Для людей хватило бы и свинца. Но в обойме моего пистолета были серебряные пули. Аргентум — менее тяжелый металл, нежели плюмбум, но и более твердый. Не было нужды в специальных бронебойных пулях — серебряные, 50-го калибра, дырявили бронежилеты «охотников» весьма эффективно. Семнадцать граммов аргентума, разогнанные до скорости около трехсот метров в секунду, просто проламывали титановые бронепластины.

Врагов было много, и все они жаждали лишь одного: пристрелить меня. Со всех сторон слышались ругательства и приглушенные выкрики команд. Большинство бойцов служили в спецназе и узнали там, очевидно, много полезного для жизни. Во всяком случае, двигались они грамотно, прикрывали друг друга и вели весьма эффективный огонь. Бойцы неведомого спецназа пользовались приборами ночного видения и лазерными целеуказателями: тонкие красные «зайчики» скользили по стальным балкам, фермам и старым станкам. Мне же ПНВ был не нужен — в темноте я видел немногим хуже вампиров. Ничего сверхъестественного, просто я пил морковный сок и постоянно ел чернику. Бета-каротин улучшает остроту зрения, а вещества, содержащиеся в ягодах, увеличивают светочувствительность.

Пули так и рассыпались искрами рикошетов. Выстрелив несколько раз подряд навскидку, я присел, опершись спиной о массивную стальную балку. Все происходило в давно заброшенной промзоне на окраине Санкт-Петербурга, и недостатка в укрытиях я не испытывал. Другое дело — пушечный грохот выстрелов «Дезерт Игла» четко и ясно показывал мое местоположение бывшим спецназовцам. Да и серебряные пули нужно было поберечь для иных недругов. Использовать такие боеприпасы вместо обычных было неоправданным расточительством. А «ствола» с глушителем и с обычными патронами я с собой не взял, справедливо полагая, что придется иметь дело только с полуночными тварями…

Что ж, ошибка была легко устранимой: при наличии определенных зубодробительных навыков и сноровки оружие можно было легко добыть в бою. Чем я и занялся.

Один из бойцов, держа наготове пистолет-пулемет с интегрированным глушителем, осторожно шел вдоль валявшейся в полуразрушенном цехе огромной цистерны. Пробежав бесшумно несколько шагов, я внезапно вывернул из-за поворота. Спецназовец мгновенно вскинул «Хеклер-Кох» MP-5 с толстой трубкой несъемного глушителя, но я все же оказался быстрее. Молниеносный «пак-сао» — блок-хлопок из арсенала Вин-Чун по руке, и тут же два удара: ладонью в лицо и передней ногой в колено опорной ноги противника. И тут же — добивающий локтем в переносицу. Палец моего соперника непроизвольно выжал спуск, и немецкая «машинка» несколько раз «кашлянула» через глушитель.

Понятное дело, этим ребятам не хотелось привлекать внимание посторонних к их «пострелушкам». И тут глушитель сыграл с двумя из них злую шутку.

Уложив одного на пол, я мгновенно развернулся и хлестнул пальцами по глазам другому спецназовцу. Тот на долю секунды потерял ориентацию в пространстве. Мне этого хватило. Удар в горло «когтями дракона» — «Лун чжао». Полусогнутые напряженные пальцы ломают противнику гортань, вызывая жесточайший болевой шок и потерю сознания. Этот, если выживет, навсегда останется калекой.

Боевой стиль Вин-Чун смертельно опасен. Его тактика базируется на размашистых движениях и коротких жалящих ударах руками и ногами. И при этом внешне «мягкие» удары и блоки обладают огромной силой, а тычки пальцами в болевые точки — смертельны. Ну а скорость, с которой работает мастер, такова, что рук и ног просто не видно: взгляд не успевает уследить за движениями. До уровня Мастера мне далеко, но кое-что все же умею…

И благодаря этому умению я разжился кое-чем полезным. Легендарный пистолет-пулемет «Хеклер-Кох» с момента своего появления в 1964 году не зря снискал себе заслуженную славу.

