тех фолиантах, перевод того же Бориса Леонидовича Пастернака.

Слова - одни и те же.

Но кто, кроме Иннокентия Смоктуновского сможет так сказать:

- “...Но играть на мне

нельзя!”

(В. Шекспир. “Гамлет”. Перевод Б.Л. Пастернака)

Мы говорим: “добрый ворчун”, и это значит, что в его исполнении злые (с точки зрения безучастного регистратора “общепринятых” словарных значений слов) слова не несут нам ни угрозы, ни обиды, то есть не сигнализируют нам его агрессии, но чаще выражают заботу о нас.

И, напротив, добрые по словарному значению и изображаемому в мимике и голосе тону речи “сладкоречивого садиста” пугают нас. Они сигнализируют нам угрозы, из слов не вытекающие или противоположные их словарному значению.

“ С тобой мне ничего не страшно!” Не значит ли это, что его присутствие действует на меня, отменяя все вызывавшие реакцию страха сигнальные значения явлений? Или, что с ним все реакции на сигнализируемые явления, несущие в себе угрозу мне, из астенических, демобилизующих, лишающих сил реакций страха, бегства или бездействия переделались в стенические, сопровождающиеся приливом сил реакции активного устранения угроз, непременно одолевающей их борьбы с ними.

В разговоре об источнике сигналов нас интересует, во-первых, сам человек, вольно или невольно использующий сигналы в общении с другим человеком.

ЧЕЛОВЕК В РОЛИ ИСТОЧНИКА СИГНАЛОВ

НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ...

ВОПРОСЫ ДЛЯ ПРАКТИЧЕСКОГО ВРАЧА

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ

ПОТРЕБНОСТЬ, ПОТРЕБНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА, ОБЪЕКТ ПОТРЕБНОСТИ, УДОВЛЕТВОРЕНИЕ ПОТРЕБНОСТИ, НЕУДОВЛЕТВОРЕНИЕ ПОТРЕБНОСТИ, НАПРЯЖЕННОСТЬ

Фундаментальным свойством живой материи являются тенденции к самосохранению, самовоспроизведению и приспособлению себя к среде и среды к себе, то есть к развитию.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. ПОТРЕБНОСТЬ. Потребность оказывается свойством живых существ, производным от специфической для живой материи тенденции активно сохранять и воспроизводить себя как обособившуюся цельность в условиях породившей и формирующей ее среды, свойством, проявляющимся их (живых существ) взаимодействием со средой, способствующим самосохранению, самовоспроизведению и развитию.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. ПОТРЕБНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА. Потребность человека свойство, делающее его зависимым от наличия тех или иных определенных, породивших и формировавших его природных и общественных условий (объектов потребности), временный недостаток которых побуждает человека к деятельности по их приобретению, а постоянное отсутствие приводит к его собственному изменению, заключающемуся в утрате этого свойства или гибели, когда такая утрата не совместима для него с жизнью.

Сокращенно это определение выглядело бы так.

Потребность - производное фундаментального свойства живой материи - тенденции к самосохранению, самовоспроизведению и развитию, проявляющееся полезным для жизни взаимодействием живых существ со средой.

Человеческая потребность - свойство человека, выражающееся зависимостью от сформировавших его конкретных условий среды, временное отсутствие которых побуждает его к деятельности по их приобретению, а постоянное, приводит либо к изменению человека утратой этого свойства, либо оказывается причиной его гибели.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. ОБЪЕКТ ПОТРЕБНОСТИ. Условия биологической и общественной среды, породившей и сформировавшей человека таким, какой он есть в данный конкретный момент, без которых его существование, как такой, а не иной цельности, невозможно являются объектом потребности.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. УДОВЛЕТВОРЕНИЕ ПОТРЕБНОСТИ. Овладение человеком достаточным количеством объектов потребности есть удовлетворение потребности.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. НЕУДОВЛЕТВОРЕНИЕ ПОТРЕБНОСТИ. Недостаток у человека объектов потребности является неудовлетворением потребности и соответственно может быть большим или меньшим.

Неудовлетворение потребности вызывает состояние, называемое напряженностью.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. НАПРЯЖЕННОСТЬ. Напряженность -состояние, вызываемое неудовлетворением потребности.

Напряженность может реализоваться деятельностью человека по поиску, добыванию, созданию и использованию объектов потребности, то есть деятельностью по ее удовлетворению - полезной деятельностью.

С удовлетворением потребности исчезает и напряженность.

ОТКАЗ ОТ РЕАЛИЗАЦИИ. НЕПОЛНЫЙ ОТКАЗ. “ТРУДНОЕ СОСТОЯНИЕ”. Человек может по тем или иным причинам отказаться от деятельности по удовлетворению потребности. Напряженность может не реализоваться полезной деятельностью.

Не реализованная, в случае полной утраты перспективы реализоваться, эта напряженность сохраняется, пока сохраняется потребность и становится ‘Трудным состоянием” (И.П. Павлов).

Это “трудное состояние” либо оказывается процессом нервно-соматической перестройки, приводящей к утрате потребности, либо приводит к гибели, если утрата потребности не совместима с жизнью.

Если утрата перспективы реализовать потребность не полная, то утраты потребности не происходит. “Трудное состояние” остается нервно-соматическим процессом, разрушительным для человека.

Как ясно из определения, потребности человека формируются в процессе его филогенетического и онтогенетического развития в природной и общественной среде.

Потребность значит возможность! Для нас очень важно, что биологическая потребность возникла вследствие наличия в среде ее объекта - вещества, из которого строил, или средства при помощи которого строил, сохранял и воспроизводил себя организм человека и его предков.

Понятно, что биологическая потребность бывает только в том, что в природе есть, и биологической потребности в том, чего в природе нет, быть не может.

Для нас очень важно, что и приобретенные, в том числе социогенные (сформированные в процессе жизни среди людей, в обществе), специфически человеческие по их объекту или способу реализации (удовлетворения) потребности, складываясь под влиянием уже до их становления существующих условий. Это значит, что и приобретенные, социогенные потребности могут быть потребностями только в реально существующих условиях, или в условиях, которые в обществе реально существовали.

Подлинная потребность - это всегда потребность в возможных или бывших возможными и потому переживаемых возможными условиях. Это - очень важно. Это и обнадеживает, и вооружает.

Важно понять, что потребностей, объектов которых не существовало, просто не бывает.

Существенно сразу отметить, что и биологические, и социогенные потребности формируются только после того, как их объект в филогенезе, онтогенезе, в жизни человека уже использовался. Поэтому, как только потребность сформирована, ее неудовлетворенность оказывается сигналом удовлетворения.

Неудовлетворенность - сигнал удовлетворения. Этот сигнал вызывает соответствующую сигнализируемому явлению активность. Подготовительную активность организма, нервную, вегетативную, гуморальную, двигательную. Поведенческую деятельность человека по добыванию объекта потребности, при наличии соответствующего навыка, если объект самостоятельно использовался при жизни.

ПРИМЕР № 51. ПРЕЖДЕ ХЛЕБ, ПОТОМ ГОЛОД. Потребность в кальции - результат того, что кальций был в природе и стал необходимой частью нашего тела. Недостаток в нас кальция вызывает врожденную, безусловную, нервную активность, протекающую по путям, сформированным до рождения. Эта активность вызвана раздражением соответствующих рецепторов кровью, “голодной кальцием”. Врожденно сигнализируемая реакция организма подготавливает к его (кальция) получению. Иными словами недостаток кальция сигнализирует его получение.

Тогда ребенок, все сующий в рот, “инстинктивно”, методом проб и ошибок находит кальций, ковыряя стенку, съедая мел, уголь.

Только Чебурашка ищет друзей, едва вылезши из ящика с апельсинами. Мы же прежде привыкаем к материнскому теплу, научаемся общаться со сверстниками в ясельной группе, приобретаем друзей в детском саду, находим друга в учительнице начальных классов, а только потом, по тем или иным причинам оторванные от друзей, начинаем искать их.

Имея друзей, мы приобрели потребность. Разлученные -испытываем неудовлетворенность, сигнализирующую нам возможность удовлетворения. И теперь ищем друга, в качестве объекта сформированной в обществе потребности.

Именно поэтому я писал, что, в соответствии с нашим опытом, с нашей сигнальной деятельностью, пока у нас есть потребность, для нас есть и возможность ее удовлетворения.

Утрата потребности - инструмент жизни. Если объективно возможности удовлетворения в сложившихся неизбежных для нас условиях нет, то только в поиске путей удовлетворения потребности мы приобретаем достаточный опыт “отказов”, боли, обнаруживающий нам объективную, практически затверженную, невозможность удовлетворения.

Только боль отказов, перевесив на весах наших чувств жажду, обнаруживает нам невозможность достижения нужного.

Тогда неудовлетворенность перестает быть сигналом удовлетворения. Перестает вызывать соответствующую данной потребности активность. Сама потребность перестает существовать как свойство, делающее существование без ее объекта невозможным и побуждающим к активности.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. УТРАТА ПОТРЕБНОСТИ. Утрата потребности - состояние человека, при котором существование без объекта потребности перестает быть невозможным, неудовлетворенность потребности перестает быть сигналом удовлетворения, перестает вызывать напряженность и соответствующую данной потребности активность.

Если утрата потребности совместима с жизнью, то мы становимся в человеческом плане несколько иной цельностью, изменяемся.

Отмирание потребности болезненно. Словами не производится. Его нельзя сыграть. До него приходится дожить. Но, когда потребность утрачена, утрачена и неудовлетворенность.

Освоенная практически невозможность - есть смерть потребности. Только со смертью потребности для нас пропадает возможность ее удовлетворить. Но это и конец страданию, вызывавшемуся ее неудовлетворенностью.

Так как объективные условия существования человека меняются и он меняет свои условия, то случается, что действительность диктует необходимость утраты той или иной потребности.

ПРИМЕР № 52.

ТЫ ПОТЕРЯЛА ЛЮБИМОГО! Ты потеряла любимого!..

Можно маяться мукой потери, сохранив потребность в нем, то есть наслаждаться предвкушением, возможностью встречи.

Можно гордо или из трусости мучиться, или еще почему-либо “выкинуть его из головы”... Потребность от этого не утрачивается.

Человек приобретает способность демонстративно, обманывая себя, играть “новые” чувства, но сердце его остается занятым.

Неосознаваемая (иногда говорят “вытесненная”) неудовлетворенность потребности в нем отражается во всех твоих проявлениях.

Поведение чуть надтреснутое, вздернутое, истеричное.

Настроение ломкое, “ не слышится, не дышится”...

Меняется сосредоточенность, умственная продуктивность. Ни о чем не думаешь, просто голова какая-то тупая...

Просыпаться вдруг начинаешь в четыре, три, два часа ночи и, что с тобой, не понятно: “ Я о нем давно и думать забыла!”.

Пугаешься своего состояния как беспричинного.

Мысли какие-то навязчивые лезут.

Там колотится, здесь болит, тут переворачивается... “Может у меня рак?!”... “А может инфаркт?!”... “А может я с ума схожу?!”...

Приходят, наконец, мысли о смысле жизни.

“А чего они все, собственно, живут?! Чему радуются?! Зачем спешат!?”...

“А я зачем?!”

“Жить не хочется!”.

Всех этих незнакомых мыслей пугаешься. Пытаешься прогнать (хоть верней было бы искать ответы). Отвлекаешься навязчивостями и идешь лечить их к психотерапевту.

“Отогнать мысли”, вовсе не значит потерять потребность.

Это скорее значит запереть ей выход хотя бы в осознанную тоску, усилить напряженность неудовлетворенности, заставить ее тайно, подхлестывая или лишая сил, корежить нашу жизнь.

И в этом случае неудовлетворенность остается вызывающим соответствующие реакции сигналом возможного удовлетворения.

А обид-то сколько!

И гораздо реже боли утраты отдают то, что положено отдать боли.

Существует же предрассудок, что любовь бывает только однажды.

Ну, во-первых, очень часто любовью называют многократно предшествующие ей искренние влюбленности, которые в действительности только тренируют наши чувства. Научают открывать другого, а не выдумывать очаровывающий образ. Учат заниматься живым человеком, а не любованием собственной влюбленностью.

Влюбленности, будучи чувством к своему собственному чувству, тем не менее, и научают чувствовать и открывают глаза на мир. И подготавливают к неведомому, непременно обоюдному чувству двоих, любящих уже не только свою увлеченность...

К сожалению, часто любовью называют и истерическую игру и просто дружескую привязанность, и привычку не быть одной, и благодарное за что-то чувство.

Редко боли отдают то, что она сама требует.

От радости мы не прячемся. Но разве наша боль - не наша жизнь, нас растящая и в гораздо большей степени, чем радость?

Третий и настоящий путь, когда есть зачем, потеряв любимого, оставшись в живых, остаться жить!

И снова, снова мочь любить!.. Желать, переболивать потери и научаться не терять.

Третий путь требует в боли понять, что “это - навсегда!”

Иногда от этого совсем, казалось, расклеиться. Пылать в горячке, или крючиться в выворачивающих внутренности, похожих на истерику рыданиях... И вдруг - очнуться. Чуть не с досадой обнаружив себя живой. Неожиданно и впервые в жизни так подробно увидеть... Стекающую с утреннего листа, весь свет в себе отразившую, студеную каплю... То ли росы, то ли еще не осыпавшегося с ветки дождя.

Вдруг обнаружить: “Я - живая! А все-таки я - живая!”.

Боль такая, открыв глаза, вдруг уходит, рождая вас иную, взрослую. Вдруг чувствующую, что больше ничего не страшно... И, что только теперь, теперь только, пришла способность по настоящему любить.

Навсегда счастлива женщина, хоть однажды до конца, осознанно пережившая боль потери.

Утрата потребности - не только избавление от боли. Но и открытие самого себя и своей неисчерпаемости, способности меняться. Неминуемую боль надо доживать до конца!

ВРОЖДЕННЫЕ ПОТРЕБНОСТИ И ПОТРЕБНОСТЬ В НОВИЗНЕ

1. Потребности могут быть врожденными, природными. Например, пищевая, оборонительная, в движении. Я

Долгое время считалось, что природные потребности служат только необходимости установления равновесия со средой и что результатом их удовлетворения становится всегда переход в состояние покоя. 1

Зато теперь стало ясно, что одним из самых трудных состояний для живого оказывается как раз состояние удовлетворенности всех потребностей, служащих установлению такого равновесия.

Человеком оно переносится труднее, чем тягчайшая тос- ’ ка и называется меж людей “скукой”.

Оказывается у человека, как и у всех животных, есть, природой данные, потребности в нарушении равновесия со ) средой, в беспокойстве, в новизне, в получении информации. 1

Биологический смысл этого ряда потребностей в том, 1 что животное, которое при удовлетворении других потреб- ] ностей долго оставалось бы в покое, оказывалось бы от- I ставшим от изменений действительности, неготовым к но- I вым явлениям среды, неисследовавшим новых жизненных I пространств, когда старые уже использованы.

Природная потребность в новизне, одна из биологических основ человеческих потребностей в творчестве, в игре, в бескорыстной исследовательской деятельности.

Человеку, как и животному, необходимо поддержание себя в определенном тонусе, снижение которого переживается тягостно, и новизна, непривычность, неожиданность такой тонус поддерживает.

2. В процессе индивидуальной жизни человек вырабатывает новые, приобретенные, социогенные (сформированные в обществе) потребности, формирующиеся на базе биологических.

Попытаюсь схематически обозначить основные направления, в которых осуществляется выработка приобретенных потребностей.

ПОТРЕБНОСТИ В “СИГНАЛАХ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ ПОТРЕБНОСТЕЙ”

 - НОВЫЕ ЛИ ЭТО ПОТРЕБНОСТИ?

Первое направление, в котором осуществляется выработка человеком приобретаемых при жизни потребностей есть ни что иное, как выявление им в процессе практического взаимодействия со своей средой (природной и общественной), среди еще безразличных явлений и событий все расширяющегося круга объектов, способных удовлетворить его природные потребности, а так же сигналов этих объектов.

ПРИМЕР № 53. ОТ ГРУДНОГО МОЛОКА ДО ЦЫПЛЕНКА - “ТАБАКА”. Вчера еще довольствовался только грудным молоком, сегодня ест хлеб, а через двадцать лет стал гурманом. Вчера объектом пищевой потребности было только молоко, сегодня еще и хлеб, завтра множество блюд изощреннейшей в разнообразии японской кухни. Вчера сигналом удовлетворения пищевой потребности было только одно явление - молоко, сегодня молоко и хлеб, завтра множество пищевых продуктов.

Таким образом, если рассматривать удовлетворение потребности в качестве сигнализируемого явления, подготовительной реакцией к которому является, возникающая при неудовлетворенности пищевой потребности, поведенческая активность по обнаружению, добыванию и использованию ее объектов, а затем активность организма человека по их перевариванию и усвоению, то явление, становящееся новым объектом потребности, оказывается сигналом удовлетворения, способным вызывать выше описанное поведение человека и реакцию организма, в качестве сигнализируемой реакции.

Ясно, что потребности, вырабатываемые в процессе расширения круга явлений, которыми человек удовлетворяет свои врожденные потребности, оказываются потребностями в сигналах удовлетворения этих последних.

Явления, которыми человек теперь удовлетворяет свои природные потребности, становятся для него объектами потребности, то есть явлениями значимыми.

Первоначально их значимость является биологической и индивидуальной.

В период становления сознания они могут осознаваться как объекты потребностей и тогда становятся личностно значимыми. Но могут таковыми и не осознаваться!

Неосознанные потребности и их объекты. Их влияние. Оставшись неосознанными в качестве объектов они, тем не менее, способны вызывать (рефлекторно) сигнализируемые реакции, которые в подвластных контролю сознания проявлениях будут тормозиться или ложно обосновываться.

Не осознавая явление в качестве объекта своей потребности, человек не реализует поведением сигнализируемую этим объектом реакцию или ложно обосновывает ее реализацию личностно значимым поводом.

ПРИМЕР №54. ДИПЛОМАТИЯ ТАЙНОГО ГОЛОДА. В одном из примеров я уже говорил о непомерно полной женщине, которая, просыпаясь в два часа ночи очень много ела, “чтобы время знать”.

Биологически и индивидуально значимым явлением пища для нее была. Но не была осознана в качестве объекта потребности.

Поэтому не становилась предметом желания есть. Голода и даже аппетита как осознанного чувства женщина не знала...

Такое может быть следствием навязывания еды в детстве чуть раньше, чем ребенок проявлял какую бы то ни было активность, связанную с неудовлетворенностью пищевой потребности. Соответственно позже, в осознанный период жизни, еда, видимо, бралась или давалась раньше, чем поведением проявлялось поисковое беспокойство, которое сознавалось бы как желание есть. Пища использовалась потому, что “надо есть”, “пора есть”, “все едят” и так далее.

Голода и даже аппетита женщина не знала. Зато для этой женщины еда была значимой в качестве объекта потребности быть занятой, что-то делать. Это и позволяло ей, не осознавая голода, есть, “чтобы время занять”. Таким образом на сознательном уровне ложно обосновать, сигнализируемое пищей поведение значимым поводом: “Надо же что-то делать, когда не спишь!”.

СПАСИТЕЛЬНОСТЬ ЛОЖНЫХ ВЫВОДОВ

И ПАГУБНОСТЬ ЛОЖНЫХ ОБОСНОВАНИЙ

Отсутствие ложного повода для осуществления поведения, сигнализируемого объектом потребности, не осознаваемым в качестве индивидуально значимого явления, делает сознательное поведение, адекватное этому сигналу, затруднительным, либо до поры невозможным.

Тогда, с нарастанием неудовлетворенности, при отсутствии других объектов этой потребности, возможна реализация поведения, сигнализируемого неосознаваемым в качестве сигнала объектом, без повода, без обоснования.

Такое поведение здесь будет называться импульсивным. Реализованное, оно может опять ложно обосновываться. Как случайное или возникшее по другим, объективно к делу не относящимся, но лнчностно значимым причинам. Далее человек вынужден оправдывать эти обоснования уже и безо всякой пользы для себя.

То же поведение может осознаваться как следствие действия сигнала или как снизившее напряженность неудовлетворенности, непонимаемой прежде. В обоих случаях оно понимается как удовлетворяющее. В последнем - происходит осознание уже существовавшей, но неосознававшейся потребности.

Такое осознание потребности осуществляется через осознание ее объекта в качестве сигнала удовлетворения. Сигнализируемым значением объекта так осознанной потребности является удовлетворение потребности.

Как теперь ясно, потребность может быть осознанной и неосознанной.

Независимо от осознания объект потребности может вызывать сигнализируемые им реакции организма человека и ложно мотивируемое или игнорируемое сознанием импульсивное поведение.

Неосознанный объект потребности может вызывать не реализованное эффекторами, но на нервном уровне сформированное в соответствующей функциональной системе, “смоделированное поведение” (скрытую доминанту).

Не будучи осознаваемым в качестве объекта потребности, явление, не вызывающее поведения, реализующего реакцию на него, вызывает функциональные сдвиги в работе организма человека.

Эти функциональные сдвиги, возникая все чаще, становятся длительнее и интенсивнее.

Непонимаемые человеком в их причинах они вызывают тревогу. Тревогой усиливаются. Ошибочно интерпретируются. Часто как проявления пугающих болезней. Становятся содержанием невротических переживаний, ипохондрических реакций и развитий. Игнорируемые - содержанием психосоматических расстройств.

В ряде случаев сигнализируемые неосознаваемыми объектами потребностей реакции, задерживаемые в адекватных поведенческих проявлениях, разряжая напряжение, реализуются поведением, направленным на удовлетворение других потребностей, с неосознаваемой потребностью не связанных.

ПРИМЕР №55. БЛИЗОК ЛОКОТЬ... Неосознанный голод может заставлять больше курить.

Неудовлетворение сексуальной потребности может стать причиной пьянства. Особенно если неутоляющий “объект потребности” постоянно рядом. Такое часто в супружестве. Но та же неудовлетворенность может реализоваться усиленной профессиональной, общественной и прочей деятельностью.

Надо сказать, что такая реализация никогда не бывает до конца утоляющей. Она требует все большей и большей затраты энергии. Ведь вызывающая ее потребность остается неудовлетворенной. Ее объект, в роли сигнала, вновь и вновь вызывает сигнализируемую реакцию, заторможенную в специфической реализации.

При наличии неудовлетворенности врожденной, природной потребности объект приобретенной таким образом потребности может мотивировать (вызывать) гуморальную, вегето-соматическую, нервную активность организма человека и его поведение.

По существующим экспериментальным физиологическим данным (П.К. Анохин) удовлетворение природной потребности приводит к тому, что и приобретенные на ее основе потребности оказываются удовлетворенными. То есть их объекты теряют способность мотивировать (выбывать) соответствующую деятельность. С удовлетворением природной потребности меняется их сигнальное значение и сигнализируемая ими реакция.

По моему убеждению это совершенно верно, пока в дело не вмешивается сознание.

Сознательное поведение может реализовать сигнализируемые осознанным объектом потребности реакции, даже, когда потребность в них удовлетворена и подготовительной вегетосоматической реакции на них нет, то есть когда это поведение не адекватно актуальной внутренней ситуации человека. Именно поэтому и опасны ложные обоснования прошлого, ложно мотивированного поведения.

Ваши пустые хлопоты. Сознательно человек может строить поведение “удовлетворяющее” потребность, которая у него удовлетворена или о которой он только думает, что имеет ее, которой у него вовсе нет. Может вовсе не удовлетворять потребность, которая у него не удовлетворена или о существовании которой он не знает.

Залогом удовлетворения потребностей, которые у нас есть и в тот момент, когда они действительно неудовлетворены,

залогом отказа от бесполезной для нас, а часто вредной деятельности по “удовлетворению” отсутствующих, выдуманных, мнимых потребностей,

залогом отказа от “удовлетворения” потребностей не вовремя, раньше чем возникла неудовлетворенность или после того, как она ликвидирована,

залогом поведения, соответствующего динамике наших неудовлетворенностей, могло бы быть открытие каждым факта, что “мы не знаем, что движет нами” и, следующее из этого открытия изучение себя в своих побуждениях и их причинах, выявление наших неосознаваемых значимостей и пересмотр, хоть изредка, значимостей личностных, осознаваемых.

ПРИМЕР № 56. ЛЮБЯ ПО РАСПИСАНИЮ... Насколько мне известно, больные животные отказываются от пищи. Это несомненно имеет приспособительный смысл. Например: повышенное “сжигание” продуктов белкового распада “больных” тканей, вызывающих аутоинтоксикацию.

Человек, вопреки инстинкту, в болезни заставляет себя есть, часто не принося себе этим пользы.

Напротив, перетерпев голод, человек вызывает у себя голодные спазмы желудка, которые ощущаются, как боль. Боль, в свою очередь, препятствует приему пищи, которая могла бы спазмы устранить. Такое постоянно происходит, например, при язвенной болезни желудка.

Ложась в супружескую постель по обязанности, часто не только не удовлетворяют соответствующие потребности, но, напротив, безучастным использованием их объекта подхлестывают действительную неудовлетворенность. Расплачиваются за это истерическими и тоже не утоляющими связями с “эрзац-объектами”, воспалениями придатков, желудочно-кишечными расстройствами, простатитами, геморроем, импотенцией, истерическими неврозами, парезами нижних конечностей и так далее и тому подобное.

Итак, наиболее понятное и, насколько мне известно, в теоретическом плане наиболее разработанное направление, в котором осуществляется выработка приобретенных потребностей, есть прогрессирующее расширение круга явлений, удовлетворяющих природные потребности, или выработка потребностей в этих явлениях.

В переводе на язык сигнальной деятельности это - выработка потребностей в сигналах удовлетворения потребностей.

Эти сигналы (объекты потребностей) оказываются способными на неосознанном уровне вызывать поведение человека и активность его организма только при наличии неудовлетворенности природной потребности и без нее активности человека не мотивируют (не вызывают).

Сознательное поведение эти сигналы могут провоцировать и при отсутствии неудовлетворенности соответствующей природной потребности.

Не осознаваясь в качестве объектов потребности, могут поведения не вызывать.

Могут вызывать импульсивное и ложно обосновываемое поведение, даже торможение, сознательно отвергаемых сигнализируемых реакций (!).

Сигнализируемым явлением для этих объектов является удовлетворение потребности, а сигнализируемой реакцией активность по добыванию и использованию явления, выступающего в роли сигнала (объекта потребности).

Самостоятельность или болезнь - другого выбора нет. Расширение круга знакомых объектов природных потребностей, то есть обнаружение явлений, содержащих объекты врожденных потребностей, и выявление сигналов этих объектов может осуществляться в процессе инициативной, поисковой, ориентировочно-исследовательской деятельности самим человеком. Может быть результатом инициативной активности других людей, и тогда для человека оказывается пассивным.

В первом случае человек не только объективизирует по-гребность, открывая новый ее объект, не только приобретает навык его поиска, обнаружения и использования. Он вырабатывает творческий навык самостоятельно искать, находить и использовать новые объекты уже имеющихся по-требностей.

В случае пассивного получения новых объектов потребностей человек приобретает лишь умение их опознать, отреагировать на их признаки только той подготовительной рефлекторной реакцией, которая последовала за пассивным их получением. Часто это только вегетативно-гуморальная рефлекторная реакция. Ни навык находить новые объекты данной потребности, ни навыки самостоятельного их добывания не вырабатываются.

Впоследствии может складываться трагическая ситуация. На биологическом уровне человек воспринимает доступный объект его потребности - реагирует на него вегетативно-гуморальной реакцией, и не может, не умеет самостоятельно получить его и использовать. Не сознает нужды в нем или его доступности. Не организует необходимого для его достижения поведения.

Такая ситуация вызывает у человека “трудное состояние”. Оно проявляется общим вегетативным напряжением, с его обычными проявлениями: изменением сердечно-сосудистой, дыхательной активности, изменением функции желудочно-кишечного тракта, гормональных систем, изменением работы всего организма, соответствующим реакции готовности к экстренной физической нагрузке или так называемой реакции “остановки ”.

“Трудное состояние” может проявляться двигательным беспокойством, плачем, криком, которые, привлекая внимание окружающих людей, нередко приводят к получению и прежде пассивно получаемого объекта потребности. Тем самым эти привлекающие внимание проявления “трудного состояния” закрепляются. Становятся истерическим способом получения объекта, активный навык добывания которого не выработан.

Человек, систематически получавший объекты своих потребностей пассивно, не вырабатывает иных навыков объективизации потребностей и добывания их объектов, кроме по разному развивающихся и совершенствующихся вегетативных, эмоционально-мимических, поведенческих проявлений, привлекающих внимание других людей. Внимание людей, обычно утоляющих демонстранту его потребности за него. 4

Это окажется особенно существенным в разговоре об осознании человеком своих потребностей и о формирующей свой биологический компонент при жизни сексуальной потребности.

Отсутствие навыка активно объективизировать свои потребности, искать, находить и приобретать их объекты самостоятельно обусловливает множество случаев неприспособленности человека к своей общественной и (реже) природной среде.

Отсутствие такого навыка оказывается причиной многих болезней. Во-первых, неврозов (преимущественно истерических), некоторых психозов и психосоматических заболеваний.

ПРИМЕР № 57. КОВЫРЯЯ СТЕНКУ... Примером инициативного обнаружения объектов природной потребности оказывается уже рассматривавшийся нами случай, когда маленький ребенок, не зная химии и биологии и вообще еще не умея знать (в привычном для нас значении этого слова, подразумевающем осознание: осознавание себя, окружающего, своих нужд как желаний, а не практическое предметно-действенное овладение миром), испытывая нужду в кальции, ковырнет стенку, ест мел, уголь.

Инициативным же и поистине творческим актом оказывается открытие своей способности любить, обнаружение в привычно примелькавшемся товарище или случайном спутнике объекта этой ее потребности любить и быть любимым.

Описанное направление выработки потребностей не ведет к появлению новых объектов, способных мотивировать, вызывать активность при отсутствии неудовлетворенности природных потребностей. В строгом значении слова, такая выработка сигналов к формированию новых потребностей не ведет.

Объекты описываемых потребностей мотивируют деятельность только при наличии неудовлетворенности природной потребности.

Говоря бытовым языком, если природная потребность удовлетворена, эти объекты не дают сил человеку на их достижение.

Ситуация, когда человек, будучи совершенно сытым добывает, тем не менее, пищевые продукты, мотивируется другими, иначе вырабатываемыми потребностями. О них речь еще предстоит.

ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ МЕХАНИЗМ

МОТИВАЦИОННОЙ АКТИВНОСТИ

Сейчас пришла пора описать вкратце физиологический нервный механизм мотивационной активности.

Мотивационной активностью здесь названа активность (внутренняя нервная, вегетосоматическая, а за ней и внешняя поведенческая), вызванная неудовлетворением поэребности (здесь природной), в отличие от условно-рефлекторной активности, вызываемой объектами вышеописанных выработанных потребностей (фактически тех же природных).

Условно-рефлекторная возникает и протекает только в ходе мотивационной активности.

Чтобы понять, как неудовлетворенность влияет на физиологическую нервную активность, рассмотрим, в качестве

примера, случай неудовлетворения природной (врожденной) биологической потребности.

Для понимания предстоящего надо вспомнить, что...

1. Восходящие адренэргические структуры ретикулярной формации подкорки оказывают на кору восходящее энергетическое, тонизирующее воздействие.

2. Это воздействие является химически специфическим для неудовлетворенности данной (врожденной) по грешности.

3. Результатом тонизирующего влияния ретикулярной формации оказывается сначала узко локализованное, затем, с нарастанием тонизирующих влияний, генерализованное, распространяющееся по всей коре, повышение реактивности в отношении афферентных влияний извне и изнутри организма.

4. Возбуждение, возникающее в ответ на внешние и внутренние влияния в тонизированной ретикулярной формацией коре, оказывает нисходящие тормозящие влияния на всякую нервную активность, протекающую в нижележащих отделах головного и спинного мозга, если эта активность препятствует протеканию активности, вызвавшей тонизирующее кору возбуждение.

Нисходящее тормозящее возбуждение коры распространяется и на саму ретикулярную формацию, тормозя таким образом восходящие возбуждения, связанные с неудовлетворенностью других потребностей, если эти возбуждения не способствуют протеканию нервной активности, обеспечивающей удовлетворение первой, наиболее неудовлетворенной потребности.

Таким образом, нисходящие тормозящие влияния коры обеспечивают доминирование вызвавшей их нервной активности.

5. Необходимо помнить, что кора, посылающая до восьмисот импульсов в секунду от каждой клетки, способна затормозить самую энергичную нервную активность в том числе и активность ретикулярной формации. Для торможения любой нервной клетки за глаза достаточно не только восьмисот импульсов в секунду, но и 150-200 импульсов, приводящих к стойкой гиперполяризации субсинаптической мембраны.

6. Возбуждение коры, тонизированной ретикулярной формацией, распространяется и “по горизонтали”.

7. Это возбуждение коры тормозит активность, конкурирующую с тонизируемой.

8. Оно вызывает возбуждение эффекторных нервных структур.

Возбуждение двигательных эффекторных структур в свою очередь реализуется мышечной активностью, в том числе и произвольной, подвластной нашему желанию и контролю. Движением рук, ног, всего тела... Оно же осуществляется активностью, настраивающей анализаторы (глаза, уши, нос, язык, кожу) на объект потребности или его сигналы (поворачиваем голову, сосредоточиваем взгляд, нюхаем, пробуем на вкус, осязаем, прислушиваемся).

Эта произвольная поведенческая активность, является результатом организованной активности коры и, в свою очередь, через обратное беспрерывное влияние результатов действий организует ее активность.

9. В отличие от этой произвольной, а иногда и непроизвольной поведенческой активности (во сне - луйатизм, в алкогольном опьянении, при чрезвычайной сосредоточенности или автоматичности), повышение чувствительности рецепторов оказывается всегда непроизвольным, неподвластным нам, прямым следствием неудовлетворенности потребности, причем тем большим, чем более неудовлетворенность потребности.

Вызванное неудовлетворением потребности тонизирующее влияние ретикулярной формации, повышает реактивность коры.

Это повышение реактивности, распространяясь на рецепторные окончания различных анализаторов, повышает чувствительность самих воспринимающих рецепторов этих анализаторов.

Снижение чувствительности аппаратов анализаторов - следствие удовлетворения потребности. То есть так же неподвластное нам, непроизвольное изменение восприимчивости.

Снижение восприимчивости - следствие изменения реактивности коркового представительства анализаторов. Оно носит избирательный характер и распространяется только на объекты удовлетворенной потребности и сигналы этих объектов. Именно тогда и получается, что “он слышит, когда ему говорят “на” и не слышит, когда говорят “дай”.

Именно этот анализаторный результат удовлетворения потребности отражен в пословице: “сытый голодного не разумеет”.

В особенности сказанное касается осознанного восприятия, формирующего управляющий сознательным поведением целостный образ.

От нарастания или снижения чувствительности рецепторов анализатора зависит недифференцированная восприимчивость.

Избирательная, формирующая образ и сказывающаяся на деятельности отзывчивость - уже прямой результат измененной реактивности коркового представительства анализаторов.

Итак, становится ясным, что целостная активность, вызнанная неудовлетворением потребности (врожденной), строится по следующей схеме.

В определенных внешних условиях жизнедеятельности, в результате активного взаимодействия человека как природного биологического существа с этими условиями наступает неудовлетворение потребности.

Через соответствующие воспринимающие аппараты это неудовлетворение потребности (например, раздражение рецепторов “голодной кровью” при неудовлетворенности пищевой потребности) вызывает возбуждение соответствующих центров мозга (при пищевой неудовлетворенности медиальных ядер гипоталямуса).

Возбуждение центров, отражающих неудовлетворенность потребности, вызывает возбуждение восходящих, адренэргических структур ретикулярной формации подкорки.

Восходящие влияния возбуждения ретикулярной формации вызывают повышение реактивности коры. Повышают работоспособность ее клеток и внутриклеточных и синаптических образований, врожденно имеющих соответствующую именно данной потребности химическую специфичность.

РЕЗУЛЬТАТЫ ВЛИЯНИЯ

РЕТИКУЛЯРНОЙ ФОРМАЦИИ НА КОРУ

Результатом такого химически специфического энергетического, тонического влияния ретикулярной формации на кору оказывается следующее.

1. Повышение чувствительности корковых представительств анализаторов к соответствующим данной врожденной потребности безусловным (врожденным) раздражителям и их сигналам (условным раздражителям, выработанным, приобретенным в процессе индивидуальной жизни).

2. По мере усиления тонизирующего влияния реактивность, возбудимость распространяются в горизонтальном направлении по коре, привлекая запасы памяти и захватывая ассоциативные пути.

3. Распространение в горизонтальном направлении по коре тонизирующего влияния приводит к снижению восприимчивости, отзывчивости коры к условным и безусловным раздражителям иных потребностей. То есть к снижению возбудимости структур иной химической специфичности.

4. Теперь объекты данной потребности и их сигналы (условные и безусловные раздражители) вызывают возбуждение в коре, облегченное и усиленное повышенной реактивностью на них ("заинтересованность” в них).

5. Объекты других потребностей вызывают затрудненное реагирование, ослабленное пониженной реактивностью на них ("незаинтересованность” в них).

6. В качестве же просто раздражителей объекты других потребностей вызывают возбуждение с некоторым опережением в ретикулярной формации.

Возбуждение в коре возникает с некоторым отставанием.

Таким образом, объекты других потребностей уже на уровне ретикулярной формации энергетически усиливают доминантную активность.

Кора же на них тоже отзывается только усилением доминантной активности, не формируя активности условно-рефлекторной, специфической для них как для объектов других потребностей.

В результате возбуждения ретикулярной формации специфического по химической модальности для соответствующей потребности и повышения отзывчивости и тонуса коры повышается возбудимость рецепторов, тормозится вызываемая внешними и внутренними воздействиями конкурирующая активность уже на подкорковом уровне. Усиливается доминирующая нервная активность.

РЕЗУЛЬТАТЫ РАСПРОСТРАНЕНИЯ

ВОЗБУЖДЕНИЯ ИЗ КОРЫ

Возбуждение, возникшее в коре под влиянием воздействия на анализаторы объектов потребностей, их сигналов и прочих раздражителей, распространяясь по горизонтали и сверху вниз, имеет следующие результаты.

1. Тормозит все конкурирующие нервные процессы в коре.

2. Тормозит все конкурирующие процессы в подкорке и всех нервных образованиям до периферии. Во-первых, всякие, связанные с другими потребностями возбуждения в ретикулярной формации.

3. Вызывает сначала подготовительное повышение реактивности вегетативных центров, обеспечивающих вегетативную рефлекторную активность,- соответствующую данной потребности. Например, центров пищеварения при пищевой потребности.

В ходе этой активности используются объекты потребности.

4. Под влиянием любого (и неспецифического для данной потребности) стимула вызывает возбуждение эффекторных двигательных нервных структур, приводящее к поисково-исследовательской деятельности.

5. Вызывает рефлекторную поведенческую активность -например, добывание пищи.

6. Вызывает рефлекторную вегетативную активность (переваривание пищи).

Таким образом, неудовлетворение врожденной потребности, возникшее в процессе жизнедеятельности человека в его взаимодействии с условиями жизни, в том числе и результатами его прошлых действий, приводит в конечном счете к поведенческой активности, в ходе которой осуществляется поиск, получение и использование объектов данной потребности, то есть изменение и использование человеком условий полезным для себя образом.

АФФЕРЕНТНОЕ, СЕНСОРНОЕ НАСЫЩЕНИЕ

Следует помнить, что возбуждение самих центров, отражающих неудовлетворенность потребности, подвергается корковому и подкорковому торможению уже и только тогда, когда человек присвоил, получил, поглотил достаточное количество объектов потребности именно для удовлетворения наличествующей степени неудовлетворенности (ее количества и качества), а не когда объекты переработались в составные части тела человека.

В случае пищевой потребности, когда он получил в рот и проглотил достаточное для утоления голода по количеству и качеству число объектов пищевой потребности, достаточное количество пищи.

Это явление П.К. Анохин называет “афферентным, сенсорным насыщением”. Он показывает, что “афферентное, сенсорное насыщение” - следствие того, что уже на вкусовых рецепторах во рту, а потом в желудке растяжением его стенок пища меряется количественно и качественно по ее химическому составу. Не наша забота здесь разбираться подробно, как это происходит.

Для нас существенно, что поведенческая активность, вызванная неудовлетворением потребности, прекращается, сразу после наступления полного сенсорного, афферентного насыщения, сигнализирующего практически абсолютную вероятность удовлетворения потребности. Важно, что поведенческая активность прекращается только после полного “сенсорного, афферентного удовлетворения” потребности.

При пищевой потребности это использование, поглощение достаточного количества пищи необходимого качества. Оно вызывает возбуждение латерального ядра гипоталамуса и тормозит, тем самым, возбуждение в медиальном ядре. Это, в свою очередь, приводит к прекращению возбуждения восходящих структур ретикулярной формации и распаду всей функциональной системы, осуществлявшей активность по удовлетворению пищевой потребности.

Вегетативная же активность по последующему перевариванию поглощенной пищи происходит рефлекторно и формирует свою функциональную систему. Новая функциональная система препятствует конкурирующей с пищеварением нервной корковой и двигательной активности, препятствует и соответствующей конкурирующему поведению вегетативной активности.

Вегетативная активность по перевариванию пищи может тормозиться теперь активностью, вызванной новой неудовлетворенностью. Например - потребности в биологической безопасности.

Полный цикл активности по удовлетворению врожденной потребности начинается в результате взаимодействия индивида с его условиями и завершается последним - полностью удовлетворяющим потребность изменением себя и условий, полезным результатом взаимодействия.

Изнутри такое взаимодействие регулируется и управляется активностью центральной нервной системы, которую здесь мы называем мотивационной.

РЕЗЮМЕ. МОТИВАЦИОННАЯ

И УСЛОВНО-РЕФЛЕКТОРНАЯ АКТИВНОСТЬ,

СФЕРЫ КОНТРОЛЯ

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. МОТИВАЦИОННАЯ АКТИВНОСТЬ. Мотивационная активность - это активность, вызванная неудовлетворенностью потребности, в отличие от условно-рефлекторной.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. УСЛОВНО-РЕФЛЕКТОРНАЯ АКТИВНОСТЬ. Условно-рефлекторная активность вызывается сигналами объектов неудовлетворенной потребности, возникает в процессе мотивационной активности и является этапом ее осуществления.

Мотивационная нервная активность энергетически управляется возбуждением подкорковых центров, вызванным неудовлетворенностью и отражающих степень неудовлетворенности потребности, и возбуждением химически специфических для данной потребности восходящих адренэргических структур ретикулярной формации.

Возбуждение восходящих адренэргических структур ретикулярной формации, оказывая тонизирующее влияние на кору, повышает ее реактивность к условным и безусловным сигналам данной потребности, повышают чувствительность рецепторов всех анализаторов, вызывают отзывчивость к любым стимулам, способствующим формированию исследовательско-поисковой активности по поиску, добыванию и использованию объектов данной потребности.

