В то безоблачное время, в счастливые 80-е, в эпоху заката социализма жизнь была хоть и голодная, в смысле тотального дефицита продукции, но веселая и еще беззлобная.
В одной из средних школ районного центра еще тогда Ворошиловградской области, ныне Луганской, звание самого веселого преподавателя смело можно было отдать, как ни странно, учителю по такому серьезному предмету как НВП (Начальная военная подготовка). Это был веселый и добродушный мужик, хотя иногда будучи старшим прапорщиком в отставке, он включал строгость и дисциплину для профилактики и порядка, ведь все-таки изучали военную подготовку, где дисциплина на первом месте. И когда происходило нестандартное проишествие, я уже не говорю о чрезвычайных, Иван Григорьевич, так его звали, мог быть и жестким, а его воспитательные монологи, иногда, на некоторых, даже навеивали страх.
Так вот тогда у Ивана Григорьевича были жесткие требования и к форме одежды, учеников, пришедших на его урок. Юноши, кроме значков комсомола, если ты комсомолец, и пиджаков, обязательно должны были одевать галстуки. Злостное нарушение этого правила могло привести к написанию провинившимися пояснительной расписки. Вот однажды, став новобранцем, т. к. этот предмет преподавался только в двух последних учебных годах, не привыкнув еще к новым правилам нового преподавателя, на такую расписку нарвался и Паша Куля. Пришлось написать почему он забыл дома галстук, и что впредь этого не повториться, а в конце он, как обычно, поставил свою подпись: Куля П.М., где значилась фамилия и инициалы от имени Павел и отчества Михайлович.
Иван Григорьевич, приступив к разборам полетов, изобразил строгую гримасу, взял расписку Кули, а прочитав, вдруг улыбнулся и спросил:
— А это кто у нас такой?! Що за куля від ПМа? — перешел он на украинский язык.
В украинском языке у слова куля имеется несколько значений, но для военного человека однозначно значение с военной тематикой, пуля от пистолета Макарова, имело преимущество.
Так и пошло, для старшего прапорщика Куля остался Кулей від П.М. а, и одновременно одним из лучших его учеников.
Одним из лучших, а кое-где и лучшим Паша Куля был почти по всем школьным предметам в классе, особенно по мужским: математика, т. е. алгебра и геометрия, физика, физкультура, НВП. В итоге Куля закончил школу с серебряной медалью с одной четверкой по украинскому языку. И хотя это была школа районного центра, и ее уровень знаний отличался от уровня такой же школы, например в г. Харьков, тем не менее для ее получения в то время и в райцентре приходилось реально учиться, а иногда, когда что-то не так легко давалось, приходилось даже «грызть гранит». Зато, в качестве бонуса, тогда эта медаль гарантировала поступление в любой ВУЗ страны, при условии сдачи медалистом первого вступительного экзамена на «отлично».
А поступление в ВУЗ было в обязательных планах у Кули, и не только у него, а и у его родителей, особенно у отца Михаила Павловича.
Куля не был мажором в том смысле слова, который вкладывают в него сегодня. В те времена и в тех краях Паша мало чем отличался от сына, например, водителя грузовика, хотя его отец был уже тогда начальником автоколонны и депутатом райсовета, а мать врачом районной больницы.
Ощутимая заслуга родителей в образовании сына состояла в основном в борьбе за дисциплину.
Задачу минимум — серебряная медаль по окончании школы, которую ставил Куле младшему Куля старший, обуславливали два условия: 1-я — максимум две «четверки» в аттестате, а 2-я — обязательно примерное поведение. Так вот как раз с поведением у Паши была самая большая проблема. Тяжело было ему удержаться в рамках дозволенного в кругу своих друзей, мягко говоря не отличников, в свое время рассвета перестройки и ожидания перемен с Виктором Цоем, и со своей неуемной энергией на мотоциклах по грунтовым дорогам степей Луганщины, да по ночным пьяным дискотекам с периодическими междоусобными войнами и разборками.
Тяжело приходилось иногда и матери и отцу держать своего оболтуса в ежовых рукавицах, когда он мог в протест воспитательного процесса и из дома уйти, а мог и в вытрезвителе засветиться после милицейской облавы. Но ничего, отстояли, благо в поселке все обо всех знали, в том числе и о Паше, знали что он положительный человек, и не смотря на некоторые залеты, заслуживает заветной медали.
И вот он выпускной, торжественная часть, застолье, хмельные прощальные слова благодарности, объяснения в любви, дружбе, встреча рассвета — это были проводы во взрослую жизнь, а там все выглядело перспективно, интригующе и счастливо!
У Кули впереди был институт, и не какой-нибудь сельско-хозяйственный, куда поступали все кто хотел, а институт бизнеса. Это был новомодный ВУЗ с красивым и громким названием, и хотя новым там было только название, это не помешало ему подняться в рейтинге ВУЗов города до 3–4 места.
Получить «отлично» на первой вступительной математике, чтоб использовать силу медали, Куле никогда бы не удалось, если бы не пробивная сила его отца, который благодаря своей предприимчивости, здоровой наглости и коммуникабельности, не вышел на одного из деканов этого ВУЗа и не договорился с ним о Пашкиной «пятерке» по математике.
Вообще, к отцу у Паши было особенно трогательное отношение, и чтобы не обидеть его маму, нужно сказать, что в родительском гнезде у него все было прекрасно. Он был любим и любил родителей, жил благодаря им всегда в достатке, но это не разбаловало его. И уже во взрослом возрасте Куля с грустной улыбкой часто вспоминал то время, когда он трепал нервы родителям своими выходками и залетами, когда каждый раз, когда что-то случалось, отец и мать бросали все и летели на помощь своему хулигану.
Куля очень любил своего отца, и трудно сформулировать за что конкретно, ведь Михаил Павлович не был красноречивым в общении, или эмоциональным в проявлении отцовских чувств, он не проводил много времени специально для детей то ли играя с ними в их игры, то ли просто проводя взаимоинтересные беседы, не баловал какими-то подарками, он просто был рядом или недалеко, и любил сына. И наверное этого хватило, чтобы в Пашином сердце его отец занял особое место.
В воспоминаниях Павлу нравилось прокручивать в голове, как отец проводил воспитательную политику, он мог крикнуть, мог и подзатыльник отпустить, но это было редко и в сердцах. В основном это было без рук, малословно, но как-то доходчиво. Наверное человек не может до конца оценить заслуги своих родителей, пока не повзрослеет, и сам не возьмет на себя ответственность за своих детей.
Куля помнит, как ему было обидно в юные годы от отца слышать о себе «салага» — этот солдатский термин означал, что ты еще мал и глуп, чтобы становиться в один ряд со взрослыми мужчинами, и это продолжалось еще долго после окончания Кулей школы и выхода, как ему тогда казалось, во взрослую жизнь.
Один из самых запоминающихся моментов в жизни — это как раз символический момент перехода в фазу этой самой взрослой жизни.
Успешно сдав на «отлично» свою математику еще в конце июня, в самом конце августа мама и папа привезли своего студента на машине в общежитие института для поселения. Целый день хлопот с заездом, и вот Куля выходит с родителями к машине провожать их в обратный путь домой.
— Ты же веди себя хорошо, учись, — с тревогой в глазах напутствует мать.
— Да, мама, не беспокойся, — с нетерпением ответил сын.
Последние обнимания, материнские поцелуи, отцовское рукопожатие, и машина медленно выезжает со двора общаги. Паша смотрит им в след и машет рукой. Как только машина скрылась за поворотом — Куля осмотрелся по сторонам… и о боги!.. Вот она самостоятельная, взрослая жизнь! Она прекрасна! Это были незабываемые минуты. Кроме того, что началась жизнь без родительского надзора и строгой отчетности, Кулю ждали новые знакомства, новое место жительства, полностью новая жизнь, и казалось безграничные перспективы.
