Спустя два дня после шокирующих событий последнего времени Юлиана наконец-то вытащили из камеры и отправили в комнату допроса.

Казалось бы, само это кресло было мертво. Его уже не занимали ни Уэствуд Глесон, ни изменник Якоб Сорвенгер, ни трагически погибшая Ривальда Скуэйн. На этот раз на нём с важным видом сидел Стюарт Тёрнер — человек, которого Юлиан видел далеко ни один раз, но близко совершенно не был с ним знаком.

— Что я здесь делаю? — спросил Юлиан у Тёрнера, даже не заботясь о тонах вежливости.

— Пришла пора всё разрешить, — ответил Стюарт, даже не поднимая на юношу глаз.

Насколько Юлиан знал, Стюарт Тёрнер работал на Департамент и отношения к полиции не имел. Что же он сейчас делал здесь? Не спросить ли об этом в лоб?

— Я снова в чём то обвиняюсь?

— Не беспокойся об этом, — ответил Тёрнер. — Очевидно, что взрыв Центральных Часов — это не твоих рук дело.

— С меня не переставая снимали показания уже два дня. Мне больше нечего вам рассказать.

— Ничего рассказывать и не надо. Я здесь для другой новости. Вчера в Департамент анонимно поступили документы.

Он пододвинул к Юлиану солидную кипу бумаг. Однако Юлиан и не думал открывать их и изучать.

— Не почитаешь?

— О чём эти документы?

— Перестань выражать недовольство, — сказал Тёрнер. — Это документы, полностью оправдывающие тебя и Пола Уэствуда Глесона.

— Что? — глаза Юлиана полезли на лоб то ли от счастья, то ли от недоуменя. То ли и вовсе от чувства, что его жестоко разыгрывают. — От кого они?

— Говорю же, анонимные. Но мы удостоверились в их подлинности. С утра с вас были сняты все обвинения. Более того, эти документы изобличают настоящего виновника — Якоба Сорвенгера.

— Значит, теперь вы верите мне? — в надежде спросил Юлиан.

— Верю ли я словам о том, что Сорвенгер помогал вызволить Молтембера из Эрхары? Верю ли я в Эрхару вообще? Нет, конечно. Но тебе и не положено знать, во что я верю.

— Я же видел это своими глазами. Я был на той самой крыше…

— Остановись. Не следует всё усложнять, — перебил разошедшегося юношу Тёрнер. — Ты хочешь, чтобы твои далеко не подлинные показания отправились на рассмотрение в местобольский сенат? Всё, что касается Молтембера — уже не наша прерогатива. Там тебя никто не защитит. Более того, могут наказать за дачу ложных показаний. Поэтому настоятельно советую — не лезь не в своё дело. Тебя освобождают. Обвинения сняты. Радуйся свободе и неприкосновенности.

— Значит, вы оставите всё, как есть? А вдруг Молтембер не погиб?

— У нас никаких свидетельств о том, что он действительно там был. И нам ничего не узнать. Молтембера можно найти одним способом. Если он сам этого захочет.

— Тогда в чём обвиняют Сорвенгера? — спросил Юлиан.

— В совершении трёх хладнокровных убийств членов Совета Присяжных, в освобождении из изолятора Агнуса Иллиция. Цель очевидна — убивая присяжных, он хотел влиться в их совет.

— Это правда, в которую я должен верить? — недовольно поинтересовался Юлиан.

— Это правда, которую ты должен знать, — довольно грубо ответил ему Тёрнер. — Будь уверен, в конечном итоге мы разберёмся во всём.

— Мне кажется, вы уже разобрались.

— К сожалению, нет. Спешу тебя расстроить, но Сорвенгер не погиб. Его израненное тело было найдено на месте взрыва. И спасено. К великому сожалению.

Хуже этой новости была только новость о смерти Ривальды.

— А миссис Скуэйн? — спросил Юлиан. — Она была найдена?