Мотивационная нервная активность таким образом энергетически определяет избирательность реактивности на различные по сигнальному значению стимулы. Уже на уровне ретикулярной формации она определяет доминирование этой активности. Тормозит условно и безусловно рефлекторные реакции на сигналы, не вызывающие соответствующей ей активности, но усиливается ими энергетически.

Мотивационная нервная активность перестает энергетически поддерживаться с наступлением сенсорного удовлетворения. С наступлением сенсорного удовлетворения, в результате прекращения тонизирующих влияний на кору из ретикулярной формации мотивационная активность прекращается.

Мотивационная нервная активность в своем конкретном содержании, в своей “архитектуре”, последовательности регулируется корой.

Безусловное и условно-рефлекторное возбуждение в коре осуществляет подчинение мотивационной активности конкретным внешним и внутренним условиям. Это возбуждение в коре регулирует поведенческие результаты мотивационной активности. Оно же приводит к увеличению вегетативной настроенности. Затем вызывает вегетативную рефлекторную активность, вегетативное обеспечение поведения.

Для нас сейчас особенно важно, что кора тормозит формирование любой конкурирующей активности уже на подкорковом уровне, тормозя любое, не способствующее данной мотивационной активности возбуждение в самой “батарее мозга” - ретикулярной формации.

Можно сказать, что подкорковой мотивационной нервной активностью обеспечивается соответствие работы всего организма человека мотивирующей потребности, то есть полезность для него самого (в смысле этого соответствия), а так же вызывается начало и прекращение активности, в зависимости от степени неудовлетворенности мотивирующей потребности.

Корковой же нервной условно и безусловно-рефлекторной активностью тоже вызывается и начало, и конец,

и управление, но поведенческой условно и безусловно-рефлекторной активностью в соответствии с внешними обстоятельствами и кроме того обеспечивается подчинение, подготовка, обеспечение, соответствие этому поведению вегетативной рефлекторной активности, активности всего организма, устранение всякой мешающей самоосуществлению активности.

Иначе говоря, кора, тормозя формирование конкурирующих активностей, осуществляет подчинение работы организма данной неудовлетворенности потребности и одновременно подчиняет активность всего организма и поведение человека обстоятельствам, условиям внешнего и внутреннего мира. То есть обеспечивает продуктивность деятельности, соответствие ее результатов необходимости внутренней (потребности) и внешней (условиям, в которых потребность приходится удовлетворять).

В этом смысле подкорка подчиняет активность потребности, а кора завершает это подчинение и приводит активность в соответствие с внешней и внутренней необходимостью. Кора подчиняет ее настоящим и будущим (вероятным) обстоятельствам.

ПОТРЕБНОСТИ В СПОСОБАХ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ (В НАВЫКАХ),

ПОТРЕБНОСТИ В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И

ДЕЯТЕЛЬНОМ СОСТОЯНИИ (В НАПРЯЖЕННОСТИ)

РЕЗЮМЕ.

ПОТРЕБНОСТИ В СИГНАЛАХ ВОЗМОЖНОСТИ

УДОВЛЕТВОРЕНИЯ - ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЕ ПОТРЕБНОСТИ

Подведу итог.

Потребности в способах (навыках) деятельности, в деятельности и в деятельном состоянии, в эмоциональном тонусе, приобретаемые или развивающиеся при жизни, являются действительными потребностями.

Это значит, что отсутствие их объектов (способов деятельности или деятельного состояния), сигнализируя угрозу благополучию человека, способно мотивировать (вызывать) его активность и, когда природные потребности удовлетворены. Вызывать движение, выработку и тренировку навыков, игру, поиск тонизирующих, подхлестывающих обстоятельств, “зацикливание” - самоусиление напряженности, взвинчивание ее.

Способы деятельности сигнализируют возможность приобретения объектов и удовлетворения потребностей.

Потребность в способах деятельности есть потребность в сигналах возможности удовлетворения.

Их отсутствие, сигнализируя невозможность удовлетворения, мотивирует деятельность, то есть вызывает неудовлетворенность потребности в них.

Деятельное состояние организма и поддерживающая его активность человека сигнализируют пропорциональные их интенсивности возможности удовлетворения потребностей вообще.

Чем большее удовлетворение приносило реализованное деятельное состояние, тем большую удовлетворенность большего количества и более значимых потребностей это деятельное состояние сигнализирует. Тем большую силу, мотивирующую активность, имеет потребность в деятельном состоянии как в сигнале возможности удовлетворения широкого круга потребностей.

Потребности, объектами которых являются сигналы возможности удовлетворения других потребностей, мотивируют деятельность тем больше, чем сигналами возможности удовлетворения более значимых потребностей и большего круга последних являются их объекты (деятельности).

Иными словами, сигналы возможности .удовлетворения потребностей могут сигнализировать удовлетворение более или менее значимых для человека потребностей и одной или множества последних.

ПРИМЕР № 61. НЮАНСЫ. Умение стрелять для меня (я не охотник, по счастью не участвовал ни в каких военных событиях и не имею оружия) сигнализирует только знание о нормальности зрения, верной руке и возможности выиграть приз в тире.

Зато привычка, уже полуавтоматическая, отличать и помнить нюансы непроизвольной жестикуляции, мимики, походки и поведения людей сигнализирует мне как врачу возможность ориентироваться в характере, вероятных обстоятельствах и обусловливающей болезнь проблематике пациентов еще в дверях. А по поведению медицинской сестры часто почти наверняка знать какого склада, возраста и социального положения посетитель сейчас будет ею приглашен в кабинет.

Отсутствие объекта потребности в сигнале возможности удовлетворения может сигнализировать неудовлетворенность одной и малозначимой потребности или множества и сверхзначимых в том числе. В последнем случае отсутствие сигнала возможности удовлетворения, то есть неудовлетворение потребности в таком сигнале будет значительно сильнее мотивировать деятельность, чем в первом.

ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ МЕХАНИЗМ РЕАЛИЗАЦИИ

ПОТРЕБНОСТИ В СИГНАЛЕ ВОЗМОЖНОСТИ

УДОВЛЕТВОРЕНИЯ

Как отсутствие сигнала возможности удовлетворения, то есть неудовлетворенность потребности в этом сигнале мотивирует деятельность человека и активность его организма?

Мы уже знаем, как мотивирует деятельность неудовлетворение врожденных потребностей.

Нам понятно, что отсутствие нужного для удовлетворения конкретной природной потребности в определенных общественных условиях навыка для человека, не владеющего другими, заменяющими этот навык, способами удовлетворения потребностей, сигнализирует невозможность удовлетворить потребность.

Отсутствие, потеря, недостаточная сформированность, уже использовавшегося навыка грозит невозможностью удовлетворения.

Эта угроза существует не только, когда неудовлетворенность уже возникла, но и до ее возникновения.

ПРИМЕР № 62. НИКОГДА БОЛЬШЕ... Вам сегодня уже не надо есть, так как вы сыты. Но, потеряв по каким-либо причинам умение зарабатывать на хлеб, вы испытаете чувство тревоги, пожалуй, более тягостное, чем сам голод.

Не умея общаться, а значит и построить отношения с человеком противоположного пола, испытывают неудовлетворенность невозможностью утоления потребности в половой любви куда большую, чем достаточно легко переносимая неудовлетворенность сформировавшейся при жизни биологической сексуальной потребности.

Таким образом ясно, что отсутствие сигнала возможности удовлетворения врожденной потребности (отсутствие навыка, деятельности, деятельного состояния) сигнализирует не ее неудовлетворенность, но, что гораздо опаснее, принципиальную невозможность для данного человека, с его арсеналом средств, удовлетворения, когда неудовлетворенность возникнет.

В качестве сигнализируемой реакции сигнал такой опасности имеет ту самую нервную мотивационную активность, какая возникает при неудовлетворенности самой врожденной потребности.

Разница только в том, что направляется она не на получение объекта потребности (например, хлеба), а на выработку или тренировку навыка его получать (например жевать, брать, знать, просить, ходить, работать, общаться, сотрудничать, любить и так далее).

Разница еще и в том, что завершается эта мотивационная активность не получением хлеба, а овладением возможностью его добывать. Овладением, тренировкой и осуществлением навыка, то есть удовлетворением потребности в деятельности или деятельном состоянии.

В процессе реализации этой нервной мотивационной активности и осуществляется овладение навыками, поддержание эмоционального тонуса, нахождение стимулов, его создающих.

Стимулы эти могут быть и тягостными, "отрицательными".

ПРИМЕР №63. И СЛЕЗЫ... A.C. Пушкин пишет:

A.C. Пушкин наравне с вдохновением, любовью и жизнью ставит слезы!

В процессе реализации этой нервной мотивационной активности осуществляется овладение сигналом, ставшим объектом потребности. Его овладением потребность и удовлетворяется. Это приводит к прекращению мотивационной нервной активности.

ХРОНИЧЕСКАЯ НЕУДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ -ТЕЛЕСНОЕ СОСТОЯНИЕ

Надо отметить, что хроническая неудовлетворенность потребностей в деятельности и деятельном состоянии имеет в телесном плане те же проявления, что и неудовлетворенность врожденных потребностей. Функциональную дезорганизацию тех же систем и отдельных органов, что и неудовлетворенность врожденной потребности, сигналом возможности удовлетворения которой является объект данной приобретенной потребности.

ПРИМЕР № 64. ЯЗВА У ЕЩЕ НЕ ПОТЕРЯВШЕГО РАБОТУ. Например, угроза голода в связи с потерей навыка зарабатывать на хлеб может вызнать язву желудка у живущего ненадежным воспомоществованием и еще не голодающего.

О НЕДОСТАТОЧНОЙ СФОРМИРОВАННОСГИ ПОТРЕБНОСТИ

В ДЕЯТЕЛЬНОМ СОСТОЯНИИ - МОТИВАЦИОННОЙ НАПРЯЖЕННОСТИ

И ОБ УСЛОВИЯХ, ЭТОЙ НЕСФОРМИРОВАННОСТИ СПОСОБСТВУЮЩИХ

Природная потребность в активности и движении при жизни может развиваться, приводя к формированию большего или меньшего круга самых разнообразных поведенческих навыков.

Та же потребность может реализоваться ростом поведенческой активности. Может осуществляться внутренней нервной и вегето-соматической напряженностью, сдерживаемой в проявлениях все более длительно, а в столкновениях с препятствиями со все большей силой.

Эта напряженность всегда, в конечном счете, приводит к пропорциональному ей удовлетворению результатами ее реализации.

Только так, в результате сочетания во времени предшествующего осуществления навыка или сдерживаемой напряженности и последующего удовлетворения, в результате многократно повторяющегося или однократно чрезвычайно ярко пережитого следования за осуществлением навыка или за долго сдерживаемой напряженностью удовлетворения, только в результате такого сочетания способы деятельности или мотивационная (вызнанная неудовлетворенностью) напряженность, становятся сигналами возможности удовлетворения. При отсутствии иных средств удовлетворения, их отсутствие становится сигналом невозможности удовлетворения в будущем, то есть объектами потребностей в навыках и деятельном состоянии.

Если напряженность неудовлетворенности никогда не была длительной и никогда с большой силой не сдерживалась, а ее реализация никогда не встречала сопротивления (перечисленного в реальной жизни не бывает), а потребности удовлетворялись сразу по мере возникновения неудовлетворенности, то напряженность не становится сигналом возможности удовлетворения и, значит, потребность в ней не формируется.

Если, как угодно долго и с какой угодно силой сдерживаемая, напряженность никогда не реализовалась удовлетворением (этого тоже не бывает), не предшествовала ему, то она тоже не становится сигналом возможности удовлетворения и объектом специальной потребности.

В реальной жизни всякий живой переживал неудовлетворенность в чем-то и выражающую ее напряженность, сдерживаемую с некоторой силой и хоть сколь нибудь долго.

Все люди переживали удовлетворение после некоторого времени переживания такой напряженности.

У всех людей напряженность становится сигналом возможности удовлетворения потребностей. У всех людей формируется и развивается потребность в напряженности.

Применительно к проблеме дезадаптации речь может идти лишь о недостаточной для жизни в обществе сформированности потребности в напряженности. О недостаточной сформированное™ этой потребности для жизни в данных исторически сложившихся общественных условиях, в данной общественной ситуации, в данной микросоциальной группе, с данными людьми, в данных конкретных природных, профессиональных, общественных обстоятельствах.

НЕВКЛЮЧЕННОСГЬ ПОТРЕБНОСТИ В НАПРЯЖЕННОСТИ

В СИСТЕМУ ЛИЧНОСТНЫХ ЗНАЧИМОСТЕЙ

Речь может идти и о невключении потребности в напряженности в систему личностных значимостей, о неосознании потребности в ней (что очень часто бывает).

Незнание о напряженности как об объекте своей потребности чрезвычайно затрудняет продуктивное удовлетворение этой потребности поведением.

Испытывая неудовлетворенность, не зная ее причин, мы .любыми способами пытаемся устранить только ее проявления. Часто увеличиваем неудовлетворенность, усиливая ее телесные, в причинах неосознанные компоненты.

ПРОЯВЛЕНИЯ НЕДОСТАТОЧНОЙ СФОРМИРОВАННОСТИ

ПОТРЕБНОСТИ В НАПРЯЖЕННОСТИ

Недостаточная сформированность потребности в напряженности проявляется всегда в конкретных обстоятельствах. Недостаточная в одних, она может быть чрезвычайно развита в других.

ПРИМЕР № 65. ТЕРПЕЛИВАЯ НА ОСТАНОВКЕ... Умеющий годами ждать нужного результата любимой деятельности человек может не выносить и трехминутного стояния на остановке в ожидании опаздывающего автобуса.

Способная терпеливейше вновь и вновь разъяснять урок самому скучающему ученику учительница, может взрываться моментально от “несправедливости” продавца, непослушания сына или неловкости мужа. Правда, это уже отражение различной индивидуальной или личностной значимости явлений.

Значимость явлений влияет на формирование потребности в напряженности, но может от нее же и зависеть. Чем томительнее ожидание, тем часто ярче и значимее свершение.

Но можно все-таки выделить общие для многих ситуаций, характерные для конкретного человека вообще проявления недостаточной сформированное™ потребности в напряженное™.

Вот эти проявления.

1. Неадекватная обстоятельствам импульсивность, когда едва возникшая неудовлетворенность требует сиюминутной реализации.

2. Утрата потребности в чем-либо после первого отказа, когда приобретенная потребность перестает существовать при ее однократном неудовлетворении.

3. Несформированность навыков активного поиска и добывания объектов сформированных потребностей.

4. Привычное претенциозное ожидание получения объектов потребностей в результате чужой активности.

Проявления, обозначенные в пунктах 3 и 4, обычно сочетаются.

5. Неумение осознавать, открывать объекты прежде неизвестных потребностей - неумение открывать новые потребности, переводить их из разряда индивидуально значимых в разряд значимых личностно.

6. Легкое “вытеснение” - прекращение осознавания известных прежде потребностей, то есть легкая утрата осознанных желаний. Уверение себя в безразличии к сохраняющему индивидуальную или биологическую значимость, тревожащему объекту, если он не легко достижим. Легкая утрата потребностью личностной значимости.

Невключение потребности в напряженности в систему личностных ценностей приводит к постоянной борьбе с ней. Такая борьба всегда непродуктивно направлена, не соответствует причинам и надобности в напряженности. Отсюда неумение ее понимать и использовать полезным для себя образом. Порой совершенное игнорирование ее.

Если учитывать, что сигнальная связь тем быстрее и прочнее формируется, чем значимее и неожиданнее сигнализирующее и сигнализируемое явления, то станет понятным, что, чем более интенсивной и дольше сдерживаемой была напряженность и неожиданнее и полнее следующее за ней удовлетворение, тем более оно запечатлевается и быстрее предшествовавшая ему напряженность становится потребностью, тем легче осознается и потребность и факт удовлетворения и нужда в объекте, использование которого в процессе поведенческой реализации напряженности принесло утоление.

ПРИМЕРЫ НЕДОСТАТОЧНОЙ СФОРМИРОВАННОСГИ

ПОТРЕБНОСТИ В НАПРЯЖЕННОСТИ КАК СИГНАЛЕ

ВОЗМОЖНОСТИ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ ДРУГИХ ПОТРЕБНОСТЕЙ

УСЛОВИЯ, ПРЕПЯТСТВУЮЩИЕ ФОРМИРОВАНИЮ

И ОСОЗНАНИЮ ПОТРЕБНОСТЕЙ В ДЕЯТЕЛЬНОМ СОСТОЯНИИ

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ...

Это предложение, при соблюдении необходимого для него темпа и ритма, требующее четырех минут непрерывного чтения, удерживающего в сознании смысл, а в переживании множество по случайным ассоциациям налетающих ощущений, недифференцированных по происхождению чувств, зрительных, слуховых, тактильных (осязательных), обонятельных и вкусовых реминисценций, различных напоминающихся и рефлекторно, хоть в зачатке, возникающих телесных состояний, отличающихся характером дыхания, частотой и силой сердцебиений, изменением мышечного тонуса и так далее, это предложение вызывает достаточно большую и чрезвычайно разнообразную по характеру напряженность. Для действительного прочтения оно требует известной тренированности в сохранении напряженности не только в интеллектуальном, но и эмоциональном плане. Кроме того оно требует осознанного личностного приятия такого сдерживаемого напряжения, желания его.

В противном случае, без тренировки навыка одновременной, друг другу способствующей, эмоциональной и интеллектуальной деятельности, и без принятия необходимости их сочетания, это предложение только раздражает. Побуждает подменить чувство смыслом, а смысл ощущением. Кажется неоправдано сложным, хотя действительно таковым не является. Вызывает требование “простоты”, под которой разумеются либо иные задачи, либо ничего не открывающее, пустое резонерство и ни к чему не побуждающие абстракции. Порой просто скрывается привычка к упрощенчеству, с нашей задачей - вникнуть в содержательную сторону психической, то есть сигнальной деятельности, не совместная, сводящая практический выход теоретического знания к нулю.

В интеллектуальном плане оно не представляет никакой сложности вообще и заключает в себе одну простую мысль: без достаточно сформированной потребности в напряженности не возможна никакая любовь, не возможно осознание и сохранение чувства реального, не возможна самоактуализация и творческая самореализация личности.

В эмоциональном плане оно понятно всякому, пережившему чувство удивления открытием реального без прикрас и драпировок мира природы, людей, нравственности.

Ему известны и предваряющая это открытие боль, смятение... И мука отчаяния самого открытия... И те теории и химеры (часто очень дорогие), от которых приходиться отказаться, чтобы оно свершилось, и которые оно потом разрушает окончательно.

Ему знакома и сладость этого открытия, и следующий за ним, ничем более неуничтожимый, постоянно полнящийся впечатлениями, открытый неустанному удивлению, деятельный покой жизни внутри мира. Не его зрителем и рабом, как прежде.

Читателю мыслительного склада такое нагромождение характеристик и утверждений в одном предложении кажется неоправданным, когда их без всякого ущерба смыслу можно было бы высказать во множестве простых и законченных предложений типа:

“Потрясение открытием мира реальности невозможно без...” ;

“Оно с душой проделывает следующее...”;

“Оно ощущается ниже изложенным образом...”;

“Открываемый мир представляется таким-то...”;

“Потрясению препятствуют те увлечения вымышленным, те свойства человека и те сигнализируемые ему прошлым угрозы, которые я перечислю ниже...”;

“Обретая чувство реального и включаясь в свою общественную среду в качестве ее члена, человек становится личностью и теряет то-то и то-то, а приобретает...”.

Человеку мыслительного склада весь строй предложения мешает читать, так же как мир с его неисчерпаемым порядком не укладывается в его строй и раздражает беспорядочностью.

Человеку противоположного, художественного склада, постоянно огорченному опасением, что философы все ручьи образов загонят в канализационные трубы абстракций, мешает в этом предложении не столько его громоздкость и прерывистость тонической канвы образов, сколько наличие вынесенной за их пределы, отдельной от них логической связи, не ими (образами) выраженной мысли.

Но напряженность - не абстракция, ее описывающая, формирующая в понятие, в знак, и не ее художественный образ, и даже не ее ощущение, но состояние. Состояние тела, нервной системы - состояние живого, меняющегося человека, если хотите - его души.

Мне надо было это состояние вызвать и, соответствующим образом затянув, расставив препятствия, спровоцировать его разрядку. Утрату, да просто потерю и логической, и эмоциональной нити, связующей читаемое в целое. Нужно было вызвать новые и новые попытки связать обрывки и потом, если это читателю удалось, не удовлетворить вовсе не соответствующей величине напряженности концовкой. Так либо озадачить несоответствием результата привычным ожиданиям, связанным с содержанием слова “напряженность”, либо разочаровать, либо вызнать усмешку.

Мне надо было показать вам, читатель, на вас самих, что такое напряженность. Как она пульсирует, пропадая и усиливаясь (и изменениями состояния и сознаваемым раздражением, и досадой, и удовольствием), и как разряжается.

Если этого не получилось, не обессудьте. Пропустите этот кусок. Лучше я пока не умею!

Если вам интересно, но вы не обратили на себя внимания, прочтите предложение еще раз, наблюдая за своим состоянием.

Мне надо было, чтобы вы прочувствовали, а не только абстрактно поняли.

Если это удалось, я глубоко благодарен вам за сотрудничество, а вы теперь по себе знаете, о каких потребностях мы ведем речь.

РЕЧЬ ПОЙДЕТ О...

Мы уже говорили о двух направлениях, в которых идет формирование потребностей в сигналах, теперь речь пойдет о третьем. О формировании потребностей в другом человеке, в людях, в общении, в человеческом обществе (в этом конкретном и человечестве вообще).

О формировании потребностей в организации своей человеческой среды (общества) полезным для других людей, обеспечивающим их удовлетворение, благополучие образом, то есть потребностей в заботе о другом человеке, обществе и человечестве в целом.

Об освоении в качестве внутренних регуляторов переживания и поведения нравственных норм данной человеческой группы, данного общества в данный, конкретный исторический период. То есть о потребности в осуществлении, сохранении и развитии нравственных норм. О неосознанном так называемом “нравственном чувстве”.

О различии потребности быть нравственным и потребности казаться нравственным другим и самому себе, то есть чувствовать, осознавать себя таковым.

О самооценке как регуляторе внутренней и внешней жизни человека и его организма. О недостаточной сформированности перечисленных потребностей. О мотивирующей роли чувства причастности и потребности “смысла жизни”.

О потребности в признании, в любви.

ЧЕЛОВЕК - УСЛОВИЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ

Человеческий детеныш рождается совершенно беспомощным. Даже его появлению на свет в большинстве случаев теперь помогает кроме матери еще хоть один человек -акушерка. Другой человек (обычно мать) оказывается для него необходимым условием удовлетворения почти всех врожденных потребностей и выживания.

Свойства, о которых разговор предстоит, приобретаются человеком как потребности в условиях, обеспечивающих возможность удовлетворения всего круга остальных врожденных и приобретенных в обществе потребностей.

Наличие этих условий облегчает любую активность, так как становится сигналом возможности удовлетворения и отсутствия препятствий для реализации любых других мотиваций.

Так ощущение присутствия за спиной или рядом друга облегчает любой труд, поиск, придает храбрости в бою.

Отсутствие условий, без которых прежде удовлетворение потребностей было невозможным, становится сигналом невозможности удовлетворения. В качестве сигнализируемой реакции такой сигнал имеет мотивационную активность по созданию или приобретению необходимых условий. До их создания этой активностью тормозится всякая активность, реализующая другие потребности.

Отсутствие сигналов возможности удовлетворения тормозит все другие активности даже тогда, когда объективно у человека уже достаточно средств достижения удовлетворения и без условий, прежде бывших необходимыми.

Так, оказавшись в полном одиночестве или почувствовав себя совершенно брошенным, человек, уже имеющий достаточно умений и навыков для реализации своих нужд, вдруг снова ощущает себя беспомощным, потерянным, несостоятельным. Его продуктивность падает.

“Один в поле - не воин”. Человек, объективно уже способный к достаточно неограниченной самостоятельности,

почувствовав себя потерявшим друзей или понимание, признание, поддержку людей, пусть это ему только показалось, оказывается в очень трудном состоянии, иногда полностью парализующем его активность. Это называют словом: “деморализован”.

Такое, например, переживает подросток, впервые столкнувшийся с необходимостью самостоятельности.

ПРИМЕРЫ 78. ОДИН.

МАМА - ПЕРВЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЛЮДЕЙ

Первым человеком, который оказывается условием, необходимым для любого осуществления нужд ребенка, обычно является мать. Она и становится первым объектом потребности в другом человеке как сигнале возможности реализации любых неудовлетворенностей, то есть сигнале возможности самореализации вообще.

Малыш вырастает, научается сам есть и пить, сам себя обслуживать и без матери добывать необходимое. Научается трудиться. Становится совсем самостоятельным.

Объективно мать перестает быть для него условием, необходимым для удовлетворения других потребностей (реально обеспечивающим такую возможность). Но в роли сигнала она, ее любовь к ребенку, ее забота о нем остаются факторами, влияющими на его мотивацию.

Потребность в ней - любовь к матери, действительно любящей (а не демонстративно залюбливающей), умевшей в детстве человека заботиться о нем, то есть действительно обеспечивавшей ему успешную реализацию его инициативы, активности, любовь к матери, умевшей выполнять свои функции, умевшей быть действительно матерью, облегчает самореализацию всегда. На всю жизнь обеспечивает глубокое чувство внутренней правоты, перспективности, необходимости и оправданности любой деятельности человека.

Люди, имеющие любящую, заботливую маму, живущую] иногда за сотни и тысячи километров от них, ощущают себя навсегда признанными. Оказываются особенно цельными, в высокой степени защищенными и независимыми в общении с другими людьми. Легче переносят одиночество! (пространственную изоляцию от людей), всяческие трудности и невзгоды. Уверенные в своих поступках, часто не сознавая того, они ощущают свою жизнь и деятельность изначально ценными, необходимыми.

Про таких людей говорят “родился в рубашке”.

Нет, просто их любила, любящая себя, умеющая любить мама.

ПРИМЕР № 79. ПЕРЕКРЕСТОК ДЕТСТВА.

Мама первый представитель общества, первая человеческая среда, с которой непосредственно и, на первых порах совершенно беспомощно, полностью отданный на ее произвол сталкивается, встречается, знакомится пришедший в люди человеческий детеныш.

На эту встречу он явился с уже сформированными врожденными потребностями. С некоторым набором готовых безусловных реакций на явления природной среды (например сосательный рефлекс). С ничем еще не сдерживаемой, не подвергавшейся ни дрессировке, ни воспитанию, ни стеснению обстоятельствами инициативой. Ее он способен проявить только теми же безусловными реакциями. Например, увлажняя и пачкая пеленки. Криком и хаотическими, недемонстративными движениями, не подчиненными ни обстоятельствам, ни потребностям.

Своей, совсем еще неупорядоченной активностью он несомненно способен очень чувствительно воздействовать на эту первую его среду и перебутырить, лишив сна и отдыха не только маму, но и всех, живущих за звукопроницаемыми перегородками стен, пола и потолков его комнаты. Особенно, когда не желают признавать его, узнавать и изучать его особенности. Когда, не ведая, что у него есть свои, только ему свойственные интересы, хотят видеть в нем глину для лепки или “чистую доску”.

Держать принявших его в свою среду в постоянном напряжении, взвинчивая, ссоря или сближая, побуждая знакомиться с ним или затрясывать и закачивать, как сверток с грелкой, затыкая ему рот соской, даже вовсе замучить, с ног сбить и, голова кругом, терроризировать новую свою среду, если она оказалась бесхребетной, малыш может. Но ему нечего противопоставить людям, если они его не хотят, не любят, или просто с его инициативой не считается. Не готовы узнавать и терпеливо, любовно приспосабливаться к нему и приобщать его к своей людской среде. Сам он не может даже выжить, не только утвердиться, отстоять и осуществить свою инициативу.

СЛОМАТЬ РЕБЕНКА...

Сломать, подменив воспитание дрессурой, сделать ребенка лишенным инициативы, машиноподобно действующим безликим функционером, удобным общественным орудием, “винтиком” очень нетрудно.

Сломать ребенка в очень послушную и легкую игрушку совсем пустяк. Для этого достаточно только не интересоваться его особенностями, его инициативой, не уважать его непохожесть на нас. Свое удобство и свою позу привычно, поступком предпочитать ему.

Достаточно только не любить его. Или не уметь любить. Или только не уметь уважать и любить самих себя. Просто жить, как в известной песенке, где “старый осел молодого везет”.

Ничего лучшего в своем рвении угодить всем не нашел этот дед, начавший с того, что, как и следует, ехал с внуком на осле.

Мама - первый представитель общества, с которым встречается ребенок, во взаимодействии с которым практически осваивает, узнает свою общественную среду, ее отношение к нему и отдельным его проявлениям.

В общении с матерью он поведением, а потом эмоционально усваивает первые общественные оценки его активности.

Отношение, рождающее отношение, или воспитание повадкой. Мать, со всей сложностью ее (осознанных и неосознанных, биологических и социогенных, контролируемых в проявлениях и невольных) интересов, направленностей, привычек, одни проявления ребенка поддерживает, положительно подкрепляет - поощряет, то есть облегчает, другие лишает своей поддержки, подкрепляет отрицательно - вольно или невольно наказывает, то есть затрудняет.

Это облегчение и затруднение, поощрение и наказание осуществляется ею поминутно и чаще неуследимо. Выражает ее недемонстративные, действительные отношения. Осуществляет то, что она как человек, то есть представитель и активный продукт общества, собой представляет.

Мать вовсе не обязательно знает, и чаще не знает, что из проявлений ребенка, как и чем она облегчает, а что затрудняет.

Наше сознательное воспитывание, очень часто находясь в противоречии с нашими же недемонстративными отношениями и оценками, не оказывает планируемого влияния на воспитуемого. Иногда влияет негативно или только на осознанные поведенческие проявления. Не обеспечивает их необходимым энергетическим, эмоциональным тонусом, то есть оставляет легко истощаемыми.

В последнем случае у воспитуемого складывается сложная внутренняя ситуация. Его сознательное поведение тогда не выражает индивидуально значимых потребностей, плохо энергетически обеспечено и истощаемо. А индивидуально значимые, сформированные недемонстративными проявлениями матери потребности не реализуются. Они для человека остаются незнаемыми или неодобряемыми им.

Неудовлетворенность таких потребностей на физиологическом уровне создает скрытую доминанту, которая, со временем усиливаясь, начинает ослаблять, вплоть до полной невозможности, конкурирующую активность, лежащую в основе сознательного поведения.

Принимаемое человеком за нужное и осуществляемое сознательным поведением оказывается в таком случае неудовлетворяющим его неосознанных потребностей, не имеющим приспособительного смысла для него, то есть в действительности человеку ненужным. Нужное же ему остается неузнанным им, нереализуемым, неполучаемым.

ПРИМЕР № 80. РАЗЛАД...

У ребенка от рождения есть потребность в материнском (или просто человеческом) тепле. В ощущении биения материнского сердца, в контакте с той средой, из которой он на свет появился. Он очень чутко ощущает колебания состояния, эмоциональности, настроения матери, ее удовлетворение, удовольствие.

Положительные эмоции, спокойствие, хорошее настроение матери, удовлетворяет его потребность в эмоциональном контакте с ней. Взвинченность, неудовлетворенность матери вызывают его неудовлетворенность, его отрицательные эмоции - “трудное состояние”.

Когда наказание становится поощрением... Но более всего ребенка неудовлетворяет игнорирование его, равнодушие к нему, отсутствие эмоциональных реакций на него, незанятость им. Когда, кормя грудью, его, как куль, держат на руках занятые чтением или болтовней с кем-то. Когда, на прогулке идут с ним, забыв в его руке безвольную руку, как веревку, занятые коровьей жвачкой супружеских обид или страстным решением абстрактнейших, конечно же “необходимейших” взрослым проблем. Проблем, помогающих, не замечая, переносить реальность и назойливое от брошенности, монотонное гуденье и хныканье этого малыша.

Ребенок очень хорошо чувствует независимость от него эмоционального реагирования любимых им. Чувствует, когда его присутствие и активность не влияют на изменение нашей эмоциональности, не вызывает реакций на него. Он переживает это труднее, пожалуй, чем мы равнодушие любимой, предательство друга или потерю признания, понимания людьми, одиночество среди них, рядом с ними.

Проявления инициативы, активности ребенка, во-первых, подкрепляются в общении эмоциональным реагированием матери. Ее безразличие, снижая степень удовлетворения потребности в эмоциональном контакте, оказывается тогда большим наказанием для него, чем отрицательные реакции.

Сознавая или не сознавая это, мать, любящая ребенка и занятая им, поддерживает такую его внутреннюю и поведенческую активность, которая ей нравится, и затрудняет ту, которая ей неприятна.

Эмоционально поощряемая и так облегчаемая активность ребенка чаще повторяется, тренируется, затверживается.

Наказываемая негативным эмоциональным реагированием матери, то есть затрудняемая активность ребенка возобновляется все реже, пока не затормаживается вовсе, ни становится почти невозможной.

Любящая, всегда занятая ребенком мама невольно поминутно наказывает равнодушием те проявления малыша, которых в общении с ним не замечает. Тем самым состояния и действия ребенка, игнорируемые всегда согревающей его своим интересом матерью, наказываются постоянно и теряются ребенком в первую очередь. Безо всяких специальных мер.

Если же ребенок лишен глубокого недемонстративного интереса к нему, то любое, даже отрицательное эмоциональное реагирование матери, в отличие от наказания равнодушием, оказывается для него поощрением. Тогда даже эмоциональное, в гневе физическое “наказание” оказывается удовлетворяющим его потребность в эмоциональном контакте.

На фоне холодного равнодушия или показного, для уверения себя в заботливости, засюсюкивания и затискивания эмоциональное наказание становится поощрением тех действий, которые вызвали гнев.

Не умеющая любить, эгоцентричная, собой, точнее своей позой, занятая мама, постоянно не утоляет потребность ребенка в эмоциональном контакте. Реагируя на него эмоционально только, когда он мешает или делает что-то ей неприятное, бедняжка систематически и последовательно, сама того не сознавая, вытренировывает, поощряя вниманием, в ребенке именно то, что ей не нравится.

Если малыш может привлечь неформальный, эмоциональный, живой интерес матери только криком, тем, что обмочился, болезнью, а позже непослушанием или проказой, просьбой есть, пить или “на горшок”, тогда он чаще кричит, чаще мочится, чаще просится “на горшок” без надобности, просит есть, пить, не слушается, проказничает “назло” и часто болеет.

Равнодушие матери залог частых болезней ребенка, его непослушания, “трудности”, “нервности”, капризности, а для нее постоянных тревог, бессонниц и истерической издерганности.

Боящиеся потревожить свой покой, носящиеся со своей “ранимостью”, берегущие себя от забот мамы обрекают себя тем самым на гораздо большие и более мучительные заботы и хлопоты, чем того требует необходимость и чем выпадает на долю мам, не берегущих себя от трудностей. Действительно заботливых, умеющих любить и любящих.

Маленький ребенок, чувствуя, что занятая хлопотами на кухне мама постоянно сочувствует с ним, незримо слышит его, ощущает, как и чем он занят, ведет себя с ней, как сытый с едой, которой у него избыток. Спокойно играет. Время от времени окликает мать. Прибегает что-нибудь показать или “просто так”. Но, ощутив, что мать, увлекшись чем-то, перестала удерживать его в поле своего эмоционального внимания, по неуловимым признакам почувствовав (так чувствует хозяина собака), что она на него не реагирует, ребенок становится беспокойным. Тот же малыш тогда может превратиться в капризного, назойливого, в панике требующего преувеличенной и полной занятости только им.

Вот и получается, что заботливые мамы преспокойно занимаются своими делами и, кажется, детям почти не уделяют внимания.

А мамы, не умеющие быть внимательными, любить, вечно рвутся на части, почти не имея возможности отойти от своего дитяти, ревниво захватившего их в свое распоряжение. А ребенок у них и болен, и капризен, и издерган вечно.

ВОЛЬНЫЕ ДЕТИ - У ВОЛЬНЫХ МАМ

Оказывается, что мамы, как и вообще люди друг друга, воспитывают во-первых не тем, что они демонстрируют, говорят и требуют. Не тем, чем повлиять думают, но своим отношением. И не таким, какое желают показать, но которое в действительности имеют.

Дети, как лакмусовые бумажки позитивно (у мам любящих), и негативно (у не умеющих любить) отражают собой то, что мамы любят и не любят в действительности.

Так как мамы влияют на ребенка тем, что они есть, то и преднамеренное воспитание ребенка должно было бы заключаться в сознательном познании и раскрепощении и развитии мамами (и, разумеется, папами в той же мере) себя самих.

Мы воспитываем детей во-первых и непрерывно тем, что мы есть, а не тем, чем хотели бы быть и что играем. Игрой мы формируем их демонстративно одобряемый образ - Я-идеал. Он часто препятствует подлинной самореализации.

Действительное преднамеренное воспитание детей, во-первых, должно было бы заключаться в воспитывании самих себя такими, какими мы хотели бы видеть наших детей.

Вместо того, чтобы говорить ребенку “не бойся”, полезней было-бы перестать бояться самому. Вместо - “не плачь”, перестать плакать самому. Вместо - “не ленись”, перестать лениться. Вместо - “не лги”, не лгать. Вместо - “люби”, любить. Вместо “будь счастлив”, решиться и научиться наконец быть, жить счастливыми самим.

Мама воспитывает ребенка тем, что она в действительности есть. Тем, насколько в обществе успела стать человеком, освоившим ее представителем своей человеческой среды, своей эпохи, своей референтной группы.

Мама как первый для ребенка представитель общества является первым выразителем отношения общества не только к тем или иным способам его действий, но и к нему вообще, к факту его существования, к его инициативе и творчеству.

Осваивая поведением отношение к себе матери, он осваивает отношение к нему общества. Чья оценка становится внутренней самооценкой будущего человека, самооценкой, тормозящей самореализацию или побуждающей к ней.

Именно отношение матери, любящей ребенка, его своеобразие, инициативу, непохожесть, находки, его возню с соринкой, отысканной на ковре, и стеклышком, бережно и таинственно скрываемым (”ох ты же руки порежешь -брось!”), именно в поминутных мелочах проявляющееся уважение к маленькому человеку (обычно следствие ее самоуважения) оказывается первым залогом становления здоровой цельной, стеничной, выносливой, готовой к трудностям и потерям творческой личности. Отношение уважающей себя матери становится залогом вырастания человека, способного быть единицей.

Ведь только Из единиц может складываться общность равноправных и равноответственных людей, объединенных взаимной индивидуализированной заботой и общей целью обращенной к обществу, к его укреплению и развитию - истинный коллектив.

БЕЗМАМНЫЕ ОБЕЗЬЯНКИ

ПЕРВАЯ ПОТРЕБНОСТЬ В ЗАБОТЕ О ДРУГОМ ИЛИ ПРОГРАММИРОВАНИЕ БУДУЩЕГО

“ИЗВРАЩЕНИЕ” СИГНАЛЬНОГО ЗНАЧЕНИЯ ЯВЛЕНИЙ

В главе об источнике сигналов уже говорилось, что условия, в которых действует явление, ставшее сигналом, могут менять его сигнальное значение, отменять его, то есть тормозить сигнализируемую реакцию.

ПРИМЕР № 85. НЕНАВИСТЬ ГОЛОДНОГО К ПИЩЕ. Если, например, сигнализируемым значением для нас ядовитой змеи является соответствующая реакция на опасность, то обнаружение на ее голове двух оранжевых кружочков, для человека, знающего ужей, отменяет эту реакцию.

У ребенка, еще не умеющего самостоятельно вылезать из кроватки, возникновение голода (пищевой неудовлетворенности) или вид пищи, оставленной на столе (объект потребности в роли сигнала), неоднократно приводили к пищевой вегетативной и поведенческой активности. Но в одиночестве, без мамы, никогда не заканчивались удовлетворением. Прекращались безуспешно, тормозились. В конце концов в отсутствие матери и мотивационная (вызванная неудовлетворенностью) и условно-рефлекторная (вызванная объектом потребности в роли сигнала), вегетативная и поведенческая активности тормозятся.

Отсутствие матери, выступая в роли сигнала, впредь тормозит мотивационную и условно-рефлекторную пищевую активность, то есть, отменяя сигнальное значение объекта пищевой потребности, тормозит сигнализируемые им поведенческую, а иногда и вегетативную реакции.

Представьте, что ребенок всегда получал пищу только с маминой помощью, только при маме, и без нее добывать еду не умеет. Вообразите теперь, что с ним будет, если неудовлетворенность пищевой потребности возникнет у этого ребенка, когда мамы при нем нет.

Я специально говорю “неудовлетворенность”, потому что под голодом многие разумеют не состояние, а уже осознанное, верно понимаемое желание есть. Неудовлетворенность же может и не осознаваться.

Понятно, что он не будет искать пищу, а начнет звать маму. Возможно будет кричать, плакать, проявлять двигательное беспокойство. У него будут нарастать вегетативно соматические проявления напряженности.

Если в это время обратить внимание на то, как действуют на него объекты пищевой потребности, то обнаружится на первый взгляд странная, даже парадоксальная вещь. Он их либо не замечает, либо избегает, либо выбрасывает, но во всех случаях столкновения с ними возбуждается еще больше, словно пугается их. Положенные ему в рот, они могут вызвать рвоту. Вместо усиления слюнотечения всякое обнаружение пищи в ряде случаев вызывает прекращение соливации, сухость во рту. Ребенок относится к пище в это время с почти яростным отвращением.

Чем дольше такой неосознаваемый голод в отсутствие мамы, тем более “извращенные” реакции вызывают объекты пищевой потребности (еда и все с ней связанное).

Запах пищи становится невыносимо отвратительным, способным вызвать даже аллергические реакции. Вид посуда раздражает. Вид еды может тогда вызвать частичное или полное выпадение функций, связанных с ее использованием. Не только голодные спазмы желудка, боль, мешающую есть, но и его атонию. Утрату способности сделать те движения, которыми еда добывалась и использовалась. Не только дисфагию (затруднение глотания), но даже порезы отдельных мышечных групп, осуществляющих данную функцию. К примеру, парезы конечностей или астазию - абазию.

Таким образом, отсутствие обстоятельств, прежде бывших необходимым условием удовлетворения потребности (здесь мамы), может в ряде случаев не только отменить сигнальное значение явлений, но и извращать, искажать его, делать сигнализируемую реакцию парадоксальной.

Попытаемся представить, какой физиологический механизм лежит в основе такого извращения сигнального влияния явлений.

ПОТРЕБНОСТИ В СИГНАЛАХ ВОЗМОЖНОСТИ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ: ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ МЕХАНИЗМ МОТИВАЦИОННОЙ АКТИВНОСТИ И “ИЗВРАЩЕНИЯ” СИГНАЛЬНОГО ВЛИЯНИЯ ЯВЛЕНИЙ

До возникновения пищевой неудовлетворенности отсутствие мамы, ставшей объектом потребности, то есть сигналом возможности удовлетворения других потребностей (здесь пищевой), вызывает соответствующую мотивационную нервную активность с ее вегетативными, психическими и поведенческими проявлениями, то есть формирует функциональную систему, служащую необходимому будущему результату - найти и заполучить маму.

