Не я, имевший честь обещать почтенным читателям «Живописца» объяснение о том, что такое значит делать карьер, не я, но сочинитель, из которого беру эпиграф к моей статейке, может их уверить, что слово карьер и фраза делать карьер существуют в нынешнем русском языке. Впрочем, нужны ли такие доказательства? Кто из нас не слыхал сих слов тысячу раз? Это одна из употребительнейших новых фраз, выдуманных в последнее время вместе с другими, каковы: делать партию, кадр, администрация. Если вы не варвар, то не говорите: он выгодно женился; если вы не мещанин, боже вас избави сказать: основание дела хорошо, но исполнение дурно! Говорите, М. Г., так: он сделал прекрасную партию, кадр был прекрасный, но исполнен дурно. Я слышал даже щеголеватого поверенного питейной конторы, который говорил: «Администрация нашего откупа отлично хороша». Как это мило, и можно ли сравнить с этим грубую фразу: «Наш питейный откуп хорошо управляется!».

Появление подобных новых слов в русском языке совсем не новость. Так, в половине прошедшего столетия были у нас модные слова: ужесть, как мил; он не в своей тарелке; делать куры. Теперь все эти слова кажутся смешны; но когда щеголиха 1770-х годов из-за своих огромных фижм махала веером по разным мушкам, которыми высказывалось мучение и радость сердца, иной щеголь, смотря на счастливого соперника, с отчаянием схватывал свой тупей) и, совсем не думая смешить, восклицал: «Она с ним делает куры!». В век, когда волокитство было главною стихиею модных обществ, когда любовь заменяли куры, ничуть не смешно было делать их (faire la cour) и говорить, что делаешь.

Я вспомнил теперь одного старика, знакомого мне англичанина. Любимый тост его был: «Hanse-en-kelder». С этими словами в старые годы англичане пивали за здоровье беременных женщин; a health to the Hanse-en-kelder значит собственно: здоровье дитяти, которым беременна женщина, чье здоровье пьют. Мой старый весельчак уверял, что глубокая, философская мысль. заключена в этом тосте, и потому тост свой переносил он ко всему и во все. «Надобно во всех делах, вещах и словах смотреть на Hanse-en-kelder, говаривал он. – О! это важное дело; все другое – только оболочка, скорлупа, пустяки; об ней нечего и заботиться!»

Перенесем шутку моего старого знакомого, который уже лет двадцать тому пошел искать Hanse-en-kelder своего бытия в волнах Атлантического океана. Добрый Джон говорил, что слова всегда выражают какую-нибудь мысль, составляющую их Hanse-en-kelder, и что если новое слово является в обществе, следует, что в обществе есть уже тайный, скрытный Hanse-en-kelder, который выражает это слово, и что старые слова, которые выражали что-нибудь подобное, становятся уже недостаточны для нового понятия.

Что такое, собственно, значит: делать карьер? Это нестерпимый галлицизм, подобный галлицизмам: я его слышал говорить; делать зубы; она выглядит, и прочему, что слышим мы из уст хорошеньких девушек, которые сами – галлицизм в нашем быту. Carnere, по-французски, выражает собственно: поприще, место, отделенное какою-нибудь загородкою, чертою; в переносном смысле принимается за обязанность, долг, должность, нечто определенное в быте гражданском, что должно или можно исполнить. Fournir, ouvrir une carnere – значит в сем смысле исполнить свое дело, приобресть, открыть средство к исполнению. Впрочем, кому угодно, тот может справиться о французских значениях карьера у Буастов), Лаво), Вальи) Французской Академии. Карьер, перешедши к нам, имеет свой, определенный смысл в устах русского, означает сей смысл, и в нем-то надобно отыскать нам Hanse-en-kelder, по примеру моего старика Джона.

Слово карьер и слова делать карьер до сих пор говорятся у нас только в отношении службы, гражданской и военной. Начинают употреблять их и в других отношениях, но общее употребление не утвердило еще смелого нововведения. Посмотрим в общепринятом смысле. Должно ли мне оговариваться, что я разумею под словами общее употребление круг только тех людей, которые употребляют слова: делать карьер?

Слава богу! много еще в России таких, которые усердно служат и не знают модной фразы, применяемой к службе.

Служить и делать карьер – два совершенно разные смысла. Ссылаюсь на приведенный мною стих Хмельницкого. Можно, служа, не делать карьера; разумеется, что можно и делать карьер, не служа. Одно следует из другого.

В старое время, когда слова употреблялись в простом значении, служить значило исполнять свою должность, к которой призывали кого-либо обязанность, звание или обстоятельства. Все мы живем в обществе, и каждому общество задает работу, на каждого налагает обязанность, определяемую званием, местом рождения, отношениями. Не исполняющий обязанности не достоин жить в обществе; исполняющий заслуживает пожертвования других в его пользу; из сих пожертвований составляются взаимные условия общественные. Таково теоретическое понятие об обязанностях общественных. Простые люди все это выражали и выражают одним словом: служить. Для них, особливо в старые годы, служба, как поэзия, не имела никакой цели: служить и жить значило одно и то же. Как купцы торговали, как ученые учили, так другие служили. Определялось служенье тем, что капрал делал приказанное подпоручиком, а подпоручик – повеленное бригадиром… Блаженное время!

