Я распахнул двери Черного дома с такой уверенностью, как будто все еще был привилегированным агентом на государственной службе, а не каким-нибудь второразрядным толкачом дури. Должно быть, мое лицо в тот момент имело вполне достойное выражение, поскольку стражник на входе пропустил меня, не чиня никаких препятствий. Оттуда я твердым шагом углубился в лабиринт коридоров, нисколько не удивляясь тому, что до сих пор не позабыл дорогу.

Канцелярия Старца располагалась глубоко в центре здания, в самом сердце паутины скучных кабинетов и блеклых ковровых дорожек. Я вошел без стука, но он каким-то образом узнал о моем прибытии и вальяжно сидел в своем кресле, всецело владея пространством занимаемого им кабинета. На деревянном рабочем столе не было ни бумаг, ни книг, ни глупых безделиц, единственным его украшением служила маленькая чашка с жесткими леденцами.

— На день раньше, — сказал я, усаживаясь перед ним и бросая на стол сверток бумаг.

Пакет с глухим стуком опустился на деревянную поверхность. Старец посмотрел на меня, затем на досье и снова взглянул на меня. Взяв сверток бумаг со стола, он поудобнее устроился в кресле и принялся рассматривать бумаги с мучительной медлительностью. Наконец Старец положил бумаги на стол.

— Бумаги сулят занимательное чтение, но тем не менее, к сожалению, это не та информация, которую я велел тебе добыть. И, ради своего спасения, я, конечно, надеюсь, что это не все, с чем ты пожаловал.

Бритва лежала в моей заплечной суме. Все, что от меня требовалось, — это выложить ее на стол и уйти, свободным и чистым, по крайней мере до следующего раза, когда Черному дому от меня опять что-нибудь понадобится. Лезвие буквально дышало пустотой, улика была так же надежна, как подписанное признание. Однако я не спешил открывать все карты, пока Воробей находился в руках убийцы. Один беспризорник ничего не значил для Старца, за жизнь пацана он не дал бы и обломка ногтя с ноги.

И утекло бы немало воды, прежде чем Клинок исчез бы в лабиринте Черного дома, чтобы уже никогда не выйти оттуда. Начав преследования Беконфилда, стражам порядка пришлось бы соблюдать требования закона, что означало бы бесконечные повестки в суд и недельные судебные проволочки, и я просто не мог представить, чтобы герцог сохранял жизнь Воробья в течение всего этого времени. Естественно, можно было предположить, что Старец приложил бы усилия, чтобы покончить с Беконфилдом, но в этом я сомневался. Более вероятно то, что старик, используя предоставленные мною улики, загнал бы герцога в угол, а затем вышвырнул бы его обратно на улицу прислужником Черного дома. Сидя под колпаком Старца, герцог стоил дороже, чем болтаясь на виселице.

У меня имелась единственная возможность вернуть мальчика еще живым: я должен был держать нити правления в своих руках. Значит, мне следовало играть тонко, выложить Старцу достаточно оснований, чтобы получить добро на убийство герцога, не высовываясь при этом чересчур далеко, дабы не позволять Старцу перехватить у меня инициативу. Взяв конфету из чашки, я медленно развернул обертку и закинул леденец себе в рот.

— Разумеется, это только мотив. Полагаю, Гискард уже рассказал вам о связи Клинка с операцией «Вторжение». — Неожиданное желание агента оказать помощь всегда дурно пахло, но только теперь, сидя за столом его шефа, я решился озвучить свои подозрения. Я словно выстрелил в темноту и был вознагражден вздохом удивления, пробившим безупречную выдержку Старца. — После неудачных попыток найти покупателей его преступных услуг, Веселый Клинок перешел к плану «Б». Некто, возможно Брайтфеллоу, нанял киренца, чтобы похитить первого ребенка. Когда из этого ничего не вышло, они пустили киренца в расход и взяли дело в свои руки. Могу продолжить, если вам это интересно. Я знаю, что вы давно не занимались настоящим расследованием.

Лицо Старца приняло прежнее добродушно-пустое выражение. Затем старик покачал головой, опечаленный плохой новостью, которую он приготовился мне сообщить.

— Недостаточно. Мягко говоря, недостаточно. Возможно, это моя вина. Возможно, мне не удалось заинтересовать тебя в должной мере. Наверное, мне следовало послать кого-нибудь в твой трактир, нанести твоим друзьям приятный визит.

Не придавая большого значения его словам, я пропустил их мимо ушей.

— Быть может, этого мало для ордера на арест, но вполне достаточно, чтобы мы с вами были уверены.

— Что ты предлагаешь?

— Я займусь этим делом. Неофициально.

Старец неодобрительно забарабанил пальцами по столу.

— Слишком много крови и слишком много шума. На что все это будет похоже?

— Вы — Особый отдел. Все будет выглядеть так, как вы это назовете. Не притворяйтесь, будто вы не хотите захомутать человека из знати, да еще и приятеля самого кронпринца. Я оказываю вам услугу, и вы это знаете. — Я наклонился немного вперед через стол, сократив расстояние между нами. — Если только вы не хотите подождать, пока Беконфилд и его жалкий колдун не доведут ритуал до конца.

Глаза Старца были темны, как летний вечер.

— Ты предлагаешь принять тебя снова на королевскую службу?

Я понимал, что Старец пытается поймать меня на живца, но черт меня подери, если я сам не хотел заглотить наживку.

— Исключительное предложение. У меня состоится беседа с лордом Беконфилдом, и завтра, когда вы проснетесь, у вас будет одной проблемой меньше.

— А почему ты так рвешься взять на себя ответственность за смерть доброго герцога?

— Я легко до него доберусь, а вам не все ли равно? Дело будет выполнено.

Сцепив руки перед лицом, старик сделал вид, что серьезно размышляет. Спустя пятнадцать секунд умиротворяющего молчания он провел ладонями по лицу и откинулся на спинку своего кресла.

— Несчастные случаи не исключены, — изрек Старец.

Я поднялся и прошел к выходу, но, открывая дверь, обернулся.

— Вам следует знать, что потребуется некоторая зачистка. Все пройдет быстро, но будет немного шумно.

— Как ты только что сказал сам: мы — Особый отдел.

— Когда я соберусь прикончить вас, то будет тихо, как на кладбище.

Старик сконфуженно ухмыльнулся, раздосадованный моим недостойным поведением.

— Ну и характер! Ты ни за что не доживешь до моих лет, если не научишься хоть немного радоваться жизни.

Я ничего не ответил, просто закрыл дверь с другой стороны безликого кабинета с бессердечным человеком, который обитал в нем.