Эта функциональная система формируется так же, как и вызванная неудовлетворением врожденной потребности (смотри раздел “физиологический механизм мотивационной активности”).

Разница в том, что раздражение ядер подкорки, формирующих данную мотивационную нервную активность, происходит не под влиянием возбуждения, приходящего от рецепторов, раздражаемых “голодной кровью”, но вызывается в качестве сигнализируемой реакции отсутствием сигнала возможности удовлетворения (здесь отсутствием мамы).

Возбуждаются именно те ядра, которые реагируют на неудовлетворенность именно той врожденной потребности, сигналом возможности удовлетворения которой (здесь пищевой) является отсутствующее условие, явление (здесь мама).

Если условие является сигналом возможности удовлетворения нескольких врожденных потребностей, то его отсутствие будет вызывать, соответственно, возбуждение в нескольких ядрах и пропорционально будет усиливаться и формирующаяся мотивационная активность.

Следующее различие в том, что сигналом (здесь отсутствием мамы) вызывается опережающее возбуждение в коре. Оно сразу формирует архитектуру предстоящей корковой активности. Теперь вызванные возбуждением подкорковых ядер (гипоталямуса) восходящие влияния адренэргических структур ретикулярной формации тонизируют не рефлекторную активность по добыванию объектов врожденной потребности, а уже “заготовленную” сигналом корковую активность. Последняя проявляет себя деятельностью по нахождению и получению объекта приобретенной потребности (здесь мамы) - сигнала возможности удовлетворения соответствующей врожденной (здесь пищевой).

Только с получением объекта приобретенной потребности (здесь мамы) рассыпается вся функциональная система.

До тех же пор, пока объект приобретенной потребности (здесь мама) не получен, нисходящими и горизонтальными корковыми влияниями, реализующими на высшем нервном уровне данную мотивацию, тормозятся все активности, конкурирующие с ней за овладение любыми нервными и вегето-соматическими элементами, входящими в уже сформированную и доминирующую функциональную систему.

Этими элементами могут быть воспринимающие, проводящие и эффекторные нервные аппараты. Тонизирующие подкорковые образования ретикулярной формации. Реализующие их активность рецепторы и мышечные структуры (двигательные мышцы, их комплексы и гладкие мышцы органов и систем организма).

Итак, до возникновения пищевой неудовлетворенности отсутствие мамы вызывает соответствующую мотивационную активность, тормозящую все препятствующие ей активности, и связанную с той врожденной мотивацией, невозможность реализации которой сигнализирует отсутствие мамы.

Когда неудовлетворенность пищевой потребности объективно возникнет, она вызовет дополнительное возбуждение медиальных ядер гипоталямуса (раздражением от рецепторов голодной крови). Возбуждение это усилит восходящие влияния ретикулярной формации. Это усилит доминирующую мотивацию, то есть активность по удовлетворению потребности в маме.

До появления объектов пищевой потребности ничего, кроме усиления беспокойства маминым отсутствием, попыток ее дозваться или найти, ничего, обнаруживающего голод, не будет происходить. Может быть только спонтанное усиление секреции слюнных желез, усиление перестальтики желудка, всплывание в сознании образов пищи и процесса еды.

Но вот появились объекты пищевой потребности.

При маме они сигнализируют их использование и соответствующие подготовительные реакции на предстоящую еду.

Теперь же еда в роли сигнала, вызывает опережающую сигнализируемую нервную реакцию, на подкорковом уровне, куда возбуждение доходит раньше, чем до коры. Это усиливает доминирующую мотивацию. На корковом же уровне, в результате лишения подкоркового тонизирования, это усиление доминирующей мотивации ведет к снижению реактивности, возбудимости именно тех нервных структур, которые приводили (при маме) к реализации сигнализируемой реакции активностью эффекторных органов и поведением. Такое снижение реактивности эффекторов при достаточной неудовлетворенности пищевой потребности может приводить к частичному или полному выпадению сигнализируемых пищей функций. И к тем большему, чем больше неудовлетворенность.

Это происходит потому, что обычно определенные запасы тонизирующей энергии ретикулярной формации поддерживают в необходимом для нормального функционирования состоянии корковые структуры, осуществляющие подготовку к удовлетворению пищевой потребности. При доминировании активности по достижению мамы, чем больше неудовлетворенность пищевой потребности, тем большие запасы этой тонизирующей энергии ретикулярной формации перераспределяются воздействием объекта пищевой потребности на усиление доминирующей мотивации.

Но именно этих тонизирующих влияний лишается весь тот функциональный корковый комплекс, который реализовал реакцию, сигнализируемую объектом (пищевой потребности). В результате, при достаточно полном снижении тонуса, возбудимости, реактивности этого коркового функционального комплекса выпадают все те периферические функции, которые этот комплекс регулировал, поддерживал в тонусе, которыми управлял.

Тогда и получается, что объекты, при маме сигнализировавшие пищевое поведение и внутреннюю подготовительную активность пищеварительной системы, теперь, без нее, вызывают разные степени торможения этих сигнализируемых функций. От беспокойства, страха, отвращения, избегания до частичного и полного выпадения функций и до безразличия, когда пища истинно теряет свое сигнальное значение (речь о ее условно-рефлекторном, а не безусловном влиянии).

С потерей пищей сигнального значения, она перестает вызывать реакции бегства и выпадение функций, но становится безразличной.

УСЛОВИЯ ВОССТАНОВЛЕНИЯ “ВЫПАВШИХ” ФУНКЦИЙ

Выпавшие функции могут восстанавливаться.

1. Когда их активность вызывается формированием новой доминирующей мотивации, требующей их задействования.

2. Когда тормозящая мотивация удовлетворена.

3. Когда тормозящая мотивация по тем или иным причинам заторможена.

4. Когда отсутствующий сигнал возможности удовлетворения утратил свое сигнальное значение, то есть утрачена потребность в нем вообще или в данных условиях.

Например, безрезультатность действий по “добыванию” мамы вызвала “трудное состояние” неудовлетворенности -нарастающую и длительную отрицательную эмоцию. Это состояние в определенный момент стало активностью более сильной, чем вызываемый той же неудовлетворенностью поиск мамы. Тогда этим “трудным состоянием” тормозится конкурирующая мотивация. В результате растормаживается активность по удовлетворению пищевой потребности.

Выпавшие функции получают прежнее и даже большее тонизирующее возбуждение из подкорки. Восстанавливаются, прежние сигнальные значения объектов пищевой потребности. Нормализуется поведенческая и вегетативная пищевая активность. Но тогда в этих обстоятельствах мама перестает быть необходимым условием удовлетворения пищевой потребности, а ее отсутствие сигналом невозможности удовлетворения.

Ребенок научается самостоятельности и без мамы.

ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ МЕХАНИЗМ СОПОДЧИНЕНИЯ АКТИВНОСТЕЙ,

РЕАЛИЗУЮЩИХ СОЦИОГЕННЫЕ ПОТРЕБНОСТИ

А ЗА ЧТО ЕГО ЛЮБИТЬ?

ВЛИЯНИЕ ПРЕЖДЕ ПРИОБРЕТЕННЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ НА ФОРМИРОВАНИЕ НОВЫХ

БЫТЬ ЭГОИСТОМ - ТВОЙ ГРАЖДАНСКИЙ ДОЛГ

Прежде чем приступить к какой-либо работе мы обычно наводим порядок на своем рабочем месте.

Можно, конечно, свалить кучей инструменты. И всякий раз, когда понадобится отвертка, отыскивать ее, переворашивая всю груду орудий, деталей и запчастей. Но дело пойдет медленней, а сил и терпения заберет больше. Удобный нам порядок на рабочем месте (непосвященному он иногда покажется хаосом) оказывается залогом более эффективного, более успешного труда.

Точно так же для человека, живущего в обществе, доброжелательное, сочувственное с пониманием, участием сотрудническое отношение других людей реально оказывается залогом более успешной, более полной и свободной самореализации, а в ряде случаев даже необходимым условием ее.

Безалаберный работник, у которого несформирована потребность оптимальным образом организовать свое рабочее место, неосвоивший навыка реализации такой потребности, окажется менее продуктивным. Отстающий, он меньше, чем другие, отдает, и вместе менее получает от других. “На круг” он всегда более неудовлетворен, чем удовлетворен.

Так же человек без сформированных потребностей в других людях, в их доброжелательстве, участии, сочувствии, сотрудничестве и так далее, или не умеющий этих потребностей реализовать, оказывается среди людей всегда в затруднительном положении. Он чаще противопоставлен своей среде. Вынужден тратиться на преодоление ее сопротивления. Тогда сил на самореализацию у него подчас не остается. Часто в этом противопоставлении он просто гибнет, если не физически, то как индивидуальность.

Таким образом самые различные общественные условия, в самые различные исторические периоды общественного развития, всегда требовали от человека сформированное потребностей в других людях, в их существовании и сотрудничестве, в общении с ними, в организации своей человеческой среды, побуждающим ее к сотрудничеству образом.

Без этих потребностей и развитых навыков их реализации человек оказывался и оказывается неприспособленным к своей общественной среде, невключенным в нее и даже противопоставленным ей.

В зависимости от исторических условий, классовой структуры общества, различной социальной разобщенности отдельных слоев его и разобщенности человечества в целом, менялись и меняются средства, необходимые для реализации этих потребностей. Но с тех пор, как появилось первое орудие труда, как сформировалась первая человеческая общность и первая потребность в этих орудиях, с тех пор, как человек потерял способность удовлетворять свои потребности способами, достаточными для животаых, с тех пор для самостоятельной, обособленной жизни среди людей всегда необходимой стала сформированное™ потребностей в других людях, в сотрудничестве с ними, в твоем понимании их целей и способов достижения, в понимании ими твоих, в приятии тебя, в признании как залоге сотрудничества.

Если в обществах классовых антагонизмов типичными средствами удовлетворения потребностей в других людях было с одной стороны насилие и принуждение, с другой рабское служение, продажа себя и покорная услужливость, то с возникновением бесклассовых обществ, прежние средства оказываются неадекватными общественным условиям. Типичными становятся средства, требуемые построенным на общности целей - коллективным способом производства. Это - свободная полная самореализация индивидуальнейшего, осуществление рождающейся в сотрудничестве заботы о наиболее полном самоосуществлении каждого члена коллектива и как отражение этой общественной необходимости забота о максимально раскрепощенной реализации себя самого.

Бесклассовые общественные формации требуют от человека сформированное в качестве внутреннего регулятора эмоциональной жизни и поведения, потребности в заботе о каждом человеке и о себе, как человеке со всей сложностью своих индивидуальнейших мотиваций. Имеется ввиду человек с его конкретными особыми нуждами, а не усредненный абстрактный.

Средством осуществления потребностей в другом человеке в обществе без классовых антагонизмов в принципе оказывается свободная самореализация в труде и общении, индивидуализированная в целях и способах взаимопомощь.

В отличие от антагонистических обществ, где преуспевание другого означало снижение твоих перспектив и побуждало его остановить, помешать другому, в бесклассовом обществе любой успех другого оказывается приобретением для всего общества и оборачивается твоим успехом. Это объективно побуждает способствовать развитию других и требует твоего полнейшего саморазвития и самоосуществления даже из озабоченности общественным интересом.

Впервые и свобода, и общественный долг требуют одного и того же: твоей максимальной самоактуализации, самопознания и самореализации. Впервые человек становится общественной целью и эгоизм перестает быть пугалом, а становится общественной ценностью, содержанием которой является приятие себя и свободное самоосуществление.

Это приятие себя в качестве человека основано на понимании простого факта. Как животное человек сумел дорасти до общественного уровня существования. Как человек он формирует себя только в общественных условиях. Человек не антагонистичен людям ровно настолько, насколько неантагонистично им (значит и ему) само формирующее его общество. В так называемой “природе” человека, ни в биологической, ни в социальной, нет ничего заведомо общественно неприемлемого, если человек формируется не в античеловеческом окружении. Напротив, именно эгоизм, нестесненный страхом перед собой и перед подспудным человеческим вообще, есть действительное лицо человека, и тот энергетический источник, который даст ему силы на все его дела, все его творчество. Именно сдерживание эгоизма этому творчеству препятствует, и эти дела выхолащивает, порождая агрессивные тенденции.

ПРИМЕР № 92. КАК ПОИЛИ ЖЕНИХА. Был такой обычай: сватающегося жениха напоить. Напоить до полной бесконтрольности. И тот, кто напиться боялся, вызывал недоверие. Потому, что, если ты человек и в своем эгоизме не держишь камня за пазухой, если выдаешь себя за того, кто ты есть, то ты и пьяный останешься тем же человеком, только менее стесненным. Поили жениха, чтобы посмотреть, кто он есть на самом деле, в его нестесненном сознательном контролем эгоизме.

ЧЕЛОВЕК ПО ПРИРОДЕ СВОЕЙ... ИЛИ СТРАХ, ВНУШАЮЩИЙ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Именно страх себя эгоистичного, страх перед подспудными “темными” силами, страх, имеющий исторические причины и веками, не без корысти, тенденциозно поддерживавшийся самыми разными религиями, именно страх перед необузданным человеком с определенной поры оказывается причиной очень многих агрессивных, античеловеческих тенденций. Они, именно в этом страхе черпая силы, реализуются, и тогда, пугая, становятся, в свою очередь, основанием для этого страха. Складывается ситуация, как Та, что устроил Ходжа Насреддин.

ПРИМЕР № 93. НАВЯЗЧИВОСТЬ О БЕЛОМ СЛОНЕ. Он пообещал осчастливить жителей Бухары, если они месяц не будут думать о “белом слоне” (раньше они о нем и так не думали). Слово свое он сдержал. Осчастливливать ему никого не пришлось. Счастливые о белом слоне по прежнему не думали. Несчастные старались не думать и белый слон стал их навязчивостью.

Благодаря с детства внушаемому страху перед собственным эгоизмом, в обществе и у отдельного человека складывается такая же внутренняя ситуация, как у той мамы с ее ребенком.

ПРИМЕР № 94. МАНЬЯКИ С КОНВЕЕРА. Мама задалась целью научить едва начавшего говорить ребенка не браниться нецензурно. Она старательно написала список ругательств, естественно, неизвестных и совсем еще чуждых ему. И первым делом разучила их с ним. А потом, проверив, что он их затвердил прочно, сообщила, что все это слова плохие, гадкие и произносить их никогда, ни в каком случае не следует. Он и не знал, что такие слова бывают...

Человек и не знал, что такой выход агрессии возможен, а ему - “Не убий!”.

И начинается принимаемый в обществе за здоровье навязчивый страх острых и тяжелых предметов, а при достаточной демонстративности, вживание в логически “вычисленную” противоестественную роль и раскольниковское убийство старухи процентщицы.

Если убийства в слепой ярости оказываются достаточно редкой случайностью, то убийства замышленные по подсказке запрета составляют, по моему, их большую часть.

Речь не о том, как это может показаться спешащему каждого заподозрить во всех тяжких, боящемуся людей “человеку в футляре”, усвоившему человеконенавистнический лозунг “человек по природе своей грязен”, речь не о том, что, как он, внушая всем свой “список ругательств”, спрашивает:

- Надо что-ли разрешить убийства?!

Это - малоумная чушь раздраженной садистским бредом больной фантазии.

Разговор о том, что страх перед человеческим эгоизмом, как детский негативизм, порождает массу античеловеческих и просто упрямых, глупых, фальшивых переживаний и поступков. Страх рождает и этот трусливый навет на людей и на себя “человека в футляре”, и его самого, возможного только пока есть этот страх.

Длительно сдерживаемое напряжение эгоистических тенденций ищет выхода. И, как пар, запертый в задраенном, подогреваемом котле без клапанов, разрывает стенки с силой, пропорциональной стесняющей его, крепости этих стенок, так и это напряжение становится разрушительным по отношению к тому, чем сдерживается. И по силе оно так же пропорционально ограничивающей выражение этих тенденций силе сдерживающих активностей.

Чем в большей мере эгоистические тенденции неосознаны в их причинах, то есть вызываются сигналами (объектами потребностей или их отсутствием), приобретенными в досознательный период жизни или просто без контроля сознания, чем менее освоен навык реализации этих тенденции (а иногда они вовсе никогда не реализовывались - нет навыка их осуществления), тем более ненаправленным является их сдерживаемое напряжение.

Как пар может привести в движение паровоз, согреть помещение, быть направленным в топку, нагревающую паровой котел и загасить ее, а может взорвать котел, так и напряжение эгоистических тенденций, реализуемое адекватно вызвавшим его причинам, может осуществить себя удовлетворением тех неосознанных потребностей, неудовлетворенность которых его вызвала, приобретением навыков их удовлетворения, родить, наконец, верно понимаемое “трудное состояние”, приводящее к утрате неудовлетворенных потребностей, рождающих напряженность.

В последнем случае все активности, вызванные неудовлетворенностью потребностей, лежащих в основе нереализованных эгоистических тенденций, подвергаются глубокому внутреннему торможению отрицательной эмоциональной реакцией на неудовлетворенность, то есть тормозятся сигнализируемые объектами (или отсутствием объектов) этих приобретенных потребностей реакции. Объекты таким образом теряют свое сигнальное значение, обезразличиваются. Как следствие изживания потребностей пропадает и напряженность. Но дается эта перестройка чрезвычайной предварительной болью.

Я перечислил продуктивные пути реализации напряжения эгоистических тенденций, ведущие к здоровой и социально приемлемой адаптации. Если же это ненаправленное напряжение так не реализуется, то оно, как и пар, заливающий топку или, взрывающий котел, может проявиться нарастающим расстройством вегетативных, нервных и соматических функций, то есть вести к психосоматическим заболеваниям.

Такое происходит при сохранении потребностей, но полном игнорировании их поведением, когда отрицательные эмоции, настроения, вызванные неудовлетворенностью этих потребностей, совсем не осознаются, не проникают в осознанное переживание и совсем не проявляются поступком.

При некотором внимании человека к своим эмоциям, настроениям, возникающим без известных ему причин, напряжение неудовлетворенности эгоистических тенденций, проявляясь отрицательными эмоциями, пугая, может становиться, в зависимости от индивидуальной реакции, основой эмоциональных расстройств, ложащихся в основу неврозов.

Если человек умеет отдавать себе отчет в наличии у него не только непонимаемых настроений, но и незнакомых в причинах и целях тенденций, а сдерживаемая, прежде нереализуемая напряженность эгоистических тенденций пугает его уже не тягостностью настроения, а неизвестностью того, к каким целям могут позвать эти тенденции, каких поступков могут потребовать, ведь “чего-то хочется”, то мы оказываемся перед фактом влияния на него, как и на каждого отдельного человека, исповедуемого нашей культурой страха перед человеком свободным ("разнузданным”, как мы себя пугаем).

При с детства формируемом страхе перед таящимися в человеке подспудными, темными силами ("человек по природе грязен”) всякая новая смутная тенденция становится сигналом, угрозой разрушения привычного и нужного. Тогда именно и создаются условия для ложного, от априорного страха, наполнения своих эгоистических тенденций ожидаемым опасным смыслом, осознания их как разрушительных, вредных в биологическом, социальном, нравственном планах.

Тогда при неврозе навязчивости они осознаются навязчивым “влечением” (а в действительности остаются страхом) убить себя, убить детей, любимого человека, сделать что-то запретное в отношении самого святого. Они же осознаются страхом смерти от наиболее опасных болезней и так далее.

В некоторых психозах те же, в истинных причинах неосознанные тенденции осознаются и иногда реализуются запретными же насильственными тенденциями и действиями. Среди насильственных действий психически больных я не встречал несвязанных так или иначе с запретом.

Эгоизм нас пугает из априорной, создаваемой в процессе воспитания веры, что без “нельзя” мы бы натворили непременно что-то опасное.

ПРИМЕР № 95. МОЖНО ЛИ В СВОЕМ САДУ ГРЫЗТЬ КОРНИ? Но в Псковской области, в селах родители друг перед другом хвалятся - чей ребенок балованнее. И дети вырастают цельными, легко осваивающими необходимость, покладистыми.

В Японии вовсе не принято стеснять активность детей. А взрослые японцы очень дисциплинированны.

Вера в то, что запреты берегут людей, по-видимому, необоснованна.

Без “нельзя”, оказывается, легче и быстрее осваивается, что “нужно” и что “не нужно”. Но в “нужно” нет стеснения самореализации, так же, как в “не нужно”.

Можно в своем саду грызть корни, но не нужно. Можно пилить сук, на котором сидишь, но не нужно и так далее... Это усваивается гораздо легче, чем “нельзя”, обуздывающее непроверенные даже на мелких ошибках тенденции, которые тогда рвутся порвать узду.

Длительно сдерживаемое напряжение эгоистических тенденций рождает агрессию в отношении того, чем они сдерживаются и дает энергию разрушительным, и себе и другим вредным стремлениям и поступкам, архитектуру которых определяет сам запрет.

В болезни, называемой неврозом навязчивости, это -часто парадоксально неприемлемые чувства и мысли в отношении наиболее любимого и любимых.

В быту это - раздражение, досада и отвращение в отношении тех, в ком более всего нуждаются.

В преступлениях против нравственности и закона это их демонстративная бессмысленность и несоразмерность приобретению.

ЭГОИЗМ ЧЕЛОВЕКА - ЗАБОТА О ДРУГОМ ЧЕЛОВЕКЕ

В бесклассовом обществе (но, может быть, и не только в нем?) социальные условия требуют сформированное™ потребности в индивидуализированной заботе о другом, в признании и реализации своего эгоизма. Это две стороны одной медали. Не умея заботиться о другом, не умеешь признавать и реализовать себя, не умея доверительно и заинтересованно осуществлять себя, не умеют, не способны любить другого.

Осуществляемая забота, то есть стремление и умение воздействовать на свою среду, на окружающих людей полезным для них образом оказывается в любом обществе необходимым условием реализации всех человеческих потребностей. Поэтому, если ребенок формируется в окружении людей, включенных в свою общественную среду, то есть в человеческом плане сформированных, то забота о людях, поведение в зависимости от того, что полезно и не полезно людям, становится его внутренней необходимостью, потребностью. Забота о людях в качестве сигнала возможности удовлетворения других потребностей становится объектом потребности.

Нужды других становятся сигналами, мотивирующими познание людей, заботу о них, поведение, полезное для них, сочувствие с ними и так далее.

Несформированность такой потребности делает человека неприспособленным среди людей “маугли”.

Начну с примеров совершенно исключительных, когда человеческий детеныш воспитывается дикими зверями (так называемые, “Маугли”).

ПРИМЕР № 97. МАУГЛИ. Ребенок, в самом раннем младенчестве попавший в стаю животных и принятый ими, если он выжил, усваивает звериные способы удовлетворения врожденных потребностей. Сигналами возможности удовлетворения для него становятся тогда эта звериная стая и эти, приобретаемые в стае способы (навыки) и специфические для данной стаи природные условия, а так же другие особи принявшей его среды, их агрессия и помощь. Иными словами, сигналами возможности удовлетворения потребностей так называемых “Маугли” или объектами приобретенных ими потребностей оказываются необходимые обстоятельства жизни члена стаи зверей, а не общественные условия и человеческие навыки. Не орудия, не предметы как продукты человеческого труда, как материальное овеществление и результат исторически сложившейся и развивающейся человеческой культуры.

Отсутствие этих сигналов - объектов потребностей “Маугли” (например, запаха кормилицы и защитницы -волчицы, отсутствие природных условий существования) и невозможность реализации звериных способов удовлетворения тормозит активность, осуществляющую удовлетворение основных врожденных потребностей, и эмоционально проявляется напряженностью, тревогой, страхом.

В чем более старшем возрасте нашли такого, "воспитанного" зверями ребенка, тем больше звериных потребностей и навыков их удовлетворения он освоил.

Но, чем более сформированы у “Маугли” звериные навыки удовлетворения потребностей и потребности в условиях жизни стаи, тем меньше они оказываются в состоянии усваивать человеческие навыки удовлетворения потребностей и формировать человеческие потребности. В этом у них нет необходимости. Свои звериные способы удовлетворения натренированы, надежны и прочны. Звериные потребности сформированы. Их родной средой стала не человеческая - общественная, а звериная - среда воспитавшей их стаи.

Сигнальная связь их среды и их навыков как залога возможности удовлетворения многократно проверена, затвержена, закреплена повседневным утолением их нужд. Эта среда и эти навыки стали залогом сохранения жизни “Маугли”. Без своей стаи они не могут, как младенец без мамы, как мы без людей! Как рыба без воды.

Человеческая, общественная среда осталась для них чуждой, враждебной, сигнализирующей опасность и гибель, как для нас встреча с волками или изгнание из общества. Человек для них опаснейший из врагов.

Чем больше у “Маугли” сформированы звериные потребности и навыки их удовлетворения, тем полнее они утратили способность стать людьми, приобрести человеческие потребности и человеческие способы их удовлетворения. Проще говоря, им лучше и хорошо без них: без человеческой заботы о них, без их заботы о людях, без чувства Добра и Зла в качестве регулятора переживания и поведения, без слов в качестве орудий и без сознания, без абстрактного мышления, без прямохождения, без ложки, без одежды, без навыков человеческой опрятности, без орудий труда и труда с осознанными целями... Без людей!

Они уже научились реализовать свои природные потребности без всего, что делает человека человеком. Они уже приспособились жить иначе - по звериному.

Человеческий детеныш - человек только в возможности. Реализуется эта возможность именно в общественных условиях жизни и соответственно этим условиям.

Фактически “Маугли”, предварительно ставшие членами определенного стада животных, то есть усвоившие отношения именно этого стада и его (стадо) в качестве необходимого условия (сигнала) возможности своего существования, его способы удовлетворения потребностей, теряют возможность стать людьми, стать членами общественной человеческой группы. Они не поддаются воспитанию.

То, что они усваивают, прежде чем погибнут среди людей, они усваивают как животные. То есть в процессе дрессировки, оставаясь среди людей прирученными животными, представителями своего стада.

Как животные они в состоянии освоить, имитируя, передразнивая, поощряемые действия.

Но эти выдрессированные действия осуществляются ими порой качественно отлично даже от обезьяны, берущей палку, чтобы достать плод, палку как орудие. Они повторяют действия не прямо, для самостоятельного достижения этими действиями объектов своих природных потребностей (для этого у них есть свои, невыдрессированные, животные способы), а напоказ человеку, для получения объекта потребности в качестве поощрения от него или, чтобы человек им не мешал. Они используют человека, а не само свое человеческое действие.

Они не включаются в человеческий, с осознанными целями и программами труд, не используют слова в качестве орудий, хотя, некоторые усваивают несколько слов, произношение которых по разному поощряется людьми.

Они дают использовать себя или используют людей, подчиняются или подчиняют, но не сотрудничают с людьми, движимые общими целями. Никогда наши цели не становятся их целями. Как, впрочем, и их цели никогда не движут нас, не становятся нашими! Трагично, но не они нас, а вначале мы их не принимаем такими, какие они есть с их, не нашими влечениями. Мы не хотим стать ими! А они нами! Человек им по сути не нужен!

Меж людьми тоже бывает такое...

Людьми “Маугли” не становятся и в обществе людей, вне своей среды они быстро гибнут.

Я говорил о “Маугли”, уже сформировавшихся в своих способах удовлетворения потребностей в качестве членов стаи животных.

Сигналами (объектами) удовлетворения их потребностей могут становиться дрессирующие люди и способы подражания, вызывающие поощрение этими людьми.

“Маугли” не становятся людьми, во-первых, в том смысле, что общество никогда не становится их собственной средой залогом (сигналом) возможности их существования. Они не становятся членами этой среды.

Общество всегда остается внешними для них, чуждыми им условиями, стесняющими их свободу в качестве животных.

Никогда “Маугли” не ассимилируют специфические условия общественных взаимоотношений, первоначально внешние и для всякого человеческого детеныша, всякого ребенка. Никогда не усваивают их в качестве необходимых сигналов удовлетворения любых своих природных потребностей. Никогда отсутствие этих общественных - специфически человеческих условий взаимодействия людей не становится для них сигналом неудовлетворенности. Никогда общественные условия не становятся объектом потребности “Маугли”. А нравственные, этические и прочие нормы и правила, отражающие эти, формирующие человека, общественные условия, никогда не становятся их внутренними, эмоционально и поведенчески свободно, от необходимости освоенными, правилами, регулирующими их внешнюю и внутреннюю биологическую и психическую жизнь (деятельность).

Никогда чувство Добра и Зла не становится регулятором их жизни. Иначе, никогда общественный интерес, полезность или вредность их жизни для близких и далеких, сегодняшних и будущих людей, полезность или вредность их действий хотя бы для одного конкретного человека и для себя в качестве человека, то есть члена своей среды, никогда такая полезность или вредность действий и их результатов не становится регулятором поведения “Маугли”.

Человеческие потребности у “Маугли” не формируются. Их поведение всегда управляется и динамизируется только природными врожденными и сформированными в стае потребностями.

ПОТРЕБНОСТЬ В ОБЩЕСТВЕННЫХ УСЛОВИЯХ

ЗАБОТА О ДРУГОМ - ЗАБОТА О СЕБЕ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

РЕБЕНОК ПО ПРИРОДЕ ДОБР

Итак, уже маленький ребенок, еще не осознавая того, уже регулируется изнутри, освоенными им в процессе его эгоистической (движимой неудовлетворенностью потребностей) поведенческой активности, практически освоенными сигналами того, что полезно и не полезно, больно и приятно, плохо и хорошо людям, в сотрудническом и агрессивном общении с которыми он формировался.

Всякий, росший среди людей человек становится нравственным в уже досознательный период.

Особенно важно, что он не только освоил практически нравственные нормы, ставшие уже его внутренними регуляторами (потребностями), но и то, что у него уже сформирована потребность быть нравственным, то есть действовать в зависимости от того, что полезно, нужно, приятно и от чего хорошо людям и не действовать наоборот.

Иными словами, ребенок по своей социальной природе добр, разумеется относительно норм формировавшей его среды. Приобщение к людям, полезность и соответствие им всегда являются сигналами его благополучия. Удаление от людей, вред им - сигналы его неблагополучия, неудовлетворения среди людей природных потребностей. Таким образом, первые из этих сигналов становятся объектами его потребностей, вторые - объектами потребности их избежать.

Собственно, так же добр и “Маугли” по отношению к стае, вырастившей его.

Даже, когда ребенок ведет себя постоянно агрессивно, и тогда это результат того, что агрессия стала для него сигналом приобщения к кому-то из наиболее значимых для него воспитателей, то есть добром по отношению к этому воспитателю, иногда противопоставившему себя людям, то есть занявшему объективно бесперспективную антисоциальную позицию.

Об агрессии как внушенном под гипнозом страхе человеческого эгоизма, под гипнозом запрета, как специфически человеческом навязчивом переживании и насильственном поведении, об агрессии как о том, что люди называют беснованием мы уже говорили.

И к воздуху приходится привыкать. В процессе общественной жизни, в человеческом сотрудничестве и общении складывались способы взаимоотношений между людьми.

Препятствующие сотрудничеству взаимоотношения чаще, изживая себя, отмирали. Способствующие - сохранялись, закреплялись. Так формировались те общественные стереотипы взаимоотношений, поведения людей в отношении друг друга, которые называют нравственными нормами.

Новые общественные обстоятельства, новые производственные отношения требовали новых общественных стереотипов, изменения нравственных норм, развития новых норм. Так, одни нравственные нормы пережили много исторических формаций. Другие терялись, едва зародившись. Но всегда изменения общественной нравственности отставали от изменений общественной ситуации. В одни периоды (более уже стабилизировавшиеся и давние, долгие) эти изменения оказывались способствующими развитию общества и его членов. В другие (быстро меняющиеся, новые) тормозили их развитие адекватным новым условиям образом.

В нашей общественной формации такие, тормозящие развитие нравственные нормы мы совсем недавно называли “пережитками капитализма”, теперь “пережитками” чего?!..

Тормозящие общественное развитие нравственные нормы одновременно становятся и помехой приспособлению к новым общественным условиям, включению человека в свою человеческую среду.

Нравственные нормы, не всегда осознаваясь, оказываются регуляторами общения.

Они осваиваются человеком, во-первых, поступком, чувством, в потребностях уже в досознательный период его формирования. Они регулируют его внутреннюю жизнь, влияют на поведение не только в досознательный период, но и на протяжении всей его сознательной жизни.

Нравственные нормы - поведенческие и эмоциональные стереотипы, осуществляющиеся во взаимодействии людей между собой.

Для попадающего в человеческую среду ребенка нравственные нормы первоначально являются внешними по отношению к его инициативе ограничителями. Так же, как воздух, пеленки и новые прикосновения, вместе с перерезкой пуповины были для него трудностью, когда он только появился на свет.

Включение в общественную среду, освоение ее, приобретение необходимых для жизни в ней потребностей, становление из человеческого детеныша в человека процесс более длительный и постепенный, но, наверное не менее, а более трудный, чем его появление на свет и адаптация к условиям природной среды.

Воздух является объектом потребности врожденно, но и к нему ребенку приходится привыкать.

Господствующие в среде ребенка нравственные нормы первоначально стесняют его свободу. Но поведение вразрез с ними мешает удовлетворению всего круга потребностей.

Оно становится сигналом неудовлетворенности потребности в другом человеке, то есть и всех потребностей, залогом возможности удовлетворения которых другой человек является. Становясь сигналом неудовлетворенности, поведение вразрез с нравственными нормами тормозятся, а поведение в соответствии с этими нормами, подкрепляясь удовлетворением, становится сигналом возможности удовлетворения потребностей в других людях и с ними самого широкого круга потребностей.

Так формируется, необходимая для жизни среди людей, потребность быть нравственным.

Формирование ее происходит уже в досознательный период жизни, наряду с потребностью в организации своей среды полезным для других людей образом, то есть потребностью заботиться.

Не за страх, а за совесть. И потребность быть нравственным и потребность в заботе, когда они сформированы, удовлетворяются не благодарностью или получением услуг и расположения другого человека, а самой реализацией нравственных норм своим поведением и самой полезной для других деятельностью. То есть, как и все социогенные потребности, потребность быть нравственным и потребность в заботе о другом удовлетворяются приобретением сигнала возможности удовлетворения других потребностей.

Тогда поведение вопреки нравственным нормам или во вред другому человеку становится сигналом невозможности удовлетворения широкого круга потребностей. Оно вызывает неудовлетворенность потребностей в заботе о другом, в том, чтобы быть нравственным. Оно тормозит, затрудняет так направленную деятельность.

Если же эта деятельность, тем не менее, осуществляется в процессе реализации других мотиваций, то, независимо от осознания и чаще без него, неудовлетворенность потребностей в заботе и нравственном поведении рождает “трудное состояние”.

ПРИМЕР № 100. ЧЕРТ ИВАНА КАРАМАЗОВА.

У Ивана Карамазова, неосознанно верившего в бога, то есть в еще досознательном периоде жизни освоившего такие нравственные нормы, которые несовместимы с его сознательно, логически вымышленных “атеизмом”, у Ивана Карамазова это “трудное состояние” вызволило на свет его “черта”, проявилось психозом.

Поведение вопреки нравственному чувству “впитанному - как говорят - с молоком матери”, то есть воспитанному в нас уже в досознательный период самым первым общественным окружением, поведение вопреки этому несознаваемому чувству, не удовлетворяя соответствующей потребности, становится сигналом невозможности удовлетворения всех потребностей вообще и вызывает чрезвычайную напряженность.

Тогда Смердяков кончает жизнь самоубийством. Раскольников мучается в горячке и идет “страданием искупать вину”. Борису Годунову мерещатся “окровавленные мальчики”.

Не осознаваясь содержательно, та же неудовлетворенность рождает неврозы, психосоматику и психозы. Иногда -компенсирующее бессовестность, демонстративное оправдательное самоистязание (смотри пример № 17).

Так же, как сначала мать, отец, потом братья, сестры, первые товарищи по играм, родственники, другие люди, так же общество в целом оказываются условием, обеспечивающим возможность удовлетворения потребностей человека, формирующего свои навыки среди людей. Общество становится условием, без которого человек удовлетворять потребностей уже не умеет, без которого, поэтому, удовлетворение оказывается невозможным.

ПРИМЕР № 101. ПОДАРОК ЧЕЛОВЕЧЕСТВА... И огонь, и колесо, и ложка, и отвертка, и книга, и авторучка, и бумага, и джинсы, и автомобиль, и увеличительное стекло, и кофе, и банан - не только исторически сложившиеся и ставшие необходимыми орудия и продукты человеческого труда. Они еще, как и очки, долгожительство, вставная челюсть и пересаженное сердце, результат совместного творчества всего человечества, его обмена и сотрудничества. Так же, как и идеи о происхождении видов, естественном отборе, молекулярном строении вещества, делимости атома, генетическом коде, классовой структуре общества, условном рефлексе, психике как сигнальной отражательной деятельности, первичности материи, познаваемости мира и бесконечности его.

И наука, без которой не мыслима теперь практически никакая деятельность человека, и искусство, которое, вопреки бессмысленному, надуманному спору “физиков и лириков”, захлестнув дыханье Ван-Гоговским “Кустом” или Пастернаковской строчкой, снова и вновь побуждает человека не забывать, что у него есть неведомая душа, сердце, оно, с его неотъемлемой способностью и нуждой любить, питающее его силы на осуществление любых своих глупостей и умностей.

И наука, и искусство, и орудия труда, весь комплекс идей, вещей и укладов, составляющих культуру, теперь оказался не достоянием отдельных групп, а совокупной практикой человечества. Так, что современный человек без человечества практически не в состоянии даже выжить.

В теперешний период существования общественные условия требуют от человека сформированное™ потребностей в обществе и человечестве. И, при нормальном развитии, человек формирует эти потребности.

Общество и человечество становятся объектами потребностей в рогат сигналов возможности удовлетворения других потребностей. Их наличие облегчает любую деятельность, а отсутствие мотивирует всяческую активность, способствующую их достижению.

На базе этих потребностей формируются новые потребности в заботе (организации общественной среды полезным для других образом) и новые нравственные потребности.

На базе этих потребностей формируется и потребность смысла жизни.

ПРИМЕР № 102. МЫ РОБИНЗОНЫ? Ну в самом деле. Даже Робинзон на своем острове только думал, что живет вне общества.

В действительности, он и там пользовался его орудиями, и не только в виде ружья, ножа и иголки. Используя и добывая огонь, приручая животных, сея хлеб и возделывая почву, он реализовал исторически сложившееся человеческие способы действий и человеческие потребности. Благодаря этим потребностям и навыкам, он смог и мог выжить и быть “сильнее” зверей и условий природы. Но и, удовлетворяя свои врожденные потребности, он, будучи человеком, нуждался в другом человеке, в самом общении с ним, в факте его существования, в его признании, в заботе о нем, в приобщении его к человеческим ценностям.

Человеческим способом деятельности, ставшим сигналом расширения круга возможностей удовлетворения всяческих потребностей, при отсутствии которого Робинзон испытывал неудовлетворенность, тоску, тревогу - чувство одиночества, а потому искал этот способ, этот сигнал в качестве объекта потребности, человеческим способом удовлетворения потребностей для Робинзона было делиться, отдавать объекты своих потребностей другому человеку, отдавать самое нужное. Без такой возможности он не мог. Поэтому он нуждался, искал и сумел найти, как говорит Антуан де Сент-Экзюпери, “приручить”, сделать своим другом и сотрудником Пятницу. Сумел приручиться.

И даже без и до Пятницы Робинзон сумел сохраниться только потому, что на необитаемом острове жил в обществе! И не только потому, что трудился, использовал огонь, человеческие орудия и способы действий. Но потому, что фактически жил в обществе не в меньшей степени, чем мы, живя одни в заточении своих изолированных квартир. Может быть даже в большей - Робинзон ждал прихода корабля. Готовился, всегда был готов к его приходу, готов был к предстоящей встрече с людьми, к ответу перед ними за то, как жил без них.

Робинзон был готов не к спросу с них за то, что его потеряли, а к ответу за то, насколько сумел остаться среди них, то есть человеком. Тем, кто по-прежнему сможет жить среди людей.

Именно потребность смочь в будущем жить среди людей, помогла остаться для этого человеком. Именно поэтому Робинзон сумел выжить на необитаемом острове.

Необходимость в людях, необходимость быть причастным к ним, помогла остаться причастным, наполнила жизнь Робинзона смыслом, помогла сохраниться человеком и выжить.

Факт существования человечества, возможность, пусть почти никакая, но необходимая, сохранила Робинзону чувство причастности, удовлетворила потребность Смысла жизни, родила ответственность остаться человеком. Факт существования человечества в качестве сигнала сохранил Робинзону жизнь.

Так ребенку, знающему себя сыном матери и отца, в беде помогает, подхлестывает, прибавляет сил справиться самому ожидание строгого отцовского спроса и ласки матери.

Так не умеющему еще чувствовать себя частью мира, еще маленькому человеку и взрослому, впадающему, как в ересь, в одиночество, как Робинзону на острове, помогают вернуть силы, хотеть и надеяться предвкушение встречи вместо людей со ждущим его ответа отцом - Богом.

ПОТРЕБНОСТЬ В НРАВСТВЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ МИРА

После того, как для человека общество, другой человек становятся залогом возможности удовлетворения всяческих потребностей, после того, как таким залогом становится общение (сначала с обслуживающими его, потом с сотрудничающими, а потом общение с теми, кто стал предметом его забот - с людьми), после того, как другой человек, общество, общение в качестве залога возможности удовлетворения становятся объектами потребностей и неудовлетворенность этих потребностей становится вызывающей нервную мотивационную активность, подчиняющую себе другие мотивации, после и наряду с формированием потребностей в людях, в обществе, в общении формируются потребности в организации своей общественной среды полезным для нее, для. ее сохранения и развития образом потребность в заботе.

Забота как залог сохранения, благополучия другого человека и общества становится объектом потребности.

Формируется потребность в организации своего поведения таким образом, чтобы оно соответствовало нормам этого общества.

Потребность быть нравственным - залог приятия тебя обществом, признания тебя полноценным его участником - человеком.

После и наряду с формированием потребностей в родях, в обществе, в общении, в заботе о других, в том, чтобы быть нравственным, формируется потребность в организации своей общественной среды (а не только себя) в соответствии с усвоенными и развиваемыми теперь нравственными нормами.

Если до сих пор общество и его нормы были внешним, навязанным человеку условием, ограничивающим, облегчающим, просто дающим возможность удовлетворения его природных и первых приобретенных потребностей, то теперь, став объектом его потребности, общество и его нормы взаимоотношений становятся внутренними регуляторами его состояний (в том числе высшей нервной активности), переживания и поведения, подчиняющими себе все другие мотивации, включая врожденные.

Сигнал возможности и невозможности реализации других мотиваций действует прежде сигнала будущего удовлетворения потребности.