Отец Павла, Михаил Павлович сам всю жизнь жалел о том, что не стал военным, и сына с малолетства настраивал на военную карьеру. Доходило даже до того, что мать, Галина Макаровна, будучи врачом в местной больнице, используя служебное положение, удаляла из медицинской карточки Павла страницы, где каким-то образом появлялись записи врачей о наличии у Паши плоскостопия. Это делалось потому, что имея плоскостопие о карьере военного, в то время, можно было даже не мечтать. Но в свою очередь, Галина Макаровна мечтала о сыне — враче, и поэтому некоторое время Паша всерьез задумался о карьере военного врача. Но с развалом Союза Республик в 1991 году рейтинги профессий резко поменялись, особенно касательно военных специальностей, а в моду начали входить люди-бизнесмены всех рангов и видов. Чего стоили хотя бы те, кто ездил торговать в Польшу, или те, кто умудрился где-нибудь в городе поставить ларек торгующий жвачками, сигаретами, сникерсами, и водярой.
Поэтому Паша Куля был очень доволен и горд своим студенческим билетом института бизнеса. Он еще не знал чему его будут здесь обучать, но само название говорило о многом, и на тогда этого хватало.
Именно в это время у Паши осознано и основательно закрепилось желание стать бизнесменом, стать тем, кто сам решает как быть и сколько кому за это заплатить. Стать независимым и обеспеченным — в этом он видел отличие обыкновенного мужика от мужика-альфасамца, которым безусловно хотел стать, и верил на 100 %, что это произойдет. Куля был достаточно целеустремленным и верил в себя. Ему было легко это делать, потому как своего отца, с его пробивной силой, так в то время называли предприимчивость, Паша считал достойным представителем мужской братии, а в то, что он очень похож на него, у Паши сомнений не было. Ему всегда очень нравилось, когда его сравнивали с его отцом, даже когда речь шла и не о совсем хороших качествах. У Михаила Павловича было издавна одно главное правило, о котором он неоднократно говорил Паше: «если ты что-то сказал или наобещал — разорвись, но выполни, а если не уверен — не говори. Только отвечая за свои слова ты будешь оценен достойно окружающими, и только так ты сможешь достигнуть желаемого, кем бы ты не был».
Куля потом часто анализировал это правило и убеждался в его правильности и универсальности. Не важно когда, в какие времена происходят события, и не важно кто ты, бизнесмен или дворник, важно уметь отвечать за свои слова — это и есть фундамент веры в себя.
Подсознательно Куля чувствовал, что те тогдашние бизнесмены, челночники, прущие Харьковские электродвигатели в Польшу, а свитера и джинсы из Турции — это не совсем те бизнесмены, которым он видел себя в будущем, хотя и этот торговый люд завораживал Кулю своей деловой занятостью, наличием денег, и совершенно новым, еще не известным Куле, отношением к этим деньгам.
С другой стороны он понимал, что с чего-то надо начинать. И хотя он собирался стать дипломированным менеджером своего личного бизнеса, с наличием собственной фирмы, это не помешало ему уцепиться за мысль, вернее бизнес-идею, которую ему выдал знакомый пятикурсник, уже чего-то достигший на вояжах в дружественную Польшу.
— Куля, а ты чего штаны протираешь? Вроде бы здоровый и не глупый парень, а занимаешься ерундой, — поучительной интонацией начал пятикурсник. — Вон в Москве с сахаром напряженка, вези сколько хочешь, все заберут без торга.
Тогда в 1992 году действительно, цены на продукцию еще не поднялись, но с мест продажи исчезли не только в Москве. У нас в независимой Украине на некоторые товары в том числе и на сахар, тоже были введены талоны, т. е. сахар в продаже был еще дешевый, по коммунистической цене, но его не продавали без специальных талонов, чтобы товар не «вымывался» с прилавков и не образовалась спекуляция, на что Куля и нацелился.
К тому времени, а вернее с самого начала обучения в ВУЗе, Паша Куля был назначен старостой группы. В его обязанности входило, в том числе и получение для своей группы стипендии, и таких сахарных талонов. Студентам эти талоны были не особо нужны, наверное потому, что их обеспечивали всем необходимым их родители, а родители у студентов этого ВУЗа были в достатке.
Таким образом у Кули появилась возможность закупить по талонам в Украине дешевого сахара, а в Москве продать по московской цене, и в итоге неплохо заработать.
Купив на первый раз один мешок сахара 50 кг и плацкартный билет на поезд Харьков-Москва, Куля отправился в бывшую столицу большой Родины, благо он там уже ранее бывал.
Таможенников как таковых, тогда не успелось еще развестись, и без каких-либо эксцессов, на следующее утро Куля был на Рижском рынке Москвы. С реализацией товара действительно проблем не произошло, весь мешок купил какой-то парень не торгуясь, сразу отдав Куле наличные деньги.
Эта минута тоже запомнилась наверное на всю жизнь, минута со вкусом победы, маленькой, но победы. Первый шаг, первая прибыль от первой сделки — это вам не в бирюльки играть — это серьезно! А не малая прибыль что-то около 30–40 американских долларов, по тем временам не малые деньги, тратились правда не очень серьезным, традиционным способом. Начиналось все еще в Москве в Макдональдсе, в том самом первом в СССР на Ленинградском проспекте. А дальше шли заведения уже со спиртными напитками в прейскуранте. Вообщем газ-квас по Харьковским забегаловкам в компании друзей и подруг продолжался на эту прибыль еще несколько дней. Потом была небольшая передышка, а дальше опять по той же схеме — закупка сахара, поезд, Рижский рынок…
Таких командировок Куля успел сделать всего четыре, но к четвертой Москву кто-то из больших бизнесменов обеспечил сахаром по полной программе. И пришлось в этой связи Куле менять срочно свою программу: в режиме жесткой экономии, без всяких Макдональдсов и вагонов-ресторанов, быстренько покупать билетик обратно на Родину, мешочки на плечи, и без ужина чух-чух домой. За сахаром со стаканом или с чашкой к Куле ходила потом вся общага в течении года. Все пришедшие уже знали, что сахар лежит под кроватью, и приходя просто ставили в курс сахарного магната о своем визите, и без лишних разговоров набирали под кроватью самостоятельно того, за чем пришли, и с благодарностью уходили. Так закончилась Пашина сахарная эпопея, как-то грустно, но вообщем очень даже весело.
Главная заслуга этого бизнес-проекта была в том, что Куля впредь не чувствовал себя новичком в предпринимательской деятельности вообщем. Его уже не пугала неизвестность новизны, и не было страха сделать первый шаг. По другому это называется войти во вкус, или заглотить наживку. Да Куля попался на крючок, и не мог теперь сидеть без дела. Он старался использовать любую возможность заработать денег.
Но не только ради денег были все его мытарства. Однажды, когда отец, Куля старший, узнал о том, что его Павел вместо учебы и посещения лекций ездит в Казань за каким-то товаром, который потом контрабандой они тащат на Украину, он сильно испугался, что сын так никогда не закончит институт.
— Сколько ты получаешь за свою командировку, — с тревогой в голосе спросил Михаил Павлович.
Паша предугадывая дальнейший ход мысли отца, уменьшив умышленно спрашиваемую им цифру, ответил:
— 100 долларов.
— Тебе нужны деньги? Когда ты собираешься ехать в очередной раз в Россию?
— Через две недели, возможно.
— Тогда договоримся так, я тебе плачу эти 100 долларов, если тебе опять предложат заработать, а ты в обязательном порядке идешь на лекции. Договорились?
Паша был в затруднении. Если бы он сейчас отказался от предложения отца, это означало бы, что он продолжит свои поездки не смотря ни на что, а значит у отца будут основания волноваться. Этого Паша не хотел допускать. Если бы отказался, пообещав сразу больше не ездить — отец не поверил бы. Поэтому Паше ничего не оставалось, как согласиться на предложение отца, и пообещать впредь оставить любой бизнес до окончания института.
