(об изменяющем сигнальное значение явлений влиянии условий их действия)
ПРИМЕР № 39. ОДНИ И ТЕ ЖЕ СЛОВА...
- Пойди сам уложи его, - просит вконец измучившаяся с восьмимесячным Мишкой мама.
Она и просила, и прикрикивала, и укладывала, и песенки пела, а он хохочет, с удовольствием принимая ее отчаяние за игру в ваньку-встаньку. Теперь он хнычет, недовольный сразу вдруг прекращением игры.
Сам он называет укладывание спать: “А-а-а”.
- А-а-а?”, - спрашиваю я его. - Где твоя подушка? Спать идем? Ну, давай я тебя положу... Вот так. - Я беру его на руки, давая привыкнуть к предстоящему. Кладу без намерения продолжать с ним общение. Укрываю одеялом ласково и окончательно, - Спи! - и ухожу заниматься дальше.
Он больше не встает, и вскоре засыпает.
В год мама говорит ему (его мама - моя жена):
- Спи! - а он не обращает внимания и играет в ваньку-встаньку.
Я говорю:
- Ложись, ложись. Где подушка?, - и, прерывая игру с мамой, иногда похныкивая, пятясь, он укладывается на подушку. Порой кажется даже, делает это принужденно, но, как что-то неминуемое. И засыпает.
Одни и те же слова - “Ложись, где подушка? Спи.” - в мамином и моем исполнении совсем по разному действуют. Имеют для годовалого Мишки разное сигнальное значение.
То есть сигнализируя разные события: игру или лежание. Вызывают разные сигнализируемые реакции. С мамой: капризы или игру. Со мной: до игры с мамой - укладывание с удовольствием, после - капризно-принужденное укладывание.
Одни и те же слова...
Может быть они только кажутся одними и теми же? Может быть это - только впечатление безучастного слушателя, что они одни и те же. Может быть чего-то мы тут привычно, словно сговорившись не замечать, не замечаем?
Одно и то же слово скажет химик, политик, психиатр, лечащий психозы, психиатр, занимающийся неврозами, спортсмен и мы услышим совершенно разное.
Пусть этим словом будет ”реакция”.
Реакция химическая.
Эпоха жесточайшей реакции.
Реакцией называют истерический психоз.
Эмоциональная реакция.
У самбиста отличная реакция и так далее и так далее.
Одни и те же слова...
Но я читал “Гамлета” в издании Шекспира “Эфрона и Брокгауза” и в книжонке, выпущенной в 1950 году “детгизом”. Очень разное впечатление. Хотя в ней, как и в тех фолиантах, перевод того же Бориса Леонидовича Пастернака.
Слова - одни и те же.
Но кто, кроме Иннокентия Смоктуновского сможет так сказать:
- “...Но играть на мне
нельзя!”
(В. Шекспир. “Гамлет”. Перевод Б.Л. Пастернака)
Мы говорим: “добрый ворчун”, и это значит, что в его исполнении злые (с точки зрения безучастного регистратора “общепринятых” словарных значений слов) слова не несут нам ни угрозы, ни обиды, то есть не сигнализируют нам его агрессии, но чаще выражают заботу о нас.
И, напротив, добрые по словарному значению и изображаемому в мимике и голосе тону речи “сладкоречивого садиста” пугают нас. Они сигнализируют нам угрозы, из слов не вытекающие или противоположные их словарному значению.
“ С тобой мне ничего не страшно!” Не значит ли это, что его присутствие действует на меня, отменяя все вызывавшие реакцию страха сигнальные значения явлений? Или, что с ним все реакции на сигнализируемые явления, несущие в себе угрозу мне, из астенических, демобилизующих, лишающих сил реакций страха, бегства или бездействия переделались в стенические, сопровождающиеся приливом сил реакции активного устранения угроз, непременно одолевающей их борьбы с ними.
В разговоре об источнике сигналов нас интересует, во-первых, сам человек, вольно или невольно использующий сигналы в общении с другим человеком.
ЧЕЛОВЕК В РОЛИ ИСТОЧНИКА СИГНАЛОВ
В качестве источника сигналов нас интересует врач, воспитатель, художник, музыкант, поэт, просто человек в общении, в труде, наедине с самим собой.
Для нас важно, что человек, в роли источника сигналов, сам оказывается сигналом. (Мы уже говорили о враче как сигнале здоровья).
1. Он может быть сигналом, вызывающим в качестве сигнализируемой реакции определенное положительное или отрицательное, облегчающее или затрудняющее деятельность (в том числе и сигнальную) эмоциональное состояние - добряк, злодей, "прост, как правда”, “заумный”, юморист...
2. Человек в роли сигнала может лишать используемые им сигналы их сигнального значения. Сигнализировать отсутствие сигнализируемых этими сигналами явлений, отсутствие подкрепления сигнализируемых ими реакций.
Используя сигналы, человек может самим фактом, что их использует он, отменять их сигнальное значение:
- О, он известный враль!
3. Человек может быть сигналом, подтверждающим, гарантирующим сигнальное значение используемых им сигналов, то есть сигнализировать непременное наличие сигнализируемых ими явлений, непременное подкрепление: "Честный, умный, педант, знающий, опытный, убежденный, уверенный, решительный, обязательный, надежный, с гениальной интуицией"...
