Свободное падение — все твое существо взрывается изнутри, и ты наполняешься миллионом звенящих пузырьков, словно бутылка газировки. Меня закрутило в воздухе. На мгновение я увидел удаляющуюся красную точку — парящий надо мной самолет. Затем она исчезла, смытая качающейся линией горизонта. Волна холодного воздуха ударила мне в лицо, мощный выброс адреналина — и вопль восторга вырвался из моей груди.

Благодаря навыкам, доведенным до автоматизма многомесячными тренировками, мне удалось стабилизироваться. Теперь я сквозь десять тысяч футов пустоты смотрел на раскинувшееся глубоко подо мной белое поле облаков. Удивительно, но я даже мог разглядеть крошечные фигурки других парашютистов, которые плыли на раскрывшихся парашютах. Один из куполов погрузился в ватный облачный слой, за ним последовал еще один и еще.

— А-а-а! — завопил я, но ветер уносил мой вопль прежде, чем он доходил до моих ушей. Ледяной воздух вливался в легкие, наполняя меня невероятным ощущением жизни.

Внезапно, словно ударом тока, меня пронзило непреодолимое желание взмахнуть руками, как крыльями. Но в следующее мгновение мою ликуюшую радость смыла волна мучительной судороги, от которой потемнело в глазах.

Словно неведомый зверь раздирал когтями мою плоть. Зверь бился внутри странного нароста у меня на спине, как будто пытался выбраться наружу. Как только образ поселившегося во мне зверя промелькнул в воображении, меня окатило волной леденящего ужаса. Судорога разрывала меня на части, я буквально ослеп от боли.

Я находился в свободном падении, мое тело стремительно неслось вниз сквозь прозрачную синеву неба, и в то же время меня не покидало ощущение, что я упакован в смирительную рубашку. Руки словно связали за спиной. Мне во что бы то ни стало надо было освободиться.

Когда боль чуть отступила и я вновь обрел способность видеть и слышать, до моего слуха донесся отчетливый звук рвущейся ткани. Когти зверя впились мне в ребра, как будто он хотел разорвать меня надвое. Меня подбросило, перевернуло кверху лицом, затем снова вниз и замотало из стороны в сторону. Я испугался и инстинктивно дернул кольцо стабилизирующего парашюта. Однако он не сработал. Резкий рывок — запасной парашют; я надеялся, что сейчас меня перестанет беспорядочно швырять в воздухе, но, вместо того чтобы стабилизироваться, я закрутился еще сильнее и окончательно потерял контроль над полетом.

Мои товарищи лишь беспомощно вскрикивали, когда я камнем проносился мимо. Я успел расслышать, как Нико выкрикнул мое имя. Визг Хейли несся мне вслед. Мир вокруг меня слился в единый поток света и воздуха, из глубины моего существа вырвался безумный вопль предсмертной агонии.

В одно-единственное мгновение я осознал, что сейчас умру. Вращающееся у меня перед глазами небо утратило голубую прозрачность и сделалось мутно-белым. Вцепившийся в меня зверь терзал мою плоть. Казалось, он пытается вывернуть мне руки в плечевых суставах. Я попытался повернуть голову и хотя бы взглянуть, что за дьявольская тварь напала на меня.

У меня перед глазами промелькнула какая-то коричневатая тень. Затем, в очередной раз кувыркаясь в воздухе, я потерял ее из виду. Но самым странным было то, что я словно чувствовал движение этой штуки у себя за спиной, нечто похожее на давление внутри плечевого сустава. Когда воздушный поток опять перевернул меня так, что я увидел нависшую надо мной тень, мне удалось рассмотреть детали. Капли крови. Неровный, похожий на бахрому, край. Темная крапчатая окраска. И какая-то знакомая форма…

Крыло.

Словно откликаясь на мои мысли, крыло шевельнулось.

Что за чертовщина, крыло…

Это КРЫЛО…

И оно растет из моего тела!

Борясь с воздушным потоком, который крутил меня во все стороны, я попытался вытянуть шею и взглянуть, что за другим плечом, но резкая боль в суставе заставила прекратить попытки. Я застонал.

Тысячи крошечных ледяных капель начали жалить лицо и руки. Облака.

Еще несколько минут, и я расшибусь в лепешку прямо на глазах у своей семьи.

НЕТ!

Дыхание со свистом вырывалось у меня из груди. Я зажмурился, чтобы хоть как-то отключиться от этого гипнотизирующего кружения в воздушном потоке, и мысленно сосредоточился на том, что происходило у меня за спиной.

И там действительно произошло еще кое-что. Я чувствовал, что еще одно крыло сложено у меня на спине за левым плечом. Я представил, что двигаю им, слегка сгибая, — крыло действительно шевельнулось. Затем боль вновь накрыла меня. Теперь она не была режущей, скорее ноющей, как в мышцах, если хорошенько отжаться раз сто кряду. К несчастью, лямки парашюта крепко держали крыло, словно гигантские пальцы, и не давали ему развернуться. От боли и напряжения я даже заскрежетал зубами. Собрав все оставшиеся силы, я напрягся каждым мускулом и попытался вырвать крыло из-под лямок. От усилия у меня чуть не лопнули барабанные перепонки, а глаз едва не выскочили из орбит.

Боль снова обожгла всю левую половину тела, но цепкие пальцы немного ослабили хватку. Я снова поднатужился, и крыло, прорвав ткань летного комбинезона и оттеснив лямки парашюта, вырвалось наружу и полностью расправилось у меня за спиной. Чувство невероятного облегчения разлилось по всему телу. На какие-то доли секунды мне показалось, что я в полном порядке, что все хорошо. Затем ветер подхватил мое новенькое крыло и загнул его в сторону. Я закричал от боли. Но каким-то странным образом это движение крыла замедлило мое кружение в воздушном потоке.

