Туристам обычно показывают сиятельный Санкт-Петербург: золотые фонтаны Петродворца, величественного Медного всадника, грандиозный ансамбль Эрмитажа, разводные мосты через Неву. Немногие из туристов видят Петербург иным, хотя есть любители и знатоки, которым интересны Мойка и Черная речка, Сенная площадь и прочие, я бы сказал, нелицеприятные достопримечательности.
Изнанка города представляется иной, далекой от сияния рекламных огней. Пожалуй, в Питере это заметно как ни в каком другом городе. Широкие проспекты соседствуют здесь с узкими улочками и тесными лабиринтами дворов, а блеск дворцов — с миазмами трущоб.
Наиболее ярко это показал режиссер Алексей Балабанов в фильме «Брат». Осень, сырость, грязь под желтой листвой. Пьянь, мразь. Дешевые шлюхи. Ушатанные в хлам наркалыги. Полностью отмороженные ублюдки, для которых «подрезать» прохожего так же нормально, как для обычных людей ходить на работу.
Такое происходит каждый вечер и каждую ночь, даже недалеко от центра города, объявленного ЮНЕСКО мировой сокровищницей культуры и архитектуры. А что уж говорить об окраинах, рабочих районах, новостройках стремительно расширяющегося мегаполиса.
Ведь Санкт-Петербург — это не только культурный центр России, но и второй по величине после Москвы город огромной страны. Настоящий Вавилон!
И у этого Вавилона есть свои блудницы и свои кровавые, темные тайны. Набережная Мойки, Фонтанка, Черная речка издавна имели дурную славу. Так же, как и Сенная площадь. Удачное я себе местожительство выбрал в Питере, ничего не скажешь…
* * *
Но меня сейчас интересовало другое место в городе, которое также было отмечено Балабановым в его фильме. Старое лютеранское кладбище. Там хоронили немцев еще при царе-батюшке.
Смоленское лютеранское кладбище было старейшим в Санкт-Петербурге. Расположено оно на набережной реки Смоленки в южной части острова Декабристов. Кладбище и название получило по реке Смоленке. Раньше его называли просто — немецким. В 1747 году Священный синод предписал Главной полицмейстерской канцелярии отыскать в городе места для кладбищ «чужестранных иноверных иноземцев».
Тридцатого января 1748 года полицмейстерская контора определила архитектору Доминику Трезини отвести под захоронения место вблизи Васильевского острова. Выбрали это место для лютеранского кладбища потому, что на соседнем Васильевском острове селилось много иностранцев. Среди них были ученые, военные, ремесленники — те, кого пригласил Петр Великий, создавая этот величественный северный город.
Со временем обширное кладбище приходило в запустение, и там стали селиться бомжи и остальной деклассированный люд.
Ну а в наши дни лютеранское кладбище является памятником ландшафтной архитектуры. Многие из надгробных памятников помимо исторической представляют собой огромную культурную и художественную ценность. Однако в последние годы некрополь находится в плачевном состоянии: склепы разрушены, ограды сломаны, скульптуры повреждены. Участки вдоль переулка Декабристов и Железноводской улицы почти непроходимы. Один из значимых исторических и культурных памятников Санкт-Петербурга сегодня остро нуждается в восстановлении.
Много лет говорилось о том, что запущенное кладбище будет закрыто, уничтожено. Периодические попытки привести его в порядок были вызваны только интересом иностранных организаций и частных лиц, работающих в Петербурге, консульств Италии, Германии, Швеции.
В последнее время кладбище все же начали приводить в надлежащий вид, но в его окрестностях хватало еще старых коммуналок и темных углов. Впрочем, хватало этого и на Невском.
Здесь жил один мой знакомый — Немец. Он занимался транзитом через Прибалтику, торговлей в Польше и Германии. Этот весьма уважаемый человек вполне мог переселиться в более престижный район — возможностей и денег хватало. Но он упрямился. «Хочу быть поближе к предкам», — говорил Немец.