Естественно, Павел не требовал с отца потом денег за несовершившиеся командировки, но и поездки не закончились, просто он стал осторожнее, и делал так, чтоб отец не знал о его путешествиях. И хотя с одной стороны у Паши был определенный достаток во всем, а с другой деньги нужны всем всегда, не деньги были главным мотивом его бизнес-подвигов в студенческие годы. Он жаждал каких-то действий в надежде, что получит какой-то полезный опыт, в надежде, что где-то как-то зацепиться серьезное дело с какой-то перспективой, а еще ему нравилось ставить себе задачу, а потом выполнять ее, решая все проблемы встающие на этом пути.
Но и институт Паша не мог себе позволить запустить. Во-первых, он не хотел терять отца в моральном плане, во-вторых, сам привык начатое доделывать до конца, а в-третьих, как оказалось, эти несовместимые вещи при желании можно совмещать. Так они с его другом из Донбасса вышли на своего преподавателя по экономике с коммерческим предложением, которое после легкой корректировки этим же преподавателем воплотилось в жизнь.
Ближе к средине 90-х в Украине был принят новый налоговый кодекс. И как комментировал его доктор экономики — это был очень эффективный и хороший закон. Он явно был где-то позаимствован у более развитой страны, но после адаптации к Украинским реалиям, естественно много полезного и эффективного в нем было потеряно.
Так вот, сутью совместного с преподавателем коммерческого проекта была организация и проведение платных семинаров по новому закону налогообложения и бухгалтерскому учету среди предприятий и фирм Украины. Вот так Куля со своим преподавателем по экономике, а позже со своим руководителем его дипломной работы, и к тому времени уже другом, катались на Кулиной отцовской копейке, ВАЗ 21011, по городам Украины, а еще и с его супругой, преподавателем экономики другого ВУЗа, и проводили эти обучающие семинары. Форма оплаты любая.
Однажды, в это время, когда Куля уже практически заканчивал последний, пятый курс, заходя к себе в общагу, его остановил вахтер и сообщил, что ему звонил какой-то человек. Это был экстренный вид связи и Куля быстро набрал знакомый номер.
— Павел, привет! Можешь приехать сейчас к нам в гости? Очень нужно! — Паша по интонации понял, что его руководитель диплома под шафе и в хорошем настроении. Учитывая, что Владимирович, так было отчество доктора по экономике, не часто употреблял, стало ясно, что вопрос не шуточный.
— Буду через 15 минут, — ответил Паша.
— Не надо так быстро, вернее не надо тебе ехать на своей машине, разговор будет не быстрый. За руль сегодня уже не сядешь.
Паша появился в гостях компаньонов через пол часа. Владимирович и его супруга усадили его за стол и не торопясь начали объяснять суть вопроса.
В одном из старых и когда-то очень престижных ВУЗов Харькова сняли проворовавшегося ректора с должности. Преподавательский состав этого ВУЗа не имея достойных кандидатур на эту вакансию среди своего коллектива, и прекрасно при этом зная чету Пашиных компаньонов, предложили Владимировичу возглавить их институт.
Естественно, Владимирович такого поворота, а вернее взлета не ожидал, и в своей карьере не планировал, тем не менее отказываться не торопился.
— Ну что Павел будем делать? — С рюмкой коньяка спросил он в лоб у Паши, когда его супруга закончила рассказывать суть ситуации.
— Выпьем! — не совсем до конца еще понимая о чем вопрос ответил Паша. — Это же круто! За ректора, я искренне рад за Вас…
— Ты не понял, — перебил его Владимирович, — я особо от предложения не в восторге. Ты же меня знаешь, я к таким высотам никогда не стремился. Амбиции большого босса, а также соответствующий набор качеств характера, и все вытекающие из этого обязательства, немного не из моего арсенала. Я ученый, а не пронырливый руководитель-хозяйственник. Но с другой стороны, от таких предложений не отказываются… — Владимирович прервался, и потянулся за сигаретой.
— Да уж, предложение, мягко говоря, эксклюзивное, — на выдохе проговорил Куля, чувствуя как у него замирает дух. Он начал догадываться о чем идет речь.
— Поэтому мы с Ларисой Матвеевной решили не отказываться, но с расчетом, что часть обязательств и задач ты возьмешь на себя.
У Паши перехватило дыхание.
— Мы тебя знаем, — продолжил Владимирович, — и уверенны, что с рядом организационно-хозяйственных вопросов ты легко справишься. То, что не очень хорошо получается у меня, отлично получится у тебя, и таким тандемом, я думаю мы справимся без особого труда.
— Да справитесь конечно, — вмешалась супруга, — если что — я помогу, — с улыбкой, положа руку на плечо мужа, успокоила всех Лариса Матвеевна.
Куля охотно поверил ей, потому что уже успел понять, что это за женщина. Она, при желании, могла сама хоть Кремль в Москве возглавить. Энергии у нее не занимать, а мозги работали не хуже чем у самого Владимировича, а то и быстрее.
Куля попытался что-то сказать, поддержать правильную мысль, но от небольшого шока из груди вырвались одни междометия. Благо Владимирович налил еще по одной коньяку, и он слегка пришел в себя.
— Ну так, что скажешь? Принимаешь наше предложение? — спросил Владимирович.
— Ну что за вопрос?! Конечно! Я с вами, но…
— Для начала можно будет взять тебя на работу заместителем ректора по АХЧ (административно-хозяйственной части), — предугадывая вопрос Кули продолжил он. — Позже поступишь в аспирантуру, защитишь кандидатскую, и так далее…
Такого поворота Куля не ожидал даже в самых смелых мечтах. Его амбиции бизнесмена вполне удовлетворялись такими перспективами не смотря на то, что формально ему предложили стать преподавателем.
Но кроме супер-предложения по работе, Кулю приятно тронуло то, что такие люди оценили его, и поверив в него, решились доверить такие серьезные вопросы. Куля почувствовал безграничное чувство преданности к этим людям, ему хотелось их обнимать и подбрасывать качая на руках, ему даже казалось, что он готов своей грудью прикрывать Владимировича или Ларису от смертельной опасности.
Вообщем в тот вечер было пережито цунами чувств, тем более, что одной бутылкой застолье на троих не закончилось. Напились под шквал идей и мечт тогда все прилично, хотя это была компания приличных интеллигентных ученых, и понятие «прилично выпить» здесь отличалось от аналогичного понятия, бытующего у Кули на Родине или в общежитии.
Но не об этом речь. Паша под впечатлениями от предстоящего поворота судьбы ходил уже который день. Он никому из близких и друзей, ничего не сообщал, хотя очень хотелось похвастать, а особенно сладострастно Куля представлял себе, как он представиться в новой должности своему отцу:
— Привет пап, а мне должность предложили… Какую? Проректор по АХЧ… О как!
Пусть попробует после этого назвать его салагой. В 22 года и уже проректор — это просто уму не постижимо!
Но не постижимо оказалось не только уму. Получилось, что не зря Паша хранил в секрете свои перспективы стать проректором. Через десять дней произошло то, что наверное и должно было произойти. Пока актив преподавательского состава этого ВУЗа подтягивал к себе в руководители того, кого они хотели, т. е. Владимировича, с низу, или правильнее будет сказать со стороны, на десятый день в этот ВУЗ приехал человек из Киева, из министерства образования с директивой, как говориться с верху, о назначении его ректором данного заведения. Естественно, Владимирович с такой директивой тягаться не смог бы, да он и не собирался. Нет, так нет. Ему, честно говоря, не очень то и хотелось… Чего нельзя сказать о Куле, ему было очень жаль, что так закончилась эта история. Он даже подумывал подключить к этому вопросу отца своего друга из Донбасса, который на тот момент был депутатом верховного совета Украины, но получилось, что промедлил и было уже поздновато, да и Владимировича такой вариант не очень устраивал, уж очень он никому не хотел быть обязанным.
— Не расстраивайся Паша, у тебя все впереди. Ты обязательно найдешь свое место, у тебя для этого есть все задатки, — подбадривал своего студента Владимирович.
