Ствол, который обронил подстреленный мной поляк, оказался весьма занятным. Я залез в Интернет и нашел там информацию о нем. Называлась пистоля сия VIS Radom. Польская «реплика» всемирно известного американского «Кольта М 1911». Только выглядит этот пистолет, как гибрид ужа с ежом — автоматический предохранитель на тыльной стороне рукоятки оружия дополнен обычным флажковым. Да и калибр далеко не «кольтовский» — 9×19 миллиметров Parabellum. Ох уж эти поляки со своим гонором… «Передрали» бы конструкцию «Кольта» один к одному, как потомки конкистадоров со своей «Астрой». Нет же — решили повыделываться… Хотя «игрушка» вполне себе внушительная.
Я выщелкнул магазин: так и знал, патроны с серебряными пулями. Ах ты, гаденыш! И какого, вообще, черта происходит?! Ладно я — отморозок, но что нужно абсолютно посторонним тут полякам, да к тому же еще и вооруженным до зубов серебром? В квартире, где произошло зверское массовое убийство и которая опечатана следственным отделом УФСБ Санкт-Петербурга и области?!
Еще раз — что им было нужно? Скорее всего, то же, что и мне…
Но в чем же смысл?
А сейчас и узнаем! Я скопировал видеофайл скрытой камеры на «квартире увеселений» со смартфона на компьютер. Активировал программу декодирования.
Увиденное заставило зашевелиться волосы даже у меня, несмотря на довольно долгую практику подпольного доктора и общение с кровососами…
* * *
Поначалу все шло, как обычно: накачанные, коротко стриженные бычки возжелали любовных утех. К их услугам были покладистые телочки и горячительные напитки. Переговариваясь по-польски и перекинувшись парой сальных шуток с охранниками «конспиративной квартиры утех», ребята разошлись по апартаментам. Двое из них, кстати, решили устроить свальный грех. Стеснения никто не испытывал.
Однако телочки решили усугубить жесткий секс, причем весьма кардинальным образом.
Скрытая камера с бесстрастностью робота фиксировала все последующие события.
Стоны и незамысловатые телодвижения приближались к своему пьянящему апогею. Вот один из польских воинов захрипел, с особой страстью сжимая партнершу в объятиях. На плече у него вздулись узлы мышц, рельефнее прорисовывая незамысловатую татуировку: крылатый череп и буквы «G.R.O.M.» на фоне купола парашюта.
И тут же его сладострастный хрип резко перешел в утробное бульканье собственной кровью! «Ночная фея» в одно мгновение превратилась в полночную хищницу и рванула его клыками по горлу, словно волчица, режущая барана. Она припала к страшной ране на шее своей жертвы, еще больше наращивая амплитуду срамных движений. А потом и сама забилась в судорогах кровавого оргазма!
В других комнатах происходило примерно то же самое — всех бойцов польского спецотряда «ГРОМ», или кто они там были, буквально разорвали в клочья! Смерть их была лютой, а «ночные бабочки» распустили вдруг свои уродливые перепончатые крылья!.. Это я, конечно же, образно…
Кровь, действительно, лилась рекой, а выпотрошенные внутренности жертв скользили по полу. Одна из «жриц любви», услаждавшая своего клиента оральными ласками, разорвала тому пах. Там тоже находились магистральные кровеносные сосуды…
Б…дь! Меня аж передернуло от отвращения! Никогда не доверяйте проституткам…
Охренеть! За что же их так?! И кто вообще эти польские парни? По виду — типичные наемники. Вроде бы как служили в отряде специального назначения. Тот с татуировкой — так уж точно. Но и вампирам устраивать такую кровавую бойню особого резона нет. Они вообще весьма скрытные твари, просто повернутые на самоконтроле и конспирации.
Больше всего это походило на казнь или показательную акцию устрашения. Мол, сунетесь — всех перемелем в фарш кровавый!
Вопросы, снова одни лишь вопросы, и ни единого намека на более-менее внятные ответы.
* * *
От раздумий меня отвлек телефонный звонок. Не на обычный номер, но и не на тот, по которому мне звонили упыри в случае необходимости. Этот номер — для связи, если ранен не кровосос, а человек. Но человеку этому не резон «светиться» в больнице…
Собственно, с нелегальной медицины я и начинал. Да и сейчас тоже занимался иногда этим весьма почтенным занятием. Но скорее — для поддержания квалификации. Ведь уже не девяностые и мой город давно не «Бандитский Петербург», да и разбитые уличные фонари уже почти все заменили на новейшие неоновые светильники. И с людей мне пришлось переключиться на нелюдей.
