Приложение. Иудаизм как планировщик
Понимание эффективности деятельности Г. Киссинджера в качестве члена «Совета по внешней политики», «Бильдербергского клуба», «Комитета трехсот» и других «закрытых» международных организаций (он находится на первом месте в списке из ста интеллектуалов мира, известных мировой общественности) невозможно без выяснения особенностей иудаизма как планировщика. Все дело состоит в том, что одним из самых мощных планировщиков является иудаизм, зафиксированный в священных книгах евреев. На его эффективность указывают следующие данные о величинах удельного потребления энергии на душу населения в архаических, первобытных обществах и современных социумах. Следует иметь в виду значимость энергии для эволюции культуры, так как в любой культурной системе имеется три фактора: 1) величина энергии, приходящейся на душу населения в год; 2) эффективность технологических средств извлечения энергии; 3) объем произведенных предметов и услуг для удовлетворения потребностей человека. Известно также, что такого рода величина отражает, обычно, уровень жизни в данной социальной системе. Отечественный физик А.Д. Гладун следующим образом характеризует распределение этой величины по странам современного мира: «Так, в США удельная мощность потребления невозобновимых ископаемых ресурсов энергии на одного человека превышает 10 кВт/чел. (общее энергопотребление примерно 20 кВт/чел.). В промышленно развитых странах эта величина изменяется от 3 до 7 кВт/чел. Средняя потребляемая на душу населения мощность (затраты на отопление, освещение, промышленное производство, транспорт, сельское хозяйство и т. д.) составляет чуть больше 2 кВт. Однако 75 % населения Земли потребляет 0,5 кВт мощности, а 8 % людей расходуют мощность 100 Вт на одного человека. Это соответствует потреблению первобытного человека, что неизбежно приводит к голоду и лишениям».
Древние евреи, которые были номадами, вели кочевой образ жизни в гористой и пустынной местности, были очень бедными и расходовали 100 Вт энергии на одного человека. Благодаря выполнению программы, заданной ветхозаветным планировщиком, сейчас они живут на Западе (в рамках золотого миллиарда), в основном в США и потребляют в 200 раз больше энергии на одного человека.
Немаловажная роль этого планировщика проявляется и в том, что именно евреи внесли существенный вклад в формирование мировоззрения и ценностей цивилизации Запада, оказавшей значительное влияние на другие цивилизации нашего мира. В своей интересной книге «Дары евреев» современный западный исследователь Т. Кахилл пишет о значимости влияния евреев следующее: «Евреи подарили нам Внешнее и Внутреннее, Объективную реальность и Внутреннюю жизнь, наше мировоззрение и наш духовный мир. Мы видим еврейские сны и питаем еврейские надежды. Даже просыпаясь поутру или пересекая улицу, мы остаемся евреями. Значительная часть нашего лексикона — в том числе такие популярные понятия, как «новый», «приключение», «неожиданность»; «уникальный», «индивидуальный», «личность», «призвание»; «время», «история», «будущее»; «свобода», «прогресс», «дух»; «вера», «надежда», «справедливость», — дарована нам евреями». Не следует забывать, что именно в рамках еврейского мироощущения и мировоззрения было выработано представление о необратимом и однонаправленном времени (хотя зачатки такого понимания времени существовали и в представлениях других народов древности), которое органически связано с формированием понятия о ценности индивидуальной истории и жизни отдельного человека. Так в древнееврейской «Каббале» просматриваются фундаментальные идеи современной науки, например, идея «большого взрыва», положившего начало существования нашей Вселенной, идея «эффекта бабочки», когда машущая крылышками бабочка в джунглях Амазонки оказывает влияние на погоду в Нью-Йорке, не говоря уже об открытии иудаизмом формулы «Бог наш, Господь един есть!», которая лежит в основе генезиса современной науки.
Именно этот планировщик создал такой менталитет, который помог евреям адаптироваться к любым изменениям, хотя структурно еврейская цивилизация ничем не отличается от всех других цивилизаций. Нетривиальные функции ветхозаветного планировщика в истории человечества могут быть обнаружены только тогда, когда еврейский народ рассматривается не как отдельный социальный организм (это присуще многим исследованиям судеб еврейской диаспоры), а во всем комплексе его взаимоотношений с другими народами, государствами и обществами. Следует отметить, что неявно понятие планировщика просматривается в работах известного американского социолога Т. Парсонса, который разбирает так называемыеповышенного типа промежуточные общества, к которым относятся два общества-парника — древний Израиль и классическая Греция. Именно понятие планировщика в рамках теории сложно организованных динамичных систем дает возможность пролить свет на феномен адаптивности евреев, на эффективность стратегии и технологий адаптивности созданной ими цивилизации.
Более того, согласно системным исследованиям, сейчас на первый план вышла проблема эффективности проектирования целенаправленных процессов и целеустремленных систем любой природы. С этой позиции можно утверждать, что пассивная часть планировщика используется для проектирования целенаправленных процессов, тогда как активная часть планировщика представляет собой целеустремленную систему, сформированную группой мощных интеллектуалов и необходимую для осуществления стратегии. Одним из таких интеллектуалов сейчас и является Г. Киссинджер — к нему до сих пор обращаются не только правящая элита Америки, но и правители других государств мира, в том числе В. Путин.
* * *
Несомненным является то обстоятельство, согласно которому жизнедеятельность еврейского народа, рассеянного по многим странам мира, определяется иудаизмом как планировщиком. Прежде чем выстраивать специфику этого планировщика, следует четко представлять себе сущность иудаизма. Однако здесь одной из сложных проблем, которая возникает при рассмотрении иудаизма, является его определение. Если мы будем давать дефиницию иудаизма подобно другим религиям, то тогда можно утверждать, что еврей — это тот, кто является приверженцем иудаистских верований и практик. Действительно, во многих случаях данная дефиниция оказывается весьма эффективной, но не всегда все так просто и однозначно. Американский исследователь А.У. Миллер насчитывает восемь различных типов личностей, которые относят себя к евреям и которые ранжируются от весьма ортодоксальных хасидов до тех, чьи родители или бабушка и дедушка родились евреями. Иудаизм невозможно изначально определить в терминах религиозной веры потому, что некоторые из евреев придерживаются атеистических воззрений. Неадекватным является определение иудаизма в терминах расовой теории, так как современные граждане Израиля имеют физические характеристики, близкие ряду рас: здесь европейские, африканские и восточные евреи.
Если невозможно определить иудаизм как сугубо религиозное учение в терминах всего еврейского народа, то можно говорить о тех индивидах, которые идентифицируют себя с иудаизмом. Хотя религиозная практика среди евреев широко дифференцирована, общей объединяющей чертой евреев является вера в единого Бога, который проявляет себя в исторических событиях и который избрал еврейский народ своим представителем среди множества других народов мира. Именно вокруг этого фундаментального принципа иудаизма выстраивается все остальное, определяющее специфику еврейской цивилизации.
Вместе с тем можно понимать иудаизм в более широком плане, нежели только религиозное учение, что дает основу для понимания разнообразия его подходов и проявлений, существовавших на протяжении всей его истории. Нельзя не согласиться со следующим утверждением профессора кафедры иудаики Нью-Йоркского университета Л. Шиффмана: «История иудаизма наглядно показывает как последовательно развивавшиеся, так и одновременно существовавшие направления мысли среди различных еврейских групп, каждая из которых предлагала свой ответ на главные вопросы о Боге, человеке и мире».
Особенность иудаизма в данном случае состоит в том, что его не всегда правомерно рассматривать в качестве независимого и самодостаточного учения, обладающего исчерпывающей системой ответов на текущие вопросы (данный подход можно использовать в ходе решения вполне определенных исследовательских задач). Ведь в противном случае происходит изолированное исследование одного из вариантов «иудаизма», отсечение его от всех остальных, которые существовали до него, существуют параллельно с ним и будут существовать и после него. Более адекватным является рассмотрение различных вариантов иудаизма как постоянно и активно взаимодействующих друг с другом. «В этом случае они должны изучаться в контексте друг друга, а также в контексте предшествующих и последующих проявлений. Только так возможно увидеть постоянное взаимовлияние между подходами, а также понять, какое наследие каждый период и каждый подход оставили последующим поколениям».
Именно в таком случае «иудаизм» трактуется достаточно широко, чтобы включать в себя различные идеологии и подходы, которые были выработаны на протяжении весьма длительной истории еврейского народа и которые влияли друг на друга. Ведь дробление и расчленение иудаизма при его изучении не позволяет понять его громадную мощь как планировщика, позволившего возникшей обширной еврейской диаспоре с ее уникальной ролью в формировании культурных и религиозных особенностей еврейской цивилизации не только ей выжить, но и в процессе взаимодействия с планировщиками других цивилизаций занять важное место в развитии человечества. Адекватным действительной сути иудаизма является только исторический подход к нему, что объясняет сложное и динамичное развитие иудаизма как единой целостной системы и его роль в качестве эффективного планировщика.
Прежде всего, следует отметить, что иудаизм как планировщик состоит из ряда структурных элементов или подсистем, каждая из которых выполняет вполне определенные функции. Первой важной подсистемой является «Ветхий завет» (еврейская Библия, Пятикнижие), представляющая собою часть «Танаха» — искусственного термина, составленного из первых согласных букв «т» (Тора, Учение), «н» (небиим, Пророки) и «к» (кетубим, Писания). Иными словами, Тора, которая создавалась примерно в XI–II вв. до н. э., вместе с другими иудейскими религиозными книгами составляет иудейский канон — Танах. Само Моисеево Пятикнижие (Тора) было получено на горе Синай Моисеем в виде божественного откровения. Тора считается в еврейской традиции результатом божественного откровения Моисею, переданного ему ангелами и возвещенного им еврейскому народу в целом. «Современные исследователи подвергли сомнению это утверждение, основываясь на литературном анализе текста Торы. Они выдвинули теорию, что Тора возникла в результате редактирования нескольких документов, отличающихся друг от друга как по времени написания, так и по кругу авторов, в котором они возникли.
До начала периода новой истории тем не менее эти вопросы никоим образом не влияли на развитие иудаизма. Для мудрецов Талмуда и их средневековых преемников, как и для современного ортодоксального иудаизма, понятие святости и богооткровенности Торы было самоочевидно».
Поскольку здесь нас интересует содержание одной из подсистем иудаизма как планировщика, постольку пока не стоит углубляться в теории, касающиеся датировки и авторства различных частей Пятикнижия. Наша цель заключается в том, чтобы понять характер текста в том виде, в каком он был записан и транслировался от поколения к поколению, выполняя функцию программирования их деятельности.
Анализ показывает, что Тора состоит из ряда неравнозначных частей, одна из которых «Книга Бытия» стоит особняком среди всех пяти священных книг. В ней речь идет о сотворении мира из Тоху и Боху, т. е. Хаоса и Пустоты, причем сама Бездна была одета во тьму. В нашу задачу не входит рассмотрение ряда тонкостей, связанных с унифицикацией двух версий о творении мира, чьи следы остались в «Книге бытия», и существующей в других библейских текстах третьей версии.
Существенным является то, что Всевышний создал мир вместе с Адамом из существовавшего до него хаоса, что означает его упорядочивание, т. е. здесь содержится фундаментальная идея контролируемого хаоса. Не менее значимо и то, что «Бог создал множество миров и уничтожил их, когда они перестали Ему нравиться. Все они были населены людьми, тысячу поколений которых он истребил, не оставив даже памяти о них». Поскольку человек создан Всевышним по образу и подобию своему, постольку он получает возможность осуществлять в своей деятельности принцип контролируемого хаоса, когда в своем социокультурном творчестве он способен разрушать созданные им миры и созидать новые (это наложило глубокий отпечаток на иудейский менталитет). Важность данного принципа состоит в том, что он оказался востребованным именно сейчас, в наше сложное время формирования новой цивилизации, новых основ человеческого бытия, когда эффективной оказывается стратегия контролируемого хаоса и социального проектирования.
Данный тезис, содержащийся в Книге Бытия и других библейских текстах, требует своего морального и законодательного оснащения, чему посвящены остальные книги Ветхого Завета, среди которых важную роль играют законодательные юридические документы. Иными словами, законы — это одна из фундаментальных составляющих Торы, почему евреев традиционно квалифицируют как «народ закона».
