Мой пациент уже, что называется, «доходил». И немудрено — получив такие ранения. По большей части, несовместимые с жизнью. Правда, простые понятия «жизнь» и «смерть» приобретают новые оттенки смысла, когда имеешь дело с вампирами.

Да-да, онивсе же существуют, но не как «ожившие мертвецы», а как вполне себе живые «полночные хищники». Я не знаю, да и не хочу знать, откуда они появились, хватает и того, что для меня они — кровные враги, в прямом и переносном смысле. Из-за них мне пришлось пройти все круги ада, но тогда победа все же осталась за Человеком.

Однако нужда — штука суровая. И она диктует подчас свои правила. Однажды я зарекся иметь дело с упырями, хотя это и приносило немалый доход. Но, как говаривал наш комбат: «Зарекалась Маша не е…ся — за…сь Маша зарекаться»! И вот я снова штопаю очередного ублюдочного кровопийцу, которого свои же едва не разорвали на части. Конечно, бизнес неплохой: и деньги немалые, и материал для подпольных исследований… Но приходится сдерживать себя, повторяя про себя, как мантру, главную заповедь врачей: «Не навреди».

Дело в том, что вампиры просто дуреют от вида крови. В том числе и своей собственной. Для упырей субстанция красного цвета, текущая в наших венах, является мощнейшим стимулятором агрессии и инстинктов убийства. Истекающий собственной кровью вампир пытается ее пить, терзая собственную плоть! Спасти кровососа, как это ни парадоксально, может только человек. Вот этим-то я и занимаюсь.

Очередной пациент моей «полночной клиники» лежал сейчас на операционном столе, привязанный серебряными цепями. Раны на его теле были просто страшными — никто из людей с такими повреждениями бы не выжил. Голова разбита, правый глаз вытек, и на его месте зияет кровавый провал. С шеи сорвана кожа и мышцы, справа остались только сухожилия и чудом уцелевшие артерии и вены. Грудная клетка рассечена, ключица и пара ребер сверху сломаны, плечевой сустав раздроблен, правая рука болтается как плеть, вся изжеванная страшными клыками. Брюшная полость вспорота — кишки наружу. Несмотря на приток прохладного стерильного воздуха, в операционном боксе удушающая гнилостная вонь от вампирьей требухи. Кроме этих… даже не ран, а «мясной нарезки пополам с кровавым фаршем» все остальные повреждения казались легкими царапинами. Да уж — свезло так свезло!..

Да уж — время идет, а кровожадные твари не меняются. Передо мной типичное обширное проникающее торакоабдоминальное ранение с множественными разрывами внутренних органов. А кроме того — открытая черепно-мозговая травма и повреждение глаза.

Провожу подготовительные манипуляции: прочищаю глотку, освобождаю от сгустков крови, интубирую своего «полночного пациента», подключаю его к установке искусственной вентиляции легких, кардиомонитору, ставлю капельницу с физраствором, чтобы восполнить кровопотерю. Сейчас давать кровь упырю нельзя — сдуреет окончательно и потеряет контроль над собой.

— Ну, че, клыкастенький, зараз будет трошки охренительно больно!

Я взял со столика скальпель, холодно блеснула инструментальная сталь специальной марки «3-Х-13». Приступим. На шее — самое опасное ранение. С него и начнем. Скальпель тонко срезает окровавленные лохмотья плоти. На кровеносные сосуды наложены лигатуры — тонкие шелковые нити перехватили сонную артерию и яремную вену. Промываю антисептиком, чтобы не было воспаления.

Так, теперь — вверх. Лоб нелюдя прихвачен эластичным, но крепким ремнем. Выскребаю скальпелем ошметки глазного яблока из орбиты. Упырь дергается и глухо воет, когти скребут по операционному столу. Да, понимаю — больно. Надбровье треснуло. Чем же его били?.. Марлевым тампоном на корнцанге обрабатываю разбитую глазницу. Работаю четко и осторожно. За тонкой костной перегородкой мозг, а его повреждение даже для вампира — смертельно.

— Не вертись ты, мать твою! — отвлекаюсь на то, чтобы вколоть упырю ампулу омнопона. Не из жалости, а чтобы он, зараза клыкастая, не мешал.

