Августовская жара взбесившегося за последние двадцать лет климата, разрядила воздух до состояния, когда было тяжело дышать даже в спокойном состоянии. Но не большая группа полуголых зэков одной из ИТК Украины усиленного режима не обращала на нее внимания, и обливаясь потом, загорая под палящим солнцем окрашиваясь в бронзовый оттенок, увлеченно и ответственно играла в нечто похожее на теннис или на волейбол. Мяч, которым шла игра, сделанный из полипропиленового мешка плотно зашитого шаром в обыкновенный носок, был больше теннисного, но и гораздо меньше волейбольного, а удар по нему наносился рукой, но по принципу удара ракеткой в теннисе. Зародился этот гибрид волейбола с теннисом в условиях прогулочных двориков СИЗО, когда физкультурно настроенные зэки стремились за один час в сутки достичь максимального эффекта в поддержке спортивной формы тела. При этой игре шла умеренная, но интенсивная нагрузка сразу на большую группу мышц, благодаря чему присутствовала большая потеря лишних килокалорий, что позитивно сказывалось на общий тонус организма человека, который годами был скован в движениях пространством камеры, помещением площадью 5*6 м, где постоянно живут минимум 10 человек. Таким образом, приобретая небольшое, но преданное количество поклонников, этот тюремный вид спорта доведенный за долгие годы тренировок до Олимпийского уровня еще молодым, но настырным автоугонщиком Митяем, нашел некоторое место и в колонии.

О том, что в лагере появился новый молодой заместитель начальника по режимной части, эта группа волейболистов уже знала, но ближе познакомиться удостоилась только теперь. Заметив играющих зэков и нагло нарушающих этим лагерный порядок, режимник решил показать всем кто здесь главный. Закончилось это написанием спортсменами объяснительных, которые были отмечены во время вечернего построения, а одна из-за своей оригинальности была зачитана даже руководству. Заканчивая читать текст этой объяснительной, лейтенант внутренней службы произнося последнее слово, допустил ошибку, не сделав необходимой разделительной паузы в самом конце. Получилось так, что он на одном дыхании прочитал в такт основного текста и подпись автора объяснительной, в результате чего смысл написанного смазался и последнее, что услышал пузатый майор, или последнее из того что понял было: "… была не найдена Куля П.М.". Пару минут поморгав в тишине образовавшейся паузы, после сказанного лейтенантом, и нахмурив брови, он громогласно решил уточнить: " Как это не найдена?! У вас что в зоне утеряна пуля от ПМ-а (пистолет Макарова), а вы так просто мне об этом докладываете?!..".

Эта анекдотическая ситуация в памяти очевидцев вряд ли отложилась надолго, но использовавший до этого для общения только свое имя и фамилию Куля Павел, теперь намертво обрел кличку, а на языке тюремного сленга "навес"- Пуля, Пуля от ПМ-а.

Пуля в этом лагере находился уже около полугода. Второй виток судебного процесса по его делу закончился приговором вошедшим в силу почти только через два года, как это примерно и предполагалось, после окончания доследования. В итоге на лагерь для отбывания наказания он впервые попал по истечении больше девяти лет со дня его задержания в качестве подозреваемого. Учитывая, что по второму кругу процесса уработки СИСТЕМОЙ своих граждан, общее наказание Пуле в итоге было утверждено судом в виде лишения свободы сроком тоже на десять лет, сидеть до полного освобождения ему оставалось уже ерунду. Высиживать при таких раскладах себе условно-досрочное освобождение (УДО) он не стремился. Просидев девять лет на СИЗО само собой получилось так, что Пуля не задумываясь, позаботился о том, чтобы приехав на любой лагерь местной окрестности, у него нашлись бы там добрые знакомые, которые по прибытию его туда, помогли ему хорошо обосноваться, тем более, что ему много было не нужно. Мобильный телефон под рукой, желательно с возможностью выхода в интернет, и один — два часа в день свободного времени для решения текущих вопросов по бизнесу на свободе, который он уже якобы затеял, готовясь выходить на свободу. На самом деле, как такового бизнеса никакого не было. Но вместо него было что-то, чего афишировать Пуля не хотел, и вуалировал эту деятельность под какой-то бизнес в области предоставления им юридических консультаций в области уголовно- процессуального права.