* * *
В качестве иллюстрации можно привести Книгу Исхода, которая начинается рассказом об истории рабства и освобождения израильтян, однако затем переходит к обсуждению совершенно иных, юридических тем. Перед нами правовой кодекс, называемый исследователями Книгой Завета, содержащий положения гражданского и уголовного права. «Этот кодекс имеет много точек соприкосновения с другими ближневосточными законами той эпохи, его часто сравнивали с кодексом Хаммурапи. Сравнение неизменно демонстрирует тенденцию библейского законодательства к равенству всего населения перед законом и к отказу от крайних мер наказания — пример, которому будут следовать и в эпоху Талмуда». Затем в тексте излагаются предписания о строительстве Скинии Завета (небольшого святилища в виде шатра), которое необходимо было для сопровождения израильтян в их странствии по пустыне. В конце детально описывается строительство Скинии в соответствии с изложенными предписаниями.
Здесь перед нами сложная библейская система жертвоприношений, включающая в себя, во-первых, детальные ритуалы для обычных дней, во-вторых, праздничные ритуалы, в-третьих, ритуалы очищения для всего народа Израиля и для отдельных грешников. Тесно связанной с жертвоприношением была система ритуальной чистоты и нечистоты, которую невозможно оторвать от всей структуры мышления еврейского народа. Ведь эта структура исходила из противоположности святого и скверного, причем святость считалась атрибутом всемогущего Абсолюта, Божества. Поэтому тот, кто вступал в контакт с мертвым, с определенными видами живых существ или имел некоторые типы физических выделений, должен был совершить очистительные ритуалы прежде, чем он должен был войти в Скинию. Все эти нормы кодифицированы в Книге Левит, где дано перечисление обстоятельств и процедур конкретных жертвоприношений, определены время и место их проведения, необходимые для жертв животные и соответствующие приношения зерна, оливкового масла и вина.
В специальном разделе рассматриваются вопросы ритуальной чистоты, оговариваются периоды нечистоты, ритуалы погружения в воду, омовения и очистительные жертвы. Особое внимание уделяется этическому и моральному поведению по отношению к ближним, запрету кровосмесительных браков и требованиям супружеской верности. Здесь идея святости получает физическое выражение в целостности тела(оно — совершенный сосуд) и завершенности социальных дел человека: «Важное дело, если оно уже начато, не следует оставлять незавершенным». Иными словами, законы Книги Левит опираются на фундаментальную идею святости, которая проявляется в цельности и означает четкое различение категорий мироздания, т. е. святость есть не что иное, как правильный порядок природного и морального миров.
В Книге Чисел дана детальная регламентация жертвоприношений для особых случаев, описываются соответствующие ежедневные и праздничные жертвоприношения. Можно сказать, что, систематическое и детальное описание такого рода ритуалов приводится именно в Книге Чисел, а не в Книге Левит. Наряду с этим, здесь излагается организация народа и его лагеря в пустыне, описываются также религиозные и военные испытания, которые выпали на долю народа Израиля во время странствий.
И наконец, «Книга Второзакония является, по сути, независимым документом, повторяющим многие законы, уже рассматривавшиеся в других книгах Торы. В известном смысле она близка по форме к тексту договора, типичного для древнего Ближнего Востока».
Повествовательный материал в начале и конце книги представляет собою соответственно преамбулу и заключение, в которых подписывающий договор с сюзереном вассал обязуется выполнять его условия. Между двумя этими разделами, как обычно, излагается основная часть соглашения. Аналогично, кодекс Второзакония в своей основной части приводит законы, которые Израиль должен соблюдать в вопросах войны, пленных, чистоты, разрешенной и запрещенной пищи, праздников, брака, развода, различных гражданских и уголовных правонарушений.
Аналитическое рассмотрение расположения этих книг внутри Торы приводит к достаточно интересным результатам, что выражается следующем комментарии Л. Шиффмана: «Каждая книга в своем нынешнем виде является независимым текстом с присущим только ей литературным жанром и формой. По содержанию книги часто пересекаются, повторяя друг друга, и написаны так, словно других собраний законодательных документов не существует. Они не делают никаких ссылок друг на друга, по крайней мере в открытой форме. Это дало основание многим ученым, начиная с XVIII в., утверждать, что Тора представляет собой комбинацию изначально независимых кодексов, отражающих различные повествовательные традиции. Согласно этому взгляду на происхождение Торы, известному как документальная гипотеза, повествовательная часть Пятикнижия, Книга Завета (законодательный кодекс в конце Книги Исхода), Священнический Кодекс (Книга Левит и часть Книги Чисел), Кодекс Святости (Книга Левит 17–26) и Кодекс Второзакония изначально были различными, не связанными друг с другом текстами… Поздний иудаизм рассматривал все особенности библейского текста как питательную почву для интерпретации. Похожие примеры экзегезы можно найти даже у сект эпохи Второго Храма».
В плане нашего проблематики существенным является то, что иудаизм в древности рассматривал Тору как результат божественного откровения, и поэтому каждый элемент ее текста и стиля мог обнаружить нечто новое в священном законе. Такой понимание Торы выступает основой для постоянно расширяющейся интерпретаторской традиции, которая позволила выработать и сформулировать разнообразные подходы к иудаизму, которые обуславливают его мощь в качестве планировщика. Однако следует помнить, что разнообразие интерпретаций в иудаизме ограничена знаменитыми 613 заповедями и запретами. Именно многообразие интерпретаций религиозных текстов иудаизма позволяет планировщику использовать стратегию, которая запрограммировала экзистенцию еврейского народа в изменяющихся социо-культурных и природно-экологических условиях, чтобы успешно адаптироваться к ним.
* * *
Другим параметром эффективности и мощи иудаизма как планировщика является наличие в Танахе пророчеств, которые выполняли социально-критическую функцию. Известно, что в основе авторитета библейской традиции в иудаизме лежит идея пророчества, осуществившаяся в жизнедеятельности как великих, так и малых пророков. В самой Библии дано описание ряда различных людей, которые получили прямое откровение от Бога, причем феномен пророчества с библейской точки зрения означает пророка, получившего от Бога послание, которое он должен сообщить. Интересно то обстоятельство, что пророки видели Всевышнего во сне или в состоянии транса, что только Моисей, об этом идет речь в Книге Исхода, является пророком, имеющим общение с самим Всевышним и передающий народу его волю. Таким образом, пророчество имеет социальное функцию, а не является просто индивидуальным религиозным опытом — харизма самих пророков позволяла передавать еврейскому народу послания Абсолюта для их выполнения в жизни.
«Библия позволяет проследить историю пророчества в древнем Израиле — отмечает Л. Шиффман. — За исключением Моисея, ранние пророки, описанные в Библии, были провидцами, харизматическими фигурами, которые пророчествовали в состоянии транса, часто вводимые в него посредством музыки и танца. Они нередко объединялись в небольшие группы и были известны как «сыны пророческие». Эти группы основывались на отношениях учитель — ученик и предназначались для передачи традиции пророчества. Не существует внятных свидетельств о том, были ли такие пророки вовлечены в моральное или религиозное брожение общества. Возможно, что они выступали как предсказатели будущего.
В ранний период монархии пророк является идеальной религиозной фигурой в царском окружении, глубоко вовлеченной в жизнь царского двора, но способной порой бичевать правителя при помощи критических притч. Другие, менее важные, пророки могли быть связаны, по мнению некоторых исследователей, с главными культовыми центрами. Ко времени Илии и Елисея пророки существовали как в Северном, так и в Южном царстве и часто пребывали в конфликте с царями. Они явно взяли на себя роль критиков израильского общества того времени, но пока еще не превратились в литературных героев».
Известно, что уже в начале IX в. до н. э. в Иудее и в Израиле так называемые малые пророки (их называли так из-за размера их книг) подвергали едкой критике два главных греха того времени: синкретический культ и социальные пороки, охвативших всю страну. Обе эти проблемы находились в фокусе внимания пророков все последующие годы, так как искоренить их весьма непросто. «Они требовали искоренения даже минимального участия в языческих культах и призывали к исправлению несправедливостей, совершавшихся по отношению к бедным, безземельным слоям общества, ясно и во всеуслышание заявляя, что исполнение культовых предписаний не несет в себе ценности, если оно не сопровождается жизнью в соответствии с истинными моральными и этическими принципами». Из двенадцати малых пророков только пророчества Амоса и Осии (VIII в. до н. э.) дошли до нас в письменном виде (в этом и заключается их самый важный вклад в иудаизм) — они записывали свои публичные речи их либо для своих нужд, либо для более широкого распространения.
Существенное воздействие пророчеств Амоса состоит в том, что он положил начало самокритике в древнем иудаизме, исходя из своей приверженности справедливости, почему его пророчества евреи продолжают читать около 2800 лет. «Израиль в конечном счете бичевался пророками не потому, что был хуже, но потому, что от него ждали действий на основе более высоких моральных норм. Грехи древних израильтян были серьезными. Но одно можно сказать в их пользу: израильтяне канонизировали своих критиков, собрали их писания (которые другие народы сожгли бы) и превратили в священные книги, подлежащие изучению будущими поколениями». Действительно, социально-моральной критики невозможно обнаружить ни у одного другого народа, ни у одной другой религии. Ни в Новом Завете, ни в Коране не содержится пространного обличения неправедного поведения первых христиан и мусульман.
Заслуживает внимания также и вклад в развитие иудаизма, сделанный пророком Михеем (вторая половина VIII в. до н. э.); он положил начало необычной и знаменательной традиции: стремление «упростить» иудаизм до его этической сущности. Быть евреем для него означает следующее: «Вершить правосудие и любить милосердие, и скромно ходить перед Б-ом твоим».
Этот фундаментальный принцип иудаизма затем был сформулирован такими знаменитыми мудрецами Талмуда спустя сотни лет, как Гилель и Акива. Первым дана кратко суть иудаизма в виде следующего определения: «Что неприятно тебе, не делай своему ближнему. Все остальное комментарий (к этому) — теперь иди и изучай», вторым она выражена так: «Люби ближнего своего как самого себя, вот главный принцип Торы». Здесь следует отметить то существенное обстоятельство, что в основе иудаизма лежит представление не об Одном, а о Единственном, который является «нравственным Богом». Ведь избранный им народ должен выполнять данные ему обязательства в виде обрядов (Исх. 34, 10–20), или Десяти заповедей (Исх. 20). «Эти распоряжения налагают в самом чистом виде моральную ответственность, которую способны принять цивилизации 2-го тысячелетия: почитание личного Бога и отказ от культов всех других божеств, уважение к ближнему — как к нему самому, так и к его семье и имуществу. Этот Бог всегда уважает человеческую свободу, которая проявляется в многочисленных «бунтах» в пустыне».
Иными словами, иудаизм является, прежде всего, этическим учением, которое обычно входит как значимый компонент в философию, т. е. оно — ядро иудаистской философии.
В связи приближением конца монархии и появлением сложного узла политических и религиозных проблем перед пророками открылись новые горизонты. Известные пророки Исайя (ок. 740 — ок. 700 гг. до н. э.), Иеремия (ок. 627 — ок. 585) и Иезекииль (593–571) оказались в контексте новых политических реалий и столкнулись с растущим влиянием культур Месопотамии на израильский культ. Их пророчества окрашены историческими событиями времени, они довели литературное развитие пророчества до его высшей точки. Этими тремя великими пророками создана та проза и поэзия, чья глубина, красота и масштабы превратили этих людей в центральные фигуры поздней традиции.
«По мере развития иудаизма книги пророков оказали влияние на многие другие аспекты традиции, прежде всего на идею мессианства, которая коренилась в словах пророков. Позднее еврейский мистицизм черпал свое вдохновение в видениях Исайи и Иезекииля. Мораль пророков и их тесная связь с ритуальной практикой иудаизма также имели весьма продолжительный эффект».
Можно утверждать, что социально-критическая функция и функция социально-моральной самокритики пророчеств, вошедших в моральную и ритуальную ткань иудаизма способствовали значительному повышению его мощи и эффективности.
* * *
Не менее значимым в структуре иудаизма как планировщика оказывается и литература нерелигиозной, светской мудрости, что способствовало адаптации еврейского народа в социокультурной среде, которая всегда включает в себя компоненту светского. «Корпус библейских писаний включает в себя группу текстов, — пишет Л. Шиффман, — именуемых «литературой мудрости». Этот жанр базировался на традиции светской мудрости, общей для всего Ближнего Востока в древности и в целом не связанной с какой-то определенной религией, поскольку учения мудрости не при знавали языковых и культурных различий и были одинаково популярны как в Египте, так и в Месопотамии».