Идем вниз — грудная клетка. Плевральная полость вспорота. Легкие спались — гемоторакс. Хотя эти бестии могут задерживать дыхание до пятнадцати минут. Откачиваю кровь из плевральной полости, убираю сгустки. Теперь самое сложное — заштопать поврежденное легкое. Щелкает зажим иглодержателя, изогнутая игла с кетгутом ведет стежок за стежком сложного хирургического шва. Кетгут — стерильные бараньи жилы, потом сам рассосется со временем. Работаю аккуратно и размеренно. Легкие освобождены от крови и начинают наполняться воздухом. Если бы не аппарат искусственного дыхания, то упырек уже бы скопытился. Ушиваю листки плевры — секунда за секундой, под писк кардиомонитора и шипение ИВЛки.

Все, твою мать… Устал я что-то. Но расслабляться нельзя. Ключица, ребра — а и хрен с ними, сами срастутся… У вампиров просто феноменальные способности к регенерации. То же касается и плечевого сустава: там я просто убираю осколки раздробленных костей и промываю рану.

В брюшной полости полно крови. Видимо, страшный удар, разворотивший вампиру живот, повредил еще и брыжейку, на которой закреплены петли кишечника. А там находятся довольно крупные кровеносные сосуды. Отсос не справляется с постоянно льющейся кровью. Беру зажим и тыкаю им наугад в рану. О, попал! Кровит теперь существенно меньше. Еще один зажим на поврежденный кровеносный сосуд я ставлю уже более «прицельно». Потом я перевязываю кровеносные сосуды тонкими шелковыми нитями — накладываю лигатуры.

Ушиваю брыжейку, накладываю швы. Вообще-то шить приходится очень много, недаром слово «хирургия» переводится с латыни как «рукоделие». Эта операция длилась еще около полутора часов. Руки хоть и не по локоть, но тоже уже изрядно в крови. Накладываю последние швы. Теперь можно поставить моему «полночному пациенту» капельницу с кровью — все равно какой группы. Вампир очухается не ранее чем через три часа.

Скальпель я, конечно же, о хирургическую робу не вытирал, просто положил на столик для нестерильных инструментов. Окинул взглядом хирургический стол с зафиксированным на нем «полночным пациентом». Еще одна операция, еще одна крупица «неживого» опыта.

Выхожу в предоперационную, снимаю хирургическую маску, стаскиваю латексные перчатки, развязываю халат.

Сейчас — крепкий и сладкий чай с лимончиком и коньяком. То что нужно… и отправляться пить сладкий черный чай с лимончиком и заготовленными заботливой женой бутербродами. Бутерброды оказались очень вкусными: с ветчиной, сыром, соусом и зеленью. А еще Кира говорила, что готовить не умеет… Ну, ничего — семейная жизнь меняет людей исключительно в лучшую сторону.

Включаю мобильный: ого, пятнадцать пропущенных вызовов. Кира меня убьет. Но — с другой стороны, я мужчина, и мне принимать решения. Мне же их и воплощать.

* * *

— Кира, ну перестань. Хватит на меня обижаться. Я знаю, что пришел поздно, что ты ждала меня… Но я устал как собака, и не нужно мне устраивать сцен!

— Да, я волновалась! А тебя носит черт знает где!

В меня полетела кофейная чашка, к счастью, пустая. Осколки тонкого фарфора Императорского завода с мелодичным звоном разлетелись по комнате. — Чурбан ты бесчувственный!

— Кира, да угомонись ты! Нам жрать что-то нужно? Нужно. А где я денег наберу?

— На свое оружие ты деньги находишь!

— Кира! «Si vis pacem, para bellum» — «Хочешь мира — готовься к войне».

— Ты только к войне и готовишься!

— И, как показали известные тебе обстоятельства, небезосновательно.

— Ну и воюй со всем миром или с самим собой!

Господи, как же мне надоели эти ссоры… Телефонный звонок раздался, как всегда, нежданно, но в этот раз — вовремя. По крайней мере, он отвлечет Киру и меня от бесполезной ссоры. Ну, и кто же может звонит в такое время?

