Новость Мариеки притупила мой разум, и прошло некоторое время, прежде чем я догадался, почему Воробей без конца теребил свой отвратительный шерстяной балахон. Мы почти вошли в Низкий город, когда меня осенило. Я замедлил шаг и вскоре остановился. В следующее мгновение мальчишка последовал моему примеру.
— Когда ты успел его взять? — спросил я.
Воробей подумал солгать мне, но понял, что я его раскусил.
— Когда вы ходили прощаться.
— Давай сюда.
Он вытащил спрятанный под одеждой рожок и, пожав плечами, протянул его мне.
— Почему ты украл?
— Он мне понравился.
В его глазах не было видно раскаяния. Не в первый раз его ловили на краже, не в первый раз дело грозило обернуться для него поркой. Это стало частью игры, и он будет играть до конца. А потому я решил действовать иначе.
— Полагаю, это достойное основание, — сказал я.
— У него куча всякого дерьма. Он ему не нужен.
— Ты прав, наверное, не нужен.
— Будете меня бить?
— Жаль марать о тебя руки. У меня и без того хватает забот, чтобы еще тратить время на воспитание бездомной собаки. Заниматься тобой уже слишком поздно. Ты навсегда останешься тем, кто ты есть.
Его губы гневно скривились, лицо наполнилось такой ненавистью, что я уже думал, что он сейчас ударит меня. Но он не посмел. Вместо этого он плюнул мне на башмак и умчался вдаль.
Дождавшись, когда он исчезнет из виду, я осмотрел его добычу. Соблазнительная вещица — достаточно небольшая, чтобы удобно поместиться за пазухой, и, хотя пользоваться ее магией умел только маг, вещь была мастерски изготовлена. Опытный ростовщик мог бы дать за нее золотой. Когда я впервые оказался в Гнезде, то сделал куда более глупый выбор, стащив кварцевый шар размером почти как моя голова, настолько тяжелый, что я едва не сгибался под его весом. К тому же его магическая природа была настолько очевидна, что ни один скупщик краденого не желал прикасаться к нему даже пальцем. Два года я прятал его на портовой свалке, прежде чем набрался храбрости вернуть на прежнее место.
Убрав рожок в сумку, я вынул оттуда пузырек с амброзией. Дурманящие испарения смыли все, что произошло со мной за последний час, жалкое предательство Воробья и откровения Мариеки. Требовалось сосредоточиться на выполнении очередной задачи, в противном случае я закончил бы день на карачках.
Я должен был навестить Беконфилда. Если талисман Селии не лгал и лорд был причастен к убийствам детей, мне следовало разузнать о его целях. Если нет, то я все равно должен был доставить товар своему новому привилегированному клиенту. Приложившись к пузырьку еще раз, я направился на запад для встречи с киренцем.
Пройдя полторы мили, я вошел в «Синий Дракон». Трактирщик, который, несмотря на свою болезненную тучность, уже три года управлял заведением, занимал наблюдательный пост за стойкой. Зал позади него был почти пустым, его завсегдатаи еще не окончили трудовую смену на фабриках, разбросанных повсюду в этом районе.
Я занял место за стойкой. Вблизи тело владельца, покрытое складками плоти, имело исключительно непривлекательный вид, бугорок жира вздымался и опускался при каждом мучительном вздохе. Вдобавок к трудностям дыхания киренец был тяжел на подъем, апатия проложила колею на его лице.
— Какие хорошие новости? — начал я, зная, что моя шутка останется без ответа. Ответа не последовало. Порой бывает ужасно скучно оттого, что ты всегда прав. — Мне надо поднять настроение.
Одно из преимуществ сотрудничества с киренцами состоит в том, что тебе не требуется изъясняться шифрованным языком. Никто из еретиков не работает на блюстителей закона, и белый человек посреди бара выделяется как… как белый человек посреди бара, заполненного киренцами.
Глаза трактирщика чуть шевельнулись, будто взмах крыла колибри.
Я счел этот жест знаком признания.
— Мне нужно полпинты янтарного меда и шесть черенков корня уроборы.
Последовала долгая пауза, во время которой лицо толстяка не подало ни единого признака понимания. Молчание сопровождалось едва заметным движением зрачков в сторону задней двери.
Я часто сотрудничал с Синими Драконами, и не было никакой надобности видеться с их главарем ради того, чтобы взять дури на несколько золотых.