Ведь тексты литературы мудрости, независимо от их происхождения, как правило, содержали советы относительно вопросов этики, устройства своей жизни и отношениям в семье. Известно, что библейские тексты мудрости состоят из нескольких псалмов, Книги притч Соломона, Иова, Екклезиаста, Песни Песней и пр. Книга Иова посвящена в основном проблеме зла и несправедливости, а Екклезиаста — тщетности человеческой деятельности и вытекающих из этого советам. «По сравнению с другими книгами Библии литература мудрости уделяет мало внимания теологическим принципам и историческому опыту Израиля. Проблемы, которые в ней поднимаются, — и советы, которые она предлагает, могут быть охарактеризованы как общая ближневосточная светская мудрость с еврейской перспективой».
Существенным является то обстоятельство, что тексты этой литературы светской мудрости изучались, очевидно, в школах, так как, например, Книга притч Соломона часто упоминает взаимоотношения между учителем и учеником. Традиция мудрости обнаруживается в нескольких книгах эпохи Второго Храма, что свидетельствует о продолжении традиции, которая оказала глубокое влияние на дальнейшее развитие иудаизма.
В целом нельзя не согласиться со следующим утверждением: «Израильская религиозная и культурная традиция в библейские времена была богатой; она оставила корпус писаний для последующей интерпретации. Различные группы и течения в иудаизме, которые возникли позже, зачастую кардинально расходились в своих интерпретациях библейского материала, который они унаследовали. Но в одном они были едины: священность и авторитетность библейского наследия признавали все. Библейский закон и теология оказали непреходящее воздействие на иудаизм последующих столетий».
Иными словами, сформировавшийся первоначально в библейские времена иудаизм как планировщик имел солидные основания, которые образовали его структуру. Необходимо отметить, что Ветхий завет и связанные с ним тексты создавали мощные интеллектуальные умы, которые в силу недостатка информации вставляли логические связки между эпизодами. Здесь на помощь приходило воображение, творческая фантазия и в результате получилось грандиозное произведение, где детали были точными. Получается, что точными, подлинными деталями оснащаются сконструированные для соответствующих целей понятийную схему (такими целями являлись выживание евреев в диаспоре и исправление мира). Именно детали придают достоверность воображаемой схеме и воздействуют весьма эффективно на сознание как индивида, так и масс, что и обеспечивает мощь иудаизма как планировщика (не случайно, этот технический прием используется в пропаганде, контрразведке и других областях человеческой жизнедеятельности).
Особенностью иудаизма как планировщика является то, что он продолжал развиваться и дальше постольку, поскольку изменчивая социокультурная среда требовала соответствующей корректировки. Действительно, постоянное наращивание потенциала иудаизма как планировщика на протяжении всей истории еврейской цивилизации позволило последней в рассеянии по всему миру адаптироваться к изменяющимся условиям на протяжении тысячелетий. Постбиблейская литература в своем развитии проходит два основных этапа: талмудическая литература с начала III в. до н. э. до VII в. н. э. (Иерусалимский Талмуд был готов к началу V в. н. э., а работа над Вавилонским Талмудом продолжалась до VII в. н. э.) и раввинистическая литература с начала составления Талмуда до наших дней. Талмудическая литература, или Талмуд, состоит из таких двух главных частей, как Мишна и Гемара, где Мишна представляет собою свод законоположений (галаха), основанных прежде всего на законах Моисея, а Гемара является дальнейшей разработкой и обширным толкованием Мишны. Талмуд на иврите значит «полное абсолютное учение», для его постижения иногда и жизни не хватит. Именно благодаря ему «разбросанные по всему свету евреи смогли остаться евреями, пронеся свою веру через все испытания».
Необходимо отметить фундаментальный вклад в совершенствование Талмуда евреев Вавилонии, который оказал сильнейшее влияние на формирование еврейской жизни на многие сотни лет, ибо придал практически идеальную форму для многих еврейских общин мировой диаспоры. «Если вавилонское еврейство занимает почетное место в нашем историческом сознании, — пишет И. Гафни, — то прежде всего благодаря оставленному ем духовному наследию, которое сформировало облик еврейского народа на многие поколения вперед. Это наследие кристаллизовалось вначале в литературной форме Вавилонского талмуда, а затем совершенствовалось, проходя необходимые шаги до превращения в юридическую систему, работающую в повседневной жизни… Деятельность вавилонских гаонов (академий. — В.П., Е.П.) с течением поколений вышла за узкие рамки Вавилонии и в конце концов определила модели жизни для большинства общин Израиля». И если в книгах пророков и текстах светской литературы изложена система принципов этического поведения, то в Талмуде перед нами предстает отточенная система юридических законов, которые в совокупности оказывали и оказывают немалое влияние на жизнедеятельность еврейских общин во всем мире.
* * *
Однако неправомерно сводить к Талмуду сущность Торы, понимаемой всего лишь как свод законов, что представляет собою юридическое выяснение требований Талмуда. На это обращает внимание М. Лайтман, когда отмечает, что в таком случае, мы «коснулись лишь физического выполнения заповедей и главное — еще далеко от них, потому как даже изучаемого ими нельзя постичь без знания внутреннего содержания Торы». Ведь большая часть Талмуда оказывается зашифрованной без знания этого внутреннего, тайного содержания Торы. Вот почему в «Вавилонском Талмуде» сказано: «Талмуд — тело Торы без света и осветить его можно только через тайны Торы, о которых сказано Тора — свет». Понятным становится утверждение Гаона ми Вильно: «Нет во всем Талмуде даже одной заповеди, которую можно полностью понять без познания части тайной Торы, на которой эта заповедь построена и пока не понял тайную часть, даже открытая часть заповеди не может быть ясна».
Иными словами, наряду с письменной Торой существовала ее тайная часть в виде «Устной Торы», которая в конце концов была завершена созданием еще одного структурного элемента иудаизма как планировщика — священного эзотерического текста Зогара, или одной из книг Каббалы. Последняя и является «тайной частью Торы», в которой сконцентрировано основные положения Устной Торы.
Зогар (Зоар) представляет собою новое откровение скрывшегося и вновь обретенного смысла, которое находится у истоков становления устной Торы в диаспоре и одновременно есть итог постепенного восхождения традиции устной Торы к глубинам интерпретации Торы Письменной. «Это сопряжение начала с концом, — отмечает М.А. Кравцов, — простого смысла с мистическим, Письменной Торы с устной. Тот, кто удалялся, — приблизился; Слову Бога дан человеческий ответ. Именно на роль такого ответа, завершающего историю устной Торы в изгнании, и претендовал Зогар. Он появился среди евреев в начале шестого тысячелетия по еврейскому летоисчислению — это тысячелетие традиционно считается началом эпохи Машиаха — и содержал в себе бесчисленные указания на то, что его учение является Торой мессианских времен.
К моменту появления этой книги была уже завершена основная работа по систематизации устного Предания, и раввинистический иудаизм достиг периода полноценного расцвета. Просияв в ореоле древней книги, Зогар одновременно оказался и архаическим базисом устной традиции, и самым последним ее приобретением, он как бы объял собой всю историю тысячелетнего развития иудаизма, а сам остался вне пределов этой истории. Наступил какой-то новый этап в развитии еврейского учения: отныне будущее традиции было так или иначе связано с этой загадочной книгой.
Зогар действительно пришел в традицию издалека — если не из дали времен, то из умопостигаемой дали необычного мистического опыта, — и приживление его к телу иудаизма было болезненным. Он был одновременно и родным, и чужим для традиции, одновременно укреплял и отрицал ее, сливался с ней и оставался снаружи — словно живое воплощение изначального света, который объемлет все сущее, но не сопричастен ему».
Многочисленные исследования показывают, что, по существу, Каббала (одна из частей которой это Зогар) является изложенной на другом языке Торой, одним из важнейших принципов мировоззрения которой является настолько фундаментальным, что имеет отношение ко всем существенным аспектам еврейского учения, а именно: принцип «гибкости», или «мягкости». Он сформулирован раби Эльазаром следующим образом: «Следует человеку всегда быть гибким, как тростник, а не твердым, как кедр. Потому-то и удостоился тростник того, что делают из него перья, которыми пишут свитки Торы…».
В данном случае принцип «гибкости» выражает глобальную способность Торы, которая коренится в самых вершинах Мироздания и которая гармонизирует буквально все вещи в мире. Этот принцип «гибкости» есть проявление творческой силы, ее диалектического характера самого Абсолюта (Всемогущего), находящегося на такой высоте, где невозможно вычленить ни высокого, ни низкого, ни прекрасного, ни безобразного: «Напоминание об этой «гибкости» — о проявлении творческой силы, способной примирять, сочетать и сводить воедино столь разные понятия, столь разобщенные явления, что, казалось бы, между ними не может быть никакого моста, — содержится во всех важнейших книгах иудаизма». Здесь речь идет о глубинной, живой сущности иудаизма как планировщика, представляющего собою спонтанное, во многом сокровенное выражение созидательного духа Торы, которое содержит в себе теоретическую установку или явный императив, предписывающий стремиться к «золотой середине», гармонии, дающей эффективные результаты на практике.
В общем плане такая «гибкость», или на языке иудаизма всепричастность божественной Воли, которая выражена в Торе, применима не только в отношении взаимосочетания верхнего с нижним, горнего с дольним, но и в нахождении равнодействующей для двух находящихся в оппозиции сторон по горизонтали. «Комментатор объясняет, что в Писании сила, стоящая за этой «гибкостью», обозначается словом Гадоль (великий), смысл которого принципиально отличается от смысла близкого по значению слова Рам (высокий). Ибо последнее указывает на превознесенность Бога над вселенной и ее обитателями, а слово Гадоль подразумевает способность Создателя в каждое мгновение склоняться над любой частностью Мироздания, сходить с превыспренних высот, чтобы управлять творениями. И тот же комментатор разъясняет, что слова Писания (Тегилим, 34, 15): «Отклоняйся от зла и делай добро, ищи мира и следуй ему», — намекают на ту гармонию, которую заповеди Торы, укорененные в воле Творца, привносят во вселенную, снимая смертельную оппозицию добра и зла. Триста шестьдесят пять запретительных заповедей («отклоняйся от зла») и двести сорок восемь предписывающих («делай добро») — вот шестьсот тринадцать столпов, на которых зиждется мир во вселенной («ищи мира и следуй ему»)». Тот же принцип «гибкости» проявляется в умиротворении не только враждебных друг другу явлений, но и в согласовании противоречивых мнений и взглядов.
* * *
В Зогаре, как и остальных каббалистических книгах, однако наиболее рельефно и концентрировано дано эзотерическое обоснование такого пронизывающего множество миров всеединства, такой сочетающей разногласия «гибкости». В каком-то смысле речь идет об узловом принципе концепции Каббалы, который является фундаментальным для всего иудаизма. Согласно Зогару, за гранью всего того, что выразимо и невыразимо, над всем тем, что создано Богом, и тем, что само относится к нему, — находится абсолютное Единство, которое не имеет ни частей, ни концов, ни уровней, ни пределов. «Сокрытость сокрытого из тайны Беспредельности, узел в свернутом, замкнувшийся в кольцо».
Именно это абсолютное Единство бесконечно предшествует вселенной, так как любое различение и любая неоднозначность коренится в Высшей Воле, возжелавшей разомкнуть кольцо Беспредельности и создать мир. «Сокрытое сокрытостей, принадлежащее тайне Беспредельного, пробивало и не пробивало свое собственное пространство, не обнаруживаясь вовсе до тех пор, пока изнутри его пульсации не высветилась некая точка». Как раз таки данная точка (в иудаизме она называется Мудростью Всевышнего) одновременно принадлежит Беспредельному и открытая вовне представляет Начало Мироздания. «Высшая сокрытость. То, что за ней — непостижимо вовсе. И поэтому она называется Началом — изначальным речением, предшествующим всему».
Именно данный прорыв из беспредельного содержит в себе намек на все то, что получает видимость дисгармонии и несогласия. Некоторое смещение акцента в сторону самого этого порыва, выделение его из контекста творческого импульса несет возможность будущих споров и вражды. Однако подлинный исток этой разобщенности находится на ином уровне созидания — он там, где изначальная точка как бы покидает свои сущностные пределы и «подобно червячку благородного пурпурового шелкопряда окутывается внутри и создает для себя чертог».