— Алло?.. А, это ты, Саша. Что? Дело срочное… Не по телефону. Блин, но времени уже порядочно. Ладно, приезжай.

Я обнял жену, но Кира высвободилась из моих объятий и обиженно надула губки.

— Вот так всегда — стоит нам только остаться вдвоем, как сразу же звонят твои друзья!

— Но у него что-то важное, и я даже не знаю что.

* * *

Подполковник милиции, пардон — полиции (никак не привыкну к новому наименованию «стражей порядка»), Александр Ген ввалился в прихожую полчаса спустя после своего звонка. Высокий и грузный, он любил почревоугодничать и никогда не являлся в гости с пустыми руками.

— Привет, Саша, ты, блин, что, нам продуктов на месяц вперед привез?

— Да ладно тебе… Привет. — Он пожал мне руку. — Тут чисто чайку попить.

— Ага… Два пакета жратвы.

— Ладно, это не главное. Нужно серьезно поговорить.

— Ну-ну… Чай сам заваривай. — Саша Ген готовил просто изумительный чай с добавлением каких-то только ему известных трав. Настой получался просто изумительный!

— Естественно.

— Пошли на кухню.

* * *

Дымился в тонких фарфоровых чашках душистый чай, на блюдцах и в вазочках были разложены лакомства. Подарочный коньяк из моих личных запасов, медик я или нет, тонко нарезанный лимон, сахарная пудра в вазочке. Но я лично предпочел бутерброд с сухой колбасой и черным «бородинским» хлебом.

Эксперт-криминалист растерянно почесал свою седую шевелюру. Такого подполковник полиции Александр Ген не видел за всю свою практику, а начинал он еще «зеленым» лейтенантом в Выборгском отделении милиции, еще когда Союз был нерушимым и полным республик свободных. Много воды в Неве утекло с тех пор, и видавший виды криминалист удивлялся все реже и реже. Но специфика его работы такова, что без сюрпризов не обойтись.

Вот и сейчас как раз такой случай.

Увесистая серебряная горошина, лежащая на чайном блюдце, была пистолетной пулей 44-го калибра.

Александр Ген снял очки, потер красные, воспаленные глаза.

Я взял с блюдца пулю. Она была изрядно деформирована, но все ж кое-какие особенности я подметил сразу.

— Что скажешь?

— А что тут скажешь? Серебро, 44-й калибр.

— Сорок четыре «Магнум», — уточнил криминалист.

— Этой пулей стреляли издалека?

— Да. Как ты догадался?

— Я не догадался. У пули вершинка плоская, «матчевая». Такая форма головной части обеспечивает стабильность при выстреле с дальней дистанции. А патрон «.44 Remington Magnum» создавался как охотничий — с удлиненной гильзой и увеличенным зарядом пороха. В итоге получился весьма солидный прирост начальной скорости пули в сочетании с довольно сильным останавливающим действием.

— Это интересно, я вот не додумался.

— Не парься, Саш, — я наслаждался заваренным Геном чаем. — Просто ты — опытный специалист. А я — двинутый на «огнестреле» и боеприпасах придурок.

— Нет, ну чего ты…

— А что? В горах надежда была только на «калаш», ну и на таких же ребят. Два года по контракту в воздушно-десантных войсках фельдшером, а фактически полевым хирургом…

— А, ну да… Ты ж учился в Военно-медицинской академии.

Да, я там учился, да недоучился. А в итоге уже «без пяти минут врач» ушел в десант: «Три минуты ты орел, остальное время — лошадь»! Десантники и спецназ ГРУ вместе с «Краповыми беретами» из МВД уничтожали боевиков. Получалось.

А потом — эти кровососы долбаные… С них-то все и началось. Вернувшись из армии, восстанавливаться в Военно-медицинской академии я не стал. Хоть и получил просто до черта опыта по полевой хирургии, огнестрельным ранениям, минно-взрывным травмам и увечьям. Вместо учебы я занялся подпольной медициной. А потом на меня вышли вампиры и предложили сотрудничать.