За последние два года, неустанно следуя согласно своему назначению борца с СИСТЕМОЙ, он достиг некоторых предварительно-подготовительных рубежей. Изначально долго и вдумчиво размышляя о своей цели нанести удар, логично возникал вопрос о сути и об эффективности метода его исполнения. Практика показала, что все использованные ранее приемы в рамках закона и сложившихся традиций не принесли ровным счетом никаких дивидендов. Отсюда вытекал однозначный вывод, что необходим нетрадиционный подход к вопросу, а учитывая громадный вес и гигантскую масштабность субъекта нанесения удара, становилось очевидным, что для получения хоть какого-то эффекта от задуманных телодвижений, нетипичности и элементарного выхода за рамки традиций, тоже было мало. Пуля был настроен крайне радикально в поиске чего-то, что не входило бы даже близко ни в какие ворота общепринятой модели отношений СИСТЕМЫ и человека, но тем не менее оставалось логичным, читаемым и легко объяснимым. В качестве ориентира и примера радикализма, примененного когда-то одной силой против другой, для Пули послужили террористические отаки по США 11 сентября 2001 года тогда, когда в том числе были разрушены оба здания — близнеца, всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Да, к сожалению все сходилось к тому, что нужна была именно подобная акция с эффектом взрыва бомбы, резонанс от которой долго бы будоражил общественность и привлекал этим внимание к проблеме беззакония в государстве, врачуя ее таким образом по принципу притока свежей крови, которая оздоравливает орган, страдающий от застойных явлений. Но что такого мог предпринять один обыкновенный, грешный человек против целой государственной машины, чтобы этот шаг стал заметным, и хоть как-то взболтал и поднял наверх для обозрения то болото, которое способствовало этой машине поглощать любое рациональное зерно, посеянное во имя и для таких же обыкновенных людей. Это был сложный, но основной вопрос, на который сразу ответить у Пули не получалось. Тем не менее уделяя по многу времени на поиск нужного решения почти ежедневно, он уже смирился и настроился на что-то очень сильное и яркое, что однозначно находится за пределами человеческого, гуманного и благодеятельного понимания. Он не позиционировал себя одиноким в поле воином и не надеялся на победу с одного удара. Побывав во всеядных жерновах машины, Пуля понимал, что он такой не один, но бороться с этим оккупантом, особенно таким же по эффективности способом, был готов не каждый. Далеко не каждый был готов пожертвовать собой ради других. Как пел Высоцкий: "…настоящих буйных мало — вот и нету вожаков…".

С другой стороны много буйных, по Кулиному убеждению, было и не обязательно. Возможно кто- нибудь изобретет и другой метод, менее радикальный, но не менее эффективный. Возможно, когда- нибудь кто-то добьется консолидации сил целого множества людей, и цель свержения режима будет достигаться народом другим способом на евромайдане, но даже при этом удар Пули должен был быть. Этого требовало его нутро, а если кто-то возразит и назовет это стремление жаждой личной мести, возможно от части окажется прав. Пусть это будет его личным вкладом в общий котел неповиновения и стремления жить лучше, чем живут жертвы по сути в кругу своего стада, вкладом в тот поток усилий всех тех людей, которые нашли в себе смелость вступить в борьбу, в любом случае принося от себя что-то в жертву, и не смирившись с судьбой теленка, заняв трусливую позицию: "моя хата с краю — я ничего не знаю".

Как различить ощущения своего предназначения для борьбы от банального желания отомстить за свои потери? Для Кули этот вопрос был принципиален, и он был убежден, если бы усилия были направлены на каких-то конкретных людей, например, на тех кто лично приложился к разлому его судьбы и к уничтожению его счастья, тогда это была бы месть им. Но Пуля не имел злости и личной обиды на всех тех, кто сначала незаконно его арестовал на основании липовых подозрений, потом так же незаконно признал дважды обвиняемым учитывая д/с, потом дважды подсудимым, а в конце виновным и дважды осужденным. Всех этих конкретных лиц он видел всего лишь колесиками и шестеренками одного механизма одной СИСТЕМЫ. И все претензии у него были направлены именно к ней, а жажда борьбы с ней и была предназначением, то есть уже целью жизни.

