Из газет Денис узнал, что бывшего капитана полиции Спирина нашли возле детдома в канаве, избитого до полусмерти. Ему проломили череп, сломали челюсть и два ребра. Капитана два раза переехали на машине, и на помещенной в газете фотографии было видно, что его грудная клетка буквально вдавлена внутрь.

На его лбу неизвестные преступники ножом вырезали букву V.

Спирина обнаружил директор детдома.

Юноша навестил друга в больнице. Но поговорить им не удалось. Спирин впал в кому, и через два дня скончался. Дочь не успела навестить его. Денис увидел ее только на похоронах. Глазам юноши предстала элегантная блондинка в скромном сером костюме. Она поддерживала за руку мать. Та, в черном платье и с платком на голове, проплакала все похороны. Полина держалась более спокойно, но печаль в ее глазах показалась Денису более искренней.

Его самого сопровождала на кладбище новая пассия. Оксана была в курсе «дела Вульгаты», Денис все ей рассказал чуть ли не в первые дни знакомства… все, кроме случившегося в подвале, конечно. Она опасалась, что теперь жизнь ее спутника в опасности.

— Это месть Камышева, тут к гадалке не ходи, — говорила она. — Нам надо на некоторое время уехать, пока пыль не уляжется.

На кладбище они познакомились с Полиной и бывшей женой капитана. После панихиды все вчетвером поехали в кафе. Полина поведала Денису, что отец звонил ей, и они договорились о встрече.

— Все могло измениться к лучшему. Но не сложилось.

— Твой отец всегда нарывался на неприятности, — сказала мать, вытирая слезы платком.

Денис рассказал им о своей дружбе с капитаном. Вспоминал злые шуточки Спирина. Все начали смеяться, бывшая жена тоже припомнила несколько «афоризмов».

— Они меня всегда раздражали, когда Коля был жив. А теперь мне их не хватает.

— Мне тоже его не хватает, — сказал Денис.

— А мне — больше всех, — добавила Полина.

Возникла пауза.

— И никто из его так называемых сослуживцев не явился, — сказала мать. — Только Кузнецов догадался цветы положить. Видали его? Даже не поздоровался.

— Мне тоже показалось, что он нас избегал, — сказала Полина.

Они расстались, договорившись встретиться на сороковины.

А через неделю Денису позвонил Тимофеев.

* * *

Денис к тому времени уже вернулся в Новгород. Они с Оксаной сняли однокомнатную квартиру на Чудовской улице. По вечерам Денис подрабатывал охранником в «Ночном Океане», а Оксана — официанткой в соседнем рок-клубе «Железный папа», но в основном, конечно, они жили на родительские деньги. Вполне, конечно, могли обойтись и без иждивенчества — если бы ставили своей целью иметь только самое необходимое. Но такой жизненный план не подходит современной молодежи: она хочет иметь все и сразу, не заработав ни копейки. И у Дениса, и у Оксаны были друзья, они жили на всю катушку, прожигая родительские деньги. Поневоле приходилось им соответствовать, чтобы «не выглядеть лохами».

Отношения Дениса и Оксаны длились уже два месяца. Девушка внешне ничем не напоминала Настю: низкорослая блондинка с полной грудью и бедрами, жадным чувственным ртом и спокойным, довольно своенравным характером. Настю Денис любил, но не хотел; Оксану хотел, но не уважал. Новая подруга возбуждала его гораздо сильнее Насти, это был его тип, и Денис часто с удовольствием хватал ее за ягодицы, демонстрируя мужское собственничество. Оксана отдалась Денису легко, и он знал, что здесь ему не сделали никаких привилегий — Оксана была доступной с парнями, и Денису нравилась эта ее черта. Нет более утомительного дела, думал он, чем месяцами добиваться какой-то девки, когда вокруг их столько, да и без этого важных дел полно. Замужняя дама всегда твердила ему то же самое. «Мужчины раньше добивались женщин потому, что нас держали за семью замками, — говорила она, когда они с Денисом лежали в ее супружеской постели, — и у мужчин просто не было выбора. Потом женщины добились свобод, и мужчины сделали выбор в пользу доступных девиц. Мужики не любят недотрог. Да и мы не любим романтиков, хоть и смотрим мыльные оперы и слушаем Стинга».