Эти ублюдки хоть и пьют нашу кровь, но от нее же и дуреют. Ни один вампир не в силах вынести вида крови — это сильнее даже их Повелителей. Жажда крови у них в крови. Вот такой невеселый каламбур. Но кто-то должен же их латать? Оперировать, извлекать куски ядовитого серебра, сшивать страшные рваные раны, пришивать обратно оторванные конечности… «Добрый доктор Айболит, он на кладбище сидит, приходи к нему лечиться и вампир, и упырица!» — писатель-фантаст Дмитрий Громов именно так и описал работу «вампирьего Айболита» в романе «Путь проклятых».

А потом был сумасшедший польский католик-инквизитор, спецотряд «G.R.O.M.», Кира, Григорий Панченко, тайна вампирьей крови и глобулиновых прионов… Все это было совсем недавно, а кажется — так давно.

Мы с Кирой прожили этот год относительно спокойно. Сначала погостили немного в Пскове, а потом, когда все более-менее улеглось, снова вернулись в Санкт-Петербург. Жили нормально, благо денег хватало. Кира окончила институт и устроилась работать в библиотеку.

Все было нормально, но кровожадные призраки прошлого все же не давали покоя. И вот — новая смерть, в которой опять используется серебро… Дальше я слушал Сашу Гена очень внимательно.

Убийство антиквара, хоть и выглядело загадочным, особого резонанса не вызвало. Наверняка этот человек перешел кому-то дорогу, ведь такого рода занятие без темного прошлого не бывает. Но вот средство, которым устранили этого дельца, оказалось весьма экзотичным. Но и об этом в официальном отчете не было ни слова. В рапорте по факту совершения преступления фигурировал только «неустановленный боеприпас пистолетного калибра». О том, из какого материала была сделана пуля, ничего не говорилось.

Но вот в УВД сразу же переполошились. Более того, этим делом очень заинтересовались «Старшие братья» с Литейного, 4. Управление ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области сразу стало в стойку. Год назад внезапно в Санкт-Петербург снова вернулось «время разбитых фонарей». Неизвестные и «отмороженные» до крайности бандиты устраивали жуткие перестрелки с использованием пистолетов-пулеметов и тяжелых автоматических пистолетов.

— У нас теперь следственная группа из «федералов» работает, старший группы у них — барышня, оперуполномоченная ФСБ Ревякина. Весьма деятельная, наших так и гнет.

— Это правильно, хоть работать будете…

— Ладно тебе издеваться! Так ты считаешь, что эту пулю выпустили издалека?

— Нет, Саша, я так не считаю. Я в этом уверен.

— Хорошо, — согласился криминалист и убрал пакет с «вещдоком» в карман.

Мы посидели еще, вспоминали общих знакомых, обсуждали новости и просто какие-то малозначимые события. К нам присоединилась и Кира. До этого она читала книгу в зале и в наш разговор не вмешивалась. Потом Саша Ген засобирался домой.

— Спасибо за чай, за хлеб-соль.

— Это тебе спасибо — приволок еды на неделю, — ответила моя женушка. — Игорь же, блин, лишний раз в магазин за продуктами не сходит.

— Кира, не может этого быть — у тебя золотой муж!

— Это у меня — золотая жена! — Я обнял любимую за плечи.

— Счастливо, заходи если что.

* * *

Я перехватил укоризненный взгляд жены. Кира внешне оставалась спокойной, однако прикушенная губа и опущенные ресницы говорили о том, что вулкан эмоций вот-вот взорвется. Черт! Не хочу сейчас скандала. Я обнял Киру и крепко прижал к себе. Коснулся губами ее ушка.

— Я люблю тебя…

— Не надо. У нас сегодня годовщина, а мы отмечаем ее вместе с чертовым «Магнумом» 44-го калибра! А, собственно, чему я удивляюсь? О чем еще может разговаривать мой муж с экспертом-криминалистом?!! Романтика, бляха-муха!!! Отпусти меня. Сказала, отпусти!

Я вздохнул и пошел на кухню. Налил коньяку.

— Кира, выпьешь?

— Ага, за любовь — не чокаясь!..

— Угомонись! Вот черт, как же мне все это надоело.