Одержимый своей этой войной, Куля практически жил двойной жизнью, одна видимая для всех, где Пуля — давно сидящий зэк, и поэтому немного уже с подпаленными мозговыми платами, а другая скрытая, где он, Пуля, — смертоносный сгусток материи, которая кроме всего, имея может и не самую сложную и совершенную материнскую плату по последнему слову техники, тем не менее способна выстраивать алгоритмы поражающие своей уникальной простотой и надежностью. Так Пуля постепенно уточнил свою цель, а еще позже уже почти автоматически конкретизировал орудие и место удара.

Называя врагом СИСТЕМУ — порочную связку ветвей исполнительной и судебной власти в виде компании состоящей из органов МВД, прокуратуры и судей, Пуля провел свое расследование и вынес свой приговор. По его личному внутреннему убеждению больше всего вины во всех людских бедах, принесенных в огромных количествах украинскому народу, его экономическому, нравственному и даже ментальному развитию, лежит именно на судебной системе, а точнее на ее злокачественном устройстве. И дело было далеко не только в устарелости УПК, как одно время это пытались навязать обществу те, кому такое устройство было выгодно. Основной, первичный сбой в работе украинских судей состоял в том, что они не придерживались писанных, никаких- ни старых, ни новых законов, а пресечь и наказать их за такое безобразие было некому. Пуля был убежден, что если бы украинское правосудие имело человеческое лицо справедливой, независимой и беспристрастной Фемиды, а не морду алчного циничного и кровожадного оборотня, то благодаря своей власти и полномочиям оно всегда могло бы остановить любой ментовский, прокурорский или какой-либо другой беспредел. И благодаря гипотетическому наличию в конечном итоге любого сфабрикованного дела справедливого его разрешения судом, обязательно и бесповоротно за короткий срок времени в стране установился бы цивилизованный порядок. Он хорошо помнил с какой легкостью, ссылаясь на требование прокурора, более 9 лет назад его следовательша фабриковала свое обвинение против него на ровном месте, даже не стараясь предать тому бреду о наличии якобы следов преступления на одежде Кули хоть грамм законности. Это говорило о том, что они совершенно не боялись того, что суд не примет это рукоделие и закроет своим решением этот ихний продукт бурной фантазии, отнесясь к делу должным образом. Наоборот, они были уверены, что суд, как часть СИСТЕМЫ, не позволит себе осквернить авторитет исполнительной власти, так как настроив с ее помощью под себя государственный механизм для зарабатывания лично себе денег, превратив это в СИСТЕМУ, никто не станет его ломать в ущерб своим шкурным интересам. Это был замкнутый, порочный круг, в котором у каждого представителя СИСТЕМЫ была своя кормушка, но завершала ее во главе всей цепочки делопроизводства именно судебная система, и именно от последнего слова суда зависели итоги всех процессов, и как следствие жизни и судьбы людей. Следователь, как бы там ни было, подчинялся прокурору, а у прокурора в принципе работа была такая- обвинять. Вот он и обвинял, упрощенно говоря, не совсем законно выполняя свою законную функцию, а вот у суда была по тому же закону другая функция, и как раз отличная от той, которую он демонстрировал на деле в реальной жизни. Суд был обязан справедливо судить, а это значит прежде всего соблюдение закона в зале суда всеми сторонами и участниками процесса, в том числе и прокурором. Именно так рассуждая, если в двух словах, Куля пришел к заключению, что основная вина за полную парализованность общества СИСТЕМОЙ лежит на судебной структуре, как на главенствующей и окончательной инстанции власти.