Но именно тогда, в лихие девяностые, я вытаскивал пули из Владимира Карловича Швендиха — немца и потомственного русского подданного на государевой службе.
Трель звонка заливалась все настойчивее и настойчивее.
— Алло.
— Приезжай в Петергоф, нужен твой опыт.
— Еду.
Что-то в голосе звонившего мне не понравилось, да и сама ситуация выбивалась из наезженной жизненной колеи. Но заказ есть заказ. Кроме того, существовала еще и клятва Гиппократа, а там находился человек, который требовал помощи.
Я вызвал такси и поехал на набережную Невы. Оттуда каждые полчаса ходили «Метеоры» на подводных крыльях на Петергоф. И вскоре я уже несся по водной глади Большой Невы, стоя на верхней палубе. Светило солнце, ветер ерошил мои коротко стриженные волосы, развевал локоны стоящей рядом блондинки в легком летнем платьице. Сейчас бы закрутить с ней, пройтись по Дворцовой набережной, а потом отужинать в ресторане «Золотой лев». А потом заняться любовью в сиянии белой ночи…
Но меня снова ждали боль, кровь и смерть… Твою же мать!
* * *
Петродворец встретил меня сиянием золотых скульптур, могучим Самсоном, замершим в смертельной и вечной схватке с достойным златогривым противником. Золотая колоннада фонтанов спускалась к седой Балтике, где царь-кораблестроитель прорубил окно в Европу…
Петергоф — это светлая сторона Империи. Когда наши мелочные и продажные демократы и «правозащитники» рассуждают о «проклятом имперском прошлом», то пусть они приедут сюда и увидят, что могла и что может Империя! Только огромной стране по силам создавать шедевры. Лувр, Эрмитаж, Третьяковская галерея, галерея художеств в Гамбурге, Букингемский дворец, статуя Зевса в Олимпии великого скульптора Фидия и римский Колизей, собор Святого Петра, Дворец дожей в Венеции — это все было создано империями на пике их могущества.
Но меня ждала не роскошь величественных дворцов и фонтанов и даже не строгий комфорт «Посольской деревни». Все было гораздо более скромно — небольшой деревянный домик, всеми забытый и затерянный среди таких же небольших дачных строений.
Там находилась еще одна моя подпольная клиника, оборудованная операционной и почти всем необходимым набором аппаратов и препаратов.
Меня ждали. Во дворе стоял серый джип, дверь в домишко была открыта. Я вошел, краем глаза отметив, что водитель дежурит за рулем. Незваные гости сидели на кухне и пили чай. Трое, взгляды настороженные, весь их облик напоминал загнанных волков. Разговор начал высокий пожилой джентльмен с благородной сединой на висках. По-русски он говорил с едва заметным акцентом.
— Здравствуйте, э… пан доктор. Проходите, пожалуйста. Нашему товарищу срочно нужна помощь. Он в соседней комнате.
— Характер ранения? — коротко спросил я.
— Огнестрельное, но по некоторым важным причинам мы не хотели бы обращаться в клинику, — сказал он, упреждая мой вопрос. — Естественно, мы вам заплатим за беспокойство и за высокий профессионализм.
— Хорошо. Мне нужен один из ваших ребят, он будет ассистировать.
— Я сам, и это не обсуждается.
Так-так, видимо, командир группы не желает, чтобы его подчиненный откровенничал… Что же они за люди такие?..
— Переодевайтесь. В предоперационной есть стерильный хиркомплект. А я пока осмотрю раненого.
Коренастый, невысокий парень лежал на диване и порывисто дышал, глаза были закрыты, губы наливались синевой. Шок — сразу определил я. На правом плече и на боку запеклась кровь. Судя по всему, кровотечение они остановили, но куски свинца вперемешку с крупицами сожженного пороха сидели сейчас в его плоти. А значит — велика опасность заражения.
Вот же, б…дь, совпадение! Ночью я собственноручно всадил в него две пули, а теперь собираюсь его же оперировать! Ладно, клятва Гиппократа — превыше всего.
* * *
Лицо клиента было бледным в свете бестеневой лампы. Из уголка рта шла трубка аппарата искусственной вентиляции легких, раненый был интубирован. По кардиомонитору ползла зубчатая зеленая линия, мерно вздыхала ИВЛка. В прозрачных трубках по каплям в вену пациента вливался физраствор. Наготове были и пакеты с кровью.