Таким образом пришлось Куле еще какое-то время походить в салагах.
Без работы он не сидел, это были лихие девяностые и каждый зарабатывал как мог. Но чувствовалось, что чуть-чуть поздновато Куля родился, не успел он на первый поезд накопления первичного капитала. Пока он салагой протирал штаны на лекциях, намереваясь стать умным и дипломированным бизнесменом, пацаны постарше на 5-10 лет, с самого начала независимости начинали свои пути к вершинам большого бизнеса. И к концу 90-х куда-то вписаться со своими бизнес идеями было уже гораздо сложнее, чем в начале, имей ты на руках хоть пять дипломов.
Но как говориться, они не искали легких путей. Все-таки благополучно закончив к середине девяностых свой институт с синим дипломом, Куля, близко общавшийся еще и со своим деканом факультета, получил от него предложение идти работать на одно не большое частное производственное предприятие рядовым менеджером. Естественно перспектива роста для активных молодых специалистов к предложению прилагалась. Но Куле, успевшему со своим другом уже к этому времени прокрутить пару выгодных торговых сделок, такое предложение показалось не то что шагом назад, а просто откатом в прошлое. Зачем было добровольно залазить в болото с застоявшейся зеленой водой, когда тут же, рядом текло множество бурных рек, или хотя бы речушек с чистой проточной водой. И как известно текущих, так или иначе, в большое море, как раз туда, куда Куля стремился.
И хотя отказывать было не удобно, Куля вынужден был отказаться.
— Да, конечно, вам молодым сегодня нужно все и сразу, — не обидевшись на отказ, с улыбкой прокомментировал позицию Кули седой декан.
Куля тогда еще почувствовал какую-то мудрость в этой фразе, но практически применить ее в своих обстоятельствах в то время не мог.
Паша был уверен, что он сможет, и у него получиться. Он несгибаемо верил, что у него однозначно хватит, и ума, и находчивости, и энергии, и он обязательно добьется своего.
Приехав практически из деревни в большой город учиться, Куля был уверен, что в достижении его цели знание иностранного языка обязательно пригодиться, а для этого ему нужно учить его интенсивно. Но низкий школьный сельский уровень его английского не позволял ему вписаться в институтскую группу интенсивного изучения английского языка, поэтому Куля с огромным удовольствием и энтузиазмом записался в группу интенсивного изучения немецкого, т. к. эта группа реально начинала изучать немецкий язык с ноля.
К моменту окончания института Куля не плохо познал язык Ницше и мог легко общаться на бытовом уровне. Но даже острое желание испытать свой немецкий на практике на чужбине, не переломили Пашину уверенность в том, что эмиграция — это не выход для него. Куля рассуждал так: «если ты хочешь пробиться в бизнесе, если хочешь достичь каких-то высот повыше чем мойка полов в Макдональдсах, то это лучше делать там, где поле еще не пахано, а если пахатное поле чудес оказывается еще и твоя Родина, то куда же тогда ехать? Зачем? Вот тебе поле, вот лопата, и если сильно хочешь чудес — копай, идущий да обрящет, ищущий да найдет».
И Куля копал, иногда даже рыл, а однажды пришлось даже колоть и резать. Как-то на кануне Нового 1997 года по своему широкопрофильному роду деятельности Куле оплатили две единицы очень дорогого, по японски высокотехнологичного медицинского оборудования. Это была достаточно выгодная сделка с точки зрения сулившей прибыли, и не очень сложная с точки зрения ее реализации. Нужно было просто съездить в Москву, купить оборудование и контрабандой перевезти в Украину.
На первый взгляд самое сложное звено — контрабанда, но в данном случае эта проблема решалась легко. Заранее за 400–500 долларов у украинского таможенника покупался пакет документов, подтверждающий, что якобы такая-то техника, тогда-то вывозилась из Украины на ремонт в Россию. А когда оборудование совершенно новое с такими документами приезжало на украинскую таможню по пути в Украину через Россию из Японии, то на осмотр таможеннику оно подавалось как обратный ввоз б/у оборудования после ремонта. Вот и весь фокус, жалко было только красивой и функциональной заводской упаковки. Но и этот вопрос при желании решался.
Оплата за такой специфический и дорогой товар проходила в два этапа с частичной предоплатой. Через две недели после частичной, гарантийной проплаты аванса, Куля на микроавтобусе Форд-Транзит с украинскими номерами и с хозяином буса за рулем, приехали в Москву. В главный офис фирмы, которая продавала японскую технику, Куля приехал на метро, а водителя на бусе отправил по карте на склад фирмы, который находился не далеко от МКАДа (Московская кольцевая). Так разделиться было рациональнее всего, глупо было тратить время на простой в Московских пробках. В фешенебельном, навороченном офисе Кулю ждала Олечка, менеджер фирмы, с которой он уже успел познакомиться и пофлиртовать. Такой флирт скорее был служебной необходимостью. Оля была по-московски не красивой, но открывшись на Кулины знаки внимания и приятные любой женщине комплименты, оказалась очень даже милым, не по-московски внимательным и отзывчивым человеком. Все что от нее зависело при сделке, она произвела быстро и без принятой в Москве сонной волокиты.
Оплатив остальную часть денег и закончив оформление всех документов, Куля вернулся в отдел, где была Олечка, чтобы попрощаться. Увидев входящего в их отдел Кулю высокого, стройного, широкоплечего, с молодым, но уже мужественным лицом, с зелеными, живыми, светящимися энергией глазами и удивительно импонирующими им черными бровями, Ольга оживилась и слегка напряглась, прогнувшись в спине и выставив вперед грудь. Он напоминал ей украинского, Гоголевского красавчика Вакулу-кузнеца, только этот хохол был пошустрее чуток. Его уверенная речь, жесты, движения рук не свойственные таким большим кистям с широкой грубой ладонью, его уверенная походка, все это будило у Ольги ее бабочек в ее животе, когда он ей звонил, а особенно когда приближался к ней вживую, заглядывая своим пронзающим взглядом, казалось до неприличия глубоко, в ее глаза. От него во всем веяло жизнью и неуемной энергией. Она чувствовала его жадные взгляды на своих женских выразительных формах и это ей нравилось. Как-то на секунду она даже задумалась о том, что не дай бог этот хохляцкий самец попросит ее, или прикажет ей сделать для него что-то неприличное, она сделает это не то что не раздумывая, а с удовольствием. От этой мысли Ольге стало стыдно за себя, и она даже покраснела. Она ведь едва знает его, и вряд ли когда-нибудь близко узнает. Он всего лишь клиент из далекой Украины, один раз появился и навсегда уедет. Но эти мысли самоуспокоения не помогали ей отделаться от того магнетизма, который исходил от этой летящей мимо нее большой пули, она откуда-то знала перевод на русский его фамилии, которая не смотря на свою скорость успевала будить в ней тех самых бабочек в животе.
Но на этот раз, увидев входящего в их отдел Кулю, с тревогой в душе вместо бабочек Ольга торопливо поднялась со своего рабочего места и направилась к нему навстречу.
— Пойдем покурим, — тихо сказала она и коротко, почти незаметно, но сильно дернула его за рукав куртки.
Немного удивившись такому повороту событий, Куля послушно последовал за ней любуясь ее выразительной округлой попой на длинных стройных ногах, плотно обтянутой тканью зауженной юбки. «Да, с такой яркой задней частью, и не очень привлекательная передняя часть, становиться ярче, милее», — отметил он в своих мыслях, оценивая Ольгину внешность.
Зайдя в курилку, специально для этого выделенную хорошо вентилируемую комнату с большим окном, и заметив, что в данный момент здесь никого нет, Куля успел даже зафиксировать у себя в голове мысль сексуального характера относительно сложившейся обстановки. Но не успел он даже, что-то в этом плане сообразить, как Оля, быстро закурив сигарету, с волнением в голосе выпалила:
— По-моему у тебя намечаются проблемы…
Куля услышав фразу, вернулся мыслями на грешную землю.