4. Человек может быть сигналом, затрудняющим выработку из используемых им явлений сигналов событий, стоящих с ними в обязательной связи.
ПРИМЕР № 40. ВРАЧ В ЛЕКАРСТВЕ. Назначения врача, слывущего некомпетентным, оказывают худшее действие, а его обнадеживания рождают пессимизм - он “не внушает доверия”.
5. Человек может быть сигналом, облегчающим выработку сигналов из используемых им явлений.
Про такого говорят: “каждое его слово западало в душу!”.
ПРИМЕР № 41
ОДИН ЖЕСТ АРТИСТА.
Подростком я, случайно войдя в комнату, где смотрели телевизор, был потрясен тем, как герой подробно окутывал шарфом шею. Подробно и одновременно с ленивой небрежностью. Я не мог не передразнить.
Так И. Смоктуновский одним жестом (я тогда не знал, что играл он) научил меня чувствовать кожей.
6. В роли сигнала человек может облегчать или затруднять сигнальную деятельность другого вообще или в отношении явлений, сигнализирующих объекты тех или иных определенных потребностей.
ПРИМЕР № 42. ПРЕД УЧИТЕЛЕМ... В моем студенчестве психиатр, профессор Петр Фадеевич Малкин вызывал у меня благоговейный трепет.
Я работал тогда медбратом в психиатрической клинике.
Когда во время обхода профессор вдруг, походя, обращаясь ко мне, характерным для него жестом выбросив в мою сторону указующую ладонь, спрашивал свое обычное: "Правильно я говорю?”, я торопел. Терял дар речи. Забывал, что и о чем он вообще говорил. И с совершенно, как я себя ощущал, идиотским видом мотал головой, силясь что-то промычать.
7. Человек в роли сигнала может вызывать извращенные сигнальные реакции на используемые им сигналы.
ПРИМЕР № 43. ЗАНУДА. Невежественный двадцатидевятилетний молодой человек, прежде мечтавший стать властелином мира, теперь, сидя в психотерапевтической группе, ограничивается только тем, что при каждом удобном и неудобном случае дает сидящим с ним рядом советы. Про-
сит так или этак пересесть их, поменяться местом... Но часто встречает неожиданный для него отпор: игнорировании или негатив истинное поведение ему назло.
Когда он, теряя вместе с терпением маску слащавой вежливости, сердится, его очень легко в кружке принимают.
Его нудная, логически обосновывающая просьбы, вкрадчивость собеседников бесит, вызывает досаду, у некоторых злобу, даже почти истерику.
Его желание утвердиться, покомандовав другими, вызывает защитный негативизм, извращает сигнальное влияние его просьб, отменяет сигнализируемые просьбами реакции других участников общения.
Вкрадчивость вызывает тревогу и агрессивные реакции на его очень безобидные и вежливые просьбы.
Его раздражение, оказываясь оправданным и понятным, успокаивает окружающих, и его резкости вызывает у них снисходительную улыбку, но не обиду.
НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ...
Человеку, сознательно пользующемуся сигналами, надо понимать, что ряд явлений, имеющих для него сигнальное значение, может не иметь такового для его партнера по общению. -А
ПРИМЕР № 44. ДВА СОВЕТА.
Когда в 19 лет я собрался жениться, мой женатый товарищ до пяти утра накануне регистрации, рассказывал мне о сложностях семейной жизни. О моей с будущей женой незрелости для такого взрослого дела как семья. Пытался меня, а до того нас обоих, отговорить от женитьбы. Я же не услышал в его словах ничего мне неизвестного. Напротив, пытался его успокоить, чтобы он согласился быть на моей свадьбе. Он не был.
Когда же, года через три, случайный знакомый обратился ко мне за советом, жениться ли ему, я ответил: “Нет!” Но, начав было объяснения, осекся на полуслове: я говорил те же слова, что слышал в ту предсвадебную ночь от своего взрослого товарища. Правда за ними теперь было совершенно иное для меня содержание: мой, а не чужой опыт...
Знакомый же все хорошо и с лету понимал, не слыша ничего нового.
Я махнул рукой: “Раз спрашиваешь, то, конечно же, не женись!...”
ВОПРОСЫ ДЛЯ ПРАКТИЧЕСКОГО ВРАЧА
Из разговора об источниках сигналов для врача вытекают следующие практические вопросы.
1. Как стать врачу источником сигналов, сигнализирующим нужную эмоциональную реакцию на них.
ПРИМЕР № 45. КИСЛОРОД ПЕРЕКРЫЛИ!... Работая психиатром в районе, я проводил алкогольно-антабусные “пробы” на мизерных предварительных дозах антабуса и, давая выпить не больше 10-15 граммов водки.
Вдруг “спохватываясь”, что нет кислорода (а в аптеке напротив не вдруг найдут мужчину, который сумеет открыть кислородный баллон), “успокаивая”:
- Ничего! Ничего страшного, прилягте! - поминутно щупая пульс одному и тому же пациенту на глазах других, прося сестру не переживать за “еще разве не принесенный?!” кислород и так далее и тому подобное, доводил “пробы” чуть ни до начинающегося отека легких и коллапсов.
Больше всего пугала желающих бояться спиртного сама перепуганная своим недосмотром с кислородом медсестра.
