Я ехал в Кронштадт вместе со всем своим вооружением. Кроме мозгов — так, по крайней мере, сказала Кира, поцеловав меня на прощание. Вообще-то, она была права, но в этом безумии была и своя логика: навряд ли полиция и ФСБ будут искать зачинщика нескольких перестрелок вместе со всем его арсеналом в режимном городе, на военно-морской базе Дважды Краснознаменного Балтийского флота. На мое счастье — ну, везет же дуракам, — серая «копейка» не вызывала подозрений ни у доблестных стражей дорог, ни у суровых бойцов СОБР. «Жигуленок» только раз тормознули, но, на счастье, в наряде на усилении оказался мой знакомый из РОВД. Перекинувшись с ним парой ничего не значащих фраз и угостив «собровцев» сигаретами, я продолжил свой путь без тщательного досмотра. Сам-то я курить бросил, но в бардачке завалялась пачка «Кэмела».
* * *
Кронштадт встретил меня гудками буксиров, ползущими по свинцово-серой в радужных разводах воде, лязгом и скрежетом металла, серыми корпусами боевых кораблей, лоснящимися черными, похожими на касаток, телами дизель-электрических субмарин.
Вампиры настигли меня в доках.
Серые тени будто соткались из капель мелкого нудного дождя. Я не мешкал — лязг металла из доков заглушал грохот выстрелов моего «Дезерт Игла». Размытые тени облаками клыкастого тумана бросились на меня, стремясь убить во что бы то ни стало — разорвать в клочья, напиться моей крови… Но существовало одно серьезное обстоятельство: я очень хотел жить. Между ними и мной был лишь сверхмощный пистолет, изрыгающий семнадцатиграммовые экспансивные рули с серебряной амальгамой внутри.
Кровососы, атаковавшие меня на этот раз, были не совсем обычными.
Высшими.
Но и я тоже кое-чему научился. Занятия по стилю Вин-Чун натренировали меня двигаться с поистине молниеносной скоростью, а постоянные сборы и состязания по стрельбе в ФПСР отточили технику владения короткоствольным оружием. Упасть, перекатиться, встать на колено и выпустить остаток десятизарядного магазина было для меня делом нескольких секунд.
В течение этого мизерного времени несколько серебряных посланцев окончательной смерти для не-жизни нашли свои цели.
Грудная клетка одного из них словно бы взорвалась осколками ребер и кровавыми ошметками плоти. Полукруглая пуля деформировалась, ее оболочка разорвалась, и серебряная амальгама выплеснулась внутрь — поразив вампира прямо в сердце! Аргентум обжег его благородным ядом, разорвал сердце чудовища!
Другая пуля попала еще одному демону крови в печень, гидродинамический удар серебряной амальгамы изорвал ее, оставив в теле кровопийцы огромную рваную рану. Чудовище осталось корчиться в грязи, лужа под ним окрасилась проклятой кровью.
Третьего кровососа я пожалел: прострелил ему ноги. Серебряные экспансивные пули раздробили ступни и коленные чашечки. А жидкий аргентум, растворенный в ртути, словно гангрена, разъедал кости и мягкие ткани нижних конечностей.
— Скажи своему главному: я желаю поговорить с ним, — я спрятал пустой магазин в карман и вставил новый десятизарядный в широкую рукоятку «Пустынного Орла». Лязгнул массивным затвором. — И я иду к нему.
— Че-ло-век… — простонал раненый упырь.
— Это звучит гордо! Запомни это, тварь…
* * *
Дождь не прекращался, хмурые облака плыли по небу, превращая полдень в сумерки. Найти лодку в Кронштадте было несложно. Сложнее было пройти, не привлекая к себе внимания, по Кронштадтской гавани. Все же это была режимная зона Дважды Краснознаменного Балтийского флота. По акватории постоянно курсировали буксиры и катера, изредка проходил боевой корабль: корвет, «десантник» или ракетно-артиллерийский эсминец. Курсировали здесь не только суровые повелители морей, выкрашенные серой — «шаровой» — краской. Попадались и пестрые экскурсионные суденышки. Последние появились в этих суровых водах совсем недавно, когда Кронштадт стал более-менее открытым для широкой публики.
Среди всех этих плавсредств затесалась и моя «моторка». Сейчас я направлялся к самому сумрачному строению, расположенному недалеко от Лесных ворот, рядом с главным Кронштадтским фарватером.
Раньше мрачный бастион оберегал главную базу молодого флота Петра Великого, а потом стал форпостом борьбы с одним из самых страшных врагов Человечества. Сейчас он стоял позабытым, позаброшенным среди суровых волн Балтики.
Мне вспомнился отрывок из рассказа Валентина Пикуля «Письмо студента Мамонова»:
«Катер спешил в сизые хляби Финского залива. Слева по борту, словно в сказке, разгорались феерические огни Петергофа и Ораниенбаума, справа массивной глыбой заводов и доков вырастал Кронштадт…
Наконец из воды показывалось громоздкое сооружение, словно изваянное циклопами, — это был форт „Александр I“, над которым реял черный флаг, а возле пристаньки качался под ветром фонарь и виднелась одинокая фигура жандарма.
Катер подруливал к пристани, никогда не подавая швартовов, будто боясь коснуться стен этого форта, и жандарм принимал пассажира в свои объятия.
