Вспоминая о том, как я в последний раз приводил в дом Журавля сироту, я пытался тем временем привлечь к себе внимание каменного стража над входом в башню. Я завершил серию эпитафий броском мелкого камня в горгулью, но галька отскочила от нее, не произведя никакого эффекта.

— Зачем вы это делаете? — поинтересовался Воробей, сидя на ближайшей к башне стене лабиринта.

— Обычно он отвечает.

— Кто?

— Говорящий магический монстр, который сидит над дверью, конечно.

Воробью хватило смекалки больше не злить меня. Я уселся рядом, достал из сумки кисет с табаком и принялся за скрутку.

— Проклятая магия. Без нее нам всем жилось бы лучше.

— Неправда, — возразил Воробей с необычным воодушевлением.

— Да? А ну-ка назови хотя бы одну полезную вещь, которую создало Искусство?

— Обереги Синего Журавля.

Я прикурил сигарету, заслонив пламя рукой.

— Назови еще что-нибудь, — предложил я.

— Я слышал, что брат Хэллоуэл исцеляет людей в церкви Прачеты Вседержительницы.

— Брат Хэллоуэл излечил тебя? — спросил я, вдыхая в легкие низкопробную отраву.

— Нет.

— Он излечил кого-нибудь из твоих знакомых?

Воробей покачал головой.

— Тогда он не в счет, так?

— Так, — ответил мальчишка, как всегда быстро ухватив суть. — Не в счет.

— Ну и не забивай себе этим голову. Те двое, что живут в Гнезде, — аномалии, исключение, которое лишь подтверждает правило. Начнешь думать иначе — и попадешь в беду.

Пока я докуривал сигарету, мальчишка размышлял над моим советом.

— Вы давно знакомы с Журавлем?

— Уже двадцать пять лет.

— Тогда почему он вас не пускает в башню?

Действительно, почему? Даже в тех редких случаях, когда маг отказывал мне в свидании, его привратник всегда оживал, чтобы ответить на мою просьбу. Если защита Гнезда вышла из строя, значит, здоровье старика ухудшилось сильнее, чем я предполагал. Я подобрал с земли другой камень, побольше, и запустил им в каменного стражника. Результат был тот же, что и в предыдущий раз, и я снова уселся на стену.

Я прилагал все усилия, чтобы охладить свой гнев. Меня ждала куча дел, которые нужно было успеть уладить. Сидя на белой стене, Воробей болтал ногами, я занимался тем же, и мы оба вглядывались в городскую даль.

— А мне нравится этот лабиринт, — сказал Воробей.

— Это не совсем лабиринт.

— Почему?

— У настоящего лабиринта всегда только один вход и только один верный путь, который кончается в центре. А здесь входов много, и путь заканчивается там, где ты найдешь выход.

Я встал, чтобы поприветствовать Селию. В послеполуденном солнце ее платье казалось воздушным. Она улыбалась.

— Прости, что заставила тебя ждать. Я приняла на себя заботы о Гнезде, но до сих пор не научилась управляться со стражем.

Селия нежно взяла меня за руку.

— А это у нас кто? — спросила она.

Я опустил глаза и взглянул на лицо Воробья, скривленное в глумливой ухмылке. Я приписал ее тому живучему чувству, что движет подростками во время первого знакомства с представительницей прекрасного пола, врожденному инстинкту, который побуждает юнцов вымазывать грязью волосы своих будущих избранниц. Женщины, равные по красоте Селии, редко встречались на улицах Низкого города.

— Воробей, это Селия. Селия, это Воробей. Не обращай внимания на его лицо. Вчера он наступил на ржавую железяку. По-моему, у него онемение челюсти.

— Что ж, тогда хорошо, что он привел тебя к нам. Попросим Учителя посмотреть ее. — Попытка Селии склонить мальчишку на свою сторону не увенчалась успехом. Его гримаса осталась прежней, если не скривилась еще сильнее. Грациозно пожав плечами, Селия вновь перевела взгляд на меня. — По-прежнему подбираешь беспризорников, я гляжу?

— Он скорее мой ученик. Так мы будем продолжать разговор на улице или все-таки ты собиралась пригласить нас в дом?