«Да, — соглашался с ней Денис, — люди вступают в отношения вовсе не для того, чтобы стать лучше и благороднее. Они хотят развлечься, пофлиртовать. Современный человек обязан как можно быстрее и проще реализовывать свои желания, иначе отстанет от поезда. Желания, в свою очередь, также должны быть как можно проще и примитивнее. На бесплотные мечты времени и сил уже не остается».

Ему не хотелось видеть Оксану в возвышенном свете, и она ни разу не дала ему для этого ни малейшего повода. В последнее время, правда, девушка часто рассматривала в Интернете фотографии чужих свадеб, подвенечные платья, младенцев в колясках и тому подобное. Денис прекрасно понял намек, но притворился дурачком. Он знал: рано или поздно придется сделать то, что хочет Оксана, или «потерять ее». Девушка часто высказывалась в том духе, что ее «трудно найти, легко потерять и невозможно забыть». Насколько помнил Денис, найти ее было не так уж и трудно, но терять тоже не хотелось, поскольку в постели она была самим дьяволом. В конце концов, он кое-чем обязан ей: Оксана вернула ему эрекцию и утешила его после связи с замужней. Денис, правда, тоже кое-что дал ей взамен, но заикаться об этом, конечно, не следовало и было бесполезно.

Отчасти Дениса отвращало от брака то, что он не был до конца уверен в Оксане. Будет ли она хорошей, заботливой женой? Сейчас, конечно, все идеально. Но потом он начнет пахать круглыми сутками, и, приходя домой, будет нуждаться в чем-то большем, чем «сюси-пуси» и «зая, я так тебя люблю». В себе он тоже был не уверен, а главное — уже не хотел создавать семью. Он утратил романтическое восприятие брака, одновременно физическое и духовное, которое помогает преодолеть трудности, и видел в супружеской жизни одни недостатки. Денис винил в этой внутренней перемене свою хромую ногу.

В общем, в последнее время между ними нарастало напряжение, и они даже два или три раза поссорились. Оксана в полной мере выказала свою способность к злословию, и очень обижалась, когда Денис вместо «бурного примирения», на которое она рассчитывала, оскорбляя его, запирался у себя в комнате. Слава богам, пока еще они часто виделись с друзьями, которые не позволяли вязнуть в болоте неурядиц.

Одним холодным октябрьским вечером Оксана снова сидела за столом у ноутбука, любуясь свадебными фотографиями. Денис лежал на диване и вяло листал один из ее журналов, который девушка оставила на столике. Наверное, это был какой-то намек, но Денис в тот вечер решил его проигнорировать.

«Мужчина, — читал он, — существо примитивное. В женщине его интересует вовсе не душа, как наивно надеются девушки, а исключительно тело…».

Тут Денис поневоле улыбнулся, вспомнив, как замужняя возмущалась по поводу одного из своих «фаворитов»: «Женского тела ему мало, подавай еще и душу!».

«Когда мужчина видит женщину сзади, он в первую очередь обращает внимание на ее попу. Вот несколько советов, как сделать попу крепкой и упругой…»

Денис прочел заглавие статьи. Конечно же, она называлась «Крепкая попа».

«Тьфу ты, пропасть!» — подумал он, отшвыривая журнал. — «Не выучили еще?».

Оксана удивленно оглянулась на него, развернувшись на стуле вполоборота.

— Ты чего? — спросила она, приподнимая брови.

Он не успел ответить. На столике загудел планшет «Lenovo», который Оксана заставила его купить вместо обычного мобильного телефона. Денис удивлялся, на кой черт хвастаться подобными игрушками, учитывая, что с такими теперь ходят даже дворники и уборщицы.

Денис и Оксана удивленно переглянулись.

— Кто это? — спросила она.

Денис пожал плечами. Он не ждал никаких звонков.

На дисплее высветился незнакомый номер. Юноша несколько секунд смотрел на него, потом принял вызов.