* * *

Кира спала, свернувшись уютным комочком под одеялом. А вот ко мне сон не шел. Я лежал рядом, слушая ее спокойное мерное дыхание. Черные волосы разметались по белой подушке. Я провел пальцами по шелковистым прядям. Эту девушку я вытянул из лап участи худшей, чем смерть. А потом завертелось — еле выскочили… До самого последнего момента я гнал от себя любые мысли о романтике, чувствах и тому подобном. Но все произошло как бы само собой: просто, естественно и… прекрасно. Прожив полгода вместе, мы поженились, свадьба была скромной, вместо пышной церемонии мы предпочли романтическую поездку в Париж. Очарование «столицы любви» помогло забыть те ужасы, которые мы пережили вместе. И вроде бы все наладилось.

Но только внешне, — мне нужно было привыкать к новой, беззаботной жизни. А я не мог. Не получалось постичь всю эту паутину условностей, которые опутывали «цивилизованное общество». Каждый день улыбаться и раскланиваться с откровенно ничтожными типами. Да к тому же мнящих о себе хрен знает что! Мудаки! Ненавижу! Но ничего, я привык. Привык решать мелочные проблемы, подписывать ворох «очень важных» бумаг. Ни одна из них не стоила и патрона там, в горах…

И все равно — мы слишком часто ссорились. Поводы для грандиозных ссор были, как водится, мелкие. Но вот крови мы друг у друга попили больше, чем мои «полночные пациенты»!..

Для меня отдушиной стал стрелковый тир. Только там я чувствовал себя свободно, ощущая отдачу крупнокалиберного пистолета в руке, резкий, специфический запах порохового дыма, слыша характерный лязг затвора.

А Кира на дух не переносила запах пороха. Не понимала, а может, и не хотела понимать и принимать моего образа жизни. Оно и понятно: это только в кино крутой ветеран-спецназовец отдыхает душой в обществе нимфетки. Мне было трудно объяснить ей элементарные, с моей точки зрения, вещи. Да, у меня в кармане всегда лежал армейский перевязочный пакет, я не выходил из дому без ножа и фонарика. Стремительно оборачивался на любой резкий звук, не любил собак.

Кира, как любая женщина, хотела забыть, абстрагироваться от того полночного ужаса, через который нам пришлось пройти вдвоем. Я же, напротив, готовился к еще более хреновой ситуации. Именно поэтому слишком много времени уделял оружию, серебряным пулям, экспериментальной биохимии и патологической гематологии. И слишком мало времени оставалось, чтобы лишний раз сказать жене, как сильно я ее люблю. Да, это подло, но что я мог сделать? Серые полночные тени маячили за спиной, оставляя слишком мало времени нам обоим.

Тихо, чтобы не разбудить Киру, я поднялся с кровати и натянул тренировочные брюки.

За окном тарабанил унылый осенний дождь. Стояло самое начало осени, но мы же живем в Санкт-Петербурге, здесь и летом-то погода не балует. Как говорится: «Я знаю, что такое лето, но в тот день я был на работе».

Осень… Многие не любят это время года за грязь и постоянные дожди, особенно у нас в городе. А мне нравится. Осенью все выглядит таким, какое оно на самом деле. Настоящее золото на куполах церквей и в декоре дворцов Петербурга сияет ярче, отлакированное дождем. А дешевая позолота — блекнет. Спокойное время года, пора отдохновения от суетного лета. Вечера становятся длинней, но ярче загораются уютом окна домов. Там — тепло и хорошо, там — любят и ждут… Хорошее время — осень.

Я потянулся до хруста в суставах. Если бы курил, то обязательно бы затянулся крепкой сигаретой. Но к этой пагубной привычке я пристрастия не испытывал. Да и лишний демаскирующий признак… Еще с Крымской войны 1854 года пошло правило: «От одной спички троим не прикуривать!» Считалось, что прикуривая первому — выдаешь свою позицию, прикуриваешь второму — даешь возможность снайперу прицелиться, а прикуриваешь сам — противник стреляет.

Черт! Что за мысли дурные… Все о войне, а ведь я теперь человек мирный, семейный.

Все это «смятенье чувств» — из-за неожиданного визита Саши Гена. И пуля эта серебряная… Вдоль спины ощутимо потянуло холодом, отдаваясь маленькими серебряными иголками боли в сердце, — ох, не к добру.