Селия слегка рассмеялась. Я всегда умел ее рассмешить. Мы поднялись на верхушку башни, и Селия провела нас в гостиную Журавля.

— Учитель сейчас будет, я предупредила его о твоем приходе, прежде чем спустилась встретить вас.

В южном окне дневное солнце медленно клонилось к закату. Воробей стоял рядом, пожирая глазами сокровища Синего Журавля с видом человека, все имущество которого легко уместилось бы в заплечном мешке.

Дверь спальни открылась, и в комнату вошел Журавль. Он был, как всегда, весел, однако никакое присутствие духа не могло уже скрыть скованность его движений.

— Надо полагать, явился с каким-то тайным умыслом, — начал он, не заметив сразу мальчика рядом со мной.

Но затем глаза волшебника заблестели, как раньше, старик будто скинул с десяток лет, и я не пожалел, что выдернул Воробья из «Пьяного графа».

— Гляжу, ты привел с собой гостя. Подойди-ка сюда, дитя. Я стар, и глаза уже не те, что были прежде.

Вопреки неприветливости, с которой Воробей встретил Селию, мальчишка двинулся вперед без дополнительных побуждений, и я вновь лишь подивился легкости, с которой Журавль устанавливал отношения с детьми.

— Ты выглядишь слишком худым для своего возраста, но и твой наставник когда-то был таким же. Грудь — как палка. Как твое имя?

— Воробей.

— Воробей? — Смех Журавля катился по комнате, пока острый кашель не прервал его. — Воробей да Журавль! Мы практически братья. Хотя, конечно, мое прозвище — птица важная и достойная, а твое — птица глупая, известная лишь за свое надоедливое чириканье.

Этого было мало, чтобы вызвать улыбку на лице Воробья, но ждать оставалось недолго.

— Что ж, Воробей. Может, порадуешь нас песенкой?

Мальчик покачал головой.

— Тогда, похоже, придется мне позаботиться о развлечении. — С быстротой юноши старик подскочил к полке над камином и достал оттуда свое старое изобретение: необычного вида музыкальный инструмент, нечто среднее между дудкой и охотничьим рожком, из полированной меди со вставками из слоновой кости. — Так ты уверен, что не желаешь попробовать себя в пении, а, маленький Воробей?

Мальчишка снова гневно потряс головой.

Изобразив досаду, старик приложил инструмент к губам, вдохнул полной грудью и выпустил мощную струю воздуха. Инструмент издал звук, похожий на рев быка, при этом наружу вырвался фонтан красных и оранжевых искр, закруживших ярким калейдоскопом под сводом.

Воробей слегка коснулся водоворота переливчатого света. Ребенком я тоже любил эту забаву. Странно, что я так давно не вспоминал о ней.

— Учитель, — вмешалась Селия, — пока вы столь любезно развлекаете нашего нового знакомого, я хотела бы перекинуться парой слов с нашим старым другом.

Я ожидал, что старик станет возражать, но вместо протеста он быстро улыбнулся мне и снова повернулся к мальчику.

— Каждая нота производит свой цвет, видишь? — Журавль выдул новый аккорд, и сине-зеленое облако, похожее на морскую пену, поднялось вверх.

Мы с Селией молча спустились в оранжерею. Селия отворила запотевшую от жары дверь и впустила меня внутрь. Не успел я оценить красоту вновь распустившихся цветов, как Селия перешла к делу.

— Ну? Как продвигается наше расследование?

— Не стоит ли нам посвятить в это дело Учителя?

— Если хочешь лишить умирающего человека последних радостей жизни, это будет на твоей совести.

Повидав старика, я не сильно удивился ее ответу. И все же неприятно было услышать подтверждение своим подозрениям.

— Он умирает?

Присев на табурет возле розовой орхидеи, Селия печально кивнула.

— Что с ним?

— Он стар. Он не называет мне точно свой возраст, но ему, кажется, уже семьдесят пять.

— Мне жаль.

— Мне жаль не меньше, — ответила она, но быстро продолжила: — Все это дело с детьми очень огорчает его. У него всегда было… доброе сердце.