Раны оказались не такими уж серьезными. Пуля, выпущенная мною ночью, скользнула по ребрам, пробила кожу и подкожную жировую клетчатку и застряла в мышцах спины. Я изрядно намучился, выковыривая ее оттуда. Но это было к лучшему. Если бы я попал этому типу в печень, то произошел бы разрыв капсулы органа из соединительной ткани. Последовавшее бы за этим массивное кровотечение добило бы поляка в течение получаса. Если бы пуля прошла ниже, то попала бы в почку — с тем же эффектом. А так — всего лишь тяжелая мясницкая работа.
Рана в плече была неопасной, но именно она и послужила причиной болевого шока. Ключица была раздроблена, и осколки кости повредили суставную сумку плечевого сустава. Пулю-то я вытащил вместе с костными отломками, рану обработал тщательно. Но пациента ждала долгая реабилитация после этого. Полгода, как минимум, и не факт, что плечо восстановится полностью.
А на плече у него под потеками крови я нашел такую же татуировку: «G.R.O.M.». Снова — польский спецназ.
Я наложил крайние швы (не люблю слово «последний») и сделал пару инъекций. Невольный ассистент вопросительно посмотрел на меня. Кстати, чувствовался в мужике опыт ковыряния в чужих внутренностях. Не военврач, может быть, и не военфельдшер, но все мои указания он выполнял молча и точно.
— Все. Жить будет, только вот с плечом намается. Я вколол антибиотики широкого спектра действия, обезболивающее и витамины, чтобы поддержать организм.
Седоволосый коротко кивнул и молча вышел из нашей импровизированной операционной.
Я тоже пошел переодеваться, как вдруг услышал шум мотора. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце. Быстро натянув обычную одежду, я выглянул в окно. К нашему двору подкатился черный квадратный «Мерседес»-внедорожник.
Трое на кухне тоже насторожились.
Я на всякий случай нащупал свой «Макаров» в поясной кобуре.
Дверцы «Глендвагена» распахнулись, и уже по хищной грации его пассажиров я понял, кто к нам пожаловал.
Твою же мать! Ну, твою мать, на хрен!!!
Троица на кухне стала палить по темным фигурам сквозь окна. Седоволосый, читая нараспев католические гимны, уже успел высадить обойму своего «Кольта». Безотказное детище Джона Мозеса Браунинга выплюнуло все семь увесистых пуль с уверенным раскатистым грохотом. Одна из фигур споткнулась и упала. Грудь нападавшего дымилась от страшных ран. Стрелок быстро перезарядил оружие. Всем хорош «Кольт», но только не емкостью обоймы.
Двое парней седоволосого палили из американо-германских пистолетов «Хеклер-Кох» MK-23 Mod 0 US «Socom». Под этим длинным наименованием скрывался штурмовой двенадцатизарядный пистолет сорок пятого калибра. Данные модели были оснащены глушителями, но их затворы лязгали так сильно, что перекрывали даже выстрелы из «Кольта».
Нападавшие тоже стали стрелять из пистолетов-пулеметов. Очереди выбили стекла в моей «избушке», один из поляков-спецназовцев упал, прижимая руки к простреленному горлу. Кровь оттуда хлестала ручьем. Почуяв ее, нападавшие отбросили всякую цивилизованность — вместе с опустевшими пистолетами-пулеметами. Огромными, просто невероятными прыжками они очутились возле дома и попросту вынесли дверь вместе с косяком. То, что дверь была металлическая, сделанная по спецзаказу на Путиловском заводе, их не остановило.
Седоволосый успел выпустить половину обоймы в одного из нападавших, но второму парнишке было уже не помочь.
Кровосос прыгнул на него и в мгновение ока изорвал клыками и когтями его горло и грудь. Когтистые лапы упыря задымились, но бронежилет с дополнительными серебряными пластинами оказался распущен на полосы. А в дом через окна врывались еще твари…
Я выстрелил из «Макарова» по ближайшей перемазанной кровью фигуре. Я вел огонь с двух рук, целясь из пистолета «по-винтовочному». Но все равно отдача была сильной, уши заложило от грохота в относительно замкнутом пространстве. Впрочем, я испытывал всего лишь дискомфорт при стрельбе. Что же испытал в последний миг своей паскудной жизни упырь, сказать сложно… Две пули подряд разворотили ему грудную клетку, третья — расхреначила череп, как перезревшую тыкву.