«Хеклер-Кох» стал эталоном пистолета-пулемета — мощного, компактного и скорострельного. Он состоит на вооружении самых разных армейских и полицейских подразделений не только в Европе, но и в других странах. Особенно популярными МР-5 стали после того, как весь мир увидел их в руках английского спецназовца SAS во время контртеррористических операций по освобождению Иранского посольства в Англии в 1970-х годах и еще в ряде других таких же боестолкновениях. Сейчас МР-5 в различных модификациях состоит на вооружении полицейских и армейских сил многих стран Европы, включая Испанию, Великобританию, Германию. Этот пистолет-пулемет используется в полиции США, в Военно-морском флоте и Морской пехоте США, да и не только. Кроме самой Германии «Хеклер унд Кох» производится по лицензии в Греции, Мексике, Пакистане и даже в Турции.

Но мой трофей был еще лучше.

Бесшумная модификация MP-5SD предназначалась для проведения спецопераций и была оснащена несъемным интегрированным глушителем. Пистолет-пулемет в моих руках оказался с раздвижным телескопическим прикладом — и это было удобно. Я обшарил кармашки разгрузочных жилетов двух моих противников и разжился десятком длинных рожков на тридцать патронов. Теперь — повоюем. Кроме того трофеями стали два «Вальтера P-99» с запасными обоймами и пара светозвуковых гранат.

Шмон в темпе вальса занял у меня всего несколько секунд. За это время пляшущие в столбах пыли тонкие красные лучики приблизились к моему импровизированному убежищу. Так, сейчас я им устрою Сталинград!

Крепко зажмурив глаза, я бросил ослепляющую гранату. Ярчайшая вспышка прорезала густой полумрак старого цеха. Свет проник даже под плотно сомкнутые веки. Каково же было спецназовцам с приборами ночного видения на глазах? Вспышка светозвуковой гранаты вывела из строя «нежную» электронику и на мгновение ослепила моих противников, а больше мне и не нужно было. Я кувырком выкатился на открытое пространство и открыл огонь. Очереди смертоносного свинца хлестнули по спецназовцам. По людям. Но для меня они не значили ровным счетом ничего. Важнее сейчас мне было спасти Киру — нелюдя. Девушку-вампира, которая хотела стать снова человеком. И которая изо всех сил старалась сохранить последние крупицы человечности.

Обычно люди не ценят того, что им дает судьба. Постоянно хотят чего-то большего: богатства, власти, удовольствий, свободы. И забывают то, что делает их людьми. Зачем сострадать — ведь это отвлекает внимание, зачем помогать — ведь это отнимает силы. «Падающего — подтолкни», — как велел Ницше. «Гуманное общество», декларативно объявив себя таковым, даже не понимает, что идет против своей природы. Человек в большей степени животное, чем думает о себе. Однако животное — стадное. Но даже волки порой поступают человечнее людей…

Я это понял в Чечне. Теперь, видимо, придется преподать урок тем, кто о человечности позабыл в угоду иным интересам. В любом случае, выбора у меня не было, но и особого желания убивать я не испытывал. Мной владела холодная расчетливая ярость: алгоритмы боевой машины. Все же за плечами — десантная подготовка и служба в Чечне в ДШБр. И там приходилось не только залечивать раны «братишек», но и воевать с по-волчьи хитрым и жестоким врагом.

И мои нынешние противники это вполне оценили. Патронов я не жалел, и «спецы» валились, словно скошенные колосья под серпом. Они были как беспомощные слепые щенки, хотя, на первый взгляд, такое отношение и не применимо к бойцам специального назначения. Однако даже в форте Брэгг учат по определенной системе. А в моем лице они столкнулись с абсолютно непредсказуемым противником, мотив которого до конца не ясен.

Кто палил во все стороны, кто сдирал с лица бесполезный уже прибор ночного видения. Даже самых стойких бойцов охватила паника. Лишь некоторые сохранили хладнокровие и били короткими очередями, переговариваясь и перебегая от укрытия к укрытию. Они были вынуждены включить подствольные тактические фонари, и теперь наши шансы сравнялись.

Я сеял смерть. Пистолет-пулемет в моих руках шипел рассерженной коброй. Дело в том, что вариант пистолета-пулемета «Хеклер-Кох» MP-5SD3 предусматривает применение обычных «парабеллумовских» патронов калибра 9×19 миллиметров со сверхзвуковой пулей. Поэтому в стволе выполнено три десятка небольших отверстий, через которые часть пороховых газов отводится в заднюю расширительную камеру глушителя. При этом скорость пули снижается до дозвуковой. Но и дозвуковые пули дырявили тела штурмовиков так же эффективно, как и разогнанные до сверхзвука. Вот один повалился навзничь, когда смертоносный веер пуль разнес ему голову. Он умер, еще не коснувшись пола.