Погода на улице стояла типичная для середины лета в наших широтах — то есть мелкий сеющий дождик.
Мы встретились на главной аллее старого кладбища. Владимир Карлович, он же — Немец, небольшого роста, с благородной сединой, в добротном спортивном костюме. Худощавый и подтянутый Владимир Швендих выглядел словно вышедший на пенсию тренер. Собственно, тренером, и весьма известным, он и был. Его воспитанники занимали призовые места на всех соревнованиях по боксу в бывшем Советском Союзе.
Но Союз распался, одним только тренерством мастер спорта по боксу и спортивный наставник национальной категории прокормиться уже не мог. И он поначалу принялся гонять «тачки» через Прибалтику и Польшу. Боксерская подготовка и служба в Советской армии оказались весьма кстати, впрочем, как и монтировка. Бандюги, расплодившиеся на «караванных дорогах», стали за версту обходить невысокого щупловатого «водилу» и его товарищей. Потом Владимир Карлович и сам стал во главе доходного транзитного бизнеса. Занимался все теми же подержанными автомобилями, гонял «челноков» за товаром в Польшу и дальше — в Европу. Бывало всяко — были и «стрелки», и «разборки». Но были рядом и друзья, и ученики-боксеры, которые тоже подались в криминал.
Владимир Карлович Швендих проявлял стальную волю и решимость не только на ринге, но и в жизни. А теперь в этом почтенного возраста господине мало кто мог узреть широко известного в узких кругах криминального авторитета.
— Привет, Игорь.
— Здравствуйте, Владимир Карлович.
Мы пошли по заброшенным аллеям старого кладбища. Над нами шумели листвой деревья, шелестел по веткам дождь, умывая растрескавшийся асфальт.
— Хорошо тут, спокойно…
— Боюсь, это лишь видимое спокойствие.
— Затишье перед бурей, — кивнул умудренный опытом собеседник.
— Владимир Карлович, вы ведь в курсе всех событий, которые происходят в Санкт-Петербурге и его окрестностях.
Немец усмехнулся:
— Не слишком ли пафосно?
— Нет, — покачал я головой. — Вы ведь прекрасно знаете: чтобы выжить, нужно владеть максимально возможной информацией.
— Это, конечно же, так. Но еще нужно уметь дозировать эту информацию. Уметь ею распоряжаться наиболее эффективным образом. У знакомого моего убытки большие. Его девочки работать не хотят, боятся.
Я, что называется, навострил уши. Именно из таких крупиц информации и складывается общая картина, словно пазл собираешь. Эх, не сыскарь я, не контрразведчик. Помню, работали мы в усилении «конторы», шерстили села в Чечне. Так там их командир, майор ФСБ, — вот это волкодав! Ладно — отвлекся.
— Говорят, что напугали их.
Я посмотрел в лицо Немцу и неопределенно пожал плечами.
— Испугать девочек не так-то и просто.
— У них одну из хат разгромили, — вполголоса сказал Владимир Карлович. — Крови — по щиколотку. С ними было двое охранников, оба с «пушками». И их обоих положили. Девок — просто покрошили.
У меня перехватило дыхание. Несколько мучительных секунд я судорожно соображал.
Обычно притоны маскируются под «массажные салоны», «мотели», «рекреационные VIP-зоны». Но это — для очень дорогих «клиентов». Для, так сказать, «среднего класса» есть квартиры. В Интернете или в газете объявлений — мобильный телефон «массажного салона». Но находится он на квартире в обычной девятиэтажке, в одном из «спальных районов» Санкт-Петербурга. Там сидят девочки — на выбор. Выбираешь любую из них или сразу нескольких «жриц любви» и уединяешься с ними в отдельной комнате с огромной двуспальной кроватью и хорошей звукоизоляцией стен. С девушками вместе сидит еще и пара охранников, на тот случай, если клиент начнет вести себя неадекватно. Ведь воспользоваться услугами «жриц любви» приходят и полнейшие «отморозки», для которых главное — не удовольствие, а возможность поиздеваться над жертвой.