Здесь, на этапе первоначального строительства мира лежит (находящийся за планом мироздания, в совершенно трансцендентной области) источник постоянных разломов, катастроф и сдвигов. Иными словами, корень зла находится в самой возможности неправильного, неупорядоченного построения миров (называемая в Зогаре первобытным разрушенным миром), из обломков которого созидается новый, выстроенный правильно мир.
«Такая возможность неправильного построения миров, — подчеркивает М.А. Кравцов, — неизбежно предшествует правильному и взвешенному построению, и гармоничное мироздание созидается как бы через голову катастрофы. Поэтому единство, которое осуществляется во вселенной, — это, так сказать, единство вторичное, единство воссоздания и исправления. И образом этого единства служат весы — гармонизация происходит за счет непрерывной связи с Беспредельностью, благодаря неизбывной подвешенности в абсолютном Единстве. То есть всякое согласование, всякая целостность в мире достигается путем уравновешивания противоположностей, когда в одежды равнодействующей силы одевается единство Запредельного. И Зогар называет эту равнодействующую силу, спускающуюся до самых нижних миров и достигающую своей вершиной аспектов самых возвышенных, Срединной Опорой (Амуда де-Амцаита). При помощи Срединной Опоры осуществляется гармонизация противоборствующих тенденций».
Срединная Опора отнюдь не является лишь равнодействующей двух противоположных сил, она имеет вполне самостоятельное значение — она воплощает в себе эти две стороны полноценным образом, созидая из них нечто новое. Иными словами, она и есть в прямом смысле самим этим воссозданным миром, который связывает высшее с низшим, а правое — с левым: «При создании вселенной была распря левой стороны с правой. Во время этой распри, в которой пробудилось левое, вышла Геенна и прилепилась к нему. Срединная Опора, которая суть третий день, вошла между ними, и разрешила спор, и согласовала между собой обе стороны, и Геенна спустилась вниз, а левая сторона включилась в правую, и все стало цельным».
Этот организующий принцип в виде образа Срединной Опоры позволяет адекватно описывать не только структуры миров, но и объяснять истории еврейского народа, тайны человеческого бытия, тайны души и внутренней сущности Торы. Так, происхождение еврейского народа связывается с необходимостью исправления основ Мироздания, с гармонизацией разобщенных общественных сил, тогда как суть подлинного человеческого совершенства достижимо лишь для того, кто идет по пути гармонизации дурных и благих сторон бытия, а вовсе не одним лишь стремлением к добру. Можно сказать, что иудаизм, выраженный на разных языках Торы и Каббалы, представляет собою философию жизни, которая помещена в религиозную оболочку. Вполне уместно в данном случае утверждение М. Лайтмана, которое акцентирует внимание на философской сути тайной части Торы: «Каббала всегда была в стороне от обычной религии, потому что она занимается совсем иным воспитанием человека, развивая в нем чувство критики, анализа и четкое интуитивное и сознательное исследование себя и окружающего мира».
* * *
Для понимания роли Каббалы в функционировании иудаизма как планировщика существенным является то, что она по своей сути является «пантеистическим воззрением». Известно, что пантеизм можно сформулировать двумя тезисами, являющимися зеркальным отражением друг друга: «Все есть Бог» и «Бог есть Все». Каждый из этих тезисов в определенном смысле эквивалентен другому, хотя они и сопряжены друг с другом, а также они оба устремляются к одному смыслу. «Но этот смысл способен меняться на диаметрально противоположный, в зависимости от того, в какой последовательности эти тезисы произносятся. Если первый тезис предшествует второму, то, очевидно, перед нами продукт натурфилософского рассмотрения, мрачная химера атеизма. Если же второй предшествует первому, то это прозрение мистика, который преодолел разрыв предельного с запредельным и увидел Мироздание в его созидательном порыве к тому состоянию цельности, которое было до тотальной порчи миров».
Очевидно, что мысль о постоянном творческом импульсе, который поддерживает мир, является по своему характеру пантеистической, однако она высказана псалмопевцом: «Вовек, Господь, слово Твое стоит в небесах…». Ведь пантеизм — это убежденность в том, что Бог пронизывает всю вселенную, но и об этом сказано: «Куда уйду я от духа Твоего и куда убегу от лица Твоего? Поднимусь ли на небеса — там Ты, соскользну ли в Преисподнюю — вот Ты». Не менее пантеистическим является и представление о близости Творца к творению, о чем говорит Давид: «Близок Господь ко всем призывающим Его, ко всем, кто призывает Его в истине». Поэтому нельзя не согласиться со следующим выводом М.А. Кравцова: «Если это пантеизм, то тогда иудаизм насквозь пантеистичен, равно как пантеистичны все наиболее интимные религиозные чувства, самые тонкие оттенки веры». Иудаизм, в котором отчетливо и блестяще выражена идеология взаимной сопричастности всех сторон бытия пантеистичен по своей сути, что объясняет потрясающую действенность его как планировщика.
Эта весьма высокая эффективность иудаистского планировщика является одной из фундаментальных причин адаптивности еврейской цивилизации, что в свою очередь объясняется пантеизмом иудаизма, представляющего собою философское учение. Известно, что пантеизм есть такое философское учение, которое в максимальной степени сближает понятия «Бог» и «Природа», выражая тенденцию к их отождествления. Действительно, в иудаизме учение о божественных атрибутах (ограничение Бога во имя Творения), которое не только трансформирует сокрытое Беспредельное в Бога Откровения, но и образует структуру творения, определяет структуру мироздания. Эти божественные атрибуты в Каббале как ступени раскрытия и одновременно ограничения Абсолюта называются сефирот. Система сефирот представляет собой древо сефирот, которое носит диалектический характер, причем каждая из сефирот по своей природе является голографической. Каббала учит, что система сефирот — это не только структурная парадигма всего сущего, но и воплощение принципа «все в одном, одно во всем». В иудаизме пантеизм существовал в двух формах: натуралистический, когда происходит одухотворение природы, что наделяет ее божественными свойствами и растворяет бога в природе, и мистический (панентеизм), растворяющий природу в боге. Эта философская система дает видение природного и социального миров благодаря обобщающей картине мира, что позволяет решать конкретные, частные задачи.
Как показано исследованиями британского писателя и археолога Д. Рола, установившего местонахождение Эдема и его сказочного Сада (одна из межгорных долин нагорья Загрос около 6000 г. до н. э.), библейские Элохим были концентрированным выражением сил природы в сознании первобытного человека. На исходе каменного века человеческий род стал постепенно осознавать свои огромные возможности деятельного образа жизни в сравнении с простой охотой и собирательством. Генезис библейских Элохим (фактически цивилизации) описывается Д. Ролом следующим образом: «Вокруг, насколько хватает взор — черные вулканические горы, вздымающиеся в небо. В сознании примитивного человека они представляли собой пьедесталы тронов, с которых бессмертные боги взирают на дела и заботы своих творений. И вот однажды владыки неба и земли (библейские Элохим) решили сойти на землю со своих величественных тронов, чтобы вступить в контакт с людьми, сотворенными ими. Контакты получали самые разные проявления. Повсюду царили огонь и землетрясения, небо сотрясали громы и молнии, ветры и ураганы. Боги говорили громовыми голосами, от раскатов которых дрожала земля. Воля богов проявлялась как в величии природы, так и в грозной разрушительной силе ее стихий. Боги были своего рода квинтэссенцией и средоточием сил природы — египетск. нетджер — термин, употреблявшийся в позднейшую эпоху в долине Нила для обозначения божественного начала. Право, можно только удивляться, если окажется, что само слово натура (природа) не уходит своими корнями в седую египетскую древность».
Люди Эдема выше всего ценили воду, поэтому самым священным местом был источник на вершине Горы Чаши, находившийся у подножья трона «Владыки Земли» и других небесных богов. «Народ Библии называл верховного бога «Йа» (аккадск. Эа, произносится Эйа), что представляет собой сокращенную форму имени Яхве». Таким образом, древнееврейский бог Яхве по своему генезису оказывается обозначением одной из самых могущественных сил природы, от которой зависела жизнь людей эпохи неолита. Именно это и лежит в основе пантеистического мировоззрения иудаизма, которое со временем приняло натуралистическую и мистическую формы.
Фактически иудаизм как планировщик по своей сути является философией, ибо в Ветхом завете выражены следующие фундаментальные философские идеи: 1) историзм (повествование идет от Адама до Апокалипсиса), 2) объективная необходимость (она представлена в виде Яхве), 3) закон (он облечен в религиозную форму). Все это вместе выражает идею порядка, которая помогает человеку ориентироваться в социальном и природном мире. Кроме того, в Ветхом завете выражена такая степень свободы, как диалектика, позволяющая мышлению индивида быть гибким, что обеспечивает ему и его группе адаптивность. И вместе с тем в аспекте планировщика существенно то, что данная диалектическая гибкость связана с жестко сформулированной целью иудаизма: «сделать мир совершенным под властью бога». Свобода человека органически связана с тем, что он должен следовать повелениям Яхве, выражающего объективную необходимость.
Другое дело, что философия иудаизма для своего более действенного влияния на поведение еврейского народа была облечена в религиозную форму. Ведь общество выступает в качестве машины, которая творит богов, представляющих собой коллективные персонифицированные идеалы. Сущность религии, как известно, состоит в том, что она внушает людям фанатичную преданность отдельным группам и закрепляет преданность каждого своему сообществу, а тем самым, враждебность к другим сообществам. В этом плане монотеизм иудаизма, который является религией весьма высокого уровня абстракции, значительно усилил его значимость как планировщика.
«Когда в XIII веке до н. э. Моисей запретил поклоняться идолам и иконам, это радикальное нововведение послужило поводом для наложения запрета на культ других божеств, укрепив тем самым основы монотеизма. Бесплотный Бог, лишенный материального облика и конкретного обиталища, обладал большими преимуществами, поскольку связь между ним и его последователями невозможно было разрушить, украв или уничтожив иконы, разгромив храм или изгнав служителей культа».
Для других народов, поклонявшихся статуям (идолам) божеств в храмах, при уничтожении идолов и храмов завоевателями наступала религиозная смерть, что влекло за собой исчезновение этого народа. В отличие от них еврейский народ сохранился потому, что невозможно уничтожить абстрактного бога (это один из факторов, обусловивших выживание сынов Израиля).
Следует отметить, что идея абстрактного бога, которому запрещено ставить идолов, была выработана и укоренена среди евреев-номадов. Эта идея представляет собой один из наиболее важных вкладов в развитие Западного мышления, ибо бог не был частью природы, он находился вне ее и поэтому человек стал управлять природой по божественной воле, изменять ее в своих целях благодаря своему потенциалу. Феномен идолопоклонства отсутствует у некоторых народов, ведущих кочевой образ жизни, ибо выработанная ими культура существует только в их сознании. В качестве примера можно привести специфический характер существования культуры бушменов: «Культура бушменов — танцы, песни и предания — лишена фундаментальных форм. Если не считать наскальных рисунков, культура существует лишь в их сознании. Будучи кочевыми охотниками, они не могут обременять себя вещами». Евреи в силу своего рассеяния среди других культур и цивилизаций тоже не имели своих фундаментальных форм и хранили свою культуру в сознании.
* * *
Все описанные структурные элементы иудаизма как планировщика не являются статичными в ходе своего генезиса, они формировались весьма динамично на протяжении длительного, почти полуторатысячелетнего периода, впитывая в себя все ценное для адаптации и выживания еврейского народа. Исследования показывают, что священные документы добиблейской поры на древнееврейском языке — «Книга Яхве» и «Книга Яшара», эпическое повествование о скитаниях евреев в пустыне и их приходе в Ханаан, — а также наиболее древние фрагменты ветхозаветного текста (Танаха) относятся еще к доцарской эпохе (около 1020 г. до н. э. в Палестине возникло Иудейское царство, просуществовавшее примерно до 933 г. до н. э.). В плане нашей тематики существенным является то обстоятельство, согласно которому более или менее точно датируемый текст Танаха — Песня Деворы фиксируется XII в. до н. э., тогда как самый поздний текст книга Даниила — серединой II до н. э., сама же канонизация Танаха завершилась к I в. н. э. По последним, уточненным данным формирование Ветхого завета, состоящего из десятков книг, происходило с XIII–XII в. до н. э. по II в. н. э.