Зато не пили после таких проб лечащиеся от алкоголизма даже квас.
2. Как с наименьшими затратами выработать сигнальные значения явлений, сигналами не являющихся?
Как потенцировать собой действие лекарства? Как облегчить? Как помочь понять задачу, освоить новое для пациента содержание слов?...
3. Как стать сигналом достоверности сигнальных значений, используемых врачом сигналов?
4. Как лишить явление сигнального значения?
5. Как избежать извращенного влияния сигналов или с успехом для пациента использовать и такое влияние.
ПРИМЕР № 46. НЕВНУШЕНИЕ ВНУШАНИЯ. Внушение невнушаемости шизоидному пациенту улучшает его эмоциональные контакты!
6. Как облегчать сигнальную деятельность вообще?
ПРИМЕР № 47.
ЗАБОТЯСЬ О ТОМ, ЧТОБЫ ЧАЩЕ ВЫЛЕЧИВАТЬ... Заботясь о том, чтобы стать и быть для моих пациентов источником сигналов непременного улучшения их состояния, неминуемой утраты болезни и выздоровления, заботясь о том, чтобы мои слова производили на пациентов действие, соответствующее их (слов) словарному значению, или значению, которое они имеют для меня, которое я в них, следовательно, вкладываю, заботясь о том, чтобы стать и быть источником сигналов, гарантирующим своим влиянием достоверность их сигнального значения, источником, подтверждающим соответствие сигнального значения явлений, используемых мной в качестве сигналов, их объективным связям с сигнализируемыми событиями, иными словами, чтобы быть и восприниматься пациентами честным, действительно знающим и отвечающим за результаты своих действий врачом, заботясь о том, чтобы быть врачом, опыту которого можно доверять настолько, чтобы по его совету суметь решиться поставить под сомнение свой опыт больного, захотеть этот пессимистический опыт подвергнуть практической проверке, захотеть и смочь создать себе условия для приобретения нового опыта, подтверждающего отношение к болезни врача, короче, чтобы быть для моих пациентов заразительным, способным увлечь их в более трудную, чем у больного, но и более содержательную, глубокую, сколь-нибудь более счастливую и с лучшими перспективами для самих себя, своих детей, своего дела и любимых людей, чтобы увлечь в более свободную, менее предопределенную, но более трудную жизнь здорового, чтобы заразить жаждой жить, полнее реализуя себя, чтобы иметь возможность чаще вылечивать, я избегаю давать словесные обещания, обнадеживать словами раньше, чем пациент приобрел свой опыт достоверности обнадеживающих слов, которые тогда не за чем уже говорить.
До сих пор мне, как мне кажется, удалось ни разу не солгать пациенту.
Я пытаюсь развенчать декларируемую веру в лечение. Побудить к проверке своих и врача возможностей. К приобретению опыта, знания. Не веры, чреватой разочарованием, а уверенности, убежденности, которых уже ничто не в состоянии отнять.
Когда мой пациент говорит о вере и надежде, я говорю о сомнении, отсутствии гарантий. О жажде, любви, стремлении. Об отсутствии у тонущего иного выхода, кроме барахтанья до последних сил и хватания за все, за что можно схватиться, о том, что у барахтающегося просто объективно больше шансов, чем у “мудреца”, “вычислившего” неизбежность гибели и без сопротивления тонущего.
Я говорю о том, что жаждущим в пустыне, во-первых, движет жажда, и во-вторых - жажда, и в-третьих - жажда. И только, когда она есть, тогда подспорьем оказывается осознанный символ возможности - надежда, то есть сигнализируемая опытом возможность. Возможность, которая всегда есть, пока есть необходимость, то есть потребность и жизнь. Только смерть потребности сигнализирует невозможность!
Мою роль как врача для “барахтавшегося” я вижу в том, чтобы помочь ему сделать “барахтанье” наиболее экономным и эффективным. Плывя от “никуда не деться”, от необходимости, он, только выздоровев, узнает, что не барахтался, а плыл. Не только плыл, а выплывал.
Только выздоровевший становится в действительности моим сторонником и единомышленником.
Сколько выздоровевших с возмущением корят меня за то, что я преступно медлю с публикацией своего метода лечения, но я хочу быть источником сигналов, подтверждающим объективную достоверность их сигнального значения.
Изучая жизнь, закономерности общения, подсматривая себя как любимого, но единственного моего “подопытного кролика”, узнавая себя в результатах дел, в реакциях на внешние по отношению к моей инициативе влияния на меня людей, природы, человечества в целом с его историей, познавая производимые мной изменения в них, на собственной коже узнавая жизнь по ее осчастливливающим касаниям и мучительным зарубкам, я хочу стать источником все более соответствующих объективным связям явлений сигналов не только для моих пациентов, но и для моего старшего сына, моих младших детей и для вас, читатель.
Я хочу знать, чтобы с меньшей тревогой и большей раскованностью, свободой любить, желать, с большей уверенностью стремиться. Чтобы со знанием передать детям меньше его подобий. Чтобы с действительным меньше передать вам, читатель, желаемого, или привычного или просто моих предрассудков.
