Я направлялся на юг, когда заметил за собой хвост. Худощавый коротышка шел за мной по другой стороне улицы, держась на расстоянии половины квартала. Он мог бы подловить меня в любой момент после того, как я покинул Майри, — чего проще выскользнуть из переулка в такой густой туман.

Я остановился возле угловой палатки престарелого киренца и окинул взглядом его товар.

— Дошао цянь? — спросил я, поднимая к тусклому свету оббитый по краям браслет, чтобы одновременно незаметно посмотреть, что происходит у меня за спиной.

Торговец назвал цену, которая раз в десять — двенадцать превышала действительную стоимость безделушки, и я, изобразив негодование, швырнул никчемную вещицу назад на прилавок. Продавец мгновенно подобрал браслет и сунул его мне в лицо, сопровождая этот жест хвалебной тирадой о достоинствах своего товара. К тому времени мой хвост подошел на достаточное расстояние, чтобы я смог разглядеть некоторые детали. Трудно было представить, чтобы Веселый Клинок пользовался услугами дешевого наемника, которого воплощал в себе следящий за мной хулиган, и он явно не был еретиком, стало быть, Лин Чи отпадал. Разумеется, по всему городу нашлось бы немало таких, кто с удовольствием поглядел бы на то, как я упаду на что-нибудь острое, нарвусь на какого-нибудь торговца дурью, которого я чем-то обидел, или на короля трущоб, который усмотрит во мне угрозу своему процветанию. Скоро все прояснится.

Я не вооружился перед визитом к Майри — казалось, это не лучший способ произвести впечатление, — да мне и не требовалось оружия, чтобы вырубить этого худосочного карлика с одного прыжка. Единственное средство, которое лучше засады на сукина сына, — это засада на сукина сына, который думает, что поджидает в засаде тебя. Проскользнув мимо торговца безделушками, я направился к ближайшему переулку, завернул за угол, одновременно чуть прибавил шагу и развернулся…

В следующее мгновение я лежал на земле, вспышка света и необычное ощущение жара, которыми сопровождался тяжелый удар по затылку, расстроили мое зрение, так что я сразу и не признал стоявшую надо мной фигуру.

Но это продлилось недолго.

— Привет, Краули.

— Здорово, плесень.

Я попытался достать его щиколотки, однако мои движения были медленны и неуклюжи, и Краули ударом башмака под ребра лишил меня всякой надежды на бегство.

Меня отбросило к стене, и я лишь надеялся, что последний удар не повредил кости, хотя жуткая боль в боку намекала на безосновательность моего оптимизма. Напрягая легкие, я едва успел отдышаться в короткую паузу, которую мне милостиво даровал Краули, удерживаясь от избиений и довольствуясь крайне недружелюбной ухмылкой. Я сумел выдавить несколько фраз.

— У тебя плохо с арифметикой? У меня еще пять дней, Краули. Пять дней. Если тебя смущают крупные числа, сними башмаки и считай по пальцам.

— Ну, разве я не говорил, что он весельчак? — сказал Краули, обращаясь к кому-то за своей спиной.

Только теперь я понял, что он был не один. С ним пришли еще трое мужчин, они были не агентами, а скорее мускулами синдиката, судя по их телосложению, — может быть, но в любом случае все трое имели весьма неприветливый вид. Они уставились на меня, выражая целую гамму чувств от полной скуки до садистской веселости.

Я действовал как полный дилетант. Первый из них показался мне на глаза, чтобы привлечь к себе мое внимание, тогда как Краули и его команда устроили мне ловушку. Ну как я мог быть таким дураком?

— Ты видишь на мне форму, падаль? — возразил Краули. — Это дело не имеет никакого отношения ни к Короне, ни к Старцу. — При этом он подчеркнул свое объяснение, пнув меня еще раз в плечо. Я вздрогнул и прикусил язык. — Сегодня у меня выходной.

— Значит, встреча со мной — чистая случайность? — Я чувствовал привкус меди во рту, кровь струилась по подбородку.

— Пожалуй, я не назвал бы нашу встречу полной случайностью. И наверное, она кое-как связана с моим мнением, что ты давно расписался в собственной бесполезности. Сегодня обнаружили еще одно тело — на этот раз мальчика.

Несчастный Авраам Майана.

— Только не прикидывайся, что тебе не насрать на убитых детей.