— Оп! — говорил он. — Вот мы и дома. Милости прошу…
Открывались тяжкие крепостные ворота, изнутри форта шибало промозглым холодом ознобленного камня. По витой лестнице прибывший поднимался наверх, снимал пальтишко и, толкнув двери, попадал в просторное помещение, где его встречали. Встречали смехом, новостями, шутками, расспросами, шампанским. Это были чумологи, а форт „Александр I“ был „чумным фортом“: именно здесь, вблизи столицы, русские врачи, добровольные узники форта, давали бой заразе…»
Серая громада «Чумного форта» — «Александр I» все приближалась, вырисовываясь угрюмым силуэтом сквозь мутную пелену дождя. Где же еще, как не здесь, мог устроить свое логово Глава кровососов Северной Пальмиры?..
В казематах, расположенных тремя ярусами по периметру форта, размещалось сто три орудия, и еще тридцать четыре пушки стояли на открытых площадках на крышах этих угловатых и мрачных строений. Такая система артиллерийского огня полностью обеспечивала круговую оборону. Толщина массивных, облицованных гранитом наружных стен достигала трех метров. В помещениях общей площадью больше пяти тысяч квадратных метров в те времена мог разместиться более чем полутысячный гарнизон защитников крепости.
Форт, впоследствии нареченный народной молвой «чумным», был построен в 1838 году, в царствование императора Николая I под руководством инженер-полковника Ван дер Вейде.
Торжественное открытие и освящение нового кронштадтского форта, получившего название «Император Александр I», состоялось 27 июля 1845 года. По признанию тогдашних виднейших фортификаторов он был непреодолимой преградой для любого вражеского флота. Это качество новой крепости в полной мере проявилось уже совсем скоро — с началом Крымской войны в 1853 году. Форт «Император Александр I» обеспечивал прикрытие Кронштадта и его рейдов со стороны моря. Убедившись в невозможности захвата Кронштадтской крепости даже силами превосходящего парусно-парового флота, командующий англо-французской эскадрой адмирал Нэпир приказал сняться с якоря и покинуть Финский залив.
А потом… Потом здесь поселилась чума.
В начале 1897 года специальным императорским указом на базе Императорского Института экспериментальной медицины — ИИЭМ — была создана так называемая «Особая комиссия для предупреждения занесения чумной заразы и борьбы с нею в случае ее появления в России», сокращенно — КОМОЧУМ. Тогда в мире кроме ИИЭМа противочумные исследования и работы по созданию противочумной сыворотки велись только во Франции, в Гарше, недалеко от Парижа, и в Бомбее.
Государственный попечитель «противочумной программы» принц Александр Петрович Ольденбургский предложил использовать форт «Император Александр I» в качестве противочумной лаборатории. Он располагался в трех километрах к западу от Кронштадта и отвечал самым суровым требованиям по изоляции и карантинным мероприятиям.
Приказом от 13 мая 1898 года заведование лабораторией в форте было поручено известному специалисту ветеринарному врачу Михаилу Григорьевичу Тартаковскому.
По весьма странному и даже мистическому совпадению форт изначально был выстроен в форме боба. А слово «чума» пришло в русский язык из арабского: «джумба», или «джумма», переводится как — «боб». Вероятно, потому что при чуме почти всегда увеличиваются лимфатические узлы, которые при прощупывании под кожей напоминают бобы.
Вот так невольное совпадение стало подтверждением суровой реальности. Изолированное от внешнего мира укрепление идеально подходило для смертельно опасных работ. Допуск в «чумной форт» был строго ограничен, сообщение с внешним миром поддерживалось с помощью маленького пароходика под смешным названием «Микроб», который ходил по волнам Финского залива. С Кронштадтом форт связывала телефонная линия, а с Петербургом — телеграф.
Все это я знал и раньше — еще со студенческой скамьи. Но никогда не думал, что вызубренный на лекциях материал пригодится так скоро. В Военно-медицинской академии, где я успел проучиться четыре с половиной курса, у нас был предмет «История медицины». И там подробно рассказывали о «чумном форте» и даже устроили нам, курсантам, развернутую экскурсию. Честно говоря, было страшновато… Сводчатые коридоры, полутемные помещения лабораторий, прозекторские столы, где раньше вскрывали животных. И не только лабораторных мышей, обезьян и собак, но и лошадей, и даже… верблюдов! В «чумном форте» был очень хороший виварий.
Воспоминания текли, как вода Кронштадтской гавани под форштевнем моей лодки, и вскоре я уже правил к причалу этого негостеприимного искусственного острова. Заглушив мотор, я ступил на проклятый берег…
Передо мною высились массивные ворота, створки их были приоткрыты. Я вошел внутрь.
Внутри замкнутого двора были расположены две овальные пристройки для чугунных лестниц и ядрокалильных печей, погреба для снарядов и зарядов, кухня, казармы для нижних чинов и помещения для офицеров. Потом строения и помещения переделали под нужды противочумной лаборатории.
Двухэтажный снаружи форт имел внутри три этажа. Здание было симметрично разделено на две половины, у каждой была своя лестница. Одна из камня, другая чугунная. Правая часть, состоящая из служебных помещений, была заразная, левая — незаразная.