— Что ты имеешь ввиду?
— Микроавтобус Форд с такими-то украинскими государственными номерами твой?
— Да, ждет меня на вашем складском офисе.
— Я заметила, как Томара из отдела «В» сначала проявляла непонятный интерес к тебе и к твоей F-ешке — так здесь в обходе называли модификацию медицинского аппарата, — это мне сразу показалось подозрительным. А потом я видела как она передала записку с данными твоего Форда своему посетителю бандитской наружности. Она незаметно списала данные твоей машины с накладной, которая лежала в стопке документов на подпись, а потом побежала вниз в фойе отдавать ее какому-то быку.
— Почему ты во всем так уверена?
— Я все видела сама, и потом проследила за ней. Это было не сложно, КПП в наше крыло видно со 2-го этажа.
— Прикольно…, - протяжно на выдохе выговорил Куля, — и что это может означать?
— Как что? — Ольга с удивлением посмотрела на него, — у тебя оборудования больше чем на тридцать тысяч зелени, и это только по нашим ценам, а Томара, при желании, с легкостью сможет его продать куда-нибудь за Урал за пятьдесят тысяч. Улавливаешь выгоду?
— А с чего ты решила, что в записке именно информация о моей машине?
— А что еще по-твоему Томарка могла списывать с твоей накладной? Все кроме данных получателя она знает давно наизусть.
— Логично… Ну ты даешь! Ты меня спасаешь, я с тобой не рассчитаюсь, — пытаясь держаться спокойно с улыбкой сказал Куля.
— Да чем спасаю? Может в милицию сообщить?
Куля быстро представил ситуацию, которая сложилась, и которая может сложиться в свете возможного вмешательства милиции, и оценил ее критически. Никаких гарантий, что милиция поможет нет, наоборот, есть вариант, что поможет да не ему. А почему собственно они должны помогать какому-то торгашу, да еще хохлу?… Не факт. Да и Ольгу, хорошего человека можно так под удар поставить.
— Нет, не надо пока в милицию, — уверенно ответил Куля, — лучше опиши как выглядит этот бандит.
— Как бандит и выглядит: высокий, спортивный, с толстой шеей, короткая стрижка, малиновые брюки, черная кожаная куртка.
— Малиновые брюки?! А пиджак заметила?
— Да, брюки такие, темно-малиновые, почти бордовые, а пиджака нет, куртка короткая.
— Ну что же, спасибо тебе о смелая из всех смелых, и красивая из всех красивейших. Ты поступила как настоящий герой, я бы с тобой в разведку хоть каждый день ходил бы, — Куля сделал шаг, чтоб обнять ее за плечи.
Оля не пошевелилась, дав себя обнять, и чуть сбавив напор в голосе, проговорила:
— Как ты можешь сейчас шутить? Ты понимаешь чем для вас это может кончиться? У нас сейчас и не за такие деньги убивают…
— Ну, ну, ну, тормози… Во-первых, я не шучу, ты действительно красивая девочка и я действительно тебе благодарен за то, что ты не осталась безразличной к залетному хохлу, — Куля не стал ее благодарить за то, что она не побоялась проявить сознательность, ему показалось, что она не успела еще подумать о том, что этим бандитам наверняка не очень понравилась бы ее наблюдательность, и он решил лишний раз ее не пугать раньше времени. — А во-вторых, не так уж все мрачно. Предупрежден — значит вооружен. Я что-нибудь теперь придумаю и все будет хорошо.
Куля отошел от нее на пол шага, и продолжая держать ее за плечи обоими руками, заглянул в ее глаза, пытаясь демонстрировать свое спокойствие.
— И что ты придумаешь? — тихо спросила она, отвечая на откровенный взгляд Кули своим взглядом во все глаза.
Куля увидел во взгляде целый набор чувств: тут был и страх, и желание, и страсть…
При этих словах Ольга положила свои руки на руки Кули, которые оставались лежать на ее плечах, и слегка погладила их запястья.
«Вот блин, попал…» — подумал Куля. «Все сразу, и у хорошей девочки, по всей видимости, почву из под ног выбил, и у плохих парней на прицеле засветился…»
— Да элементарно, — еще не зная что говорить, взбадривающим и ее, и себя тоном, начал он. — Они ждут мою Украинскую машину…, а я ее по-ме-ня-ю, — на ходу выдумав решение проблемы, тоном дяди Федора из мультфильма «Простоквашино», когда они поменяли посылочный ящик Печкину, проговорил Куля.
Оля, наверняка, узнав крылатую мультяшную фразу, чуть-чуть воспряла духом и улыбнулась.
— Давай я выпишу тебе новые документы на другую машину.
— Нет, пока не надо. Я ведь смогу тебе позвонить оттуда?
— Да. Я буду сидеть возле телефона.
— Вот это правильно. Ты пожалуйста посиди, подожди, а если я что-то решу, я тебя наберу, и сообщу.
— Хорошо, а если…
— А если у меня будет какой-то экспромт, то я как-то дам знать, подам какой-то знак, чтобы ты не переживала. А уже из дома, возможно завтра, тебя наберу и отчитаюсь. О'кеу?
— О'кеу.
— Ну все мне пора, а ты иди и не переживай. Присмотри по возможности за этой Тамарой, но себя не выдавай ни в коем случае, обещаешь?
— Хорошо, не выдам.
— Ну все, я побежал… Дай я тебя поцелую на прощанье, — по наитию заканчивая трепетную беседу, Куля приблизил свою голову к ее голове для поцелуя, намереваясь поцеловать ее в щеку.
Ольга в этот момент, на секунду опустив глаза, услышав фразу о поцелуе, резко подняла взгляд обратно на Кулю. Но получилось так, что вместе с взглядом вверх дернулся и ее подбородок, а Куля, уже сделавший свои губы пучком, расценил этот жест по-своему, и не задумываясь, изменил траекторию хода своих губ, впившись ими в ее губы в затяжном поцелуе.
Ольга, по всей видимости, немного опешила от такого разгула, потому как за все время Кулиного вторжения она не пошевелилась. Ее руки так и остались висеть на его руках, дыхание замерло, и только губы предательски охотно откликнулись на нападение, да глаза произвольно закрылись от удовольствия.
Куля, в свою очередь, тоже не ожидал такого расклада. С одной стороны, по ее замиранию он чувствовал ее смущение и оторопь, а с другой, по смелым движениям ее языка — страсть и возбуждение. И те и другие противоположные ее эмоции в своей совокупности тронули Кулю не на шутку. Он вдруг почувствовал огромный потенциал этой москвички и очень пожалел, что ему надо ехать. Ведь экспромт получился просто супер, и чтобы его не испортить, Куля первый отстронил свою голову.
— Ух какая сладкая у меня спасительница, вкусная как Киевский торт.
У Ольги округлились глаза и сверкнул огонек азарта.
— Так меня еще не сравнивали… Может еще и такая же круглая как торт?
— Не кокетничай. Какая же ты круглая, — принимая Ольгину игру и уже мало что соображая, Паша начал медленно спускать свои руки с ее плеч вниз по ее спине, — фигура у тебя эталонная, и ты это знаешь, а вот то, что ты вкусная, как самая вкусная вкуснятина в Украине, я тебе сейчас авторитетно, как знатный сладкоежка, сообщаю.
В этот момент его ладони уже со спины скользнули на ее ягодицы и нагло, оценивающе их сжали.
С одной стороны Куля понимал, что не следует в этой ситуации заходить так далеко, это не нужно ни ей, ни ему. Но с другой стороны он шел, как пуля по уже заданной траектории, на своеобразном автопилоте своей природы. Он вдруг увидел Ольгу совершенно другой: симпатичной, привлекательной и желанной. И произошло это перевоплощение не только из-за страстного поцелуя и ощущения им в своих руках обалденной, налитой и упругой женской части тела, как маленькой частички всей Российской Федерации. Все произошло в совокупности с чувством благодарности за бескорыстное участие этой красотули в его судьбе. Куля почувствовал ее порыв к себе, и не мог теперь оставаться безучастным. Да честно говоря, и тяжело ему было сдержаться. Такую фигуру, а-ля Ева Мендес, попробуй проигнорируй, не в Пашиных это было правилах, да уже и не в его силах.