ПРИМЕР № 103. ПОСЛЕДНЯЯ ТРАПЕЗА. Напряженность, тревога, вызванная отсутствием возможности добыть хлеб завтра, не устраняется хлебом, который есть сегодня, и сегодняшней сытостью.

Сегодняшнее благополучие и хорошая работа не приносит покоя, если реальна угроза завтра остаться без работы.

Гарантированное же отсутствием безработицы, право на труд в ряде случаев бережет от тревоги за завтрашний день даже тунеядца. Оно устраняет, тормозит всякое поползновение совершенствоваться или просто качественно, не халтуря, работать, у бездельника:

- Все равно не уволят! А уволят - в другом месте устроюсь.

Для определенного круга прилипал гарантированное право на труд, в роли сигнала, тормозит тревогу, которая могла бы побудить их к активному включению в труд.

Активность, вызванная отсутствием сигнала возможности удовлетворения (мотивационная активность) подчиняет себе активности, вызванные сигналом удовлетворения (условно-рефлекторные активности).

Став объектом потребности, нравственные нормы, точнее, отклонение от них и деятельность по их утверждению в качестве залога возможности существования подчиняют себе осуществление всех прежде сформировавшихся мотиваций. Тогда на определенном этапе развития человека само общество и общение, любая активность людей, он сам и его собственная активность начинают им бессознательно (потом и сознательно) проверяться на соответствие нравственным нормам или полезность для общества, для человечества в целом, для Рода Человеческого как процесса.

Если до сформированное™ потребности быть нравственным, до формирования нравственного чувства и потребности в заботе о других люди и общество воспринимались человеком также, как предметы, только с точки зрения их полезности для удовлетворения его природных потребностей, то есть с точки зрения прямой пользы для себя, как природного существа, то с появлением этих потребностей человек становится существом общественным и на определенной стадии всю свою активность подчиняет общественному интересу. С точки зрения этого интереса он теперь оценивает любое проявление другого человека, общества и самого себя. То есть осуществляет свою и способствует любой чужой активности, утверждающей общественный интерес, но препятствует и тормозит в себе и в других все, что противоречит этому интересу.

Такое подчинение любой своей активности общественному интересу происходит еще непроизвольно и неосознанно, но уже означает формирование потребности смысла жизни, потребностей быть причастным и признаваемым.

ВОПРОСЫ О СМЫСЛЕ - ПОЛЬЗЕ

В переводе на язык сознания новое отношение к обществу, к людям, к себе самому формулировалось бы так:

- Мне полезно все, что полезно моему обществу, людям, человечеству, что способствует их сохранению, существованию и развитию.

- Мне полезен каждый, кто полезен сам себе как человеку, кто полезен другим.

- Какую пользу для человека или человечества представляет этот предмет, это растение, это животное, это явление, этот поступок, этот человек, эта жизнь?

- Какую пользу для человека и человечества представляет это мое свойство, эта моя способность, это мое чувство, это мое действие, этот мой поступок?

- Какую пользу для человека и человечества представляет моя жизнь?

- Какую пользу представляю я сам? В чем смысл моей жизни для другого человека, для человечества, для меня как человека?

ПРИМЕР № 104 . ВЕДЬ ВСЕ Ж - ЯСНО!.. ИЛИ “ПРОКЛЯТЫЕ ВОПРОСЫ” - ОШИБКА ОСОЗНАНИЯ ПОТРЕБНОСТИ СМЫСЛА ЖИЗНИ. Но здесь, при осознании потребности, очень часто это самое “для другого человека”, “для человечества”, “для меня как человека” упускается. А потребность не делать бесполезного оставляет сознанию вопрос в такой форме:

- В чем смысл (польза) моей жизни?

Упущено - для кого польза!

- В чем смысл (польза) существования человечества?

Для кого, с чьей точки зрения... - не обозначено!

Как только в вопросах упущено уточнение “для кого”, и “с какой точки зрения” смысл (польза), они становятся неверно поставленными и, как и все, неверно поставленные вопросы, оказываются не имеющими удовлетворяющего ответа. Но приводят к постановке вопросов, совсем потерявших конкретное содержание. И хотя смысл, польза могут быть только для кого-то и для чего-то, получается вопрос о смысле жизни вообще. Иными словами, следующим оказывается вопрос, требующий оправдания самого бытия, самой реальности, мира вообще. Но за что оправдываться и перед кем - неизвестно. Эти вопросы потому и названы “проклятыми”, что, будучи неверно поставленными, не могут иметь ответа:

- В чем смысл жизни (вообще)?!

- В чем смысл бытия (вообще)?!

Для кого, для чего!?... Не известно!

Не находя ответов на эти ошибочно поставленные вопросы,, в ряде случаев обесценивают и само бытие, и свою жизнь. Этим тормозят любые свои мотивации. Затрудняют любую самореализацию. Иногда даже приговаривают себя к разрушительной, “бессмысленной”, античеловеческой активности или к тусклому принужденному существованию, пребыванию в гостях на земле, а то и просто к самоубийству... .

- Ведь все ж это не имеет смысла! Это ж всем ясно! Ясно ж всем! А они, как маленькие, играют в игры!”.

Неверная постановка вопроса, подчинение себя Логике с упущенным основанием побуждает некоторых к поиску искусственных оправданий жизни. К богоискательству, богостроительству, созданию и поиску культов, искусственных целей, идолов и химер, к бегству в прожигании жизни, в строительство надуманной духовности, в вещизм.

Забывая, что даже отсутствие смысла в утверждении не означает, что он есть в отрицании, уходят в действительно бессмысленное истребление собственных желаний, стремлений, в нигилизм ни для чего - ради нигилизма.

Но все это уже ошибки осознания потребности Смысла жизни, отрываемой от ее исторических причин, от ее содержания. О них речь пойдет в отдельной работе, посвященной проблеме Смысла жизни.

ПОТРЕБНОСТЬ СМЫСЛА ЖИЗНИ

- Это на досознательном уровне, это потребность быть полезным конкретному человеку, обществу, людям, которые являются залогом возможности твоего существования и самореализации.

Иначе, потребность Смысла жизни это - потребность быть полезным людям в конкретной среде, в конкретную историческую эпоху и в конкретный момент, это - потребность в еще одном залоге самореализации человека, потребность в еще одном сигнале возможности самореализации.

Будучи и чувствуя себя полезным хоть одному человеку, получаешь реальную возможность его сотрудничества и возможность удовлетворения других потребностей и так далее.

Будучи и чувствуя себя бесполезным людям, под влиянием сигнала грозящей неудовлетворенности всего круга потребностей испытываешь напряженность, чем и мотивируется активность, направляемая человеком либо продуктивно на реализацию себя в полезных людям поступках, на предваряющий деятельность поиск путей такой реализации, либо непродуктивно - на поиск абстрактных смыслов, искусственных целей, внематериальных, надчеловеческих абсолютов, отвлекающих занятостей - химер.

ПРИМЕР № 105. А ТОПОЛЯ СТОЯТ ЗЕЛЕНЫЕ...

- Ведь для какой-то же цели я родился, Ведь были же во мне силы необъятные. (М.Ю. Лермонтов. “Герой нашего времени”).

* * *

ПОТРЕБНОСТЬ ИМЕТЬ ЦЕЛЬ

Включение человека в человеческую, только людям свойственную, целенаправленную активность, в труд с сознательно поставленными целями, формирует потребность иметь цели, цели, организующие деятельность и оправданные полезностью этой деятельности и ее результатов для себя или других людей.

В результате наличие цели, сама цель, любая цель, становится сигналом возможности удовлетворения каких-то (не всегда сознаваемых) потребностей человека. Имеющая цель активность, становится сигналом возможности удовлетворения.

Отсутствие цели, активность без цели оказываются сигналом невозможности удовлетворения и неудовлетворенности и тормозятся, пока не “оправданы” целью.

Характерная для трудовой, производительной деятельности необходимость иметь цели переносится человеком на всякую свою активность, в том числе и эмоциональную, и саму собственную жизнь. (В зрелом обществе человеческая жизнь является первой общественной целью!) Так тормозится всяческая самореализация без предварительно сформулированной (иногда ложной) цели. Иными словами обесценивается (и это уже на сознательном уровне) всякая импульсивная, всякая мотивационная, не осознанная в своих целях активность.

Не осознанная в своих целях мотивационная активность сознательной целенаправленной деятельностью тормозится, точнее сказать, тормозятся все эффекторные поведенческие проявления неосознанных мотиваций, конкурирующих с сознательными.

В сознательных проявлениях тормозится и потому не осознается и наше первое Я.

Целенаправленная же сознательная деятельность, сигнализируя удовлетворение, вовсе не всегда бывает полезной себе или кому-либо в действительности.

Затрудняя удовлетворение неосознанных потребностей, она нередко лишь препятствует самореализации.

Потребность иметь в качестве сигнала возможности удовлетворения цель в ряде случаев побуждает цели выдумывать, подставлять.

Такие ложные цели, оправдывающие импульсивную активность, оказываются разрешающими то или иное поведение, так как, сигнализируя возможность удовлетворения, снимают торможение соответствующих эффекторных нервных комплексов.

Активности же, реализованные импульсивно, вопреки сознательному контролю, часто отчуждаются человеком от своего произвола.

- Я не хотел!

-Так получилось!

- Нашло на меня что-то!

- Черт попутал! - и так далее.

Потребности смысла жизни и иметь цели в сознательный период жизни побуждают отказываться от деятельности (иногда необходимой), если мы не доросли до понимания ее смысла. Не имеем достаточных знаний для ее понимания. Не готовы ее понять.

Эти же потребности побуждают придумывать упрощенные или вовсе ложные объяснения своих импульсов, когда мы их не понимаем. Побуждают ко всему цеплять вопрос: “Зачем?”. Хоть часто мы просто нуждаемся в активности, ни за чем конкретным. Из потребности в активности, или “на всякий случай”.

Такое отношение часто оказывается помехой творчеству, помехой нормальной жизнедеятельности вообще. Ведь мы так мало знаем о самих себе.

Допущение возможности, а иногда необходимости действовать импульсивно, ни зачем, помогло бы в ряде случаев выйти из этого противоречия. Оно способствовало бы осознанию своих потребностей по направленности и результатам импульсивных поступков.

Ведь понятно же, что незнание чего-то не означает, что этого чего-то нет. Незнание не требует отказа от незнаемого.

Но пока мы ведем речь о потребностях, как внутренних регуляторах вегетативно-соматической и поведенческой жизни в досознательный период и вне зависимости от влияния осознания на их реализацию.

О влиянии на реализацию потребностей их осознания разговор еще предстоит.

ПОТРЕБНОСТЬ БЫТЬ ПРИЧАСТНЫМ И ПОТРЕБНОСТЬ В ПРИЗНАНИИ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Заканчивая главу о социогенных потребностях в общественных условиях, обеспечивающих человеку возможность удовлетворения других приобретенных и природных потребностей освоенными им способами, заканчивая главу о потребностях в сигналах возможности удовлетворения других потребностей, еще раз подчеркну следующее.

1. Наличием данного условия облегчается, растормаживается реализация тем большего круга активностей и тем выраженнее, чем сигналом возможности удовлетворения для большего круга потребностей и более значимых для самореализации, сохранения целости Я и жизни оно (условие)стало.

2. Отсутствием потребного условия тормозится, затрудняется тем больше активностей и тем интенсивнее, чем для большего круга и более значимых потребностей оно стало условие сигналом возможности их удовлетворения.

3. Чем больше активностей тормозится отсутствием условия, тем мощнее мотивируется деятельность по его добыванию или созданию, черпая энергию в суммарной неудовлетворенности заторможенных в реализации мотиваций. Чем больше мотиваций тормозится отсутствием нужного условия, тем больше сил человека мобилизуется на его приобретение.

4. Чем больше мотиваций тормозится отсутствием нужного условия, тем выше напряженность, когда потребность в этом условии не удовлетворяется, то есть, когда реализация активности по достижению его сама оказывается заторможенной.

5. Особенно важно, что наличие и отсутствие сигнала тем более влияет на нашу мотивационную сферу, чем для большего круга потребностей он сигнализирует возможность удовлетворения.

6. Чем более сигнал влияет на реализацию наших мотиваций, тем более ценным, значимым является он, тем больше значимость потребности в нем (речь об индивидуальной значимости).

Чем для большего круга потребностей отсутствие сигнала сигнализирует невозможность удовлетворения и чем значимее эти потребности, тем больше энергии интегрирует, суммирует неудовлетворенность потребности в нем (отсутствие сигнала), тем больше такая неудовлетворенность мобилизует силы человека.

7. Чем больше потребностей в сигналах возможности удовлетворения сформировано у человека, тем более у него возможностей интеграции, мобилизации своих нервных и физических энергетических ресурсов, тем большим кругом явлений может он себя мобилизовать, тормозя одни и растормаживая другие активности.

Чем шире у человека круг социогенных потребностей, тем более у него сил, тем более эти силы мобилизует и тормозит общественная среда, тем более он приспособлен для жизни среди людей.

8. Чем меньше у человека сформировано социогенных потребностей, чем уже их круг, тем менее общественные обстоятельства, в качестве сигналов, влияют на его мотивацию. Тем менее мобилизуют и тормозят они его деятельность, адекватным этим обстоятельствам образом. Тем более человек неприспособлен к общественным условиям жизни. Тем меньше у него возможности реализации себя среди людей. Тем труднее ему в их сердце.

9. Когда речь пойдет о влиянии сознания на реализацию потребностей, то окажется, что неумение разобраться в своих потребностях, незнание их, может препятствовать реализации достаточно сформированных потребностей и становиться причиной неприспособленности.

10. Нередки также случаи несформированности навыков удовлетворения сформированных потребностей и незнания своих потребностей, препятствующего формированию этих навыков.

11. Затрудняет приспособление и совершенное неумение не только дифференцировать свои импульсы, но и считаться с ними вообще.

Чем больше у человека сформировано человеческих потребностей, тем легче он находит силы на преодоление любых трудностей, тем легче эти силы собираются в одной направленности.

ЗАДАЧА ПСИХОТЕРАПЕВТА

Самой сложной и трудоемкой задачей для психотерапевта оказывается не устранить симптоматику невроза, по поводу которого пациент обратился в кабинет. Для этого в его арсенале теперь много эффективнейших средств: от авторитарного гипноза и аутогенной тренировки до групповой терапии и терапии поведением в их симптоматических вариантах. Самой трудной задачей оказывается найти и использовать те ценности, те объекты значимых потребностей, которые мобилизуют пациента. Это ценности, ради которых пациент возьмет на себя труд сохранить пассивно полученное им здоровье или ради которых сам научится выздороветь и быть здоровым.

Когда круг потребностей страдающего неврозом ограничен чуть ли не только биологическими нуждами, то порой месяцами не найдешь тех ценностей, нужда в которых сделала бы необходимой, возможной, хотя бы допустимой потерю какой-нибудь пустяковой истерической афонии. Состояния, которое при наличии таких нужд проходит уже во время первой беседы с пациентом или после первой “группы”.

ИХ ОТСУТСТВИЕ ГРОЗИТ ГИБЕЛЬЮ!

Если общественное условие сигнализирует возможность удовлетворения только одной какой-то потребности, то его отсутствие сигнализирует торможение только одной мотивационной активности. И только в одной этой, тормозимой в реализации активности, черпает энергию деятельность по удовлетворению потребности в условии.

Если отсутствие условия сигнализирует невозможность удовлетворения сразу множества потребностей, естественно, что, сразу тормозя это множество мотиваций, деятельность по добыванию отсутствующего условия динамизируется, получая энергию всех, этих тормозимых мотиваций, то есть суммируя их энергии в единую деятельность по удовлетворению потребности в отсутствующем сигнале.

Чем больше у человека потребностей в сигналах возможности удовлетворения самого широкого круга потребностей, тем легче мобилизуются его силы и легче объединяются они в одной направленности, в одной мотивации.

Мы подошли вплотную к разговору о высших ценностях. О сигналах возможности удовлетворения всего круга потребностей индивида, его самосохранения как “Я” и его жизни. О ценностях, отсутствие которых грозит гибелью, полной невозможностью самореализации и сохранения “Я” как целости.

Неудовлетворенность сформированных потребностей в таких ценностях способна подчинить себе все активности, все мотивации человека, способна вызвать самую собранную и энергичную его деятельность. Способна, затормозившись в реализации, затормозить всяческую его активность, полностью парализовать, даже привести к физической гибели.

Такими высшими ценностями оказывается, например, комплекс деятельностей, отождествляемый с “Я”.

В ряде случаев это: “Я-идеал”, самооценка, собственное или чье-то существование, та или иная цель или комплекс целей, сознание, признание, иногда одобрение или самоодобрение, привычный стереотип общественных обстоятельств, те или иные нравственные ценности и так далее.

В принципе, высшей ценностью может стать что угодно, оказавшееся, в силу особенностей индивидуальной истории, сигналом возможности реализации всего круга потребностей, сохранения “Я” и жизни.

Нас здесь будут интересовать, в качестве высших ценностей, сознание, комплекс Я, Я-идеал, самооценка и само-одобрение, цель, Высшая Цель или иначе Жизненный Смысл. Остальные значимости могут быть сведены к перечисленным.

ПРИМЕР № 109. ВЫСОКИЕ МОТИВЫ РАЗНОГО ПОВЕДЕНИЯ. Когда для ипохондрика его кишечник стал высшей ценностью, то речь идет о здоровье, как высшей для него цели, его жизненном смысле.

Когда человек боится сумасшествия, то это отражение того, что сознание для него является высшей ценностью, утрата которой грозит утратой Я и самой жизни.

Когда девицы, далеко не тайно торгующие собой на Невском, экстатически закатив глаза к сводам храма, совершенно по-детски бормочут и крестятся в Александро-Невской Лавре - это выражение содержания их Я-идеала, ставшего высшей ценностью, позволившей на сознательном уровне защититься от всего “земного и мерзкого”, обесценить здешнее пребывание, отделить для себя свое тело от своего Я, и, обесценив, реализовать их способ жить в часы, свободные от молитвы.

Истерический Я-идеал помог отделить от своей инициативы и реализовать запретное для них поведение, под защитой ложных мотивов, не меняя самооценки, не продуцируя шизофренического переживания его “сделанности” и бреда одержимости.

Когда юноша стыдится обнаружить свою бескорыстную заинтересованность в девушке и корчит из себя пресыщенного, остуженного усталой иронией, деловитого циника, это - прямое следствие того, что в качестве высшей ценности он принял на осознанном уровне одобрение определенной безликой и обезличивающей референтной группы, сменившей базарных “лебедей на водной глади” и копилки-кошечки, на изысканно-скучающее ("’культурное"): “мы ж белые люди”.

До сих пор мы говорили о потребностях и их реализации вне зависимости от их осознания. Но вести разговор о высших ценностях, обойдя вопрос о сознании, вряд ли возможно. Поэтому, прежде чем приступать к нему, попытаемся разобраться в том, что такое сознание под углом зрения мотивационной сигнальной активности. Каковы механизмы осуществления активности сознания и как она (сознательная активность) влияет на неосознанную психическую, нервную, вегето-соматическую активность человеческого организма и на поведение человека.

ПСИХИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА.ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Теперь мы уже можем определить психику человека как деятельность по воспроизведению сигнальных значений явлений без и до реализации сигнализируемых эффекторных вегето-соматических и двигательно-поведенческих реакций, возникающую без и до взаимодействия человека с сигнализируемыми явлениями в ответ на воздействие любых, ставших для человека сигналами, явлений не зависимо от их физико-химической специфики, но соответственно значимости сигнализируемых явлений, то есть в зависимости от наличия потребностей в них и степени неудовлетворенности этих потребностей в момент взаимодействия с сигналом.

Воспроизведение сигнальных значений явлений без и до реализации сигнализируемых реакций есть ни что иное, как создание образа действительности, адекватность которого определяется соответствием уже сформированных сигнальных связей объективным связям явлений действительности.

Возникая в процессе филогенетического и онтогенетического развития человека во взаимодействии с этой действительностью и с самим собой в качестве ее части, психическая деятельность является одновременно и результатом и необходимым условием такого взаимодействия.

Являясь результатом прошлой практической деятельности, психика является одновременно еще не реализованной будущей деятельностью.

ПРИМЕР № 110. ЛОЖКА И ОБРАЗ. Если ложка, бывшая до поры безразличным явлением, в результате ее неоднократного использования по назначению стала сигналом еды, то еда теперь сигнализируемое явление, сигнальное значение ложки, а съедание пищи и ее переваривание тогда - сигнализируемые ложкой реакции на еду.

Став сигналом, ложка действует на человека, испытывающего голод, не в зависимости от того, из металла, дерева или пластмассы она сделана, а соответственно нужде в пище, вызывая сначала и до слюнотечения и до наливания супа в тарелку психическую деятельность - не всегда осознанный образ процесса еды.

Этим образом, то есть воспроизводимым сигнальным значением ложки формируется последующая пищевая подготовительная активность: и соковыделение, и усиление перестальтики желудка, и кишечника, и пищевое поведение, и прочее в качестве сигнализируемых реакций.

Так психический образ предстоящей пищи и процесса еды оказывается “свернутой” прошлой и нереализованной будущей пищевой телесной и поведенческой активностью. Она теперь будет реализоваться, начиная с нервных компонентов и кончая вегето-соматическими и поведенческими пищевыми эффектами.

С момента восприятия сигнала сигнализируемое значение (образ) формирует последовательно разворачивающуюся нервную вегетативную и поведенческую активность, реализующую сигнализируемые реакции.

Чем менее реакция на сигнал реализована нервной, вегето-соматической и поведенческой активностью, тем более она является психической. Но, не реализуясь совсем, даже нервной активностью, она перестает быть и психической деятельностью. Так же, как и явление, переставшее вызывать хотя бы нервную сигнализируемую реакцию, перестает быть сигналом.

Вне взаимодействия с конкретным человеком явление сигналом не является.

Понятно, что изнутри сигнальная, то есть психическая деятельность регулируется у человека нервной системой во главе с лобными долями головного мозга, а осуществляется всем его существом и поведением.

Являясь деятельностью по воспроизведению сигнальных значений явлений в зависимости от значимости сигнализируемых явлений в конкретный момент, психическая деятельность оказывается извне по происхождению подчиненной обстоятельствам, то есть отражающей связи явлений объективной действительности, но чрезвычайно зависимой от степени удовлетворенности тех или иных потребностей человека.

ПРИМЕР № 111. ШУМ ЛОЖЕК ИЛИ ТЫ ВСЕГДА ПРАВА! Так звяканье ложек, бывшее для голодного сигналом еды, для него же, сытого и занятого, может стать просто мешающим шумом, не сигнализирующим еды, ставшей безразличным явлением.

Человеку трудно признать себе, а тем более сказать другому: “Я был неправ.”. И это чаще не результат отсутствия подтверждающей неправоту сигнальной связи, адекватной связям реальности. Это - обесценивающее сигнальное значение имеющейся информации влияние потребности сохранить самооценку или самоодобрение на приятном уровне.

Психическая деятельность, воспроизводя сигнальные значения явлений, без и до взаимодействия с сигнализируемыми событиями позволяет использовать образ явления (сигнализируемое значение) в качестве сигнала других явлений.

Выстраивая (в основном бессознательно) длиннейшие цепочки сигналов и сигнальных значений, она позволяет подготавливать практическую деятельность, обходясь без реального взаимодействия с множеством явлений сигнализирующих и сигнализируемых.

ПРИМЕР № 112. ЖИВОЙ КАЛЬКУЛЯТОР. Так человек с болезнью Дауна, будучи слабоумным, в уме множил трехзначные числа и извлекал корни, выдавая ответы моментально и безошибочно, и не знал, как он это делает.

Там, где нет потребности, неудовлетворенности и активности, там нет и психики.

Внешние обстоятельства влияют на психическую деятельность непосредственно - через сформированные сигнальные связи сигналами и опосредованно, воздействуя всем комплексом обстоятельств на степень удовлетворения потребностей.

Находясь в двойственной зависимости от внешних обстоятельств - непосредственной и опосредованной - психическая деятельность и мозгом регулируется двойственно.

Корковой активностью определяется ее архитектурная, тематическая сторона, реализующая прямую зависимость от отражаемых обстоятельств.

Активностью подкорковых образований регулируются энергичность, тонус, направленность, эмоциональная окраска психической деятельности, ее избирательность. Эта избирательность выражает опосредованные воздействия обстоятельств на психику через влияние на степень удовлетворения потребностей.

Кора определяет тематическое содержание психической деятельности, подкорка - ее избирательность, направленность.

Превалирование влияния коры или подкорки, мешая формированию адекватного образа действительности, может препятствовать приспособительной деятельности человека. Тогда при корковом доминировании психическая деятельность, формируя объективный образ действительности, регулирует деятельность не соответственно потребностям человека. А при доминировании подкорки образ оказывается либо слишком инертным, либо настолько искаженным заинтересованностью, полностью зависящим от сиюминутных колебаний и смены неудовлетворенностей, что деятельность оказывается невозможной, неадекватной обстоятельствам.

Психическая деятельность реализуется мотивационной и рефлекторной активностью.

Напомню, что мотивационной здесь называется всякая активность, возникшая в результате неудовлетворенности потребности или под влиянием сигнала будущей неудовлетворенности, а так же вследствие отсутствия сигнала возможности удовлетворения.

Рефлекторной называется здесь активность, возникающая под влиянием объекта неудовлетворенной потребности или его сигнала непременно в процессе мотивационной активности.

ПРИМЕР № 113. ПО ЗВОНКУ. То же паломничество в столовую по звонку, извещающему о начале обеденного перерыва, является деятельностью рефлекторной.

При отсутствии потребности или ее полном удовлетворении мотивационная активность не возникает, а значит ни объекты, ни сигналы объектов удовлетворенной потребности не вызывают рефлекторной активности.

В случае наличия неудовлетворенности, но торможения мотивационной активности до ее реализации, объекты соответствующей потребности и их сигналы могут вызывать редуцированные, негативные и извращенные реакции. В ряде случаев они вызывают вытормаживание сигнализируемых функций и выпадение функций тех структур, которые эти реакции осуществляют.

Так как мотивационная активность является первичной, а рефлекторная - производной, вторичной, то и психика и ее впервые у человека появившаяся форма - сознание, о котором теперь пойдет речь, будут, во-первых, интересовать нас в их отношении к мотивационной деятельности.

СОЗНАНИЕ

Мы уже знаем, что психика - сигнальная деятельность, то есть деятельность по воспроизведению сигнальных значений явлений

- без и до реального взаимодействия с сигнализируемыми явлениями,

- без и до реализации эффекторных вегето-соматических и двигательно-поведенческих сигнализируемых реакций,

- производимая нервной системой во главе с лобными долями головного мозга и

- реализуемая в осуществлении сигнализируемых реакций всем человеческим существом и практическим поведением, а тем самым

- регулирующая все деятельности человека и активность его организма и

- ставящая их в зависимость от обстоятельств и наличия неудовлетворенности потребностей в них.

ПСИХИКА И ОБЩЕСТВО

Но, если психика - сигнальная деятельность, регулирующая все активности организма человека в соответствии с потребностями и реальными обстоятельствами, то определяющей специфику человека частью этих реальных обстоятельств является общество. Общество с его историей, укладом, нормами взаимоотношений, ценностями и предрассудками, управляющими его (общества) жизнью.

В человека человеческий детеныш превращает себя именно под влиянием этих общественных обстоятельств.

Конкретные люди, их взаимоотношения, их отношение к ребенку, к его состояниям, поведению, направленностям, отношению, само общество с его нормами и порядком, становясь значимыми явлениями (объектами потребностей), в постоянном взаимодействии с ним поддерживают, закрепляют, подкрепляя удовлетворением, одни проявления будущего человека и затрудняют, вплоть до полного устранения, лишая подкрепления, другие его состояния, отношения, способы поведения.

Под влиянием общественных обстоятельств существования: сначала микросоциальных - одного, двух, потом нескольких людей из ближайшего окружения ребенка, затем все более и более расширяющихся, прямых и опосредованных макросоциальных воздействий у человека, целиком являясь результатом их влияния, выделяется новый особый комплекс психических деятельностей.

КОМПЛЕКС СОЦИАЛЬНО ЗНАЧИМЫХ ПСИХИЧЕСКИХ ДЕЯТЕЛЬНОСТЕЙ

Этот комплекс складывается, как сигнальная деятельность, все более и более подчиняющая поведение человека, а с ним и активности его организма, общественным условиям существования.

Образуется психический комплекс:

- отражающий (воспроизводящий в сигнальных значениях) совокупность явлений (общественных и природных обстоятельств, своих и чужих состояний, отношений, направленностей взаимоотношений, собственных и чужих деятельностей и так далее) наиболее значимых для общественного окружения человека (вначале самого близкого, а потом все более широкого),

- регулирующий взаимодействие с этими общественно значимыми явлениями, которые систематически подкрепляются отрицательным и положительным отношением значимых представителей общества.

Комплекс психических деятельностей:

- отражающий (воспроизводящий в сигнальных значениях) совокупность явлений, имеющих наибольшую значимость для его значимого окружения, а потому наиболее систематически подкрепляемых их положительным и отрицательным отношением и, в результате,

- наиболее хорошо мотивируемый,

- регулирующий взаимодействие с этими общественно значимыми явлениями, становится ядром и периферией сознания.

ПОПЫТКА ОПРЕДЕЛЕНИЯ СОЗНАНИЯ. Психический комплекс:

- отражающий (воспроизводящий в сигнальных значениях) явления, наиболее значимые для значимого общественного окружения формирующегося человека, и

- регулирующий наиболее значимые для этого окружения, а потому наиболее мотивированные деятельности [2]Это окружение - залог возможности реализации всех нужд ребенка и объект наиболее мотивирующих деятельность потребностей.
;

- наиболее часто реализуемый конечным приспособительным (полезным и вредным для человека) эффектом практической поведенческой деятельности, есть то, что мы называем сознанием.

СИГНАЛЫ СИГНАЛОВ (О СЛОВАХ). Деятельности, реализующие этот комплекс, и объекты, им отражаемые, систематически обозначаются окружающими ребенка людьми специальными знаками, являющимися продуктом всей истории общества - словами.

В результате систематического сочетания во времени явлений в роли сигналов, наиболее мотивирующих деятельность человека, и воспринимаемых на слух слов, обозначающих эти явления, значимые явления становятся сигналами слов, а слова - сигналами явлений.

Взаимодействие со значимыми явлениями подкрепляется существенным для человека результатом взаимодействия.

Слова подкрепляются явлениями, сигнализирующими существенное для человека событие, и становятся сигналами и сигнализирующих явлений и значимых событий, то есть тоже значимыми явлениями.

Существенное событие, явление становится сигналом слова, которое само теперь - сигнал значимого события.

Становясь сигналами сигналов, слова начинают вызывать сигнализируемые реакции, свойственные этим сигналам, без и до них.

Слова становятся общественным инструментом, орудием общения обозначающим, выражающим, и вызывающим у партнера по общению и у себя самого воспроизведение сигнальных значений явлений.

Слова становятся орудием психики, подменяющим реальные сигнализируемые явления.

Вначале слова ребенком только воспринимаются, сигнализируя значимые явления и вызывая наиболее значимые для окружающих, а потом и для ребенка, наиболее мотивируемые деятельности (”а-а, дай, на, ешь, пей” и так далее).

С развитием у него речи словесное общение становится двухсторонним (’’мама, папа, ав-ав, коска”, “па пу” - означает “дай пить” и так далее).

Движения, воспроизводящие звуки человеческой речи, подкрепляемые удовлетворяющей ребенка деятельностью окружающих, повторяются чаще, затверживаются и становятся сигналами соответствующей деятельности других и ее результатов, существенных для ребенка.

Если до формирования у ребенка собственной речи (у немого - речи знаками, жестами) слова способны уже вызывать его деятельность, и подкреплять ее, сигнализируя будущие значимые для ребенка ее результаты, то именно и только теперь они начинают становиться для него инструментом собственной психики. Оперируя ими, он приобретает возможность сам воздействовать словом на себя, как бы общаясь с самим собой. Сначала он, подменяя воспроизведение сигнализируемых значений явлений действительности, пользуется реально произносимой речью, потом речью внутренней.

Так ребенок начинает “думать словами” и ими регулировать свое поведение и соответствующую этому поведению активность организма.

В процессе общения и освоения слышимой и произносимой речи, овладевая словами, как сигналами явлений и деятельностей, в качестве орудий общения с другими людьми и с самим собой человек формирует свое сознание.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. СОЗНАНИЕ - комплекс психических деятельностей:

- отражающий наиболее значимые для значимого общественного окружения человека явления, и

- регулирующий, чаще посредством слова или иного знака, наиболее значимое для этого окружения, наиболее мотивированное поведение (а через него соответствующую активность организма),

наиболее часто реализуемое полезным для человека или вредным (отвергаемым) результатом,

наиболее часто подкрепляемое, а потом выражаемое словом (сигнализирующим этот значимый результат и обстоятельства, побудившие к деятельности).

В сокращенном виде это определение будет звучать так.

КРАТКОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ. СОЗНАНИЕ - комплекс психических деятельностей, отражающий социально значимые явления и управляющий социально значимым, обозначенным в словах и других знаках, произвольным поведением и через него активностью организма.

Все, что значимо для значимого общественного окружения, в котором человек формировал себя, становится содержанием сознания, легко и облегченно осознается впоследствии.

Существенно, что все, что не имеет значения для этого значимого общественного окружения, содержанием сознания не становится и трудно осознается потом.

Все, что не является содержанием общественного сознания и интереса, не становится и содержанием индивидуального сознания или осознается весьма затруднительно.

Наоборот, содержания общественного сознания легко присваиваются отдельными людьми.

ПРИМЕР № 114. КАК ПОЛЬЗОВАТЬСЯ “ХВОСТИКОМ” МАЛЬЧИКА. Помните: “В России секса нет!”? И множество мужчин воспринимают желающих их женщин грязными шлюхами, а безучастно или назидательно одаривающих собой боготворят и спиваются с ними.

Огромная часть нескольких поколений женщин, чуть только не гордясь своей фригидностью, отдают себя для насилия мужьям.

Рождающиеся у этих мужчин и женщин мальчики, сочувствуя мамам, ощущают себя будущими насильниками, а девочки готовят себя в святые или шлюхи.

Есть страны, где “секс есть!”.

Сколько там мужчин и женщин, не дожив еще толком до созревания своих сексуальных потребностей, повторяя популярные сексуальные шаблоны, пускаются во все тяжкие, в которых не нуждаются. Организуют в детских садах группы “сексуальной подготовки”. Приходят в ужас, от того, что четырехлетняя девочка еще не знает, как пользоваться “Schwanzchen”'oм мальчика. А собственные реальные, формирующиеся сексуальные потребности не умеют замечать и никогда не осуществят. Бегут впереди собственного визга...

Количество мастопатий в некоторых из этих стран в 8 (восемь!) раз больше, чем, например, в Киргизии той же поры.

СОЗНАНИЕ КАК ВЫСШАЯ ЦЕННОСТЬ

Отражая наиболее значимые явления и регулируя наиболее мотивированные деятельности человека и активности его организма, приводящие к наиболее значимым результатам для него как человека - “животного, обособляющегося в обществе” (К. Маркс), существа общественного, сознание становится необходимым условием любой самореализации человека и сигналом возможности удовлетворения наиболее значимых его потребностей.

В этом качестве сознание становится объектом одной из наиболее мотивируемых потребностей.

С момента, когда сознание, сигнализируя весь комплекс регулируемых им деятельностей, становится сигналом возможности осуществления наиболее значимых потребностей и объектом потребности, с этого момента реализующая его активность оказывается способной затормозить и действительно тормозящей любые мотивации, не связанные с этим комплексом (несознаваемые), если они, конкурируя с сознательно регулируемыми деятельностями, препятствуют их осуществлению.

Сознание, которое сигнализирует человеку возможность реализации наиболее значимых в период его формирования деятельностей, человек идентифицирует со своим Я. Тогда сохранение сознания как сохранение целости Я сигнализирует ему возможность сохранения жизни, возможность реализации любых потребностей, возможность развития и вообще любые возможности.

Сознание, становясь залогом сохранения целости, само становится высшей ценностью.

ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОСТЬ. ЦЕЛЬ КАК РАЗРЕШАЮЩИЙ ФАКТОР

До формирования сознания поведенческая деятельность, будучи вызванной неудовлетворенностью - мотивационной или вызванной объектом потребности - рефлекторной, всегда была детерминированной, но никогда не была целенаправленной.

В природе и у человека в досознательный период развития деятельность возникает “потому, что”, а не “за-чем-то”.

Так же строится и нерегулируемая сознанием деятельность в сознательный период жизни.

С возникновением сознания, по мере овладения словом, представляющим в сознании воспроизводимые сигнальные значения (будущие значимые, нужные, сигнализируемые явления), в процессе сотрудничества с другими людьми, человек, впервые в природе регулирующий сам свою деятельность словом, получает возможность организовывать поведение, остающееся детерминированным, еще и целенаправленно, то есть для достижения сформулированной в слове, сознательно поставленной цели.

Становление сознания, способного тормозить осуществление любых мотиваций, полностью регулирующего или способного регулировать поведение, мимику, речь, внутреннюю речь и частично дыхание, создает возможность полного подчинения поведения цели.

Именно этой возможностью человек пользуется в организации трудовой деятельности, в деловом (ориентированном на результаты поведения, а не эмоциональные отношения) общении.

Существенно, что возможность действовать целенаправленно вовсе не значит, что человек в действительности всегда действует целенаправленно.

Целенаправленно человек может действовать и действует часто. Но чаще только мнит свое поведение целенаправленным, а в самом деле действует импульсивно по неизвестным ему причинам.

Человек часто цели себе надумывает, для оправдания деятельности и в качестве разрешающего фактора, провоцирующего ее начало. Так он высвобождает деятельность из-под осознанного контроля, снимает ее корковое торможение.

Мы уже говорили, что первые цели, которые ставит человек с помощью воспитателей, и формируют его наиболее значимые потребности и удовлетворяют эти потребности (по их достижении). В результате сама постановка цели становится сигналом возможности удовлетворения, а отсутствие цели сигналом невозможности удовлетворения.

Постановка цели становится потребностью. Неудовлетворение этой потребности тормозит всякую деятельность и мотивирует деятельность по поиску цели.

В сознательный период жизни подконтрольная сознанию поведенческая деятельность без предварительной постановки цели, хотя бы ложной, если не невозможна, то очень затруднительна. До постановки цели сознание тормозит реализацию всяческой деятельности, подвергая ее корковому торможению.

ЦЕЛЬ КАК ЛОЖНЫЙ МОТИВ. ЦЕЛЬ КАК ВЫСШАЯ ЦЕННОСТЬ

Наша потребность, претензия действовать целесообразно не только способствует организации разумного поведения, но в ряде случаев побуждает ставить ложные цели, выстраивать искусственные ложные концепции будущей деятельности и жизни вообще: религии, отчуждение собственных действий от инициативы своего Я, вещизм, утилитаризм, диссидентство и так далее (”А нет ли у вас другого земного шарика?!).

Та же потребность обусловливает торможение всякой деятельности человека, приводя к обесцениванию самого факта существования и депрессии, когда утрачиваются значимые цели, или обнаруживается их недостижимость.

ПРИМЕР № 115. ВСЕ НАЧИНАЕТСЯ С ОТЧАЙНЬЯ!..

Отказ от значимых целей: обнаружение их недосягаемости для тебя, разрыв с любимым, разочарование в возлюбленном, обесценивание общественных идеалов, утрата религиозной и нерелигиозной веры, первый опыт боли от столкновения с действительностью, несоответствующей мечте, “первый лед телефонных фраз”... - потеря смыслов, целей, оправдывающих существование, тормозит самореализацию, порождая тоску и апатию.

Тогда забывается, что цели - для жизни, а не жизнь для целей! Что цели ставились для самореализации, а только потом жизнь подчинялась этим, утверждающим ее целям.

Становление сознания, сознательная постановка целей, формирование потребности иметь цели и осознанной потребности Смысла жизни обусловливают теперь возникновение и выделение целей. Эти цели все больше и больше подчиняют себе все поведение человека, а с ним и активности его организма.

Движение к таким целям или достижение их, создавая возможности для удовлетворения все большего крута специфически человеческих и природных потребностей человека и удовлетворяя их, удовлетворяя потребность смысла жизни становится залогом удовлетворения еще более широкого круга потребностей.

Становясь сигналами возможности самореализации, такие цели сами становятся способными тормозить всякую, препятствующую их достижению активность и интегрировать все мотивации в одну, направленную на их достижение, то есть становятся высшими ценностями.

Чем больше у человека таких, способных мобилизовать все его силы целей, тем больше он интегрирован, тем большую цельность собой представляет.

ДВЕ ПРИЖИЗНЕННЫХ ИНТЕГРАЦИИ - ДВА Я

Формирование второго я зрелой личности и демонстранта.

Рождаясь, человек интегрирован биологически - организмом.

Далее он интегрируется природными и общественными обстоятельствами существования как существо, имеющее врожденные и приобретающее социогенные потребности. В этот досознательный период существования он осваивает свою общественную среду. Усваивает законы ее существования в качестве внутренних регуляторов своего поведения и активности своего организма. Интегрируясь общественными обстоятельствами, он включается в свою среду в качестве ее части. Формируя основной комплекс своих человеческих потребностей, складывает свою первую человеческую, социогенную цельность, свое первое, неосознанное Я.

Становление сознания знаменует собой начало его третьей интеграции. Это интеграция на основе сознательно поставленных целей, формирование его второго, осознанного Я.

Вторая прижизненная интеграция человека - становление его осознанного Я может идти по меньшей мере в двух принципиально различных направлениях.

Первое направление, обеспечивающее адекватное приспособление к общественным условиям существования, это формирование личности, реализующей потребности своего Я, в соответствии с их значимостью и соподчиненностью этих значимостей в шкале неосознанных ценностей.

В таком случае сознание оказывается достаточно гибким, подвижным психическим комплексом, ориентированным на постановку целей, обусловливающих реализацию конкретных неудовлетворенностей. В результате все больше и больше осознаются, актуализируются неосознанные потребности и их объекты. Все шире становится круг их удовлетворения. Формируется строго соподчиненная, внутренне непротиворечивая система сознательно поставленных целей. (Сравни: глава II. "Три интеграции и два "Я" человека").

САМООЦЕНКА. ЛИЧНОСТЬ

Инструментом самостроительства личности становится самооценка.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. САМООЦЕНКА - психическая деятельность, осуществляющая постоянный контроль:

- соответствия результатов поведения целям, соответственно их значимости;

- соответствия этим целям направленности деятельности возможных будущих результатов;

- соответствия целей (и результатов) колебаниям удовлетворенности, которые проявляются отражающими степень удовлетворения потребностей изменениями напряженности, эмоциональными состояниями.

ЛИЧНОСТЬ тогда является непосредственным и адекватным продолжением первого Я. Она реализует это первое Я в своих целях и в поведении, которое у личности тогда хорошо мотивировано всем комплексом потребностей.

Другое направление становления осознанного Я, это формирование индивидуальности демонстранта.