«Особая лаборатория» представляла собой режимное учреждение, где часть сотрудников носила военную форму. Образ жизни на форте был однообразным и суровым. Кронштадт не представлял для врачей особого интереса, а посещение Петербурга отнимало много времени. Служители ездили в Кронштадт с субботы на воскресенье, а врачи — раз в одну или две недели в Петербург. При этом один из врачей всегда оставался на форте. Видимо, выезд проводился без предварительной обсервации. Почту получали раз в день, к часу дня, телеграммы передавались по телефону, по нему же можно было переговариваться с Петербургом, из-за плохой связи это не всегда удавалось.
Было в противочумной лаборатории и свое «недреманное око» — жандарм, который следил за «благонадежностью» врачей и ученых. Делать ему в форте-лаборатории было совершенно нечего, так что он изнывал от тоски и скуки среди массивных каменных стен — как в тюрьме. Но так как на военных крепостях полагался жандармский надзор, то он существовал и на разоруженном форте. Вот такой казус: абсолютно «нестрашный» жандарм и благодушные врачи, занимающиеся самыми страшными на тот момент в мире экспериментами!..
Но все это осталось в прошлом — сейчас здесь царила разруха. «Чумной форт» разрушался: охотники за металлоломом и просто вандалы разносили сумрачную громаду буквально «по кирпичику». Вода и ветер тоже не щадили древний камень…
В «лихие девяностые» в «чумном форте» проводились рейв-дискотеки. Воистину — пир во время чумы! Ну а как я знал, сейчас существует проект строительства в форте «Император Александр I» развлекательного комплекса. Предполагалось создать здесь театральную сцену, музей, кафе, бар, ресторан и торговую зону. Стоимость реконструкции форта оценивается примерно в сорок три миллиона долларов. Но если этот циничный проект будет реализован, Северная Пальмира потеряет безвозвратно еще одну страничку истории.
* * *
— Че-ло-век… — вот тебе и приветствие, под стать общему антуражу и цели визита.
«Дезерт Игл» сам прыгнул из кобуры в мою руку. И тут же сноп огня вырвался из ствола. Затвор откатился, выбрасывая стреляную гильзу. Размытая скоростью тень рванулась ко мне, но я успел кувыркнуться и перекатом ушел с линии атаки. Вампир-«привратник» оказался проворным, однако и серебряные пули сделали свое дело: левый бок и плечо кровососа были разворочены мощным экспансивным ударом. А серебряная амальгама начала отравлять нечеловеческий организм. Тварь издыхала.
Я поднялся на ноги и носком ботинка несильно пнул чернеющее на глазах тело.
— А я ведь только поговорить хочу… Но так мы навряд ли договоримся! — выразительно лязгнул затвор мощного пистолета пятидесятого калибра в моей руке. Отступать я не собирался.
Массивные ворота были открыты, за ними находился овальный внутренний дворик крепости. Когда лаборатория еще работала, здесь выгуливали лошадей, из крови которых и делали противочумную вакцину.
На первом этаже форта находились часть лабораторий и конюшня на двадцать лошадей. Рядом с конюшней — две кремационные печи, предназначенные для сжигания трупов лабораторных животных. В них также сжигали и тела врачей, умерших от чумы.
Я остановился перед лестницей, ведущей на второй этаж. Там находился основной лабораторный комплекс, где проводили опыты над зараженными чумой животными, вскрывали их, а также готовили противочумные вакцины. Там же, на втором этаже, на «незаразной половине» находились и комнаты для врачей — служащих и приезжающих работать в форт. Комнаты были обставлены уютно, но массивные гранитные стены зимой промерзали насквозь и отсыревали. Так что комфортными условия жизни здесь не назовешь… Хотя врачи, как и всякие люди науки, мало обращали внимание на такие мелочи.
Стоп! Потом буду проявлять эрудицию. А сейчас пора достать «старое обезболивающее», как выражался один из героев кинофильма «Хищник» по поводу своей шестиствольной пушки «Вулкан». У меня оружие было попроще, но все же…
Перезарядив «Дезерт Игл», я спрятал его в кобуру. А с плеча снял «Гепард» — стальной хищник мирно дремал, пригревшись под легким серым плащом. Изготовить пистолет-пулемет к бою было делом одной секунды: снять оружие с предохранителя, передернуть затвор и разложить складной приклад. «Гепард» был оснащен массивным глушителем, коллиматорным прицелом и тактическим фонарем с лазерным целеуказателем. Полный штурмовой «обвес»! И в сумрачных помещениях форта он был как нельзя кстати.
Равно как и опыт «зачисток», который я приобрел в «горной командировке». В удаленных районах Чечни, куда нас забрасывали «вертушки», приходилось действовать вместе с десантно-штурмовыми группами. В уличном бою потери неизбежны, и важно было быстро оказать медпомощь пострадавшим. Но и воевать приходилось на переднем крае, где любая, даже самая малая оплошность могла стоить жизни. Так что уроки войны крепко въелись в подкорку головного мозга…
* * *
Звуки шагов гулким эхом перекатывались под потолком сумрачного коридора. Луч подствольного фонаря выхватывал какие-то ржавые металлоконструкции и пятна плесени на массивных, сочащихся влагой стенах. От них тянуло могильным холодом. Некоторые ходы были завалены битыми кирпичами. Повсюду — мрак и запустение… Мрак, готовый в любую секунду обратиться смертоносными когтями и клыками, жаждущими крови. Моей крови.