Святые угодники, так вот в чем дело: правое крыло нарушило симметрию и лишило меня аэродинамики, из-за него-то я и не смог стабилизироваться. Теперь, с появлением еще одного крыла, у меня появился шанс взять ситуацию под контроль. А если не получится, я погибну.

Парашют окончательно запутался, захлестнул ноги и стал совершенно бесполезен. Я раскинул руки в стороны и представил, что мои только что прорезавшиеся крылья повторяют движения рук.

Как ни странно, крылья повиновались.

Довольно быстро руки у меня затекли и начали болеть, однако новорожденные крылья все еще были недостаточно крепкими, чтобы нести меня. Спина и шея горели от напряжения. Мой полет мало походил на изящный полет птицы, его даже трудно было назвать планированием. Я изо всех сил старался держать крылья развернутыми и все же падал. Мне казалось, что к моим рукам привязаны два больших фанерных листа, которыми я пытаюсь опираться на воздух.

Я сам стал чем-то вроде живого парашюта, да к тому же не очень надежного. И все же я предпочитал быть живым парашютом, чем дохлой птицей.

Все произошедшее со мной заняло несколько секунд, и жить мне оставалось тоже несколько секунд. Деревья, мелькающие на земле постройки, сама темно-коричневая земля неумолимо приближались. Парашюты моих приземлившихся товарищей были беспорядочно разбросаны по полю. Я видел людей, одни бежали от меня, другие — ко мне. С крыльями мое падение значительно замедлилось, но все же оно было недостаточно медленным, чтобы назвать его мягкой посадкой.

В последних нескольких футах над землей воздух стал теплым и более плотным. Я приметил длинную полосу кустарника на краю поля. Скрипя зубами от напряжения, я попытался вытянуть шею вперед, приподнять левую руку и левое крыло, а правое крыло немного опустить вниз. У меня получилось. Я сделал небольшой вираж и направился прямиком в кусты.

Ноги проволокло по верхушкам кустарника, висящий на мне парашют зацепился за сучья, что еще немного снизило скорость падения. Мгновение — и я обрушился на землю. Ноги подогнулись, и я неуклюже завалился набок. Одно крыло свернулось и оказалось подо мной, снова причинив острую боль, второе осталось торчать вверх у меня за плечом.

Каждая клеточка моего тела разрывалась от боли.

Несколько мгновений я лежал абсолютно неподвижно, затем со стоном перекатился на живот. Обмякшее крыло — мое крыло — поволоклось за мной по траве. Я мельком заметил, что оно светло-каштанового цвета — такого же, как мои волосы. Мышцы на спине дрожали от напряжения. Я сделал глубокий вдох и осторожно поднялся на четвереньки. Земля закачалась подо мной. Казалось, зрение, как объектив в видеокамере, переключилось в режим «приближение»: я видел массу мелких деталей — примятые стебли травы, маленькие комочки почвы, потревоженных насекомых, которые разлетались в разные стороны. Сознание плыло.

Я медленно поднялся. Парашютные стропы все еще опутывали ноги. Сердце отбивало бешеный ритм, но дыхание было на удивление ровным. Напряжение в спине постепенно отступало, и лишь боль от удара о землю давала о себе знать. Я выпутался из парашютных строп и, покачиваясь, сделал несколько неуверенных шагов.

— Тейлор! Не двигайся!

Я упал на руки отца.

— Сынок, слава Богу! Ты не ранен? Что за черт…

Он посадил меня на землю и сам опустился рядом, не переставая говорить со мной тем мягким и спокойным голосом, так хорошо знакомым, всегда вселяющим чувство безопасности. Отец знает, что делать. Я беспомощно смотрел на него. К горлу подкатил комок. Всю жизнь я старался походить на отца, я старался быть таким же отважным, как он, чтобы оправдать гордое звание сына полковника Роберта Оуэна, но единственное, что мне удалось, — напугать всех до полусмерти, едва не разбившись при первом же самостоятельном прыжке, да еще превратиться в идиотскую птицу.

Отец помог мне справиться с ремнями парашютного ранца. Это оказалось не так-то просто сделать.

— Давай-ка посмотрим, в чем тут дело, — начал отец. Я услышал его удивленный возглас. И почувствовал, как отцовские пальцы перебирают перья моих крыльев. — Боже мой, Тейлор! Что произошло?

Отец осторожно приподнял защитный щиток моего шлема. Выражение его лица не оставляло ни малейших сомнений — полковник Оуэн был в шоке. Впервые в жизни мне показалось, что отец сейчас заплачет.

— Тейлор, твои глаза! Что с ними?

Неожиданно мы оказались окружены толпой людей.

Некоторые нацелили на меня объективы своих камер, точно стволы пистолетов. Я инстинктивно поднял руку, защищаясь от вспышек.

Отец вскочил на ноги и принялся по-военному четко отдавать команды сгрудившимся вокруг нас людям, стараясь оттеснить их подальше от меня. Я тоже стал подниматься на ноги, мышцы на спине непроизвольно папряглись, крылья сами собой сложились за плечами в уже ставший привычным горб, а их концы слегка запутались в лоскутах разодранного летного комбинезона. Это движение у меня за спиной привлекло внимание столпившихся людей. Я в испуге шарахнулся в сторону.

Мир завертелся, словно я опять оказался в воздушном потоке. Я споткнулся. Перед глазами все поплыло. Последнее, что я запомнил, — объектив укрепленной у меня на предплечье камеры, нацеленный мне точно в лицо.

Я отключился.