Снопы искр рикошетов рассыпались рядом с моей головой. Я, не раздумывая, рухнул ничком: рефлексы, вскормленные войной, — «сначала схоронись, а потом думай». Тех, кто пренебрегал этим правилом там, не всегда удавалось вытащить с того света…

Отбросив отстрелянный магазин, я вставил новый и, извернувшись, ударил по ногам другого стрелка. Того подкосило, и он с криком упал на одно колено. Хватило и этого: очередь в пять патронов из моего MP-5SD3 раздробила ему кость и изорвала мясо. Боец польского спецназа со стоном повалился ничком, но свое оружие так и не отпустил.

Другой успел выстрелить несколько раз в мою сторону из пистолета, пока я не уложил его короткой очередью.

Перекат, перебежка, очередь, пальцы сами меняют отстрелянный магазин и вгоняют новый. Не думаешь, но действуешь четко, как учили. Так я и продвигался с боем к центру огромного полупустого цеха. А потом я увидел Киру.

* * *

Напрасно я грешил на вампиров. И тот кровосос, что принял лютую смерть от безобидной «школьной» реакции «серебряного зеркала», в общем-то, был в данном конкретном случае вроде бы как даже и невиновен… Что отнюдь не служило ему оправданием для всего другого.

В общем, Киру похитили не кровососы, а вполне себе люди. Правда, были они немногим лучше упырей. «Охотники», мать их за ногу… Воинствующие фанатики-католики решили устроить себе праздник в средневековом стиле: с публичной казнью новообращенной вампирши. То есть — Киры. Но прежде она нужна будет им для изучения. А это хуже всякой пытки, я знаю, сам ученый…

Мои чувства к Кире, если можно так сказать, были весьма противоречивы. Она была вампиром, исчадием полночи, и я бы первый всадил в нее серебряную пулю, если бы не одно «но». Она всеми силами своей ранимой, испуганной души пыталась остаться человеком. И не ее вина в том, что нечеловеческую физиологию нельзя обмануть…

Девушка висела на серебряных цепях, дыбой служила старая электролебедка. Светлое платье Киры было все испятнано кровью. Рядом стоял легкий манипуляционный столик на колесиках, на нем лежали изогнутые блестящие инструменты самого мерзкого вида и предназначения. Сервировочный столик на пиршестве смерти. «Молот ведьм» в действии!

Возле пыточной столпились монахи-воины. Все в черных плащах с глубокими капюшонами, лиц не видно. И у всех на поясе — крестообразные серебряные кинжалы. Вот один из них поднял кинжал над головой и начал читать нараспев — заунывно и монотонно:

— Нет! Не трогайте ее!!! — мой крик был полон боли, отчаянья и ярости.

Фигура в черном балахоне, воздевшая жертвенный кинжал, повернулась ко мне черным провалом капюшона. Все остальные — тоже. Кинжалы они оставили в ножнах, зато из-под балахонов появились крупнокалиберные автоматические пистолеты. Что ж — прогресс не чужд даже консервативной католической церкви.

Главный «балахон» опустил кинжал и положил его на «сервировочный столик». Потом медленно откинул черный капюшон.

Седоволосый.

Не скажу, что это явилось для меня неожиданностью. И он тоже не удивился. Все такой же сухощавый, подтянутый, с короткой армейской стрижкой и бесстрастным взглядом серых глаз. В руке он сжимал «Кольт». Я вспомнил, как бесстрастно он укладывал из него атакующих вампиров. Так же бесстрастно он пристрелит меня, а потом — Киру.

— Глупец! Она — монстр, исчадие ада! И мы можем лишь только проявить великое милосердие к ее черной душе!

— Она гораздо более человечна, чем все вы. Эта девушка — простая студентка, которая оказалась не в том месте и не в то время.

— Все уже не важно.

— Важно! Quid sum miser tune dicturus, quern patronum rogaturus, cum vix justus sit securus?