— Извини, но, по-моему, совсем не требуется быть чересчур сентиментальным, чтобы считать убийство ребенка мерзостью, — возразил я, вынимая из глаза крупицу цветочной пыльцы и сопротивляясь желанию чихнуть.

— Я имела в виду другое. То, что случилось с детьми, ужасно. Но Учитель едва ли может с этим что-нибудь сделать. Теперь он не тот, кем был раньше. — Ее взгляд выражал твердость и непреклонность. — Журавль уже полвека служит народу этого города. Он заслужил, чтобы провести в покое остаток дней. Ты должен отплатить старику хотя бы этим, ты не согласен?

— Я задолжал Учителю гораздо больше, чем смогу заплатить. — Внезапно в голову закралось воспоминание о том, каким когда-то был Синий Журавль: глаза искрились остроумием и озорством, спина никогда не сгибалась и не кланялась ни перед кем. — Но я не о том. Нужно остановить эту тварь, а мои возможности не так велики, чтобы я мог позволить себе потерять союзника. — Я рассмеялся с ехидством. — Через неделю все это не будет иметь никакого значения.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ерунда, неудачная шутка.

Мой ответ не удовлетворил Селию, однако она не настаивала на продолжении.

— Я не собираюсь чинить препятствия. Если тебе требуется помощь… Я никогда не сравнюсь с Журавлем ни в способностях, ни в мудрости. Но я как-никак маг первого ранга. — Она робко кивнула на свое кольцо, как знак подтверждения последнему факту. — Учитель достаточно долго присматривал за Низким городом, и теперь, когда я приняла на себя заботу о Гнезде, возможно, пришло время взять на себя и его полномочия.

Селия возмужала за годы, истекшие со времени наших последних встреч. Она уже не была тем ребенком, которого я привел в Гнездо много лет назад. Но иногда она все же так говорила — «взять на себя его полномочия», «Дэвы хранят нас».

Селия приняла мое молчание за согласие.

— У тебя есть зацепки?

— Подозрения. Всегда только подозрения.

— Не позволяй мне торопить тебя. Если что-то еще тяготит тебе душу, расскажи сначала об этом.

— Я побывал на вечеринке, устроенной лордом Беконфилдом, Веселым Клинком. И пока мы с ним говорили, твой камень обжигал мне грудь.

— Но ты не решился поделиться этими сведениями?

— Эти сведения не настолько важны, как могло бы показаться тебе. С точки зрения закона они вообще ничего не значат. Если бы дело касалось какого-нибудь пройдохи из Низкого города, этого могло бы оказаться достаточным, возможно, хватило бы, и я указал бы на него кому следует. Тогда Старец привел бы подозрительного типа в Черный дом и вытянул бы из него все, что можно. Но когда дело касается знати? В таком случае должны соблюдаться основные принципы правосудия, а это значит, что человека нельзя схватить в его собственном доме и кромсать на куски только на основании показаний магического талисмана, незаконно приобретенного бывшим агентом.

— Нельзя, — вздыхая, согласилась она. — Полагаю, нельзя.

— И кроме того, я не уверен, что талисман прав. Я говорил с Беконфилдом. Он показался мне горячим и взбалмошным, типичным образцом высших классов. Но убивать детей, вызывать демонов… Это не в его духе. Аристократия обычно слишком ленива, чтобы по-настоящему предаваться злодействам. Проще тратить наследство на костюмированные балы и дорогих шлюх.

— Ты уверен, что не переоцениваешь его?

— Я редко допускаю такие ошибки. Но даже если предположить, что это Беконфилд. Ведь он не владеет Искусством. Я бы сильно удивился, если бы узнал, что он достиг своей цели. Каким образом ему удалось бы установить связь с пустотой?

— Да, но у нас есть маги, которые готовы продать свое умение любому, кто предложит достаточное вознаграждение. В окружении этого Беконфилда был кто-нибудь, подходящий под это определение?

— Да, — ответил я. — Там был кое-кто.

Селия закинула ногу на ногу, под тонким платьем проглядывала розоватая кожа ее бедер.