Определившись с главным виновным, далее вопросов почти не возникало. Зачем было изобретать велосипед, когда он уже давно был известен. Когда нужно было привлечь к кровной судьбоносной проблеме внимание масс, а это было главной задачей, требовалось действительно чрезвычайное происшествие в буквальном смысле вспышка года. Для этого очень хорошо подходило громкое, дерзкое и обязательно особо тяжкое выступление против врага, но обязательным условием было то, чтобы оно не выглядело безумной выходкой маньяка, а четко воспринималось общественностью, как акция несогласных. В этом деле принципиально важно было ярко продемонстрировать мотив этого поступка, проделать всё так, чтобы смысловое обоснование лежало на самой поверхности, и было легко доступным и однозначно читаемым для всех. Было очень важно дать всем понять и настоять на том, что данное действие направленно не против конкретных лиц, а исполнено сугубо против СИСТЕМЫ.

Пуля понимал, что СИСТЕМА в свою очередь будет противостоять данной задаче и пытаться любыми средствами упрятать, затереть настоящий мотив, стремясь преподнести все наоборот, выдавая акцию сопротивления отчаявшегося и загнанного в угол человека, за банальную, хоть и ужасающую уголовщину. Отсюда просматривалась логическая причинно-следственная зависимость — для достижения цели и нужного эффекта, с учетом обязательного присутствия в деле антидействия незаинтересованной стороны, приходилось изыскивать максимально жестокий и беспрецедентный вариант исполнения своей задачи, чтобы СИСТЕМЕ было тяжелее переформатировать ее в банальность. Вырисовывалась прямая зависимость- чем выше планка жестокости и ужаса будет в содеянном, чем ярче будет выражено царство зла — тем лучше будет для дела, и как говориться: "ничего личного…", "на войне, как на войне, и не мы эту войну начали…"

Со старта Пуле представился самым предпочтительным сценарий, при котором в какой-то праздничный или профессиональный праздник судей, или в день правосудия, или в день юриста, он произведет массовую акцию полной расправы над одновременно большим количеством судей, скопившихся в одном месте в одно время, пафосно чествующих друг друга, обреченно захлебываясь в собственном лицемерии. Это был бы идеальный вариант как раз того, к чему он стремился, но осуществление его было насколько подходящим по наполнению, настолько же сложным и по исполнению. Во — первых сложность состояла в выявлении такого мероприятия с большим количеством служителей Фемиды в одно время и в одном месте, во — вторых была очевидная проблема с обеспечением себя оружием для такой массовости, а главное было то, что он не собирался засвечиваться и так легко получать пожизненное заключение за эту акцию, или ответные 9 граммов в сердце. Пуля уже давно не боялся ответственности, но и сдаваться сразу же не входило в его планы. Кроме того он не исключал рецидива, повторения своей инъекции беспредела против беспредела для достижения пущей концентрации своего антидота в зараженные участки общества и его государственности.

Все эти продиктованные обстоятельствами рамки ограничивались еще одним очень важным условием- никаких помощников, соучастников и подельников. Все должно быть в тайне ото всех с минимальным привлечением помощи со стороны и без засвечивания реальных целей и лиц.

Определив вводные задачи, но находясь при этом в местах лишения свободы, Пуля тем не менее, сделал все возможное для продвижения вперед к ее исполнению даже из-за решетки. С помощью интернета и соцсетей он под разными предлогами создал настоящую мини агентурную сеть, мониторившую внутреннюю структуру и функционирование ряда районных судов города Харькова и отчасти областного апелляционного. Пуля взялся за сбор любой информации, касающейся интересующих его инстанций, даже косвенно он создавал базу данных по каждому объекту, где удалось внедрить своего информатора, как мозайку из пазлов основательно, вдумчиво и с душой.