— Ты прав. Это дело их не касается. — Он склонил ко мне свою свирепую рожу, горячее зловонное дыхание ударило мне в нос. — Это касается тебя. Я жутко тебя ненавижу. Ненавижу уже десять лет, с тех самых пор, когда ты обошел меня в деле о банде Пятнистых. Когда на прошлой неделе Старец велел привести тебя к нам, я был так счастлив, что едва не плясал джигу. Потом тебя отпустили… — Краули покачал головой и широко развел руками. — Впервые за десять лет представился случай покончить с тобой, но и тут ты снова получил шанс вырваться на свободу, и все благодаря своему скользкому языку! Знаю, говорят, дома не стоит вспоминать о работе, но… что мне делать? Может быть, я слишком предан государственной службе.

— Что, по-твоему, скажет Старец, когда узнает, что ты прикончил меня?

Краули закатился диким хохотом, в котором, несмотря на глупое шутовство, чувствовалась угроза.

— Когда я уйду отсюда, ты будешь еще наслаждаться жизнью. — Обмакнув толстый палец в текущей из моего носа струе, он поднес кровь к себе и внимательно, почти нежно рассмотрел ее. — Разумеется, я не могу говорить от имени этих джентльменов. Они плохо образованы, знаешь ли, но полны энтузиазма. И кроме того, я не стал бы слишком рассчитывать на доброе расположение твоего покровителя. Насколько я понимаю, тебе не удалось пока остановить насилие в своем маленьком гетто. Сегодня мы выловили того мальчишку в реке. И я так полагаю, ты слышал о несчастной кончине своего бывшего напарника.

Огонь возмущения вспыхнул во мне.

— Не смей говорить о Криспине, ты, обезьяна.

Носком башмака Краули пнул меня по лбу, и я ударился головой о стену за моей спиной.

— Ты слишком вспыльчив для человека, которого ждет долгое созерцание собственных внутренностей.

Один из его парней, тощий мирадец с ритуальными шрамами на лице, которыми метят преступников в их несчастном теократическом государстве, вынул кинжал из-под большого, не по размеру, пальто и что-то сказал, чего я не смог разобрать.

Краули перевел злобный взгляд на мирадца, выражая на лице исступленное раздражение.

— Не сейчас, тупая башка. Я же сказал: пусть сначала истечет кровью.

Момент был самый подходящий. Я замахнулся правой ногой и ударил Краули, метя в коленную чашечку. Мое зрение еще не восстановилось полностью, и удар пришелся по голени.

Однако этого было достаточно. Почти. Краули завыл, отошел на шаг назад, и я вскочил на ноги. Видимо, Краули полагал, что первым ударом башмака вырубит меня на более долгий срок. Тупой сукин сын. Знал меня уже десяток лет и до сих пор не научился принимать в расчет толщину моего черепа.

Я свернул за угол, и за моей спиной раздался глухой звон металла о камень: мирадский клинок не достиг своей цели. Затем я бросился бежать со всех ног, выжимая из побитого тела все, что было возможно. Выдавливая до последней капли все силы, что остались во мне, я мчался на запад, к каналу.

Переулки в этой части Низкого города опутывали главные улицы, словно неправильная паутина, которую плел пьяный паук. Даже я знал их не так хорошо, в чем лишний раз убеждался, дважды пересекая одни и те же перекрестки. Но если трудности возникли у меня, что говорить о Краули и его банде. Серые стены отражали эхо злобных криков моих преследователей, побуждая меня бежать быстрее.

Покинув лабиринт улиц, я помчался по бульвару, идущему вдоль канала. В этом месте, немного южнее Андела, русло канала имеет наибольшую ширину, и как раз тут его берега соединяет мост Рупертово Седло. Последним яростным рывком я достиг моста и начал подниматься по его дуге из известняка. В обычный день здесь полно путников, спешащих по своим делам, и горожан, отправляющихся отдохнуть за городом, но при такой погоде, кроме меня самого, никого не было видно. Во всяком случае, поначалу.

С противоположной стороны моста ко мне приближался человек, тот самый, который следил за мной, с длинным, изогнутым внутрь ножом в руке, только теперь человек казался выше, чем прежде. Позади меня мирадец со шрамами выскочил из переулка, едва различимый в густом тумане.

Остановившись на вершине Седла, я лихорадочно искал выход из положения. Я думал броситься на прорыв и проскочить мимо головореза, быстро сокращавшего расстояние между нами, однако безоружного он удерживал бы меня достаточно долго, пока не подтянулись бы остальные громилы и не изрезали меня на куски. Сзади слышалось, как Краули поносит на чем свет стоит мою родню, обещая лютое наказание. Я обернулся на миг: Краули догонял мирадца, который замедлил шаг, чтобы дождаться своих.