ПОТРЕБНОСТЬ В ОДОБРЕНИИ И САМООДОБРЕНИИ. Я - ИДЕАЛ

Демонстрант все регулирующее его поведение, цели ставит в ходе осуществления преимущественно одной потребности - потребности в одобрении.

У взрослого демонстранта потребность в одобрении все более интериоризируется, становясь потребностью в само-одобрении, то есть сохранении самоощущения соответствия себя Я-идеалу.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Я-ИДЕАЛ. Напомню. Я-идеал представляет собой психический образ прошлых одобрений человека воспитателями.

Активность демонстранта чаще направлена на:

- игнорирование,

- обесценивание,

- оправдание и

- отчуждение результатов собственных действий, обнаруживающих несоответствие демонстранта тому, что он хочет о себе мнить.

Демонстрант всю жизнь учится и тренируется не замечать, не знать собственных огрехов - не понимать.

Если же Я идеал деятельностью демонстранта реализуется последовательно , то ею (этой деятельностью) тормозится реализация инициативных, эгоистических тенденций первого Я.

Такое торможение инициативных тенденций приводит к хронической, все возрастающей неудовлетворенности и, в конечном счете, к снижению тонуса сознательной деятельности, снижению ее продуктивности, неврозам и психосоматическим заболеваниям.

Если целью продуктивно формирующей себя личности является быть, реализовать себя соответственно своим потребностям, требующим утверждения своей жизни и себя в жизни, то причиной поведения демонстранта, является потребность казаться.

Причиной поведения демонстранта, становится потребность чувствовать себя соответствующим Я-идеалу, как высшей ценности. Цель - быть соответствующим этому идеалу, возникает реже, а реализуется как цель только иногда.

СОЗНАНИЕ, ПРЕПЯТСТВУЮЩЕЕ САМОРЕАЛИЗАЦИИ

Мы теперь знаем, что сознание, формируясь как психический комплекс, отражающий, чаще посредством слова, другого знака (но нередко зрительного, слухового, обонятельного, осязательного, вкусового, кинестетического образа) наиболее значимые для человека явления и регулирующий наиболее мотивированные и наиболее часто реализуемые поведением деятельности, становится сигналом возможности любой удовлетворяющей реализации и полновластным регулятором поведения. В результате не целенаправленное, не контролируемое сознанием поведение становится весьма затруднительным, если не практически невозможным.

Впоследствии, когда значимости человека в процессе его развития могут меняться, отражаемые сознанием ценности, могут перестать быть индивидуально наиболее значимыми. Но, уже став сигналом реализации самых значимых потребностей, сознание в этом качестве по-прежнему остается психическим комплексом, реализация которого практической деятельностью наиболее мотивируется, подчиняет себе все мотивации и полностью управляет преднамеренным поведением.

В некоторых случаях, например, по той причине, что схема всегда проще предмета, который она отображает, что мир, собранный в словаре Людоедки - Элочки, гораздо легче реального мира, в котором она живет, в некоторых случаях сознание становится инертным комплексом, запрограммированным на трафаретное осуществление изначально усвоенных стереотипов.

В этих случаях оно оказывается препятствующим реализации всех деятельностей, регулируемых неосознанно.

Осуществляясь, как и вся психика, мотивационной и условнорефлекторной активностью, сознание на нервном уровне регулируется при посредстве лобных долей головного мозга, обеспечивающих активность второй сигнальной системы.

Обычно сознательное, произвольное усилие, которым мы регулируем поведение, мимику, речь, произвольную внутреннюю речь и до определенного предела можем регулировать дыхание, на нашу мотивацию и отражающую ее эмоциональность прямого влияния не имеет.

ПРИМЕР № 116. О САМОРЕГУЛЯЦИИ. Изменяя дыхательную функцию: учащая, урежая, усиливая и ослабляя, задерживая дыхание, мы в некоторой степени можем произвольно косвенно влиять на вегетативные функции и активность вегетативной нервной системы.

Например, гипервентиляцией легких можно вызвать и изменение сердечного ритма и обморок. А длительной задержкой дыхания на выдохе (если мы умеем его задерживать и не испугались довольно трудного при этом самочувствия) можно снять, например, спазм гладкой мускулатуры бронхов, кишечника, вероятно и коронарных сосудов.

Сознательно управляя мышечной активностью мы можем, совсем перестав двигать мышцами, добиться глубокой мышечной релаксации, снижения мышечного и сосудистого тонуса. То есть опять опосредованно влиять на активность вегетативной нервной системы. Это и используется в аутогенной тренировке.

Напротив, увеличивая мышечные нагрузки, мы можем в зависимости от размеров такого увеличения повышать или, напротив, снижать общий вегетативный тонус.

В ряде случаев мы можем, пользуясь произвольной внутренней речью, произносить “про себя” те или иные слова или вызывать желаемые представления, сигнализирующие нам нужное эмоциональное состояние, нужный тонус, нужное физическое состояние.

Лучше это получается и реализуется при достаточной тренировке в “фазовых состояниях” - в трансе: при засыпании и пробуждении, в релаксации, в полудреме или, напротив, в состоянии чрезвычайного эмоционального напряжения, в экзальтации.

Но нужных состояний приходится уметь дождаться.

Мы же нередко, вызывая представления, просто играем внешние поведенческие и пантомимические проявления желаемых состояний. Иногда они рефлекторно вызывают требующиеся изменения, но чаще игрой только усиливают недемонстративные процессы, которые мы хотели бы устранить.

Иногда такие тренировки временно вызывают потерю чувства, что ты действительно переживаешь, то, что изображаешь. Кажется, что ты все свои переживания (не только тренируемые) играешь. Некоторыми это переживается, как тягостное ощущение потери непосредственности, потери своего Я.

Если это непривычное самочувствие привело к спокойному самонаблюдению, созерцательному отношению к нему, и если тренировки не были прерваны, состояние потери ощущения “себя настоящего” проходит. Если человек позволил себе испугаться нового самочувствия, то оно усугубляется. Тогда ему нужен помощник-профессионал.

Страх всегда углубляет состояния, которые его вызвали.

Сознательно организуя поведение, мы можем так перестраивать зависящее от нас обстоятельства, чтобы они оказывали на нас нужное нам влияние, нужным образом перестраивали наше состояние.

Регулируя поведение и создавая свои обстоятельства, мы при посредстве их влияем на степень удовлетворения наших потребностей, то есть воздействуем на нашу мотивационную сферу, нашу эмоциональность, активность нашей нервной системы, на нашу вегетатику.

ОБ ОЦЕНОЧНО-ОРИЕНТИРОВОЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Непосредственно сознательно влиять на свою мотивационную сферу мы можем только в процессе оценочноориентировочной деятельности в отношении собственных импульсов, целей, в процессе изучения собственных нужд, оценки полезности поступков.

Об этой деятельности речь пойдет позже. Замечу только, что оценочно-ориентировочная по характеру деятельность, обращенная на себя самого, не требует предварительного изменения поведения. Она заключается только в оценке результатов своего поведения и своих желаний с точки зрения их полезности и соответствия их ведущим, главным ценностям.

Такая деятельность последовательно приводит к соподчинению мотиваций и все большей интеграции человека на сознательном уровне.

Соподчинение нервных мотивационных активностей, приводит к увеличивающейся корковой интеграции всех активностей организма человека.

Произвольное "подавление" осознанных мотиваций без определения их места в ряду других, не определяет очередности, перспективы их реализации. Такая задержка удовлетворения потребности без более или менее определенной перспективы ее удовлетворения, тормозя подвластные сознанию проявления, усиливает неподвластные ему, непосредственно вегето-соматические, эмоциональные, тонические компоненты заторможенных в реализации неудовлетворенностей, но не приводит к полному вытормаживанию, к утрате потребности.

ОСОЗНАННОЕ Я, СОЗНАТЕЛЬНАЯ САМООЦЕНКА

Вернемся теперь к высшим ценностям.

Все высшие ценности являются сигналами возможности реализации всего круга потребностей человека.

Теперь уже ясно, что одной из них в качестве такого сигнала является для человека само сознание.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. ОСОЗНАННОЕ Я. Комплекс сознательно поставленных целей, отражающий осознанные потребности человека, а с ними осознанная активность его организма и все его осознанные деятельности, реализующие этот комплекс - осознаются в качестве своего Я.

Сохранение Я становится сигналом возможности самореализации.

Угроза для Я оказывается сигналом полной невозможности удовлетворения и физической гибели. Такая угроза мобилизует все силы человека на деятельность по сохранению Я.

Когда деятельность по сохранению Я оказывается невозможной или заторможенной (часто по внутренним обстоятельствам), тогда тормозится вообще всяческая активность человека. Иногда может развиться ступор или возникнуть кататоническое возбуждение.

Инструментом, помогающим практически осуществить сохранение осознанного Я как целости, становится сознательная самооценка.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. СОЗНАТЕЛЬНАЯ САМООЦЕНКА - сознательная деятельность:

- регистрирующая степень отклонения практических результатов деятельности человека от его целей и намерений;

- отражающая степень соответствия прогнозируемых возможностей осознанным потребностям и целям;

- помогающая практически осуществить сохранение осознанного Я как такой, а не иной целости.

Несоответствие результатов и прогнозируемых возможностей целям и осознанным потребностям человека, достигая предела, делающего несовместимыми эти результаты и возможности с предполагаемыми необходимыми для сохранения Я, приводят к снижению сознательной самооценки до критического уровня.

Это снижение побуждает: либо

- к переоценке ценностей, снижающей уровень осознанных притязаний человека, то есть сознательной перестройке осознанного Я, либо

- к самомобилизации и повышению продуктивности деятельности, что повышает прогнозируемые возможности.

Снижение сознательной самооценки ниже критического уровня, означает ее крах, сигнализирует невозможность сохранения цельности Я, невозможность самореализации, и, соответственно, невозможность физического самосохранения. Крах сознательной самооценки в роли сигнала полной несостоятельности может вызывать тяжелую реактивную депрессию.

Таким образом само сохранение сознательной самооценки на высоком уровне становится сигналом возможности полной самореализации и высшей ценностью. Снижение сознательной самооценки сигнализирует тогда снижение возможностей реализации и побуждает к деятельности по ее повышению.

Неудовлетворенность потребности в сохранении сознательной самооценки на высоком уровне может вызывать продуктивную практическую деятельность. Эта деятельность ориентирована тогда на повышение практических результатов самореализации. Повышение эффективности самореализации восстанавливает уровень сознательной самооценки.

Но снижение сознательной самооценки может проявляться обесцениванием, отчуждением результатов собственной активности, затруднением деятельности по их объективной оценке, искусственным надумыванием повышенных будущих возможностей. Неудовлетворение потребности в сохранении сознательной самооценки на высоком уровне может побуждать к невольному самообману, то есть созданию успокоительных иллюзий.

При задержке всякой деятельности по удовлетворению этой потребности, ее неудовлетворенность может тормозить другие деятельности, снижая энергетический тонус человека. Это обычно называют утратой моральных сил.

ПРИВЫЧНЫЙ СТЕРЕОТИП КАК ВЫСШАЯ ЦЕННОСТЬ

В качестве высших ценностей, подчиняющих себе все деятельности человека, нас особенно интересует такие, которые могут препятствовать и препятствуют приспособлению человека к реальным общественным условиям существования, и, будучи сигналом возможности самореализации, в действительности, затрудняют ее или делают невозможной.

К высшим ценностям, нередко затрудняющим приспособление, относятся общественные обстоятельства и отношения, становящиеся объектами потребностей в занятости, сохранении привычного стереотипа - порядка, потребности в одобрении.

ПРИВЫЧНЫЙ СТЕРЕОТИП, НАВЯЗЧИВОСТИ

ИЗМЕНЕНИЕ ДЛЯ ПЕДАНТА.

То же происходит у педанта под влиянием обстоятельств, побуждающих к собственному его изменению. Это изменение, как гипнотизер для девушки, являясь для него сигналом потери ценного, как и гипнотизер, объективно ничем конкретным не грозит, содержание этого изменения педанту еще не известно.

Объективно тенденция к изменению требует простого, не предвзятого поиска. Выяснения: что надо менять, и какую ценность изменение представляет?

Но заведомое чувство или знание о том, чего он (педант) потерять не хочет, направляет импульс, энергию этой тенденции к изменению именно против того, что он во что бы то ни стало хочет сберечь.

Сейчас мы попробуем разобраться в физиологическом механизме этого перераспределения энергий.

ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ МЕХАНИЗМ СОПОДЧИНЕНИЯ

КОНКУРИРУЮЩИХ ДЕЯТЕЛЬНОСТЕЙ У ПЕДАНТА ПРИ НЕПРИВЫЧНОМ ИЗМЕНЕНИИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ

СТРАХ ПЕДАНТА - ОСОЗНАНИЕ СИГНАЛЬНОГО ЗНАЧЕНИЯ ИЗМЕНЕНИЯ БЕЗ ОСОЗНАНИЯ СИГНАЛИЗИРУЮЩЕГО ЯВЛЕНИЯ

Если привычное стало для человека высшей ценностью, то есть залогом сохранения ценнейшего, сигналом возможности реализации широкого круга потребностей, то все новое, необычное, всякое изменение оказывается для него сигналом утраты возможности реализации, сигнализирует потерю ценнейшего. Осознание такого сигнального значения изменения и есть страх тех или иных личностно значимых потерь.

Но осознание только сигнального значения любого явления, без осознания самого сигнализирующего явления и понимания, что сигнальная связь носит вероятностный характер, может побудить только к принужденному реагированию соответственно осознаваемому значению.

ПРИМЕР № 120. ЧУЖАЯ МЫСЛЬ ВЫСКОЧИЛА... Я около дома пишу эту записку, когда рядом на скамейку присаживается мой пациент.

Его присутствие мне приятно, но я занят и вовсе не намерен разговаривать.

Он некоторое время сидит рядом. Потом отходит в сторону. Неуверенно останавливается. Возвращается. Садится. Потом вскакивает решительно и насовсем...

- Куда и отчего вы так ринулись?!

- У меня в голове словно ваша мысль выскочила: “ Отвяжись! Ты мне надоел! Уйди!”.

- Я так не думал и не хотел. Напротив, при вас лучше пишется. Мне только некогда сейчас разговаривать.

- Правда?! Я тогда посижу.

Обычно, когда он приходит в субботние или воскресные дни, прячась от одиночества в общение со мной, и грея своей нуждой меня, мы, если я не очень занят, подолгу разговариваем. Сегодня ситуация необычная - я не отложил записки, но и не позаботился объяснить, что занят. Ему тоже тепло заниматься своими проблемами рядом со мной. Но нет повода остаться, не за чем и тоже нет повода уйти. Он хотел остаться.

Объективно мое необычное поведение выражает только мою занятость и нежелание его опекать: облегчать выбор решения - что делать ему.

Для него же необычность сигнализирует утрату тех возможностей, которые сулила обычная встреча, то есть возможностей, ради которых он пришел. Перебор наиболее существенных из сигнализируемых утрат приводит его к самой нежелательной из них потере возможности общения со мной вообще и необходимости уйти насовсем. При этом образно осознается только сигнальное значение для него необычного моего поведения: “Отвяжись.... надоел.... уйди!. Сам сигнал, то есть мое поведение, его причины, при этом не осознаются.

Не осознается и тот факт, что проецируемая на меня мысль, является наиболее нежелательным для него, его всегдашним опасением и при любой сложности в отношениях со всеми. Это опасение возникает вследствие ощущения своей малоценности. Оно его обычное сомнение.

Чувство своей малоценности, не осознаваясь в качестве условия, влияющего на формирование и восприятие сигналов, оказывается причиной установления искаженно отражающих действительность сигнальных связей явлений, не соответствующих объективным связям явлений.

Осознание только сигнального значения ("надоел!"), без осознания и анализа сигнализирующего явления (необычность моего поведения), без осознания связи между ними и без понимания относительного, вероятностного сигнального характера этой связи, без понимания, что эта связь может быть кажущейся, не соответствующей действительности, делает моего пациента вынужденным подчиниться императиву: “Уйди?!”. Принуждает реализовать оторванное от сигнала сигнальное значение. Иначе он испытывает тревогу неудовлетворенности, предчувствие неведомой или из опасения придумываемой потери.

СТРАХ САМОГО СЕБЯ

Страх самого себя - результат осознания сигнализируемой реакции без осознания сигнального значения явления и самого сигнализирующего явления.

ПРИМЕР № 121. СЛЕПАЯ ЗАЩИТА. Другой молодой человек, систематически в отношениях с наиболее небезразличными ему людьми испытывает навязчивое, пугающее его желание ударить.

Ударить близкого для него (как и для большинства людей) одно из наиболее неприемлемых действий, которое он “наверное” мог бы совершить только “сойдя с ума”.

Сумасшествия он в действительности боится чуть не с двенадцати лет.

Итак, ударить близкого - это неприемлемая для него сигнализируемая реакция.

Каково же сигнализируемое явление, которому эта реакция соответствует?

Сопоставив факты, мы с этим тогда двадцатиоднолетним юношей подметили, что желание ударить появлялось всякий раз, когда близкие люди: любимые, друзья или авторитетные для него учителя либо уличали его в неправоте, либо обнаруживали в непосредственном общении с ним свое над ним превосходство в значимых для него проявлениях, свойствах, способностях, чем по его ощущению унижали его.

Юноша был талантлив, с очень большими планами и очень ревнив к чужим успехам. Успех и, вообще, всякое преимущество другого, которое он из честности не умел обесценить, означат для него его собственную отсталость. Грозили несостоятельностью и переживались унижением.

Сигнальным значением, которому соответствовало желание ударить (сигнализируемая реакция) было унижение, которое воспринималось, как результат сознательного произвола партнера по общению, желающего причинить юноше боль.

Таким образом, явлением, сигнализирующим унижение и желание ударить, оказывалось для юноши с очень ранимым самолюбием всякое убедительное указание близких на его неправоту и всякое, замечающее его слабые места обнаружение друзьями перед ним своего превосходства в чем-нибудь.

Осознание только досады и желания ударить, то есть сигнализируемой реакции, без осознания сигнального значения (унижения) и явления, выступающего в роли сигнала (превосходство друзей и так далее), делая желание непонятным, чуждым, неподвластным “воле”, пугало. Непонятое в своих причинах желание само становилось сигналом потери самоконтроля, ненормальности, сумасшествия. Вызывало борьбу с ним, борьбой усиливалось. Желание становилось навязчивым.

Осознание всей цепочки (сигнал - сигнальное значение и сигнализируемая реакция) и условий, влияющих на формирование такой сигнальной реакции и такого сигнального значения, дало возможность последовательно корригировать, сделать более адекватной сигнальную связь явлений.

Оказалось, что юноша хотел не ударить, а защититься от боли унижения. Что желание избежать унижения переживал, как антипатию. А антипатию к любимым как агрессию, как наиболее неприемлемую тенденцию - ударить.

Оказалось, что никто его не унижал. А униженным он, в силу ранимого самолюбия и не умея интересоваться даже близкими и замечать их реальное отношение к себе, униженным он сам себя представлял. Что информация о чужих достоинствах и его неправоте ему полезна. Эта информация не только помогает верно формировать представление о себе, но и побуждает к соревнованию, дружескому соперничеству. К движению, талантливому человеку необходимому.

Возникла признаваемая молодым человеком, заинтересованным в своем человеческом и профессиональном росте, необходимость научиться переносить боль от информации, не являющейся комплиментом, и общаться с людьми, действительно заинтересованными в нем, которые обычно чаще критикуют, чем хвалят, а уж не льстят вовсе.

Он понимал, что окружающий себя хвалящими, говорящими комплименты и льстящими, то есть безразличными людьми человек останавливается в развитии или вскоре деградирует до уровня игрушки, все реакции которой зависят от чужих похвал.

Самооговор и защита против... себя. Осознание только сигнализируемой реакции или сигнального значения вне связи с сигнализирующим явлением оставляет собственное состояние и осознанное переживание непонятным. Неведение, если сигнализируемая реакция нежелательна, побуждает “подавлять” ее. Мы ищем для нее ложные, часто наиболее пугающие объяснения, толкования. На основании этих пугающих толкований впоследствии строится ошибочное, неадекватное действительности эмоциональное реагирование и поведение, мешающее приспособлению к ней.

ЗНАНИЕ ИЛИ ЕГО ИЛЛЮЗИЯ И ИХ ОТСУТСТВИЕ ДЛЯ ПЕДАНТА

УСЛОВИЕ РАЗВИТИЯ НЕВРОТИЧЕСКИХ СИМПТОМОВ

Непонимание своих эмоциональных состояний и построение неадекватного им поведения . Непонимание того, что почти все проявления телесной и психопатологической симптоматики невроза есть компоненты эмоционального реагирования на реальные, индивидуально значимые, но не осознаваемые таковыми и, поэтому часто игнорируемые, обстоятельства внутренней и внешней жизни, непонимание своих состояний как проявлений эмоционального реагирования делает их пугающими. Побуждает ложно объяснять и обосновывать и, в соответствии с обоснованиями выстраивать последовательную систему невротического поведения, закрепляющую невротическую симптоматику.

ОСОБЕННОСТИ ПОВЕДЕНИЯ, ОБУСЛОВЛИВАЮЩИЕ НЕВРОТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ

Первая - самооберегание... Общей для всех неврозов особенностью такого поведения является избегание необходимых в реальной жизни сложностей. А в случаях, когда избегание не удается, допущение такой возможности уклонения от сложностей в будущем. Последним создается скрытая доминанта “страха” сложностей. Она обусловливает вместо приспособления нарастающую чувствительность к трудностям, затрудняющую их освоение.

Вторая - попытки игнорировать невротические переживания ("отвлечься"). Второй особенностью невротического поведения являются постоянные усилия устранить невротическое состояние, не устраняя его причин и не приспособившись к ним. Это, рождая постоянную неудовлетворенность безуспешностью усилий, увеличивает эмоциональную, нереализуемую продуктивно напряженность и усиливает ту симптоматику, которую невротик пытается устранить.

На языке сигнальной деятельности можно сказать, что невротик или будущий невротик постоянно пытается “выгнать” из сознания сигнализируемые значения явлений, и из самочувствия и поведения сигнализируемые реакции, не устраняя явлений, которые их сигнализируют и не переделывая сигнального значения этих сигнализирующих явлений.

Еще об объяснении себе нового, неизвестного. Одно замечание, которое мне кажется существенным для психотерапевта, ориентированного на перестройку поведения пациента.

СУЩЕСТВЕННО ДЛЯ ПСИХОТЕРАПЕВТА!

О знании, что объяснение есть и верно. В роли сигнала возможности удовлетворения выступает не содержание объяснения того или иного явления, состояния, поведения, а сам факт наличия такого объяснения, опирающегося на уже известные человеку факты, закономерности, знакомые прежде объяснения. Поэтому потребность в объяснении, неудовлетворенность которой вызывает мотивационную деятельность, тормозящую реализацию непонимаемого поведения или мешающую спокойно принять непонятное явление, потребность в объяснении удовлетворяется не столько самим содержанием объяснения, сколько знанием, что оно есть и не противоречит знакомым фактам и закономерностям.

Напротив, объяснение перестает удовлетворять, когда обнаружено его противоречие с фактами и закономерностями, принимаемыми за истинные. При таком обесценивании объяснения сразу затрудняется, частично или полностью тормозится поведение, осуществление которого было возможным, благодаря растормаживающему влиянию теперь дискредитированного, утратившего свое сигнальное значение объяснения. Для нестесненной реализации нового поведения человеку нужно не само полное понимание причин его необходимости, не само обоснование, но знание, что такие причины, такое обоснование есть и соответствуют его представлению о мире. Это подтверждается логичностью обоснования или доверием к источнику обоснования - достоверностью “источника сигнала”.

Чтобы затруднить или сделать невозможным поведение человеку, для которого объяснение стало сигналом возможности удовлетворения, вовсе не надо доказывать, что его поведение ошибочно. Достаточно только дискредитировать, обесценить имеющиеся обоснования, объяснения этого поведения.

Психотерапевт, учитывающий, что сигналом, обеспечивающим возможность реализации поведения, является сам факт наличия объяснения, а не его конкретное содержание, не только экономит время, не только меньше обременяет пациента ненужными тому специальными знаниями и не ждет запоминания пациентом всей специальной информации. Но ищет способ показать пациенту, что основания, объяснения предлагаемых мероприятий у врача есть, то есть что он действительно вооруженный знанием, компетентный врач. Этого иногда оказывается достаточно, чтобы врач стал сигналом наличия обоснованных объяснений, облегчающим выполнение его распоряжений, и обесценивающим своим несогласием некомпетентные представления и опасения пациента.

Тогда одна реплика заменяет длиннейшие теоретические выкладки, доказательства, объяснения. Одно замечание делает ненужными и скучнейшие разговоры, и ожесточенные споры.

"Так говорит учитель" - заявление, которое было способно и заставить сомневаться в любых, несоответствующих тому, что он говорит, мнениях и увеличить уверенность при совпадении мнений у действительных приверженцев школы.

ПРИМЕР № 124. НЕЛЬЗЯ ПРОБОВАТЬ ЖИТЬ. При катамнестических обследованиях выздоровевших пациентов, иногда через многие годы, я обычно спрашиваю, что они помнят из моих, прежде очень подробных объяснений любой моей рекомендации. “Клин-клином вышибают”; “ходить надо больше”; “делай то, от чего плохо”; “боишься - усиль страх и оставайся там, где боишься”; “чем хуже, тем больше трудного на себя наваливай”; “начал - доведи до конца”, “нельзя пробовать жить”; “нет “не могу” - есть “не хочу”; “жить надо по душе”; “знать от чего плохо - это почти что хорошо”; “невроз в страхе невроза”; “пока боишься болезни или рад здоровью - будешь болеть”; “здоровье -следствие естественной жизни”; “хочешь быть здоровым -живи, не жалея себя” и так далее и тому подобное...

Никаких объяснений мои пациенты не помнили. Да и их поведение не укладывалось в рамки ими же сформулированных правил. Они просто живут без оглядок на здоровье, в соответствии со своими целями. Все они понимали только, что их поведение верно. Имеет какое-то солидное обоснование, но какое - им не было важно. А теперь уже на собственном опыте они знают его преимущества.

Объяснения уже привычно реализуемого и прежде объясненного стали не нужны.

ПОТРЕБНОСТЬ В СОХРАНЕНИИ ПРИВЫЧНОГО СТЕРЕОТИПА (продолжение)

Вернемся к потребности в сохранении привычного стереотипа как высшей ценности.

Вызываемая всяким изменением обстоятельств, всем новым, непривычным, требующим качественного изменения переживания и поведения человека неудовлетворенность потребности в сохранении привычного стереотипа осознается как угроза наиболее ценному, как страх потери этого ценного. Когда такой страх не побуждает к поиску, осознанию причин страха (обнаружению явлений, сигнализирующих утрату ценного), не побуждает к практической проверке соответствия осознаваемого сигнального значения объективному значению явления, ставшего сигналом (здесь изменения), когда страх не побуждает к практической проверке соответствия сигнальной связи объективным связям действительности, тогда осознаваемое сигнальное значение, несоответствующее действительности, обусловливает неадекватное понимание причин страха и непродуктивное, мешающее приспособлению поведение.

ПРИМЕР № 125. Я НЕ ВЕРЮ ВАМ, ДОКТОР... Женщина, воспитанная в семье военного вечно правой матерью и дисциплинированным, добросовестнейше и с любовью выполняющим свой служебный долг отцом, сложилась в энергичного, честного, выше всего ставящего свои обязанности человека.

Отец при том был человеком мягким и ранимым. С дочерью они очень дружили. Уволенный по выслуге лет в отставку он запил и... умер.

По словам женщины “не выдержав маминого характера, он сознательно шел к смерти”.

К матери женщина относится “как и положено относиться к матери - с уважением за ее честность и принципиальность”.

Отец запил и умер, когда женщина была уже взрослой, и уважение к матери не мешает ее чувству к отцу. Не мешает ей оставаться добрым, отзывчивым к чужой боли человеком. Ни отца ни мать она, по ее словам, не осуждает: “Я им не судья”.

Сама она замуж вышла по “дружеской любви”. За человека, которому “полностью доверяет” и которого “глубоко уважает”. У них двое детей. Старшему сыну пятнадцать лет, младшему семь. Жила всегда в заботе о том, чтобы близким рядом с ней было хорошо.

С сотрудниками и в быту тоже всегда озабочена другими.

Свои трудности проживала внутри. Для себя оставила только стихи, которые писала втайне, и природу: лес, реку, наедине с которыми чувствовала себя особенно хорошо. “Сумела и детям привить любовь к природе”.

К старшим, учителям, руководителям на работе всегда относилась и относится с абсолютным уважением. Распоряжения и наставления выполняет беспрекословно.

В свои тридцать восемь лет она выглядит старушечьи успокоенной, размеренной, но послушной как ребенок.

Никогда, ни разу в жизни не усомнилась она в авторитете, в правиле. Не спросила себя: откуда взялись эти правила, чему они служат. Ни разу не догадалась, что авторитеты, чьи решения она, избавив себя от труда выбирать, слепо выполняет - обычные, живые люди. Только вынужденные и отважившиеся взять на себя ответственность, которую она и такие, как она, с себя на них переложили. Ответственность думать, решать, выбирать, рисковать, ошибаться и быть виноватыми. Ответственность жить творческую жизнь, осуществляя свою инициативу.

Со старшим пятнадцатилетним сыном она систематически ведет долгие “разговоры по душам”.

- Боремся я и улица. Побеждаем то она, то я. Я хочу, чтобы он сам понял, что правильно, а что нет. И все-таки мне чаще удается его убедить.

По ее словам, у нее везде все “очень хорошо”: семья “очень хорошая”, муж - “очень порядочный”, сотрудники и начальство “очень хорошие люди” и к ней относятся “очень хорошо”. Вот только у сына “трудный возраст”!

Это не истерическая поза. Она сама искренне заботлива и бескорыстно добра. И люди поворачиваются к ней доброй стороной. И другой их стороны она не видит. Тому, что ей бывает с ними трудно либо не придает значения, либо относит это на счет болезни.

Однобокое представление о мире и совершенное игнорирование своих эгоистических нужд, своей прихоти и своей инициативы делает ее незащищенной от множества ненужных неудовлетворяющих воздействий мира. Непритязательность не дает реализовать свою, хронически нарастающую (неосознаваемую) неудовлетворенность, которая не имеет явных трагических и легко понимаемых причин (у нее “все хорошо”, “все благополучно”), и складывается из непрерывных мелких неудовлетворенностей, трат, преобладающих над приобретениями.

Реальная ее жизнь все-таки не в стихах, не с природой, а с людьми, и правилами отгородиться от противоречивости этой жизни можно только до поры. Вот и оказывается, что у ее сына “трудный возраст”.

Ведь ей нечего ему ответить, кроме нерожденных ею заново, а значит неубедительных, возмущенных, оберегающих или ободряющих фраз. Нечего ответить, когда он вдруг спрашивает:

- А для чего все?! Для кого правила? Кому верить, если кругом ложь, взяточничество, бюрократизм, равнодушие, халтура?!. Чем твоя и отца “правильная” и честная трудовая жизнь ценнее самоубийства сжигающего себя наркомана?! На таких как вы едут и над вами же потешаются! И все идет прахом. Все мчится в бездну бездушия! Что мне остается, кроме как, украв мотоцикл, выехать против движения и мчаться пока не собьют!? Эту стенку все равно не пробить!

Нет у нее ответов на эти с подростковой бескомпромиссностью и истерической бессердечностью задаваемые вопросы. Подросток гордится их вызывающей смелостью, беспристрастностью и кажущейся ему объективностью. Он ведь еще ни во что не вложился. Пока он только получивший все даром критик. Нет у нее ответов на эти инфантильные, искренне надуманные, трафаретные вопросы, которые в определенном возрасте помогают нам убедить самих себя в своей непредвзятости и самоотверженной, самоотреченной честности. Не ставила она перед собой таких вопросов.

Мир для нее ясен, прост и решен до нее в усвоенных с детства правилах.

- Мал еще об этом думать! Не стыдно тебе так говорить о людях?!... На все ты сквозь черные очки смотришь! Откуда у тебя, в твоем возрасте этот пессимизм?! - вот основное содержание ее всплесков в ответ сыну. “Этого нет потому, что не может быть!” - так ей проще, спокойнее. Не может она защитить сына от ловушки этих, требующих самоубийства вопросов.

И сын будет в одиночестве писать “логичные” самоотвергающие стихи о подвижничестве обрекшего себя на самосожжение наркомана.

Стихи эти она найдет уже выздоровев, тогда же и осознанно встревожится и впервые озадачится вопросом, на который отвечать ей самой, без шпаргалки.

А до этого, на протяжении пяти - шести лет она без видимых причин и, связывая это то ли с гриппом, то ли с частыми болезнями младшего, до этого она болела. Сначала колики, тяжесть, боль “в сердце”. Потом все учащающиеся приступы сердцебиений, нехватки воздуха с жутким страхом смерти от “инфаркта”. Множество диагнозов, больниц и всегда недолго помогающих и перестающих помогать пилюль. Изменения диагнозов, отмена их, разочарование в возможностях излечения. Ощущение бессилия врачей. Но она “очень верит в нашу медицину”. Предположение, что заболевание “связано с нервами”. Придирчивое наблюдение за своими нервами, ощущениями в голове. “Гипертонический криз”. Нарушения сна. Тошнота, головокружение, тоска, равнодушие к работе, детям, мужу, чувство безнадежности. “Все поблекло. Все труднее себя заставлять выполнять свои обязанности”. Страх неизлечимого заболевания, рака, смерти. Мысли о бессмысленности ее существования, которые она сразу прогнала... о самоубийстве... О том, как дети без нее будут... О том, что тогда лучше б им и не мучиться... Отец у нее убил себя! Теперь она безнадежна. Потом дети... Поразил страх, как она могла о таком подумать!..

Страх убить своих детей потряс. Не сходит ли она с ума. Дальше - страх острых предметов, веревок, оставаться одной и особенно наедине с каждым из сыновей...

В это время, как нарочно, узнала, услышала и вспомнила прежние истории о самоубийстве матери, убившей в психозе прежде своих детей. О смерти молодого сотрудника от инфаркта. Муж подруги два года медленно умирал от рака.

По поводу бессонницы, “сердечных приступов”, тоски, множества страхов, вытекавших из основных опасений сойти с ума, убить детей, умереть ("что будет с детьми!") она и обратилась в психдиспансер.

Никаких связей своего состояния со значимыми событиями жизни она не видела. Естественно, что и зависимости состояния от ее характера, ее стиля жить (игнорируя собственные интимные потребности) она тоже не понимала. Болезнь для нее была беспричинной. То ли наследственной, то ли от гриппа, то ли от “склероза”, а может быть?... Неизвестность побуждала ко множеству ложных интерпретаций и рождала страхи.

Как и всегда в таких случаях, осознавались только сигнализируемые реакции: соматические вегетативные изменения функций ("сердце", "давление", "тошнота", нарушение сна, головокружение), эмоциональные проявления (страх, тоска, апатия), они уже ложно всячески объяснились. Ложные объяснения обусловливали неадекватное реагирование, способствующее развитию и фиксации симптоматики невроза.

Явления, вызывавшие эти реакции (сигналы) и сигнализируемые значения (сигнализируемые явления), которым соответствовали эти реакции, не осознавались. Потом выдумывались или создавались ложные сигнальные связи сигнализируемых состояний с объективно не относящимися к ним явлениями.

Это вторичное установление неадекватных действительности сигнальных связей означало расширение круга факторов, условно-рефлекторно провоцирующих симптоматику.

Действительные причины заболевания, теоретически легко выводимые из особенностей жизненного стиля женщины, практически выявлялись в процессе лечения.

Действительными причинами симптоматики невроза всегда является хроническая неудовлетворенность потребностей в сигналах возможности удовлетворения. Оставаясь нереализованными, они поддерживают нарастающую, все чаще возникающую, все дольше сохраняющуюся напряженность. Эта напряженность в конце концов осознается как непонятное состояние или как возникающее по случайному поводу ("грипп”) следствие этого повода ("гриппа”).

Действительной причиной невроза является неосознанная неудовлетворенность, вызывающая нереализуемую полезным поведенческим эффектом мотивационную активность, то есть создающая скрытую доминанту накапливающую энергию, прежде чем реализовать себя вегетативными проявлениями.

Действительной причиной невроза у этой женщины является и тот склад сознания, который не служит самореализации, а, подчиненный потребности в сохранении привычного стереотипа (высшая ценность), делает невозможным осознание новых тенденций и, значит, препятствует их осуществлению поведением.

Действительной причиной тогда оказывается и движущаяся, изменяющаяся, не укладывающаяся в схемы реальная жизнь, постоянно меняющая человека. Жизнь, требующая реализации себя нового, а для этого непрерывного специального познания своего изменения, включающего его в систему осознанных, реализуемых ценностей.

Лечиться этой женщине помогла ее же бескомпромиссная самоотверженная честность, действительная добрая озабоченность детьми, мужем, другими людьми. Помогло ее всегдашнее умение полностью подчинить себя задаче и безоговорочно выполнять принятые распоряжения.

Я вообще полагаю, что любое свойство человека может быть использовано, как достоинство.

Собственная честность проецируется и на других людей и оборачивается тогда доверчивостью.

Чрезвычайная доверчивость моей пациентки очень помогла нашему сотрудничеству.

В первый же день, после первого приема она записала в отчете, который я предложил ей вести:“Я не верю Вам, доктор!.. Ошибки бывают и в нашей работе, но расплата груды испорченного металла. Все-таки металла. А я же человек. За мной судьбы моих детей, мужа, многих близких. .

Всем им будет тяжело, если со мной что-нибудь случится... Но я сама пришла к Вам и буду делать все, что Вы скажете!"

Это “Я не верю Вам, доктор!” мог в таком контексте написать только по-детски честный человек. Я мог доверять ей и ставить перед ней самые серьезные задачи.

И она ни разу не отступила от своего слова. А ее “не верю” меня вполне устраивало, так как выражало страх, а не прятало его в типичную для всех пациентов, естественную, но при сокрытии мешающую настороженность. Ее “не верю” - создавало лучшие условия для деловой проверки и моих рекомендаций и ее возможностей.

Я и теперь глубоко благодарен этой женщине за то, как честно, последовательно и мужественно она лечилась.

Через несколько дней после начала лечения (отмены всех лекарств, поведения вопреки самочувствию, сосредоточения на пугающей проблематике и тоске) она начала просыпаться в четыре, потом три, потом два часа ночи, и с шестнадцатого дня лечения, уже не испытывая ни страхов, ни приступов, перестала спать совсем.

При этом она продолжала работать.

И вот тут-то ночами и утром начала настойчиво заявлять о себе тревога, смятение, прежде годами скрывающиеся за обсессивно- фобической и вегетативной симптоматикой.

В седьмую бессонную ночь она в три часа ночи вдруг в пятнадцать минут написала ей самой непонятные, тревожные стихи... Там были и принцы и Ассоль, и каждую весну нагоняющая грусть о чем-то несбывшемся черемуха... Написала и сразу уснула, как убитая, впервые без кошмаров и тревог.

Не спала она еще три ночи.

Все явственнее становилась тревога. Все понятнее страх перед “хаосом” жизни.

“Я чувствую себя, как на сквозняке... Словно вскочила на полном ходу в поезд, а он мчит. Все быстрее... И я не знаю куда лечу. Я какая-то новая, раздраженная, злая что-ли стала. Опять не известно почему плакала. Я знаю себя уравновешенным, спокойным человеком. А теперь будто действительно сошла с ума. Нет это - не прежний страх. Я просто не узнаю себя. В прежнем мире было куда проще.”

Наконец она пришла вдруг помолодевшая до своих тридцати восьми лет. Какая-то весенняя и трогательно женственная, теплая. Особенно по контрасту с ее обычной сдержанностью.

Март уже бежал к апрелю. Это было после последней, десятой бессонной ночи.

В эту ночь с ней “что-то произошло”: "Приключилась

безобразная истерика. Я рыдала, что-то кричала, билась... Муж отослал сына в дальнюю комнату. Только, когда все прошло, сказал: "Я впервые видел тебя настоящую!" Очень неловко и стыдно за свое поведение. Но после этого уснула и впервые за эти годы стало легко на душе. Весь день хочется петь. Опять сегодня стихи писались. "

Осознанный страх “хаоса жизни” постепенно становился не страхом, а проблемой. Проблемой необходимости неведомой сложности мира. Осознанным опасением необходимости неведомых изменений. Последовательно осознавались уже не навязчивые и одно за другим разрешающиеся и отбрасываемые опасения: чем грозит проснувшаяся сексуальность, любит ли она мужа, не ввергнут ли ее новые чувства в нравственно неприемлемые для нее поступки.

Прежде порядок, бывший для нее высшей ценностью, сигнализировал ей сохранение других ценностей, и возможность благополучной реализации осознаваемых потребностей.

Движущая жизнь годами накопила неудовлетворенность неосознаваемых бывших, созревающих и вновь формирующихся потребностей.

Неудовлетворенность требовала реализации.

Неудовлетворенность проявляла себя вначале неосознаваемой тоской, обнаруживающей себя только вегетативно-соматическими дисфункциями. Потом - страхами. Потом -снижением энергетического потенциала осознанного поведения. Потом - бессонницей. Потом - осознанной тоской и страхом утраты ценнейшего: жизни, разума (сознания), детей и так далее.

Теперь, когда, после устранения вуалирующей внутренний конфликт обсессивно-фобической симптоматики, перестройка системы осознанных ценностей началась, когда стала осознана необходимость изменения (не известно,

что менять себя или обстоятельства), то есть, когда было осознанно явление, сигнализирующее неудовлетворенность потребности в сохранении стереотипа, или, иначе, грозящее утратой ценнейшего, теперь начали осознаваться и сигнальные значения изменения.

В самой беззастенчивой формулировке они звучали бы так: “Люблю ли я мужа и любовь ли то, что нас сблизило? Не повлечет ли меня проснувшаяся чувственность к другим мужчинам? Не грозит ли она изменами мужу? Не потеряю ли я совесть, позволив себе сомневаться во всем?”

По-началу само принятие необходимости переоценки ценностей осмыслялось как ощущение, что “я действительно сошла с ума ”. “Я себя не узнаю. ”

И это уже не деперсонализация, а новое личностное отношение к себе!

Прежде точкой отсчета были осознанные правила, нормы и “старшие”. Теперь предстояло доверяться сердцу, чувству, интуиции, туманным, малознакомым импульсам. Это было очень ново и непривычно, казалось сумасшествием.

Новая ориентация в выборе сознательного поведения делала его открытым для нового. Для реализации прежде неизвестных потребностей. Значительно усиливала его (поведения) мотивацию. Потому женщина и стала моложе, мягче, эмоциональнее, девичьи-трогательной. Но новое грозило неизвестностью и угроза, во-первых, переносилась на оберегаемое.

Мы редко понимаем, что, следуя чувству, почти невозможно сделать что-либо вопреки своим главным ценностям и уж гораздо труднее, чем, подчинив себя логике (весьма сильно мотивируемой высшей ценности). Ведь чувство отражает наши потребности, то есть нужду в высших ценностях в первую очередь.