— В куче обугленных тел вервольфов мы нашли и её. К несчастью, тело опознанию не подлежит. Опознали её только по кулону. Как раз такой же есть у тебя, — Тёрнер кивнул подбородком на последнее напоминание о Ривальде, висевшее на шее Юлиана.

— Значит, ей повезло меньше, чем Сорвенгеру.

— Мне очень жаль, — постарался выразить сочуствие Тёрнер.

Да что он понимает? Как ему может быть жаль? Хуже его равнодушия может быть опять же только смерть миссис Скуэйн. Ему её гибель может и на пользу пойти. Вдруг замахнётся на пост первого присяжного? Со смертью Ривальды дорога туда прямо открыта.

Юлиан не ответил ничего. Он вольготно откинулся на спинку стула в ожидании того, когда его уже отпустят отсюда и он раз и навсегда забудет это ненавистное место.

— Это ещё не всё, — спустя полминуты напомнил о своём существовании мистер Тёрнер. — После смерти миссис Скуэйн было вскрыто её завещание. И тебя она не обошла стороной. Она завещала тебе своего дракона.

— Драго? — искренне удивился Юлиан.

— Вот уж не знал, что миссис Скуэйн обладает зарегестрированным драконом. Ну да не моё дело. Надеюсь, ты управишься с ним.

— Я отказываюсь, — уверенно ответил Юлиан. — Мне не нужен дракон. Не нужно ничего, что будет о ней напоминать.

— Твоё дело и твоё право.

— А дом миссис Скуэйн? Всё её состояние? Кому это досталось?

— На самом деле эту информацию я не могу распространять. Но ты не являешься посторонним человеком. Дом и все банковские счета оставлены некой Клаудии Бартон.

— Клаудия? — удивился Юлиан. — А кто это?

— К сожалению, этого никто не знает. Узнаем тогда, когда она приедет получать своё новое имущество.

Даже Юлиан не знал, что такая Клаудия Бартон. Хотя знал он о Ривальде больше, чем основная часть этого города и Департамента.

— Сорвенгер пролежит на лечении несколько месяцев, после чего его дело будет направлено в окружной суд, — перевёл тему Тёрнер, не дав времени Юлиану подумать-. Слушания состоятся в конце января — начале февраля. В случае чего, будь готов.

— Я не хочу на суд…

— Если вызовут, придётся.

Тёрнер посмотрел на наручные часы, которые носил почему-то на правой руке и спохватился:

— Мне пора в Департамент. Время поджимает.

— Похороны Ривальды были сегодня?

— Да. Сожалею, что ты на них не попал.

Он встал, а Юлиану так и хотелось крикнуть ему в спину, что он ничего не смыслит в сожалении. Однако сказал ему юноша другое:

— В одной книге я прочитал, что истина важнее свободы. Вы не согласны с этим?

— Согласен, — обернулся Тёрнер. — Но откуда нам знать точно?

Он эффектно закрыл дверь и ушёл. Теперь уже не только кресло инспектора, но и сам кабинет казался мёртвым. Ещё недавно он был заполнен всевозможными красками общества — Ривальдой, Уэствудом, Сорвенгером. В этом кабинете умер Иллиций, в этом кабинете Юлиан прожил едва ли не половину последнего месяца.

Теперь же в воздухе витала пустота. Одно радовало — вскоре это место снова должен был занять инспектор Глесон.

* * *

А уже спустя два часа полностью свободный Юлиан стоял возле могили Ривальды Скуэйн, сжимая руку Пенелопы, и не мог подобрать нужных слов.

Могильный камень был выполнен в самом простом стиле, без излишеств, украшений и богатств. Сверху было выбито большими золотистыми буквами «Ривальда Скуэйн», причём и второе имя использовано не было. Сразу под инициалами красовались годы жизни «1971–2010». Никаких грустных фраз, наподобие «Requiescat in pace», никакой принадлежности к религии. Только имя и годы жизни.

— О чём думаешь? — решила нарушить неловкое молчание Пенелопа.

