Тимка раздраженно отодвинул от себя ноутбук, сдернул наушники и тут же опасливо прислушался. Не проснулась ли мама? Снова закатит скандал, мол, сидит он сутками в этом компьютере, отупел уже в край, мира не видит. Тимофей поднялся на ноги и устало расправил затекшие плечи. Глаза наутро опять будут красными, сейчас они слезились и болели. Словно сунули под веки раскаленного песка и велели моргать до тех пор, пока слезы все не вымоют.

Сквозняк потянул из соседней комнаты, зазывая Тимку на улицу. Мальчик захлопнул крышку ненавистного ноутбука и на цыпочках прошел по коридору. Если мама проснется, можно все свалить на кота: он всегда по ночам просился на улицу.

Дверь заскрипела громко и протяжно. Отец всхрапнул, а мама недовольно спросила:

– Тим, ты? Уже третий час, опять не спишь?

– Мам, я Барсика выгоняю, – шепнул Тимка и выскользнул на улицу.

Даже удушливым, раскаленным летом, ночь была освежающей, приятной. От кирпичей дома шел жар, от разогретой плитки поднималось тепло, даже металлические карнизы еще не остыли. Но прохлада лилась в мир с самого неба: такого черного и глубокого, как нутро могучего кита, проглотившего все, что было на земле. Тимка запрокинул голову и невольно охнул. Сегодня млечный путь показался во всей красе. Мальчик улыбнулся, благодаря сквозняк и проваленную миссию.

Тимка уже собирался бежать в дом за подаренным дедом телескопом, но услышал мурчание кота. Другие коты мурчали мягко, почти незаметно. Но Барсик грохотал, как трактор, его трудно было не узнать. Тимофей подошел к соседской сетке и удивленно уставился на девчонку, в чьих руках нежился его рыжий кот. Она сидела на небольшом пне, оставшемся от старой вишни. Тима еще год назад помогал отцу ее спилить по просьбе старенькой соседки. Девчонка уставилась в небо и улыбалась сладко-сладко, как будто спала. Тима раньше не видел таких улыбок у бодрствующих людей. Таких настоящих и спокойных.

– Эй, – почему-то обиженно позвал мальчик, – Это мой кот.

Девчонка обернулась. Лицо ее, все перечеркнутое сеткой, казалось совсем некрасивым. Глаза только блестели как-то по-особенному, как звездочки.

– Прости, я не знала.

Девочка поднялась с пенька и поднесла к забору Барсика. Кот недовольно заурчал, блеснул хищными глазами и в один миг перемахнул через сетку. Он уселся у ног Тимки и начал вылизываться.

– Ты тоже вышел посмотреть на звезды?

– Чего на них смотреть? – буркнул Тимка и, схватив кота под мышку, ушел в дом, демонстративно хлопнув дверью.

– Тимофей? – теперь уж позвал папа. Наверное, мама локтем ткнула его, чтобы он утихомирил сына.

– Я воды вставал попить. Ложусь, ложусь.

Тима закрыл дверь в свою комнату и тут же открыл. Без сквозняков летом туго живется. А после уличного воздуха, воздух в доме казался спертым, неживым. Тимофей уложил кота на грудь и уставился на потолок. Лето уже почти доползло до середины, вот уже аж три недели прошли, и вдруг оно стало каким-то непривычным. Совсем особенным.

Наутро Тима проснулся недовольным и очень уставшим. Полинка встала рано, у нее завтра предстоял один из страшных экзаменов. Тимке не нравилось думать про эти экзамены. Вот, Полинка их сдаст и уедет куда-то далеко-далеко. Насовсем. Конечно, сестра стала уже взрослой, с ней практически ни о чем не поговоришь, но без нее и ее дурацких историй про луну станет очень тоскливо. Тимка это точно знал.

Мальчик взял чашку и побрел на огород, заедать грусть малиной. В этом году урожай ее выдался совсем никудышный, и Тимке пришлось грустить еще и поэтому.

– Привет, – донеслось с соседнего огорода.

