Склоненное надо мной лицо Адольфуса, перекошенное от волнения, — это первое, что я увидел, когда проснулся. Вцепившись в меня могучими лапами, гигант вытряхнул меня из объятий сна.

— Нашли девочку.

Тон Адольфуса явно подразумевал, что ее нашли мертвой. Оттолкнув его, я присел.

— Обморозни уже здесь?

— Еще нет.

У нас было мало времени. Схватив свою сумку со стула, я протянул ее великану.

— Скажи Воробью, чтобы передал сумку Малышу Маку. И дай ему какое-нибудь задание. Отошли его куда-нибудь на несколько часов из трактира.

— Что-нибудь еще?

— Не мешай им, когда они придут. Пропусти наверх и не ерепенься. Я разберусь.

Тяжело сглотнув, он ушел.

Я оделся и натянул сапоги, потом снова улегся на кровать. По крайней мере, я не встречу их нагишом, когда они придут за мной. Это было практически все, что я мог успеть. Адольфус имел все основания для волнений. Криспин, конечно, не то, что другие: несмотря на нашу размолвку, он знал, что я не убиваю детей. Только никто не пришлет за мной Криспина, потому что Криспин ловит убийц и преступников, а наверху никому нет никакого дела до мертвой девочки. Верхушку интересовал маг, который мог бы убить ее, а это означало, что дело ведет Особый отдел, а Особый отдел — это целая куча неприятностей.

Империя — большая машина, громоздкий механизм, миллионы вращающихся шестеренок, а любое подобное устройство не работает идеально. Если на какой-нибудь линзе появляется пятнышко грязи или колесико отказывается вращаться, должен быть кто-то поблизости, чтобы исправить поломку. В этом-то и состоит задача Особого отдела — следить за тем, чтобы шестерни вращались быстро и плавно, и перемалывать в порошок всякого, кто случайно увязнет между зубцами, дабы не помешал их работе.

Я досадно вздохнул. Когда-то и я блистал яркой звездой в этой труппе. Порой жизнь — странная штука.

Они вошли внутрь без церемоний. Я слышал, как внизу с треском распахнулась дверь, посыпались непотребные слова и угрозы. Я только надеялся, что Адольфус не наделает глупостей — под слоем жира и благодушием скрывался человек, способный на отчаянную жестокость. Если бы он вознамерился им помешать, им пришлось бы убить его, чтобы расчистить путь, и тогда пролилась бы кровь не только его одного.

Однако я не слышал ни дребезга разбитого стекла, ни грохота поломанной мебели, которые обычно сопровождают гнев моего товарища, и решил, что он последовал моему совету. Эхо шагов поднималось по лестнице, потом дверь резко открылась, и я уткнулся взглядом в направленный на меня арбалет, который держал молодой агент, громким голосом велевший мне лечь на пол. За спиной агента показалась пара обезьяноподобных джентльменов, проследивших за тем, чтобы я подчинился приказу.

Я лежал, прижимаясь лицом к полу, руки сковали цепями, и чье-то колено уперлось мне в спину, когда надо мной прозвучал полузабытый голос:

— Я знал, что если буду рядом, то мне представится шанс сделать тебя. Вот только не думал, что это будет так просто.

Давление колена ослабло, и грубые руки подняли меня на ноги. Тупая физиономия, посаженная поверх раздутого бочонка хрящей, толстых мускул и зарубцевавшейся кожи, поприветствовала меня.

— Привет, Краули, — ответил я. — Рад видеть, что глупость больше не служит препятствием в продвижении по службе Короне.

— А мы все так же остры на язычок, а, приятель? — Он рассмеялся. Тупые глазки-бусинки над курносым носом пылали от предвкушения. После первого же удара я опустился на колени, сдерживая рвоту и сожалея о том, что не имею возможности дать ему сдачи. Краули засмеялся и склонился ко мне. — Ты у меня в руках. Я взял тебя за задницу.