— А вот тут округлость очевидная, но не как у торта, а как у спелого, сочного, бархатного персика, — продолжал свое наступление Куля тихим, грудным голосом, и нырнул своим носом под ее волосы к шее ниже уха, — который очень-очень хочется вкусить…
Тут он вдохнул аромат парфюма и ее индивидуального запаха, запаха ее волос и тела — это была потрясающая смесь.
Такой возбуждающий набор сигналов почти от всех органов ощущения мира губ, глаз, носа рук понесли Кулю на своей волне уже безвозвратно.
И если до этого у него где-то в глубине сознания еще оставались мысли о существовании в этот миг суровой реальности, появившейся опасности, то после того как он на этой волне коснулся своим языком ее шеи и проделал им тоненькую прерывистую дорожку от ушка вниз к ключице, волна возбуждения окончательно усилилась, потому как вмешательство в пейзаж общей картины окружающего мира, еще и органа слуха в тот момент снесли Куле голову со всеми остатками трезвого разума.
Дело в том, что напуганная обстоятельствами Ольга, еще как-то державшая себя в руках, замерев от внезапности страстного поцелуя, тогда еще удержала нить реальности. И даже потом, когда этот нахал нагло схватил ее за попу своими сильными ручищами, она тоже пыталась что-то соображать, хотя не смотря на присутствующее чувство тревоги от Томаркиного предательства, бабочки в ее животе моментально налетели после того, как он прижал ее к себе, дав почувствовать теперь напрямую его жар спереди и тепло его ладоней сзади.
Но когда Куля, хозяйничая руками внизу бесцеремонно проник уже под ее короткую юбку, откуда-то зная все ее тайные фишки, парализуя при этом не только разум, но и дыхание, задействовал ко всему еще и свой язык и губы на ее шее, волна ее возбуждения перехлестнула верхние пределы всех сдерживающих барьеров. Ольга, перестав противиться, и запуская вновь затаившееся дыхание, самопроизвольно на выдохе издала потрясающий затяжной стон.
Именно этот стон, означающий для Кули практически все, прозвучавший так сексуально и откровенно, дополнив собой ту картину из запахов, вида, осязания и вкуса, снес ему рассудок окончательно.
Куля почувствовал как Ольга освободилась от напряжения, и подавшись к нему всем телом, обхватила его обоими руками за шею, запустив одну свою кисть в волосы его головы. Теперь он почувствовал ее горячее, усиленное возбуждением дыхание, еще и своей грудью, потому что ее грудь приятно налягала на него, когда она делала вздох, подтягиваясь при этом на своих руках, чтобы дотянуться своими губами до его губ.
Оба забыв обо всем отдались природе страсти. По дыханию, по ее одновременно горячим губам и прохладному языку, по движениям ее рук, Куля чувствовал полную готовность Ольги к логичному продолжению сложившейся ситуации. Но тут на какую-то секунду включился мозг, который напомнил, что они находятся в курилке, т. е. в очень общественном месте, а в подтверждение этого факта отчетливо послышались приближающиеся шаги.
— Вау! Сюда идут, — услышав тоже звук шагов и включив соображение, быстро проговорила Ольга.
Отстранившись от Кули она уверенными руками поправила на себе одежду и заглянула ему в глаза. Это был как контрольный взгляд. В себе Ольга уже не сомневалась. У нее не было мыслей типа: «Ой что я творю?», «Я ведь его мало знаю…», «А что он обо мне подумает?»
Она доверилась полностью своей интуиции, а та ее заверила, что перед ней настоящий мужчина, а это значит, что ему можно верить, и отдавшись ему и своему нестерпимому желанию, ей не придется пожалеть об этом потом ни при каких обстоятельствах. Остальное ее в данный момент уже мало волновало, и поводом отказываться ей от такого ураганного экспромта с таким мужчиной, послужить не могло.
Единственное, что ее сейчас волновало — это его уверенность, хочет ли он ее так, как она его? Поэтому, заглядывая сейчас ему в глаза с контрольным взглядом, она искала ответ на свой вопрос. Долго искать не пришлось. Пашино сильное возбуждение и уверенность в своих намерениях и желаниях красноречиво отражались в его чуть затуманенных глазах, не смотря ни на что… Мало было сказать, что он ее хотел, он ее по-звериному жаждал.
— Иди за мной, — тихо, но уверенно сказала она Куле, и твердым шагом вышла из курилки. — Иди к тому окну, там справа дверь, а слева карман в стене. Ты пока там спрячься, а я буду через три минуты.
Через четыре минуты, закрывшись на ключ в подсобном помещении, у них продолжилось то, что началось в курилке. И может это было не очень долго и не очень комфортно, но зато глубина ощущения, широта чувств, натиск желания и страсти зашвырнули молодых людей так высоко, что перевести дух у них получилось далеко не сразу. А яркость вспышки от близости в свете всей нестандартной ситуации, оставила в памяти обоих хоть и коротенький, но незатмеваемый и незабываемый шлейф.
Еще раз обсудив кто, что и когда будет делать, а также кто чего не будет делать ни в коем случае, еще раз обнявшись, но уже более спокойно, Куля вышел из подсобки.
Эх, все было бы супер, если бы не этот парень в малиновых брюках. Ольга все не выходила из головы, но нужно было собраться и переключиться на проблему. А проблема по всему была серьезной. Некто в малиновых брюках бандитской внешности взял Кулин бусик, на котором он собрался везти дорогостоящий товар, на прицел. Но вариантов расклада ситуации могло быть больше. А что если мистер «малиновые штаны» взял на прицел не только транспорт, на котором собрались везти оборудование, а и само оборудование. Ведь то, что купил Куля, не куча барахла, а две единицы медицинской аппаратуры, имеющей тоже свои индивидуальные данные и продают их не оптом пачками, а штучно. Отсюда следует, что нет гарантии, что покупателя будут вычислять по транспорту. Его могут вычислять и на складе по товарным картам, а потом убедившись на сто процентов в каком транспорте его везут, наносить удар наверняка.
Куля почувствовал небольшой впрыск адреналина в кровь от ощущения опасности. Но паники у него не было, наоборот, это позволило ему сосредоточиться и наконец включить мозг, который до сих пор не хотел включаться от действия Ольгиных чар. Он до сих пор чувствовал ее запах.
Заработавшее мышление подсказывало ему, что рациональнее всего в его ситуации — это делать очередной шаг вперед по задуманному ранее плану, но предельно осторожно и с включенным на полную мощность радаром, фиксирующим любую потенциальную угрозу. Куле нужно было их обязательно вычислить первым, пока он не знает кто они, ему не понять откуда ждать наезд. Поэтому приходилось пока идти в режиме «на живца».
Определившись в действиях, Куля вышел из офиса, который находился в большом здании, как сейчас принято говорить бизнес-центре, а тогда это была всего лишь гостиница, которая сдавала в аренду целые этажи коммерческим структурам со своей парковкой и остальной инфраструктурой.
Куля осмотрелся вокруг, в надежде что-то срисовать необычное, но ничего в глаза не бросалось. Несколько припаркованных машин, некоторые из них иномарки. Москва всегда была не сравнима ни с каким украинским городом по развитию, и количество иномарок здесь, и в то время было заметнее больше. Ничего не срисовав, ему пришла в голову идея испытать за собой слежку, возможно та Томарка и его успела как-то показать «малиновым штанам». Куля торопливо зашагал к метро. Весь путь он как заядлый разведчик пытался незаметно вычислить слежку, но тщетно. За ним никто не шел.