Таким образом, время создания и оформления Танаха охватывает около пятнадцати столетий, что показывает мощь иудаистского планировщика. «Долговременное становление текста, — отмечает Й. Вейнберг, — может иметь для него разные последствия, но одно из существенных состоит в том, что чем дольше какой-нибудь текст создается, тем богаче и многограннее воплощенный в нем человеческий, исторический опыт, и в этом отношении Танах не имеет себе равных».
Следует также иметь в виду и то обстоятельство, что сам Танах создавался в эпоху «осевого времени» (800–200 гг. до н. э.), когда совершился самый резкий поворот в истории, ибо появились зачатки современного человека. В именно в эту эпоху «осевого времени» возникли творения Древней Греции (трагедии и комедии Эсхила, Софокла, Еврипида, Аристофана и др., философские произведения Сократа, софистов, Платона и пр.), Заратустра и зороастризм, Сидхарта Гаутама (Будда) и буддизм, Лао-цзы и даосизм, Кун-цзы (Конфуций) и конфуцианство, Танах и его созидатели и многие другие. Значимым является и то, что в эту эпоху «осевого времени» возникли не только целый ряд гениев и их творений, но и она сама одновременно создана ими.
Не менее важным является и то, что малочисленный еврейский народ вынужден был существовать в окрестностях самых оживленных путей Древнего Ближнего Востока, за который вели ожесточенный спор великие империи Древнего Египта, Ассирии, Вавилона, Персии и др. В результате борьбы между этими империями Израиль около 722 г. до н. э. был покорен ассирийским царем Саргоном II и значительная часть его населения была угнана в ассирийский плен (некоторые исследователи считают это началом диаспоры евреев), Иудея же в 587 г. до н. э. была завоевана вавилонским царем Навуходоносором и ее верхушка была переселена в Вавилон (ряд исследователей именно эту дата рассматривают в качестве начала рассеяния евреев). Примерно через полстолетия персидский царь Кир, который разгромил вавилонскую державу, отпустил евреев из плена и часть их в составе нескольких десятков тысяч человек вернулась на родину. Период с конца YI в. до н. э. условно в историографии именуется эпохой второго храма, когда, за исключением периода 167–163 гг. до н. э., государственная самостоятельность евреев отсутствовала.
Затем наступает талмудический период, богатый также целым рядом политических и культурных событий: экспансия Римской империи, ее борьба с Парфянским царством, другими государствами Востока, возникновение христианства, превращение его в государственную религию и т. д. На протяжении более полутора тысяч лет еврейские интеллектуалы накопили и осмыслили опыт политической деятельности великих держав. После крушения Римской империи евреям пришлось адаптироваться к условиям жизни в государствах Западной Европы, исламского мира и других регионов мира. Они также освоили опыт взаимоотношения с другими социокультурными системами, в рамках которых им пришлось существовать. Происходило взаимодействия иудаистского планировщика с планировщиками иных цивилизаций (западной, исламской, индийской, китайской, византийской, славянской). В течение всей своей истории иудаистскому планировщику приходилось не один раз изменяться (во время вавилонского плена, эпоха Антиоха и др.), однако им создан такой менталитет, который помог еврейскому народу адаптироваться к любым изменениям.
Критерием функционирования планировщика является функциональная выживаемость, достижение целевой функции. В Ветхом завете (шире, в Танахе) основная базовая ценность — богоизбранность еврейского народа, с которой связана определенная этическая позиция. Интересно, что одной из причин предпочтения Яхве еврейского народа является неприятие им половых извращений, тогда как другие народы не только идолопоклонством, но и своими сексуальными мерзостями оскверняли землю. У евреев основная доминанта — идеология выживания, но не просто выживания (это — необходимое условие), но такое выживание, когда достигаются высшие уровни социума, что является достаточным условием. Целевая функция иудаистского планировщика состоит в следующем: измениться, чтобы достигнуть слияния с Абсолютом, совпадения с Творцом, что «определяется как конец исправления». Ведь известно, что Яхве в иудаизме обладает полной трансцендентностью, когда он творит все сущее для блага человека (здесь можно усмотреть самые архаические истоки современного антропного принципа в космологии), однако сам человек в итоге представляет собой результат божественного самомоделирования в качестве образа и подобия бога. Тем не менее, человек не является совершенным: «…все совершенное находится в Творце, все, что не в Нем, а создано заново из ничего — несовершенно и зло. Ведь если бы было совершенно, находилось бы изначально в Творце». Ощущение недостатков ведет к страданию, отсюда столкновение народов, их эгоизм в «борьбе за приобретение любыми путями власти и богатства». Поскольку же в эгоизме содержатся искры альтруизма, постольку необходимо исправление несовершенного мира. В этом и заключается целевая функция иудаистского планировщика, которую в самом начале должен осуществить еврейский народ, а затем приобщить к ее реализации остальные народы.
* * *
Аппарат планирования в иудаизме находится на стратегическом (глобальном) уровне, который представляет собой верхний уровень иерархической интеллектуальной системы. Здесь следует иметь в виду то фундаментальное обстоятельство, что именно глобальный уровень дает целостную картину главных задач и основных целей, что он позволяет очертить контур времени, обрисовывающий социокультурное целое и позволяющий «видеть» будущее, т. е. насыщенная информацией категория времени становится стратегическим фактором. Категория времени у евреев является не только стратегическим, но и тактическим фактором, который способствует их высокой адаптивности (вполне естественно, что евреи моментально схватывают любые изменения в окружающей их социокультурной среде, что они весьма чувствительны к малейшим переменам). Аппарат управления располагается на тактическом (локальном) уровне, относящемся к низшему уровню системы, он направлен на реализацию стратегического потенциала.
Иудаизм представляет собой мощного планировщика, в нем «зашита» программа, определяющая поведение народа (Ветхий завет — это структурообразующий фактор), заставляет функционировать еврейскую цивилизацию в свете критерия выживаемости. Внутренняя структура иудаизма фокусирует в себе все политические, финансовые, интеллектуальные и прочие факторы, подчиненные программе: осуществить максимум собственных возможностей. В Ветхом завете выстроена фундаментальная иерархия целей, что позволяет ему в качестве интеллектуальной системы реализовать следующие возможности: во-первых, установить внутреннюю структуру социокультурной системы, в которой находится еврейская община, чтобы использовать имеющиеся каналы в инородном социуме; во-вторых, изменять структуру деятельности еврейской общины таким образом, чтобы следовать функционалу, заданному Ветхим заветом.
Особенность иудаистского планировщика заключается в том, что многочисленные поколения евреев не обременены стоящими перед ними задачами: что им делать, как делать, куда направлять свои усилия и пр. Они рождаются и в процессе социализации получают знание о том, что им делать, какие цели они должны реализовать, ибо это сводится к следующему требованию функционала Ветхого завета: использовать гибкость мышления, позволяющую следовать жесткой программе иудаизма. Ведь Тора представляет собою программу, начертанную самим Абсолютом, которая была передана Моисею для руководства ею еврейским народом. Поскольку «человек — тень Творца (Бога)», постольку он автоматически должен повторять все движения Творца. Ветхий завет выстроен таким образом, что позволяет осуществлять любую деятельность, начиная с уровня философии и кончая уровнем «мама варит кашу». Это объясняется тем обстоятельством, что в основе иудаистского планировщика лежит созданный пророками авторитарный монотеизм, выражающий единственную надежду на национальную независимость евреев. Эти надежды оправдались, ибо иудаистский планировщик помог еврейскому народу не только выжить на протяжении более, чем двух с половиной тысячелетий, но и занять ему исключительное место в системе современного человечества.
Данная особенность иудаизма как планировщика объясняется тем, что Танах, являясь порождением и проявлением определенного пространства и времени, приобрел как бы внепространственность и вневременность, оказал влияние на историю значительной части человечества, что влечет за собой соответствующие вопросы о причинах этого уникального явления. «Наиболее привычный ответ, — подчеркивает Й. Вейнберг, — гласит: Танах священная книга двух мировых религий — иудаизма и христианства, авторитетна для третьей — ислама, вследствие чего миллионы людей во всех частях света веками и тысячелетиями считают своим долгом читать Танах. Ответ этот правильный, но он вызывает дальнейшие вопросы: почему Танах, порожденный йахвизмом-иудаизмом, стал священной, нормативной книгой для религий, столь отличной от той, что его произвела? Почему из многих десятков, а то и сотен произведений, созданных древними евреями, только 29 вошли в Танах и приобрели внепространственность и вневременность?» Проведенный им анализ социокультурной среды древнего Ближнего Востока показывает, что мир Танаха — это мир городской культуры «осевого времени», когда формировались все структуры современного мира, в том числе формировалась и личность современного человека.
Немаловажным в данном случае является то обстоятельство, что между 1500 г. и 500 г. до н. э. на среднем Востоке возникла космополитическая цивилизация — «великое общество», состоящее из профессиональных чиновников, солдат, купцов и ремесленников, объединенное законом и рынком». Эта древняя космополитическая цивилизация с ее правовой и рыночной системами включала наряду с Египтом и Месопотамией царства Израиль и Иудею, поэтому данная цивилизация во всех ее аспектах стала доступна еврейскому народу. Сама космополитическая культура Среднего Востока впитала в себя многое из многообразных местных традиций, одновременно приводя их к общему знаменателю. Происходило сложное взаимодействие между консерватизмом древних традиций и космополитическими стремлениями к новым идеям. В итоге получилось то, что всемогущий Яхве оказался способным контролировать судьбу не только евреев, но и всего человечества, что он вмешивался в дела людей, мотивируя это желанием защитить праведного и наказать творящего зло. «Такое совмещение всесилия и абсолютной праведности привело к логической кульминации стремление к религиозному универсализму и этическому индивидуализму, очевидные в других религиях Среднего Востока в тот же период. Но другие народы, связанные традиционным признанием множественности богов, не могли принять монотеизм без отказа от своего религиозного наследства. Религиозные мыслители Израиля и Иудеи имели здесь преимущество — тот факт, что Яхве всегда был ревнивым Богом, непримиримым антагонистом местных культов плодородия и требовал исключительного почитания, сделал переход к радикальному монотеизму очень легким… Древнееврейские пророки VIII в. до н. э. использовали эту стратегическую возможность полностью». Неудивительно, что фундаментальные стратегии-идеи религиозного универсализма и этического индивидуализма древности оказались созвучны современному индивидуализированному обществу Запада.
Наряду с этим следует принимать во внимание и ту особенность древнееврейского общества, которая состоит в том, что оно является обществом знания (таковым было и древнегреческое общество). Основными социально-профессиональными группами древнееврейского общества были «народ земли» и «интеллигенция», состоящей из жрецов, пророков и писцов, с которыми связаны социально-духовные среды. «Это позволяет говорить об истинной общенародности Танаха по двум параметрам — по среде его создания и по среде его обращения, в отличие, например, от гомеровских эпосов, которые создавались среди родовой знати, эвпатридов, и в основном для эвпатридов. Те социально-духовные среды, в которых и создавался Танах и в которых он обращался, по существу, мало изменились на протяжении последующих веков и тысячелетий, что также в немалой степени содействует внепространственности и надвременности Танаха». Парадоксальность данного утверждения вполне очевидна, однако она объясняется тем, что имеется немало общего между человеком эпохи Танаха и человеком рубежа XX и XXI столетий, особенно в сфере мышления.
В данном случае ключевое значение имеет решение наиболее дискуссионной проблемы однотипности или разнотипности человеческого мышления, наличия или отсутствия мифологического и/или научно-логического форм мышления. Многочисленные исследования свидетельствуют в пользу различия сущностей мифологического и научно-логического типов мышления. Первый тип мышления характеризуется определенной диффузностью (недостаточностью различия между объектом и субъектом, материальным и идеальным, человеком и природой), предметностью, образность, чувственностью, отождествлением причинно-следственных связей с сознательностью и волей личностных сил, ассоциативностью, доминированием традиции, ориентацией на прошлое. Второму типу мышления присущи четкое различение субъекта и объекта, материального и идеального, человека и природы, абстрактность, четкий и однозначный понятийный аппарат, причинно-следственная связь, ориентацией на инновации и динамичное настоящее, антропоцентричность. Оба эти типы мышления являются равноценными и равнозначными, они переплетены друг с другом, временами один из них интенсифицировался, другой угасал, что зафиксировано и в Танахе, обуславливая его внепространственность и надвременность. Приведенные рассуждения вполне логичны и объясняют в определенной мере внепространственный и надвременной характер Танаха — фундаментальной основы иудаизма как планировщика.