Осознание изменения в качестве сигнала, а опасений утраты основных ценностей в качестве сигнального значения этого сигнала, приводило к пониманию тревоги в качестве сигнализируемой реакции и обесценивало (лишало сигнального значения) все невротические опасения. Кроме того такое осознание, и это самое главное, делало возможным осуществление осознанного выбора. Следовать ли по прежнему правилу, реализуя потребность в сохранении привычного стереотипа, как высшей ценности и мучиться неудовлетворенностью? Или познавать и реализовать прежде неизвестные потребности, поставив привычное в ряд с другими ценностями? То есть подчинить поведение другим ценностям, лишив привычный стереотип его значения высшей ценности? Допустить, а потом может быть и обнаружить, что сигнальное значение привычного стереотипа как залога возможности полной самореализации не соответствует действительности?

Неосознаваемая прежде неудовлетворенность требовала изменения!

Осознание сигнальной связи изменения с сигнализируемым значением (например, “угрозой” совесть потерять”) и сигнализируемой реакцией (тревогой - отражением неудовлетворенности потребности в сохранении привычного стереотипа) дало возможность, сознательно рискуя, проверять адекватность сигнальной связи действительным отношениям явлений и практически выявлять наличие или отсутствие такой связи.

Так, последовательно рискуя (субъективно), женщина получала возможность выявить действительное значение для нее изменения. В ее случае оказалось, что необходимое ей изменение объективно не требовало от нее никаких недопустимых для нее отказов от ценнейшего. Отказаться пришлось только от прежнего детского фетишизирования авторитетов и правил. Ими теперь предстояло пользоваться творчески, ответственно.

Я рассказал только о начале этой деятельности. О ее первом ответственном выборе, который протекал и с тоской, и с бессонницей, и со стихами среди ночи, завершился двигательной, похожей на истерику разрядкой.

Этот выбор начал осуществление подчинения сознания новой мотивации, растормаживание инициативы. Начал на физиологическом уровне переделку сигнального значения привычного, лишив потребность в нем (привычном) доминирующего влияния на сознание, переживание и поведение. Привычное перестало быть сигналом возможности реализации всех сознаваемых нужд и залогом сохранения ценнейшего. Потребность в нем стала в ряд с другими. На корковом уровне мотивационная активность, вызванная ее неудовлетворенностью оказалась подчиненной мотивациям, реализующим живую, подвижную инициативу.

Состоялся растормаживающий инициативу выбор (смотри главу XIII).

“Истерика” оказалась кульминацией этого столкновения мотиваций.

Через несколько дней женщина впервые в жизни выступила на собрании, вступив (о ужас!) в спор с начальником ("сама себя не узнала"). Речь шла об ошибочной претензии к сотруднице.

Каково же было ее удивление, когда ее поддержали. А начальник с уважением согласился с нею и светопреставления не произошло.

Осуществление выбора получилось само, нарастая как снежный ком, и шло у нее стремительно.

Всякий раз ей казалось, что своим мнением, “эгоистическим поступком” она стеснит, обидит, вызовет ожесточенную защиту окружающих: мужа, сотрудников, друзей, знакомых. Но ничего этого не случалось. Все только удивлялись, что с ней произошло. Кто-то сказал, что она, как Илья-Муромец, что “до тридцати трех лет силу копил и сиднем сидел, да вдруг богатырем обернулся”, “откуда что взялось”?! Оказывается, люди ее не только уважали, но и любили. А ее изменение им нравилось. Воспринималось естественным, хоть и неожиданным.

Естественное же вообще легко принимается и недемонстративной агрессии не вызывает, не дает на нее эмоциональных сил.

Были и сложности, но гораздо менее страшные, чем ей ожидалось и вполне для нее приемлемые.

Она оставалась помолодевшей, словно влюбленная. "Словно вновь родилась!".

Через два месяца после ее записи - “Я не верю Вам, доктор” от ее симптоматики давно ничего не осталось (даже вегетативных неполадок (!), которые обычно очень инертны и тянутся длинным хвостом). Она была вся в житейских, семейных и производственных проблемах, которые ее радовали, она знакомилась с открывающимся.

Через два месяца, уже более месяца чувствуя себя здоровой, она и обнаружила на письменном столе открытые, словно специально положенные стихи сына о героизме и честности в “наше безумное время” самоубийства. Эти стихи поставили перед ней первую действительно сложную проблему из тех, от которых ее берегла, заслоняла болезнь и готовые на все случаи правила. Написанное в стихах было непонятным, она в своем опыте таких проблем не имела и таких вопросов не решала, но теперь отмахнуться “мал еще” - уже не могла.

Сын вырастал. Матери надо было понять его и, поняв, помочь. Помочь подчинить свою жизнь и разум сердцу. Всему тому, что он любит. Целям, которые ему необходимы. А не абстрактной “логике”, доказывающей, что “все суета сует и бессмыслица” и требующей отказа от жизни, вопреки желанию жить.

Правила, которые, как и для мамы были опорой для подростка, столкновения с его вопросами не выдерживали. Он оставался без опоры, которую в любых сложностях могут дать не гарантии и смыслы, а одна только жажда жить, утверждать, реализовать себя, свое любимое во что бы то ни стало.

Ведь твое любимое - плод и выражение осознанных и неосознанных нужд очень многих, любивших тебя и вкладывавшихся в тебя людей. Твое любимое - осуществление в тебе чаяний всего человечества, всей истории, радости и страданий людей.

Утверждая себя, ты, чаще не ведая того, утверждаешь общечеловеческое.

Отказываясь от реализации своей любви, от самореализации, мы отвергаем не только человека в себе, но и зачеркиваем жизнь всех, кого мы любили, кто нас любил, зачеркиваем Наше Человечество.

Проблема, которую поставили стихи сына, самой матерью так долго и методично в разговорах “по душам” подчиняемого порядку, что он, наконец, забыл, что не он -для порядка, а этот порядок - для него, забыл, что он просто хочет жить, что наркоман ему жалок, что красть мотоцикл, как и вообще красть он вовсе не умеет и не хочет уметь, что даже палец он старается не обжечь, тем более не хочет сжечь себя, наконец, что он хочет жить как человек, быть человеком и оставить себя будущему, подготовив для него лучшие, чем теперь, условия для осуществления людьми себя самих... Проблема сына для матери требовала понимания причин возникновения у него такой проблемы. Требовала нелегкой переоценки последствий своей жизни, подчиненной потребности в сохранении привычного стереотипа как высшей ценности.

Эта переоценка одно из самых морально трудных переживаний, которым выздоровление грозит педанту.

Спрятавшись от осознанной ответственности в привычные нам правила, мы последовательно подчиняем им детей, лишая их основной опоры в трудностях. Опоры в доверии к самим себе, опоры в эгоистической любви к самим себе, к жизни, к людям.

Обесценив правилом их инициативу, вкус, мы побуждаем детей искать опору в абстрактных ценностях в логике, которая, не служа любви, очень нередко оказывается убийственной.

На этом мы, пожалуй, и прервем разговор о привычном стереотипе, порядке, как высшей ценности. Скажу только, что эта мама от переоценки ценностей спрятаться не захотела, и в этом ей помогла другая высшая ценность - ее честность. Думаю, что с сыном у нее все сложится счастливо, ведь он растет тоже честным человеком.

И свои вопросы он ставил честно. Глупо, ужасающе бессердечно, как мы все их в свою пору ставим, но честно.

Не ставить таких вопросов, от которых долго потом стыдно, мне было бы стыднее. Да и не смог бы я без них быть полезным ни этой маме, ни ее сыну.

Проклятые необходимые вопросы! Беда тем, кто никогда не решился их перед собой поставить.

ПОТРЕБНОСТЬ В ОДОБРЕНИИ, ПРЕПЯТСТВУЮЩАЯ

ВКЛЮЧЕНИЮ ЧЕЛОВЕКА В ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ СРЕДУ.

УСЛОВИЯ ФОРМИРОВАНИЯ. ДЕМОНСТРАТИВНОСТЬ.

В мире, который молится иным богам, кроме человека, отрицающем человека такого, каков он есть со всеми его природными и "общественными" свойствами теперь, ДЕМОНСТРАТИВНОСТЬ - единственное средство выжить и верный способ... самоубийства, растянутого на целую жизнь отдельного человека и... Рода Человеческого.

УСЛОВИЯ ФОРМИРОВАНИЯ

Теперь нам предстоит разговор о потребности в одобрении.

Мы рассмотрим случаи, когда она оказывается ведущим регулятором осознанного переживания и поведения человека, то есть случаи, когда одобрение становится высшей ценностью.

Явление, которое может не произойти. Предварительно напомню, что мы ведем речь о потребностях в сигналах возможности удовлетворения других потребностей.

Что сигнал - это явление, вызывающее реакцию, не вытекающую из его свойств, специфическую для другого (сигнализируемого) явления, которое прежде за ним следовало и которое может произойти, но может и не произойти (!).

Сигнал, вызывает реакцию на вероятное, будущее событие.

Если этого события не происходит, то сигнализируемая реакция оказывается неадекватной действительности, выражает ошибочный, искаженный характер сигнальной связи, которая оказывается тогда помехой приспособлению.

Таким образом, сигнал может верно отражать для нас действительность, а может ее искажать. Вызывать тем самым верное или ошибочное реагирование на нее.

Возможности, которых может не быть. Естественно, что сигнал возможности удовлетворения потребностей может сигнализировать не только действительно существующие и объективно связанные с ним, но и в действительности отсутствующие, утратившие такую связь возможности.

ПРИМЕР № 126. ПОСЛУШАНИЕ ДЛЯ ВЗРОСЛОГО. Например, послушание может и взрослому сигнализировать возможность получения всех благ, хотя в действительности обычно к такому полному вознаграждению приводит только в самом раннем детстве.

Выработка сигнальных связей делает возможным не только сохранение жизни, но и приспособление к самым сложным условиям существования.

Однако не следует забывать, что те же связи и тем более, чем прочнее они выработаны, могут оказываться чрезвычайной помехой приспособлению, когда, в силу изменений самого человека или его обстоятельств, продолжают отражать больше несуществующие связи явлений.

ПРИМЕР № 127. ЗАЛОГ, УТРАТИВШИЙ СМЫСЛ. Например, усилия сохранить порядок, сигнализирующий благополучие, но утративший свой смысл, даже завершаясь успехом, остаются бесполезной тратой.

КОГДА ПОТРЕБНОСТЬ СТАНОВИТСЯ ПОМЕХОЙ ПРИСПОСОБЛЕНИЮ

Таким образом, становится понятным, что приобретение любой потребности в сигнале возможности удовлетворения остается способствующим приспособлению до тех пор, пока явление, служащее сигналом, действительно оста-егся в объективной, закономерной связи с сигнализируемой возможностью.

Потребность в сигнале возможности удовлетворения становится помехой приспособлению с тех пор и в тех обстоятельствах, с каких и в которых, сигнализируемая возможность оказывается независимой от явления, выступающего в роли сигнала.

Так и потребность в сохранении привычного стереотипа (порядка), и потребность в одобрении, о которой пойдет речь, несомненно выражение и результат приспособления к тем условиям, в которых они формировались и необходимы во множестве жизненных ситуаций.

Но те же потребности оказываются помехой приспособлению, когда человек попадает в отличные от формировавших его условия или, когда его другие потребности развиваются настолько, что их невозможно удовлетворить в рамках прежнего порядка или одобряющие уже не в силах в них разобраться или способствовать их удовлетворению.

ПРИМЕР № 128. МАМА НЕ МОЖЕТ ЗАЧАТЬ РЕБЕНКА... ЗА ТЕБЯ! Например, не может же всегда опекающая мама утолить потребность дочери в сексуальной любви, в материнстве, не может за нее построить ей жизнь. Во всех этих отношениях одобрение оберегающей дочь от хлопот мамы перестает быть залогом удовлетворения.

КОГДА НЕНУЖНОЕ - ВЫСШАЯ ЦЕННОСТЬ

Потеряв свой приспособительный смысл, эти потребности особенно препятствуют приспособлению в тех случаях, когда их объекты (сохранение привычного стереотипа, одобрение) оказываются высшими ценностями, го есть, когда они становятся веду щими регуляторами переживания и поведения.

Таким препятствием обе потребности становятся потому, что никогда в естественных общественных условиях никакой, однажды затверженный порядок и ничье одобрение не являются действительно достаточными условиями для полной творческой самореализации взрослого человека.

Чем и как нужда в ненужном мешает жить. Перечислю вкратце, чем и как потребности в сигналах, утративших объективную связь с сигнализируемыми возможностями, затрудняют приспособление.

1. Отсутствие такого сигнала мотивирует деятельность человека по достижению условий (сигнала), которые теперь оказываются бесполезными, а то и вредными.

2. Этой деятельностью по-прежнему тормозятся все деятельности, осуществляющие реализацию тех нужд, для которых данное, теперь объективно ненужное условие (сигнал) было сигналом возможности их удовлетворения.

3. Отсутствие сигнала, оказавшегося высшей ценностью, способно мобилизовать, собрать максимум сил человека для объективно ненужной деятельности, для достижения химеры (Ср. п. 1.).

4. Отсутствие высшей ценности, мобилизуя все силы на ее достижение, может тормозить реализацию всех других мотиваций (Ср. п. 2.).

5. Деятельность по достижению высшей ценности, утратившей реальную связь с сигнализируемыми возможностями, не удовлетворяет объективно необходимых потребностей, приводя в отчаянье, истощает энергетический потенциал человека; снижает его продуктивность.

6. Для растормаживания объективно необходимых деятельностей, по-прежнему остается нужным получение сигнала, теперь практически не связанного с сигнализируемыми возможностями.

ПРИМЕР 129. ПОЛЕМИЗИРУЯ С ИГНОРИРУЮЩИМ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ СПЕЦИФИКУ РАЗУМОМ. Погоня за такими химерами, которой полна наша жизнь, нередко единственная альтернатива депрессии (механизма перестройки мотивационной деятельности), дающая нам возможность растормозить подавленные активности и реализовать по достижении химер (или в процессе их достижения) действительно адекватные условиям потребности.

Кажущаяся поверхностному разуму ненужной такая погоня за химерами оказывается в ряде случаев необходимой для сохранения себя как личности, неизбежной. Последнее очень важно.

Веками такие погони поддерживала церковь, мобилизуя в единую направленность самые подспудные силы отдельного человека и огромных человеческих масс. Этим Поднимала до высот сочувствования и любви и бросала в тартарары взаимной ненависти и истребления людьми друг друга.

По другим причинам и с иной ответственностью химерам молились и теперь, к сожалению, нередко молятся, именуя душой вымысел, упаднические или так называемые романтические направления в литературе и искусстве.

ПРИМЕР № 130. РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМ МЕТОДОМ: “НЕ БЕРИ В ГОЛОВУ”. Бережно поддерживают эти химеры, сами того не сознавая, те врачи, особенно те психиатры, которые ставят своей целью не вылечить, побудив и помогая перенести боль прозрения (вспомните Иоланту), выздоровления, боль выражающей утрату потребностей или перестраивающей иерархию ценностей депрессии, а пытаются утешать, успокоить, отвлечь, приглушить, создать искусственно облегченные изолированные или приносящие в жертву больному все здоровое окружение условия.

Ни в одной области человеческого существования мы не пытаемся решать проблемы методом их игнорирования, ухода от их изучения, методом закрывания глаз, затыкания ушей и отвлечения от прочих ощущений. В отношениях с собственной и чужой человеческой жизнью это так же бесперспективно.

Оберегая от боли утраты потерявших свой смысл потребностей, такие психиатры либо нивелируют медикаментами все индивидуальное, либо способствуют углублению ухода пациента в мир ритуалов и аутистических фантазий. В обоих случаях способствуют изоляции человека от реальности и углублению психического дефекта.

Здоровые люди, оберегающие себя от переживания боли утрат и собственных изменений, тоже постепенно оказываются во власти потребностей в сигналах, утративших связь с сигнализируемыми возможностями. Они тоже тогда все больше и больше эмоциональных сил тратят на непродуктивное поведение, на достижение химер. И так до тех пор, пока преобладание трат над приобретениями не приводит к болезни.

ЛИЧНОСТЬ - СПОСОБ МЕНЯТЬСЯ

Если человек имеет потребности, которые в совокупности могут конкурировать с утратившей свой смысл высшей ценностью, то оказывается возможной утрата потребности в ней, или изменение ее значимости, а не только, облегчение реализации других мотиваций, после достижения этой высшей ценности, потерявшей смысл.

Понимание, что личность есть не только особый способ сохраняться, но индивидуальный способ меняться и менять сам этот свой способ меняться, становится основой для такой пожизненной перестройки наших потребностей и характера их соподчинения. Становится основой все более адекватного отражения мира в наших потребностях, все более совершенной и непрерывной адаптации. Это и есть та пожизненная мука, о которой поэт говорит:

“Как боль души меня растит!”.

ПРИМЕР № 130. РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМ МЕТОДОМ: “НЕ БЕРИ В ГОЛОВУ” (продолжение). Приятие необходимости этой боли, стремление к ней, любовь к этой боли изменения, вместе с яростной ненавистью к ней, к страданию вообще, ненавистью, движущей скорее избавиться от боли, но не “отбросить”, а, вникнув, полней, с минимальными затратами и быстрее пережить ее навсегда, эта любовь к боли изменения и эта ненависть к боли несостоятельности оказываются необходимым залогом всякого человеческого развития и нашего включения в мир природы, общества и процесса, именуемого “РОД ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ”.

НЕОБХОДИМАЯ ПОТРЕБНОСТЬ В ОДОБРЕНИИ

Потребность в одобрении может формироваться в условиях, где одобрялась продуктивная самостоятельная активность, а не одобрялась бесполезная или вредная деятельность.

Одобрение воспитателей, старших взрослых в этих условиях является действительным залогом успешности самостоятельных действий человека, а неодобрение обычно предшествует безуспешности самостоятельной активности.

В таких условиях одобрение становится сигналом возможности успешного самостоятельного удовлетворения своих нужд, а неодобрение сигналом безуспешности самостоятельности.

Так, сформированная потребность в одобрении в большинстве общественных обстоятельств способствует приспособлению, тормозя неодобряемую и облегчая одобряемую самостоятельную деятельность.

Nota bene. Помехой она становится только в условиях, требующих чрезвычайно нового, творческого, а значит, никем не одобряемого шага. А также в особых условиях, когда тенденциозно одобряются проявления человека, объективно вредные или даже гибельные для него.

В теперешнем разговоре нас будет интересовать совершенно иначе сформированная потребность в одобрении. 

ПОТРЕБНОСТЬ В ОДОБРЕНИИ, ПРЕПЯТСТВУЮЩАЯ ПРИСПОСОБЛЕНИЮ

ДЕМОНСТРАТИВНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. ДЕМОНСТРАНТ. ДЕМОНСТРАТИВНОСТЬ

Деятельность, которая реализует потребность в одобрении, за которым всегда следовало удовлетворение еще неудовлетворенных потребностей человека помимо его активности и за счет активности одобряющих есть демонстративная деятельность.

Демонстративная деятельность призвана вызвать внимание, одобрение и побудить одобряющих к обслуге, того, кто ее осуществляет.

Под влиянием одобрения, подкрепляемого удовлетворением (за счет чужой активности), вытренировываются привлекающие внимание, наглядные, бросающиеся в глаза проявления, а не содержательные элементы поведения, направленные на достижение конкретных, полезных для себя и других результатов.

ДЕМОНСТРАТИВНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ НЕОСОЗНАННА. Если бы потребность в одобрении была осознанной и деятельность по достижению одобрения сознательно выстроенной, то это была бы обычная более или менее эффективная артистическая работа или одна из форм поведения раба с господином.

В действительности потребность в одобрении, как правило, не осознается и реализующая ее активность не является преднамеренной, сознательно контролируемой, ответственной.

С учетом сказанного, демонстративную деятельность можно определить так.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. ДЕМОНСТРАТИВНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. Демонстративной является, реализующая неосознанную потребность в одобрении, непреднамеренная деятельность, требующая от окружающих внимания, одобрения и обслуги, удовлетворяющей все неудовлетворенные потребности человека помимо его активности.

Все поведение, а впоследствии и осознанное переживание человека, управляемое так сформированной потребностью в одобрении, строится напоказ одобряющим, даже в их отсутствии, поэтому оно и оказывается демонстративным.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. ДЕМОНСТРАНТ. Человек, деятельность которого регулируется, во-первых, потребностью в одобрении и является демонстративной - назван здесь демонстрантом.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. ДЕМОНСТРАТИВНОСТЬ. Свойство человека, оказывающееся следствием приобретения им выше охарактеризованной потребности в одобрении и проявляющееся демонстративным поведением, демонстративными утрированными внешними проявлениями эмоциональности и торможением или отчуждением от своего произвола всех собственных свойств, содержаний сознания и поступков, которые не одобряются , такое свойство здесь называется демонстративностью.

ДЕМОНСТРАТИВНОСТЬ: ПРОЯВЛЕНИЯ

Демонстративность приводит к формированию Я-идеала, регулирующего впоследствии деятельность сознания и произвольное поведение демонстранта.

Демонстративность становится помехой приспособлению, когда потребность в одобрении, сулящая удовлетворение всех нужд демонстранта за счет активности одобряющих, помимо его усилий, становится ведущим регулятором поведения и осознанного переживания, мешающим проявлению иной инициативы и активности, кроме той, которая вызывает одобрение.

Демонстративность оказывается помехой приспособлению, когда одобрение становится высшей ценностью.

Свои для демонстранта - враги. Мы уже говорили, что общество, которое демонстрант принимает за человеческое (общество, признаваемое одобряющими не враждебным), становится для него сигналом пассивного с его стороны удовлетворения им (обществом) его нужд, то есть тормозит всяческую его инициативу и активность, кроме демонстративной.

Общество для демонстранта сигнал, тормозящий выработку новых и реализацию выработанных навыков самостоятельного выявления и удовлетворения, а впоследствии осознания им своих конкретных потребностей и изменения степени их неудовлетворенности.

Нереализованностъ потребностей. Руководствуясь в своем осознанном поведении одной потребностью в одобрении, демонстрант, словно не имеет других нужд, часто не знает, что они у него есть, не осознает и очень нередко сам не реализует других своих потребностей. Не реализует сам не только потребности в сигналах возможности удовлетворения других потребностей, но и потребности в сигналах прямого удовлетворения (в объектах природных потребностей и их сигналах).

Демонстрант на столько, на сколько он демонстрант, не умеет ни осознать, ни преднамеренно реализовать свои нужды. Либо реализует их только рефлекторно (под влиянием уже полученного объекта, когда “в рот положили”), а не под влиянием неудовлетворенности (без и до появления объекта).

Если же Я-идеалом те или иные, уже имеющиеся потребности демонстранта отвергаются, то они не осознаются. Сознательно не реализуются. А их объекты и сигналы этих объектов вызывают нередко искаженные и парадоксальные реакции.

Погоня за ненужным. Если те или иные потребности признаются Я-идеалом непременными, то они реализуются часто независимо от наличия действительной неудовлетворенности и степени их неудовлетворенности.

Труд утверждать себя несуществующего. Часто демонстративная деятельность организуется, реализуя у человека потребности, которые он в соответствии с Я-идеалом должен был бы иметь, но которых у него нет. В этом случае одобренная Я-идеалом, бесполезная для демонстранта деятельность на сознательном уровне успокаивает его ощущением соответствия собственным требованиям, но ничего не удовлетворяя, сил ему не возвращает.

Ожидание благодарности и обиды на неблагодарность людей. Бесполезная для демонстранта деятельность, например, эти пресловутые, вечные хлопоты “ради других”, побуждает ждать от окружающих платы заботой (благодарностью), и быть обиженным на неблагодарность этих окружающих.

Отчуждение окружающих. Ощущая эмоциональную бессодержательность ("холодность”, “пустоту”) поведения демонстранта, окружающие реагируют на него, если не агрессивно, то отчужденно, и уж, во всяком случае, не благодарно.

Во всех случаях демонстративная деятельность, “сдвинутая” относительно потребностей первого Я демонстранта, оказывается неудовлетворяющей эти потребности.

Эмоциональшя дезорганизация и невротические расстройства. Это и выражается недемонстративными эмоциональными проявлениями, которые либо игнорируются, либо неверно понимаются в своих причинах. Неосознаваемые в причинах эмоциональные проявления неудовлетворенности потребностей первого Я демонстранта, проявляются “беспричинными” или ложно понимаемыми перепадами настроения, “необоснованной” тревогой, истерическими страхами... Тогда вегетативные проявления эмоциональности, отражающей неудовлетворенность, становится, например, мигренью, дискинезиями, содержанием иной невротической симптоматики.

Изменение энергетического тонуса поведения. Поведение в соответствии с отсутствующими, но требуемыми Я-идеалом потребностями (назовем их здесь “псевдопотребностями”), подхлестываемое неудовлетворенностью действительно имеющихся нужд и бесполезностью имитирующей их деятельности, сначала оказывается сверхэнергичным, экзальтированным. Потом становится энергетически приглушенным, вялым - непродуктивным и с точки зрения его соответствия демонстративно выдвигаемым целям.

Мотивационный пролапс. Такое поведение истощает мотивацию. Это проявляется снижением эмоционального тонуса, апатией, деперсонализационно-дереализационными расстройствами, переживанием “потери” смысла жизни и так далее.

"Извращение" влияния объектов потребностей и "выпадение функций". На фоне связанной с псевдопотребностями демонстративной деятельности объекты тормозимых в реализации действительных потребностей, провоцируя извращенные рефлекторные реакции нередко вызывают выпадение функций: псевдопуэрилизм, псевдодеменцию, истерическую амнезию, истерические парезы, афонию, мутизм, расстройства слуха и так далее.

"Ничегонехотение" демонстранта и проблема удовлетворения. Удовлетворенным демонстрант оказывается только тогда, когда получает одобрение, и когда одобряющие сами удовлетворяют его потребности. Последнее трудно, так как, получив одобрение, демонстрант ведет себя так, будто ни в чем остальном не нуждается, но делает одолжение, претерпевая заботу о нем. Он ведь ничего не хочет или хочет только того, чего хотеть “положено” и что дать ему “должны”.

"Игра" в счастливость и несчастливость. “Играя” реализацию потребностей, демонстрант “играет” и удовлетворение, и наглядные, доступные имитации, внешние проявления эмоциональности, которые заметны для его осознанного наблюдения и убеждают его самого. Он верит в свою игру и остается чаще вечно неутоленным. Но действительной неудовлетворенности либо не сознает, либо не знает ее причин.

"Дайте мне то, что я у вас не возьму!" Удовлетворить демонстранта очень трудно потому, что то, что он считает нужным, ему не нужно, а то, в чем он действительно нуждается, кажется ему не только несущественным, но часто даже отвратительным.

Сам для себя - невидимка. Свое первое Я, свои первые потребности, а вместе и их объекты для демонстранта либо не существуют, либо обесценены.

ВОСПИТАНИЕ, КАЛЕЧАЩЕЕ РЕБЕНКА В ДЕМОНСТРАНТА

СОЗНАНИЕ ДЕМОНСТРАНТА

Независимость от потребностей первого Я. Своеобразно формируется и сознание демонстранта. Оно не становится подвижным психическим комплексом, отражающим развивающиеся и меняющиеся потребности его первого Я, способствующим их осуществлению. Сознание отражает только одобряемые в период его формирования потребности и деятельности. С большей или меньшей последовательностью тормозит оно реализацию всех неодобряемых нужд. Позже, в зависимости от последующего одобрения, механически накапливает одобряемое. Сознательно выстраивается демонстративное поведение с соответствующими атрибутами внешних выразительных проявлений осознанного переживания и эмоциональности (с колебаниями действительных неудовлетворенностей не связанных). Выстраивается деятельность в соответствии с псевдопотребностями. Она практически по содержанию и направленности не зависит от неодобренных в период становления сознания и потому неосознанных потребностей первого Я.

Сознание демонстранта оказывается ригидным комплексом, открытым только усвоению того, что одобряется, и подчинению всего произвольного поведения этому одобряемому.

Игнорирование и отчуждение импульсов первого Я от своего произвола. Собственные новые импульсы и их, еще не подчиненные сознательному контролю поведенческие проявления для такого сознания либо не существуют, либо отчуждаются от его произвола. Объясняются любыми независимыми от человека причинами.

В формировании Я-идеала, о котором сейчас пойдет речь, сознание участвует, может его отражать в представлениях о том, что плохо и хорошо, но этот регулятор поведения, как и потребность в одобрении как регулятор не осознается.

Я-ИДЕАЛ - ИНТЕРИОРИЗИРОВАННЫЙ СГУСТОК ЧУЖИХ ТРЕБОВАНИЙ

По мере взросления и обособления демонстранта его деятельность приобретает некоторую независимость от одобрения окружающих. Это происходит благодаря формированию Я-идеала.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. Я-ИДЕАЛ. Я-идеал представляет собой психический осознанный или неосознанный образ того, что одобрялось или не одобрялось оказавшими наибольшее влияние на демонстранта воспитателями. Это не обязательно конкретные люди, но могут быть и микро и макросоциальная атмосфера и книги и так далее. Я-идеал - результат, "интериоризированный” сгусток одобрений воспитывавших демонстранта одобряющих. В результате его формирования одобрение из внешнего регулятора поведения становится внутренним регулятором. При этом поведение из явно демонстративного, регулируемого отношением наблюдающих его, превращается в скрыто демонстративное. регулируемое собственным отношением, которое генетически является одобряемым отношением прошлых зрителей.

Демонстрант "перед собой". С формированием Я-идеала, человек из демонстранта “во-первых перед другими”, становится демонстрантом “во-первых перед собой”, то есть перед своими прошлыми зрителями. Но по-прежнему ведет он себя не в зависимости от того, что полезно или вредно для него и других людей, но в соответствии с тем, что одобрялось или одобряется его воспитателями, им и окружающими. И по-прежнему ему надо не поступить верно, а произвести впечатление, что он верно поступил, теперь уже впечатление и на самого себя. Если раньше ему надо было казаться другим, то теперь ему надо казаться себе.

От комплекса, индентифицируемого с Я у личности, Я-идеал отличается тем, что он отражает чужие требования к себе, а не свои нужды.

Я-идеал не является все полнее осознаваемым психическим отражением развивающихся действительных собственных потребностей человека, а, напротив, препятствует осознанию и реализации несознаваемых потребностей.

Я-идеал, индентифицируемый у демонстранта с его Я, являясь сигналом возможности удовлетворения всех потребностей демонстранта, объективно препятствует деятельности по самореализации и тем больше, чем менее он включает в себя естественно человеческие нужды и способы их реализации в конкретной действительности.

ШИЗОФРЕНИЧЕСКИЙ Я-ИДЕАЛ И ИСТЕРИЯ

Я-идеал, отвергающий все естественно человеческое и обесценивающий природные потребности, требующий сверхчеловеческой оригинальности, при его последовательном осуществлении может обусловливать шизофрению. Осуществление такого Я-идеала только на словах, обусловливает истерию.

Скрытая демонстративность. Итак, демонстративная деятельность может быть не только явной, но и скрытой. Мне хочется это особо подчеркнуть, так как в наше время истерик уже давно не тот невежда, который спешил подтвердить поставленный ему диагноз истерической дугой или “стигмами дьявола”.

Истерия (но не истерик!), оставаясь "великой симулянткой", теперь рядится не только во всевозможные по пре-Я имуществу психосоматические неполадки, но симулирует и! иные характеры. Так, что истерик теперь нередко кажется) на первый взгляд педантом, человеком нудным и тревожномнительным, а вовсе не экзальтированно артистичным.

Соло для себя. Все реже теперь демонстрант ищет одобрения других, и все чаще позирует и позирует тонко, изощренно, перед самим собой. Все чаще жертвует всем для самоодобрения и осознанного морального комфорта.

Еще одно замечание.

ПРИМЕР № 134. ВОСПИТАНИЕ ПОДКОРМКОЙ.

Воспитатели демонстранта, сами являясь демонстрантами, не умеют разбираться ни в своих, ни в его потребностях! Не знают и не интересуются знать ни своих ни его нужд, не интересуются его инициативой и не знают о ее существовании!

Поэтому как бы воспитатели демонстранта ни затискивали, ни заласкивали его, ни засюсюкивали, так как в действительности они им не интересуются, не умеют, а стремятся (вольно или невольно) сделать его для себя и для всех удобным, отделаться, откупиться от него, то свое внимание и одобрение они чаще всего подкрепляют самым примитивным образом, то есть едой, особенно часто сластями.

В результате систематического подкрепления одобрения едой, сластями оно часто и становится сигналом во-первых еды. Сигналом еды становится тогда и сигнализирующее возможность одобрения демонстративное поведение. Таким образом в качестве сигнализируемой реакции демонстративное поведение и одобрение начинают вызывать подготовительную деятельность органов и систем участвующих в пищеварении.

Неудовлетворенность же потребности в одобрении нередко проявляется дисфункцией органов пищеварения (гастриты, колиты, дуодениты, холециститы, язвенная болезнь), или компенсируется обжорством.

А теперь, прежде чем переходить к примерам проявления демонстративности, я позволю себе в общих чертах повторить все сказанное об одобрении и демонстративной деятельности.

НЕДОСТАТОЧНАЯ ДЛЯ СВОБОДНОЙ ЖИЗНИ

В ОБЩЕСТВЕ СФОРМИРОВАННОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ПОТРЕБНОСТЕЙ ДЕМОНСТРАНТА

Чем непоследовательнее, противоречивее поведение взрослых с ребенком, тем труднее и медленнее осуществляется его приспособление своим изменением, тем более ребенок “меняет” их.

Он тогда не столько приспосабливается, усваивая человеческие способы удовлетворения потребностей и потребности, сколько осваивает способ вызывать эмоциональные реакции на себя взрослых, командовать всеми, диктовать и провоцировать их конкуренцию между собой.

Так, реализуя исходный уровень потребностей, он формирует потребность вызывать внимание, одобрение и соответствующее этой потребности демонстративное поведение.

В процессе его собственной активности формируются тогда способы удовлетворения почти только одной этой потребности (речь о человеческих потребностях), а ее объект - одобрение становится сигналом пассивного, за счет деятельности одобряющих, удовлетворения всех имеющихся нужд.

За активностью ребенка, лишенной заинтересованности в иных ее результатах, кроме одного - получить такое одобрение, скрывается, подчас, едва га не полное, отсутствие формирования навыков, связанных с осознанием и удовлетворением необходимых для жизни среди людей человеческих потребностей.

Демонстративная деятельность часто скрывает недосформироваиность, недоразвитие специфически человеческих потребностей, навыков инициативной исследовательской деятельности, навыков самостоятельного удовлетворения.

Это тот; очень нередкий для истериков случай, когда их жизнь управляется похвалой, “конфетами, да луком вареным”.

Одобрение становится не только сигналом удовлетворения всех потребностей, но и того, что одобряющие сами разберутся в том, какие потребности у демонстранта есть и когда, и как надо их удовлетворить. Ведь с одобрением демонстрант всегда получал все, что хотел или что хотели ему дать одобряющие. Получал не в результате своих действий, необходимых для получения именно даваемого. Его активность не носила характера специфического для той или иной неудовлетворенной потребности. Она не была дифференцированной в зависимости от объекта потребности, но менялась в связи с характером пристрастий одобряющего. Носила формальный, внешний, показной, игровой, а не содержательный характер. Потребности в объектах при этом формировались, но без формирования специфических способов их достижения.

С одобрением часто давались объекты потребностей одобряющего.

ДИФФЕРЕНЦИРОВАННОСТЬ НЕУДОВЛЕТВОРЕННОСТИ

ДЕМОНСТРАНТА И НЕДИФФЕРЕНЦИРОВАННОСТЬ НАВЫКОВ УДОВЛЕТВОРЕНИЯ

Таким образом неудовлетворенность у демонстранта, как и у всех людей, дифференцирована по характеру вегето-соматической, нервной и неосознанной психикой деятельности, подготовительной для использования соответствующего объекта потребности.

Большинство потребностей, кроме биологических, да и те не всегда, остаются не объективизированным в том смысле, что они не имеют, даже на неосознанном уровне, сформированного навыка их поведенческой реализации.

ВОЗМОЖНОСТЬ РЕФЛЕКТОРНОЙ И НЕВОЗМОЖНОСТЬ

МОТИВАЦИОННОЙ РЕАЛИЗАЦИИ ПОТРЕБНОСТЕЙ ПЕРВОГО Я ДЕМОНСТРАНТА

Поведенческая деятельность на неосознанном уровне регуляции носит рефлекторный, а не мотивационный (специфический для данной неудовлетворенной потребности, поисковый) характер.

Появление объекта, при наличии надобности в нем, вызывает рефлекторную поведенческую реакцию на него.

Неудовлетворенность же вызывает только демонстративный поиск одобрения.

Строго говоря, у демонстранта есть все потребности, объектами которых его награждали "воспитатели", но способы реализации, удовлетворения в среде людей он имеет почти только для врожденных биологических потребностей и потребности в одобрении.

Это определенным образом сказывается и на особенностях формирования его сознания и осознанной целенаправленной деятельности.

ОБЫЧНЫЙ МЕХАНИЗМ ОСОЗНАНИЯ НЕОСОЗНАННЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ

Обычно осознание потребностей происходит в результате предметной, часто орудийной деятельности, вызванной неудовлетворенностью этих потребностей. Объект потребности осознается как объект, снижающий именно такую, а не другую напряженность, тоже только в результате достижения и получения его в процессе вызванной неудовлетворенностью деятельности.

Практически не зная способов удовлетворения потребностей в объектах, которыми его награждали, демонстрант не осознает своих импульсов в качестве потребностей в чем-то. В конце концов он ищет только одобрения, а всего остального ждет.

Слова без смысла. Так как активность первого Я демонстранта не имеет предметной направленности, то и слова усваиваются им не как орудия удовлетворения конкретных потребностей, но формально как средство получения все того же одобрения, то есть фактически оказываются сигналами слов же: “так надо говорить”, “так красиво говорить”, а потом “так правильно думать”.

Слова не становятся сигналами возможности удовлетворения потребностей. Не становятся сигналами чувств, отражающих степень удовлетворенности конкретных потребностей. Слова не становятся сигналами действий, связанных с потребностями, не становятся сигналами живого, инициативного поведения.

Слова у демонстранта приводят к построению фактически второй индивидуальности, второго Я, связанного с первым только общими врожденными потребностями и общей потребностью в одобрении.

ГЕНЕРАЛИЗОВАННАЯ ОТЗЫВЧИВОСТЬ ДЕМОНСТРАТИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Демонстративная деятельность единственная “откликается” на любую напряженность, вызванную любой неудовлетворенностью, любую по подготовительной биологической специфичности. Как у собачки, которая в присутствии дрессировщика при любой нужде становится на задние лапки.

Мотивирующая демонстративную деятельность потребность в одобрении остается чаще неосознанной в качестве движущей силы демонстранта.

Иллюзорный мир сознания демонстранта. Словами теперь формируется все содержание сознания. Причем управляется деятельность сознания опять одобрением или неодобрением воспитателей.

Осознанные намерения, представления о себе, о мире, о ценности явлений этого мира формируются не в соответствии со своими действительными потребностями, а в зависимости от того, что одобряется и не одобряется.

ПРОТИВОРЕЧИВОСТЬ ШКАЛЫ ЦЕННОСТЕЙ. Складывается часто очень непоследовательная осознанная шкала ценностей, не связанная с жизнью первого Я.

Формируется Я-идеал, который является внутренним психологическим результатом представлений о хорошем и плохом, интериоризированным сгустком одобрения и неодобрения прошлых и настоящих одобряющих. Ценным становится все, что одобрено Я-идеалом, неценно все, что не одобрено.

Механика самообмана. В силу действия эмоциональных механизмов, затрудняющих любую, препятствующую удовлетворению потребностей деятельность и облегчающих деятельность, способствующую их удовлетворению, в силу действия этих механизмов, в сознании удерживается только одобряемое, и не задерживается неодобряемое.

ИСКАЖЕННЫЙ ОБРАЗ СЕБЯ И ВТОРАЯ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ ДЕМОНСТРАНТА

В результате демонстрант просто за свое Я принимает Я-идеал или свои намерения.

В соответствии с одобряемыми ориентирами выстраивается все сознательное поведение, весь жизненный стиль демонстранта, не имеющий никакого отношения к его живым нуждам. Формируется искусственная вторая индивидуальность, как если бы артист, войдя в образ и заигравшись, забыл о собственном своем существовании.

В конечном счете, вся неосознанная психическая и поведенческая активность, связанная по-прежнему с рефлекторным удовлетворением потребностей, и недемонстративная, отражающая первое Я демонстранта эмоциональная жизнь - полностью игнорируются.

Оправдательная интерпретация результатов поведения и их отчуждение от произвола первого Я. Результаты действий, которые не всегда удается игнорировать, объясняются в соответствии с самыми “лучшими” (соответствующими Я-идеалу) намерениями. Нежелательные, не соответствующие осознанным намерениям результаты, единственно выражающие неосознанную рефлекторную активность первого Я, отчуждаются от произвола осознанного Я на счет обстоятельств и чего угодно, иногда по-бредовому.

Если удовлетворение потребности в одобрении требует реализации даже не существующих намерений, то строится соответствующая Я идеалу, демонстративная, более или менее последовательная система способов поведения, реализующая этот идеал в результатах действий. Тогда сами эти результаты, уже совершенно не связанные ни с какими конкретными потребностями, не имеют индивидуально-приспособительного смысла. Являются тратами без приобретений.

Достигнув демонстративных целей человек верит, что удовлетворен. Прекращает деятельность. Но в действительности нуждается в награде (и только в ней), как та, "служащая" на задних лапках собачка. Достигнув демонстративных целей, но нуждаясь в награде, демонстрант создает себе ситуацию хронического обмана ожиданий. Отступление же от этих целей он (и его одобряющие) воспринимают как его личностный регресс!

ЖИЗНЬ В ОКЛЕВЕТАННОМ МИРЕ

В таком случае деятельность становится все хуже мотивированной, снижается ее продуктивность. Построенная в соответствии с Я-идеалом демонстративная деятельность, а вместе и человек терпят крах.

Крах вызывает необходимость его отчуждения для сохранения самоодобрения, построения системы осознанных объяснений, обоснований неотвратимости неудач.

В соответствии с оправдывающими себя и обвиняющими других объяснениями теперь строится искаженная картина мира и поведение (!), подтверждающее объяснения.

Не замечая того, демонстрант сам создает соответствующие общественные обстоятельства, которые демонстрируют ему независимость итогов его поведения от него самого.

ПРИМЕР № 135. НЕЧИСТАЯ СИЛА. При глубокой истерии ощущение непричастности к результатам собственной жизни у матери достигалось, например, тем, что она каждое утро просыпалась от крика младенца, распеленавшегося на пороге комнаты, куда его “бросила нечистая сила”, которая “всю жизнь ей вредит” (в действительности суеверная женщина каждую ночь сама спеленывала и клала | сына у порога в своем снохождении - сомнамбулизме).