— Возможно, это именно тот, кого тебе следует изучить повнимательнее.

— Возможно. — Я обдумал совет и продолжил: — Вообще-то я хотел спросить у тебя еще кое-что, в чем мне не смог бы помочь даже Учитель.

— Я обещала, что буду помогать тебе.

— Расскажи о своей учебе в Академии.

— Зачем?

— Праздное любопытство. Мне совершенно нечем занять свой мозг, и я надеялся, что твои рассказы о пирушках юношества подкинут какую-нибудь пищу для размышлений.

Селия усмехнулась, почти незаметно, улыбка едва коснулась ее губ. Последовала короткая пауза, пока она обдумывала слова.

— Это было давно. Я была молода. Мы все были тогда совсем молодыми. Учитель и другие маги его уровня не стремились преподавать в Академии, так что там были только мы, ученики, слабые и неопытные, кого сумели туда загнать. Преподаватели, если можно их так назвать, были лишь немного взрослее нас и едва ли грамотнее, чем мы сами. Тогда, сразу после открытия Академии, у нас еще не было учебного плана. Нас просто… загоняли в класс и потом отпускали. Впрочем, впервые в истории нас собрали всех вместе, впервые подтолкнули к тому, чтобы мы обменивались нашими знаниями, а не прятали их в зашифрованных книгах магических заклинаний.

— Ты была знакома с человеком по имени Адлвейд?

Селия сощурила глаза, поджала губы.

— Наш класс был небольшим. Мы все более или менее знали друг друга.

Селия принадлежала к тому сорту людей, которые с радостью провели бы остаток дней вдали от представителей своего вида, но она так и не сумела развить в себе зловредную привычку говорить плохо о любом из них.

— Волшебник Адлвейд был… очень талантливым. — Я думал, она продолжит, но Селия замолчала и только покачала головой.

Так что я решил, что мне лучше помочь ей с рассказом.

— В последние дни Войны Адлвейд участвовал в военной операции «Вторжение».

— Учитель рассказывал мне твою историю.

— Тебе известно что-нибудь об этом?

— Мы были предоставлены самим себе и могли изучать то, что нас больше интересовало. У нас с Адлвейдом были разные склонности. Ходили слухи, я слышала разные гадости, но ничего определенного. Если бы я знала что-нибудь, что могло бы помочь, я давно бы тебе сказала. — Она пожала плечами, явно желая закрыть эту тему. — Адлвейд мертв, его давно нет среди нас.

Он действительно был давно мертв.

— Но Адлвейд не единственный, кто принимал участие в операции. Кто бы там ни убил киренца, он наверняка замешан в этом. И такое дело, как военная операция… Должны были вестись записи.

Селия резко вскинула голову.

— Такие записи засекретили бы, — произнесла она настойчивым тоном. — Их бы спрятали. Ты никогда не увидишь их.

— Записи засекретили бы, ты права, и трудно представить, у кого из служащих военного архива возникло бы желание поделиться со мной этими сведениями. К счастью, у меня имеются другие источники.

— Другие источники?

— Криспин, мой бывший партнер. Он обещал заняться этим делом.

— Криспин, — повторила она. — Ты все еще можешь на него положиться? Станет ли он стараться для тебя после… вашей многолетней размолвки?

— Сомневаюсь, что он счастлив сделать мне одолжение, но это обстоятельство не помешает ему. Криспин… Криспин — золото. Неважно, в каких мы отношениях. Это поможет остановить убийства, значит, это благое дело. Он это сделает.

Селия медленно закивала головой, отвернув лицо в сторону.

— Значит, Криспин, — задумчиво произнесла она.

Вокруг нас весело гудели легионы пчел, перелетая с цветка на цветок, их размеренное жужжание убаюкивало разум, точно слабый наркотик.

Селия поднялась с табурета, ее темные глаза горели угольками на золотисто-медовой коже.

— Я рада… — Она покачала головой, будто вспоминая слова своего монолога, длинные черные волосы шелохнулись волнами, и вместе с ними затанцевал в унисон амулет на шее. — Было так здорово увидеть тебя снова, даже при таких обстоятельствах. В некотором смысле я рада, что ты попал в эту передрягу. — Она нежно взяла мою руку в свои ладони и пристально посмотрела в мои глаза.