Тимка кивнул надоедливой рыжей девчонке и тут же нахмурился от зависти. В ее ведерке малины раза в четыре больше было. И ягоды еще такие крупные, сочные. Она специально что ли?

Девчонка зачем-то улыбалась. Зубы у нее оказались особенно дурацкие, с щербинкой. А глаза страшные. Слишком светлые для обычного человека. Такие только у призраков в фильмах бывают.

– Меня Тася зовут, Таисия, – девчонка протянула покрытую мелкими царапинами руку сквозь ромбик сетки.

– Дурацкое имя. – Тимка отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

– А тебя Тимофей зовут. Мне бабушка сказала. Тоже имя для старика. Вот.

– Что?! Да ты…! – Тимка обернулся, пытаясь сдержать возмущение. Но снова Тася улыбнулась, и ему расхотелось ругаться.

– У нас малины много. Нам столько не нужно. Хочешь, иди сюда, будем вместе собирать.

Тимка хмыкнул и раздраженно повел плечом.

– И желтая у вас есть?

– Угу, вон там, пять кустов, видишь?

– Ну, тогда ладно.

Тимка пошел к камышам, туда, где заканчивалась сетка. Он легко переступил невидимую черту, разделяющую их двор от соседского.

Малина у соседей и правда оказалась хороша. Тимка с Тасей сосредоточенно занялись делом. Тимка краем глаза следил за Тасей. Теплый, почти горячий ветер опалял ее бледное лицо, солнце пекло в макушку, но она продолжала улыбаться. Тихо-тихо она шептала себе под нос:

– Иди ягодка, иди, моя хорошая. Это меня бабушка так научила, Тим. Если ягодка сама идет в руки, если кустик готов тебе ее отдать, то это спелая ягодка. В ней само солнце.

Пахло зеленью и раздавленными ягодами, от куста к кусту сновали стрекозы, и Тася то и дело прижимала ладошку к груди, словно стараясь поймать там дух самого лета.

– Эй, а почему ты ешь их сразу? – Тима задумчиво следил за странной девчонкой.

Тася кидала в рот ягоду за ягодой.

– С куста ведь вкуснее, разве нет? – пожала плечами она.

– Не мытая ведь. Заразиться чем-нибудь можно.

– Ну и пусть, – Тася отправила в рот целую пригоршню, и вокруг губ ее выступил розовый сок.

– А если камашку съешь какую-нибудь?

Тася рассмеялась.

– Я заметила, что все насекомые здесь делятся так смешно: те, что с крылышками – мошкара. А те, что ползают – камашки.

Тимофей хмыкнул: он никогда этого раньше не замечал, но все так и было.

– Ты здесь вырос? – неожиданно серьезно спросила Тася.

– Ну, да. – Тиме почему-то стало неловко.

– Вот поэтому ты как слепой. – Девчонка пожала плечами и пошла в сторону яблонь, раскинувших ветви возле дома.

– Эй, подожди, эй! – Тима кинулся следом. – Чего это я – слепой?

Но Тася уже его не слушала. Она склонилась над широкими листьями и взвизгнула от удовольствия:

– Ой, посмотри, какой миленький огуречик!

– Пф. Маленький, горбатый, весь в пупырках.

– Как твой нос, – Тася гневно сверкнула глазами.

Тимкаа задохнулся от возмущения, а девчонка, надменно хмыкнув, ушла в дом.

Тимофей задумчиво почесал макушку и слегка пнул носком огурец.

– Кяк твой нось… – покривлялся он в сторону соседского дома.

* * *

– Мам, че там за шум? Полкан разрывается! – Тимофей стянул один наушник, а второй придерживал щекой.

– Не знаю, – мама за компьютером вновь что-то печатала. Ее маленькие тонкие пальчики бегло носились по клавиатуре, сама она была сейчас где-то далеко: Тим знал этот отрешенный взгляд.

– Это соседи уезжают. Погостили чуть-чуть у бабушки и обратно в город, – пояснил отец, распутывающий удочки.