Поднявшись из подземки в районе не далеко от нужного места Москвы, Куля взял частного таксиста. Вдоль трехэтажного офиса складских помещений, куда ему нужно было приехать, дорога была с односторонней системой движения, причем полосу от полосы в противоположных направлениях разделял не большой скверик. Чтобы подъехать непосредственно к офису едущим из центра города, приходилось проезжать мимо этого здания до конца этого скверика, где находилось место разворота для движения по полосе в центр, с которой сопрягалась и территория нужного адреса.
Проезжая мимо еще в направлении из центра города, Куля посмотрев в сторону здания увидел свой Форд-Транзит, припаркованный в специальном кармане возле здания. Там стояло еще несколько машин. Он скомандовал таксисту остановиться, и попросив его немного подождать, вышел из машины. Перебежав через дорогу и перемахнув через ограждение сквера, начал выдавать себя за гуляющего человека. Подойдя поближе, Куля обратил внимание на двух человек в кожаных куртках спортивного телосложения, стоявших возле какого-то джипа, припаркованного недалеко от Форда, и спокойно куривших практически не общаясь между собой. Они легко попадали под описание бандита Ольгой, но на них не было малиновых брюк. Стоп! Джип! Куля вспомнил, как возле офиса-гостинницы, когда он искал что-то подозрительное, он заметил заднюю часть выезжающего в тот самый момент со стоянки джипа Митсубиси Pagero Vagon вишневого цвета достаточно свежего возраста. Вишневый Паджеро, который стоял сейчас здесь был припаркован задней частью к тротуарному бордюру, а передней к проезжей части. Так обычно паркуются для возможности быстрого и экстренного старта. Со стороны передка Куле было тяжело что-то сказать, ведь он его тогда так и не увидел. Мало ли вишневых Паджеро в Москве, а гос. номера Куля не запомнил. Внезапно у него самопроизвольно участилось дыхание, кажется он на правильном пути. Куля подошел еще поближе, но из сквера не выходил, он его хорошо маскировал.
Скоро у него возникла идея. Вернувшись к таксисту, Куля попросил его о небольшой дополнительной услуге, и щедро расплатившись заранее, отпустил его, а сам вернулся в сквер на прежнее место наблюдательного пункта. На парковке ничего не изменилось, те двое так и стояли возле Паджеро, а водитель Форда похоже дремал сидя за рулем в ожидании нанявшего его клиента.
Через 8-10 минут со стороны Московской кольцевой к Кулиному Форду подъехал тот самый таксист с его поручением. Он вышел из своей девятки и подошел к водителю Форда с пачкой документов, что-то ему в течении пяти минут объяснял, а потом сел в свою машину и вырулил в направлении центра Москвы.
Куля в это время не сводил глаз с компании возле Паджеро. Они явно оживились заметив подъехавшего таксиста к Форду, хотя стояли от него на расстоянии пяти припаркованных там машин. Из салона джипа вышел еще один крепыш и закурив, присоединился к тем двоим. Вся компания почти в открытую следила за событиями возле Форда.
У Кули не осталось сомнений, что эти трое имеют какие-то виды на его транспорт, но «малиновых штанов» среди них не было. Через пять минут после того как таксист растворился в потоке машин, Форд завелся, выпустив при старте из выхлопной трубы клуб черного дыма от плохо сгоревшей соляры, и начал выруливать из своего парковочного места. До какого-то момента о намерениях водилы микроавтобуса было сложно судить, было не понятно, то ли он собирается уезжать, то ли еще что-то… Все трое из Паджеро стояли в этот момент спокойно, внимательно наблюдая за маневром Форда, но было заметно, что им было очень интересно, что он собирается делать дальше. А после того как стало ясно, что Форд собирается через КПП заезжать на территорию складов, один из троих братков, не торопясь направился в здание офиса этих складов. Это укоренило опасение Кули о том, что они отслеживают не только транспорт, но и погрузку именно того, что их интересует. Значит вариант с заменой транспорта с самого начала отпадал.
В надежде, что бандиты не знают свою жертву в лицо, Куля быстро покинул свой наблюдательный пункт, и двинулся за этим одним отделившимся, который направился к зданию, где находилась проходная в расположение складских терминалов. Он шел выбирая для себя траекторию следования так, чтобы она проходила возле вражеского Паджеро. Для чего он делал это Куля не знал, почему-то захотелось посмотреть на противника поближе. Когда до Паджеро оставалось около десяти метров этот, за которым Куля шел, вдруг резко развернулся и зашагал обратно.
— Гиря! Погоди, дай мне мою барсетку, — крикнул он своему другу, который уже усаживался на водительское место вишневого джипа.
Куля мгновенно оценив ситуацию, и стараясь не показывать себя, остановился и отвернулся, делая вид, что прикуривает, и таким образом закрывается от ветра.
Водитель Форда, получив от таксиста пакет документов, позволяющий ему въезжать на территорию складов, и инструкцию от Кули становиться под загрузку на такой-то склад, четко выполнил поручение.
Куля в это время незаметно преследуя этого с барсеткой, оказался тоже на территории складов, и минуя административную часть, следовал прямо на указанный в его накладных терминал.
А вот и мистер «малиновые штаны» объявился! Он попивая что-то горячее из пластикового стаканчика, прогуливался тут же, возле нужного терминала. Картина для Кули стала ясной: четверо на Митсубиси-Паджеро явно позарились на его оборудование. Здесь на территории складов, да скорее всего и на территории города они его силой отбирать вряд ли будут. А вот немного отъехав от Москвы, и каким-то образом остановив микроавтобус где-нибудь в поле, четверым быкам не составит труда выключить сопротивляющегося Кулю и забрать все, что им захочется. Размышляя над этим Куля подумал, что это самый оптимистичный для него возможный дальнейший расклад событий. Почти без крови, без шуму и пыли. Но гарантии, что так все и будет не было. А если предположить, что у братков не было принято долго размышлять, то сценарий мог быть и более красочным, и наличие крови в этом случае, наоборот, приветствовалось. А внешний вид четверки, как раз подтверждал версию того, что думать и размышлять они не привыкли.
Форд-Транзит уже подъехал под погрузку, а двое из гоп-компании, один который с барсеткой, и мистер «малиновые штаны», стали в стороне и громко с чего-то смеясь наблюдали за предстоящей погрузкой. Нужно было что-то решать. Все ждали выхода на сцену Кули. А решать было особо не из чего, ситуация как на подводной лодке. Назад пути нет, чужие деньги потрачены и люди ждут того, что Куля им обещал, они ждут свое оборудование. Оборудование вот оно, но, но, но… Куле вспомнились слова на то время знаменитой песни Маркина: «…прокрутить бы все как кинопленку, и вернуть бы все на десять лет назад, чтобы стала ты простой девчонкой чистой, чистой как весенний сад…», и он подумал: «Ну прокрутил бы он сейчас ситуацию назад, если бы у него появилась такая машина времени, и что? А на какой срок крутить? На пару недель, чтобы как-то потом устранять из цепи событий Тамарку? Или крутить до момента оплаты денег, когда он взял на себя обязательства? Тогда нужно вообще сидеть на печи, забыть о бизнесе и не дергаться». Но с этим Паша смириться не мог. А как тогда ему кормить будущую семью, растить детей? Как становиться успешным бизнесменом? «Нет, ничего плохого с ним не произойдет,» — каким-то образом, это ощущение постоянно доминировало у Паши в голове само по себе среди всех остальных мыслей. Но он тогда не задумывался об этом, откуда такое ощущение? Откуда такая уверенность? Он просто верил и шел вперед по тому самому непаханому полю чудес, того самого манящего бизнеса, той самой своей необъятной Родины, которая называлась еще недавно Советский Союз. А то, что это не паханное поле чудес могло быть еще иногда и минным полем, воспринималось как-то спокойно, как за таковые правила игры. А что? На войне как на войне, сможешь пройти — будешь бизнесменом, не сможешь — не будешь. Своеобразный естественный отбор.
