Мигель-Кондор, тяжко вздыхая, приступил к процессу «приобретения» старого фургона, который мы обнаружили на одной из близлежащих улиц. Пока он возился с машиной, я прислонился спиной к кирпичной стене, закрыл глаза и попытался сосредоточиться на дыхании.

Но это не помогло. События прошедшего вечера вновь и вновь всплывали у меня перед глазами. Тихие мамины слезы, обнимающие меня родители, плачущая от страха сестра, вламывающиеся в наш дом эволюционисты, лицо отца, когда пуля попала ему в спину. Преследующий меня вертолет, удачный выстрел — и дротик втыкается мне в крыло, безуспешные попытки взлететь и ощущение, будто мои крылья увязли в густом сиропе, мчащиеся мне навстречу фуры — миг, и меня, как жука, размажет по лобовому стеклу, падение в движущийся грузовик и удар головой о борт кузова, затем еще одна попытка подняться в воздух и валящийся на меня сверху вертолет, Пустельга, сшибающая меня на полном ходу, крона дерева, треск ломающихся под нами веток и удар о землю, который вышибает из моих легких весь воздух, затем — мучительная невозможность вдохнуть. Спина и крылья до сих пор болели, так, что каждое движение давалось с огромным трудом. Но вся эта боль не шла ни в какое сравнение с той болью, которая накатывала на меня при мысли, что мой отец мертв. Он умер. Из-за меня. Затем Пустельга сказала, что он жив. По крайней мере, был жив, когда она видела его перед тем, как броситься за мной в погоню.

«А я просто сбежал. Когда он больше всего нуждался во мне, я удрал, как последний трус…»

Глубокое, тяжелое, жгучее чувство не оставляло меня ни на секунду — стыд.

Я почувствовал давление на сломанные ребра и открыл глаза. Пустельга, скользнув под мою правую руку, обняла меня за талию.

— Ты начал сползать по стене, — сказала она. — Что с тобой? Как ты себя чувствуешь?

— Не знаю, — честно ответил я и отвел глаза. — Если мой отец умер…

Она обхватила меня второй рукой и прижалась головой к плечу.

— Почему бы нам не связаться с твоей мамой и не узнать у нее?

Тепло ее тела, прижимающегося к моему, заставило вспомнить тепло ее губ и наш поцелуй под деревом на окраине поселка. Счастье, смешавшись с болью и чувством вины, превратилось в подступающую к горлу тошноту. Я прижался щекой к лежащей у меня на плече голове Пустельги, вдохнул запах ее волос и снова прикрыл глаза.

— Думаешь, это не опасно — позвонить моей маме? — спросил я.

— Хм… хочешь сказать, что эволюционисты могут прослушивать ее телефон? — задумалась Пустельга.

В десятке шагов от нас Туи и Сокол тихо чертыхались, наблюдая, как Мигель-Кондор возится с замком зажигания в кабине фургона. Филин и Рэйвен стояли на стреме в начале улицы. Но ночные улицы были пусты.

— Послушай, — подумав, сказала Пустельга, — я уверена, что существуют приложения, которые позволяют отправлять шифрованные сообщения и скрывать номер телефона, ну типа как с одноразовыми мобильниками. Сейчас посмотрю, можно ли загрузить такое на мой смартфон. Тогда мы сумели бы связаться с твоей мамой, не рискуя.

Я покрепче обнял Пустельгу и прижал к себе, я хотел поблагодарить ее за все, что она для меня сделала, но не успел — мотор фургона ожил. Мигель-Кондор справился с задачей.

— Все в машину, быстро! — скомандовал Сокол.

Несмотря на жесткий и холодный пол в кузове фургона, я, вероятно, задремал, пока мы ехали туда, где ребята оставили добытые ими припасы. Внезапно очнувшись от скрежета, с которым открылись двери фургона, я увидел стоящего над моей головой Сокола. Он пригрозил придавить меня рюкзаком, если я немедленно не отодвинусь в сторону.