Это вовсе не значит, что я не хочу увлечь вас своими желаниями, напротив, очень хочу! Неразделенные, они со мной исчезнут, а я хочу оставить их движущими. Но принятые за действительность, они будут только тормозить ее развитие, препятствовать своему же осуществлению.
Необходимо, чтоб желаемое и воспринималось, как желаемое, отдельно от осуществленного, действительного. Так же как любой лозунг, подчеркивая факт, что он еще не осуществлен, мобилизует, побуждает к его осуществлению. Нигде я не видел лозунга “люби свою маму”, потому, что это в подавляющем большинстве уже действительность, так и есть.
ПРИМЕР № 47 (продолжение). ПОВЕРИВ, ЧТО ЖЕЛАЕМОЕ - ДЕЙСТВИТЕЛЬНО... Путанье желаемого с действительным безответственными учителями - воспитателями обходится трагедией неподготовленной выплюнутости в жизнь многим искреннейшим, цельным выпускникам школ. Поверив, что желанное есть реализованная действительность, и столкнувшись с каждодневно встречающейся и, по контрасту с ожиданиями, порой бросающейся в глаза, отличной от желаемого реальностью, они разочаровываются, ломаются. Разученные не умеют увидеть в глаза не лезущей, иной растущей и растящей себя из-под спуда рвачества, бюрократизма, лжи, халтуры, взяточничества, лицемерной словесной трескотни... не умеют заметить рвущейся из цепей старья, пережитка настоящей действительности.
Непонимание учителем своей роли воспитателя. при-званного помочь ученику открыть реальность во всех ее проявлениях, сориентироваться в ней и выбрать свое направление, свои цели, непонимание воспитателем своей роли пропагандиста, увлекающего стремлением реорганизовать действительность в соответствии с гуманистическими идеалами, выбрасывает в жизнь хлипких разочарованных и стесняющихся желать скептиков, циников, ранних стариков, либо лицемеров и фанатично окрыленных “борцов за справедливость”, ничего вокруг не видящих, почитающих всех отступниками и со всеми воюющих ни за себя, ни за кого -за абстракцию, не интересующуюся реальными нуждами живых людей.
ПРИМЕР № 47 (продолжение). ВСЯКИЙ МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС. Любой моральный кодекс, как и недавно "моральный кодекс строителя коммунизма", означает, что нам предстоит его осуществлять, реализовать в себе, собой, в своих поступках. Он не зовет обидеться на всех людей, которые до его осуществления не доросли, и на себя в том числе и разочароваться в жизни за то, что она этому кодексу не соответствует. Не зовет потом обозлиться на кодекс, приняв его плохим на том основании, что он в жизни не осуществлен. Моральный кодекс, как и все идеалы, которые нам пытается привить любая школа от детского сада до духовной академии, это - призыв посвятить себя его и их осуществлению. А уже насколько ты этим призывом проникся, насколько и как по внутренней необходимости, безвозмездно его осуществляешь, зависит от твоей человеческой зрелости, цельности, от твоей позиции, любви и уважения к самому себе и степени включенности в свою общественную, человеческую среду с ее историей, движением и современностью.
ПРИМЕР № 47 (продолжение). ЖЕЛАЯ ЗАРАЗИТЬ СОБОЙ. Желая заразить собой, я, насколько умею, буду все-таки отделять желаемое мной, как желаемое, от действительно существующего или знаемого в качестве действительного.
В качестве врача, пишущего и любящего человека, я хочу быть источником сигналов, подтверждающим для воспринимающих, достоверность их сигнальных значений.
И еще один пример влияния условий на сигнальную деятельность.
ПРИМЕР № 48.
“ДУРНЫЕ ПРИМЕТЫ” И СВОБОДА ВЫБОРА.
Я, как и многие, не верю в приметы. Поэтому, на всякий случай, стараюсь (разумеется только перед очень существенными для моего будущего событиями, в очень важных обстоятельствах) судьбу не дразнить. Соль не просыпать, заведенный успокаивающий ритуал соблюсти во всех тонкостях (не потому, что я верю, а “просто так”) и ситуаций, названных дурными приметами, тоже, на всякий случай, не устраивать.
Словом: через порог не говори, не встречай пустых ведер, а когда черная кошка перебежала дорогу, переверни кепку задом наперед и иди смело! Но, когда идешь с девушкой и без кепки, тогда - другое дело! Будь, наконец, мужчиной и шагай через невидимую цепочку прошлых ее (кошкиных) шагов первым! Непременно хоть на шаг, на полшага, на чуть-чуть впереди девушки! Так, чтоб она (девушка) это заметила. Пусть тебе будет хуже, зато ее беда не коснется. Заклятие падает из всех, видевших путь кошки, только на первого, пересекшего его. Будь первопроходцем!
Вот однажды я и шел с девушкой, в которую был влюблен, потерять которую не хотел. Поэтому, на всякий случай, старался обходить с ней столбы вместе с одной стороны. Чтоб они нас не разделили (это дурная примета).
Вдруг, сразу, в одно мгновение все переменилось, столбы, кошки, пустые ведра, пороги, соль и прочее потеряли свою злокозненную колдовскую силу!..
Она сказала: “Со мной везет на все дурные приметы.”.
Я был влюблен. Мне хотелось, чтоб она была и оставалась причиной всех моих удач.