Вся эта ситуация мне не понравилась еще утром — незапланированным звонком на номер, которым я давно не пользовался… Поэтому я взял не обычный «макарыч», а приобретенный у Тараса «травмат» 45-го калибра. Естественно, переделанный мною под стрельбу серебряными пулями. И «макарыч» не подвел. Я слишком долго лечил упырей и знал, куда нужно целиться. В голову, в сердце, в печень, в селезенку. Там, где много кровеносных сосудов. Вампиры практически неуязвимы и регенерируют очень быстро, но все, что касается крови, делает их уязвимыми. Сам нечеловеческий организм начинает вырабатывать различные гемолитические ферменты в ответ на внутреннее кровотечение. В итоге зло пожирает само себя в буквальном смысле слова.
Еще один «красавец» с раззявленной пастью отлетел от седоволосого. Тот и бровью не повел, перезаряжая в очередной раз свой «Кольт». Хорошая машинка, уважаю. Да и сам стрелок внушал уважение своей непоколебимой твердостью.
— Psja crev! — выругался он. — Их слишком много! Доктор, забирай раненого и уходи к реке. Там — моторка. Я их задержу!
Седоволосый отошел в комнату и стал в дверном проеме словно царь Леонид при Фермопилах. Я бросил ему помповый «Моссберг».
— Там восемь патронов, картечь — серебряная! — сказал я, выпуская подряд все оставшиеся три пули. За крупный калибр пришлось платить ограниченным боекомплектом: шесть патронов вместо восьми. «Макарыч» 45-го калибра рвался из моих рук, словно волкодав на строгом ошейнике. Еще двое атаковавших нас вампиров упали. Один из них точно не выкарабкается. Он уже сам стал разрывать себе же окровавленную грудь когтями. Инстинкт крови у вампира был даже сильнее чувства самосохранения.
Я выбросил отстрелянную обойму, вогнал новую и щелкнул клавишей затворной задержки.
— Уходите!
Вышибить окно каталкой с инструментами было делом одной секунды. Поднатужившись, я выбросил прямо на битое стекло своего пациента. Потом выпрыгнул сам и, подхватив поляка, перекинул его руку себе через шею. Ну, прямо партизаны, спасающиеся от эсэсовцев!
Моторная лодка с мощным турбированным двигателем стояла там, где и сказал седоволосый. Судя по частым хлопкам выстрелов за кормой, бой в моей хате все еще продолжался.
Я буквально забросил безвольное тело пациента в моторку, поспешно отошел на веслах и завел мотор. В реве турбированного Suzuki и брызгах пены мы рванули по Финскому заливу. Наперерез нам было бросился катерок речной милиции… тьфу ты — полиции, постоянно забываю, что их переименовали. Теперь Россия совсем стала колониальной страной: туземное войско, колониальная полиция из особо приближенных, помпезные церемонии и нищета коренного населения…
Естественно, «речные понты» от нас быстро отстали — силенки маловаты у бюджетников-то…
Мы чудом разминулись с идущим по фарватеру мелководной Маркизовой лужи рейсовым «Метеором» и вошли на Большую Неву. Кстати, для того, кто не знает: мелководный Финский залив так назвали моряки в честь недоброй памяти маркиза де Траверсе, командующего Балтийским флотом. Он был труслив, боялся ответственности, а посему велел кораблям за пределы Маркизовой лужи не выходить.
Потом мы свернули на Фонтанку, пронеслись, пуская белые буруны, мимо самого маленького памятника моего любимого города — тому самому Чижику-Пыжику, и начали петлять по каналам и речушкам Северной Венеции.
Я покосился на раненого. Морская прогулка и свежий ветер благоприятно сказались на его самочувствии. Не отрываясь от штурвала моторной лодки, я проинформировал его:
— День пересидишь у меня, а потом вали на все четыре стороны! Я тебе не нянька. Бок заживет быстро, а вот с плечом ты еще намаешься. Ну ничего, зато бросишь карьеру ведьмака, или как оно у вас там называется. И станешь мирным пастором-проповедником…
— Не богохульствуй! — скрипнул зубами мой недавний пациент. — Это — исчадия ада! И гореть им всем в геенне огненной!
— Вот в этом я с тобой согласен…
Тем временем мы продолжали петлять по малым рекам и каналам Санкт-Петербурга, обгоняя экскурсионные катера и пароходы.
Целый день после всех этих приключений мы отсиживались в маленькой комнатушке коммунальной квартиры. Я отсыпался и отъедался после столь бурных приключений. Мобильный телефон я выключил.
А вечером поймали «бомбилу» и поехали на лютеранское кладбище. Если бы я только знал, как круто изменится все в моей жизни после этой поездки.