– Как? Уезжают? – Тимка рассеянно опустил наушник, уже не слыша криков команды и не глядя на экран. Его персонаж упал, и только через пять секунд в поле зрения появился противник. Тимку это почему-то не вывело из себя, как выводило раньше. Он просто опустил крышку ноутбука и рассеянно уставился на окно, туда, где плясали под порывами ветра камыши.

– Ну, да, – папа хитро улыбнулся. – А ты не хотел, чтобы кто-то из них уезжал?

Тимофей густо покраснел и отвернулся. Мама подняла взгляд от экрана. Они с отцом многозначительно переглянулись.

Мальчик побрел на кухню, оттуда окна выходили на улицу. Успел увидеть, как дверцы серебристой машины захлопываются. Соседка машет вслед, стараясь сдерживать слезы. Из груди Тимки вырвался тяжелый вздох. Мама, незаметно оказавшаяся позади него, тихо сказала:

– Да, что-то они мало вообще в этом году погостили. Меньше недели.

– За молоком сходить? – Тиме захотелось прогуляться. Просто уйти подальше от дома.

– А хочешь, в булочную еще сходи, да? Давно мы пирожных твоих любимых не брали.

Тима кивнул, взял протянутые деньги и пакет. Он дошел до самого парка и долго бродил по нему, пиная изжарившиеся от жары листья. «Кяк твой нось» – пробормотал мальчик, ощупывая нос, и пошел в сторону булочной.

Возвращался домой он уже повеселевший: одно пирожное заточил на ходу. Вздумал он грустить по дурацкой девчонке с русаличьми глазами, ага, щас.

Тимка не знал, какие глаза бывают у русалок, но, если бы и существовали эти причудливые полурыбы, то глаза всенепременно были бы у них бесцветные как вода, Тасины.

Тимофей вышел на узкую улицу и застыл. Возле детсада, в который он когда-то давно ходил, стояла девчонка с темно-рыжими волосами. Она на носочках тянулась к липе и жадно дышала, закрыв глаза. Тима вдруг вспомнил, что когда был маленький, ему тоже нравилось нюхать сладкую липу, росшую под забором. А сейчас, кажется, она так больше не пахла.

– Привет, – Тася открыла глаза и помахала Тиме рукой. Он кинулся к ней чуть быстрее, чем хотел.

– Я думал, ты уехала, – радостно сказал он.

– Я у бабули еще на целый месяц остаюсь, – Тася сладко потянулась.

– Тимка, – мальчик протянул руку.

– Тася, – девочка улыбнулась, вновь показывая щербинку между зубов.

Тимофей снова ощутил запах липы. Совсем такой же, как в детстве. Мальчик удивленно вскинул голову и сорвал плотную косточку.

– А хочешь, пойдем в парк? – выпалил он. – Там лип очень много, целые аллеи.

Тася кивнула и прижала руки к груди от радости, как ребенок.

Они шли по парку и болтали о глупостях. Тимка хвастался, что сестра его уже совсем взрослая, что мама пишет книжки, а папа уже седой. Тася рассказывала, что живет в сером Петербурге, и мама ее когда-то даже работала кондуктором. А еще мама ее отлично поет, и Тася этому тоже скоро научится.

Домой возвращались затемно, унося с собой из парка запах сладкой липы. Пирожные уже закончились, но Тимка знал, что мама с папой не обидятся. Он сохранил всего одно, для Полинки. Чтобы подбодрить перед экзаменом.

Тася остановилась, прижав палец ко рту. И Тимка вскоре услышал. Протяжное мяуканье, где-то над их головами. Тася бегала под деревом, стараясь увидеть котеночка, а Тимка упорно пытался влезть на ствол. Он чертыхался про себя и злился: никогда ему не удавалось лазать по деревьям.

И тут раздался шорох, короткий писк. Маленький серый комочек шлепнулся о землю совсем близко. Тася вскрикнула и подхватила котенка, он зажмурился и замурчал. Тимка протянул руку и болезненно скривился: до чего ж худым оказался найденыш. Позвонки, как иголочки в пальцы впиваются, лапки – что соломенные палочки.