Я сразу вспомнил, что родился тринадцатого. Что дюжина эта “чертова”. Что мы с ним в содружестве уже потому, что свое появление на свет я почитаю чрезвычайным везением и сомнению факт этот не подлежит. А, значит, мне тоже на все дурные приметы всегда везло, везет и будет везти! На хорошие же мне просто и без дьявола везло. Как и всем людям. С тех пор мы с ней обходили столбы по разные стороны, прощались через порог. Чего мы только не делали! Правда, позади прокравшейся кошки, ей наперерез я по прежнему рыцарски шел первым (на всякий случай, ведь тринадцатого родился все-таки я, а не она). Нам друг с другом везло на все и во всем.
Вместе мы не остались по причине совершенно случайной. Так выпали карты!
Она всегда знала, что я женат и у меня двухлетний сын.
Втроем: она, жена и я, мы “договорились” остаться после развода друзьями.
Сына моего она увидела позже.
Вот тогда и приключилась эта случайность. Она разложила карты. А вы же знаете теорию вероятности. Здесь либо - чет, либо - нечет. Карты ей сказали, что “любовь моя пустая” - нечет выпал. Карты, по ее словам, не могут врать:
- Мы, -сказала она, - сильные. Мы все сможем. А как же она?! Просто сердце кровью обливается! Как же сын?!
Так мы с ней и остались. Друзьями.
С женой мы разошлись позже. Безо всяких карт. Просто обнаружив приметы того, что друг друга не любим.
Может быть приметы врут, и мы вовсе никогда друг друга и не любили? Не умели? Чего-то не знали или не сберегли?
Но с тех пор я знаю, что, не веря, как и все, в приметы, я их, сам того не сознавая, привычно боюсь. Что они сигнализируют мне, вопреки моему мысленному равнодушию к ним, необоснованную объективно, но, тем не менее, воспитанную в бытовых предрассудках, непременную и неосознаваемую мной тревогу.
С тех пор я чаще действую вопреки этой тревоге. Переделываю сигнальное значение предрассудков для себя. Накапливаю чувственный опыт их ошибочности. Но никогда больше не путаю своего мысленного знания с воспитанными во мне без моего согласия и ведома сигнальными значениями заблуждений, которых я умом не разделяю, а эмоционально, сердцем, не ведая того, боюсь. Теперь всегда веду себя с учетом этой известной мне, но по-прежнему не сознаваемой мной боязни.
Эта история с дурными приметами не только пример переделывающего сигнализируемую реакцию или сигнализируемое значение явлений влияния условий.
Это был еще и рассказ о событиях, служащих сигналами таких последствий, в объективной, независимой от индивида причинно-следственной связи с которыми эти события не стояли, не стоят и стоять не будут.
Такие явления и события, которые сигнализируют нам то, к чему они отношения не имеют, обычно называют предрассудками.
Предположим, мы обратим внимание на то, как друзья или любящие стремятся держаться друг друга. Даже не заметив столба или другой помехи на пути, они обходят его с одной стороны.
Предположим, мы заметим, что не имеющие связи друг с другом люди мало интересуются друг другом, не замечают собеседника и столб чаще обходят по разные стороны. Вовсе не нарочно, и не видя того, не зная (как и друг друга).
Предположим, что внимательный, любящий деталь, пустяк, жизнь наблюдатель, на основании таких мелочей, составил себе вероятностное впечатление, что нечаянно идущие врозь парочки, непреднамеренно обходящие столб по разные стороны, насовсем расходятся чаще, чем те, что связанные незримой нитью влюбленности, дружбы, любви идут вместе и у столбов расходятся только преднамеренно, ссорясь или испытывая связующие нити на прочность.
Предположим наблюдение верно и, с поправкой на его вероятностный характер, помогает сделать предположительные выводы об отношениях двоих и вероятных перспективах этих отношений в будущем.
Но столб то здесь причем?! Чем может он испортить отношения, которых нет? Что прибавит к существующим отношениям пугливое хождение по одну сторону от него? Ходи так или сяк, вокруг столба, отношения этим не построишь...
Поэтому, чтобы не бояться столбов и потерь, от них не зависящих, я, пока их (столбов и потерь) по привычке боялся и когда вдруг боюсь теперь, непременно хожу, испытывая судьбу, с любимыми вокруг столба врозь, с чужими - как придется. И так, пока не потеряю тревогу, пока не обрету уверенности в пугающем меня возможностью его потери необходимом чувстве.
Не верить в приметы вовсе не значит декларировать это и с неосознанным страхом действовать им вопреки. Не значит, неосознанной же тревогой дезорганизовать свою деятельность в значимых ситуациях. А потом, повстречав пустые ведра и получив, на экзамене двойку, тайно даже от себя в примету поверить. Вместо подготовки к сессии искать дорогу без ведер.
Не верить в приметы означает: во-первых, знать, во-вторых и в-третьих, тоже знать.
Во-первых, знать, в какие приметы тебя научили верить зависящим от этих примет поступком и настроением в раннем детстве. То есть во что суеверно и несуеверно, но просто по ошибке верили авторитетные для тебя воспитатели.