По предложению Туи ребята раскатали все семь спальников и разложили их на полу, и вышло нечто вроде большого матраса. Я присел на край открытого кузова и подумал, что больше всего на свете хочу лечь и уснуть. Ко мне подошла Пустельга и сунула в руку смартфон.

— Надеюсь, номер маминого телефона ты помнишь? — с улыбкой сказала она.

Я слабо улыбнулся в ответ:

— Да. Конечно, если за те месяцы, что меня не было дома, мама не сменила номер.

Но мне не удалось сразу взяться за текст эсэмэски. Сокол окинул взглядом сложенные в фургоне вещи и глубокомысленно заметил:

— Итак, у нас есть продукты и все остальное, необходимое для жизни под открытым небом, у нас есть машина, но у нас по-прежнему нет плана. Куда мы теперь отправимся?

— Помните вчерашний ролик про Белые Крылья? — спросил Мигель-Кондор. — Туи, где этих людей видели чаще всего?

— Где-то на востоке, — пожала плечами Туи.

— Вот и давайте отправимся сначала на север, в обход пустыни, а потом на восток. Посмотрим, удастся ли нам напасть на их след.

— Ладно, почему бы и нет, — согласилась Туи, — если, конечно, эти поиски не окажутся погоней за призраком.

— Или за золотым гусем, — хмыкнул Сокол.

Отряд захихикал, оценив каламбур.

— Давайте взглянем на это дело следующим образом, — как всегда резонно принялась рассуждать Пустельга, — у нас ведь все равно нет никаких иных предложений. Так что поиск Белых Крыльев — занятие ничуть не хуже любого другого. И к тому же если захотим, мы всегда сможем передумать и поехать еще куда-нибудь.

Отряд стал обсуждать предложение, я же принялся тыкать в кнопки виртуальной клавиатуры, набирая сообщение маме.

Филин сел за руль, Рэйвен — рядом с ним в кабину, все остальные забрались в кузов, и фургон выкатился на ночные улицы Лос-Анджелеса. Я закончил писать сообщение и нажал «Отправить». Тем временем Туи, покопавшись в своем рюкзаке, вытащила бутылку воды и протянула ее мне вместе с парой таблеток.

— Набрала вот лекарств — на целую больницу хватит, — пояснила Туи. — Видя, как вы, чуваки, вечно влипаете в какие-нибудь истории, подумала, что не помешает. Прими, это снимет боль и поможет уснуть.

— Спасибо, док, — улыбнулся я.

Туи фыркнула и стала поудобнее укладывать крылья, чтоб привалиться спиной к Соколу, который устроился в углу среди рюкзаков и пакетов с провизией.

Я проглотил таблетки. Смартфон в моей руке тихонько звякнул — пришло сообщение от мамы. Трясущимися пальцами я нажал «Открыть».

«Дорогой, я так рада, что ты жив и здоров, что у тебя все в порядке! Папа все еще находится в реанимации, но положение стабильное, худшее уже позади. Мы с Шери пока поживем у бабушки с дедушкой. Береги себя. И помни — в случившемся НЕТ твоей вины. Если кого и следует винить кроме этих чертовых эволюционистов, так это врачей в той треклятой клинике. Они не имели права ТАК вмешиваться в нашу жизнь. Но кем бы ни был этот Шмидт-Голдберг — он и все остальные за все заплатят, обещаю. В любом случае, ты НАШ сын, мы тебя любим. Целую. Мама».

Я едва не потерял сознание от нахлынувшего чувства облегчения: папа жив, он поправится.

В глубине души я, конечно же, понимал, что вторжение в наш дом эволюционистов — не моя вина.

Но, что ни говори, когда отца ранили, я сбежал. И вина за этот поступок, безусловно, была на мне.

Я повел себя как последний трус. Я — слабак.