Юлиан ответил не сразу, потому что не знал, что сказать. Эмоции переполняли изнутри — подавленность, гнев, ненависть. А вот слов было мало.

— Она не могла так поступить с нами, — выдавил из себя юноша. — Как она могла оставить нас в столь трудный момент?

— Я так и не поняла, что произшло тогда на крыше…

— Тебе и не надо понимать.

— Постарайся объяснить.

— Всё очень просто, — ответил Юлиан. — Ценой своей жизни она спасла город. Уничтожила оружие Молтембера, и, судя по всему, и его самого.

— Она могла спастись так же, как и мы. На драконе хватило бы места.

— Не могла, — отрезал Юлиан. — Выходом была только её смерть. Но она не могла! — закричал Юлиан. — Она должна была что-то придумать, чтобы не умирать! Её же считают самой умной в этом городе, у неё всегда должен был быть план.

— Ты любил её? — робко спросила Пенелопа.

— Что? В каком смысле?

— Ты был привязан к ней.

— Я её ненавидел, — сознался Юлиан. — Теперь же я и сам не знаю, что ощущаю. Я не хотел, чтобы она уходила. Когда тебе или мне будет страшно — кто придёт на помощь? Мы сами за себя?

— Мы есть друг у друга, — сказала Пенелопа и прижалась к Юлиану.

— Есть, — кивнул Юлиан, в сотый раз прочитав имя на могильном камне.

Он всё ещё не верил в то, что это могло случиться.

— Самое главное, что город в безопасности, — рассудила Пенелопа. — Если бы не смерть миссис Скуэйн, мертвы были все.

— Не утешает. Однажды мы должны будем отомстить, — сказал Юлиан, и выражение его лица полностью окрасилось оттенком ненависити.

— Главное — не спеши, — сказала Пенелопа. — Не забывай — у тебя есть я. И всегда буду.

Она повернула Юлиана к себе и крепко-крепко обняла его. Только вот Юлиан не ощущал себя в безопасности, находясь в этих объятиях. Он начинал ощущать себя чужим.

— Подожди, — остановилась Пенелопа. — Что шуршит у тебя в кармане?

— Да так, ничего, — попытался отвязаться Юлиан, но не тут-то было.

— Нет-нет, покажи.

— Юлиан молчал.

— Я сама возьму.

Со скоростью света она распахнула пальто Юлиана и вытащила из внутреннего кармана подозрительную бумажку.

— Зачем это тебе? — спросила она, вглядываясь в буквы, которые видела и надеясь, что всё это ей мерещится. — Зелёный Альбион — Свайзлаутерн, через два часа…

— Ты всё понимаешь…

Пенелопа держала ненавистный билет в своих руках и готова была порвать его, раскромсать и сжечь, но никуда не отпускать Юлиана.

— Ты не должен уезжать. У нас семестр в разгаре. И я…

— Мне стал ненавистен этот город. Он принёс много зла. Прости, я больше не могу тут находиться.

— А я как же?

— Прости. Может быть, я вернусь… Может нет…

Что должно следовать дальше? Пощёчина? Нет, Пенелопа держалась.

— А знаешь, что? — выпалила она. — А езжай, куда хочешь! Только… Только я буду тебя ждать.

А не стоит, подумалось Юлиану. Только вслух он ничего не сказал. И не скажет.

— До встречи, — выпалила она, развернулась и ушла.

На могильный камень упала снежинка. Первый снег в этом году. Снег, который Ривальде увидеть было не суждено.

Юлиан даже не проводил взглядом Пенелопу. Не хотел. Не мог. Он не хотел никого видеть, в том числе и её. А ведь недавно думал про себя, что всё готов за неё отдать.

Может, и да, но явно не сейчас.

Юлиан подошёл к могильному камню и аккуратно положил на него свою руку.

После чего, запинаясь, воспроизвёл заученную фразу.

— Ты смогла обмануть Молтембера. Значит, может обмануть и смерть. Если ты меня слышишь, не проигнорируй мои слова. Просто однажды… Будь живой.