Постепенно, сама задача и процесс ее исполнения для Пули превратились в увлекательную работу. Появился охотничий азарт, а по сути за долгие годы безделия за решеткой, он почувствовал себя опять в своей тарелке, как когда-то, давно занимаясь каким-то делом, он ставил для себя задачи, устанавливал вершины, а затем с огромным увлечением и энергией обязательно старался их решить и постичь. Истосковавшись по любимому занятию, Пуля совершенно не задумывался над моральной составляющей своей сегодняшней работы, и относился к ней, как к обыкновенной обязанности в соответствии с полученным назначением, но с повышенным уровнем осторожности и внимания. Параллельно этой работы им активно велась подготовка также физического и психологического состояния организма, ведь предстояло физическое исполнение очень непростой и не типичной для Пули задачи, но сдрейфить в последний момент он не боялся, об этом даже не было и речи. А в последнее время стало появляться даже нетерпение от желания по-быстрее перейти из подготовительной стадии к исполнению, но он тут же осаживал себя, призывая к максимальной степени сосредоточенности и внимания в ходе подготовки дела, где спешка была противопоказана.

Изредка, Пуля старался поставить себя на позицию лица незаинтересованного в своей войне, и по возможности, с максимальным уровнем беспристрастности взглянуть на свою вырисовывающуюся картину его телодвижений и намерений со стороны, добиваясь максимально объективного мнения. Таким образом он пытался отслеживать возможные появления во всей этой затее абсурдных или нелогичных моментов теперь уже со своей стороны. Он неоднократно не уставал отвечать самому себе на одни и те же вопросы: А правильно ли он делает? Имеет ли он на это право? Соответствует ли задуманное уровню проблемы? Не ошибся ли он с методом, с местом и т. д. А отвечая в очередной раз на вопрос: чем это поможет лично ему? и зачем это ему надо? Пуля продвигался все дальше и дальше в направлении понимания того, что он это делает не для себя. Он просто чувствовал себя ведомым кем-то могущественным без пояснения ему при этом конкретных мотивов, а учитывая, что подобное вмешательство он ощущал уже давно и неоднократно, еще со времен гибели в ДТП Сани Гвоздикова, то такие выводы не казались ему какими-то сумасшедшими. От части это напомнило ему так называемый интернациональный долг, то есть ситуацию когда какие-то силы посылали простого парня куда-то за тридевять земель исполнять там какой-то, не до конца понятный всем долг. И хотя этот простой парнишка ничего никому не был должен, он был вынужден далеко на чужбине, проливая свою кровь, ответственно проливать ее и другим, не требуя для этого объяснения мотивов и обоснований. Вот так, не мудрствуя лукаво, пытаясь размышлять как можно объективнее, Пуля приходил к окончательному восприятию и себя бойцом армии с особым поручением диверсионного характера для нелегалов-одиночек.

Поэтому, когда мозаичная картина одного из районных судов города в какой-то момент своего изваяния по Пулиной методике все таки проявила первые очертания искомого подходящего сценария проведения задуманной акции, а в ней в силу случайно сложившихся обстоятельств подразумевалось наличие жертв и не из круга вражеской касты, этот сценарий тем не менее не был отвергнут, так как солдату на гуманитарные моменты отвлекаться было не положено. И даже подвергая обязательным испытаниям на прочность и этот план действий, подтверждая стопроцентную исключаемость появления ситуации в будущем, при которой он мог бы позже пожалеть о его реализации, подвергая штучным сомнениям высокий уровень его жестокости, особенно в месте, где страдают по сути не винные люди, у Пули очень быстро в противовес всем этим сомнениям находились обоснования из личного архива. В конце концов в его случае, кроме него, тоже пострадали и его жена, и его ребенок, и его родители- буквально все, кто были ему исключительно дороги, и все они тоже были невиновны и непричастны.