Это был Тимофеев. Следователь, который вел досудебное расследование дела Камышева.

Он хотел, чтобы Денис выступал в суде как свидетель обвинения против Егора Валентиновича.

— Без вас нам не обойтись, — сказал он. — Вы — последняя надежда правосудия. Если вы нам не поможете, Камышев выскользнет из рук.

Денис помолчал. Поднял глаза. Оксана с тревогой следила за ним.

— Что от меня требуется?

— Рассказать все, что знаете. Все, что видели. — Тимофеев помолчал. — И предъявить блокнот.

— Откуда вы про него знаете?

— Николай Андреевич просветил.

— Блокнот вам ничего не даст. И вообще, я сомневаюсь в том, что могу быть вам полезен. Больше всего на свете я жалею, что ввязался в эту историю. Мне хочется сейчас только одного — начать новую жизнь и забыть все, как страшный сон.

— Капитан был о вас лучшего мнения, — заметил следователь, и Денис тотчас его возненавидел. — Разве вы не хотите упрятать за решетку человека, который изнасиловал вашу девушку?

— Бывшую девушку, — поправил Денис, как будто это что-то меняло. — И в блокноте не указано имя.

— Там указано, что насильник имел дело с «Вульгатой». Вы расскажете присяжным о том, как вас избивали молотком, а потом мы покажем им фильм, который Китаев и Кириленко сняли с вашим участием. Вы слышали, как они неоднократно упоминали имя Камышева. И скажете об этом. Подумайте над моим предложением, Денис. Хорошенько подумайте.

Следователь оборвал связь.

Денис положил смартфон на журнальный столик, откинулся на спинку дивана и уставился в одну точку.

— В чем дело? — спросила Оксана. — Кто звонил?

— Следователь. Он хочет, чтобы я свидетельствовал в суде против Камышева. — Денис помолчал и, не глядя на нее, добавил: — Я собираюсь дать согласие.

Оксана была против. Она считала, что это слишком опасно — что, впрочем, Денис понимал и без нее. А еще он понимал, что не может поступить иначе.

Они ссорились два часа. Денис ночевал на диване.

Наутро ему позвонил Дима Котов. Предложил встретиться, посидеть в кафе, поговорить за жизнь.

— Мы давно не общались, — сказал он.

Едва они сели за столик и заказали еду, Денис поведал о своих планах.

— Ты псих, — ответил Дима. — Оксанка права. Зачем тебе ввязываться? Этого урода никогда не посадят, а ты наживешь проблем на свою голову. Ты молодой, перед тобой вся жизнь — зачем ты ее губишь?

Денис усмехнулся.

— Вся жизнь? Ну да. До самой смерти мне придется вкалывать на какого-нибудь… Камышева. Юрист из меня вряд ли получится, да новые кадры сейчас никому и не нужны. Придется работать не по специальности. Женщины будут стремиться сесть мне на шею, и как можно больше урвать от меня, а мужчины — даже друзья — доказать мне свое превосходство. И я всю жизнь, которую ты советуешь мне беречь, буду со всеми воевать и огрызаться, как затравленный волчонок, чтобы не дать себя раздавить и обобрать. Так, может, немного повоевать за правое дело, а не за секс и бабло?

— Ты вечно все преувеличиваешь. — Дима раздраженно побарабанил пальцами по столешнице. — Что ты с этого будешь иметь?

— Ну хорошо. Ты можешь допустить, что я хочу удовлетворить свою жажду мести?

— Не могу. Это на тебя не похоже.

— Если бы наш разговор состоялся годом раньше, ты был бы прав. Но теперь я изменился.

Они сменили тему, но разговор не клеился. Расстались они холодно.

Через месяц Денис сидел в зале суда, ожидая, когда соберутся присяжные. Зал был полон. Камышев сидел на скамье подсудимых с самым бодрым и независимым видом. Улыбался и был уверен в собственной безнаказанности. Его адвокат — низенький сутулый мужчина с крысиным лицом — то и дело поправляя огромные очки, шепотом давал ему советы. Утром Денис встречался с Тимофеевым. Следователь сообщил ему, что, несмотря на подписку о невыезде, последнюю неделю Егор Валентинович провел за границей. Если точнее — на отдыхе в Испании. Это было заметно: Камышев загорел и выглядел довольным жизнью.