— А когда это случилось? — спросил я обескураженно.
Казалось странным, что авторитетный человек откровенничает с не шибко-то и известным гражданином. Ведь кто я для окружающих? Всего-навсего лишь бывший контрактник, праздношатающийся человек без определенных занятий, не нашедший себя в «обычной жизни». Но дело в том, что в жизни «необычной» я весьма удачно выковырял несколько кусочков деформированного свинца из бренной телесной оболочки Владимира Карловича Швендиха. За что он помогал мне со всей своей немецкой основательностью, помноженной на русскую душевность. Впрочем, я никогда не злоупотреблял проявлениями благодарности.
— Да уж недели две прошло. Опера и следаки носом землю роют. Дело в связи с жестокостью происшедшего передали на контроль ребятам с Литейного.
Странно, значит, когда я разговаривал с ребятами в УВД, все уже случилось. И они или не рассказали, или не знали об этом. Хотя с какой стати они должны делиться оперативной информацией со мной, в принципе, посторонним человеком?.. Их можно было понять.
Я начал быстро «прокачивать» ситуацию. По всему получалось, что так оно и лучше. Придется самому во всем разбираться. Инкогнито.
Но для этого нужно еще раздобыть максимум информации и встретиться с одним нужным человечком.
* * *
Гришка Муха свою кличку оправдывал полностью: маленький, верткий и какой-то текучий, что ли, гибкий. Гришка был когда-то цирковым гимнастом, а сейчас трудился на полной опасностей, но благородной ниве незаконных экспроприаций. Проще говоря, он был квартирным вором-«форточником».
— Ну и че? — черные глаза виртуоза цирковых подмостков и грозы раскрытых форточек глядели, как всегда, настороженно.
— Хату нужно подломать.
— Какую хату? И че мне с этого будет?
— Хата напряжная. Менты ее опечатали. Но ты ж меня знаешь…
Муха кивнул.
— Что с меня?
— Вскроешь и отваливай. Плачу вперед.
— Слышишь, док, а конкретнее: че за хата? Не та, где девок порезали?
Твою же мать! Похоже, что один я не знаю ничего о том случае. Что-то мне все это не нравится.
Что я и высказал Мухе.
— Да, мутняк еще тот… У меня девка знакомая с той конторы — рассказывала, что девочки после того вообще поувольняться хотели. А две из них и вообще в монастырь подались. Прикинь, профессионалки — и в монастырь!
— Когда?
— Позавчера еще. А на дело когда собираемся?
— Завтра. Муха, ты же спец, поможешь отыскать нычки? Ты меня знаешь — денег не пожалею.
— Посмотрим…
— Подходи после полуночи.
Решено. Ну а пока мне нужно пройтись по своему любимому городу. Попетляв по переулкам, я вышел к каналу. Посмотрел на темную воду…
— Эй, фраерок, не заблудился?
Я развернулся к двум фигурам, появившимся из темной подворотни. Вот черт! Только ночных налетчиков мне и не хватало. Хотя… Такая уголовная шушера обычно замечает все, что творится на улицах, особенно — после захода солнца. И своим шакальим и крысиным чутьем осознают многое. Эти мысли промелькнули у меня в мозгу за сотые доли секунды. Тело, как всегда, само подобралось, сгруппировалось для дальнейших действий, а голова стала пустой. Я был готов, и теперь только от меня зависело, оставлю я их в живых или нет. Правда, они этого еще не знали, и это было их главной ошибкой.
Так, пара идет ко мне, третий прячется в подворотне. Идиот. Видеть я его, конечно же, не видел, но вот шорохи, которые он издавал, арка усиливала достаточно сильно.
— Эй ты, я к тебе обращаюсь, падла?! — говоривший молниеносно, как ему показалось, выбросил вперед кулак.