Обнаружив этот сценарий пребывания еще на лагере, довершая отсиживать свой немалый срок, у Пули все вдруг мистическим образом стало удачно складываться. Не планируя досрочного освобождения, у него удачно получилось все таки увидеть небо без решеток на пятьдесят один день раньше, чем это планировалось по звонку. Жалко было только, что Пуля не пережил ту эйфорию, и то чувство счастья, о которых после стольких лет отсидки по идее, и по всей логике, так много говорили другие зэки. Он и сам за десять лет миллион раз представлял себе эти фантастические первые минуты, часы, дни пребывания на свободе. Но то ли под воздействием своей застегнутости, то есть сосредоточенности на предстоящем важном деле, то ли из-за внезапного наплыва на него ранее им не веданного дикого чувства одиночества в этом свободном мире, Пуля не ощутил не то, что какого-то счастья от освобождения, он наоборот, почувствовал дискомфорт и неустроенность своей жизни в новой, дикой для него среде обитания. Удивительным образом вся не слабая гамма новых ощущений, нахлынувших в связи с этой новизной, носила негативный характер. Кроме четкого понимания отсталости от жизни буквально во всем, начиная от познания таких мелочей как современные достижения техники и прогресса, даваясь диву сильным архитектурным и инфраструктурным изменениям родного города, из которого по сути он почти и не выезжал за все эти долгие годы, и заканчивая ощущением потерянности относительно своих старых знакомых, давно ушедших по своей жизни далеко вперед, кроме ощущения своей ненужности всему этому бешено вращающемуся миру, ведь абсолютно все вокруг опасаются и не доверяют человеку с клеймом прожженного уголовника, Пулю буквально накрыла угнетающая волна пустынного и чужбинного одиночества. Все, что связывало его с той, дотюремной жизнью, сейчас исчезло. Ирина с дочерью так и не нашлись. По одним слухам она, выйдя замуж вновь, уехала забрав естественно с собой Настю и свою маму, куда-то за океан, по другим слухам куда-то в Россию. В той своей квартире, в которой он до этого жил со своей семьей, теперь давно жили каким-то образом чужие люди, купившие эту жилплощадь у каких-то других чужих людей. Поняв, что он лишился даже своего угла, все, что когда-то здесь было родным: город, улицы, дом, двор для Пули в миг стало чужим и враждебным. В какой-то момент он себя поймал на мысли, что сегодняшний его статус вольного и казалось счастливого человека, но без Родины и флага, был более не уютным для него, чем вчерашний статус зэка, где в зоне все было понятно, привычно и казалось теперь своим.

Но добило Пулю до самого дна в ощущении и без того давящего одиночества то, что родных по крови у него больше в этом мире не осталось. Мама, увидев родного сына наконец на свободе, умерла на следующий же день буквально у него на руках и на ошалевших глазах. Зато в ее глазах Пуля успел заметить счастье не только от лицезрения возвратившегося сына, а еще и от ожидания грядущих, теперь уже наверное скоро заслуженных благ загробной жизни. С ощущением волны холодных мурашек у себя на спине он увидел в это мгновение всю ту боль и страдания, которые его матери в течении всех этих лет пришлось выносить в ожидании возвращения любимого и единственного сына, и которые сейчас наконец покидали ее измученную душу. Пуле показалось, что она умерла от горя давно, возможно еще вместе с отцом, но как мать своего сына тем не менее оставалась живой не смотря ни на какие муки, вплоть до того момента, пока не получила возможность успокоиться, увидев кровинушку рядом с собой на свободе. Оказавшись на смертном одре на руках у сына она наконец освободилась от этих тяжелейших мук, и обретя счастье ушла из этого мира преждевременно, но со спокойной душой. Обнимая исхудавшее, почти высохшее бездыханное тело матери, тщетно пытаясь поддержать последние удары ее сердца, Паше за все десятилетие лишений, обид и несправедливости, наконец получилось дать волю своим слезам. Он долго, никого не таясь рыдал, склонившись над телом мамы, давая выход своим давно скопившимся человеческим эмоциям и одновременно давая выход всем последним человеческим составляющим его, как живого божьего создания, окончательно и бесповоротно превращаясь тут же из хорошего парня Паши Кули в пулю, холодную и опасную, с не двузначным назначением, и похоже, что уже засланную в патронник.

Буквально еле пережив сглатывая горечь новых лишений, первое время на преждевременно свалившейся свободе, Пуле показалось, что даже это пятидесяти однодневное УДО было задумано могущественным режиссером специально, чтобы у него появилось дополнительное время для адаптации в новой среде, и время, чтобы оклематься от последнего удара, выбившего из него даже осколки и так давно разбитого и растоптанного сердца.