— Не сейчас. Мне надо быть в другом месте. Передай Лин Чи, что я зайду к нему позже.
Снова последовала долгая пауза, и глаза толстяка вновь указали на дверь.
Похоже, я все же должен был повидаться с Лин Чи.
За дверью находилась тесная комната, в которой расположилась пара вооруженных топориками киренцев, одновременно грозных и скучных на вид. Они сторожили другую дверь, такую же невзрачную, как и первая. Киренец слева вежливо поклонился мне, когда я вошел.
— Пожалуйста, положите оружие на стол, — попросил он. — Его вернут вам после встречи.
Он говорил с небольшим акцентом, хотя грамматика и дикция были безупречны. Его коллега зевнул и поковырял в носу. Бросив оружие на лавку в углу, я двинулся ко второй двери.
Телохранитель справа убрал руку с лица и угрожающе поднял топорик. Я бросил взгляд на его партнера, который, кажется, был мозгом этой компании.
— К сожалению, мы вынуждены обыскать вас, — объяснил он без явного сожаления.
Требование было неожиданным и, как всякое неожиданное событие в незаконной торговле, предвещало недоброе. Клан Синего Дракона поставлял мне товар в течение трех лет, с тех пор как к ним отошла территория Мертвой Крысы. За это время мы установили взаимовыгодные отношения, основанные, как и все прочие отношения, на доверии и постоянстве. Ничего хорошего не жди от перемен в устоявшейся схеме.
Я не позволил своим опасениям отразиться у меня на лице. Еретики — словно собаки: если они почуяли страх, ты пропал. Я поднял руки, и телохранитель, что ковырялся в носу, быстро, но тщательно обшарил меня. Второй открыл дверь и взмахом руки пригласил меня войти.
— Благодарим нашего уважаемого гостя за проявленное терпение, — произнес он.
Святая святых Лин Чи, убранная с поразительной изысканностью, служила образцом высшего вкуса у еретиков и разительным контрастом окружавшей ее кабацкой обстановке. Фонари из красного лакированного дерева давали приглушенный свет, отбрасывая на стены необычные, причудливые тени. Пол устилали искусно вытканные киренские ковры, фигуры в человеческий рост, сплетенные из тысяч разноцветных нитей, тянулись до конца комнаты. Высокие благовонные палочки в расставленных по углам курительницах, сделанных в виде звероподобных полубогов, наполняли помещение тяжелым мускусным ароматом.
Лин Чи сидел посреди всей этой роскоши, развалившись на шелковом диване. Девушка поразительной красоты бережно массировала голые ноги своего господина. Это был человек средних лет, хрупкий даже для киренца, но излучающий столько достоинства, что ему позавидовал бы любой, имей он даже и в два раза больший рост. Лицо Лин Чи — сплошная маска из густой белой пудры, монотонность которой нарушала лишь пара черных мушек. Волосы были уложены самым изысканным образом: длинные черные пряди лежали на каркасе из золотой проволоки, поднимаясь над головой, словно гало. Хозяин встретил меня едва заметной улыбкой, хлопнул в ладоши, и искусственные кончики накладных ногтей клацнули в такт.
Хотя Лин Чи играл роль полоумного деспота, в нем было все же нечто такое, отчего мне всегда хотелось узнать, сколько же в этом человеке притворства. Мне все время казалось, что едва я уйду за порог, как маленький деспот отошлет служанку за тапочками и заменит нелепое сооружение на голове нормальной шляпой.
Хотя кто его знает. Никто из чужаков ни за что не поймет еретика.
Однако если его образ и был выдумкой, положение Лин Чи было чрезвычайно прочным. Слово Лин Чи Смерть-от-Тысячи-Ран было законом от Кирен-города до городских стен. Молва называла его либо побочным сыном Небесного императора, либо ребенком приезжей шлюхи, которая скончалась при родах. Лично я отдавал предпочтение последней легенде. Знати обычно недостает напористости, необходимой для поддержания контроля над столь обширным предприятием.
Менее чем за десятилетие он превратил окрестную шайку в одну из самых могущественных организаций Ригуса и сделал это перед самым носом у давно сложившихся группировок преступного мира. Руководство Лин Чи во время третьей войны синдикатов позволило его ближайшему кругу войти в число тех немногих людей, что покидают этот кровавый бизнес, поднимая его сразу на несколько ступеней выше. Ему удалось сплотить мелкие киренские шайки в единую силу, способную стоять вровень с бандами тарасаинцев и руэндцев. Теперь Лин Чи управлял половиной причалов и владел долей почти во всех незаконных предприятиях, руководимых его соотечественниками в самом городе.
