Юлиана и Пенелопу уже никто не удерживал. Враги справедливо рассудили, что с крыши Центральных Часов сбежать им никуда не удастся, потому никакой опасности они уже не представляют. О существовании их двоих, казалось бы, все давным-давно позабыли.

Другое дело — Ривальда Скуэйн. С неё не спускали глаз, так как всё ещё верили, что она может выкинуть какую-нибудь роковую штуку, которая испортит всё.

Юлиану всегда хотелось увидеть столь большой город, как Зелёный Альбион, с такой колоссальной высоты, но явно не при таких обстоятельствах. Несмотря на ночь, Юлиан видел каждое здание этого города, даже каждую башню Академии принца Болеслава.

И символично, что в этот момент он находился именно с Пенелопой. Потому что то, что проходило сейчас, было действительно идеальное свидание. Вернее говоря, было бы им, если убрать отсюда Сорвенгера, пару десятков вервольфов и это странное существо в коричневом плаще.

Он стоял спиной ко всему происходящему прямо посередине своей сцены. С головы и до пят он был окутан в потёртый и местами порванный коричневый плащ. Но и через этот плащ было явно заметно его аномальную худобу.

Молтембер?

— Я ждал тебя, дорогая, — произнёс он сухим и металлическим голосом, так и не повернув головы. — Даже скучал. Скажи мне, а ты скучала по мне?

Ривальда помялась несколько секунд, но затем едва слышимым голосом пробормотала:

— Скучала.

— Тогда, может быть, обнимешь меня? — пафосно спросил Молтембер. — Предайся эмоциям и забвениям, как это было пятнадцать лет назад. Этот отрезок времени был лучшим в твоей жизни. Не так ли?

— Был до тех пор, пока я не узнала правду, — уже более громким голосом сказала Ривальда.

— Какую правду? Чем эта правда напугала тебя?

— Не заставляй меня повторять это снова. Открытие ворот альтернативного ада, уничтожение Парламента, контроль над Сообществом…

— Ты солжёшь, если скажешь, что не разделяла моих идей. Я сотни раз повторял тебе, что мы похожи друг на друга больше, чем кто-либо. За исключением одного. Я не умею предавать. А у тебя это хорошо получается.

Ривальда дёрнула правой рукой, словно попыталась вырваться из захвата, но ничего у неё не получилось.

— Я не предавала то, за что сражалась всю свою жизнь. Я и ещё несколько человек спасли Сообщество от ужаса вроде тебя и я всегда буду гордиться этим.

Юлиан ждал, когда Молтембер повернётся и откроет своё лицо, но этот момент так и не наступал. Чего он ждал?

— Гордиться предательством, — процедил Молтембер. — Ничего более мерзкого в жизни я не слышал. Ничего более лицемерного. Пожалуй, кроме твоих слов о любви.

— Я любила тебя! — крикнула Ривальда.

— И любишь сейчас. Я слышу дрожь в твоём голосе. Но, в то же время, и фальш. Ты снова пыталась убить меня. Пыталась обмануть меня. Как повезло, что я знаю тебя настолько хорошо, что больше не смогу позволить себе повестись на обман. Не попадусь в твои ловушки, потому что знаю, как они устроены.

— Я сделала всё, что могла, — сказала миссис Скуэйн. — И горжусь тем, что хотя бы пыталась.

— Я выражаю тебе своё почтение, — перебил её Молтембер. — Твой план был очень хорош. Не только по своей идее, но и по содержанию и исполнению. Перенесла часть моей души, что хранилась в тебе, в меч и убила им Поборски. Да, это убило бы меня. Но так осколок души вернулся обратно к тебе. Потому что там ему и место. Не так ли?

— Я до последнего вздоха буду мечтать об избавлении от него. Он отравляет меня. Портит моё жизнь. Оскверняет всё мироздание.