Наверное, ввиду того, что предстоящее задание из-за чрезвычайной жестокости было под силу только бездушной машине, этот же могущественный режиссер заранее побеспокоился об извлечении из Пули всего, что могло бы даже предположительно дать ему какой-то человеческий импульс, который смог бы хоть как-то помешать совершению задуманного поступка, при одной мысли о котором в жилах стыла кровь. Подобрать подходящие слова для характеристики того, что Пуля сделал 15 декабря в день работника суда с семьей одного из судей какого-то суда г. Харькова, было очень тяжело. Он хладнокровно, без капли сомнений и без тени каких-либо эмоций на лице, с помощью заранее подготовленной хитрости проник в квартиру ничего не подозревающих, и ни в чем невиновных людей, из которых судьей был только один человек, и убил всех четверых находящихся там членов его семьи: отца- судью, его сына, жену и невестку. Умышленно преследуя цель присутствия максимального уровня жестокости и цинизма, он отрезал всем присутствующим в квартире головы, а процесс отделения головы у еще живого сына он проделывал на глазах у еще живого отца. Эта выходка пришла ему в голову, в качестве идеи применения еще одного метода усиления страданий и царства зла, в последний момент. Весь этот процесс проходил у него с пеленой на глазах, внутренняя стенка которой в это время открывала ему во всей красе панораму всех страданий его близких, его отца, матери…. Он вдруг увидел глаза отца наполненные горем, которое обрушилось на него, поломав и отняв его жизнь, принесенное силой банальной жадности и алчности других таких же судей, служителей той же проклятой СИСТЕМЫ.

Достаточно быстро справившись с основной частью своего спецзадания, и преследуя теперь цель максимально помешать продажной и хитрой СИСТЕМЕ фальсифицировать настоящий формат и мотив этого преступления, перекручивая всё произошедшее в выгодном для себя свете, Пуля умышленно уходит с места казни ничего не взяв с собой из предметов находящихся в квартире, кроме всех четырех только что отчлененных им голов.

Так, без сучка и без задоринки прошло то, чему с человеческой точки зрения сложно и больно дать даже название. Конечно, исполнителем всего этого была проделана не малая подготовительная работа, что само по себе очень сильно повышает вероятность успешного итога в виде четкого исполнения задуманного. Но Пуля теперь знал точно, что как только семья совсем неизвестного ему до этого дня судьи совершенно случайно попала в зону его прицела, к нему сразу пришло невероятное везение. Именно после этого события во всем, за что он только брался, ему непременно сопутствовала чертовская удача и фарт. Ему пофартило, когда он удачно, по странно сложившимся обстоятельствам, ломая все устоявшиеся обычаи, вышел раньше своего срока по УДО. Ему постоянно фартило, когда он проводил подготовительные и тестирующие мероприятия по ходу решения основной задачи. Ему фантастически повезло при реализации своей затеи по обеспечению для себя железного алиби, как потенциально подозреваемого в совершении этого преступления на основании его статуса только что освободившегося из мест лишения свободы. Наверное никогда в жизни Пуля не чувствовал себя таким фартовым, как в этот относительно короткий период своей жизни. Ему везло тут и там до такой степени, что буквально всё и все, казалось, беспрекословно подчинялись его воле и намерениям по первому требованию, так же как по-рабски подчиняются в нашей действительности тем, кто демонстрирует свою фартовую ксиву исполнительно-карательной всемогущей и беспредельной власти. Но на этот раз в тот роковой день произошло то, что наверное когда-нибудь рано или поздно происходит всегда. Вероятно так устроен этот неидеальный мир, в котором, как известно, ничто не вечно под луной. Однажды наступает момент, когда даже у таких баловней судьбы, у хозяев жизни с такими тяжелыми и опасными ксивами, с везением начинаются сбои. Похоже, что именно такой сбой случился и в тот день, после которого, жизнь почему-то именно этого судьи и его семьи, уже были обречены. Тогда не повезло этому судье, и кто потеряет свое дьявольское везение следующим, не известно…