* * *
В рассмотрении проблемы иудаизма как планировщика миросистемы нельзя обойти вниманием и такой момент, как системы установок сознания личности еврея, социальных стратегий и технологий адаптивности еврейской цивилизации.
Прежде, чем рассматривать совокупность установок сознания личности еврея, следует определить данное понятие во избежание путаницы. Ведь в современной философской и психологической литературе имеется множество дефиниций понятия «установка». Общепсихологическая концепция установки наиболее глубоко разработана школой грузинских психологов во главе с Д.Н. Узнадзе. Согласно последнему, поведение человека регулируется на импульсивном и волевом уровнях, причем в первом случае источником активности являются биологические потребности, во втором — социальные (установка здесь понимается как готовность действовать в направлении удовлетворения данной потребности). Именно второй уровень отличает поведение человека от поведения животного, ибо готовность действовать предваряется осмыслением сложности ситуации и поиском алгоритма действия, который соответствует «…основной, закрепленной в жизни установке личности». В зарубежной психологии понятию установки эквивалентно представление об «аттитьюде» — субъектвиных отношений личности к условиям деятельности (Ф. Хайдер, С. Аш, М. Розенбеог, Л. Фестингер и др.).
Исследования советской и зарубежной психологии выявили сложную структуру установки: она содержит в себе эмоциональные, смысловые и поведенческие (готовность к действию) аспекты предрасположенности (диспозиции) к восприятию и поведению в отношении социальных объектов и ситуаций. В психической структуре готовности к действию выделяется следующая иерархическая система диспозиций на разных уровнях регуляции поведения — неосознаваемые простейшие установки, которые относятся к простейшим ситуациям и объектам; более сложные социальные установки, регулирующие социальные поступки; ценностные ориентации личности, обусловленные взаимодействием высших социальных потребностей и условий и опосредующие целостные программы социального поведения личности в различных сферах деятельности.
Другими словами, установка — это интегративная характеристика личности, направляющая и определяющая содержание сознания личности, от которого зависит поведение индивида. Сознание здесь мы будем понимать в широком смысле этого слова — психика человека, включающая в себя сферу бессознательного и собственно сознание; для краткости нами используется выражение «установка сознания личности еврея», или «установки иудейского сознания». Понятно, что такие интегративные характеристики личности еврея образуют целую систему, которая определяет его общее отношение к миру, обществу, людям, себе самому (специфицируют его психологические черты) и к рассмотрению которой и перейдем. Понятно, что для каждой личности еврея характерна своя конфигурация установок, когда на первый план выходят одни и отодвигаются на задний другие установки.
Первая из них — это ориентация на жизнь в экстремальных социально-политических и социально-экономических условиях, когда малочисленный народ выживает среди вихря борьбы за господство между колоссами-империям, сохраняя свою самость. Именно эта ориентация сформировала такие главные черты характера еврея, как чувство собственного достоинства и всякое отсутствие робости и стеснительности: «Для передачи этих качеств еврея существует даже специальный термин — «хуцпа», не имеющий перевода на другие языки. Хуцпа — особый вид гордости, побуждающий к действию, несмотря на опасность оказаться неподготовленным, неспособным или недостаточно опытным. Для еврея «хуцпа» означает особую смелость, стремление бороться с непредсказуемой судьбой. Многие считают, что само существование государства Израиль есть акт хуцпа. Очень важно, что носитель хуцпа ведет себя так, как будто его не заботит вероятность оказаться неправым. Практически это приводит к тому, что на протяжении длительного времени человек получает больше вознагражденний за свои действия, чем если бы он от них уклонялся, и не придает значения мелким неурядицам». Обладающий хуцпа индивид не теряется в неожиданной ситуации, стремится к интересной работе, к высоким оценкам, не испытывает страха перед неудачами или отказами в своих притязаниях, более спокойно реагирует на ситуации, связанные с неопределенностью, не тушуется перед авторитетами или незнакомыми лицами. Самая неприятная ситуация для еврея — это показать свою уязвимость, поэтому он прибегает к хитрости, чтобы не раскрывать свой внутренний мир перед другими. Все эти черты характера еврея связаны с его существованием в экстремальных социальных и культурных ситуациях: «И так как только хитрость, энергия и нищенская внешность, — отмечает Ч. Ломброзо, — могли спасти их от слишком диких преследований, против которых отважное сопротивление было бы бессильным, то в них и стали преобладать эти полезные для их существования и для борьбы пороки и заглохли те достоинства и великодушие, которые были бы им скорее вредны, чем полезны».
Необходимо отметить, что на характер еврея оказывает влияние и его недостаточная адаптируемость к чужой социальной и культурной среде. «Неизменная приверженность евреев, — пишут М. Хоркхаймер и Т. Адорно, — их собственному образу жизни привела к небезопасным взаимоотношениям с господствующим порядком. Они ожидали получить от него поддержку, не будучи его властителями. Их отношение к народам-хозяевам было отношением алчности и страха. Но во всех тех случаях, когда они поступались отличием от господствующих нравов, взамен преуспевавшим доставался тот холодный, стоический характер, который навязывает общество человеку и по сегодняшний день». Данная холодность как черта психологии еврея детерминирована необходимостью адаптироваться к экстремальной для него ситуации.
Эффективность данной ориентации вполне объяснима с позиций гомеостатики, исследующей адаптационные возможности живых, технических, социальных и экологических систем. Многочисленные экспериментальные исследования в области этологии и психологии показывают, что одной из принципиальных особенностей поведения живых организмов является наличие внутренних противоречий. Они играют фундаментальную функциональную роль, выступая в качестве одного из условий высокой адаптивности, жизнеспособности живой системы (организма). «Как животное, так и человек, будучи помещенными в излишне комфортную среду, устраняющую необходимость в сложном многоцелевом поведении, быстро деградируют. Их поведение теряет сложность и разнообразие, они испытывают эмоциональный дискомфорт, тоску, тревогу, резко снижается сопротивляемость организма внешним неблагоприятным факторам». Такого рода связь противоречий и адаптивных возможностей системы управления поведением живой системы получает адекватное описание на языке сетей гомеостатов, что позволяет изучать механизмы самоорганизации, нестандартного поведения и творчества.
Глубокий анализ поведенческих механизмов живого организма, представляющих собою неравновесную систему, указывает на существование у человека и других живых организмов особых механизмов, которые контролируют и поддерживают высокую упорядоченность поведенческих процессов. «Их следует рассматривать как особую, вторую систему гомеостаза, обеспечивающую работоспособность механизмов поведенческого и физиологического гомеостаза. Это как бы гомеостаз над гомеостазами». В качестве примера можно привести систему акупунктурных точек, пронизывающая весь организм человека и оказывающая сильнейшее влияние на жизнедеятельность, на важнейшие процессы гомеостаза. «Действительно, практически во всех древних системах, начиная с систем Индии и Китая и кончая представлениями шаманизма, акупунктурная система рассматривается как механизм утилизации, накопления и распределения жизненной энергии (праны, Chi и т. д.). Если учесть, что в древних культурах слово «энергия» имело более широкое значение, и проанализировать феноменологические свойства, вкладываемые в концепцию Chi, праны, то не трудно увидеть, что речь идет именно об упорядочивающем, противодействующем нарастанию хаоса факторе».
Такого рода особые механизмы (гомеостаз гомеостазов) вполне применим к адаптивному поведению еврейских общин, рассеянных по всему миру. Ведь такие особенности модели еврейской диаспоры, как отсутствие жесткой централизации, размытый, нелокальный характер связей, высокая степень автономии общин, способность к самоорганизации, обусловленная конкурентными отношениями с другими социумами и непрерывным информационным взаимодействием с инокультурной средой, вполне адекватны идеям гомеостатики, дополненных синергетическими концепциями. Действительно, таким гомеостатом гомеостатов для еврейской цивилизации (и каждого еврея)является Тора, пронизывающая все ее поры. В «Еврее Зюссе» Л. Фейхтвангер подчеркивает, что всех евреев — от бедных до богатых — объединяет на уровне подсознания потаенное знание, зафиксированное в с Священной Книге (Торе). Именно это знание заменяло им государство, страну, короля, землю и общий жизненный уклад, формировало и поддерживало высшую ценность еврея — единство со своим народом. Слово Ветхого Завета объединяет всех евреев мира крепче, чем все другие народы, так как это слово — единое сущее среди изменчивого мира, мира суеты.
* * *
Вторая установка еврейского сознания состоит в ориентации на получение знания, что требует немалого труда получить образование. Выше уже отмечалось, что наряду с Древней Греция в древнееврейском обществе был выработан идеал открытого знания, благодаря которому оно стало обществом знаний. В Талмуде значимость образования в получении знания выражается следующим образом: «Сам Святой, да благословен Он, сидит и обучает первоначальных детей Торе». В еврейском обществе обучение и учение являются прежде всего нравственными обязанностями, так как могущество народа состоит в глубине и силе массива его знаний. «Евреи хорошо знали, что процветание страны зависит от распространения в ней образования. Благодаря талмудистам семейное образование превратилось в публичное. Если в библейскую эпоху обучение было замкнуто внутри рода или большой родственной группы, было более «интимно-индивидуальным», от отца к сыну, то время талмудистов выносит школы и их принципы на поверхность, на суд более широкой общественности. Социальное преобладает над индивидуально-родовым, и в то же время у каждого ребенка есть возможность раскрыться индивидуально, то есть стать плохим или хорошим учеником».
В школе занимались изучением Торы, затем Мишны, потом Талмуда, причем освоение Торы длилось всю жизнь — вполне естественно изречение, согласно которому «человек рождается для того, чтобы изучать Тору, и умирает со словами торы на устах». Посредством изучения Торы еврею раскрывался весь мир во всем его многообразии, причем к ученикам относились по-отцовски, с уважением (не случайно евреи считаются лучшими педагогами). Не случайно, центральным звеном жизни в древности и сейчас служит семья, дети же — смыслом существования. «Дети — это бесценный дар, даже если их родители обездолены и унижены. Дети рассматриваются как символ жизни и залог нации перед угрозой уничтожения… Положительное отношение к детям проявляется во многом: им разрешается вступать в разговоры взрослых, поощряется демонстрация их талантов перед родными и близкими, причем вознаграждение следует даже тогда, когда демонстрация не слишком эффектна…Открытость, целеустремленность и настойчивость всячески поощряются». В еврейской семье дети выступают в качестве центра вселенной. У них формируются чувство уверенности в себе и способность к лидерству. Застенчивость и стеснительность не поощряются, так как они ассоциируются с неспособностью выжить в неблагоприятных ситуациях. Здесь следует иметь в виду тот момент, что в Ветхом Завете выписана модель отношения Всевышнего и людей, которая «накладывается на модель обучения детей».
Главная цель образования заключается в получении самого знания, которое благодаря метафизике идеи творения мира Абсолютом и сакральной истории выступало средством воспитания народа. Это означало фокусирование внимания на проблеме уникальности личности, чья роль в иудаизме весьма велика: ведь каждый конкретный индивид является звеном в цепи трансляции культурной традиции, смерть же одного человека означает разрыв в этой цепи, возможность гибели целого народа, которого он мог бы породить. «Этот народ не продолжит, увы, дело Бога на земле, дело передачи культуры через обучение, и поэтому убийца наказывается библейским законом гораздо строже, чем в соседних ближневосточных странах. Ведущий диалог с богом каждый конкретный человек в силу его способностей был важен и значим для талмудической системы обучения». Существенным в системе еврейского обучения и образования является развитие умственных способностей путем дискуссий и интерпретации священных текстов. Этому содействовало преподавание диалектики, которая служила мощным средством оттачивания гибкости еврейского интеллекта, что обеспечивало его высокую адаптивность к окружающей среде…
Третья установка нацелена на ценности посюсторонней, земной жизни, отрицая тем самым потустороннюю жизнь. Нельзя не согласиться с утверждением П.С. Гуревича, а именно: «Древние евреи в отличие от других народов воспринимали факт смерти реалистично и были способны примириться с мыслью о прекращении индивидуальной жизни». Они исходили из представления о раздвоенности человеческой личности: телесный индивид имеет тень в виде своей бледной и внетелесной копии. После смерти данная тень опускается в подземный мир (шеол), где ведет вечное мрачное существование. В каббалистической традиции евреями было развито учение о переселении душ, которое истолковывается особым образом. Учение Каббалы о Гилгулим (круговороте душ), который «может быть осознан не как ряд последовательных перемещений некой духовной субстанции из тела в тело, а как возращение в сферу земной жизни не реализованных до конца аспектов души, то есть осуществляющийся во времени процесс исправления довременного греха». Именно в этом смысле идет речь о постоянной реинкарнации духовного облика первого человека (Адама), что означает участие в круговращении и душ индивидов, и целых народов и эпох.