– Ой, Тима, – глаза Таси наполнились слезами. – Ой. Не оставим же мы его тут? У бабули моей астма. С котиком вообще все плохо будет.

– Давай сюда, – Тимка оторвал маленькие коготочки от рубашки Таси и прижал котенка к себе. – Ну, одним котом больше, одним меньше. Ничего ведь страшного, да? – храбрился он.

Но сам боялся. Мама с папой жутко его ругали, когда он притащил домой щенка. Тот вымахал потом и с легкостью перепрыгивал через двухметровый забор, пугая прохожих. А еще Полинка раньше приносила домой котят. Но мама тоже злилась. Разрешала подкармливать, но в дом тащить их нельзя было. Вообще нельзя.

Но у Таси благодарно светились глаза, комочек шерсти урчал не переставая. Словно почувствовал, что вот они – те самые руки, которые принесут его домой.

Возле калиток распрощались. Тася даже отрывисто обняла Тимку, и тот расцвел, тепло у него в груди стало, радостно. Так бы и замурчал, как котенок.

– Тим, ты чего так долго? – мама включила свет в коридорчике.

– Мам, я это… – Тима протянул руки вперед. – Вот.

Мальчик опустил голову, а котенок протяжно мяукнул.

– Ой, ты ж горе мое луковое. Ну, заноси. Молока купил?

Тимка испуганно покачал головой. Мама покосилась на пустой пакет

– Вообще ничего не купил?

– Пирожных только. Но мы с Тасей три съели. Я одно Полинке оставил. Я котенка хотел покормить, а оно на асфальт выпало, – замямлил Тимка.

– М-да, – мама укоризненно покачала головой, пытаясь скрыть улыбку. – Ну, проходите. Будем думать, что с вами делать.

* * *

Месяц летел так быстро и стремительно, что Тиме становилось страшно. Вдруг, и жизнь вся такая? Ты только вдохнуть успел, а она уж и закончилась?

Они носились с Тасей на велосипедах вдоль реки, распугивая ящерок, притаившихся в траве. Сидели на бетонной ограде парка долгими часами, ели приготовленные мамой сочные котлеты, и им было не зазорно не появляться дома целыми днями. Глаза у Тимки больше не болели. Болели ноги от усталости, кожа от синяков и расчесов, язык от колких трав. И так хорошо ему было, словно в детство вернулся.

Тимка огляделся по сторонам, вдохнул горячий воздух и вдруг понял: так вот оно, детство! Это Полинка взрослая. Это она уезжает. А он еще дома, он совсем маленький и глупый еще. А главное, теперь счастливый.

Настало время, и Тася уехала. Долго махала ему из окна машины. Даже плакала, и просила беречь Чижика – так они назвали котенка.

Тимка долго стоял на дороге, выпрямившись и глядя вдаль. Родители смотрели на него в окно и не торопились звать в дом. Пусть постоит. Пусть попрощается с летом.

Тимофей вечером почти не разговаривал, спать лег рано. А на рассвете – окно его комнаты как раз выходило на восток – солнце скользнуло по его лицу. Тимка недовольно открыл глаза и отвернулся к стене. Так он делал всегда. Но внезапно то, что он видел всего секунду, зажглось под его веками. Тимка обернулся и взглянул на небо. На россыпь мелких облаков, казавшихся по краям серыми, потому их солнце еще не осветило, на алый росчерк на ярко-малиновом небе. Он встал и побежал на улицу, босиком в одной пижаме. Мир вокруг него наливался янтарем, полнился самой жизнью. Мальчик кинулся к камышам, по траве еще совсем мокрой от ледяной росы, а оттуда – к реке. Из-за камышей солнца видно не было, но на розовом зеркале сидели утки, чайки, цапли. Они застыли, в ожидании нового дня. Они собрались здесь, чтобы его встретить. Тима вздохнул, чувствуя, что продрог до костей. Из груди его вырывался радостный смех. «Я не слепой больше, Тася, – радостно прошептал он. – Больше не слепой»