Порой успех зависит от совокупности хитроумных уловок: принесенная в жертву пешка или загнанный в угол слон. Гораздо чаще, однако, успех зависит от скорости и неожиданности. Никто не спутал бы Краули с гением, только ведь и я был не первой жертвой, затравленной им на улицах Ригуса. Имея в запасе еще несколько секунд для размышлений, он догадался бы, что я скорее предпочту холодную ванну, чем сойдусь в схватке с его головорезами. Однако, сворачивая за угол, Краули еще не продумал такую возможность и был застигнут врасплох, когда я взобрался на парапет моста и нырнул ласточкой вниз.

Лед оказался толще, чем представлялось мне на мосту, и, пробиваясь сквозь белую корку, я изрядно ушиб плечо. Но боль ощущалась недолго. Ледяная вода притупила ее, проняв меня холодом до самых костей. Приведя себя в вертикальное положение, я сумел-таки стянуть отяжелевшую куртку, нащупать онемелыми руками шнурки и сорвать башмаки, хотя пальцы окостенели и с трудом выполняли команды.

Краули наверняка подумал бы, что я направлюсь вниз по реке, но я был неважным пловцом и потому не видел никаких шансов опередить Краули и его парней. Вместо этого я взбрыкнул ногами и ушел вглубь. От городских нечистот вода в канале была слишком мутной, чтобы что-то увидеть в ней, даже если бы я был настолько глуп, чтобы открыть глаза, и мне оставалось только надеяться, что Краули попадется на удочку. Я задержал дыхание настолько, насколько мог, затем всплыл к поверхности за глотком воздуха, приподнимая слой льда на полдюйма над водой, и снова нырнул в глубину. Это не могло продолжаться долго. Ноги и руки окоченели и стали тяжелыми, каждое движение давалось с трудом, желание тела подчиняться моим приказам убывало с каждой секундой.

Я поднимался за воздухом еще дважды, прежде чем холод сделался совершенно невыносимым, затем доплыл до западной набережной и выбрался на берег канала. Несколько мгновений я лежал полумертвый на грязной булыжной набережной, пытаясь заставить себя двигаться, но тело отказывалось мне подчиниться. Лишь мысль о том, что может со мной случиться, если Краули и его люди найдут меня, — долгая пытка и неминуемая смерть, — придала мне достаточно сил, чтобы подняться на ноги.

Моя уловка не сработала бы в любой другой день. Преследователи обязательно заметили бы, как я выбираюсь из воды, и скоро настигли бы меня, но туман с реки был настолько густым, что лишал всякого возможности видеть на несколько шагов впереди, и преследование становилось почти невозможным. Краули попался на мою хитрость. Я слышал издалека, как его головорезы кричат друг на друга, пытаясь понять, где меня упустили.

Я знал, что не вернусь в «Пьяного графа». Я даже и не пытался. Я просто свернул в переулок и направился на юг, двигаясь так быстро, как только мог. Холодный ветер больно лизал мне лицо, сырые волосы примерзали к коже на голове, рождая особенно неприятные ощущения. Если в ближайшее время я не избавлюсь от мокрой одежды и не окажусь у огня, то холод сделает то, что не удалось Краули. Быть может, не так болезненно, но так же верно.

Узкие улочки кривились и петляли передо мной, мое зрение то затуманивалось, то вновь прояснялось, дикая боль сжимала мне грудь. Оставалось пройти всего несколько кварталов. Казалось, произойдет чудо, если я доберусь до цели.

Медленный бег сменился полуходьбой, затем перешел в медленный шаг, затем стал похож на неуклюжее ковыляние.

Еще один шаг.

И еще.

Через ограждения из белого камня я перелезал с позорной неловкостью, всякий раз разбивая о них колени. Моему заледеневшему телу было трудно справиться даже с этими низкими стенами. Перевалившись вперед головой через последнее препятствие, я плюхнулся на землю у основания башни. Нащупывая под рубахой Око, которое взял у Криспина, я думал, что смогу разрушить оборону Гнезда, но пальцы не слушались меня, и я понимал, что в любом случае не смогу достичь концентрации, которая требуется для управления силами талисмана. Подняв себя на ноги, я тщетно застучал по двери, но моя мольба о доступе в башню затерялась в потоках ветра.

Горгулья, точно немой свидетель моих напрасных усилий, хранила молчание. И я рухнул на землю.