Иду, крадучись, аккуратно переставляя ноги, и не отвожу напряженного взгляда от светящегося красным перекрестия прицела коллиматора… В пистолете-пулемете — магазин на сорок патронов с серебряными экспансивными пулями. И с собой еще несколько про запас… Должно хватить. А больше я все равно расстрелять не смогу.
Красный лазерный «зайчик» целеуказателя отразился от налитых кровью глаз вампира. Ну, вот — накаркал!.. Демон крови появился метрах в десяти от меня, в конце коридора, ведущего в лабораторию.
Кровососущее чудовище прыгает на меня, расставив лапы с уродливыми кривыми когтями. Это — не обычный упырь, а уже достаточно провонявший собой этот мир, чтобы обзавестись способностью к частичной трансформации. Массивные деформированные челюсти с кривыми зубами клацнули в предвкушении легкой крови… Самый могучий и безжалостный убийца, он двигался просто с бешеной скоростью. Одним огромным прыжком он преодолел разделяющее нас расстояние!
Я рефлекторно нажал на спусковой крючок, наблюдая в коллиматорный прицел, как разлетается кровавыми ошметками плоти человекоподобная морда монстра.
Боек бьет по капсюлю, воспламеняя заряд пороха. Серебряная пуля весом 14,8 грамма скользит по стволу, закручиваясь в нарезах. На выходе глушитель забирает у нее часть энергии. Но вот смертоносный аргентуумный снаряд покидает ствол и продолжает нестись к цели, буравя воздух с субзвуковой скоростью. Ее достаточно, чтобы, ударив в плоть монстра, тупоконечная пуля развернулась «лепестками» разорвавшегося серебра. Итак, немаленькая пуля калибра 11,43 миллиметра, деформируясь, увеличивает свой диаметр, усиливая экспансивный эффект. Находящаяся в полой головке аргентуумная амальгама выплескивается наружу, гидродинамическим ударом еще больше травмируя нечеловеческий организм.
А следом за одной летят уже и остальные серебряные посланцы смерти! Бешено молотит затвор, выбрасывая стрелянные гильзы.
И даже демон крови не может ничего сделать против смертоносного роя серебра 45-го калибра, несущегося со скоростью около трехсот метров в секунду. Очередь ударила по нему в упор: в голову и грудь. Но и от этого он не издох!
Вампир дико взвыл и выбросил вперед когтистую лапу. Удар пришелся мне в грудь, вскользь по легкому бронежилету. Когти вспороли сверхпрочный кевлар и царапнули по титановым пластинам. Энергии удара хватило, чтобы отбросить меня к стене, словно тряпичную куклу. Единственной мыслью было: «Не потерять оружие!» Ее не смогла заглушить даже волна дикой боли от встречи моего бренного тела с холодными камнями стены и пола форта. Казалось, внутренности провертели на мясорубке…
А эта сволочь вновь атаковала меня!
Я перекатился и, лежа, буквально рассек надвое упыря длинной, во весь оставшийся магазин, очередью. Окровавленную груду мяса и костей отшвырнуло на стену. Эта очередь опустошила магазин полностью. И только суммарная кинетическая энергия более чем двух десятков тяжелых серебряных пуль смогла прервать смертоносный бросок Высшего вампира.
Он изогнулся и прямо в воздухе изменил траекторию своего движения. Вцепившись когтями в неровности каменного свода, вампир побежал по потолку, словно гигантский отвратительный паук.
Быстро вскакиваю на ноги и меняю обойму. Обнадеживающе лязгает затвор, досылая в ствол крупнокалиберную серебряную смерть.
Высший вампир — идеальный хищник. Он так же отличается от обычных кровососов, как и вампир от человека. Однако тяжелые, весом 14,8 грамма, экспансивные пули с серебряной амальгамой внутри делали свое благое дело. Раны, нанесенные кровососу, были ужасны. Уродливый деформированный череп был раскроен, один глаз вытек, а второй шевелился в окровавленной глазнице будто бы сам по себе. Грудная клетка представляла собой кровавое месиво из ошметков плоти и обломков ребер. Левое плечо монстра было раздроблено смертоносными серебряными пулями. Аргентум, растворенный в ртути, отравлял дьявольскую плоть и жег благородным огнем нутро твари.
И даже организм Высшего вампира не мог справиться с таким количеством страшных повреждений. Жуткая боль туманила нечеловеческий разум, серебряная отрава в крови выжигала внутренности, а регенерация отнимала силы. Вот поэтому-то я все еще оставался жив…
Кроме того, включились мощнейшие компенсаторные механизмы, дремлющие в нашем организме еще с пещерных времен. Именно они позволяли нашим волосатым предкам, вооруженным только лишь примитивными каменными топорами и копьями, противостоять саблезубым тиграм. Я очень хотел жить! — и именно поэтому сейчас действовал на пределе своих физических и физиологических возможностей. Но даже это позволяло мне едва-едва успевать среагировать на нечеловечески быстрые атаки кровожадного монстра.