— Ты скоро избавишься от него, — сделал вид, что успакаивает возлюбленную Молтембер. — Всё равно не достойна носить в себе то, что всё это время делало тебя сильнее. Но твой план… Как одинокий разум мог всё это распланировать? Так включить в свои соображения юного Юлиана Мерлина. Да так, чтобы он ещё ничего и сам не понимал.

— Что это значит? — вмешался в разговор Юлиан. — При чём здесь я?

— Мне пришлось использовать тебя, Юлиан, — сказала Ривальда. — Ты появился именно тогда, когда это было необходимо. Словно сам нарвался на ту роль, которую тебе пришлось исполнить. Я умышленно разрушала твою репутацию. Умышленно сделала так, чтобы ты оказался первым подозреваемым в убийстве Грао Дюкса.

— Но зачем? — удивился обескураженный Юлиан.

— Потому что уже тогда я догадывалась, кто такой Якоб Сорвенгер и зачем он здесь. Я сделала вид, что считаю виновным тебя, чтобы усыпить его бдительность. Чтобы он и дальше верил в то, что его план работает и однажды ошибся.

— И когда же ты поняла это? Поняла, что это был я? — спросил из-за спины Сорвенгер.

— Ты с самого начала вызывал у меня подозрения, — уверенно ответила ему Скуэйн. — Чем именно? Своей безупречностью. Ты был просто-таки безупречным прокурором. Всегда заранее всё знал, всегда был уверен во всём. Никогда не слушал меня, потому что заранее знал, права я или нет. Мои же подозрения окончательно развеялись после того, как Юлиан оказался в следственном изоляторе. А именно — после покушения Эдварда Арчера на него.

После этих слов Сорвенгер нахмурил брови, сжал глаза и стал пристально и внимательно слушать. Скорее всего, он услышал от Ривальды то, что никто не ожидал услышать именно от неё.

— Очевидно, что Арчера кто-то заколдовал, — продолжила Скуэйн, всё больше и больше вгоняя Сорвенгера в ступор. — А мы все знаем, что на территории участка магия не работает. За редким исключением. Защиту может снять на какое-то время только один человек. Начальник участка. Ты отключил защиту, Якоб, и наложил заклятие на Арчера. Но тем же самым ты спас и Юлиана, потому что с отключением защиты активировался и его защитный амулет.

— Моя ошибка, — признал Сорвенгер. — Моя ошибка, но никоим образом не твоя гениальность. Всё тоже самое мне пересказал и юный Мерлин, только более поверхностно. Расскажи мне ещё, что я специально посадил Иллиция в камеру к Штрауссу, что я специально отпустил Иллиция… Всё это мы знаем.

— Но суть свелась к одному, — сказал Молтембер. — Несмотря на некоторые сложности и твоё сопротивление, ты здесь. И мне нужен кусок твоей души.

— Так забери же его сейчас же! — крикнула Ривальда, снова попытавшись вырваться.

— Потерпи. Дай насладиться мне моментом моего триумфа.

— Когда злодей слишком долго хвалится собой, прежде чем совершить своё злодейство, появляется что-то, что мешает ему, — сказала Ривальда.

— Да, мы много это обсуждали. Но кое-какие вещи не подвластны даже мне. Например, время.

— Часы работают только в полночь! — выпалил Юлиан, надеясь, что кто-то вспомнит о его существовании.

— Да, — сказал молчавший так же Сорвенгер. — А у нас ещё аж двадцать две минуты. Достаточно для того, чтобы господин и миссис Скуэйн поговорили друг с другом.

— Мы же не просто так здесь, — продолжил свои вольные думы Молтембер.

— Двадцать две минуты до чего? — в ужасе спросил Юлиан.

— Ты всё понимаешь, — ответил ему Молтембер. — Ты всегда понимал всё, но слишком часто тебе не хватало смелости это признать. Шестнадцать лет назад я пытался принести в жертву альтернативному аду ваш жалкий Парламент. И я принёс, но это злодейство не покорило сердца властителей ада. Знаете ли, недостаточное зло. Слишком маленькое. Злодей-неудачник. Злодей-ребёнок. Именно так меня окрестили тогда. Именно таким я считал себя.