Такое отчуждение итогов собственной деятельности помогает демонстранту сохраниться как целости, идентифицирующей себя с Я-идеалом. Но такой способ сохранения осознанного Я приводит ко все большей и большей неприспособленности. Помогающая сохранению самооценки как высшей ценности на желательном уровне, отчуждающая свои результаты деятельность сознания имеет все менее и менее приспособительного смысла с точки зрения ее биологической и социальной необходимости для реализации первого неосознанного Я, для самоосуществления живого человека в действительных обстоятельствах жизни.

Ни себе ни людям. Так как объективные результаты этой деятельности в действительности не удовлетворяют никаких конкретных потребностей демонстранта, то часто они теряют и общественный смысл, так как остаются формально похожими на полезные, но не имеющими полезного содержания.

ПРИМЕР № 136. Я ПРЫГУЮ! Так маленькая девочка, видя, как другие прыгают через скакалку, сама начинает, имитируя, прыгать на месте, дергая за веревочку: веревочка отдельно, она отдельно: “Я прыгую!”.

Демонстрант живет в мире аутистических фантазий о себе и о мире и фантазий тем более развитых, чем менее соответствует им его практическая деятельность с ее конкретными результатами. Эти фантазии замещают ему его неудовлетворяющую реальность, отвлекают от нее, дают возможность ее обесценить и игнорировать.

За его холодным безразличием к реальности стоит чрезвычайная неприспособленность, ранимое неумение сознательно построить реалистическое взаимодействие с миром.

МАУГЛИ И ДЕМОНСТРАНТ

По мере развития человека одобрение из внешнего регулятора психической и поведенческой жизни становится регулятором внутренним (ингериоризированным). Причем главенствующей оказывается потребность в собственном одобрении себя.

Недостаточная сформированность человеческих потребностей или способов их удовлетворения и тогда остается причиной недостаточного для создания благоприятных условий существования среди людей количества и качества сигналов, способных мотивировать деятельность.

Напомню, что первым примером совершенной несформированности человеческих потребностей у человеческого ребенка является выросший среди зверей "Маугли".

Как теперь становится понятным, вторым случаем недостаточной сформированности человеческих потребностей у человека, росшего среди людей, являются только что описанные случаи становления индивидуальности демонстранта.

Демонстрант так же, как и Маугли, не заботится о практической полезности результатов своей деятельности для других людей. Правда, в отличие от Маугли, он не заботится и о ее полезности для себя.

Он вечное дитя, обреченное воспитателями на полную,, нередко совершенно инвалидизирующую зависимость от них. Позже обреченное на полную зависимость от любого человека.

Общество такую зависимость воспринимает как паразитизм и нещадно демонстранта использует.

И действиями, и предметами, и орудиями, и словами, в качестве орудий, демонстрант пользуется только частично, а в существеннейшем весь арсенал средств использует ни для чьей пользы, напоказ, как украшение и средство привлечь внимание и поощрение других людей, то есть в этом похож на Маугли.

Как и “Маугли”, разумеется не в такой абсолютной степени, демонстрант остается вне человеческой среды, не становится ее частью.

Хотя, в отличие от Маугли, у демонстранта уже сформирована потребность ощущать себя нравственным и производить на людей впечатление существа нравственного, то есть зависимого от их интересов, но, как и Маугли, демонстрант не усваивает человеческих норм в качестве внутренних регуляторов переживания и поведения.

Нужды людей не осваиваются им в качестве необходимых для него условий существования - сигналов возможности его самостоятельной активности по удовлетворению своих потребностей.

ПРИМЕР № 137. ПОКА... Ребенок все совал в рот, пробовал на съедобность...

Люди для нее были зрителями.

Хорошими, если аплодировали, если не хвалили - плохими. Самих по себе людей с их независимыми от нее нуждами и судьбами для нее не существовало. Не было их для нее и как объекта заботы ни за что, просто, чтобы они были. Не было для нее в этом качестве никого - ни друзей, ни мужа, ни матери, ни детей. Людей как людей с их отдельными, своими жизнями для нее не существовало. Они были ее плохие или хорошие, не знающие боли куклы. Боль другого никогда еще не почувствовалась ею как своя. Никогда еще не толкнула ее ни на что такая боль!

Она была еще ребенком этого мира всемогущих неуязвимых пап. Человеком она еще не стала!

...Несъедобное малыш выплевывал. Выбрасывал. Оно не имело для него смысла. Пока...

Не осваивает демонстрант человеческих самостоятельных способов активного удовлетворения потребностей. Не создает сам своих общественных условий полезным для других образом. Не создает их в качестве объектов потребности.

Как и “Маугли” демонстрант только имитирует человеческую деятельность, человеческую речь.

Человеческая среда для демонстранта, как и для Маугли, сигнал пассивного с его стороны удовлетворения ею его нужд. Люди для него - предмет, который сигнализирует удовлетворение всех потребностей, лишь только он его заполучил.

Общество для него и ковер самолет, и скатерть самобранка, и музыкальный ящик и золотая рыбка. Оно - объект его потребности наряду с другими объектами природных потребностей. Способом добывания этого волшебного объекта является демонстративная деятельность.

Отличие этого объекта для демонстранта только в том, что он (объект) не всегда выполняет свою, сигнализируемую им (обществом) ему (демонстранту) функцию. Вопреки самой доброкачественной демонстрации, не удовлетворяет потребностей демонстранта и, более того, игнорирует всю его имитацию.

ПРИМЕР № 138. МАМА. Шла маленькая девочка. Немножко растерянная. Немножечко капризная. Немножко на кого-то обиженная. Кусавшая губы... Шла отрешенно и не видела никого.

Ей надо было скорее к маме, чтобы расплакаться, разреветься, разрыдаться... и к папе, чтобы он понял, утешил или прикрикнул...

Шла немножко растрепанная, маленькая забывшаяся девочка и вела дергавшую ее за руку... дочку.

...И ВООБЩЕ! Демонстрант из-за такого вероломства общества переживает “трудное состояние” неудовлетворенности, протестует, обижается, плачет, грозит, стыдит, жалуется высшим инстанциям этого сигнала и, решая вопросы выбора различных людей, мест работы, обществ, стран, жизни и смерти спрашивает: “Что они мне дали!?”

“Что дало мне это общество?...эта революция?!...эта жена!?...этот муж!?...эта страна!? Что мне дала работа!?...И вообще! Что мне дала жизнь!? Что мне дал бог!?...И вообще!...Мир божий не приемлю!..”

Уяснив, что предметы не имеют собственной активности, что они все-таки результат его активности, он на них чаще не обижается, но, сломав ногу, все-таки сетует на жизнь и на пень, о который споткнулся: “За что мне это!?”.

Привыкнув с младенчества к пассивному удовлетворению своих потребностей руками других, он принимает чужую заботу о нем как должное и только при совершенном отсутствии людей или в присутствии врага (античеловека), вне своей общественной среды, в состоянии проявлять самую нормальную человеческую активность, обнаруживая чрезвычайную находчивость и практичность!

Непроявления же заботы о нем он принять не может, для него это равносильно бесчеловечности.

Представьте же какое большинство не занятых только им и не принадлежащих только ему людей он, столкнувшись с ними в практической деятельности, из людей вынужден вычеркнуть, на скольких обидеться. Как одиноко он живет. Как порабощает тех, кто взялся его потребности за него удовлетворять.

Понятно, что в результате столкновения с практической общественной, подчас и природной жизнью, она становится для него сигналом муки и боли обмана ожиданий. Реальная жизнь становится для него сигналом избегания ее.

В своем бегстве демонстрант компенсаторно вымышляет себе особых “истинно заботящихся” о нем людей.

ПРИМЕР № 139. САМОУБИЙСТВО В ЕЛАБУГЕ.

- Приедет лапонька-мама и мы заживем снова счастливо, не замечая всех этих выродков! Ах, почему я не сдохла сразу!?

Выродками эта “интеллигентная” сорокалетняя инженер не называет разве что “лапоньку-маму”, с которой вдвоем она живет.

Вымышленные “истинно-любящие” либо разочаровывают, либо умирают... И тогда одиночество, злоба, бессильная, затравленная или паранойяльная, в кверулянтских склоках и тяжбах со всем миром обида... Либо это самое цветаевское: “Мир божий не приемлю!” и... самоубийство!

Кому легче от объяснений, что ведь она - гений... Что ее замучили!.. И не только непониманием, но и травлей...

А если человек сам выбирает свои обстоятельства? Сам их создает? Сам создает себе или не создает травлю?! Уклоняется от нее или выбирает ее? Если гений, как и всякий человек, - это и дело, и ответственность себя сберечь?

Инициативный человек, в отличие от демонстранта, сам создает себя и свои обстоятельства. Но тогда ему не на кого обижаться и нет выхода не принять природный или общественный мир.

Человек творение и творец этого мира, человек сам -этот мир. Не принять его - не принять себя! У человека есть путь приобщаться и реализовать себя в своем мире, делая свои необходимые ошибки, за которые готов отвечать перед этим миром природы и общества.

Мне потрясающе интересна в этом плане жизнь гениального человека и поэта Бориса Леонидовича Пастернака.

Все настоящее растит и строит себе само. Не ждет подмог, а создает их.

Надо помнить, что человеческая трагедия демонстранта еще и в том, что, в отличие от “Маугли”, он имеет иногда чрезвычайно широкий диапазон специфически человеческих потребностей, объектами которых его поощряли одобряющие. А вот способ удовлетворения - только через демонстрацию к “блюдечку с голубой каемочкой”. А “блюдечко”, как известно, подносят только “великим комбинаторам”. То есть людям, на чужую заботу не рассчитывающим, а, напротив, действенно заботящимся еще и о других.

ВНЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СРЕДЫ

Демонстрант живет вне человеческой среды. Подкупленный, парализованный и обманутый ею в детстве он относится к людской среде практически, как чуждый ей инопланетный наблюдатель и потребитель, да еще и как корыстный вершитель приговора.

Если его среда его купила - “дала ему”, демонстрант лицемерно простительно позволит ей: “пусть живет”.

Если она ему во взятке отказала, то в бешеной и бессильной злобе не властного поставить ее на колени морально, в ярости выкрикивает приговор - “Анафеме!” -“Ненавижу!”.

ПРИМЕР № 140. СЕБЯ ТО ОН И НЕ ПРИМЕТИЛ?!

- Почему, - спрашивает демонстрант, - почему двое били одного, стояла целая толпа людей вокруг и никто не вмешался?! Почему они такие?! Как с ними жить?! Какой ужас!.

Но ведь в этой толпе стоял он и стояли три его приятеля. “Почему я не вмешался? Мы не вмешались?” - он не спрашивает. И решение выносит не относительно себя, а относительно “них”. Еще больше отдаляя себя от своей среды, еще более внутри себя погружается в мир аутистических фантазий о самом себе, фантазий, соответствующих его Я-идеалу, его намерениям. Еще больше отстраняется в себе от себя реального, действующего и поступающего, то есть от себя в результатах, от себя в качестве представителя и части своей среды.

Ведь другой, стоящий в толпе наблюдающих драку демонстрант, глядя на него, видит его среди невмешивающихся и тоже думает: “Почему они такие!”. Ведь это и он реальный - не в намерениях, не в фантазиях - не вмешался! Ничего не предпринял.

Свое ощущение превосходства демонстрант черпает в том только, что осудил других, “их” - свою среду. Потом, при некоторой доле последовательности, демонстративно осудит и себя. Внешним умственным, часто чрезмерно патетическим осуждением.

Оно называется самобичеванием (ПРИМЕР № 17.). Не имеет иного смысла и пользы, кроме лести себе: “Вот я какой честный, добрый, как я себя мучаю... не как все, не как они!”.

И здесь ощущение превосходства достигается тем, что сделал не кому-то хорошо, а себе плохо. Сам себя высек и "стал лучше всех". Так сохраняется ощущение соответствия Я-идеалу. Сохраняется исходный уровень самооценки как высшей ценности.

ОТЧУЖДЕНИЕ СВОЕЙ НЕДЕМОНСТРАТИВНОЙ АКТИВНОСТИ ОТ ОСОЗНАННОГО Я

Осудив себя, демонстрант теперь тем или иным образом отмежуется от того в себе, что осудил. По-шизофренически возненавидит в себе все, свойственное людям. Возненавидит все, чем он является представителем и частью своей среды.

ПРИМЕР № 141. ВООБРАЖАЛА. В детстве по этому поводу очень точно дразнились: “Воображала (значит воображающая, придумывающая себя) хвост поджала! Я - не я и попа не моя!”.

Осудив как “низменное”, демонстрант оценит это низменное как внешнее по отношению к себе. Произведет отчуждение своей инициативы от своего осознанного Я.

Вытормаживание деятельностей. Когда происходит такая оценка, кора своими восьмьюстами импульсами каждой клетки в секунду подавляет, подвергает частичному или полному внутреннему торможению - вытормаживает всякую нервную, а с нею психическую и поведенческую активность, всю функциональную систему, реализующую активность, отвергнутую такой оценкой.

“Я - не я и попа не моя!” - так интуитивно дети очень точно охарактеризовали Я-идеал, отвергающий все естественно-человеческое, отвергающий все, что не есть дух, и, почему-то, нижнюю половину тела, отражая тем самым странную сексуальную озабоченность культуры, в которой демонстрант себя формирует.

ВЫТОРМАЖИВАЮЩИЙ ВЫБОР ДЕМОНСТРАНТА

Если оценка, внутренний выбор, происходит под влиянием потребности в самоодобрении и регулируется необходимостью сохранения себя, соответствующим такому, отвергающему все естественно-человеческое Я-идеалу, то все, что свойственно своей среде, что свойственно людям, вытормаживается. Все в самом себе, общее и сближающее с людьми, "вычеркивается" в той мере в какой полна оценка и глубоко внутреннее торможение. Глубина же внутреннего торможения зависит от ¡значимости, то есть эмоциональной интенсивности выбора.

ПРИМЕР № 142. В НАКАЗАНИЕ ЗА ЧИСТОТУ ПОМЫСЛОВ. Исповедовавшие веру в Христа, я думаю, выжили физически, а значит и духовно (дух не может существовать хотя бы без двух своих физических “носителей”), не из-за ее "обуздывающего эгоизм" влияния, а только благодаря тому, что были грешны. Благодаря тому, что в повседневной жизни сплошь и рядом, и непрерывно отделяя тело от “души”, жили вопреки запретам веры, нормальной человеческой жизнью.

Но, отчитываясь перед богом только за мысли, за дозволенные намерения, они не познавали себя в "неугодных богу", с их точки зрения, побуждениях, своих чувствах, действиях и результатах дел. Оказывались не властными в себе.

Ясно, что действительно абсолютно полное вытормажи-вание всего, не соответствующего шизофреническому Я-идеалу, всех активностей, свойственных человеку, означало бы для него моментальную физическую гибель. Вспомните Гофмана “Житейские воззрения кота Мура” и “гипертоксическую шизофрению” В.А. Ромасенко.

Но, пожалуй, пока мы отложим разговор о степени распространенности и полноте вытормаживания деятельностей.

ВЫБОР У РАЗВИВАЮЩЕЙСЯ ЛИЧНОСТИ

Скажем только, что, в отличие от демонстранта, у активно формирующей себя личности такой выбор является ориентировочным по характеру, оценивающим свои побуждения с точки зрения их полезности, во-первых, для себя как части своей природной и социальной среды, как ее равноправного и равноответственного за нее, а значит - за себя, за себя, и значит - за нее представителя.

ПРИМЕР № 143. НА ЗЕМЛЕ, КАК НА СВОЕЙ КУХНЕ. В.И. Ленин, по видимому, только это имел в виду, говоря о том, что “каждая кухарка должна научиться управлять государством”.

У активно формирующего себя человека, личное и общественное переживается единством, а не противопоставлением.

Активно формирующий себя человек производит свой внутренний выбор, во-первых, для себя и, в последних, для себя. У человека, ощущающего себя представителем своей среды, внутренний эмоциональный (не рационалистиче-ский) выбор, отражает степень полезности его свойств для удовлетворения всего круга его потребностей. Такой выбор приводит к полному корковому внутреннему торможению по горизонтали и по вертикали, сверху вниз, к полному вы-тормаживанию всех отвергаемых деятельностей.

Этот процесс труден только в момент подготовки и начала выбора, но и тогда скорее приятен, так как сулит (сигнализирует) полезную перспективу.

В своих результатах такой выбор и вытормаживание деятельностей не имеет никаких отрицательных последствий ни в психосоматическом, ни в психическом, “нервном” плане, ни в плане результирующего последующего поведения. Оно тогда великолепно динамизировано. А всяческими трудностями только усиливается, в них черпая энергию, как всякая доминантная деятельность. Такое цельное поведение усиливается всем и трудностями и успехами (Сравните об установке).

ВЫБОР ДЕМОНСТРАНТА

У демонстранта выбор динамизируется потребностью в самоодобрении и управляется стремлением соответствовать вышеупомянутому Я-идеалу. Такой выбор игнорирует самый факт реальности своего существования как материального существа. Этот идеалистический по подходу к себе выбор, требует строить себя “по образу и подобию”, а не в соответствии с биологической, социальной, исторической, индивидуальной необходимостью.

При выборе у демонстранта, в одних случаях отвергаемая активность вытормаживается полностью и тогда строится другая завершенная деятельность, реализующая Я-идеал, отвергающий принадлежность человека к своей среде. Строится более или менее последовательная самоубийственная и античеловеческая в своих результатах деятельность. Ее последовательность зависит от полноты выбора, от его последовательности и распространенности на эмоциональность, содержания сознания, намерения, программы поведения, само поведение.

В других случаях тормозятся только отдельные фрагменты деятельности, попавшие в момент оценки под контроль сознания, в поле внимания. Тогда соответствующие функциональные системы не разрушаются полностью. Тормозятся только те или иные нервные, поведенческие, психические, осознанные эмоциональные, вегетативные, соматические компоненты этих функциональных систем.

В первом случае - полного торможения неверный выбор приводит или к последовательному, растянутому во времени самоубийству в результате отказа от удовлетворения необходимых для жизни потребностей, или к последовательной, гибельной для себя или окружающих античеловеческой деятельности. Последняя иногда совместима с физически здоровой жизнью, так как агрессия реализуется в среде, а человеческая среда достаточно терпелива.

Во втором случае - фрагментарного торможения - мы получаем широчайший спектр психосоматических, психических заболеваний и неврозов.

ПРИМЕР № 140. СЕБЯ ТО ОН И НЕ ПРИМЕТИЛ?! (продолжение). Вернемся к примеру. Демонстрант, выделяющий себя из своей среды, еще не ставший ее частью, оказавшись в толпе наблюдающих драку, либо в результате внутреннего выбора сначала обесценит в своих глазах толпу. Так дополнительно отделит себя от своей среды. А потом с той или иной степенью полноты и последовательности обесценит в себе все, свойственное его среде.

Торможение активности сознанию не подвластно. Тогда и всякая, свойственная демонстранту как человеку, его внутренняя деятельность, обесцененная им с точки зрения Я-идеала, попадая в поле осознанного внимания, будет подвергаться более или менее полному внутреннему торможению.

Надо помнить, что само торможение обесцененной деятельности происходит без произвола человека, ему не подвластно. Оно следствие ориентировочно-оценочной деятельности в отношении себя самого. И только сознательный компонент этой ориентировочно-оценочной деятельности, происходя осознанно, подвластен произволу. Торможение же обесцененного - ее непроизвольный результат.

ПРИМЕР № 140. СЕБЯ ТО ОН И НЕ ПРИМЕТИЛ?! (продолжение). Я второй раз начал изложение результатов невключенности демонстранта в свою среду с “либо” и до второго “либо” никаких не дойду, а оно заключается вот в чем.

Либо демонстрант будет бранить толпу, сам тоже не вмешиваясь в драку, либо (вот оно, наконец, это второе “либо”), быстро или медленно оценив внешнюю ситуацию как не соответствующую его Я-идеалу, полезет в драку или разнимать ее.

Но и во втором случае он будет движим не заинтересованностью в живых участниках драки, но тоже нежеланием изменить свое представление о себе, желанием сохранить представление. Опять он навяжет себе поведение, подчеркивающее ему его отличие от его среды и свое соответствие Я-идеалу, навяжет себе последовательное демонстративное поведение.

Первым следствием такого поведения будет, опосредованное действием, еще большее внутреннее отделение себя от своей среды.

Вторым - отделение себя в качестве части своей среды от себя демонстративного, искусственно в соответствии с идеалом создаваемого.

Таким образом, следствием демонстративного поведения станет еще большее искажение своего представления о себе. Большее отчуждение от себя своего первого Я, движимого потребностями в пользе для себя, сложившегося в своей основе в досознательиый период и развивающегося всю жизнь помимо контроля сознания.

Позже следствием демонстративного вмешательства в драку будет новая принужденная демонстративная деятельность, отсутствие которой будет сигнализировать несоответствие себя Я-идеалу и крах самооценки, удовлетворяющейся только соответствием Я-идеалу.

Демонстративное поведение, движимое напряженностью, вызываемой его отсутствием как сигналом краха самооценки, будет принуждено возобновляться вновь и вновь. Становится все более изощренным и все более лишаться какого бы то ни было приспособительного смысла для себя и для других. Лишаться какой-либо пользы, кроме сохранения не соответствующей действительности самооценки.

Если учитывать, что демонстративная деятельность, как роль плохого актера, внимание которого на том, как играет, но не что выражает, что демонстративная деятельность почти полностью изначально контролируется, выстраивается сознательно, то станет ясно насколько она неестественна, а потому трудна.

У человека и его организм движим во-первых потребностями социогенными - человеческими, выражающими заботу о создании и поддержании его человеческой среды, как непременного условия выживания. Сигнальная же связь демонстративной деятельности с человеческими, необходимыми для жизни в обществе и природными, необходимыми для жизни вообще потребностями, кроме потребности в одобрении, в самой малой степени отражает объективные связи явлений. Потребность в одобрении в человеческом обществе для взрослого человека подкрепляется одобрением гоже в конце концов, не когда он кажется (демонстрирует), но только, когда действительно является ему (обществу) полезным.

Если понять сказанное, то станет ясным, как все меньшее со временем демонстративная деятельность динамизируется, как мало подкрепляется реальным удовлетворением (одобрением и удовлетворением других потребностей), а не только его сигналом - сохранением самооценки.

Сколько изворотливости, непродуктивных бесполезных для себя и других затрат надо реализовать, чтобы сохранить единственное “афферентное, сенсорное подкрепление” - самооценку в качестве сигнала будущего одобрения.

Не имея иного приспособительного смысла, кроме сохранения ощущения соответствия себя Я-идеалу - сохранения соответствующей самооценки, не удовлетворяя своевременно потребностей своего первого неосознанного, живого и движущегося первого Я, движущего, дающего силы второму, демонстративная деятельность физически изматывает. Она рождает постоянную неудовлетворенность, ощущение недостаточности “чего-то”. Этим ощущением вновь и вновь подхлестывается, рождая психосоматику, неврозы, психозы, пьянство и всяческую осознанную несчастливость. Разочарование в себе и в жизни, цинизм, бездуховность, озлобленность.

ПРИМЕР № 144. “ВЫЦАРАПАВ У МУЖА КВАРТИРУ...” Тогда бывшая секретарь цеховой комсомольской организации, демонстративно повторявшая объективно глубокие гуманистические, полные партийною, значит заинтересованного в совершенно определенных целях смысла, повторявшая и осуществлявшая невыношенные ею, внутренне не освоенные, чуждые ей, как демонстрантке, не освоившей свою среду, лозунги, дорогие каждому, строящему себя и жизнь, советскому человеку, бывшая освобожденный секретарь цеховой комсомольской организации, разведясь с мужем, “выцарапав” у него квартиру, обозлившись на все и вся, разочаровавшее ее, торгует пивом и бесполезно лечится от истерического невроза.

Е. Евтушенко говорит, “но самый страшный в мире черт, учтите - это бывший ангел”!..

Еще несколько слов о результате вмешательства в драку и несколько примеров невключенности в свою общественную среду, или исключения из нее другого человека (что чаще одно и то же).

ПРИМЕР № 140. СЕБЯ ТО ОН И НЕ ПРИМЕТИЛ?! (продолжение). При любом исходе вмешательства демонстрант не будет удовлетворен исходом, не он его интересовал.

Это важно для понимания демонстративной деятельности.

Хорошо, если его поддержат и его вмешательство поможет, он получит некоторую реалистическую информацию о своих возможностях в изменении мира и о том, что его среда не так уж плоха. Это уменьшает пропасть между его идеалом и ею. При таком стечении вмешательство может продуктивно повлиять на самого демонстранта, приобщая его к человеческой среде. Если он выдержит травму открытия, что его среда не хуже Него!..

Но чаще его деятельность не соответствует необходимости. Она не вызывает недемонстративного сочувствия. И его же трое дерущихся вместе с тем, кого били, могут побить. А наблюдатели не поддержать.

Ясно какую обиду (и радость от ощущения, что он лучше всех) это вызовет у него. Ведь “он хотел, как лучше”, а те кому он помешал, его не поблагодарили!

Недемонстрант "лезет” разнимать драку для своей человеческой пользы и не обижается на то, что противник его не поблагодарил. На ошибках учится лучше ориентироваться в себе, в ситуации, в людях. Он не любит подставлять себя под удары без настоятельной необходимости.

Демонстрант же чаще во всем любой ценой, даже ценой отдавания себя на растерзание, черпает информацию о том, что он хороший, что мир хуже него, что он лучше мира.

Но обратное действие таких “открытий” - все большее одиночество, больший аутизм, большая агрессия к миру и больший страх перед ним.

Основной целью демонстранта является сохранить и повысить самооценку. Он удовлетворяется только, когда повысит ее, чаще за счет снижения в своих глазах оценки мира. Пусть ценой провокации собственного избиения!

Мир такой, каким поворачивает его к себе демонстрант, становится для него сигналом все большей угрозы.

Понятно, как бессмысленно трудно, мучительно ему жить в чуждом ему мире людей. И только из-за того, что в своей реальной деятельности он сформировался в человека в самой малой степени. Не умеет заботиться сам ни о себе, ни о продуктивном формировании своей среды, то есть не умеет заботиться ни о людях, ни о человеке в себе.

Воспитатели, чаще невольно и из лучших побуждений, принесли его в жертву собственному желанию чувствовать себя заботливыми, добрыми, нужными, в жертву иным своим амбициям.

И виноватых, как всегда в жизни, нет! Все вечно и все начинается с тебя, в этот момент.

ПРОТИВ ИСКАЛЕЧИВШЕГО ЕГО МИРА...

Человека формирует среда и он формирует себя в ней. Человека формирует труд, орудия труда... Человека формирует слово только, когда усваивается им как орудие и используется в отношении него как орудие. Иначе, слово формирует демонстранта. А демонстративное всегда рано или поздно рушится. Оно сменяется либо противоположной по характеру демонстративностью, либо человеческой несформированностью, инфантильностью, которая за ней скрывалась.

Демонстрант живет напоказ и его моральная сила высока только в самоотречении, в борьбе против искалечившего его в детстве мира. “Мир божий не приемлю!”

О РЕЗУЛЬТАТАХ ПРАКТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ДЕМОНСТРАНТА

Особенностью результатов практической деятельности демонстранта оказывается то, что какими бы значимыми с общественной точки зрения они ни казались, самого демонстранта они почти никогда не удовлетворяют или удовлетворяют только частично.

Если результаты удовлетворяют потребность в одобрении и самоодобрении, то есть соответствуют Я-идеалу, то они не соответствуют потребностям первого Я, не удовлетворяют биологически и индивидуально значимых потребностей.

Результаты же, удовлетворяющие биологически и индивидуально значимые потребности - потребности первого Я -чаще не соответствуют Я-идеалу, не удовлетворяют потребность в одобрении и самоодобрении и на сознательном, личностном уровне отвергаются. Они отчуждаются от собственного произвола или игнорируются.

При достаточно последовательном контроле за осуществлением в конкретных результатах поведения Я-идеала достижение результатов, осуществляющих потребности первого Я, оказывается, если не невозможным, то весьма затруднительным.

Вот пример различного личностного развития двух женщин, в семнадцать лет, сразу по окончании школы попавших в совершенно новую для них общественную среду.

ПРИМЕР № 145. НЕЛЬЗЯ БАБЕ ДОВЕРЯТЬ... Обе женщины росли в глухих маленьких деревеньках России. Обе последние классы школы оканчивали в райцентрах и жили там “на квартирах” у чужих людей. Обе неплохо учились. Для обеих огород, крестьянское хозяйство, поле и почти родственные отношения (в отличие от отношений в большом городе) со всеми соседями, со всей деревней, где все про всех все знают и все у всех на виду, для обеих деревенский уклад с детства стал привычной и уже не замечаемой, неосознаваемой необходимостью. Обе после школы попали в большой и незнакомый город.

Одна мечтала о “культурной городской жизни”. Уже от этой мечты только ко всему деревенскому и родному относилась со снисходительным высокомерием: “что уж говорить - деревенщина”. В город она уезжала с радужными надеждами. Верила, что очень хочет учиться, “побольше всего узнать, чтобы стать культурным человеком”. Немного даже стыдилась провожавшей ее малограмотной плачущей мамы.

Другая уехала в город от голода, на заработки. Сама “ревела коровой”, тайком прощалась и с речкой, и с козой -кормилицей, и чуть не с каждой травинкой... Но ничего не поделаешь, нужда погнала - уехала.

Одна поступила в техникум в Куйбышеве. Другая в Москве нанялась в домработницы.

Одна попала в “очень интеллигентное окружение”.

Говорить стала на особенном, “литературном”, каком-то мертвенно правильном языке. Без нужды напичкивала его мудреными штампами, которые в ее устах звучали цитатами из рассказов Михаила Зощенко.

Напоказ “интеллигентному окружению” постаралась как можно прочнее забыть, чуть только не вытравить из себя все деревенское.

Выйдя замуж за “очень умного, начитанного мужчину” -1 геолога, она хотела и надеялась все в их жизни организовать самым “культурным” образом. Чтобы муж мог никогда не стыдиться того, что у него деревенская жена.

Она систематически посещала концерты в филармонии. Водила мужа в театр, непременно в партер. С его знакомыми и с ним непременно заводила разговоры о современной международной обстановке, о древнегреческой мифологии и об искусстве.

Мне почему-то сейчас вспомнился один забитый, неграмотный пациент, страдавший инволюционной меланхолией.

Он умел только расписываться. Делал это значительно. Старательно помогал себе языком и украшал подпись множеством вычурных закорючек.

Всю жизнь он сколачивал ящики в цехе большого завода и назывался плотником. В семье был затюркан вечно шпынявшей его рослой и шумно уверенной в себе женой.

Когда он, выйдя на пенсию по возрасту, заболел, дома вспомнили о его существовании. Засуетились, запричитали, стали о нем бурно заботиться. Он вдруг оказался важной персоной. Даже взрослая грамотная дочь уделила ему свое внимание.

Вот этот старик раздобыл где-то старый “министерский” портфель. Нахлобучил на ежиком стриженную, седую голову мятую соломенную шляпу. И стал с портфелем и в шляпе расхаживать по квартире, время от времени возглашая: “Я -профессор, я - кандидат! Я - доцент, я - профессор!”. С тем его и привезли в психиатрическую лечебницу.

Итак, первая из наших женщин приобщалась к “культурной жизни”. Позже, уже инженером, она на работе навязчиво боялась, что у нее покраснеют руки и выдадут ее “плебейское” (именно таким словом она пользовалась) происхождение.

Ее “культурные” начинания кончились тем, что “никто ее не понял”. У всех горожан оказались “очень примитивные интересы”. Муж почти без перерывов стал пропадать в экспедициях. Много лет уже они только формально считаются супругами. Она ему никогда не простит “его несправедливости”.

Единственный сын вырос, женился и “тоже ее не понимает”. Он теперь хочет иметь второго ребенка и, наверное, надеется на ее помощь. Но она “навсегда” поссорилась со снохой: “Пусть на нее больше не рассчитывают!”. “Что за сын - не хочет о матери подумать!”.

Теперь ей осталось четыре года до пенсии.

В тридцать пять лет ее замучила экзема. Потом она “по-[теряла память”, “вообще перестала что-либо понимать”, [стала “будто я не я”, “зачем все, для чего люди вообще живут?”.

- Хотела покончить с собой, но одумалась. Поняла, что должна жить ради сына и с головой ушла в работу. Смысл жизни в труде для людей и я превозмогла себя.

Она “все отдала людям, а какая за это благодарность?!”

Последние семь лет страдает всевозможными "аллергиями". Не переносит шума, запахов синтетических порошков, мучается множеством страхов.

Выдрессировав себя в соответствии со своим Я-идеалом в дисциплинированнейшую куклу, нахватавшись ненужных ей сведений - “культуры”, не развив, а забыв язык своею детства, всю жизнь упрямо отмежевываясь от своих корней (в своей деревне она не была, стараясь о ней забыть с тех пор, как кончила техникум - более тридцати лет), женщина в пятьдесят один год оказалась “у разбитого корыта” и с массой болезней.

Семья не сложилась. На сына обижена. Внуками заниматься не хочет, считая, что “пора пожить для себя”. В своей пресловутой “культуре”, ничего от нее не получив для себя, разочаровалась. Никуда не вывела ее “нить Ариадны” (так она, демонстрируя и теперь свою грамотность, называет Ариадну).

Удовлетворяя потребность в самоодобрении она ждала счастья, но оставила неутоленными почти все свои естественно

человеческие нужды.

Мир, не отблагодаривший ее за многолетнюю демонстрацию, представляется теперь ей несправедливым, чуждым, злым. Мир для нее стал непонятным и пугающим.

- Права была мама! - “Живи, - говорила, - просто. Живи!”.

Другая женщина, которую погнала в город нужда, своим заработком и сбережениями домработницы помогала матери растить меньших братишек. По деревне тосковала горько. Работая у виднейшего профессора языковеда, просторечия своего не стеснялась и в интеллигентку не пыжилась.

Профессор заинтересовался самобытностью и богатством ее языка. Из домработницы она превратилась, оказавшись смышленой, в помощницу, потом, сама увлекшись языкознанием пошла учиться, окончила историко-филологический факультет Московского университета, оказавшись талантливым филологом. В совершенстве владея впоследствии кроме литературного языка множеством диалектов, она не только не стыдилась своего происхождения, но напротив, уже будучи доктором наук, ведя профессорский курс на филологическом факультете МГУ, эта другая женщина, и читая лекции, не упускала случая поговорить на своем прежнем, “деревенском” наречии, сочность и богатство которого сотворили ее как ученого.

- Вот, лежу давеча со своим (тот профессор, у которого она была в домработницах, теперь не только ее товарищ по работе, но и ее муж)... Нельзя, грю, бабе экзамен доверять. Мне портниха платье перекосила, я-ть всем двоек наставлю.

Женщина жила, всегда оставаясь собой. Новые обстоятельства формировали у нее новые интересы. Интерес -отражение развития потребностей первого Я - давал силы на освоение нового, на приобщение к действительной и высокой человеческой культуре. Не вопреки себе, а естественно осуществляя себя, все более полно и свободно себя реализуя.

ВЫБОР КАЖДОГО И ВСЕХ

В мире, который не занят человеком, демонстративность для психологически еще незрелого человеческого существа -чуть ли не единственный способ сохранить биологическую свободу, здоровье и жизнь. Но она же - и одно из самых действенных орудий разрушения им своего человеческого мира, а через него и себя, сначала как человека, а потом и как биологическое существо.

Цивилизации, которые молятся иным (любым) богам, кроме человека, поставив этих богов над ним, своим неприятием, отрицанием отдельного живого своего участника -человека такого, каков тот есть на всех уровнях его природного и общественного существования теперь, породили свою западню - демонстративность - единственное для каждого средство выжить и верный способ... самоубийства, растянутого на целую человеческую жизнь отдельного человека и... Рода Человеческого.

Демонстративоность - западня, но не только в гибельном смысле. Она еще и шанс каждого овладеть ею - средство человеческого "естественного отбора".

Те, кто выбрал найти свой способ сквозь него продраться, выпутаться из "западни" и, взяв ответственность за себя и свой мир, уцелеть, "входят людьми в историю"(Б.Л. Пастернак), своей жизнью творят живое человеческое будущее, Человеческую Вечность.

О непреднамеренной ориентировочно-оценочной деятельности в отношении собственных потребностей и их объектов. О сознательных, преднамеренных выборах. О рационалистическом, навязывании себе поведения, противоречащего собственным потребностям и о демонстративной имитации выбора. Физиологические механизмы. Различие в физиологической сущности перечисленных деятельностей.

1. ОРИЕНТИРОВОЧНО-ОЦЕНОЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

В ОТНОШЕНИИ СОБСТВЕННЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ И ИХ ОБЪЕКТОВ - ВЫБОР

Мы теперь знаем, что всякая деятельность человека и активность его организма, начиная от нервной и кончая целенаправленным поведением, мотивируется (обеспечивается энергией, движется и регулируется в ее избирательности, направленности) врожденными и приобретенными потребностями. Точнее неудовлетворенностью этих потребностей.

Мы знаем, что врожденные потребности есть потребности в сигналах удовлетворения. Что их объекты вызывают активность только при наличии неудовлетворенности соответствующих врожденных потребностей.

Знаем, что способные мотивировать деятельность при отсутствии неудовлетворенности врожденных нужд приобретенные потребности есть потребности в сигналах возможности удовлетворения этих врожденных и других, приобретенных нужд. То есть, приобретенные потребности - это потребности в условиях, без которых человек не умел удовлетворять другие потребности, в условиях, обеспечивающих возможность их удовлетворения, потребности в залогах такой возможности.

Мы знаем, что сексуальные потребности занимают промежуточное положение между врожденными потребностями и приобретенными под влиянием условий формирования человека.

Знаем, что их биологически, врожденно обусловленный компонент окончательно формируется при жизни, что объективизация напряженности, вызванной их неудовлетворенностью происходит в условиях, отличных от условий объективизации всех других врожденных потребностей.

Объективизация сексуальной неудовлетворенности происходит не в досознательный период, а - когда система сознательных способов деятельности в значительной степени уже сложилась.

Это затрудняет объективизацию, реализацию и осознание соответствующей биологической нужды, а иногда делает их (объективизацию, реализацию и осознание) невозможными.

Знаем мы и то, что, являясь видовой, а не только индивидуальной необходимостью, сексуальная потребность в обществе людей формирует свой приобретенный компонент.

Ее реализация становится условием, дающим возможность удовлетворения других приобретенных нужд. Например - потребностей в признании, одобрении, быть причастным, смысла жизни. Иными словами, реализация сексуальной потребности становится сигналом возможности удовлетворения других потребностей.

С другой стороны, ее биологическая реализация становится способом удовлетворения этих других потребностей. Без их удовлетворения сексуальная потребность в ряде случаев уже не может быть удовлетворена и наоборот удовлетворяется, только удовлетворяя их.

Понимая, что и способы удовлетворения потребностей человека, и условия его существования изменяются, мы уже ¡уяснили, что условия, вчера бывшие необходимыми для реализации тех или иных потребностей человека и ставшие объектом его приобретенной потребности, сегодня могут перестать быть объективно необходимым.

Уяснили, что вчера безразличные или несуществующие [условия сегодня могут стать объективно необходимыми для ¡удовлетворения уже существующих потребностей.

Поняли, что наличие потребности в условиях, ставших объективно несущественными, и несформированность потребности в объективно необходимых условиях может затруднить и сделать невозможной самореализацию и обусловить неприспособленность (дезадаптацию).

Неудовлетворенность потребности в потерявшем объективную необходимость условии затормозит реализацию нужд, которые теперь могли бы быть удовлетворены и без этого условия.

Несформированность потребности в условии, без которого удовлетворение какой-то или каких-то потребностей стало объективно невозможным, оставляет свободным осуществление деятельности, которая без этого условия оказывается бесполезной, бессмысленной или даже вредной тратой. Деятельность же по достижении необходимого условия не осваивается, не осуществляется и человек “пытается головой пробить стенку, не видя двери, или ломится в открытую дверь”.

Развитие, изменение человека и его условий делает необходимым осуществляемую в большей или меньшей мере на протяжении всей его жизни перестройку деятельностей, реализующих его приобретенные, сексуальные и даже врожденные потребности.

При такой перестройке одни потребности приобрети ются вновь, другие полностью утрачиваются, третьи утрачиваются только частично, так что извращается, изменяется характер влияния их объектов. Меняется и характер соподчинения реализующих потребности деятельностей.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ. ОРИЕНТИРОВОЧНО-ОЦЕНОЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИЛИ ВЫБОР. Деятельность по перестройке, утрате одних и приобретению других потребностей, приводящая к изменению сигнального значения их объектов здесь называется ориентировочно-оценочной деятельностью в отношении собственных потребностей или выбором.

Она может происходить под влиянием условий непроизвольно или производиться преднамеренно, сознательно и результате понимания необходимости в ней.

В первом случае мы будем говорить о невольном или неосознанном, а во втором - о сознательном преднамеренном выборе.

При этом будем иметь ввиду, что преднамеренным, осознанным может быть только:

- постановка проблемы,

- перебор вариантов тех или иных последствий того или иного решения,

- интеллектуальная оценка значимости и значения этих последствий,

- попытка эмоционально оценить эти последствия путем, например, вызывания ярких представлений о них.

Произвольным же может быть:

- создание себе условий, максимально способствующих осуществлению выбора в осознанно предпочитаемом направлении,

- осуществление поведения в соответствии с выбранным направлением,

- контроль соответствия и несоответствия поведения выбранному направлению,

- регистрация результатов поведения и характера эмоциональных реакций на эти результаты,

- регистрация изменения эмоционального реагирования на объекты отвергаемых выбором или формируемых потребностей.

Само же протекание выбора (перестройка потребностей) осуществляется на физиологическом уровне и от произвола не зависит.

Сознание может только:

- играть роль пускового или приостанавливающего фактора,

- регулировать создание оптимальных условий для протекания выбора,

- осуществлять наблюдение за этапами его течения (чтобы вовремя способствовать или помешать) и

- с большей или меньшей степенью точности констатировать факт, что выбор завершился: потребность сформирована, потребность утрачена, потребности соподчинены.

Об этапах протекания выбора можно судить по психофизическому состоянию осуществляющего выбор человека и по изменениям его реагирования на объекты перестраиваемых или формируемых потребностей и сигналы этих объектов. При этом существенно не столько произвольное поведение, сколько:

- непроизвольные, недемонстративные эмоциональные и

- непосредственно вегето-соматические и

- тонические реакции на эти объекты, а так же

- непроизвольно возникающие содержания сознания.

После того, как мы проанализируем физиологический

механизм преднамеренных и непреднамеренных выборов, станет ясно, что ВЫБОР МОЖЕТ БЫТЬ: РАСТОРМАЖИВАЮЩИМ инициативу и ТОРМОЗЯЩИМ ее осуществление.

Первый выбор биологически, индивидуально и личностно полезен, второй вреден.