В иудаизме имеется как бы две конкурирующие между собой концепции: одна подчеркивает, что шеол является состоянием нулевого сознания, другая рассматривает шеол как состояние, в котором находится и живет душа покойника. И если фарисеи верили в будущее воскресение тел умерших, то саддукеи в качестве религиозных скептиков отрицали веру в воскресение из мертвых. Следует отметить, что концепция фарисеев о воскресении тел умерших возникает позже концепции, отрицающей загробную жизнь, причем ее придерживается определенная группа евреев. О старшинстве первой концепции известный писатель А. Азимов говорит в ходе комментирования тезиса «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живой». На языке науки это звучит так: «И создал господь бог человека из праха земного, а затем придал праху высокую сложность организации, свойственную живому». Здесь слово «душа» является переводом древнееврейского слова «нефеш», значение которого неопределенно, поэтому лучший перевод звучал бы следующим образом: «и стал человек живым существом». Представление о душе как некой духовной бессмертной субстанции, присутствующей в человеке, выросло из древнегреческого слова «психэ», а не древнееврейского «нефеш».
В свое время Л. Толстой писал, что наше понятие о воскресении в значительной степени чуждо понятию евреев о жизни, согласно которому вечная жизнь «есть свойство Бога», ибо «человек, по понятию евреев, всегда смертен, только Бог есть всегда живой». В Пятикнижии сам Бог говорит о том, что он живет вечно, т. е. жизнь является вечной только в боге, человек же всегда смертен. Согласно иудаизму, только народ несет в себе семя возможной жизни, только жизнь индивида обеспечивает продолжение из рода в род в народ. Эсхатологическое ощущение бытия, понимание смерти как абсолютного конца человеческой жизни впервые получило свое нравственное содержание в Екклесиасте. Это екклесиастическое представление о смерти вырабатывает у евреев и соответственно в этике иудаизма особое отношение к жизни. «Если смерть — катастрофа и клубящийся мрак, то жизнь со всеми ее горестями и страданиями, есть счастье. Это счастье даровано, и на него нельзя покушаться». Таким образом, смерть отнюдь не является язычески-покорным успокоением, как это проповедуется в индуизме, она представляет собою обрыв и клубящийся мрак, фатальную катастрофу. Поскольку В Екклесиасте ничего не говорится о загробном царстве, постольку жизнь обладает высшей ценностью со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Одно из этих последствий заключается в том, что они стремились жить сейчас полнокровной жизнью, а не довольствоваться воздаянием в потустороннем мире. Действительно, сознание тех народов, среди которых была распространена вера в загробный мир, оказывалось усыпленным утешительными химерами и мечтами о вечной жизни. Религиозные системы с их концепциями о наградах и наказаниях, о рае и аде, позволяли народам (и индивидам) покорно воспринимать бедствия в настоящем, что значительно снижало их протестный потенциал против несправедливого строя. Ведь мечтания и грезы о будущих наслаждениях утешали их, поэтому они не протестовали против обрушивавшихся на их голову бед и несчастий. «Ненависть к несправедливости чрезвычайно ослабляется уверенностью в воздаянии. Какое значение, спрашивает Ренан, имеют кратковременные земные неприятности для народов, которые верят в вечную жизнь, когда будет царить неизменная справедливость? Вера в бессмертие души является прекрасным средством для утешения…».
Совсем иное отношение к существующим условиям жизни у евреев, которые не грезили о будущем воздаянии и будущих наслаждениях в потустороннем мире. Для них жизнь, дарованная Богом человеку, хороша, поэтому жить — уже само по себе наслаждение. Они считали вполне справедливым требовать немедленного удовлетворения, а не каких-то обещаний, относящихся к загробному царству. Отсюда следуют вечные волнения евреев, проявляющиеся не только в пророчестве, в мессианизме и христианстве, но и в революционных переворотах, направленных на кардинальное изменение условия их существования. Не случайно, что Ренан в свое время сформулировал тезис о евреях: они в любую эпоху были ферментом любой революции потому, что они всегда находились в числе наиболее недовольных. Их идеал — не из тех, что довольствуются надеждой — поэтому они не ставили его достаточно высоко и не занимались честолюбивыми мечтами и призраками. Евреи стремились за короткий век своей жизни получить как можно больше наслаждений, они ориентированы на возможности удовлетворения своих потребностей, чтобы у них было достойное существование.
С этим связано и то обстоятельство, что евреи стремятся раскрыть свои таланты, что среди них много гениев, причем основная ориентация их гениев является практической. «Верно, однако, и то, что они дали большее количество талантов, чем гениев, — пишет Ч. Ломброзо о евреях, — и гении их всегда практические гении, которые никогда не достигали максимальной высоты Вагнера, Данте и Дарвина». Исследования свидетельствуют о том, что евреи имеют высокий уровень способностей в таких областях человеческой деятельности, как физика, математика, астрономия, музыка, медицина, социология, филология и др. «Евреи занимают, — пишет Леруа-Болье, — выдающееся положение среди нас, несмотря на то, что их очень мало — один или два на сто; в Италии и Франции 1–2 на тысячу. На всех почти поприщах, особенно там, где нужны ум и усидчивость, евреи уже целые сто лет занимают первые места». Достаточно предоставить еврею свободу и его способности и таланты начинают расцветать и пышно разрастаться. Отсюда проистекает и проявляющееся у них повышенное высокомерие: «Интеллектуальный уровень евреев в ряде областей науки, культуры и искусства очень высок. Возможно, этим объясняется их повышенное высокомерие». Вместе с тем, в поведении евреев просматривается и конформизм, выработанный ориентацией на посюстороннюю жизнь, готовность к подчинению. В результате поведению евреев присуща внутренняя борьба двух альтернативных начал — «излишней заносчивости и готовности подчиняться».
* * *
Необходимо отметить, что и на рубеже XX и XXI веков евреи, в частности американские евреи ориентированы на посюстороннюю жизнь. «Несмотря на то, — пишет И. Телушкин, — что в Талмуде высказывается твердо уверенность в наличии иного мира, помимо того, который мы знаем, национальные американские опросы показали, что евреи гораздо меньше христиан склонны верить в жизнь после смерти». Сомнения относительно «грядущего мира» имеются не только у многих евреев, но они нередко встречаются даже у неортодоксальных раввинов. Так, на похоронах один из самых консервативных раввинов Америки сформулировал кредо ценности посюсторонней жизни и негативное отношение к потустороннему мира следующим образом: «Евреи не верят в жизнь после смерти. Скорее мы живем хорошими делами, которые мы совершаем, и памятью тех, кого оставляем за собой».
Для некоторой части евреев, помимо не верящих в потусторонний мир и атеистов, представления о жизни после смерти играют психологически и эмоционально стабилизирующую роль, негативное отношение к этому представлению влечет за собой ненависть к Богу, который создал такой жестокий и абсурдный мир. Не случайно, в классической для иудаизма мистической книге Зогар имеется притча, показывающая необходимость веры в потусторонний мир. Однако не все евреи ориентируются на это мистическое произведение иудаизма и предпочитают жить в свое удовольствие.
Для евреев важна посюсторонняя, земная жизнь, а не некая призрачная, потусторонняя, наполненная наслаждением, что вытекает из монотеистического характера иудаизма. В Каббале об этом говорится следующее: «Он хотел дать бесконечное наслаждение, поэтому появилось состояние, где души наполнены тем наслаждением, которое Творец решил им дать… Самого Творца мы не можем постичь. Из Него исходит свет — то свойство, которым Он решил создать нас и которое только мы и воспринимаем от Него. И по этому свойству — желанию создать и насладить нас — мы судим о Нем, т. е. по Его действию». Именно монотеизм является четвертой установкой сознания личности еврея, которая обуславливает специфичность иудейского интеллекта и этической системы. Прежде всего следует вспомнить дефиницию интеллекта, представляющего собою систему познавательных способностей индивида, проявляющуюся в способности «быстро и легко приобретать знания, в преодолении неожиданных препятствий, в способности найти выход из нестандартной ситуации, умении адаптироваться к сложной меняющейся незнакомой среде, в глубине понимания происходящего, в творчестве». Интеллект определяется уровнем мышления, рассматриваемого в единстве с такими познавательными процессами, как восприятие, память и др. Главное в контексте нашей проблематики является адаптивное свойство интеллекта, которое демонстрирует иудеи в условиях сложной и постоянно изменяющейся иносоциальной и инокультурной среды.
Именно монотеизм уже в древности стал определять внутренний мир евреев, отличая их от других народов и племен и делая осмысленным их существование. Чтобы исповедывать монотеистическую религию, нужно обладать высоким уровнем абстрактного мышления, определяющего соответствующий уровень интеллекта. «Вера в Яхве, — пишет М. Вольпе, — отрицает какую-либо образность. Бог — это чистая абстракция, у него нет формы, его нельзя изобразить. Простому смертному трудно представить себе такого бога». Понятно, что абстрактным мышлением и высоким уровнем интеллекта обладали образованные евреи, входящие в коллегию мудрецов. По своей природе интеллект весьма холоден, ибо его функция заключается в постижении реального мира во всех его сложностях и изменчивости. Его можно уподобить хирургическому скальпелю, вскрывающего тело пациента, чтобы его вылечить, всякие эмоции здесь излишне, ибо они могут только принести вред. Интеллект личности еврея холоден в силу того обстоятельства, что он на протяжении тысячелетий оттачивался в торговой и финансовой деятельности. Интеллект занят калькуляцией, расчетом, чтобы извлечь максимальную выгоду из предпринимательской деятельности. Ведь в его основе лежат гроссбух и весы, которыми пользуется купец во все времена для приращения своего богатства, особенно в денежной форме. Не случайно, Л. Фейхтвангер в романе «Еврей Зюсс» гениально заметил, что единственной защитой от превратностей жизни являются деньги. Сами деньги являются социальным эквивалентом энергии, поэтому они позволяют индивиду адаптироваться в сложных жизненных ситуациях. Таким образом, порожденный деньгами интеллект служит возрастанию их массы, что, в свою очередь, дает возможность человеку значительно увеличить свой адаптивный потенциал. Кроме того, интеллект в силу своей холодности способствовал адаптации евреев в сложном фрактальном мире, т. е. в социальном мире со всеми его разломами и вихрями, неблагоприятными для экзистенции индивида и народа. Ведь только взвешенный, точный, не окрашенный в эмоциональные тона, беспристрастный анализ существующих социальных, экономических и политических ситуаций дает шанс на осуществление адекватной целям стратегии, нацеленной на выживание и человека, и народа, и цивилизации.
Яхвистский монотеизм обуславливает и специфику иудейской системы этики, отличающей ее от этических кодексов других народов и цивилизаций. Прежде всего, это относится к религиозной монотеистической концепции равенства людей как творений единого Творца: «Уже в иудаизме, — пишет А.В. Прокофьев, — намечается стремление обосновать идею такого равенства. Правда, в нем отсутствовал адекватный современному словесный эквивалент, а кроме того, существовала мощная тенденция к ограничению круга равных сообществом соплеменников-единоверцев». Необходимо иметь в виду, что это обоснование фундаментального этического равенства в традиции иудаизма имеет в своей основе ряд фрагментов Торы, где речь идет о сотворении Адама и данными ему нравственными предписаниями. Здесь ключевым является идея творения человека «по образу и подобию Бога», из которой вытекают нравственные запреты (например, запрет на пролитие человеческой крови). В комментаторской литературе особое внимание обращается внимание на то, что Творец создал единственного прародителя всего человеческого рода, что отрицает субстанциональное неравенство существующих народов. В Вавилонском талмуде замысел Создателя прямо истолковывается как стремление предотвратить ссоры, которые могут возникнуть между людьми. Не случайно, в практике менеджмента по Моисею подчеркивается необходимость разрешать конфликты быстро и конструктивно посредством, во-первых, выигрыша времени, чтобы смягчить напряженную ситуацию, во-вторых, обращения к посреднику, к третьей стороне.