Я встретил его прямым ударом ноги, сложившим средней паршивости уркагана пополам.
Перед лицом блеснул слабый металлический отсверк. Я увернулся. Нож нужно блокировать только двумя руками!
Прихватив предплечье атаковавшего меня второго хулигана, я вывернул ему руку болевым приемом, одновременно ударив его ногой в колено. Тот рухнул на колени. И тут же ударил коленом по руке с ножом. Заточенная полоска металла звякнула о камни. И снова — коленом по лицу нападавшего. Третий — тот, что прятался в арке — решил не накалять ситуацию и драпанул, дробное эхо его топота разбилось о стены и своды арки.
Я обернулся и сильно ударил первого из нападавших еще раз ногой в живот, футбольнул так, что мало не показалось. Тот зашелся хриплым судорожным кашлем.
— Ну, че, пообщаемся? Недавно разгромили притон на хате. Что ты знаешь об этом?
— Не, в натуре!.. Не мой уровень…
— Базару ноль, — я прихватил его руку и вывернул его хитрым болевым приемом. Теперь он мог только тихонько скулить. — Ну а что люди бают? — хватка немного ослабла.
— Всякое… Говорят, это — залетные. Тачку видели, «джипяру» здорового, как амбар. Номера транзитные.
— Свободен!..
* * *
Светящиеся стрелки на циферблате наручных часов показывали четверть первого. Из темноты раздался тихий свист. Муха был, как всегда, пунктуален. В черных спортивных штанах, водолазке и мягких кедах он смахивал на спортсмена-любителя, если бы только не черная кожаная сумочка на ремне через плечо.
— Готов?
— Пошли.
Мы нырнули в узкий дворик. Муха осторожно открыл незапертую дверь парадной, и мы поднялись по узким гулким ступенькам. Мой напарник двигался, словно тень, мягкой кошачьей походкой. Я тоже шел крадучись, как учили меня в десантно-штурмовой бригаде.
— Эта?.. — шепотом спросил меня Муха, указывая на опечатанную казенным штампом обычную дерматиновую дверь.
Я кивнул.
— Открыть сможешь?
Муха издал неопределенный шипящий звук, лишь отдаленно напоминающий смешок. Он достал из кожаной сумочки аэрозольный баллончик и побрызгал края казенной бумажки, опечатывающей дверь. Затем из все той же сумочки на свет появился хирургический скальпель с изящным листовидным клинком. Муха аккуратно поддел края бумажки и снял ее, положив в тонкий полиэтиленовый файл.
— Блин, тут замки немецкие, — пробормотал он, ковыряясь какой-то хитрой отмычкой.
Раздалась серия тихих щелчков, похожих на то, как взводится курок пистолета.
Я напрягся, нащупывая под легкой курткой поясную кобуру с «макаровым». Патрон был дослан в патронник, и, если что, мне хватило бы двух десятых секунды, чтобы вырвать оружие из кобуры…
— Все в ажуре, начальник… Я отваливаю.
Я молча передал Мухе его долю.
Все — дальше сам.
За спиной щелкнул автоматический замок. Я вошел в небольшой коридорчик, огляделся. Свет я зажигать, естественно, не стал, да и не нужно было: белая ночь — мне помощница. Обычная трехкомнатная квартира, евроремонт. В зале диван и огромная «плазма». Кухня сверкает хромом и никелем, словно кабинет стоматолога… Везде — чистенько и опрятненько. Ни следа произошедшего кровавого кошмара.
Я вытащил пистолет Макарова из поясной кобуры и накрутил глушитель. Береженого Бог бережет…
Спальня. Ну, тут все ясно — огромная двуспальная кровать, настоящий «сексодром», и зеркальный потолок над ней. Вот это разврат! Как говорится: «Вот бы мне такое ложе, кабы был я помоложе». У меня даже воображение разыгралось — что ж они тут вытворяли-то?..