Новая очередь из «Гепарда» 45-го калибра прерывает бросок Высшего вампира. Бью короткими сериями по три-четыре патрона. Стальной хищник в моих руках рвет серебряными клыками экспансивных пуль нечеловеческую плоть чудовища. С каждым нажатием на спусковой крючок тело Высшего вампира все больше напоминает кровавую отбивную. Но он продолжает бросаться на меня, и его попытки не так уж тщетны. Сейчас только адреналин, бушующий в моей крови, позволяет уворачиваться от выпадов монстра. Пару раз израненный кровосос почти достал меня своими когтями — я еле увернулся…
Утробно рыча, он очередной раз поднимается на ноги. Обезображенная морда полночного хищника поворачивается ко мне единственным уцелевшим глазом. Кроваво-красный зрачок горит такой жуткой злобой, что тело у меня делается ватным. Я перед ним — как кролик перед удавом. Но все же прицеливаюсь, упирая тонкий лазерный луч целеуказателя прямо в глаз чудовища. И делаю простое движение указательным пальцем.
«Гепард» отзывается тихим шипением глушителя. Голова кровососущей твари, перечеркнутая перекрестием коллиматорного прицела, буквально взрывается фонтаном кровавых брызг, обломков костей и ошметков плоти. С мягким шлепком отвратительные останки впечаталась в холодный влажный камень. Нет, сука, крови ты моей не попьешь!
Сухо щелкает боек — закончились патроны в пистолете-пулемете. Я выщелкнул опустевший магазин, вставил новый и передернул затвор.
Вовремя!
Стена напротив взорвалась обломками кирпича. Перегородки между помещениями в лаборатории-форте строили позже, когда артиллеристов сменили врачи.
Появившийся вампир не был Высшим, однако оружие в его руках не делало угрозу менее существенной. Упырь бросил на меня прожигающий злобой взгляд, а потом покосился на груду окровавленной плоти, оставшейся от демона крови. В его глазах мелькнул страх. Еще бы! Ведь он ожидал увидеть прямо противоположную картину. Наверняка Высший вампир захотел первым пустить мне кровь и вкусно отобедать. А в итоге — сам валяется грудой парного мяса…
Представляю, что сейчас подумал вампирчик: если я завалил демона крови, то каковы шансы у него, обычного кровососа?.. И тем не менее он вскинул футуристического вида дробовик и наполнил коридор огнем, грохотом и сотней свинцовых смертей. Я только и успел увернуться…
Дробовик в руках упыря загрохотал снова, и я ласточкой сиганул за груду кирпичных обломков. Получилось — почти как у вампира! Скрывшись за грудой битого кирпича, я выругался. Упырь лупил из дробовика со скоростью пулемета. Твою ж мать!
Как я успел заметить, в руках у него был не обычный «помповик», а футуристического вида ружье американской компании Kel-Tec KSG. Его отличительной особенностью является компоновка «булл-пап» с затвором и патронником позади рукоятки управления огнем. А под стволом находятся сразу два трубчатых магазина — на семь патронов каждый. Правда, одновременная подача боеприпасов в ствол может идти только из одного магазина. Переключение на другой магазин выполняется специальным рычажком, переключатель магазинов имеет три положения: крайние для выбора того или иного магазина и центральное, в котором оба магазина отключены, что позволяет быстро менять тип патрона в стволе.
Дополнительно этот дробовик был оснащен двумя планками «Пикатини» — над и под стволом и дополнительными держателями для патронов по обе стороны ствола. Это придавало дробовику особо «хищный» вид.
Откуда у вампира столь дорогой и экзотический образец стрелкового оружия, я даже и предположить не мог… Да сейчас мне это было, мягко говоря, по хрену! Я лишь успевал считать выстрелы молотящего с завидным темпом дробовика.
Свинцовая картечь крошила кирпич, высекала искры из камней, от оглушительного грохота выстрелов в замкнутом помещении заложило уши.
…Тринадцать — четырнадцать! Ружье вампира наконец-то умолкло, а на перезарядку требуется довольно много времени. Попробуй-ка быстро загони в спаренные подствольные магазины полтора десятка патронов!
Получи, говнюк убогий! — выскакиваю из-за своего импровизированного укрытия. Приклад пистолета-пулемета вжат в плечо, в коллиматорном прицеле — силуэт вампира, продолжающего еще долю секунды сжимать в руках уже бесполезное оружие. Жму на спусковой крючок, и «Гепард» отзывается победным рыком, приглушенным ПБСом.
Очередь серебряных пуль распарывает вампиру грудную клетку, и тот захлебывается собственной кровью. Да, его самые худшие опасения оправдались в полной мере…
Однако расслабляться пока рановато, в форте могло быть еще много кровожадных кровососущих монстров. Я продолжил свой путь по мрачным коридорам «чумного форта», держа наготове пистолет-пулемет.
* * *
Мрачное очарование смертоносной лаборатории чувствовалось и сейчас. Здесь специалисты-бактериологи и эпидемиологи благодаря своей самоотверженной работе побороли эпидемию холеры в Санкт-Петербурге в 1906 году и чумы в Одессе в 1910-м, эпидемию чумы 1910–1911 годов на Дальнем Востоке, а также практически все многочисленные вспышки чумы в Поволжье и Закавказье. И даже в смутное время революции, в 1916 году, специалисты «чумного форта» успешно сражались с эпидемией тифа.
Работа с возбудителем чумы, приготовление разводок, заражение и вскрытие животных производились с особыми предосторожностями. Врачи и прислуга надевали брюки и халаты из тонкой прорезиненной материи и калоши, на голову — холщовый колпак. По окончании работы халат и брюки вымачивались в карболовой кислоте, калоши мылись сулемой. Однако масок, защищающих дыхательные пути, не было.