Кроме того, он был совершенным безумцем, лишенным таких качеств, как сочувствие или совестливость, могущих стать препятствием на пути расширения и сплочения преступной организации. Говорят, будто в год, когда он забрал власть в свои руки, рыбу на мелководье, прикормленную трупами тех, кого Лин Чи приказал утопить в гавани, можно было ловить руками.
Он улыбнулся мне, обнажив черные зубы, выкрашенные по киренской моде.
— Мой дорогой друг вернулся после долгой, долгой разлуки.
Я поприветствовал его чуть заметным поклоном.
— Мой дражайший наперсник делает мне честь, отмечая мое отсутствие.
— Слабое признание многих ценных услуг, которые оказал мне мой возлюбленный союзник. — (Тем временем рабыня взяла наждачный камень и принялась осторожно подпиливать ногти на ногах господина. Лицо Лин Чи при этом не выдало ни единым движением, будто он что-то заметил.) — Многое случилось с моим ближайшим другом с тех пор, как мы виделись с ним в последний раз.
Я ждал, желая услышать, что ему обо мне известно.
— Несколько недель назад мой брат попросил у меня разрешения пройти на мою территорию. Я был рад оказать ему столь драгоценную услугу. Мой брат приходил, мой брат задавал вопросы. Человек, киренец, мертв. Потом агенты обыскали его дом. Они сказали, что покойный убивал детей, сказали, что он убил белую девочку. Теперь мои люди говорят о темных существах, что прячутся в тени и ведут охоту на детей Древней страны, и о констеблях своей новой родины, которые этому попустительствуют. — Его золоченые ногти продолжали отбивать такт: цок-цок-цок. — Да прославится Небесный император, чьи пути невидимы, но тверды намерения воздавать за всякое зло. Благословенны те из нас, кто твердо следует Заоблачному Пути, ибо шаги наши видимы Высочайшему из его министров. Пусть слова наши изрекаются без хитрости, пусть будут наши деяния направлены к славе его Вечного Величества.
Да заткнись ты уже, каменноликий ублюдок.
Лин Чи разразился дребезжащим, словно треск цикады, хохотом и сделал неопределенный жест куда-то в угол. В тот же миг к его трону подошел мальчик с трехфутовой трубкой, вырезанной в виде дракона с длинным хвостом, и поднес ее к устам господина. Лин Чи затянулся и выдохнул в воздух зловонную смесь табака и опиума. Затем движением длинного ногтя он предложил трубку мне, но я покачал головой, и он отослал мальчика назад в тень.
— Благочестие моего союзника — источник вечного вдохновения. И все же… — Его глаза помрачнели, крошечные карие зрачки очертились черными кольцами. — Многочисленны демоны беззакония, что поджидают на пути просветления, и путь сей извилист. Нет большего наслаждения Властителям Зла, чем извращение деяний праведника в собственных темных целях.
— Слова моего соотечественника — услада для моих ушей и облагораживание души, — сказал я.
Его коготки продолжали мерно постукивать.
— Мы лишь бедная, окруженная ночной мглой община, ведущая борьбу за выживание на чужой земле. Эти грязные делишки, отвратительные деяния мрачного и извращенного разума… Все это грозит нарушить тонкое равновесие между нашей крошечной стайкой и морем акул, в котором мы плывем. — Я ничего не ответил, и через пару мгновений Линь Чи продолжил: — Я лишь престарелый дед, чьи соотечественники, заблудшие в хаосе вашей страны, ищут совета и защиты. То ничтожное уважение, которое я заслужил, испарилось бы, словно роса поутру, не будь я способен защитить их от неправедных нападок притеснителей.
— Благословением богов деяния убийцы раскрыты, и угроза детям Небесного императора миновала.
Ногти Лин Чи прекратили отбивать такт.
— Угроза не миновала, — прошипел он, и я испугался, что наша беседа вот-вот обернется насилием. Однако он потерял хладнокровие лишь на миг, вспышка гнева была такой краткой, что я едва был уверен, что она не померещилась мне. Его пальцы вновь забарабанили в привычном ритме, и некоторое время в полумраке комнаты слышалось только эхо их стука. — Нашли еще одного ребенка. Ужасное событие. Твои собратья уже взывают к отмщению еретикам. Уже требуют ответных мер.