Нижняя челюсь Юлиана задрожала само собой, потому что он действительно всё понимал. Возможно, что не совсем так, как должен был понимать. Возможно, что мотив он до конца и не понимал. Но понимал исход. Понимал, что он будет означать.

— Ты хочешь принести в жертву весь город? — робко спросил он и крепко-крепко прижал к себе Пенелопу, словно намеревался этим самым обятьем защитить её от всех невзгод.

— Я рад, что ты понял, — ответил Молтембер. — Ривальда тоже всё поняла, но только слишком поздно.

— Нельзя. Так не должно быть. Это не стоит того! — крикнул Юлиан, заставив тем самым вздрогнуть Пенелопу.

Внутри Юлиана разразился столь великий гнев, что обладай он какой-либо великой силой, всё вокруг начало бы рушиться. Люди и вервольфы начали бы плавиться на глазах, стены обращаться в пыль, а всё оставшееся — гореть.

Но всё это происходило только в мыслях Юлиана. В действительности же он не мог даже уберечь Пенелопу. И, к великому горю, всё это отлично понимал.

— Вскоре ты поймёшь, что это того стоит, Юлиан Андерс Мерлин, — грозно проговорил Молтембер и наконец-то обернулся.

Если бы ужас имел лицо, то он имел бы лицо Молтембера. Да и не лицо это было вовсе, а череп, обтянутый тонкой-тонкой иссохшей кожей. Выделялись только ярко горящие и блестящие жёлтый глаза, пронизывающие всех вокруг такой яростью и злостью, что более чем на мгновение в них заглянуть было невозможно.

— Нравится моё обличие? — спросил Молтембер у Ривальды, лицо которой буквально скосилось от комбинации жалости и ненависти.

— Это был твой выбор, — сухо произнесла она.

— Мой ли? — воскликнул Молтембер и в мгновение приблизился к ней, уставившись прямо в её лицо. — Это ты сделала меня таким! Ты обратила меня в почти бестелесный дух! Без какого-либо подобия физической или магической силы! Я не могу ничего! Абсолютно ничего! Только летать, смотреть и наблюдать за тем, как всё, во имя чего я сражался, разрушается. Погибает всё, что я когда-либо любил. Не правда ли, лучше я выглядел в обличии Яна Поборски! Но ты и его отняла у меня!

Гримаса Ривальды уже через несколько секунд сменилась на полное равнодушие. Она смотрела своими полузакрытыми глазами в ужасные глаза Молтембера, но не отводила взгляда ни на секунду. Она не боялась. Она перестала бояться чего-либо.

— Однако твоё существование позволило и мне продолжить своё, — продолжил свой монолог Молтембер, так и не отводя своих ужасных глаз от застывшего лица Ривальды. — Одно только удручало. Я бы привязан к тебе. Я черпал силы из тебя. Я не мог находиться далеко от тебя. Якоб был чем-то вроде связующего звена между мной и тобой. Он часто находился возле меня, часто находился возле тебя. Это позволяло поддерживать связь между нами. Но знаешь, как сильно это удручает? Ведь моя свобода полностью ограничена! Я не могу делать всего того, что хочу. Не могу бывать там, где я хочу. Когда я терял связь с тобой, меня снова откидывало в Эрхару. И Якобу приходилось проводить изнурительные обряды возвращения меня обратно. Всякий раз он терял часть свою сил и всякий раз всё меньшая часть моей души возвращалась обратно. Я уже начинал бояться, что каждый раз станет последним. Но последний раз не наступил.

— Он наступит, — наконец проявила голос Ривальда. — Убийством меня ты ничего не добьёшься. Есть ещё один человек, который заключал договор с Эрхарой и который хранит печать твоего заточения.