Стыд — не тот первый, жгучий, но тяжелый, неподвижный, давящий — камнем лег мне на сердце. Я могу сколько угодно делать вид, что его не существует, но он здесь и никуда не денется. И еще долго останется со мной, прежде чем мне удастся изгнать его из моей души, если вообще когда-либо удастся заслужить это освобождение.

Я почувствовал на себе чей-то взгляд и поднял глаза. Рэйвен. Она смотрела на меня через маленькое окошко в задней стенке кабины. И хотя большая часть лица девушки была скрыта, я видел глубокую печаль, стоявшую в ее глазах. Мне захотелось, чтобы она поговорила со мной.

Но Филин что-то шепнул ей на ухо. Рэйвен отвернулась и стала смотреть в лобовое стекло кабины.

Мигель-Кондор сидел в противоположном от меня углу кузова и, зажав пальцами свой черный крестик, беззвучно шептал молитву. Туи и Сокол безмятежно сопели, улегшись среди рюкзаков.

Пустельга сидела рядом со мной. Она осторожно вынула смартфон из моих беспокойных пальцев.

— Твой отец поправится, — прошептала она. Ее дыхание щекотало мне ухо. — Все наладится, просто нужно время.

Я не ответил. Здоровой рукой я нащупал смятый листок бумаги в боковом кармане джинсов. Несмотря на боль за близких, я подумал, что все не так безнадежно, как казалось вначале.

«Однажды я найду вас, доктор Шмидт-Голдберг из клиники „Золотой гусь“, — подумал я. — Но прямо сейчас для нас гораздо важнее отряд. После того как мы соберем остальных икаров, мы все вместе отыщем вас. И вам, доктор, придется ответить на кое-какие вопросы».

— Ястреб, — тихо позвала Пустельга, — тебе надо поспать. Ложись.

С помощью подсветки своего телефона она разгребла вещи, освободив на полу достаточно места, чтобы лечь и вытянуть ноги.

— Тебе тоже надо, — слабо запротестовал я.

— Камень-ножницы-бумага? — предложила Пустельга.

На раз-два-три мы оба выбросили вперед руки. Пустельга посветила мобильником. У обоих получилась «бумага». Потом — «камень», потом опять «бумага», а затем мы оба сошлись на «ножницах».

— Решено, — тихонько рассмеялась Пустельга, — придется делить одно спальное место на двоих.

— Решено. Ты — первая.

Она постепенно, дюйм за дюймом, улеглась в узком пространстве, положила голову на рюкзак и тихо вздохнула.

— Ложись, — позвала она. — Здесь достаточно места.

— Да ничего, все нормально, я посижу, — неловко промямлил я, хотя мне очень хотелось улечься на полу рядом с ней.

— Ложись, мы поместимся, не такая уж я и толстая. — Она еще немного подвинулась, освобождая для меня место.

Из угла кузова послышался сонный голос Сокола:

— Убийственный аргумент. Когда девушка переходит к подобным доводам, у тебя нет ни единого шанса.

— Вот именно, — зевнув, поддержала его Туи. — Давай, укладывай свою пернатую задницу на пол, тебе надо отдохнуть.

Я осторожно улегся рядом с Пустельгой. Ее лицо оказалось в нескольких дюймах от моего. Когда фургон качнуло на повороте, тело Пустельги прижалось к моему. Она не смотрела мне в глаза, но ее рука нащупала мою руку, голова легко опустилась мне на плечо. Меня затопила теплая волна счастья, смывшая остатки боли, с которой не справилась таблетка из аптечки Туи. В мое сердце вернулся покой.

Ровное урчание мотора убаюкивало. Я закрыл глаза и вдохнул пряный запах волос Пустельги, позволив всему, что случилось со мной, остаться во мне и стать частью моей жизни, а мне самому вновь — заслуженно или нет — стать частью отряда.

Филин вел машину аккуратно и ровно. Отряд покинул город. Все вместе мы позволили дороге нести нас навстречу нашему будущему и всему тому, что оно приготовило для нас.

Продолжение следует