Во-вторых, знать, что дурные приметы, которые ты заметил, на которые обратил твое внимание кто-то, привычно вызывают твою тревогу. И тем большую, чем меньше ты отдаешь себе в ней отчет. Чем больше кичишься (от подхлестывающего тайного страха) своим неверием. Чем больше хочешь себя в неверии убедить. Эта неосознанная тревога, настороженность лишает поведение непринужденности, плавности. Делает его более дерганным, легко срывающимся от малейшей случайности, помехи. Это реализация “скрытой доминанты”. Любая ошибка тогда вызывает несоответствующую ее (ошибки) объективной значимости эмоциональную реакцию. Расстраивает деятельность вконец. Тогда, вдруг, на экзамене все вылетает из головы.
И вот теперь, когда после “действия” дурной приметы, вызванная ею неосознанная тревога, лишила поведение плавности, когда потом случайная, часто несущественная ошибка, иногда неизбежная мелочь, напугав, вызвав панику, расстроила деятельность твою вконец, когда ты, в заключение, оказываешься несостоятельным (получаешь двойку), тогда только дурная примета, во времени предшествовавшая твоей катастрофе, осознается тобой в качестве сигнала этой катастрофы и ошибочно принимается за ее причину.
Тогда и говорят: “Ну, что вы меня убеждаете?! Я же сам, на своем опыте это проверил. На собственной шкуре испытал!” Вольно, конечно, ради мистического чувства тайны, свою кожу не беречь и превращать ее в шкуру!
ПРИМЕР № 48 (продолжение). НЕ ВЕРИТЬ В ДУРНЫЕ ПРИМЕТЫ, ЗНАЧИТ ЗНАТЬ, ЧТО... ТЫ В НИХ ВЕРИШЬ. Не верить в приметы, значит знать, что влияние сигналов на нас не отменяется словом “не верю”. Осуществление неверия без вреда для себя требует: во-первых, открытия, что дурные приметы, и не отражая действительного положения дел, вызывают сигнализируемые реакции помимо нашего произвола;
во-вторых, сознательной готовности к возникновению вызывающих опасение сигнализируемых реакций, с тем, чтобы довести наше поведение до желаемого результата, вопреки их влиянию;
в-третьих, тем самым, приобрести осознанный опыт независимости нашего состояния и результатов поведения от влияния этих явлений, бывших сигналами тревоги. В действительности лишить их сигнального значения. То есть превратить явления, бывшие дурными приметами, в события, незначимые, занявшие соответствующее им место в ряду других на уровне неосознанной сигнальной деятельности.
Чтобы столб стал столбом, кошка - кошкой, пустые ведра ведрами, с которыми идут по воду, а палец в чернильнице перед экзаменом - грязным пальцем, который предстоит отмывать.
Тогда карты в моей истории оказываются невольной подтасовкой девушки, не взявшей на себя ответственности быть причастной к развалу семьи. Семья распалась позже, но без ее вины. Невольная подтасовка давала ощущение фатальной неизбежности расставания и тем облегчала его ей.
Мы все легко подчиняемся внешней необходимости, не пытаемся ходить сквозь стены, и спокойно предпочитаем дверь.
Невольная подтасовка, видимо, отразила и неосознанно чувствуемую ею несостоятельность наших отношений. Может быть и мою и ее невзрослость. Нашу большую тогда любовь к всеми одобряемому правилу. Предпочтение общепризнанного своему личному. Противопоставление “их” и “себя”. И предпочтение “их”.
А главное, что отразила карточная подтасовка, это -нашу неподготовленность быть ответственными. Было желание чувствовать себя такими. Вот и предпочли мы искреннюю, красивую позу, собственной нужде друг в друге. Может быть не достаточно еще сильной была нужда, не достаточно полно вобрала она нас в себя.
Интуитивная подтасовка видимо выявила нашу незрелость, неподготовленность друг к другу.
Приняв ее “альтруистическое”, ни со мной, ни с ней не считающееся решение, я тогда страдал счастливо. Морально счастливый тем, что ни жене, ни родителям, ни сыну не приношу боли. А себе и ей не считалось. Мы же - “все можем”!
Прожиты годы. Ясно теперь, что все мы сделали правильно. Интуиция нас не подвела. Вместе нам надо было быть столько, сколько мы были. Достаточно было занимать друг другом нашу фантазию.
Интуиция гениально все подтасовала. И героическую спасительную позу нашла и карты разложила, и суеверие оказалось кстати. Но об интуиции я тогда мало что знал. Не знал я и, что поза благодетеля опасна, удаляет от людей в скит высокомерия.
И еще несколько слов о сигнальной роли суеверий.
ПРИМЕР № 48 (продолжение). ЗДОРОВО ПИШЕТСЯ НА БЕГУ! Идя. на экзамен подготовленными мы дурных примет чаще не замечаем, или почти на них и неосознанно не реагируем, неподготовленные мы их чуть ли ни выискиваем (это о роли "внутренних" условий, влияющих на действие сигналов).
В первом случае они почти не действуют на нашу эмоциональность и забываются. Во-втором, действуют ярко, а то и выдумываются, оправдывая в наших глазах нашу неудачу независящими от нас причинами. Облегчают тягостное чувство нашей несостоятельности.
Именно поэтому люди пассивные, лентяи, потребители и бездельники чаще верят в дурные приметы, судьбу, невезение и несложившиеся обстоятельства, чем люди деятельные, инициативные и менее претенциозные, чем мастера.