Для заражения и вскрытия животных имелись специальные изолированные комнаты. Трупы животных прикалывались к пробковым доскам, лежащим на эмалированных подносах с высокими бортами. После лабораторных манипуляций трупы 15–20 минут вываривали в эмалированных горшках, а потом сжигали в специальной печи. Поднос вместе с пробковой доской заливали ядовитой дезинфицирующей сулемой, а инструменты кипятили.
Помещения для больных животных также ежедневно дезинфицировали сулемой.
Главной целью создания лаборатории было приготовление чумной вакцины-лимфы по методу Хавкина и противочумной сыворотки. С 1905 года деятельность лаборатории расширилась: она готовила холерную вакцину, холерные и брюшнотифозные диагностические агглютинирующие сыворотки. Кроме работ с возбудителем чумы, проводились работы с другими патогенными микроорганизмами: холерой и сапом.
Вакцину Хавкина производили в количестве двухсот тысяч доз в год. Ее готовили из очень вирулентных суспензий возбудителя чумы, убитых нагреванием при температуре 60° Цельсия в течение часа. Стерильность этого препарата проверялась на морских свинках.
Сыворотки и вакцины, произведенные в форте «Александр I», поставлялись в Австро-Венгрию, Бельгию, Бразилию, Португалию. На международном рынке цены на эту продукцию были ниже, чем у Пастеровского института и его филиала в Бомбее, где работал доктор Хавкин.
За блестящие результаты невиданных ранее экспериментов специалистам форта приходилось платить самым дорогим — жизнью.
Заведующий Особой противочумной лабораторией Института экспериментальной медицины Владислав Иванович Турчинович-Выжникевич заболел 3 января 1904 года острым лихорадочным заболеванием, сопровождавшимся сильным ознобом и рвотой. Температура в этот день к вечеру поднялась у него до сорока градусов и держалась в течение следующих суток.
Неделей ранее Турчинович-Выжникевич занимался опытами заражения животных через легкое распыленными культурами. Он участвовал в приготовлении чумного токсина и вдохнул смертоносную заразу.
В мокроте больного была обнаружена чистая культура биполярных палочек Yersinia pestis. Страшный диагноз «чума» был поставлен докторами Шрейбером, Падлевским, Грыглевичем и Шуруповым. Срочной телеграммой они вызвали из Петербурга видного специалиста по инфекциям доктора Заболотного.
Немедленно после обнаружения истинного характера болезни в «чумном форте» был установлен строжайший карантин.
Инъекции камфары и противочумной сыворотки не помогли, и 7 января 1904 года доктору Турчиновичу-Выжникевичу был поставлен окончательный диагноз — «Exitus letalis»… Вскрытие тела было произведено 8 января в 6 часов 30 минут вечера в лазарете, после чего кремировано в печи на первом этаже форта.
Присутствовавший при вскрытии фельдшер Степан Поплавский тоже заразился и заболел чумой. Однако профилактическое введение вакцины и последующее интенсивное лечение спасли его от страшной смерти.
А еще через три года жертвой «черной смерти» в форте стал доктор Михаил Федорович Шрейбер. Он тоже допустил смертельную ошибку, когда работал с возбудителем чумы… Когда диагноз подтвердился со всей очевидностью, доктор Шрейбер был переведен в самую большую и светлую комнату-лабораторию на третьем этаже. Известие о результате исследования мокроты Шрейбер принял с виду спокойно, но заметил при этом: «Теперь вы переводите меня наверх, а потом отнесете вниз — в печку». Мужественный врач сам поставил себе диагноз и вел записи в лабораторном журнале, отмечая течение болезни. И сам записал себе окончательный диагноз: «Exitus letalis».
На вскрытии тела доктора Шрейбера заразился другой врач — Лев Падлевский, но он все же вылечился.
* * *
Все это я вспоминал из лекций по истории медицины, которые нам читали еще на первом курсе Военно-медицинской академии. И, честно говоря, воспоминания эти отнюдь не вселяли оптимизм…
Шорох моих шагов был единственным звуком, который нарушал мрачную тишину «чумного форта».
И каждый миг я ожидал, что это сумрачное спокойствие обернется яростью кровопролитной схватки — бойни не на жизнь, а на смерть!
Но ничего не происходило. Всего лишь три вампира против меня?! Что-то не верится…
Ну, вот — опять началось! Со всех сторон полезли «клыкастые» — ну что ж, покажем кровососам, что умеет старший сержант десантно-штурмовой бригады ВДВ! «Тотальная зачистка»: зажигательную гранату в темноту дверного проема и пару коротких очередей по еще одной оскаленной харе! Или компактным реактивным гранатометом «Пенал»! Его модернизированная объемно-детонирующая граната ВГМ-93.100 взрывалась, словно шаровая молния, выжигая кровососущую нечисть. Вампиров, правда, было не так уж и много, да и они шибко поумерили пыл после огневого штурма.
Так я дошел до самого мрачного помещения «чумного форта». Именно здесь была та «адская кухня», на которой приготовляли концентрированную смерть! «Черная лаборатория» — место производства возбудителя чумы — Yersinia pestis.
Из темного угла навстречу мне шагнула обретшая плоть тень.
* * *
Ну, ни хрена себе! Никогда не думал, что глава вампирьей стаи Северной Пальмиры — негр! Такой себе, знаете ли, Блэйд. Вот только он совсем не жаждал помочь Человечеству — его мучила совсем иная жажда. Но Высший вампир не спешил впиваться в мое горло своими длинными молочно-белыми клыками.
