Я быстро оценил ситуацию. Крысы в Низком городе водились в неимоверном количестве, но тело ребенка пока оставалось нетронутым, стало быть, девочка пролежала недолго. Я присел и опустил ладонь на крошечную детскую грудь — холодная. По всей вероятности, ребенка выбросили на улицу уже мертвым. Наклонившись чуть ближе, я смог лучше разглядеть увечья, нанесенные девочке ее мучителем, и с содроганием немедленно отпрянул назад, почуяв при этом необычный запах. Тело источало не удушливо-сладковатое зловоние гниющей плоти, а какой-то резкий алхимический аромат, от которого у меня запершило в горле.

Я вернулся на главную улицу и подозвал двух мальчишек, что неподалеку сидели без дела под навесом. Среди людей низкого сословия мое имя имеет небольшой вес, потому оба пострела тут же подбежали ко мне, явно рассчитывая, что я предложу им некое выгодное дельце. Они были рады воспользоваться таким случаем. Вручив медную монету мальчишке, более глупому на вид, я отправил его на поиски стражника. Как только малой исчез за углом, я повернулся к тому, что остался со мной.

Я поставляю девок и разбавленное пиво половине гвардейцев Низкого города, так что с ними обычно не возникает трудностей. Однако убийство подобного сорта потребует от сыщика большей бдительности, и подозрения могут пасть на меня, если он окажется глуп. Мне следовало избавиться от товара.

Бледнокожий мальчонка уставился на меня глубоко посаженными темно-карими глазами. Как и большинство уличной детворы, он был полукровкой, черты трех коренных народностей Ригуна смешались в нем с чертами безвестного числа прочих иноземных рас. Даже по меркам беспризорников мальчишка был неимоверно тощим, лохмотья едва скрывали выступы его костлявых плеч и локтей.

— Знаешь меня?

— Ты Смотритель.

— Знаешь, где трактир «Пьяный граф»?

Мальчуган ответил кивком, его глаза стали шире, но по-прежнему светились ясным, бесхитростным взором. Я протянул ему свою сумку.

— Отнеси это туда и передай циклопу за стойкой. Скажи ему, что он должен тебе серебреник.

Мальчишка потянулся за сумкой, и я схватил его пальцами за тонкую шею.

— Я знаю всех шлюх, карманников, нарков и каждую улицу Низкого города. И я запомнил твое лицо. Если по возвращении я не найду там свою сумку, то разыщу тебя. Уяснил? — Я ослабил хватку.

Мальчик не испугался.

— Я человек слова, — ответил он.

Его голос поразил меня своей холодной уверенностью. Я выбрал того, кого надо.

— Тогда вперед. — Я передал ему сумку, и мальчишка в мгновение ока исчез за углом.

Я вернулся назад в переулок и выкурил сигарету, дожидаясь блюстителей порядка. Они объявились позже, чем я предполагал, учитывая серьезность ситуации. Как же все-таки неприятно убеждаться в очередной раз, что стражи закона не заслуживают даже того невысокого мнения, которое у тебя сложилось о них. Я успел выкурить две сигареты, прежде чем появился первый мальчишка, притащив за собой двух гвардейцев.

Об этой парочке я имел смутное представление. Один из них был новичком, прослужив в силах правопорядка всего полгода, хотя второго я много лет прикармливал взятками. Теперь оставалось только проверить, чего стоили мои старания, если дело начнет принимать крутой оборот.

— Привет, Венделл. — Я протянул ему руку. — Рад нашей встрече, даже несмотря на такие скверные обстоятельства.

Венделл энергично потряс мне руку.

— Я тоже, — ответил он. — Я всю дорогу надеялся, что мальчишка водит меня за нос.

Мне ни о чем не пришлось говорить. Венделл опустился на колени у тела, полы камзола упали на грязную землю. Молодой напарник за его спиной заметно побледнел, явно намереваясь изрыгнуть рвоту. Взглянув на него через плечо, Венделл с укоризной прикрикнул:

— Эй, возьми себя в руки. Ты же гвардеец. Прояви-ка немного мужества. — Он снова повернулся к мертвому телу, будто не зная, что предпринять. — Похоже, надо посылать за агентом, — произнес он, как бы спрашивая меня.

— Думаю, ты прав, — согласился я.

— Беги назад в управу, — велел Венделл напарнику. — Скажи, чтобы послали за обморознем. Лучше даже за двумя.

Гвардейцы следят за соблюдением городских обычаев и законности, когда им не платят, чтобы смотрели в другую сторону, но расследование тяжких преступлений не совсем по их части. Если убийца не стоит над своей жертвой с окровавленным ножом в руке, пользы от гвардейцев бывает мало. В случае когда преступление совершено против лица с положением, дело передается агенту Короны, официально назначенному отправлять королевское правосудие. Обморозни, морозильники или серые дьяволы — зовите их как угодно, только обязательно склоняйте пониже голову, когда они проходят мимо, и немедленно отвечайте на их вопросы, ибо обморозни не бестолковые стражники, и во всех силах правопорядка опаснее неграмотного агента может быть только сведущий агент. Мертвое тело, обнаруженное в Низком городе, редко удостаивается внимания с их стороны — а число убийств у нас поистине баснословно, — однако в данном случае дело касалось не утопшего в луже пьяницы и не зарезанного ножом нарка. Ради такого случая пришлют агента.