Молтембер на какое-то время отвёл взгляд от Ривальды, посмотрев зачем-то на Юлиана и Пенелопу.

— Таким образом ты пытаешься купить страховой билет? — спросил он у Ривальды. — Надеешься, что я поверю тебе и не стану убивать сейчас. Что я оправлюсь искать легендарного восьмого. Ты так наивна?

— Тебе всё равн не узнать правды, — ответила миссис Скуэйн. — Моё убийство здесь и сейчас повлечёт за собой два исхода. Первый — ты вернёшь свою душу из Эрхары, обретёшь прежнее тело и прежние силы. Второй — канешь в пучину мрака навеки. Я бы советовала прислушаться ко мне.

— Могу ли я верить той, что однажды предала меня? — задумался Молтембер. — Нет. Обманула когда-то, обманешь и сейчас.

— Зато умрём в один день, — лицемерно улыбнулась Ривальда и послышался лёгкий смешок.

Казалось бы, наигранное веселье Ривальды разозлило Молтембера, потому что выражение его глаз стало вдруг ещё более суровым.

— Я однажды умер, — сказал он. — Один. Без тебя. Теперь твоя очередь.

— Если ты готов умереть, то делай со мной всё, что заблагорассудится.

После этих слов Ривальды закрыла глаза и чуть приподняла подбород вверх, словно оголяя свою шею под укус вампира.

Молтембер, казалось бы, замялся, потому что с половину минуты думал, что сказать. После чего он наконец сформулировал:

— Я вырву твоё холодное сердце из твоей груди своими горячими руками и съем его! Только после этого ты поймёшь, что ощущал я! Ведь именно это ты сделала со мной пятнадцать лет назад!

— Помяни мой слово, Акрур, — сказала Ривальда, не открыв глаз.

— А я рискну, — равнодушно ответил Молтембер.

— Ты борешься только за себя, а я за весь город. Именно поэтому я всегда буду на шаг впереди тебя. Я не побоюсь пожертвовать собой для того, чтобы победить. А для тебя пожертвовать собой — значит проиграть! — выпалила на прощание миссис Скуэйн и приготовилась к неизбежному.

Похоже, что это немало смутило Молтембера, потому что после этих слов его костлявая рука со скоростью света вонзилась в грудь Ривальды, буквально проделав в неё огромную кровавую дырку. Она даже не успела закричать. Всё, что смогла сделать несчастная миссис Скуэйн — это изобразить удивлённую гримасу, в особенности в области глаз.

А Молтембер сжимал в своей руки большое, кровавое и всё ещё бьющееся сердце.

Раздался отчаянный крик Пенелопы, который привёл в ужас и Юлиана.

Тело Ривальды с грохотом упало на каменный пол. Это определённо был конец. Последняя надежда Юлиана и Пенелопы только что замертво рухнула, лишившись сердца.

— Словно в себе дырку проделал, — презрительно произнёс Молтембер, после чего брезгливо посмотрел на сердце и выкинул с крыши. — Я вижу, ты довольно стойко воспринял это, юный Юлиан Мерлин.

— Это уже третья смерть, которую я вижу за последнее время, — выдавил из себя юноша, хотя переварить случившееся до конца ещё не смог.

— Не тот послужной список, чтобы гордиться, — сказал Молтембер и повернулся к своим подчинённым. — Ну вот и всё! Слова моей любимой не подтвердились. Я не погиб. Теперь следует лишь немного подождать и ваш господин наконец вернёт себе свою плоть, свой дух и свои силы.

Юлиан ощущал бешеное сердцебиение Пенелопы. Он начинал бояться, что сейчас оно выскочит из её груди и Юлиан потеряет ещё одного близкого и родного человека.

— Слава господину, — сухо произнёс Сорвенгер, однако через секунду его буйным рёвом поддержал отряд вервольфов.

— Не время для бравад, — перебил их Молтембер и обернулся к Юлиану и Пенелопе. — У нас меж тем осталось всего лишь четыре минуты. Я вообще не знаю, что вы делаете здесь! Тем более, я не могу понять, почему вы до сих пор живы.