— Ты всегда хотел подбирать за мною дерьмо, — прохрипел я в ответ.

Это было мальчишеством с моей стороны, и я пожалел о сказанном даже раньше, чем Краули утопил свою жирную лапу в моей скуле.

— Ты еще получишь свое, это я тебе обещаю, — сказал он, потирая костяшки пальцев. — Теперь ты чемпион в тяжелом весе по надиранию задницы. Но я не настолько глуп, чтобы драть себе кожу о твою каменную челюсть. Для этого у нас имеются специалисты.

Я сплюнул кровавую слюну на грязный пол и постарался принять геройский вид.

Краули вновь поднял меня.

— Кочрейн, ты и Таллоуи идете со мной. Остальные отправляются на место преступления. Пусть позаботятся, чтобы там было достаточно людей, — Краули повернулся ко мне: — Не стану скрывать, я предпочел бы увидеть, как ты побежишь, но в любом случае рад, что представился шанс снова прищучить тебя.

На этот раз мне хватило ума промолчать.

Внизу у печи Аделина хмурила брови со всей ненавистью раненого матриарха, беда извлекла наружу всю ее сущность. Адольфус сидел за столом, агент с арбалетом держал его под прицелом. Мои друзья были исполнены решимости поддержать меня. Мне этого не забыть.

Дорога показалась мне бесконечной. Мне даже не позволили надеть куртку, и я мерз от холода. Время от времени Краули изрекал что-нибудь гадкое и банальное, но большую часть его слов разносил ветер. Толпа расступалась на нашем пути — жители Низкого города не спешили разделить мою участь.

К тому времени, когда мы добрались до Черного дома, начал моросить дождь. Краули остановился на мгновение просто для того, чтобы меня проняло до костей. Я взглянул на серое небо, наблюдая, как жемчужины ледяной воды падают с облаков. Одна капля разбилась о мой лоб. Потом меня завели внутрь, и я старался изо всех сил сохранять лицо, даже когда мы вошли в безымянный коридор, ведущий в подземелье Черного дома, и даже когда передо мной отворили дверь камеры.

Помещение было лишено каких-либо отличительных черт, из мебели в нем имелся только стол и возле него стальное кресло для заключенного. В центре пола был оборудован маленький, но приметный чугунный сток, ведущий в канализацию. В свою бытность агентом я всегда ненавидел это место и питал к нему не меньшее отвращение и теперь, оказавшись на противоположной стороне закона.

Поджидавший меня дознаватель стоял в углу, одетый в обычную бордовую униформу: длинную, до запястий, мантию с остроконечным капюшоном. Черная сумка с нужными для его ремесла инструментами болталась в руке. Стоявший передо мной экземпляр был грузным и по-настоящему толстым, складки жира растягивали его кроваво-красный костюм. Но в конце концов, пытки не требовали особой физической силы, по крайней мере, от того, кто кромсает живую плоть. Да и гильдия придерживалась довольно высоких стандартов, так что я не сомневался в его профессиональной пригодности.

— Нравится здесь? — гаркнул Краули.

От мощного удара в спину я упал на пол. Я попытался подняться, но люди Краули схватили меня и усадили в стальное кресло, затем, освободив руки от оков, пристегнули их двумя кожаными ремнями к подлокотникам кресла.

— Я знал, что однажды ты снова окажешься здесь. Старец думал, ты злишься на нас и в одну прекрасную ночь сбежишь из Низкого города. А я говорил, что ты ни за что не сделаешь этого. Этот парень слишком сильно нас любит, чтобы покинуть нас навсегда. Он вернется. Но даже я не предполагал, что ты дойдешь то такого безрассудства. Черная магия? — Он погрозил мне в лицо толстым коротким пальцем. — Ты здорово вляпался.

Краули вынул из кармана сигару. Откусив кончик серыми квадратными зубами, он прикурил ее, склизкие розоватые губы причмокнули несколько раз, чтобы получить хорошую тягу, и густые потоки дыма потекли из кривой ухмылки.