Прошло еще несколько минут, и на место преступления прибыл отряд гвардейцев. Некоторые из них начали обходить соседние улицы. Остальные обступили с важным видом мертвое тельце. Вряд ли можно было назвать их действия эффективными, но мне не хватало духу сказать им об этом.

Наконец, то ли устав от ожидания, то ли желая произвести впечатление на вновь прибывших, Венделл решился попробовать свои силы в следственном деле.

— Наверно, еретик какой-нибудь, — изрек он, почесывая двойной подбородок. — Шел через порт в Кирен-город, увидал девчушку, ну и… — Он резко рассек воздух рукой.

— Да, я слышал, такое случается сплошь и рядом, — согласился с ним его коллега с глуповатым лицом, источающим яд, и тяжелым дыханием. — Или островитянин. Сам знаешь, какие они.

Венделл глубокомысленно кивнул. Он, разумеется, об этом знал.

Я слышал, что в некоторых новейших лечебницах для душевнобольных врачи сажали умалишенных и дураков от рождения за тупую работу, поручая пришивать на ткань горы пуговиц, поскольку однообразный труд действует как бальзам на их поврежденный разум. И порой мне кажется, что и гвардия задумана как продолжение такой практики, но в гораздо большем масштабе, как продуманная социальная программа, смысл которой в том, чтобы создать у служащих низкого ранга иллюзию важности.

И все же, ради блага самих пациентов, разрушать ее было бы несправедливо. Будто пораженные внезапной догадкой, Венделл и его подручный впали в молчание.

Канун осени прогнал остатки дневного света за горизонт. Гул честного торга, насколько подобная вещь существует в Низком городе, сменился гнетущей тишиной. В доходных домах по соседству разводили огонь, и дым горящих поленьев почти заслонил уродство мертвого тела. Я скрутил новую сигарету.

Вы можете почувствовать их прибытие прежде, чем увидите их: плотные людские массы Низкого города разбегаются с их пути, словно обломки и мусор, смытые наводнением. Пара мгновений — и вы уже можете различить их в толпе. Обморозни гордятся единообразием своей амуниции, и каждый из них — универсальный солдат малого воинства, что контролирует город и большую часть государства. Бледно-серый плащ с воротником, поднятым к серой широкополой шляпе. Короткий, с серебряной рукоятью меч на ремне — одновременно чудо искусства и совершенное орудие смерти. Темный полупрозрачный камушек в оправе из серебра на шейной цепочке — Око Короны, символ их законных полномочий. Каждый дюйм — воплощение порядка, сжатый кулак в бархатной перчатке.

И хотя я никогда не говорил об этом вслух, хотя даже самая мысль об этом была мне противна, признаюсь: мне страшно хотелось еще раз надеть эту чертову форму.

Криспин узнал меня, хотя нас разделял почти квартал. Заметив меня, он тотчас нахмурился, но шагу не сбавил. Пять лет не оставили на нем почти никаких отпечатков. Тот же благородный взгляд буравил меня из-под полы серой шляпы, все та же прямая осанка — свидетельство юности, проведенной в танцевальных классах и на уроках этикета. Темные волосы утратили былое великолепие, но орлиный, изогнутый нос по-прежнему возвещал о долгой родословной своего хозяина каждому, кто осмеливался смотреть на него. Я знал, что Криспин клянет судьбу за то, что на месте преступления оказался именно я, как и я сожалел о том, что вызвали именно его.

Второго агента я не признал, должно быть, новенький. У него был такой же длинный и заносчивый нос, как у Криспина, но волосы были настолько светлые, что издали казались белыми. В остальном, пожалуй, лишь эта серебристая шевелюра и отличала его от самого обычного агента Короны: подозрительный, но не проницательный взгляд голубых глаз, крепкие мускулы под одеждой, внушающие опасение, если, конечно, вы не знаете, чего от него ожидать.

Оба агента остановились в начале переулка. Взор Криспина промчался по месту преступления, ненадолго задержался на прикрытом трупе и упал на Венделла, который внимательно ждал распоряжений, стараясь изо всех сил изобразить выражение, приличествующее королевскому стражу закона.

— Гвардеец, — произнес Криспин, подзывая его резким кивком.

Второй агент, я все еще не знал его имени, пока не сказал ни слова и только стоял, плотно скрестив на груди руки и кривя губы в некоторое подобие ухмылки. Уделив должное внимание протоколу, Криспин обратился ко мне:

— Ты нашел ее?