Суеверие помогает прилипале к чужому творчеству примириться со своей совестью.
Интересно! Люди, достигшие мастерства, часто очень внимательны к дурным приметам. Но их интерес - иного сорта. Они ищут средства, мобилизующие, сосредоточивающие их. Не любят приступать к делу с невытекающей из него, деморализующей тревогой. Знают влияние на себя примет и используют его, часто тончайшим и неукоснителънейшим образом соблюдая помогающие внутренней собранности ритуалы.
Это уже не страх. Но использование всего, что помогает.
Мне, например, помогает писать эта бумага, а не другая, эта ручка, а не другая, это место, а не другое. Помогает, когда пишется, а надо бежать на работу, завтракать, на лекцию. Помогает удивление написанному моей жены. Ее молчаливое удовольствие. А иногда, грешен, ссора с ней.
ПРИМЕР № 48 (продолжение). ЧТОБЫ НЕ ВЫХОДИТЬ ИЗ ТУМАНА. Еще о вере в приметы.
Юношеское, точнее подростковое, неумение удивляться реальности, еще неоткрытие ни ее (реальности), ни себя вне слов, фантазий и блеклых, броских выдумок романтизма, подспудная тоска по утраченному, на время в детстве оставленному удивлению, живет и проявляет себя жаждой чуда, часто мистического.
Отказ от суеверий для последовательного человека требует отказа от возможности такого чуда, от возможности мистической тайны. Этот отказ от возможности чуда до открытия мира реальности, мира для удивления неисчерпаемого, очень труден и всегда болезнен.
“ Тают отроческие тайны,
Как туманы на берегах...”
(Е.Евтушенко).
Сигнализируемая отказом от суеверий боль отказа от возможности чуда препятствует тревогой, эмоциональному развенчанию суеверий. Так и проживают многие, сохранив эту игрушку на всю жизнь, часто платя за нее жесточайшей запрограммированностью, предопределенностью своей жизни, невластностью в ней.
ПРИМЕР № 48 (продолжение). СВОБОДА, ЗНАЧИТ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. И последнее. О глубокой психологической почве для сохранения суеверий.
Это близко к только что сказанному, но не тождественно ему.
Суеверие, является как бы признаком и залогом наличия сил по своему произволу играющих нами. Рок, судьба, бог, наследственность в ее самом невежественном, предопределяющем понимании, обстоятельства для позера...
Рабство по отношению к ним конечно тягостно. И мы устраиваем игрушечные, детские, хотя часто и трагические бунты. Словно просим сохранить и непременно сохранить рабство, но на других в несущественном условиях. Или чтобы оно выглядело свободой... Мы тешим в этих играх себя ощущением борьбы и позой личного героизма.
Рабство предопределенности тягостно. Но свобода означает ответственность, а ответственность, неизвестность, риск пугают нас часто больше, к сожалению больше, чем рабство.
ПРИМЕР № 49. МЫ ХОТИМ ОСТАВАТЬСЯ ДЕТЬМИ. Пионеры старшего отряда в пионерском лагере - я был у них воспитателем, отряд считался трудным, бунтующим против всяческих порядков - пионеры старшего отряда взмолились:
- Михаил Львович, мы так не умеем. Вы предоставили нам полную свободу. Свободу самим решать, что и как делать, как жить отряду. А мы этого не умеем. Мы привыкли, чтобы нами распоряжались. У нас был день “наоборот”. Один день в смену, когда мы командовали воспитателями. В остальные дни можно было слушаться или не слушаться. А теперь вся смена, как этот день. Вы не командуете нами. Вами тоже не командуется. Нам хочется быть детьми. Приказывайте!
Приказывать я не стал. Но не в этом дело.
ПРИМЕР № 49 (продолжение). ЛЮБИТЬ ИЛИ НЕ ЛЮБИТЬ?... Отказ от суеверий грозит открытием, что нет потусторонних, правящих тобой, порабощающих тебя, но и оправдывающих твои действия сил.
Отказ от суеверий грозит (сигнализирует) обнаружением свободы выбирать. Решать и поступать без данных кем-то или чем-то априорных гарантий. Грозит ответственностью за будущие результаты твоих дел для себя, для других.
Страх становиться взрослым, то есть ответственным, создает почву для сохранения суеверий, автоматически подменяющих ответственность игрой в нее. Подменяющих жизнь игрой в жизнь, позой. Помните “Пеппи Длинный чулок”?
Хорошо ей жилось! Знала, что мама живет на небе и смотрит сквозь дырочку в нем на нее. Всегда опекает в земных приключениях, тяготах и играх.
Ответственность - это свобода. Но тогда никакой папа уже за тебя ничего не решит. Тогда твои проблемы, касаясь всех, остаются только твоими проблемами. Тебе одному и решать: “Быть или не быть?”.
“Любить иль не любить?” - вот в чем вопрос. Жить или функционировать в роли манекена, робота, раба?
О каких бы проблемах сигнальной деятельности мы ни говорили, приходить мы будем всегда к одним и тем же вопросам.
Об осознанной ответственности, инициативе, способности к необходимому риску. О свободе, необходимости, выборе. О решении и поступке. Деятельности и ее результатах: пользе (смысле) для себя, для других.