Денис прикрыл глаза. Потер лицо. Он не спал всю ночь и ощущал себя смертельно усталым.

Наконец, присяжные расселись по местам. Спустя десять минут судья в черной мантии занял место за кафедрой и три раза стукнул молотком.

Первым судья дал слово прокурору. Денис напрягся, ожидая момента, когда прозвучит его имя и нужно будет пройти к своему месту за маленькой кафедрой на глазах у двух сотен людей. Но первым свидетелем обвинения, которого вызвал прокурор, оказался Слава.

Он был одет в песочного цвета костюм и белую рубашку, и, судя по темным пятнам под глазами, тоже этой ночью страдал бессонницей.

Слава занял свое место и дал клятву говорить правду и только правду. Прокурор задал ему несколько вопросов. Это был молодой парень лет двадцати семи, в джинсах и черной водолазке, с копной соломенных волос. Он казался застенчивым, и задавал вопросы по бумажке, сгорбившись над своим столом. Голос его был спокойным и меланхоличным, он не делал никаких жестов, подчеркивающих обвинительную речь, и, судя по всему, пропускал в университете занятия по ораторскому мастерству. В зале повисла атмосфера скуки и уныния. Судья слушал, подперев кулаком седую голову, и постукивал ручкой по лежавшей перед ним папке. То и дело с разных сторон доносился кашель и пронзительный скрип, означавший, что зрители ерзают на своих скамейках. Прокурор говорил медленно, и журналисты на задних рядах, стенографировавшие его речь, имели возможность не только записать каждое слово, но и вывести красивым витиеватым почерком каждую букву. А то и намалевать на полях черта.

Некоторое оживление внес Слава, взволнованным дрожащим голосом рассказывавший об убийстве Маши. Он признался, что ее убили не сразу. Сначала Китаев, Кириленко, Кейси и он сам, распив бутылку водки, пустили ее вкруговую. Кириленко все кричал о том, что, мол, исполнилась его давняя мечта — поиметь бабу в ментовской форме.

В зале поднялся гул. Затрещали вспышки фотокамер. Судья стукнул молотком и призвал присутствующих соблюдать тишину.

— Происходящее снималось на видео? — спросил государственный обвинитель.

— Нет, — ответил Слава.

— Егор Валентинович Камышев участвовал в изнасиловании гражданки… — Прокурор заглянул в записи. — …Вилковой Марии Дмитриевны?

— Нет.

— Но он, э-э-э… знал о том, что происходит?

Слава сглотнул и нервно оглядел зал, избегая смотреть на Камышева.

— Это очень сложный вопрос. Я не могу на него ответить.

— Ваша честь, я протестую! — вскочив с места, закричал адвокат Камышева. В заполнившей зал атмосфере сонной апатии его выкрик показался неуместным и неестественным.

— Протест отклонен, — ответил судья, не глядя на него, и кивнул обвинителю. Тот, снова заглянув в тетрадку, спросил:

— Все же, как вы думаете, обвиняемый мог знать об акте изнасилования?

Вопрос был задан обыденным тоном и звучал, как заранее подготовленный, то есть фальшиво и нарочито.

Слава пригладил волосы, вместо этого взъерошив их.

— Трудно, очень трудно сказать. Все происходило в подвале, Камышев в это время находился наверху, у себя в кабинете.

— Хорошо. Я задам вопрос по-другому, — более естественно и смело сказал прокурор, очевидно, преодолевавший робость. — Как вам кажется, старшего лейтенанта Вилкову изнасиловали по приказу Камышева?

— Да, — ответил Слава.

Прокурор повернулся к судье.

— Ваша честь, у меня больше нет вопросов к свидетелю, — громко и уверенно сказал он, по молодости лет не умея скрыть наслаждение тем, как звучит в его устах эта фраза.