— Сорок минут назад, но до этого она уже пролежала здесь какое-то время. Убийца кинул ее тело сюда после того, как закончил с ней.

Криспин медленно обошел место преступления. Чуть дальше по переулку стоял заброшенный дом, и Криспин задержался возле его двери, положив на нее руку.

— Думаешь, он вышел из этой двери?

— Необязательно. Такое крошечное тело легко можно спрятать — достаточно маленькой корзины или пустого пивного бочонка. На закате здесь мало прохожих. Можно выкинуть и спокойно продолжить свой путь.

— Дело синдиката?

— Ты сам прекрасно все знаешь. На плантациях Букирры за невинного ребенка дают пятьсот золотых. Ни один работорговец не станет лишать себя дохода. Если бы это преступление совершили они, то нашли бы более подходящий способ избавиться от трупа.

Уважение, проявленное незнакомцу в лохмотьях, напарнику Криспина показалось явно чрезмерным. Он приблизился к нам, сгорая от надменности, которая передалась ему вместе с врожденным чувством превосходства, упроченным обладанием публичной властью.

— Кто этот человек? — спросил он. — При каких обстоятельствах обнаружил тело? Что он тут делал? — Агент взглянул на меня с глумливой ухмылкой.

Должен сказать, он знал, что такое насмешка. Несмотря на свою прозаичность, она не из числа тех выражений, что в совершенстве даются каждому. Но я оставил ее без внимания, и он обратился к Венделлу:

— Вы нашли у него что-нибудь? Что показал обыск?

— Господин офицер… — начал Венделл, моментально позабыв о своем низкогородском говоре. — Судя по тому, что он заявил о трупе, мы подумали… то есть… — Венделл утер нос тыльной стороной пухлой руки и дал четкий ответ: — Мы не обыскивали его, господин офицер.

— Так-то гвардейцы проводят расследование? Подозреваемый стоит возле трупа ребенка, а вы, значит, ведете с ним задушевные беседы прямо над телом? Выполняйте свои обязанности и обыщите этого человека!

Бледное лицо Венделла раскраснелось. Пожав плечами, он с выражением извинения двинулся вперед, чтобы обшарить меня.

— В этом нет необходимости, агент Гискард, — вмешался Криспин. — Этот человек… бывший коллега. Он вне подозрений.

— Могу заверить вас только в этом. Агент Гискард, кажется? Непременно, агент Гискард, обыщите меня. Никогда нельзя быть ни в чем уверенным полностью. Кто сказал, что я не похищал девочку, не насиловал и не пытал ее, не выкинул тело на улицу, часок подождал, а потом вызвал гвардейцев? — (Физиономия Гискарда немного порозовела, необычно контрастируя с цветом его волос.) — Довольно умно, не правда ли? Полагаю, такая изобретательность скорее типична для людей вашего сословия.

Гискард сжал руку в кулак. Я подавил усмешку.

Криспин встал между нами и начал давать распоряжения.

— Прекратить. У нас полно работы. Агент Гискард, возвращайтесь в Черный дом и велите прислать гадателя-скрайера. И если вы поспешите, то, возможно, он еще успеет что-нибудь обнаружить. Остальным оцепить место преступления. Через десять минут здесь будет полсотни горожан, а я не хочу, чтобы они затоптали улики. И, во имя милости Шакры, один из вас должен разыскать родителей несчастного ребенка.

Гискард сверкнул в меня беспомощным взглядом и удалился. Вытряхнув табаку из кисета, я начал скручивать новую сигарету.

— Новый партнер весьма полезен. Чей он племянник?

— Графа Гренвика, — чуть улыбнувшись, ответил Криспин.

— Рад видеть, что ничего не меняется.

— Он не настолько плох, как кажется. Ты спровоцировал его сам.

— Его было легко спровоцировать.

— Когда-то ты сам был таким.

В этом Криспин, возможно, был прав. Годы смягчили меня, или, по крайней мере, мне хотелось так думать. Я предложил сигарету своему бывшему напарнику.

— Бросил — стало трудно дышать.

Я зажал сигарету в зубах. Годы дружбы пролегли между нами шатким мостком.

— Если что-нибудь узнаешь, обращайся прямо ко мне. Сам ничего не предпринимай, — сказал Криспин тоном, похожим на нечто среднее между просьбой и приказанием.

— Я не расследую преступления, Криспин, потому что я не агент. — Я чиркнул спичкой о стену и прикурил. — Ты позаботился об этом.

— Ты позаботился об этом сам. Я только наблюдал за твоим падением.

Моя задержка в пути чересчур затянулась.

— Труп издавал странный запах, — вспомнил я. — Теперь он, наверное, уже испарился, но стоит проверить. — Мне трудно было заставить себя пожелать ему в этом удачи.

Когда я покидал переулок, толпа зевак уже начала собираться, человеческое несчастье всегда популярное зрелище. Поднялся ветер. Я плотнее укутался в куртку и прибавил шагу.