Денис снова шел домой пешком через парк. На этот раз никаких счастливых семей он не увидел. Только супружескую пару в майках и велосипедных шортах. Прислонив свои велосипеды к скамейке, они пили из пластиковых бутылочек минералку.
— Солнце в глаза светит, — сказал муж.
— Возьми мои очки, — холодно ответила жена.
— Мля, че я, бабские очки буду носить, что ли? — огрызнулся муж.
Спирин отпустил его домой отоспаться с условием, что Денис вернется в отделение ко времени ночного дежурства. Он дал ему свой блокнот и попросил прочесть записи, касающиеся дела. «Может быть, у тебя возникнут какие-то дельные мысли или предложения».
Дениса это предложение озадачило. Капитан давал ему возможность заглянуть в свои сокровенные тайны. Юноша не понимал, чем вызвано такое доверие. Возможно, и сам капитан не отдавал себе отчета в мотивах своего решения.
Дома он устроился на диване, подогнув под себя ноги. На журнальном столике рядом с диваном, лежали на тарелке бутерброды с ветчиной, в чашке дымился ароматный кофе. Юноша раскрыл блокнот и на час погрузился в чтение.
* * *
Мне удалось встретиться с двумя людьми, участвовавшими в съемках порнофильмов в моем городе. Оба через некоторое время после нашей встречи покончили с собой.
Первая встреча произошла 14 мая 2009 года. Милая красивая девушка, восемнадцать лет. Не замужем, детей нет. Я встречался с ней не как оперативный работник, а как некий сетевой блоггер, якобы известный в узких кругах. Поклялся никому не называть ее имени, поэтому здесь его тоже писать не стану.
Она подсела за мой столик в кафе. Элегантно одета. За все время разговора ни разу не сняла темные очки. Объяснила, что в последнее время постоянно плачет, и не хочет, чтобы кто-то увидел ее красные глаза.
История этой девушки такова.
— Мне было четырнадцать лет. Обычная счастливая школьница. Родители, учителя, друзья — все меня любили. Был парень. Не одноклассник, конечно — их я всех ненавидела. Студент. С ним был хороший, качественный секс.
Они подловили меня прямо на улице. Предложили сняться в ролике. Всего один раз, говорили они. Мы хорошо заплатим. Будет весело.
Эта идея и впрямь показалась мне забавной. Жизнь дается один раз, думала я. Нужно все попробовать. Лишь намного позднее я поняла, что, если жизнь дается один раз, это значит, что многих вещей пробовать не нужно.
Но я попалась на удочку. Деньги. Вот что меня привлекло. А также возможность похвастать своим подвигом на вечеринках. Вот две вещи, которые губят людей — алчность и мания величия. На этих двух вещах стоит все наше общество. Так что я была как все.
Меня привезли на квартиру. Познакомили с партнерами. Их было двое. Молокосос моего возраста и жирный бородатый мужик лет сорока семи. Они должны были играть моего отца и брата. Я должна была соблазнять их обоих.
Мы немного пообщались, обсудили с режиссером сцену. Все как в большом кино, восхищалась я. Я даже не подозревала, насколько я была права. Действительно. Все. И мечта, и обратная сторона мечты.
Логистика процесса была ниже всякой критики. Режиссер стремился снять с одного дубля, но пришлось делать не меньше двух десятков. То пропадал свет, то на площадку заходили посторонние. Все орали, и никто друг друга не слушал. Полный хаос. Наверняка те же люди работали на съемках современных российских блокбастеров.
Еще проблем добавлял наш непрофессионализм. Мы, все трое, дрожа от страха и неловкости, деревянными голосами пытались произносить идиотские реплики. И уже через минуту начинали хохотать, как ненормальные. Самое интересное заключается в том, что в окончательную версию вошел именно тот дубль, где мы смеемся и играем хуже всего!
Чуть ли не на следующий день ролик попал на YouTube. Я мигом отрезвела, читая ужасные комментарии в Интернете. До меня вдруг дошло, что это могут увидеть мои родители, друзья, любимый человек. Я никогда не испытывала такого стыда и ужаса.
Денег я не получила. Продюсер сказал, что я должна сняться еще в одном ролике. Квартира, на которой его снимали, была грязная, там воняло помоями. Кажется, даже тараканы бегали. В таких условиях я играла тупую студентку, которая отдается преподавателю, чтобы сдать зачет. На этот раз я очень сильно волновалась, и согласилась принять наркотик, запив его водкой.
Денег я снова не получила. Вместо этого мне сунули драгоценности, которые, как я позже выяснила, оказались фальшивыми.
Я не стала требовать платы. Мне хотелось только одного — никогда больше не иметь дела с этим бизнесом. Но они не собирались меня отпускать. Начали шантажировать, грозились показать материалы родителям. Всем, с кем я здороваюсь на улице. Теперь я снималась бесплатно. Чтобы заглушить боль унижения и страх разоблачения, продолжила принимать все более тяжелую наркоту. Эти уроды снимали и снимали. Сколько они сняли этих сюжетов… Десятки. А может, сотни. Я занималась этим постоянно, каждый божий день. Родители и близкие ничего не подозревали, не замечали во мне никаких перемен. Странно, правда? Странно и страшно. Впрочем, в чем их винить? Я так умело их обманывала. Как шпионка какая-то.