Я считаю необходимым напомнить о том, что речь шла о сигналах для человека, вообще - всех, а не только осознаваемых, знаемых им в качестве сигналов.
ПРИМЕР № 50.
МЫ НЕ ЗНАЕМ, ЧТО ДВИЖЕТ НАМИ.
“Мы не знаем, что движет нами!” - было моим первым осознанным открытием как психотерапевта. Это я открыл сам.
Не важно, что до меня это уже было открыто много раз.
Об этом писали и Борух Спиноза, и Зигмунд Фрейд, и многие, многие другие. Но ни того ни другого я тогда не читал, а у других не умел услышать и понять. Видимо, как эго часто бывает, принимал механически повторяемое словами за знаемое. Так, учителя, повторяя истины, которыми не пользовались, которых, не пережив, не понимают, за знаемое принимают говоримое.
Привычка ставить вопросы не для нытья и сетований на их неразрешимость, побудила на них отвечать.
“ Мы не знаем, что движет нами”. Иногда, впрочем, знаем. А часто даже, зная, делаем вид, что не знаем. Не хотим и боимся знать. То есть лжем себе самим.
Поставить пирамиду основанием вверх, на острие вершины в принципе можно. Но естественнее и прочнее, все-таки основанием вниз.
“Мы не знаем, что движет нами” - означает для меня, что этим следует интересоваться не меньше, чем космосом. С теми же мужеством и честностью узнавать, а не выдумывать себя. Это сулит и возможность более свободной и полной реализации, и умение пользоваться собой, когда есть для того нужда и необходимость.
“Мы не знаем, что движет нами”. Знаем о себе меньше, чем о космосе или об океанском дне. Но можем узнавать и узнаем.
Я говорю не только о явлениях, осознаваемых в качестве сигналов, но обо всех сигналах, действующих на человека, влияющих на деятельность его организма и его поведение.
Ну в самом деле, какой гипертоник знает, что он гипертоник, так как боится своей агрессивности, часто раньше, чем она у него есть.
Какой страдающий калькулезным холециститом связывает его с привычкой постоянно подавлять досадливое раздражение.
Кто из страдающих грудной жабой (ишемической болезнью), живущих “для людей”, знает, что все его “для других” служит, прежде всего, привычке чувствовать себя лучше, добрее тех, кому он “все отдает”. Что им движет чаще неосознаваемая потребность быть всем нужным, чувствовать всеобщее доброжелательство, собрать всю возможную благодарность, сделать всех своими должниками против воли. В результате он остается эмоционально одиноким в пугающем, холодном мире своих неблагодарных должников, у которых он не умеет ничего осознанно взять, которым сам не благодарен.
Разве часто мы сознаем, что у других тоже есть потребность быть нужными? Что всем необходимо, чтобы у них брали больше, чем чтобы им давали?
Разве часто мы понимаем, что добро это не любое полезное дело. А только то полезное, что мы сделали для себя, потому, что иначе не хотели - не могли не сделать.
За все иное мы рано или поздно спросим с людей. Если не прямо: “Я тебе добро делал, а ты мне чем отплатил (не заплатил, значит)?!”, если не прямо, то обидой на них, своей ишемической болезнью из-за них, досадой на неблагодарность людей, времени, страны...
Люди - не сберкасса. Кто хочет быть неоплатным должником? Кто хочет, чтобы из-за него болели? Вы хотите?
Знай он, что ему давали не из собственного счастья, удовольствия давать, он бы от такого помнящегося “добра” отказался. Пошел бы на базар, или в бюро добрых услуг...
Добро то, что отдается “от души”, то есть по собственному желанию, для себя, безвозмездно. Оно не требует даже личной доброжелательности от берущего. Добро не порабощает и не корит.
Обмениваться можно полезными делами и вещами. Нельзя обмениваться добром. Его только отдают. И не обижаются, когда твое “добро” отвергли или, приняв “добро”, прогнали тебя. Удовлетворение получают не от благодарности.
Творя добро, получают удовлетворение от того, что отдаваемое приняли, так же, как съедая хлеб, от насыщения хлебом. Доброе делается для себя, как для себя пьют воду.
Кто, вообще, думает о том, что у человека все болезни человеческие. Протекают по человечески, то есть под влиянием сигнальной (психической) деятельности. И не просто сигнальной, а специфической для человека. Сформированной в обществе людей, в общении, в труде, в освоении только между людьми существующих нравственных норм, в речевом общении.
ПРОТИВОРЕЧИВОСТЬ СИГНАЛЬНЫХ ЗНАЧЕНИЙ ОДНИХ И ТЕХ ЖЕ ЯВЛЕНИЙ
Противоречивость социальных условий между собой,
- противоречивость биологических условий и социальных,
- противоречивость реакций, тенденций, направленностей, вызываемых ими как сигналами,
- противоречивость сигнальных значений явлений,
- противоречивость этих значений для организма, для человека как личности, обусловливает не только развитие, но и создает почву для большинства болезней человека.
Даже инфекционными заболеваниями человек в одном настроении (отражающем степень его человеческой удовлетворенности, цельности) не заболевает, в другом заболевает легко.
Вот мы и подошли к нашему главному в этой части вопросу. Как формируются специфически человеческие, социогенные, общественные потребности?