Я постарался сохранить непроницаемый вид. Еретики — удобная мишень для круглоглазых, но и угроза насилия с их стороны — одна из причин, позволяющих народу Лин Чи держаться на равных с другими. Так на что же он жаловался?
Лин Чи подал знак слуге, и тот поднес трубку во второй раз. Лин Чи приложился к ней и выпустил впечатляющее облако пара.
— Сегодня я ужасно волновался за безопасность моего близкого друга.
— Мне лестно слышать, что столь высокое лицо находит мое благополучие достойным внимания.
— Этим утром блуждающее око поведало мне, что мой друг был арестован агентами Короны, — Лин Чи прищелкнул языком, что следовало понимать как знак сожаления, причудливый и неестественный, похожий на то, как волчица вылизывает новорожденного. — Ужасным было отчаяние в моем доме. Я велел своим слугам облачиться в белые одежды и начать сорокадневный траур, как полагается чтить смерть дорогого товарища. — Он повесил голову в притворной скорби, соблюдая положенную минуту молчания. — И потом произошло нечто необыкновенное! — Улыбка вновь появилась на его губах, хотя и не дошла до его глаз. — Пришло новое послание. Мой союзник вышел из дома правосудия! Велика была радость, с которой мы получили известие об освобождении моего брата! Я приказал вывесить гирлянды горящих хризантем и зарубить в его честь черного петуха. — Он задумчиво вскинул голову. — Но при всей моей неподдельной радости любопытство не оставляло меня. Ибо, сколь много рассказов ни слышал я о тех, кого забирали в подвалы Черного дома, никогда не доходила до моих ушей весть о человеке, которому позволено было оттуда уйти.
— Визит моих бывших коллег стал для меня неожиданностью, как и мое освобождение. Ужасны деяния правительства, не живущего в гармонии с небесами.
— Бывших коллег…
— Утонченность слуха моего друга сравнима лишь с совершенством его понимания.
— Слуги твоей королевы коварны, их цели непостижимы. Велика должна быть важность того, кто вовлечен в замыслы Черного дома.
Разрозненные части сложились, и я наконец постиг цель этого нескончаемого расспроса. Лин Чи думал, будто Старец играет против него, будто смерть киренца была первым ходом, будто я втянут в эту игру и мой арест служил прикрытием нашей встречи. Невероятность подобной схемы не предоставила бы мне надежной защиты от кинжалов головорезов Лин Чи, случись ему довериться своим подозрениям.
— Какую важность могут представлять честные граждане для законных властей, если только не затуманены их глаза?
— Думаю, мой брат в этом прав. И все же… Я простой человек, — сказал он, сделав паузу, чтобы дать нелепому заявлению время раствориться в дыму. — Потому говорю со своими почтенными братьями просто. Я не ведаю, какая беда тревожит Низкий город, но не могу не заметить, что после вторжения моего друга круглые глаза жаждут крови моей родни, а Черный дом вынюхивает что-то возле моего дома.
В дальнейших спорах не было смысла.
— Слова моего союзника — вода на иссохшую землю.
Лин Чи закрыл глаза и положил ладонь на лоб, трудно было отказать ему в театральных талантах.
— Воистину заботы отцовства лежат тяжким грузом на моем челе. Многие дни задаюсь я вопросом: как мне продолжать нести эту ношу? Многие ночи мечтаю о том, чтобы император призвал меня к себе. Я нахожу утешение лишь в убеждении, что мой союзник предложит помощь моему слабому телу и успокоение стареющему разуму.
— Я забочусь о своем наставнике, как о самом себе.
— Меньшего я и не ожидал бы от столь верного друга. Товар — в баре, и я сделаю скидку на четверть в обмен на драгоценные мгновения, которые дал мне мой брат. Что до других вопросов… — Он подался вперед таким образом, чтобы позволить рабыне продолжить массаж ноги. — Запомни то, что я сказал. Я не держу намерений злить Черный дом, но им не дозволено действовать на моей территории. Я буду вынужден ответить на любое вторжение… — Он улыбнулся уродливым оскалом черных зубов, острых даже во мраке. — Самым недружелюбным образом.
Я покинул логово Лин Чи так быстро, как позволял этикет. С меня было достаточно: дым до того густо наполнял легкие, что меня начинало тошнить. Жердяй за прилавком бара вручил мне пакет без единого движения своих безжизненных глаз. Я вышел за дверь не оглядываясь.