Она глотает кофе. Поправляет очки, нервно оглядывается. Боится, что за ней следят?
Я спрашиваю, что с ней. Девушка не слышит. Кажется, она на некоторое время потеряла контакт с реальностью. Потом вздрогнула, и задумчиво сказала:
— Знаете, странное дело. Говорят, что семья — это люди, которые всегда тебя поймут и поддержат. Но я знаю — точно знаю, что мои родители никогда бы меня не поняли. То, что со мной произошло… такие вещи просто за гранью их понимания.
Я в ответ сказал то, что мне говорить не следовало.
— Многие самоубийцы имели семьи. И сводили счеты с жизнью прямо у себя дома.
Он вздрогнула еще сильнее, схватила чашку. Опрокинув в себя остатки кофе, продолжила:
— Я была вся в их власти. Они вытворяли со мной, что хотели. Имели всей съемочной группой, заставляли заниматься проституцией. Вы даже не представляете, с какими страшными людьми они связаны. Имен их я называть не буду. Боюсь. Но очень влиятельные люди. Губернаторы. Чиновники. Военные. Наркоторговцы.
Она наклонилась ко мне через столик, прошептала:
— Там было два мужика, которые всем заправляли от имени какой-то важной шишки. Один — высокий, глаза голубые. Очень тяжелый взгляд. Второй — длинный, с постной рожей, матерится через слово. Они обсуждали планы на будущее. Знаете, какие планы?
Я покачал головой. Она с кривой улыбкой сказала:
— Похищение детей.
Я спросил, зачем они собираются похищать их. Для пересадки органов каким-нибудь нуворишам? Девушка скорбно рассмеялась.
— На самом деле, такие вещи — миф. Не знаю, в чем дело, но без специального медицинского оборудования это технически неосуществимо. Нет, что-то другое.
Некоторое время мы молчали. Потом она закончила свою печальную повесть:
— В общем, недавно я узнала, что у меня СПИД. Шансов никаких. Вакцину ищут уже тридцать лет, и ни одного пациента еще не вылечили. Все эти Фонды — полная туфта. Да, наверное, это и к лучшему. Я устала жить в постоянном страхе и унижении, сгорая от стыда. Я почти не сплю, ломки в последнее время просто сводят меня с ума. Я даже хочу умереть.
Я спросил: если она так хочет умереть, и ее желание исполняется, почему она все время плачет? Это была самая трогательная форма сочувствия и заботы, на которую я был способен.
— Я плачу, потому что теперь уже никогда не стану матерью. Слушайте… можно я пойду? Я устала.
Я предложил подвезти. Девушка отказалась.
Через две недели она приняла смертельную долю снотворного. Если верить церкви — даже на том свете ей не найти покоя.
Одни только муки.
Бог наказывает нас не за то, что мы совершили Зло. Он карает нас за то зло, которое другие совершили с нами. Эта девушка была виновата в том, что ее унижали и мучили, и она не захотела терпеть это дальше.
Не таковы ли мы все?
* * *
На моем пути слишком часто встречаются люди, которые после общения со мной сводят счеты с жизнью. Или я тоже являюсь разносчиком Зла и так влияю на людей, или меня все время тянет к тем, кто готов умереть? Не знаю.
Вторая встреча произошла 23 июня 2011. Имени этого парня я опять-таки не назову. Он согласился дать свидетельские показания по делу «Вульгаты».
Ему двадцать семь. Мускулистый, загорелый, с тонкой бородкой. Карие глаза. В общем, красавец. На безымянном пальце левой руки — перстень с изумрудом.
Он сидел, скрестив руки на груди, и высокомерно смотрел на меня. Нахамил официантке и объявил, что платить буду я.
В его голосе слышны капризные, визгливые нотки. Он дергается от каждого звука.
Во время разговора неофициальный свидетель не проявлял никаких признаков суицидальных наклонностей.
В этот бизнес его втянул приятель. Парню нравилось то, чем он занимается. Платили ему исправно. Он даже сделал «карьеру» в Европе. У него был приличный банковский счет. Почти все деньги он тратил на машины, девочек, шмотки и кокаин.
— Если у тебя все так хорошо, — сказал я, — зачем тогда ты согласился со мной встретиться?
Помявшись, парень признался, что хочет бросить индустрию.
— Мне надоело все время кончать. Понимаете? Я боюсь стать импотентом. В последнее время у меня постоянные нервные срывы. Я почти не сплю. С трудом выношу людей. Даже близких. И потом… если я не уйду сам, меня вышвырнет продюсер. Я уже считаюсь старым. У них появились другие мальчики.
— Ты боишься, что не выдержишь конкуренции?
— Они все только и думают, как бы выбить меня из седла! — взвизгнул он. — Они все мне завидуют! Потому что я — бог! Понятно? Я лучше всех!
Его лицо побагровело, губы задрожали. Он был готов заплакать.
Но вместо этого несчастный неврастеник, иссушенный порочной жизнью, вскочил и выбежал из зала.
Через два дня он затеет ссору во время съемок и пырнет ножом молодого актера, которому обещали больший, чем ему, гонорар. И вечером того же дня, разогнавшись на полной скорости, направит свой «мерседес» к краю обрыва.