Вообще кровососы двинуты на самоконтроле. Оно и понятно: когда жажда крови затмевает не только разум, но и инстинкт самосохранения, не так-то легко держать себя под контролем. Конкретно этот индивидуум vampirus vulgaris, то есть «вампира обыкновенного», казался просто непроницаемой скалой. На его эбеново-черном лице не отражалось никаких эмоций — в нелегком труде сохранения собственного «я» Верховный вампир добился немалых успехов.
— Вот уж и представить себе не мог, что ты… хм… афроамериканец. Тебя не обижает слово «негр»?
— Нет, — искривил в ухмылке тонкие губы Верховный вампир. — Негры ведь тоже люди — или нелюди… — жестом он отослал остатки своей свиты. Мы с ним остались один на один.
— Это не тебя случайно привез на потеху Петр Великий? — продолжил я светскую беседу.
— Нет, но я знал прапрадедушку Александра Сергеевича Пушкина. И мне даже довелось служить под его началом.
— Сколько же тебе лет, если ты знал великого карфагенского военачальника, именем которого римляне пугали своих детей?! Hannibal ad portas!
— О да! Я видел многое: и Юстинианову чуму в VI веке нашей эры. И в середине XIV века в Европе царила «черная смерть». Даже в эпоху пара и электричества — веке девятнадцатом — чума собирала обильную жатву человеческих жизней. О, это были замечательные времена! Столько крови и смертей — больше, чем в древности на арене Колизея! Поэтому-то я и обосновался здесь, в бывшей закрытой лаборатории, где люди выращивали чумные бациллы — и умирали от них, — в нечеловеческих глазах Черного Носферату все больше разгорался огонь безумия. Прошедшие века крови и убийств просто не могли пощадить его разум. — Я видел Вечность и сам стал ею. И мне действительно жаль убивать тебя. Ты — единственный, кто восстал против нас и против меня лично.
— У меня на то веская причина.
— Любовь к той девчонке, которую укусили по ошибке?.. А как насчет бессмертия? Ты жаждешь бессмертия, че-ло-век?
Я пожал плечами:
— Ничто не длится вечно, и это хорошо. Даже бессмертие вампиров — это отнюдь не неуязвимость перед временем.
— Интересно-интересно… — темнокожий Носферату помедлил. — Как это? Ведь все жаждут бессмертия. Смерть пугает любое живое существо!..
Я был несказанно польщен: еще бы — удивить демона крови не всякому смертному под силу. Но внешне оставался бесстрастным.
— Все имеет свое начало и свой конец. Как бы сильны ни были переживания, эмоции, какими бы чудовищными или прекрасными ни были поступки — они не длятся бесконечно долго. Я воевал, был полевым хирургом. И в минуты отчаяния повторял слова царя Соломона: «Все проходит — и это пройдет!» И будет что-то новое, не обязательно лучезарное, но — всегда другое. Так и было. А смерть, точнее, конечность жизни я воспринимал как некую плату за то, что все проходит .
— Не могу понять… Бред какой-то!..
— Бред? Э нет! Конечность жизни придает нашим поступкам смысл. Да и, кроме того, ты не хотел бы прожить жизнь обычного че-ло-века? Без жажды крови?
Вот тут-то он и сорвался. Аплодисменты самому себе — идиоту: умудрился разозлить Высшего вампира!!! Демона крови!!! Похоже, что я всех уже задолбал своей занудной логикой.
Сейчас это порождение первобытного кровавого ужаса меня прикончит.
Как ни странно, но я был само спокойствие. Серебристый свет луны, сумрак словно бы вливался в мои вены, тек хладностью и безмятежностью вместе с кровью. И в то же время картинка резко, скачком замедлилась, приобрела четкость, но вот только цвета потускнели. А сознание будто бы раздвоилось: действуя, я как бы все видел одновременно и со стороны, от третьего лица.
Со мной бывало такое раньше — на войне. Ничего сверхъестественного: просто включался гиперкомпенсаторный механизм человеческого организма. Мозг начинал работать с очень высокой скоростью, все гигантские нейронные массивы использовались для решения одной сверхзадачи.
А сверхзадача была сейчас одна — выжить!
Очередь крупнокалиберных экспансивных пуль ударила навстречу сверхчудовищу. Но он будто бы расплылся, силуэт атакующего Верховного вампира потерял четкие очертания. В это было трудно поверить, но он, действительно, превратился в невидимку!
Хотя даже это сверхъестественное явление имело под собой вполне объективное физическое объяснение. Как известно, поверхностный слой кожи, эпидермис, состоит из мертвых клеток. Они в принципе прозрачны. При наличии под ним особого слоя клеток с мелкими ядрами и вакуолями — клеточными полостями, заполненными особым наноколлоидным составом, способным изменять коэффициент преломления падающего света, вампир сознательно может становиться почти что невидимым.
Фотоколлоидная смесь под воздействием сложных биохимических соединений может подстраиваться под уровень освещенности местности. Поскольку эти мерзкие твари действуют либо в сумерках (или не так — в «Сумерках»), либо при ограниченных условиях освещенности, то в таком случае они становятся невидимыми. Соответственно — эта способность может привязываться к боевым свойствам вампиров. Как только вампир атакует, запускается каскад «вампирских» видоспецифичных ферментов, инициирующих, в свою очередь, феномен невидимости.