Так, поразмыслив немного о безысходности ситуации, Куля решил действовать следующим образом. Он, не обращая внимания на братву, подошел к своему водиле, перемолвился с ним парой слов, и пошел внутрь склада получать товар. Получили, погрузили, все прошло быстро, тихо и без проблем под чутким надзором двоих наблюдателей. Чтобы как-то задержать этих двоих здесь еще некоторое время, Куля подошел к водиле, и как можно спокойнее объяснил:
— Ты сейчас головой не крути, но по-моему вон те двое нас пасут, — Куля сделал паузу и спокойными глазами посмотрел на него, чтобы водила не паниковал. — Я не уверен, возможно мне померещилось, но на всякий случай давай сделаем так, — Куля опять сделал паузу и убедился, что водила не потерял дух и остался адекватным. — Ты сейчас садись, заводи и езжай, но не к выезду, а в противоположную сторону до самого упора, только медленно, чтобы вон те двое тебя могли постоянно видеть и пытаться понять твой маневр. Твоя задача на 15 минут завладеть их вниманием, а потом ты разворачивайся, и как можно быстрее выезжай за территорию. Там подберешь меня, но если меня не будет возле КПП, то не останавливайся, я могу быть дальше по пути твоего следования на развороте у сквера, но если и там меня не будет, то езжай без остановок в сторону дома, но не к Варшавскому шоссе, а к Каширскому, и там на съезде с Московской кольцевой жди меня, я по-любому буду.
Водила отреагировал нормально, спокойно, и это взбодрило Кулю. Он незаметно от него взял в кармане двери раскладной нож, и стараясь не засветиться перед бандитами, прячась за рядом стоящую фуру, быстро пошел на выход к джипу Паджеро.
Куля вошел в раж. Страха, как такового не было, а может и был, но он его не чувствовал, было небольшое волнение и адреналин.
Выйдя из проходной к стоянке машин, Куля перешел на бег. Подбежав к вишневому Паджеро и изобразив запыхавшегося напуганного человека, он открыл водительскую дверь, где сидели остальные двое.
— Ты Гиря? Меня попросили вас срочно позвать, там какие-то камазисты бьют пацана в малиновых брюках.
Гиря среагировал быстро. Сразу вывалился из машины и сунул руку под сиденье. Оттуда он вынул сверток из материи, развернул из него пистолет «ТТ» и сунул его за пояс джинс, накрыв сверху свитером. Второй, сидящий в салоне, тоже быстро что-то взял из под сидения и вышел на тротуар.
— Где эти камазисты?
— Побежали! — выбежав из проходной, уже на территории складов, Куля остановился. — Бегите вон до того угла, где стоит желтая фура, там сворачивайте направо, и потом прямо до упора. Они на этой линии у предпоследнего терминала.
Куля указал направление в совершенно противоположную сторону от реального местонахождения их друзей. Убедившись, что Гиря с другом побежали «в правильном» направлении, он быстро вернулся обратно к Паджеро. Там уверенно достал нож и пырнул им в переднее колесо. Пробить небольшим ножом толстую шину джипа оказалось не так просто, но Куле казалось, что он пробил бы сейчас этим ножом и шину трактора Т-150. Когда лезвие ножа все-таки вошло на всю длину, ему показалось, что воздух выходит очень медленно, поэтому вытягивая лезвие обратно, Куля постарался сделать резательное движение. Благодаря этому движению линия разреза немного увеличилась и воздух начал выходить бодрее. Куля остался доволен. После, он проделал то же самое со вторым колесом, с третьим, и с четвертым. Проколов таким образом все четыре колеса, Куля спрятал нож и огляделся. Сердце от волнения и от физического напряжения стучало как отбойный молоток. Вокруг ничего особенного не происходило. Тогда он побежал обратно на проходную. Еще не выходя, в окно двери выводящей на территорию складов Куля увидел следующую картину: двое, один с барсеткой, и «малиновые штаны», бежали сломя голову сюда на проходную, а Форда видно не было. Это означало, что Форд уже заехал на грузовую проходную и вот-вот выедет, но судя по ситуации он мог и не успеть это сделать раньше, чем к нему выбежит уже спешащая братва. У Кули на автомате возникла еще одна идея. Он взял рядом стоящий стул и продел ножку стула в дверную ручку входной двери, блокировав ее таким образом для тех, кто открывал снаружи. Внутри на проходной почему-то никого не было, наверное с приходом всеобщего хаоса 90-х, контролировать потоки людей стало без необходимости. Такая блокада не могла задержать бандитов на долго, но сейчас и минута была дорога. Выбежав наружу здания со стороны улицы, Куля посмотрел на ворота грузовой проходной — они были закрыты. «Где же Форд?…» — с нетерпением, мысленно у самого себя спрашивал он. Каждая секунда ожидания казалась часом. Через какое-то время он приоткрыл наружную входную дверь и посмотрел на противоположную сторону проходной, на заблокированную им дверь той стороны. Там шла какая-то возня, бандиты уже штурмовали блокаду. Куля уже начал размышлять над тем, как ему заблокировать и эту входную дверь, но тут он увидел выезжающий из грузовой проходной свой любимый синий Форд-Транзит. Как он был рад его видеть — не описать! Он выбежал на проезжую часть и быстрым шагом пошел прочь от проходной навстречу Форду. Еще через пару минут Куля запрыгнул в салон.
— Гони Саня! — так звали водителя. — Гони не останавливайся!
Грузовая проходная находилась до обыкновенной проходной по ходу потока транспорта по проспекту. Поэтому парням пришлось проехать мимо обыкновенной проходной и мимо вишневого джипа со спущенными колесами. И в тот момент, когда они поравнялись со входом в здание, Куля в окно увидел выбегающих братков, спешащих к своим друзьям, ждущих их по идее в боевой колеснице, готовой с низкого старта устремиться в погоню. Уже удаляясь, Куля в открытое окно выглянул назад и насладился своей картиной «Братки приплыли». Для кратчайшего выезда на кольцевую нужно было разворачиваться вокруг того самого сквера и ехать в обратную сторону опять к разъяренной братве, но Куля скомандовал ехать прямо.
— Хватит испытывать судьбу, надо делать ноги. Выедем в другом месте, и не на Варшавке, — объяснил он свой план Сане водителю. — Лучше сделаем какой-то крюк, но зато подстрахуемся.
Пробок в этом месте Москвы пока не предвиделось, и через 20 минут куля с Саней полностью успокоились, а еще через 20 минут выехали на МКАД в районе юго-запада и полетели на юг кольца. Тут Куля вспомнил об Ольге, представил ее бедненькую, переживающую на телефоне, и у него защемило в груди. Нужно было что-то придумать, откуда-то ей позвонить. Очень не хотелось останавливаться, но Куля решил это сделать обязательно. И когда они уже проехали мимо поворота на Варшавское шоссе, которое вело на Харьков, Куля скомандовал остановиться возле придорожного кафе. Там он дорвался до телефона и набрал Ольгу. Это была трогательная беседа, она ждала его звонка, как они договаривались. Куля хотел ее упредить от желания раскрыть преступную сущность Томарки, а она хотела дать напутствие Куле, чтоб он был осторожнее. Это была грустная беседа, у Ольги даже выступили слезы, а у Паши запершило в горле. Они почувствовали себя в этот момент очень родными людьми, которые дорожат друг другом и очень ценят, но которым судьбой предназначено расставание и скорее всего навсегда.
Еще через тринадцать часов Куля заходил к себе домой в Украине. Так закончилась эта командировка, и когда мама по телефону поинтересовалась у сына о том как он съездил, естественно Паша ответил матери, что все прошло хорошо, съездил удачно. А зачем родителям или еще кому-либо знать о проблемах Кули, тем более о тех, которые уже в прошлом. Зачем маме и папе лишний раз волноваться. Но если бы отец Кули, Михаил Павлович, тогда узнал о том, в какие командировочки приходиться иногда попадать его сыну, то он уже тогда бы не смог себе позволить назвать его хоть и любя, салагой.