Я чувствовал быстрый пульс под ее кожей, и, вторя ему, мой собственный учащался. Я пытался убедить себя в том, что это не лучшая мысль, пытался отговорить себя, заставить себя увидеть все гнусное и отвратительное, что было в этом желании. Затем я попытался убедить себя снова. Десять лет назад это давалось мне куда проще.

— В моих мыслях всегда есть место для тебя и Учителя, — тихо произнес я.

— Это все, что ты можешь сказать? То, что я заслужила место в твоих воспоминаниях?

— Мне надо посмотреть, как там мой Воробей. — Слабое оправдание, несмотря на то что я сказал правду.

Селия кивнула и проводила меня к выходу, печаль легла мрачной печатью на ее похожее на сердечко лицо.

В комнате наверху Журавль сидел на стареньком стуле, повернувшись к нам спиной, смеялся и ритмично хлопал в ладоши. Всякий раз, когда раздавался хлопок, россыпи искр, круживших по залу, меняли цвет и направление, то подскакивая к потолку, то устремляясь к окну. Воробей не разделял всецело радость Учителя, однако, к моему удивлению, лицо мальчика выражало искреннюю улыбку, различимую главным образом по его глазам, будто он боялся, что кто-то заметит ее. Но едва мальчишка увидел, что вернулись мы с Селией, как улыбка исчезла.

Журавль, должно быть, прочел о нашем приходе по лицу мальчика, потому что перестал хлопать, искорки медленно осыпались на пол и растаяли, словно снежинки. Я положил руку на спину Журавля. Ключицы остро выпирали из-под его одежд.

— Мне всегда нравилась эта игрушка, — сказал я.

Журавль вновь рассмеялся, излучая радость, яркую, как его фейерверк. Мне будет очень не хватать ее, когда он уйдет. Затем веселье угасло, и он поднял ко мне свою голову.

— То дело, о котором мы говорили в прошлый раз…

— Все вышло замечательно, Учитель, — прервала его Селия. — Он зашел как раз затем, чтобы рассказать нам. Обо всем позаботятся. Вам незачем больше думать об этом.

Взгляд Синего Журавля скользнул по лицу Селии, затем изучил мое в поисках подтверждения. Я сделал какой-то жест вроде пожатия плечами или кивка. Учитель был стар, он устал и, очевидно, принял мой жест за согласие. На его лице снова растянулась улыбка или, во всяком случае, что-то похожее на нее, и старик повернулся к Воробью.

— Ты замечательный мальчик. Не то что этот… — сказал он, поглядывая украдкой в мою сторону.

Только Воробей вовсе не казался таким. Будто раскаиваясь за минуту веселья, он надел маску хмурой серьезности и едва заметно кивнул Учителю в знак прощания.

Журавль имел многолетний опыт обращения с неблагодарностью юных гордецов и потому достойно ответил на оказанное пренебрежение.

— Было очень приятно воспользоваться возможностью развлечь вас, господин Воробей. — Старик продолжил с той же поддельной чопорностью. — И вы, сударь, всегда желанный гость в моем доме. Можете прийти, когда вам заблагорассудится.

«Скажи об этом своей горгулье», — подумал я, но Журавль казался счастливым и бодрым, и я промолчал.

Стоя у лестницы, Селия склонилась к Воробью, когда тот выходил.

— Была рада с тобой познакомиться. Может быть, когда придешь в другой раз, у нас будет больше времени поболтать.

Воробей ничего не ответил. Сохранив дружелюбное выражение лица, Селия помахала нам на прощание.

Мы покинули Гнездо и направились на север. Я прошел несколько кварталов в раздумьях о том, что удалось узнать, пытаясь отсеять что-нибудь ценное, нечто такое, что могло бы оказаться полезным для дела.

Воробей прервал мои размышления.

— Мне понравилось в башне, — сказал он.

Я кивнул.

— И мне понравился Синий Журавль.

Я ждал от него дальнейших признаний, но мальчишка больше ничего не сказал, и мы продолжили путь в молчании.