— Кого, ты думаешь, мы теперь ждем?

Будто по сигналу, дверь отворилась, и в камеру вошел почтенный старик в строгой форме. И тут я понял, что действительно крепко влип.

Возможно, самая влиятельная фигура Ригуса — это королева, возможно, верховный канцлер, а возможно, это маленький человек с открытым лицом и пустотой вместо души, который управляет делами из своего кабинета без окон, в самом сердце Черного дома. Старец, Блюститель Особого отдела — скромный титул для главного шпиона империи. Это он — глаза в окне и уши за дверью. Если на тебе имеется пятнышко грязи, он обнаружит его, а если ты чист, то, когда это потребуется, измажет тебя. Одно мановение его пальца сгубило больше человеческих жизней, чем чумовое поветрие. Четверть века этот человек стоял во главе величайшей организации, когда-либо созданной руками людей для узурпации и поддержания власти над ближними.

Но если бы вам довелось повстречать его на улице, он снял бы перед вами шляпу, и в ответ вы сделали бы то же самое. Порой зло ведет себя именно так.

Добродушная улыбка растянула морщины на лице Старца, в глазах блестел озорной огонек.

— Какое удовольствие видеть, как один из моих детушек возвращается после долгой отлучки. Как же мы по тебе скучали, когда ты покинул свой старый дом.

Одного вида Старца было достаточно, чтобы в моем животе разгорелось слабое пламя.

— Я думал зайти, проведать, как тут у вас. Но гляжу, у вас полно дел, так, может, загляну как-нибудь в другой раз?

Он продолжал улыбаться, затем кивнул дознавателю, и тот ловко и без суеты начал раскладывать на столе свои инструменты.

— Мы будем тебя пытать, — сказал Краули. — И пытать будем жестоко. К тому времени, когда мы закончим, нам будет известен каждый грех, что лежит у тебя на душе.

Я выдавил из себя смех — не такая простая вещь, когда ремни крепко держат тебя за запястья.

— Лучше подумай о планах на обед, — бросил я.

Если бы здесь был только Краули, я бы не стал утруждать себя разговором: Краули — обезьяна, от которой требуется только грубая сила. Но Старец обладал умом, острым как нож и холодным как лед. За маской благообразного старика скрывался мастер стратегии и к тому же безумец. Несомненно, что он желал бы видеть меня в могиле, только от этого ему было бы мало пользы. Разумные решения всегда брали в нем верх над эмоциями.

— Если только не собираетесь задать ненужный труд дознавателю, чего еще вы намерены добиться всей этой бесполезной затеей? — поинтересовался я.

— Тебе что-то известно о ребенке… и о демоне, — ответил Краули, пережевывая сигару рядами неровных зубов. — Что-то, что позволит нам подобраться поближе. А если неизвестно, — в его улыбке сквозила ярость, — я приду посмотреть, как стены обагрятся твоими внутренностями.

— Знаешь, Краули, почему ты был под моим началом? Почему тебе никогда не занять место Старца? Ты не видишь ничего дальше своей новой жертвы. Ты тупой инструмент, бесполезный, если кто-нибудь впереди не будет указывать тебе на след.

Тем временем дознаватель продолжал раскладывать острые серебряные инструменты на подкладку из черного бархата.

— Сегодня вы разделаетесь со мной, но если завтра пропадет еще один ребенок, что будете делать тогда? Есть вещи поважнее вашего пристрастия к садизму.

Краули еще сдерживал злобу, не давая воли рукам, хотя его крысиные глазки уже раздулись до величины яичных желтков.

— Мы возьмем убийцу детей, кем бы он ни был. Об этом не беспокойся.

— Чушь. — Я перевел взгляд на Старца. — Здесь у вас нет никого лучше меня, и вам это известно. Любой из ваших может опереться на Корону, вы можете полагаться только на своих людей. Я же могу получить помощь за пределами дворца, у меня связи по всему Низкому городу, и я знаю, как это сделать. — Я тяжело сглотнул — пришло время пустить в дело козырь. — И у меня уже есть ключ.