— Если я правильно понял, через четыре минуты это кончится, — сказал Юлиан.

— Да, ты правильно понял. Но не для тебя, юный мистер Мерлин. Ты меня покорил. Я хочу видеть тебя подле себя. Поэтому проклятье обойдёт тебя стороной. Знаешь, почему мы находимся на крыше самых больших часов Зелёного Альбиона?

— Наверное, вы перенесли в них силу Роковых Часов, — предположила Пенелопа.

— Какая сообразительна девочка. Но, жаль, не покорила. Тем более, любовь губит горячие сердца. Без неё тебе будет легче, юный Юлиан. Понимаю твой гнев, но со временем тебе станет лучше. Если нет любви — никто не вырвет тебе сердце!

— Убей лучше и меня, — собрав всю волю в кулак, проговорив Юлиан, прижав Пенелопу к себе уже до невозможности крепко. Так можно и кости поломать. — Если ты лишишь меня Пенелопы, но оставишь в живых меня, пожалеешь об этом. Однажды я приду за тобой и вырву уже твоё сердце.

— Какие пафосные речи, — перебил его Молтембер, изобразив что-то руками. — Тебе следует правильно учиться говорить и мыслить. Я научу тебя. Через две минуты в городе останемся только мы и тогда ты никуда не убежишь. Но об этом позже. Прежде мы откроем ворота альтернативного ада.

Юлиан промолчал. Он мог бы снова распалиться в речах с угрозами, но всё это было бы только словами и ничем более. С Ривальдой умерла его последняя надежда спасти Пенелопу.

— Да начнётся обратный отсчёт! — воскликнул Молтембер, после чего взмахнул рукой и создал в ночном воздухе огромное летающее зеркало, на котором отражался циферблат Центральных Часов.

Оставалась ровно минута.

— Сейчас все в панике, — сказал Молтембер. — Все предчувствуют скорую погибель. Мисс Лютнер, вероятно, тоже. Как это символично — под бой курантов люди будут умирать. А на двенадцатый удар откроются врата ада!

Оставалось тридцать секунд. Юлиан не замечал в Пенелопе никакой паники, только обречённость и бешеное биение сердца.

— Всё будет хорошо, — прошептала она ему и поцеловала на прощание.

Прощание? Пора прощаться? Через несколько секунд её не станет? Нет, этого не может быть. Юлиан не смирится с этим!

Хотя кто его спросит ровно через восемь секунд?

Обратный отсчёт… Семь… Шесть… Пять… Четыре… Три…Два… Один… И…

Снова два. Почему два? Ровно за секунду до полуночи часы вдруг остановились и пошли в обратную сторону.

— Как это возможно? — в исступлении спросил Молтембер.

«Прыгай» — неожиданно раздался голос Ривальды прямо из амулета Юлиана и вдруг привиделся её образ в последний раз.

Пенелопа, похоже, ничего не слышала. Но она была жива.

И другого выхода не оставалось. Только лететь. Навстречу ветру. Всяко там, в полёте, хуже уже не будет.

Он схватил её, прошептал что-то вроде «доверься мне» и прыгнул вместе с ней.

Но полёт был недолгим. Стремительно летящий дракон подхватил их букально сразу же и усадил на свою огромную рыжую спину.

— Драго? — удивился Юлиан, не в силах поверить, что это он.

— Что это такое? — спросила Пенелопа.

— Миссис Скуэйн заботится о нас и после…

Договорить он это не успел, потому что в это же мгновение сзади раздался громогласный взрыв Центральных Часов. Дракон еле-еле успел покинуть эпицентр взрыва, тем самым не дав в обиду своих всадников.

— Что случилось? — спросил Юлиан сам у себя и обернулся.

Пенелопа не дала ему договорить. Она развернула его всеми своими силами к себе и принялась яростно целовать.