С утра мужчины Ку-Пио-Су начали рыть яму. Копали среди других, более старых могил, на вершине небольшого холма, шагах в двухстах от поселка. Рыли каменными кирками, дубовыми кольями, отгребали песок ладонями рук и кусками твердой коры. Рыхлый песок легко поддавался усилиям землекопов.

К полудню неглубокая яма уже была готова. Дно ее усыпали толстым слоем свежей травы, чтобы мягче было лежать.

Тело Мандру перенесли из хижины и опустили на дно могилы.

Мандру положили на правый бок. Руки, согнутые в локтях, уложены были так, как бы это сделал человек, засыпая на своей постели. Сверху тело было посыпано красной охрой. Красный цвет — цвет крови. Красная охра — символ тепла, жизни, возрождения.

Это сделали для того, чтобы покойник проснулся молодым, сильным и здоровым в том новом мире, куда он переселился.

В этом, собственно, и заключался обряд похорон. Оставалось только как следует снарядить покойника.

«Полной смерти нет, — думали люди поселка Ку-Пио-Су. — Покойник только перешел в мир снов. Там есть все, что и в этом мире. Такие же реки, озера и леса. Там плавает рыба, летают птицы, бегают дикие звери. Мандру и там будет вести такую же жизнь, как и здесь.

Там уже ждут его умершие предки, а также сыновья, внуки и правнуки, которые умерли раньше. С ними вместе он построит себе новый дом, сделает новую лодку, будет ловить рыбу и бить лесных зверей».

В могилу опустили то оружие, которое когда-то сделал себе покойник: лук и стрелы, короткое копье, пращу, каменную кирку, долото, костяную иглу и кремневый скребок. Тело закрыли медвежьим мехом, чтобы покойнику было теплее.

Внуки Мандру притащили старое весло, с которым когда-то плавал по озеру сам старик, а также трут и огниво, завернутые в сухую бересту.

Женщины поставили два горшка — один с водой, другой с медом диких пчел. Карась принес на могилу другое, новое весло.

— Возьми, Мандру! — сказал Карась и опустил весло в могилу. — Пусть вспоминает Мандру старого Карася, когда будет ловить рыбу на теплых подземных водах.

В это время неистовый вой огласил озерную гладь. Два сына Пижму тащили к могиле привязанную ременной петлей собаку. Собака рвалась, каталась по траве, рычала, лаяла и жалобно выла, упираясь изо всех сил.

Это была собака самого Мандру, которая, словно предчувствуя что-то недоброе, ни за что не хотела подойти к могиле хозяина.

Собаку притащили на край могилы. Тут ей на шею накинули вторую петлю, и два внука Пижму стали тянуть концы их в разные стороны. Собака захрипела, высунула язык, и глаза ее остановились.

Пижму поднял задушенную собаку и сказал:

— Мандру, возьми с собой свою лайку. Она не захотела остаться здесь без тебя.

С этими словами он бросил собаку к ногам покойника.

В это время к могиле подошла старшая дочь Мандру — вдова Онда. Глаза ее были заплаканы. Седые космы висели по плечам.

Онда подошла к яме и села на землю.

— Мандру, — сказала она, — кто тебя там напоит, накормит? Кто голову расчешет? Кто ночью подаст воды напиться? Без меня некому. Возьми и меня, как взял свою собаку… Старики, хочу пойти на ту сторону. Куда он, туда и я. Пижму, ты теперь самый старший, проводи меня туда…

Она встала, поклонилась Пижму в ноги и осталась лежать, вытянувшись и прижавшись лбом к сырому песку.

Пижму поднялся, огромный, сутулый и неповоротливый, как медведь.

— Надо проводить! — сказал он и поманил к себе рукой младшего сына, Курбу.

Курбу был ростом с отца, но еще шире и костистей. На широких плечах и короткой шее сидела круглая голова, обросшая ворохом рыжих волос. Из-под низкого лба и густых бровей невесело глядели маленькие бесцветные глазки.

Пижму наклонился и что-то сказал сыну на ухо. Курбу медленно повернулся и, раскачиваясь, отправился в дом.

Пижму подошел к старухе и погладил ее по голове:

— Лежи, Онда, и не бойся. Ничего не бойся! Задумала ты хорошо. Надо заботиться о старом Мандру. Привык он к тебе. Скучно будет ему без тебя.

Курбу вернулся с оленьей шкурой и длинным белым ремнем из лосиной кожи.

Пижму, тихо приговаривая, накрыл Онду шкурой.

— Не бойся, Онда, хорошо будет! Ничего не бойся.

Курбу сделал посреди ремня петлю и подал отцу.

Пижму не торопясь наклонился, приподнял шубу, надел петлю на шею старухи и опять прикрыл ее мехом. Один конец ремня отдал Курбу, другой — старшему сыну, такому же увальню, как и младший.

Сыновья стали по обеим сторонам старухи и ждали.

— Ну! — сказал Пижму, и оба силача изо всех сил стали тянуть концы.

Старуха забилась и задергала ногами.

Пижму подошел с каменной палицей в руках и нащупал голову Онды.

Мужчины, старики, женщины и дети следили за ним, затаив дыхание. Некоторые опустили головы и зажмурились. Пижму поднял свое страшное орудие. Тяжелый булыжник с размаху ударил Онду по темени.