Первый способствует самореализации, второй ей препятствует.

Первый выбор означает большую приспособленность этой личности, этого человека и его организма, второй -большую неприспособленность.

Первый выбор расширяет возможности самоутверждения, второй их сужает.

По-моему мнению первый выбор имеет положительный, жизнеутверждающий социальный резонанс и результат, второй побуждает окружающих к самоотречению, аскетизму, обесцениванию индивидуальнейшего в себе во имя устаревших догм, абстракций, химер и фетишей, противопоставляющихся индивидуальным и общественным живым нуждам и предпочитаемым этим последним.

От тормозящего инициативу выбора надо отличить:

- торможение деятельности, вызванное неудовлетворенностью потребности в условиях, объективно необходимых для успешной реализации этой деятельности (то есть торможение деятельности пока нет необходимых для нее условий), или

- начало утраты потребности в условиях, объективно бывших прежде необходимыми для успешной реализации этой деятельности, или

- начало утраты потребности в условии, достижение которого объективно невозможно и которое объективно не является необходимым для самореализации, но потребность в котором уже сформирована и еще есть.

2. РАЦИОНАЛИСТИЧЕСКОЕ НАВЯЗЫВАНИЕ СЕБЕ РЕШЕНИЙ И ПОВЕДЕНИЯ, НЕ СООБРАЗУЮЩИХСЯ С СОБСТВЕННЫМИ ПОТРЕБНОСТЯМИ

От ориентировочно-оценочной деятельности в отношении собственных потребностей надо отличать рационалистическое навязывание себе решений и поведения, вовсе не сообразующихся с собственными потребностями и реализующего потребности в сохранении привычного стереотипа или в других ценностях, объективно утративших в этом случае свой приспособительный смысл.

Рационалистическое навязывание себе поведения без учета своих актуальных нужд возможно, благодаря тому, что сознание само является сигналом возможности удовлетворения самого широкого круга потребностей.

Сознательно регулируемое поведение, таким образом, является наиболее мотивированным.

Сознательно организуемой произвольной деятельностью может быть подавлена почти любая конкурирующая активность.

Рационалистически навязываемое себе поведение осуществляется вопреки деятельности, выражающей актуальную неудовлетворенность. При этом тормозится только моторный компонент подавляемой активности, хотя нейро-вегетативные и психические ее компоненты становятся или остаются неосознанными, но остаются не выторможенными. Так создается соответствующая неудовлетворенности скрытая доминанта.

Эта скрытая доминанта проявляется вегетативными дисфункциями и дезорганизацией психического, а затем и поведенческого компонентов сознательно организуемого, навязанного себе поведения.

Таким образом рационалистически навязываемое себе поведение не есть результат выбора.

Оно включает в себя только внешний моторный компонент деятельности и потенцирует нервно-вегетативные компоненты подавляемой активности, чем обусловливает последующую дезорганизацию самого себя.

3. ДЕМОНСТРАТИВНАЯ ИМИТАЦИЯ ВЫБОРОВ

Демонстративная имитация выборов отличается от рационалистического навязывания себе поведения, несообразующегося с актуальной неудовлетворенностью, только тем, что включает в себя воспроизведение известных человеку, произвольно вызываемых внешних эмоциональных, вегетативных и содержательных психических проявлений оценочно-ориентировочной деятельности, которыми вытормаживаются почти все, контролируемые сознанием компоненты деятельности, вызванной актуальной неудовлетворенностью, компоненты, обнаруживающие неудовлетворенность сознанию.

В случае демонстративной имитации выбора человек убежден, что он действительно совершил выбор и что действует в соответствии с актуальными для него потребностями.

Демонстрант живет “в образе”. Этот образ - демонстративная имитация выбора - для самого имитатора очень убедителен.

Как все демонстративное, проявления демонстративной имитации гораздо схематичнее и выразительнее проявлений истинного выбора, имеют оттенок экзальтированности. Это следствие того, что в них акцентированы существенные для сознательного контроля параметры. Иначе эти проявления не были бы убедительны для самого человека, ориентирующегося в себе не чувственно, интуитивно, а рационалистически - по знакам.

Демонстративная имитация выборов так же, как и рационалистическое навязывание себе поведения, потенцирует подавляемую конкурирующую деятельность, чем тоже способствует последующей собственной дезорганизации (только в еще большей степени).

4. ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ МЕХАНИЗМ ОРИЕНТИРОВОЧНО-ОЦЕНОЧНОЙ

ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ОТНОШЕНИИ СОБСТВЕННЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ И ИХ ОБЪЕКТОВ

5. ПРЕДНАМЕРЕННЫЙ, ОСОЗНАННЫЙ ВЫБОР

6. РАСТОРМАЖИВАЮЩИЕ И ТОРМОЗЯЩИЕ ИНИЦИАТИВУ ВЫБОРЫ

 

ПРИМЕРЫ РАЗЛИЧНЫХ ПОСЛЕДСТВИЙ ПРОТЕКАНИЯ ВЫБОРОВ

 

Вот пример последствий протекания выборов.

 

ПРИМЕР № 146. ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ЕЕ ЖИЗНИ.

Я рассматривал фотографии одной очень демонстративной, беспечной, непоследовательной, но конформной в поведении молодой женщины, недавно “очень” счастливо вышедшей замуж и утрировано ярко верящей, что она “до сумасшествия” любит мужа.

Кроме заученного обаяния, глупых детских рук и импульсивных невольных, очень непосредственных, но всегда тормозимых демонстрируемой “взрослой” осведомленностью во всем реакций, моя пациентка не обнаруживала ничего своего. Этакий опереточно-вузовский стандарт. Трафаретный эрзац мировых эталонов современной женщины-инженера из “Журнала мод”, “ Наука и жизнь” и “Клуба кинопутешествий”.

Фотографии с детства.

Сначала жизнерадостный бутуз.

Потом эдакая худущая шкода.

Потом нахаленок с выраженным своим характером.

Потом девочка-разбойница.

Потом расцветшая вдруг сразу и сразу сложившаяся грациозная, доверчивая и увлеченно играющая взрослую девочка. Живые, грациозные, трепетные руки; вся - внутри обстоятельств и вся нетерпение, вся - голодная до завтрашнего дня...

И вдруг... Какая-то отстраненная от других участников семейной фотографии. Отдельная, вне их, со стороны... Не такая! Чем-то отодвинутая от своей среды. Снисходительно заботливая, как старшая. Чем-то не имеющая права к ним близко, в них, с ними. Чем-то виноватая, охладившая себя дама.

Вдруг - умершие руки. И... совершенно стандартно красивая.

На других фотокарточках она будет и очень красивая... И ярко, и хищно красивая... Нарисованной, внешней, забытой, оставленной на фотографии, как на прилавке, куда-то ушедшей обладательницей красотой.

А руки теперь: всегда трафаретно сложены. Рука об руку, под грудью. Одна свисает пустой перчаткой, сутуля зябкие плечики.

Расстояние между фотографиями, как мне хотелось представить, месяца два и девочке 13-14 лет.

Да, и еще! На фотографиях с маленькими детьми она -какая-то виноватая. Тянущаяся к ним и будто насильно отделившаяся, запрещающая себе тянуться. Отдельная и неловкая с ними. Словно запачкать их боится...

“Черт знает, что с собой наделала!..”

- Говорите, что произошло после этой фотографии?! Здесь вас не стало!.. Душу вытрясли!.. Как можно с собой так!..

Судя по фотографиям, в промежутке между ними состоялся непреднамеренный, вероятно вызванный шокирующими обстоятельствами, вытормаживающий инициативу, сковывающий самовыражение, самореализацию выбор.

И вот, что произошло с этой девочкой в действительности.

В 13 лет, городской задавакой, заводилой и разыгрывающей взрослую по сравнению со сверстниками девушку, она приехала на летние каникулы к бабушке в деревню и, естественно, влюбилась в самого красивого на селе взрослого 20 лет парня.

Физически она тогда уже сложилась в женственную женщину.

В парня влюбилась не романтически, а самым естественным образом. Ей хотелось гладить его шерстяные, большие и сильные руки, тесно прижаться к нему, хотелось и было страшно, чтобы он ее целовал. При разговоре с ним ее трясло в ознобе...

Она чувствовала, что тоже нравится ему.

Во время какого-то праздника с самогоном и водкой, она, городская и взрослая, никем в деревне не контролируемая, впервые в жизни, вместе со взрослыми выпила. Выпила, стараясь об этом не думать,., но до дрожи зная, что пьет, чтобы подойти к нему... Что что-то будет... Что трезвой ей нельзя - гордость не позволяет.

И она подошла.

Вернее позволила ему подойти к себе.

Сладкая и страшная дрожь колотила, когда он, тоже пьяный, целовал ее и она пьянела от чего-то непонятного, еще больше “была страшно пьяна”...

И вдруг его рука, нетерпеливо ищущая ее тела, резким движением пьяного причинила незнакомую острую боль...

Хмель прошел сразу.

Пронзило страхом того, что, казалось, произошло.

Кончилась игра.

Мысль, что эта боль означает... Что она больше - не та девочка, какой была за мгновение до того... Что она пьяная, с этим пьяным,., потеряла что-то для нее очень ценное... Что она всех обманула... Что сделала что-то страшно постыдное... перед всеми, кто ей верил... Эта мысль, пронзительно мелькнув, потрясла. Не только протрезвила. Но ничего не оставила от только что бывшего ее плотью и кровью трепета, сладчайшего волнения, ничего не оставила от искреннего девичьего чувства к мужчине.

Ужас двигал ее руками...

Она с отвращением и злобой оттолкнула пьяного парня и, побледнев, чуть не упала...

Он, тоже перепуганный насмерть, на руках отнес ее на постель. Укрыл одеялами.

Ее трясло в лихорадке. Она ничего не хотела видеть, знать, погашать... Зуб не попадал на зуб... Начались месячные.

Она лежала, чувствуя себя в луже крови. Вошедшая бабка прогнала парня, напоила ее горячим. Девочка сразу, “как сбежала”, уснула. Словно потеряла сознание...

Проснувшись она уже была другой.

Она чувствовала себя “не такой как все”. Хуже всех. Потерявшей что-то, что должна была сберечь... И, притом, как-то скверно, неестественно потерявшей... От пьяного движения руки.

Странным казалось, что все вокруг прежнее...

... И праздник прежний продолжается похмельным утренним вином.

“Почему они могут веселиться?!.. Они могут! Она больше не вправе быть с ними. Она не такая!” - Все изменилось.

Парня она больше никогда не видела.

Из деревни утром уехала.

Удивительным было вдруг пришедшее чувство, что “внутри она все-таки осталась чиста”, вне, “над всей этой грязью”.

Только собственное тело, с которым произошло “это”, станет ей чужим и неприятным. Даже не неприятным... Скорее безразличным, обесцененным... Нечего больше беречь... Нечего принести в подарок любви и любимому.

Впоследствии она, вспомнив, что он намного старше, поверит, что это было изнасилование!

Забудет, что сама специально напилась.

Поверит, что он “воспользовался тем, что она была пьяна до беспамятства”.

Поверит, что ничего не помнила, и ничего... не хотела.

Ведь, и в самом деле, она хотела только его рук, его поцелуев, его близости рядом, чего-то неведомого, никогда прежде не испытываемого.

Она была еще девочкой, в которой только просыпалась женственность.

К большему, чем объятия и поцелуи, выражающие девичью нежность, она не была готова. В большем не нуждалась.

Полные и утоляющие чувство отношения мужчины и женщины ей еще были не нужны. До них она не выросла. Не созрела...

А здесь еще и пьяная размытость чувств и действий...

 

КОММЕНТАРИЙ

Поверив в изнасилование, она отчуждит от себя, от своего произвола, своей инициативы происшедшее, как “грязное”, а вместе с ним подвергнет отчуждению и собственное живое, первое трепетное и искреннее чувство, первое влечение всем существом к мужчине. Оценив как “грязь”, она его вытормозит, не оставив корня для дальнейшего формирования и развития осознаваемой в качестве своего желания женственности, любви, влечения.

Теперь сексуальное станет отдельным, чуждым ее я, низменным влечением тела, которое будет подавляться, а значит, усиливаемое подавлением, расти в качестве чуждой я похоти или, вовсе не осознаваясь, проявляться невольным жеманством, бездушным кокетством.

Наказанное однажды страхом желание будет впредь подавляться, едва осознаваясь, и реализовываться демонстративной игрой в него только, когда оно уже прошло, потеряно, когда уже не страшно ничего потерять, потому что ни в чем не нуждаешься.

Однажды “наказанное” желание, впредь проявляется добровольным отказом от желаемого, а потом игрой в желание, которого нет. Именно это отметил Сартр, говоря, что “истеричка подменяет оргазм судорогами”.

 

ПРИМЕР № 147. Я СЕГОДНА УБЕЖАЛА ОТ СЕБЯ

. Одна моя пациентка, лечась на восьмом году брака, в котором отношения мужчины и женщины подменяются доверительным общением друзей, тридцатишестилетняя инженер, прибежала ко мне в смятении:

- Я сегодня убежала из дома!..

- Что стряслось?

- Я его впервые в жизни хотела!..

- Ну и ?..

- Я испугалась: а вдруг это будет, вдруг потом я вновь захочу, а он ответит мне отказом Что ж я должна буду унижаться! Ведь это очень сильное желание! Я и убежала, чтобы с ним справиться.

Такая борьба мотивов очень редко осознается и уж почти никогда не высказывается истериком вслух.

Вспомните фильм: “У озера”. Там героиня тоже убежала, не сумев принять подчинение себя своему чувству и, вместе с ним, риск терять нужное и переболивать потери, не отказываясь от себя, от того, чтобы вновь желать, “И снова, снова мочь любить!”, то есть жить.

ПРИМЕР № 146. ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ЕЕ ЖИЗНИ (продолжение). Наша девочка, отказав себе в чувстве, осталась с идеей “возвышенной” любви, и выстроила себя “по образу и подобию”, не сумев вытормозить только своего изначального обаяния, детских, глупых рук и непосредственности ориентировочных реакций. Правда, обаяние стала заученно использовать, как защитную от всяческой агрессии предупредительную и обезоруживающую маску.

Когда ей через год вновь понравится парень, она будет идти с ним по весенней дороге с одним чувством, чтобы дорога эта никогда не кончилась: “Вот так бы и шла всю жизнь рядом, вместе с ним”. Но едва он дотронется до нее, попытавшись поцеловать, чувство пройдет, сменится досадой разочарования и безразличием.

 

КОММЕНТАРИЙ

Это то самое вытормаживание функций, вызывавшихся прежде условными сигналами выторможенной мотивационной деятельности.

ПРИМЕР № 146. ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ЕЕ ЖИЗНИ (продолжение). Потом она, желая любви “как у всех”, будет... играть влюбленности одну за другой,., чувствовать себя недотрогой, злостью и агрессией реагирующей на любое прикосновение. Потом будет целовать известными по книжкам и кино, холодными, но чрезвычайно выразительными поцелуями, пугая ими и подавляя инициативу юношей сверстников, всегда оставаясь неутоленной.

В 21 год она поверит, что любит женатого мужчину и в первой близости, увидев текущую по ногам свою кровь, на мгновенье очнется: “Так зачем же я?.. Значит тогда ничего не было?... Или я... хоть наполовину, оставалась девочкой?.. Зачем же я так небережна с собой?!” - но отмахнется от запоздалого чувства и... обидится, что он, чужой муж, не оценил ее ему подарка. И вновь будет искренне играть в то, что “все так и надо”, что она любит и хочет того, что делает.

Она не заметит, что, даря демонстрацией, лишает его своего сердца, и поэтому он останется не с ней, а с женой.

Демонстративно, из “гордости” будет верить, что она сама его оставила, но будет переживать обиду на него, верить, что он “принес себя в жертву” жене и ребенку.

Она станет мучаться вопросом - не фригидна ли, и играть в сексуальность.

После разрыва, вновь опустевшая, она будет лежать, часами глядя в потолок, желая смерти и истязая себя наслаждением смертельного покоя от потери всех желаний.

Потом, вдруг, испугается смерти.

Испугавшись, поверит, что хочет жить и вновь влезет в отчаянную демонстрацию себя энергичной, беспечной и неотразимой -’’прямо киноактриса”!

И замуж она выйдет вдруг сразу, движимая доверием к нему, его уверенностью в себе и в них, будет изображать любовь “до обмороков”, подспудно боясь своей фригидности и того, что она его не любит и... Вообще, не полноценна и не может любить.

Играя горячность, она будет бояться своей подспудной глубокой холодности, ужасающей ее саму.

Счастливая “очень” в браке, она будет скучать по маме и, стыдясь, прятать это от себя.

Упрямясь, она будет верить в “его чистоту”, а себя чувствовать виноватой, обманывающей и плохой, но “хорошей внутри”.

Благо он старше. В самом деле любит ее и не демонстрируемую, а ту первую, которой она в себе уж и не помнит.

Видя их перспективы, понимая, что ее муж, если не в словах, то сердцем, опытом понимает ее, знает ее биографию не по ее или чьим-то словам, а любя ее... Зная, что ее страх разоблачения перед ним и самой собой необоснован, что он принимает ее первую, я поставил следующий, побуждающий к новому выбору вопрос...

 

КОММЕНТАРИЙ

Но прежде, чем переходить к вопросу, надо сделать несколько замечаний.

Я нарисовал схему последствий выбора, очень упростив ее.

Существенно, что фотография, на которой девочка живая, стремительная, с неповторимым своим рисунком движения рук, сделана не в 13 лет, до описываемого шокирующего события, а через полтора - два года после него, когда биологическое созревание подростка в девушку уже завершалось. А семейная фотография, где она отстранена от своей среды, и фотокарточки, на которых она, отделившись от племянника, осторожно касается его, словно боясь запачкать, эти фотографии сделаны еще через пару лет, когда физически она окончательно сложилась. То есть, когда биологическая система, зарождение которой формировало биологическую основу той женской потребности, попытка реализации которой в общении так неудачно закончилась для девочки в 13 лет, когда биологическая половая система уже сформировалась.

Это существенно потому, что созревание половой биологической системы приводит к формированшо достаточно сильно мотивирующей деятельность потребности, а с нею к формированию нервной подкорковой активности и соответствующей избирательной реактивности коры. Эта избирательность будет теперь, после тормозящего данную функциональную систему выбора, проявляться прогрессирующим с ростом неудовлетворенности снижением реактивности именно к сигналам, специфичным для данной потребности, прежде вызывавшим соответствующую ей активность. Теперь эти сигналы будут усиливать вытормажи-вание, и тем больше, чем чаще девушка с ними сталкивается и чем больше их сигнальное влияние. Сигнализируемая ими деятельность будет последовательно выпадать, “выстригаться”, “вычеркиваться”.

ПРИМЕР № 146. ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ЕЕ ЖИЗНИ (продолжение). Поэтому утренний после “выбора” шок скоро пройдет. Никаких изменений в девушке, кроме ощущения, что в ней “какая-то пружинка в сердце noBqmynacb и обратно не выворачивается”, ничего заметного не произойдет. Только иногдашняя мысль и проявляющееся поведением ощущение: “не такая”.

И только столкновения, встречи с молодыми людьми, и не всеми, но только нравящимися ей “издали”, и только, когда они проявляют инициативу, только когда становятся доступными, только встречи обнаруживают последствия выбора, только такие встречи вызывают последовательное и глубокое торможение отвергнутой выбором деятельности.

 

ПРИМЕР № 148. ТОЛЬКО. КОГДА НЕЛЬЗЯ!

Одна из пациенток говорила, выражая очень характерное для истерии явление:

- На расстоянии я по нему с ума схожу, жить без него не могу! Как только он ко мне, я от него бегу или он мне скучен, неприятен, раздражает и ничего не могу с собой поделать.

Другая рассказывает, что мужчины интересуют ее только “до того”. При этом волнуют до дрожи. Она подчинена их произволу, жесту, взгляду... Сама же близость ей ничего не дает. Напротив, все разрушает, обманывая ожидания.

Третья говорит, что муж волнует ее только в самых неподходящих ситуациях, “когда нельзя”: в трамвае, на пляже, когда его замечают другие женщины (“люблю его их глазами!”), во время месячных и так далее...

 

КОММЕНТАРИЙ

Именно потому, что последствия вытормаживающего чувство выбора сказываются вполне только по мере полного формирования потребности в биологическом плане и после последовательного вытормаживания соответствующей деятельности последующими встречами с досягаемыми “объектами потребности”, именно поэтому заметными они бывают первые дни и потом только через месяцы и годы, в результате последовательного вытормаживания соответствующей деятельности и индуцируемого этим торможением усиления тормозящей мотивации, то есть в данном случае демонстративной, изначально сознательно выстраиваемой деятельности.

Я сознательно для наглядности изложения сместил во времени даты этих фотографий и промежуток между ними.

“Опустошенная, она желала смерти!” - часто именно так переживается желание убежать, спрятаться, не помнить, не знать того, что было, поверить, что не было, дереализовать живой факт жизни, а вместе и реальную жизнь целиком. Вживание “в образ” приводит некоторых истериков к демонстративным, часто достаточно опасным, попыткам к самоубийству . Так, что, хоть и очень редко, они иногда и в самом деле кончаются гибелью.

В действительности же, истерик жаждет жить, но не умеет найти оправдывающей жизнь вообще и свою в данных обстоятельствах “мотивации”, убедительной для его сознания.

Не умея найти позволяющих остаться живым оснований, он сохранение жизни воспринимает, чуть ли ни как предательство себя и непоследовательность.

Вместо отвергания своего, объективно неоправданного внутренней необходимостью выбора, истерик отвергает себя и жизнь. Требуя ее (жизни) оправдания перед его идеей, оправдания желания жить логикой, а не служения логики, идеи, разума этой жизни, которая и есть он в действительности.

Для него первична идея, разум, и вторична материя, жизнь, в которой его душа формируется.

Мы здесь говорили о непреднамеренном, вызванном шокирующими обстоятельствами, тормозящим инициативу, самоактуализацию и осознанную самореализацию, выборе у женщины.

В нашем примере следствием такого выбора оказалось торможение запретной, осуждаемой, социально отвергаемой (по детскому ощущению тринадцатилетней девочки) естественной сексуальной деятельности (для которой она в момент “пуска” выбора ни социально, ни даже физически еще не созрела). В результате на сознательном уровне обесценились ее непосредственные, живые проявления и объекты (сигналы), вызывающие такие проявления.

Это значит, что биологически и индивидуально значимые сигналы (объекты соответствующей, формирующейся потребности), больше не признаются женщиной достаточно значимыми, чтобы она могла позволить себе, соответствующее им сознательное поведение. Далее игнорируется и не осознается их индивидуальная значимость, и эмоциональное реагирование на них не замечается или не ставится в связь с ними. Сигналы принимаются за безразличные, не имеющие сигнального значения. Далее не замечаются или не ставятся в связь с биологически значимыми сигналами вегетативные реакции на них.

Но сознательному контролю подвластно только поведение, речь, грубая пантомимика и, частично, дыхание.

Формирующаяся сексуальная потребность, оставаясь несознаваемой, тем не менее, все более настойчиво требует реализации. Это значит, что ее биологически (безусловно) значимые объекты (сигналы) вызывают все более яркие, выраженные вегетативные и эмоциональные сигнализируемые реакции. На основе этих объектов, формируются все новые индивидуально значимые их сигналы.

Не сознаваясь в качестве биологически и индивидуально значимых, эти сигналы, тем не менее, вызывают сигнализируемые реакции.

Реализуясь импульсивным, неконтролируемым сознанием поведением, эти реакции отчуждаются от собственного произвола, от своей инициативы. Они либо игнорируются, либо относятся на счет обстоятельств, на счет “заставившей” чужой инициативы ложно обосновываются, в крайних случаях даже по-бредовому. Но никогда эти, сигнализируемые реакции не осознаются в качестве проявлений собственных желаний, а реализующее их, импульсивное поведение, как поведение, осуществляющее свои желания.

В тормозящем инициативу выборе за свое Я и “точку отсчета” в осознании, в качестве “своего” и “не своего” - “сделанного”, “навязанного”, принимается одобряемое воспитателями, интериоризированный сгусток одобряемого ими, то есть уже известный нам Я-идеал.

Все действительно свое, то есть отношения - сигнализируемые реакции, вызываемые биологически и индивидуально значимыми сигналами, не признанными одобряемыми (до того как они вызвали соответствующее им реагирование), признается чуждым Я.

Эмоциональные состояния, вызванные удовлетворением или неудовлетворением неосознаваемых, неодобренных Я-идеалом потребностей, тоже признаются чуждыми Я -“сделанными”. На худой конец, переживаются проявлением болезни.

В конечном итоге, все деятельности, возникшие по несознаваемым, не одобренным предварительно причинам, деятельности, не организованные демонстративно, как бы по предварительному сценарию, на основе уже сознаваемого образа себя - Я-идеала, все недемонстративные деятельности, если они не принимаются чисто биологическими (не имеющими отношения к душе), после тормозящего инициативу выбора либо игнорируются, либо в произвольных проявлениях тормозятся, либо отчуждаются от произвола своего Я и ложно обосновываются одобряемыми поводами.

Каких бы потребностей ни касался тормозящий инициативу выбор, он на сознательном уровне обесценивает все проявления первого Я и отвергает значения сигналов, мотивирующих деятельность этого первого (неосознанного) Я, отчуждает инициативу, первое Я индивида от произвола второго (осознанного) Я.

Вытормаживание одних проявлений инициативы, обесценивание и отчуждение их на осознанном уровне ведет к последующему вытормаживаннию, обесцениванию других ее проявлений, всего непосредственно эмоционального, недемонстративного, имеющего ту же эмоциональную окраску сознательной незапрограммированности, импульсивности, естественности, что и выторможенная деятельность.

Биологически значимые сигналы обесцененной, выторможенной деятельности вызывают вегетативные реакции, причины которых не сознаются. Это настораживает, пугает, побуждает искать заведомо ложные объяснения (верное понимание уже отвергнуто), обуславливает невротическое эмоциональное реагирование и поведение.

Игнорируемые вегетативные проявления, сигнализируемые несознаваемыми сигналами отвергнутой выбором деятельности могут становиться причиной и содержанием психосоматических заболеваний. Нереализуемая в поведении, эмоциональном реагировании и неосознанная неудовлетворенность может реализоваться психосоматическим страданием, искажать нервную и психическую активность.

В зависимости от степени вытормаживания, неполадки будут касаться вегето-соматического, эмоционально-вегетативного, эмоционально-психического, поведенческого, сознательного регистров деятельности индивида и активности его организма.

Невротическое и психотическое реагирование может стать индивидуальной вторичной реакцией на любые из проявлений страдания.

Игнорируемые, обесцененные объекты отвергнутой выбором потребности, вызывая сигнализируемые реакции без подкрепления удовлетворением, начинают вызывать извращенное реагирование на них. От сознательно неприемлемого, чрезмерного влечения к ним, до негативноагрессивного отношения. От выпадания сигнализируемых функций, до действительного безразличия, когда деятельность выторможена полностью и потребность изжита. При непреднамеренном выборе последнего обычно не происходит, так как “неподкрепление” не постоянно и перемежается “случайным” и несознаваемым удовлетворением.

По мере взросления девушки, общественное окружение все более настойчиво требует от нее выполнения социальных функций женщины. В современном обществе возможность их выполнения ставится в связь с наличием естественных сексуальных потребностей. Одобряемым становится теперь иметь соответствующую потребность и уметь ее удовлетворять.

Неумение нуждаться в сексуальном партнере и удовлетворять эту потребность грозит невозможностью осуществить одобряемую социальную функцию, то есть грозит неудовлетворением потребности в одобрении и множества других социогенных потребностей.

Такая угроза побуждает к опережающей проблематичное (то ли произойдет, то ли - нет!) растормаживание отвергнутой потребности, демонстративной, все более изощренной “игре” в сексуальность “как у всех” и рождает все больший подспудный страх собственной фригидности.

 

ПРИМЕР № 149. ТАКСИСТ

. Рано стареющий таксист, высадив девушку, злится: “Не просохла еще! Свистушка! Чуть не все яблоки у меня сожрала!..

Оставил машину напарнику. Салаженок - с девчонкой побаловаться... Выезжаю - он ее подбросить велел - половины яблок нет!

- Съела. - говорит.

- Ты ж с ним занималась!

- Это он занимался... А мне делать чего? Яблоки перед носом. Я, чтоб не скучать, ела.

- Зачем же ложишься? Так ведь положено. Все девчонки так делают. Одной что-ли в кино ходить?”

Страх собственной фригидности нередко подхлестывает поиски нового и нового партнера, способного удовлетворить прежде выторможенную потребность.

Биологическое созревание вызывает все более яркое реагирование на объекты выторможенной потребности и их сигналы. Замеченное и осознанное это реагирование переживается в качестве чуждой я похоти, подавляется и, от этого, все более усиливается.

Такому отношению противопоставляется все более лишенное телесного содержания, разжигаемое неудовлетворенностью, нафантазированное, “идеальное” отношение к мужчине. У религиозных женщин оно иногда выражается в посвящении себя Христу, когда девушка остается пожизненно - “христовой невестой”.

Еще одно замечание.

 

ПРИМЕР № 150. МАДОННА И ПРОСТИТУТКА

. В психологической литературе описан мужской комплекс отношения к женщине, называемый комплексом “мадонны и проститутки”. Суть его в том, что развратный, “перепользовавшийся” многими женщинами мужчина, влюбившись в “чистую девушку”, оказывается по отношению к ней импотентом, способным только боготворить.

Слово “перепользовавшийся” я взял сознательно, чтобы подчеркнуть, что и в себе, и в сексуальном партнере этот мужчина противопоставляет душу телу.

Понятно, что этот комплекс и импотенция в отношении боготворимой женщины - результат выбора, следствием которого является торможение естественной в земной цельной любви, естественной сексуальной деятельности в отношении “мадонны”. Даже соответствующие помыслы страшат перспективой запачкать, приземлить идеал.

Этот мужской комплекс по своему происхождению, механизмам осуществления и последствиям аналогичен результатам осуществления только что проанализированного, вытормаживающего естественную сексуальную активность выбора у женщин.

ПРИМЕР № 146. ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ЕЕ ЖИЗНИ (окончание). ...Ну а теперь вопрос.

Понимая, что в объективной семейной ситуации молодой женщины нет помех для ее свободной самореализации...

Понимая, что ее любят и что

за ее демонстративной, охлаждающей живое чувство партнера, сумасшедшей любовью",

за лежащим за демонстративностью страхом, что она не любит, фригидна, и вообще не в состоянии любить, что

за этим страхом лежит совершенно непосредственная, незащищенная, еще не имеющая опыта непосредственной реализации, глубочайшая, преданнейшая и самая нежная и доверчивая, но, тем не менее, женская уже любовь к нему...

Понимая, что ее сомнения не напугают ее мужа, выскажи она их ему, что он о них знает и понимает их необоснованность...

Понимая, что в своей демонстративности она и образ мужа создает демонстративный и не знает, что он (муж) -действительно ее...

Понимая все это, я поставил перед ней обычный вопрос “Чем ей грозит выздоровление?”:

- Чего вы боитесь больше всего в себе?

Вдруг настороженность, ищущая второго, не страшного, резонерского ответа на мой вопрос.

- Что он меня не любит(!), - и на личике стандартная, скорбно-пасмурная гримаска...

Нет, я не сумею зримо показать: как. Как, отметая демонстративную шелуху, не давая словесных гарантий, но вызывая всем своим поведением, тоном, ощущение безопасности для нее правды, предощущение каких-то неведомых ей, но явно имеющихся у меня, известных мне гарантий, знания о перспективности для нее этой, так настойчиво и явно не из собственной корысти, но с глубокой заинтересованностью, настойчиво вытягиваемой из нее мною правды, я не сумею показать как, ставя вопрос за вопросом и не давая ей спрятаться за привычно, ощущаемую ею правдой демонстрацию, как я вел ее к себе самой и как давал ей силу не соскользнуть, не оступиться, не обмануть себя, не спрятаться от страха и боли. Но мы дошли до конца.

До постановки главного вопроса и постановки этой милой экзальтированной девочки перед необходимостью нового, взрослого, растормаживающего в ней человека, инициативу, женщину выбора. Выбора, растормаживающего жену, мать, дочь, сестру. Выбора, высвобождающего женщину.

Ни одного ответа нельзя было подсказать.

Можно было только поймать миг, когда он мелькнет в сознании. Не дать его (ответ) отбросить, заврать. Поймать миг и помочь поверить догадке, высказать ее, открыть!..

- Боюсь, что не люблю мужа? ?!..! Но этого не может

быть!.. Не люблю мужа..., - Она разрыдалась..., -..¡...Как камень с плеч свалился, - она смогла это сказать только потому, что чувствовала, что я знаю, что это неправда и не поверю ей.

Я знал, что она этого боится. И знал, что страх не обоснован.

Она этого еще не знала. Но уже предчувствовала. Поэтому и рыдание было облегчающим... “Как гроза прошла!” Майская гроза.

- Еще чего?

- Что хочу жить одна, совсем одна... с детьми!

- Может быть с мамой?

- Нет.

- Может быть с братом, с сестрой?

- Нет. Но ведь это невозможно!

- Не спешите. Констатируйте факты. Слова - не дела. Не бойтесь думать, знать...

Вопрос за вопросом. С недоумением от неожиданности своих собственных ответов для себя самой - ответы.

- Только не спешите, не делайте из своих ответов ненравящихся вам, кажущихся логичными и логически вроде бы необходимых выводов. Только не надо никаких “значит”... И эту догадку чувством - не гоните! - я увидел на лице недоумение от какого-то, явно нелогичного после всего сказанного, сердечного ощущения и поставил совсем неожиданно нелогичный вопрос.

- Сколько ночей вы, “холодная женщина”, сможете проспать без мужа.

- Неделю, - у нее были свои (регулярно) женские основания назвать именно этот срок.

- Сможете неделю?

Она взросла на глазах. Воевали друг с другом привычно играющий женщину и умиленный игрой ребенок и взрослая, неожиданная ей женщина. По маме она уже не скучала. На мой вопрос не ответила - это было теперь ее, только ее... и его! Казалось, она готова бежать к нему.

Только прожив, оставив своей тайной этот миг, миг знаемый ею, она ответила спокойно, даже не вспомнив удивиться нелогичности ответа:

- Нисколько. Ни одного дня, ни одной ночи не смогу. Не хочу! - и после паузы, - Странно, а побыть одной тоже хочу.

- Хотите! Только не спешите сталкивать привычное, логически обоснованное с новым, диктуемым сердцем. Потом выберете.

- Вы словно сняли с меня лягушачью кожу. Я еще снова в нее влезу, но уже быть прежней врушкой не смогу, мне там физически плохо. Вылезу!

- Нет, еще не снял. Вспомните, что произошло в 13 лет. Вы когда-нибудь потом испытывали то чувство, то влечение, ту взволнованность? Ну, не спешите!.. - это в ответ на ее гримасу отвращения, - Вы ж говорите, что лягушачью кожу снял!?

- Хорошо.

- Только договоримся! Без неустраивающих вас логических выводов! Будете констатировать, фотографировать факты. Не сталкивая их между собой логикой!

- Итак, испытывали ли вы когда-нибудь после чувство, более счастливое, само пришедшее и святое, чем то, что влекло вас к нему.

- Нет, но...

- Не лезьте в шкуру, в лягушку! Хотели бы вы такое чувство испытывать вновь и мочь испытывать?

- Но...

- Хорошо, давайте вспоминать, что означает ваше “Но”!.

- Вы тогда сразу протрезвели и все прошло. Так?

- М-м... Да...

- От чего?

- ?..

- Именно от страха?

- М-м...

- Показать вам что это был за сэрах? Во что он вам обошелся? Ведь не боли же вы испугались!

- Нет... Не боли.

- Это был?..

- ....

- Стыд?

- !...

- Стыд чего? Перед кем? Разве это не был страх общественного осуждения? Разве не предпочли вы в один миг, глядя на себя чужими, всехними, не своими глазами, разве не предпочли вы тогда мнение чужих, не заинтересованных, именно, только не заинтересованных в вас, не любящих вас, не интересующихся вашими чувствами, разве не предпочли вы тогда этот страх своему, раз уж возникшему, значит вам необходимому чувству, не предпочли чужих в себе - самой себе живой?

Опять, “Но”?!

Вот, “но” и не спешите! Не спешите бояться себя, своей природы и вешать ярлыки всяческих “значит”!

Если бы Даша из “Хождения по мукам” (вы только что смотрели телефильм) не цепляла к своей непосредственной, просыпающейся женственности этих самых “значит”, то ей не пришлось бы ехать на лодке кататься, бить туфлей этого слизня, не пришлось, может быть, измучить себя и Телегина и мотаться по сомнительным обществам!..

Логикой надо уметь пользоваться. И только на пользу сердцу, чувству, жизни! До всего надо дожить, а, чтоб дожить, не одурачить себя выводами, не солгать себе, не запутать!..

Ну, что но?!

Что мнение было чужое, мнение не любящих вас, чужих -само собой понятно. Любящим надо, чтобы вы были! Ваши чувства для них - главная ценность и главный залог, что у вас на все сил станет и вашего, если вам так хочется, благополучия!

Ни одна идея, ни одно правило не нужны нам, если от них никому не лучше, если ими надо убить живое, человеческое.

Ни одна химера любящим вас не дороже вашей одной слезинки, вашего, вам нужного счастья. Ни маме, ни папе, ни мужу, ни детям - никому!

Да не спешите же вы! Никто никого еще не убил.

И не убьет!

Человек рождается дважды. Второй раз, когда рождает себя сам, а это и страшно и кажется рискованно и больно.

С вашим “Но”, без “значит” - все вовсе не оказывается опасным. Надо только начинать не с того, когда шея без головы осталась.

“Все можно”, вовсе не означает - “все нужно”. Кто же в своем саду будет грызть корни?!

Ничего бы не произошло, если бы вы любили себя, и доверяли своим тринадцатилетним чувствам.

Вы бы просто не напились, просто позволили бы ему подойти к себе трезвой трезвому, просто делали бы то же самое, только счастливее, без огретости по мозгам водкой, только яснее, ярче, острее... Только отстранили бы руки, когда они ищут большего, чем вам надо...

Думайте теперь, со своих 26 лет.

Да и пьяная, не взгляни вы на то, что вас сблизило, предательскими, пачкающими глазами озлобленной от зависти фанатичной старухи, взгляни вы своими, но и не его глазами, вы бы просто, по сердцу, убрали руки:

- Не надо, не спеши. Я к этому не готова. Не хочу этого: не хочу страха, не хочу стыда... Мне этого нельзя!..

Да, доверься вы сердцу, оно бы само все сказало... Может быть и без слов... И парня бы не сделали растлителем! Ведь ему с этой виной жить...

- Так испытывали ли вы, когда-нибудь, чувство счастливее?

- Нет.

- С кем-нибудь?

- Нет.

- С мужем?

- Нет.

- Захотите прожить, больше никогда его не испытав?

- Нет.

- Вы понимаете, что не открыли своего еще одного страха?

- Какого?!

- Да того, что у вас нет знания, что вы властны в муже. Что вы сами взяли его душу. Ведь он подарил вам себя.

У вас нет опыта, переживания того, что он ваш, вами заполоненный.

А ведь ему тоже надо, чтобы вы его сами околдовали, как он вас.

И вам надо.

И, чтобы вы с ним могли быть той тринадцати... летней девочкой, повзрослевшей и уже ничего не боящейся отдать, и жадно берущей все - тоже надо!

- Так какой же ваш, самый глубокий и главный страх вам мешает? Что не дает совсем сбросить лягушачью, как вы сказали, кожу?

Здесь отвечу за вас Я.

Вы тогда выбрали между собой и страхом осуждения выдуманными, чужими, незнакомыми вам людьми, выбрали страх. Он вытормозил вас, вашу душу, ваше лицо, сердце. Оставил вам играть живую.

Самый большой ваш страх - жить сердцем. Руководствоваться желанием, которое ГРОЗИТ и страхом осуждения, и болью потерь и отказов, грозит человеческой сознательной ответственностью. Но СУЛИТ свою жизнь. Живую, настоящую, единственно данную нам и один раз данную. Сулит строить себя, свое счастье, делать свои ошибки, терпеть свою боль, нести “свою ношу, которая не тянет”.

Попробуйте теперь, с высоты и издали своих 26, то есть через 13 лет представить, что вам 13.

Что бы вы теперь выбрали. Жить сердцем, желанием, собой или страхом? Любым страхом!?

- Желанием!

- Но что было бы тогда?

- А что бы ни было! Был бы опыт. Мой собственный. Больной, так больной... И взгляды людей, но на меня! И прятать себя не надо, и бояться разоблачения...

Вы ж понимаете, какой липкий, противный страх... Свой опыт!.. Теперь бы уже пережила. Но жила бы. А счастливо было бы - так, ведь, тоже мой опыт, мое - не выдуманное...

Получается, что у меня с 13 лет ничего не было? Все игра!? Вы знаете, это - страшно!..

Но мне сейчас почему-то и это уже не страшно...

Это тоже была моя жизнь.

Спасибо, доктор! Прежней я уже не стану. Не хочу!

До свидания. - Женщина вышла из кабинета.

Она не сказала только, что ее пугает ее перемена. Ее собственная, вдруг, взрослость. Не сказала, что теперь готова начать лечиться и вылечиваться.

Мне пришлось предупредить, что найденное будет теряться за привычным, годами приобретенным. За снова игрой и в слова, и в экзальтацию, и в глупую девочку. Что теперь только, и только в столкновениях с людьми, особенно со значимыми для нее: родителями, детьми, мужем, сотрудниками, друзьями, будет прогрессивно осуществляться растормаживание ее инициативы, ее стиля, ее женственности.

Я не сказал ей, что 13 лет не прошли даром. Что выторможенное в ней есть, живо и что ей - действительно 26, а не 13 лет.

Это предстоит открыть ей самой.

Но это, как говорится, теперь "дело техники" и времени. Быстрого, ближайшего времени. И тем более близкого, чем шире круг ее общения с людьми, с теми, кто жил вокруг нее эти 13 лет.

 

ПОСЛЕДНИЙ КОММЕНТАРИЙ

Выбор сделан, произошел.

Кора послала свои 800 импульсов в секунду, служащие теперь ее сердцу, вызванные сигналами нужных ей перспектив, подкрепленными всем ее чувством.

Прежней она уже действительно не станет.

Замечательно и тревожно прозрение Иоланты.

Пробуждение Спящей красавицы возможно не только в сказке.

Bellae indifferentiae остается прекрасной, но ставится жаждущей. Той самой Евой, которая, сорвав яблоко с Древа Познания Добра и Зла, одна способна превратить мужчину в человека. И навсегда счастлив принц, который сумел разбудить ото сна (хоть) одну единственную Спящую красавицу - свою единственную.

А каково мне - психотерапевту, то есть душой-лекарю!..

Растормаживающий выбор состоялся!

Выбор между существованием, управляемым рабством страха и жизнью, реализующей чувство, желание, выбор между страхом и желанием сделан в пользу желания!