Вместо того чтобы сменить сии грубые понятия понятиями более высшими, об отечестве, обязанностях гражданина, гражданской чести, их сменили понятием о деланьи карьера, так, как простое, старинное воспитание сменилось поверхностным, ничтожным образованием нынешним.

Некоторые утверждают, что деланье карьера есть не что иное, как старинное местничество, выродившееся и переродившееся с веком. В самом деле, какой-то писатель не посовестился сказать, что старинное местничество заменяло у предков наших point d'honneur. Прочтите в «Северных цветах») сброд слов, названных мыслями (1828 г., стр. 216). Если согласиться с этим, то деланье карьера точно есть изменившееся местничество.

Да! Ныне не имеют уже прежних понятий о службе, грубых и простых, по которым недорослей записывали в службу, ибо дворянину должно служить. Зато заменилось это тем, что можно и не служить, даже не должно служить, если сделать карьера невозможно. Услышите ли вы ныне слова: «Он хорошо служит», то есть в том смысле, что он, кто бы это ни был, не думая о награде, о чине, верно, исправно, трудолюбиво, честно исполняет возложенную на него обязанность? Никогда! Хорошо служить значит ныне удачно служить, то есть скоро, ловко, быстро хватать награды, чины, отличия; чем легче это достается, тем выгоднее считается, и вот это-то и произвело слова: делать карьер.

Дамон служит в отдаленном армейском полку, исполняет свои обязанности, чист совестью, его любят начальники и товарищи. Что говорят о нем? Хвалят его, вы думаете? Нет!.. «Как странен Дамон! Порядочного рода, с хорошим состоянием, мог бы иметь прекрасный карьер – и работает, словно осел, в своем углу, где его никто не видит и не знает!»

Пафнутий, помещик *** губернии, служил в Петербурге, но оставил Петербург, определился на незначительное место в своей губернии, служит там, делает добро, сколько может, управляя в то же время, как добрый помещик, своими крестьянами. «Не понимаю Пафнутья! – кричит Перушкин, – мы служили вместе; ему открывался прекраснейший карьер, а он затесался в свою глушь!»

Филофей, молодой бездельник с гибкою спиною, медным лбом, шаркающими ногами, втерся в милость к бестолковому старику-начальнику: что год, то чин, награда, спасибо. «Завидная участь Филофея! Что за удача, что за успех!» – «Но что же в нем завидного?» – «Как что! Почти ничего не делает; вся обязанность – читать газеты глухому старику, и какой карьер!» – «Тем ничтожнее и презрительнее Филофей, что берет даром», – говорите вы, – и на вас смотрят с удивлением!

«Брошу N.N. Что за радость служить у него? Дела пропасть, работы тьма!» – «Тем лучше; вы молоды, потрудитесь; помните, что вы исполняете тем обязанность вашу». – «Покорно вас благодарю; но что за карьер мне от этого исполнения обязанности?»

Все сии анекдоты дают читателю понятие о том, что значит карьер. Какие же следствия таких мнений? Что встарь, то и ныне: как прежде недоросли старались записаться в сержанты гвардии с колыбели, потом служили для вида несколько месяцев и выходили в отставку офицерами, то и ныне. Думают не о том, чтобы по долгу гражданина и честного человека службою выполнить обязанность сына отечества и члена общества,– нет! Идут б службу, чтобы сделать карьер. Прапорщик бесится, что при производстве забыли его; ротмистр, – что товарищу дали крест, а ему не дали; мальчик, едва умеющий написать пять строчек, негодует, что награда за этот год ему не досталась, и грозит бросить службы. И так далее, и так далее, от мальчика до старика, от канцеляриста до… до чего бы? Ну, хоть до титулярного советника!.. А долг, обязанность, отечество, чувство чести, заслуги?.. Делатели карьеров! Слыхали ль вы об этом? Понимаете ли высокое чувство награды совести, уверенности быть полезным, сладости бескорыстно трудиться, для блага отечества и счастия соотчичей?

Здесь открывается новое сходство карьерства с местничеством. Мы смеемся, читая, что такой-то бил челом в отечестве на князя такого-то, что ему быть с ним невместно; и указано такого-то за бесчестье князя бить батоги в подклете и сказать, чтобы такие страдники не били челом, а потом посадить в казенку. Но деланье карьера не до того ли самого доводит нас? Посмотрите на Елизара: он вышел в отставку потому, что из-за него Петру, Сидору и Карпу дали кресты. Елизар – мальчик с дарованиями, мог бы со временем быть хорошим чиновником; теперь он бьет мух в деревне и не знает, что делать, – а все от карьерства!