Целиться стало гораздо труднее. Рефлекторно я успел уйти в сторону с линии атаки. Длинная очередь «Гепарда» ударила в грудь Верховного вампира. На секунду я даже обрадовался — попал! Да, вот я и попал…
Этой кровососущей твари, похоже, было абсолютно все равно — свинец, серебро или летний дождик!
«Гепард» рассерженно шипел глушителем, скаля серебряные клыки, да вот только без толку. Страшные раны от экспансивных пуль с серебряной амальгамой затягивались на глазах! А смертоносные куски благородного металла выходили сами, выпадая из раневых каналов, еще больше раздирая плоть. Мясо по краям обугливалось, из рваных ран сочилась, дымясь, черная кровь. Но мегаупырь все же оставался на ногах и, рыча, приближался ко мне.
Сухо щелкнул боек — закончились патроны в пистолете-пулемете. «Гепард» озадаченно замолчал — признавая, что есть и более страшные хищники, которые и ему не по зубам…
Я выхватил «Дезерт Игл», но Черный Носферату легко выбил массивный пистолет из моей руки. Проклятое порождение ночи играло со мной, как кот с мышью… С-сука! Но страха во мне не осталось — только лишь холодная ярость, которая сейчас клокотала в венах!
Черный Носферату зарычал, обнажив белоснежные клыки.
— Ну, давай, иди сюда! — я стоял перед ним в стойке Вин-Чун. Вес тела перенесен на полусогнутую заднюю ногу, передняя выставлена вперед. Руки перекрывают центральную линию.
— Че-ло-век… — осклабился Черный Носферату. — На что ты рассчитываешь? Победить меня? Лучше не дергайся, а то мясо будет невкусным из-за молочной кислоты от работы мышц…
Посоветовал, блин! Гурман херов!!!
— Ничего, я у тебя в глотке застряну, тварь!
Высший вампир ринулся на меня. Что оставалось? Только принять свой последний бой.
Высший вампир махнул своей гипертрофированной лапой с острыми, как бритва, когтями, намереваясь одним ударом снести мне голову. За долю секунды до удара я отклонился и отвел удар «мягким» блоком-шлепком. По-китайски он называется «пак-сао». У самого лица клацнули клыки чудовища.
И тут я ударил — дедовым ножом, сделанным из поломанной казацкой шашки, с Георгиевским крестом на оголовке золоченой рукояти. Посеребренная булатная сталь с гравировкой на старославянском «Живый в помощи Вышнего…» поразила Черного Носферату в горло.
— «Живый в помощи Вышнего, в крове Бога Небесного водвориться. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под крыле Его надеешися, оружием обыдет тя истина Его. Не убоишься от страха нощного, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сраща, и беса полуденного. Падет от страны твоея тысяща, и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смтриши, и воздеяние грешников узриши. Яко Ты Господи, упование мое, Вышнего положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохронити тя во всех путях твоих. На руках возьмут тя, да некогда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступивши, и поправши льва и змия. Яко на Мя уповай, и избавлю и, покрыю, и яко познаеши имя мое. Воззовет ко мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изыму его и прославлю его: долготою дней исполню его, и явлю ему спасение мое. От твоего креста, и сохрани мя от всякаго зла. Сохрани мя, Господи, силою честнаго и животворящаго твоего креста, и сохрани мя от всякаго зла», — я шептал эту молитву, видя, как смертоносное исчадие полночи захлебывается собственной черной кровью.
Высшего вампира били судороги, он извивался, скалился разверстой пастью, но уже ничего не мог сделать. Второй удар я нанес снизу вверх — прямо в сердце твари! И еще раз — в печень!
Во имя Отца! И Сына! И Святого Духа!
Изыди, кровосос проклятый!!!
Освященный булат и молитва совершили то, перед чем оказались бессильны даже сверхмощные серебряные пули. Тварь издыхала медленно, отчаянно цепляясь за свою нечеловеческую жизнь кривыми гипертрофированными когтями. Черная кровь толчками выплескивалась из рассеченной глотки Черного Носферату, а страшная пасть впустую клацала клыками. Его движения напоминали «пляску смерти» вытащенной из воды акулы. Это была агония.
Я подобрал отброшенный «Дезерт Игл», на стволе была глубокая царапина, но оружие функционировало нормально. Проверив обойму, я выразительно лязгнул затвором. Оглядел немногочисленную свиту Верховного вампира. И впервые увидел страх в глазах упырей. Сегодня они увидели, как Че-ло-век одолел в открытом бою демона крови!
— Если кто-нибудь из вас, мрази кровососущие, тронет Киру или кого-нибудь из моих друзей — убью!
Упыри молча расступились, пропуская меня. Ужас жег их нечеловеческие сердца. Я был почти уверен, что больше они к нам не сунутся. Только страх смерти для вампиров был сильнее жажды крови. Бессмертному умирать особенно страшно…
* * *
Ветер трепал волосы, но даже он не мог разогнать густой запах крови и пороховой гари, въевшийся в одежду. За кормой лодки оставался сумрачной темной громадой «чумной форт». Там грудой скверной, гниющей плоти остался лежать самый страшный ночной кошмар.
Над Финским заливом медленно поднималось солнце.