Слово взял адвокат. Он был оживлен, расхаживал перед кафедрой, активно жестикулировал и тряс в воздухе документами. Он неприятно шепелявил и мило картавил. Даже зная, что этот человек защищает мерзавца, было очень трудно не отдать ему предпочтение перед посредственным молоденьким прокурорчиком, не восхищаться его профессионализмом. Правда, молоденький прокурорчик, сам того не ведая, все же выиграл тем, что ввел всех в зале, включая присяжных, в состояние равнодушия и тоскливого нетерпения. В такой обстановке энтузиазм адвоката вызывал раздражение; он значительно выиграл бы, если бы вел защиту спокойнее. В целом процесс пока выглядел как неловкая попытка поиграть в демократический народный суд, причем игроки никак не могли взять верный тон: одни играли плохо, другие — слишком хорошо. Во всем этом не ощущалось не только торжества правосудия, но даже особой публичности.

Денис на время выпал из реальности, перестал понимать, что происходит. Ему хотелось поскорее взойти на кафедру, ответить на вопросы и уйти. Весь первоначальный энтузиазм пропал. Впрочем, ничего удивительного — уже полтора часа он сидит на жесткой скамье, не шевелясь и не глядя по сторонам. У него болела спина и затекла шея. Мучила жажда, и в то же время хотелось в туалет.

Денис устал смотреть на адвоката и опустил глаза. Он видел свои руки, но не узнавал их.

* * *

Он лежит на постели, обнаженный, а Настя, завернувшись в простыню, подходит к окну и раздвигает занавески. Ей в лицо брызжет поток утреннего света. Этот свет создает огненный ореол вокруг ее волос, они сверкают в солнечных лучах. Денис знал, чем вызван подобный эффект — в волосах женщин содержится небольшое, всего несколько миллиграмм, количество золота.

Она оборачивается и смотрит на него. Дарит ему свою нежную, печальную улыбку. Только теперь Денис понимает, видит, как она одинока, какая боль и тоска каждую секунду гложет ее сердце.

— Знаешь, — говорит она, — я должна тебе кое в чем признаться.

Он смотрит на нее, озадаченный.

— В чем?

Настя опускает взгляд. Несколько секунд молчит. Потом поднимает глаза и хриплым голосом несмело отвечает:

— Это будет неприятно.

Денис садится на постели, хмурится. Потом улыбается и беспечно говорит:

— Тогда, может, лучше потом скажешь? Что-то мне сейчас неохота напрягаться.

Настя слабо улыбается в ответ. Взгляд ее задумчив.

— Да, — со вздохом говорит она, и в ее голосе слышится одновременно досада и облегчение. — Ты прав. Лучше потом. Когда мы оба будем готовы.

Она отворачивается.

Он вздрогнул, услышав свое имя. Прокурор вызывал его.

Денис встал, пересек зал и взошел на кафедру. Все взгляды скрестились на нем. Он казался себе неловким, тело слушалось плохо.

Прокурор и адвокат по очереди задали ему вопросы. Денис отвечал более высоким, чем обычно, взволнованным голосом, который казался ему чужим и неестественным. Он старался не смотреть на Камышева. Тот же, скрестив на груди руки, с недоброй усмешкой сверлил его взглядом. Денис пытался напомнить себе, что Егор Валентинович сделал с Настей, но все же пробудить в душе праведный гнев именно в эту минуту не получалось. Даже собственная хромота не могла заставить его ненавидеть Камышева — в конце концов, бил его молотком по коленкам не он. Его собственная натура не создана для вражды. Он дает показания против Камышева, руководствуясь чувством долга, а отнюдь не личными счетами.

Молоденький прокурорчик довольно неумело направлял его свидетельские показания, и Денису показалось, что его страшный рассказ показался присяжным неправдоподобным и никого не шокировал. Адвокат же, казалось, разбил его в пух и прах и выставил полным идиотом. То, что Денис учился на юридическом, никак не помогло ему выглядеть более достойно. Он то и дело косился на судью: тот слушал защитника с бесстрастным лицом, вертя в руке карандаш, и, казалось, очень мало интересовался происходящим в зале. Прокурор тоже ничем не помог ему: ни разу не опротестовал ни одного каверзного адвокатского вопроса. Денис сошел с кафедры и вернулся на свое место, сохраняя внешнее спокойствие, но внутренне подавленный. Было ощущение проигрыша.