— Ты! Человечишка! Букашка, да знаешь ли ты, меж какими жерновами ты сейчас есть! — от волнения акцент седоволосого стал заметнее. — Новый Папа Римский издал буллу, согласно которой все упыри должны быть уничтожены, особенно здесь — в восточных землях язычников, противных католической вере! И я, протопресвитер Станислав Елецких, возглавлю силы Его Святейшества в новом Крестовом походе на Восток.

— Приходили тут одни — в Ладожском озере купаться… Зимой… Эта земля — наша! Я за нее проливал кровь! И люди эти тоже наши! — мне уже порядком надоели эти пафосные речи. Я привык действовать, а не говорить.

— Подожди, безумец. Может, хоть это тебя вразумит…

Вперед вышел еще один монах-воин в черном балахоне и медленно снял глубокий капюшон. Старый знакомый — это его я оперировал в том домике, в Петродворце. Именно с него началась вся эта мерзкая история на лютеранском кладбище. Сука… Если бы не он, то не погнался бы за мной тот упырь и не вцепился бы клыками в горло Кире. Простой девчонке, студентке филфака, которая просто припозднилась домой…

— Ты спас мне жизнь, — сказал монах.

— А теперь жалею об этом.

Я упал на колено, держа «Хеклер-Кох» с глушителем обеими руками. Первые несколько пуль попали монаху лицо и грудь, испятнав его красным. Лицо превратилось в сгусток крови. Черт! Не люблю портить свою работу, но вот — пришлось. Монах осел на пол бесформенным черным мешком.

Я продолжал методично расстреливать вооруженных до зубов штурмовиков в бронежилетах. Два выстрела — одного из «охотников» отшвырнуло прочь с кровавым месивом вместо головы. Второго — переломило пополам. Суммарный удар десятка пуль весом девять граммов в тампаковой оболочке, разогнанных до двухсот сорока метров в секунду, накоротке разворотил бронежилет, а за ним — и грудную клетку, переломив вдобавок еще и позвоночник. От мощнейшего удара обломки ребер проткнули легкие и сердце, разорвали аорту и другие крупные сосуды. Кровь хлынула из «охотника», как из зарезанной свиньи.

Но католики-воины ответили шквальным огнем из пистолетов-пулеметов. Завизжали пули, выбивая искры рикошетов и пыльные фонтанчики из стен и тротуара. Я, слава Богу, не вампир — мне хватит и обычной пули из «Хеклер-Коха». Поэтому — кувырок с колена в сторону, за какую-то станину. Вскочив на ноги, я перезарядил пистолет-пулемет с глушителем. Развернувшись, выстрелил навскидку, и еще один «охотник» завалился навзничь с предсмертным хрипом.

Остальные снова открыли беспорядочную стрельбу. И стреляли, между прочим, не только из столь «полюбившихся» мне пистолетов-пулеметов, но и из «Дезерт Иглов»!

Это неприятно меня удивило: оказывается, и у поляков были мощные крупнокалиберные «пушки». Наверное, сыграла свою роль определенная «преемственность», ведь отряд польского спецназа G.R.O.M. — один из немногих, бойцы которого используют в своих тренировках пистолеты Desert Eagle. А большинство «охотников» были как раз выходцами из этого элитного подразделения.

Патронов я не экономил, и как следствие — отстрелял все «трофейные» магазины к «Хеклер-Коху» MP-5SD3. Поэтому снова вытащил «Дезерт Игл» из кобуры.

— Ну, что ж — посмотрим, кто кого!

Я нажимал на спусковой крючок, и «Пустынный Орел» отзывался ревом и грохотом. Воздух между мной и противниками был буквально разорван в клочья, как и оставшиеся «охотники».

* * *

Наконец-то добрался я до Киры. Девушка была без сознания. Жертвенным серебряным кинжалом, который должен был пронзить ей сердце, я перерезал ее путы. Осторожно уложив ее на холодный пол, сделал инъекцию стимулятора. Лекарство было надежным — военным. Я и так рисковал: доза могла попросту остановить ей сердце или привести к разрыву миокарда. Но раздумывать было некогда. Девушка застонала и открыла глаза.

— Молчи, — подхватив на руки почти невесомое тело, я побежал к выходу.

Какая-то тень метнулась нам наперерез, знакомое ощущение жути пронзило все мое человеческое существо.

Вампиры пришли за тем, что принадлежало им по праву.

Не отдам!!!