— Тогда мы вырежем его из тебя ножом и посмотрим, куда он нас приведет, — возразил Краули.

— Не выйдет. Никто не станет говорить с вами, а если и станет, то вам все равно не удастся связать концы с концами.

Молчавший до сих пор Старец заговорил вновь:

— Ты так жаждешь вернуться ко мне на службу? Насколько я слышал, ты опустился на самое дно, стал не лучше бездомной собаки, наркоманом, по которому давно плачет нож в подворотне.

— Я оказался достаточно ловок, чтобы раскрыть предыдущее дело. Либо вы работаете со мной, либо спихиваете все на обезьяну. Но мы оба знаем, что дело слишком серьезное, чтобы позволить ему все завалить.

Улыбка на лице Старца сделалась шире, и я понял, что следующие его слова решат мою судьбу: либо свобода в услужении старику, либо свидание с дознавателем и безымянная могила. Пауза тянулась долго. Теперь, оглядываясь на прошлое, я думаю, что в эту минуту держался достойно, или, другими словами, не пустил теплую струю по ноге.

Положив сучковатую руку мне на плечо, старик сжал его неожиданно крепко.

— Ты не разочаруешь меня, мой мальчик. Ты найдешь того, кто убивает несчастных детей, и вместе мы сделаем все, чтобы предать его правосудию.

Краули начал было протестовать, однако краткий взгляд патрона заткнул ему рот. Старец заботливо расстегнул один из ремней, точно мать, склонившаяся над содранной коленкой малютки. Но, протянув руку к другому ремню, он неожиданно остановился.

— Полагаю, для человека твоего ума недели будет достаточно, чтобы найти того, кто вызывает монстров, — Старец печально покачал головой, его ранимая натура была оскорблена жестокостью бесчувственного мира.

— Мне нужны две недели, — сказал я. — Я не располагаю вашими возможностями. Понадобится время, чтобы привести в действие мои связи.

На долю секунды его глаза изменились, из-под маски благодушия выглянул монстр, что скрывался за ней, и я испугался. Но взгляд старика был по-прежнему обращен ко мне, и голос его звучал все так же приветливо.

— Мы ждем тебя через семь дней. — Маска гуманности вернулась на прежнее место, и Старец освободил мою вторую руку. Потом обратился к Краули: — Не проводите ли нашего дорогого друга до выхода? — Старик улыбнулся мне в последний раз и вышел за железную дверь, уводя за собой остальных агентов.

Видя, как захлопнулась дверь, Краули так крепко сжал зубами сигару, что, казалось, может сейчас подавиться от гнева. Он медлил, обдумывая, что можно сказать или сделать, чтобы сгладить пережитое только что унижение. Ничего не придумав, он развернулся и вышел.

Дознаватель складывал инструменты обратно в сумку с видом некоторого разочарования. Решив, что ноги вполне окрепли, чтобы держать меня, я поднялся с кресла, затем обратился к своему предполагаемому мучителю.

— Есть сигарета? — спросил я.

В ответ тот покачал головой, раскачивая верхушкой кроваво-красного колпака.

— Не курю, — сказал он, не отрывая глаз от своего занятия. — Эта дрянь убивает.

— Все в руках Перворожденного.

Снаружи дождь перестал, но было ужасно холодно. Я растирал запястья, размышляя о том, насколько все происшедшее со мной соответствовало замыслам Старца. От сцены в подземелье сильно отдавало театром, — разумеется, Краули был не в счет, в спектакле он не участвовал, — но для затейливого ума Старца игра была грубоватой.

Хотя я не возражал. Если вся эта игра была задумана для того, чтобы возвратить меня на службу, то и поставленный мне срок вовсе не был какой-нибудь шуткой. В этом я мог не сомневаться. Переведя дух, я отправился к дому, чтобы вооружиться и обдумать дальнейшие действия.