Наверняка забавный фильм получился. Я встал на кровать и включил компактный полицейский фонарик. Острый сфокусированный луч подсветил потолок, и вскоре я нашел то, что искал: крепления миниатюрной видеокамеры на потолке возле люстры. Ага, «граждане-менты» так же, как и я, не поверили в искренность чувств ударниц сексуального фронта… Но они и недооценили изобретательность тех, кто любил посмотреть «порнушку-онлайн». Зачем же тогда зеркальный потолок? Вторую микровидеокамеру я обнаружил в стене. Она была сориентирована таким образом, чтобы показывать отражение с зеркального потолка. Ну, придумщики! Как в том анекдоте про поручика Ржевского: «Что?! И люстра тоже не продается?!» — «Знаете, поручик был таким выдумщиком!» Но что-то подобное я и ожидал.
Положив на тумбочку «макаров», я щелкнул выкидным ножом. Лезвием поддел микровидеокамеру. Проводка я не обнаружил, значит, здесь было «блютуз-соединение». Ага… Швейцарский «универсал» отправился в карман, а оттуда возник «навороченный» смартфон. Навряд ли те, кто устанавливал видеокамеры, сильно заморачивались — они ведь считали этот милый и уютный бордельчик своей территорией. Я быстро подключился через смартфон к видеокамере и «слил» информацию с ее встроенной карты памяти по беспроводному соединению. И тут же выключил хитрый аппарат. Дома меня ждал приятный просмотр…
Краем уха я услышал невнятный скрип и тут же насторожился. Сунув смартфон в карман, я подхватил с тумбочки пистолет.
Раздалась серия тихих щелчков, последние два совпали по звуку с клацаньем предохранителя и взводимым курком моего пистолета. Ну-ну, кому это не спится в ночь глухую?.. Опережая полночного гостя, я метнулся в другую комнату, прямо по коридору. Дверь распахнулась, и в квартиру вошел коренастый мужчина. Одет он был, как и я: джинсы, черные ботинки и темная куртка.
— Psja crev! — выругался он тихо по-польски.
За ним вошел, мягко ступая, второй, чуть повыше, в такой же неприметной одежде. Они перекинулись парой невнятных фраз, и тот, что повыше, направился прямиком в спальню.
«Иди-иди, голубь сизокрылый…»
Второй что-то насторожился. Я производил шума не больше, чем тень отца Гамлета, но коренастый, видимо, учуял меня звериным чутьем. Не каждому это дано, но этот, видимо, был матерым и прошел спецподготовку. Во всяком случае, действовал он профессионально: правая рука нырнула под мышку и стремительно вылетела вперед, уже вооруженная черным вороненым металлом.
Я не медлил. Согнутая в локте и прижатая к ребрам левая рука сжимала пистолет Макарова. Глушитель кашлянул два раза. Коренастого отбросило к стене, и он медленно осел, привалившись к стене. Его пистолет упал на толстый пушистый ковер.
Глушитель, конечно же, не убирает звук выстрела полностью, да и лязганье затвора при выстреле слышно довольно сильно. Второй поляк начал стрелять, еще не появившись из дверей. Его оружие тоже было снабжено глушителем. Пули с тихими хлопками дырявили гипсокартонные стены. Резко запахло сгоревшим порохом. Я кувыркнулся по полу, стреляя в ответ. Это поумерило пыл потомка Володыевских и Кшетусских. Мой взгляд упал на валяющийся на ковре пистолет. И я сразу же придумал грандиозную подляну. Подхватив незнакомый мне ствол, я всадил пару пуль в замок и выскочил на лестничную площадку. Выстрелов никто не слышал, так как и этот пистолет был оснащен глушителем. На этом наша «тихая война» была закончена.
Спрятав пистолет в карман, я пробежал пару кварталов, а потом вызвал такси. Бомбила в этот предутренний час принял меня за подгулявшего ловеласа и согласился подбросить — благо, тут было недалеко.