Известен смешной анекдот об одном испанском гидальго. Оскорбясь за то, что ему не дали ордена Калатравы), он поклялся, что не увидит солнечных лучей, пока слугу его не пожалуют сим орденом.

Запертый в комнате, где были закрыты ставки, затворены двери и спущены шторы, горделивый гидальго спрашивал каждое утро: «Ну, что? Дали тебе орден Калатравы?» – «Нет, синьор», – отвечал слуга. – «Подай же огня». – И целый день просидев со свечкою, гидальго ложился спать, повторял поутру вопрос, при называл подавать огня – день проходил за днем, пока благородный дон гидальго отправился туда, где ни в огне, ни в солнце ему не было надобности.

Я мог бы рассказать двадцать таких же смешных анекдотов современных о делателях карьеров. Смешное всегда бывает наказанием, когда не чистое, не святое, бескорыстное чувство, но какое-нибудь заблуждение, какое-нибудь самолюбивое направление ума управляет нашими действиями. Можно бы выставить тебя, огромный Савастьян, подававший такие надежды в юности, как отчаявшись сделать карьер, ты оставил службу и сделался бабою в обществе жены и пятнадцати кузин своих. Можно бы представить тебя, звонкоголосая Валторнина, как взяла ты своего Ванюшу в отставку, когда он в отчаянии писал к тебе, что вопиющая несправедливость сделана с ним, что он уже год служит в департаменте и не получил ордена. Но бог с вами! Не могу удержаться, однако ж, чтобы не припомнить виденного и слышанного мною года два тому.

С ***, любезный, умный чиновник, имевший выгодную, блестящую должность, за исполнение которой мог ожидать в будущем многого, умер. Нечаянная смерть его поразила всех, кто знал его и любил. Мы, друзья его, собрались на похороны. Грустно было смотреть на бездыханное тело С ***, вспоминая, как недавно еще говаривал он нам о своих добрых намерениях, о том, что он хотел сделать для блага ближних, о том, как смело противился он хищению и злым делам других. В это время подходит ко мне масляная рожа, князь ***, оскорбленный делатель карьеров и большой плут; но он любил С ***, и в первый раз я заметил в нем растроганную душу, сильное впечатление скорби. «Можно ли было ожидать! – сказал мне князь, – казалось, что он переживет нас; грустная потеря!» – «Да, – отвечал я, – мы лишились доброго друга, отечество – верного сына, правительство – отличного чиновника». – «Какой карьер-то ему открывался!» – воскликнул князь, и блестящие от внутреннего волнения глаза его обратились с горестью на гроб С ***.

Если карьерство распространит свое пагубное влияние, если оно заменит и простое, безотчетное желание служить, бывшее у наших предков, и высокое чувство быть полезным отечеству, которое должно одушевлять нас без всякого искательства наград и почестей, то мы не в большом выигрыше останемся от своего нового образования. Благодаря новому образованию и без того уже заменили кулачное, право наших предков ничтожным point d'honneur, которое велит драться за неучтивое слово, прикрывая бездельничество и наглость шпагою или пистолетом; мы перестали пить – и играем в карты; мы не запираем жен своих – и промотались на их наряды. Обмены невыгодны! Променять местничество на карьерство не значит сделаться просвещеннее своих предков…

Неужели напрасно сжег ты разрядные книги, мудрый Феодор? Неужели вотще действовал ты, Великий Петр, сам служа барабанщиком, солдатом и матросом? Но твоя дубинка еще цела, и как хорошо было бы выгнать ею из многих голов жалкую мысль деланья карьеров!

Нет! Не бывать тому великим полководцем, великим министром, мудрым советником царя, неподкупным начальником областей, неумытным судиею, человеком, смело говорящим правду сильному, кто с регистратора и с юнкера думает о карьере! Надобна поэзия гражданской добродетели, надобен жар любви не к чинам, а к отечеству, порыв стремления к общему благу, который действует для того только, чтобы действовать, – и тогда отечество увидит истинных сынов, не кукол, прыгающих по карьеру, которые кусаются и щиплются за блестящие безделки!

Я сказал, что деланье карьеров распространяется ныне и в других отношениях. Впрочем, в литературе деланье карьеров существовало прежде, а теперь оно совсем упадает, ограничиваясь разве самою безделкою; дубинка критики неумолима, и от нея разлетелся уже круг знаменитых друзей, высшая точка, до которой достигали на литературном карьере. В женитьбе карьерство могло бы распространиться, если бы жены не играли слишком большой роли при этом случае. Когда жалкий стихоплет прокрадывается с стишками в модный альманах, успевает ползком очутиться в членах какого-нибудь ученого собрания, это более смешно, нежели опасно. В женитьбе… но, довольно!..

В составлении комментариев принимал участие Л. Н. Арутюнов.