Вечером они снова встретились с Тимофеевым за столиком в кафе. Денис поделился со следователем своими переживаниями. Тот ободряюще улыбнулся.

— Все не так плохо, как кажется. Зрителей в зале можно обмануть, но судья, который ведет этот процесс — тертый калач. Он прекрасно знает эту крысу, адвоката Камышева. Этот любого выставит на посмешище. Но судья твои показания учел, и цену им понял. За процессом следит Генеральный прокурор, его освещают независимые журналисты, которые работают на солидные издания. Это дело на тормозах не спустят, поверь.

Он оказался прав только наполовину. Доказать, что Камышев имеет отношение к съемкам фильмов с убийствами и похищению детей, так и не удалось, несмотря на улики против него. Получилось доказать только его причастность к производству порнофильмов. Остальное свалили на Кейси. Так как среди дисков, найденных в его особняке, было несколько с детской порнографией, он получил восемь лет тюрьмы.

Весной следующего года Денис и Оксана поженились. Никакой особой церемонии не устраивали, отметили в узком кругу близких людей.

Уже на следующий день после свадьбы характер Оксаны резко изменился. Решив, очевидно, что «голубчик попался» и никуда больше не денется, она в полной мере выказала свою требовательность и неуживчивость. Новоиспеченному супругу пришлось к ней приспосабливаться. Впрочем, Денис на этот счет был спокоен. «Где залезла, там и слезет» — думал он.

Летом Оксана уговорила его съездить на отдых в Крым.

Он сидел в кресле у иллюминатора, рассеянно наблюдая, как другие пассажиры заходят в салон и рассаживаются по местам. Оксана что-то говорила ему. Вдруг поток ее оживленного щебетания прервался. Она вздрогнула и поспешно опустила голову.

Денис изумленно взглянул на нее. Потом повернул голову к проходу между рядами кресел.

Мимо них как раз проходил Озеров. На нем была черная рубашка и белые брюки. Он нес на плече спортивную сумку.

Встретив взгляд Дениса, он сдержанно кивнул. Потом увидел Оксану. Та не смотрела на него.

Озеров вдруг понимающе усмехнулся и подмигнул Денису. Потом прошел дальше.

Самолет взмыл над землей, оставляя внизу пылающий в солнечных лучах город, который скоро превратился в крохотную точку, окруженную зелеными и черными заплатами полей, лесов и пашен.

Денис посмотрел на Оксану.

Она улыбнулась. Потом увидела выражение его лица.

— Что?

— Ты его знаешь.

— Кого?

— Озерова.

— Я тебя не понимаю.

— Прекрасно понимаешь. — Денис помолчал. — Ты с ним встречалась? Или работала на него?

— Не разговаривай со мной в таком тоне!

«Значит, и то, и другое».

— Ладно, — сказал он. — Забудь. Поговорим в гостинице.

Он отвернулся к иллюминатору. Нацепил на голову наушники и включил плеер.

«От этого никуда не убежать, — думал Денис. — Не спрятаться, не скрыться. Зло настигнет меня повсюду».

Земля внизу стремительно удалялась. В наушниках под мрачно-торжественную музыку, напоминающую похоронный марш на балу Сатаны, звучал зловещий и вкрадчивый голос Глеба Самойлова:

   Известно, вам, придурки, что давно,    Про каждого снимается кино?    Дурацкий фильм,    Дурацкий фильм.    Всегда один.    Дурацкий фильм.    Трэш, это трэш, это ТРЭШ.    Ешь это или не ешь.    Дурацкий фильм — УЖАСТИК.    Дурацкий фильм — ПОРНУХА.    Дурацкий фильм — ФЕЕРИЯ,    И за последней серией — БАНКЕТ!

Денис прослушал эту песню и следующую. У него ныли колени.

Конец.