* * *
С идеей общего прародителя, характерной для иудаизма, тесно связана система правил справедливости, исходящая из модели идеального, нравственного человека. Таковым, которого уважает и чтит еврей, является не святой и не покорный, а справедливый человек. Знаменитый итальянский психиатр Ч. Ломброзо в своей книге «Антисемитизм и современная наука» следующим образом описывает значение справедливости в этической системе иудаизма: «Бог пророков хочет: «Чтобы право было, как течение воды, и справедливость, как поток, никогда не высыхающий». Согласно пророкам, богатство было препятствием к справедливости, и последняя исходила лишь от бедных. Поэтому ebionim, бедные и страждущие, собирались вокруг пророков, их защитников: вместе с ними протестовали они против поборов.
По возвращении из Вавилона народ еврейский был представлен кучкой бедняков и благочестивых. Значительная часть псалмов сочинена ими: это те, что содержат наиболее едкую критику богатых; они отражают борьбу пролетариев против имущих. Когда псалмопевцы говорят об имущих, о сытых, они говорят: «богатый зол; он человек насилия и крови; он хитер, вероломен, горд: он делает зло без всякой причины». Возбуждаемые словами своих поэтов, эти ebionim не усыпляли себя в своей нищете мечтами о дне, когда будут отмщены их горести, когда злые будут низвержены, а добрые возвеличены, о дне пришествия Мессии; эра Мессии для всех этих униженных должна была быть эрой еще не наступившей справедливости.
Когда Иисус придет, он повторит то, что говорили те; он скажет: «Блажены алчущие и жаждущие правды, яко сии насытятся», — и разразится анафемой против богатых, согласно изречению: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ухо, нежели богатому войти в царство небесное». Итак, понятие о жизни и смерти, которое создали себе евреи, послужило первым ферментом их революционного духа. Исходя из рассуждения, что добро, то есть справедливость, должно реализоваться здесь, а не за гробом, они искали справедливости на земле и, никогда не находя ее, вечно неудовлетворенные, волновались, чтобы найти ее!».
С идеей монотеизма неразрывно связаны также этические принципы равенства и свободы, которые распространены среди небогатых евреев, недовольных существующим несправедливым положением вещей. «Когда пророки громили царей, — отмечает Ч. Ломброзо, — они выражали чувства всего Израиля; они выражали мысли бедных и униженных, всех угнетенных могуществом царя и богатых, и были по этой самой причине очень склонны к критике или даже полному отрицанию созданных тиранией благ». Поскольку евреи считали своим владыкой только Яхве, постольку они всегда выступают против человеческой власти, не желают ее признавать, что особенно рельефно проявляются в эпохи восстаний и революций. В истории еврейского народа наблюдается феномен ненависти бедных к богатым, совершающих несправедливость, он усложняется дополнительной ненавистью против них за их отрицание социального равенства. Так как богатство в иудаизме не имеет божественного происхождения, то неимущий еврей не может поверить, что это Яхве нарушил свой договор со своим народом неравномерным распределением богатства. И опять-таки равномерное распределение богатства вытекает из ориентации на посюстороннюю жизнь. «Богатство, конечно, нужны, — пишет И. Телушкин, — но лишь в определенных пределах, ибо, как говорит идишская пословица, «у савана нет карманов».
В этическую систему иудаизма входит принцип индивидуальной свободы, способствующий их участию в революционной деятельности, чтобы осуществить его благодаря достижению политической свободы. Существенно здесь то, что последнее понятие появилось позже, чем понятие индивидуальной свободы, которое всегда было присуще еврею и которое является неизбежным последствием иудаистского монотеизма и входящего в него постулата о сотворении человека. «Согласно этому учению, Бог, — пишет Ч. Ломброзо, — единственный Господин, и никто, кроме Иеговы, не может править человеком, никто из равных ему не мог подчинить его своей воле. Пред лицом себе подобных созданий из плоти еврей хотел быть свободным и должен был оставаться таковым. Это убеждение делало его неспособным к дисциплине и субординации, заставляло его сбросить все узы, которыми цари и патриции хотели опутать его; и иудейские князья правили лишь народом мятежников. Они никогда не были фаталистами, как мусульмане: они отстаивали пред лицом Иеговы свою свободную волю и, не обращая внимания на противоречие, в то самое время, когда они склонялись пред волей своего Господина, эти новые Капанеи гордо подтверждали ему реальность и неприкосновенность своего «я».
В целом оказывается, что семиты являются индивидуалистами, которые преданы своей семье и вере и которые негативно относятся к государству. Не случайно, что великие державы древнего Ближнего Востока могли держать в узде семитов только благодаря неограниченному деспотизму. Вместе с тем следует отметить, что семиты проявляли величайшую храбрость, не жалели себя в религиозной борьбе, что им присущ религиозный фанатизм.
Благодаря вере в свою богоизбранность евреи не только полагают, что справедливость, свобода и равенство должны господствовать в мире, но считают своим моральным долгом направлять свои усилия на осуществление этих принципов в жизнь.
Перед нами пятая установка иудейского менталитета, оказывающая немалое воздействие на жизнь других народов. «Зерно концепции богоизбранности в том, — пишет М. Вольпе, — что бог возложил на евреев трудную миссию быть образцовым народом, примером для других народов. С точки зрения религиозных мыслителей, богоизбранность — это не столько блага, которые получает народ, сколько принятие на себя дополнительных моральных обязательств и ограничений». Ведь быть эталоном для других народов является тяжелой миссией, так как на совесть целого народа неподъемной ношей ложатся груз моральной ответственности.
С религиозной точки зрения на протяжении всей своей истории евреи постоянно оказывались неспособными справиться с этим колоссальным моральным грузом, за что подвергались не раз карам Яхве. «Преступление неизбежно влечет, — подчеркивает М. Вольпе, — за собой наказание. Но бог-покровитель не бросает заблудших людей на произвол судьбы. Как только они раскаиваются в совершенных прегрешениях, их ждет прощение и награда. Потеря духовного целомудрия и восстановление праведности определяют цикличность еврейской истории. Это вечная борьба добра и зла, добродетели и порока, нравственной чистоты и греховного соблазна. Моральный смысл этой, казалось бы, бессмысленной двойственности в том, что слабый человек обретает силу в божественном вдохновении». Именно борьба этих двух крайних этических начал, подобно напряжению между магнитными полюсами, присуща сущности еврея, его менталитету. Последний способствовал усилению чувства собственного достоинства: «На протяжении столетий евреи подвергались дискриминации, среди какой бы нации они ни оказались. Но, отвергаемые другими людьми, они укреплялись в вере в богоизбранность своего народа. Эта вера усиливала чувство собственного достоинства, которое не сломить ни насилием, ни отвержением».
Концепция богоизбранности, весьма четко вписывающаяся в иудейскую систему этики, сопряжена с принципами отношений с представителей других народов. Речь идет о своеобразном варианте инкорпорации «чужих» в этическую систему еврейской цивилизации, который выявляется в ходе сопоставления разновременных слоев «Книги Пророка Исайи». В ее первых главах внимание акцентируется на грядущем подчинении Израилю других народов, рассматриваемое в качестве символа победы и отомщения: «И дом Израиля усвоит их себе на земле Господней рабами и рабынями, и возьмет в плен пленивших его, и будет господствовать над угнетателями своими». Дальше, в контексте доктрины Девтеро-Исайи об Израиле — «Я сделаю Тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли» — господство иудеев над иноземцами приобретает характер инкорпорации последних в сообщество евреев. Здесь господствуют правило истинной этики (справедливости и равенства), что отнюдь не исключает разного социального статуса иудеев и чужаков. «Интерпретация не покажется вольной, если мы вспомним, что именно в книге Исайя выполнение правил справедливости, перед которым все равны, становится условием действительности культовой практики».
Таким образом, идущий от Израиля свет неправомерно толковать в сугубо узкорелигиозном смысле, только в культовом смысле. Ведь известно, что заповеди Декалога не только выступают в качестве ядра Ветхого Завета, но и основным регулятивом специфической иудейской системы этики. Именно этот этический кодекс представляет собою сердцевину сущности иудея, ибо «главной составляющей человеческой сущности является интериоризированная индивидом система этических принципов».
В ходе обсуждения сущности личности еврея заслуживает внимания проблема соотношения холодного интеллекта и системы этики (морального кодекса). Прежде всего, будем исходить из устоявшегося определения морали (нравственности) как совокупности принятых в том или ином социуме неписанных норм поведения, общения и взаимоотношения. Мораль пронизывает и охватывает социально-личностную и духовную сферы: «все отношения людей, от интимных до «межконтинентальных», проникнуты ею, подвержены моральной оценке и с ее помощью проходят проверку на жизненную целесообразность». Структурно мораль состоит из нравственных взглядов, смысложизненных ориентаций и идеалов, нравственных чувств, традиций, норм, принципов, заповедей, мотивов, целей, отношений, поступков, оценок и пр. Дефиниция интеллекта была приведена выше, поэтому при сравнении холодного интеллекта, который действует по вполне определенной, безличной логике, и интериоризированной индивидом этической системы можно вычленить их «пересечение», служащее основой для их взаимоотношения и взаимодействия.
В плане нашей проблематики особый интерес представляет такая способность интеллекта, как умение адаптироваться к сложной изменяющейся незнакомой среде. Она оказывается сопряженной с целесообразностью этической системы, ибо общественное мнение поддерживает те нравственные нормы, которые прошли испытание на адекватность их существующей социальной среде и которые выбираются интеллектом, зондирующим эту сложную и динамичную среду. Такого рода сопряженность холодного интеллекта, обезличенной логики и нравственных заповедей, индивидуализированной системы этики фактически коренится в том, что они представляют собой две стороны познавательного процесса. «Обе эти дисциплины, — отмечают Р. Исмаилов и С. Переслегин, — изобретены для того, чтобы дать человеку четкие ориентиры поведения в мире. Решая одну и ту же задачу, они не могут не приводить в схожих ситуациях к схожим ответам. Именно поэтому в этически неоднозначной ситуации следует поступать из логического анализа; в ситуации, неоднозначной логически, правильным будет самое нравственное решение». Это значит, любые неэтичные действия не смогут привести к полезному результату, тогда как этичные действия приводят к позитивному эффекту. В целом можно утверждать, что в иудаизме интеллект, сопряженный с этикой, в итоге дает деловую этику, без которой невозможно осуществлять различного рода действия, в том числе торговую и финансовую деятельность.
* * *
Шестая установка еврейского сознания представляет собою глобальный, целостный подход к окружающему социальному и культурному миру. Рассеяние евреев по всему земному шару обусловило выработке у них глобального, целостного восприятия мира в отличие от локального, фрагментированного представления о мире других народов. Фейхтвангеровский еврей Зюсс иронизирует над вюртембергскими политиками, которые «вымеряют мельчайшие паутинные нити, а целого охватить не могут». В отличие от политиков того времени, мыслившими категориями локального мира, и поэтому оказавшимися неспособными охватить глобальный мир, евреи обладают такой способностью. Из подобного рода установки иудейского сознания вытекает порождение им глобальных проектов освоения и переустройства окружающей социальной и природной среды.
Эта установка тесно связана с тем обстоятельством, согласно которому диаспора евреев является многоагентной, распределенной системой (о чем шла речь выше), позволяющей охватывать весь мир в его многообразии. Она также своими корнями уходит в способность иудейского интеллекта адекватно отображать закономерности реальной действительности. Ведь фактически интеллектуалы еврейства использовали идеи, заложенные в теоремах Геделя: существуют утверждения в рамках данной системы, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть (первая теорема); имеются решения, чья справедливость устанавливается только при выходе в более широкую систему (вторая теорема). Ведь рассеяние еврейских общин по всему миру (диаспора) дает возможность получить глобальное, целостное представление о нем на основе множества фрагментов знания почти о всех государствах и социумах мира. Такая стратегия способствует формированию универсальной системы знаний о человечестве. Это, в свою очередь, способствует не только обмену знаниями между всеми еврейскими общинами мира, но и (согласно идеям Геделя) развитию адаптивной стратегии еврейской цивилизации в разнообразных социокультурных условиях…
Седьмая установка еврейского сознания — его ориентация на стратегию непрямых, косвенных действий, которая является гораздо эффективнее стратегии прямых действий. Ведь на протяжении длительного отрезка истории евреям пришлось вырабатывать методы косвенного адаптивного управления чужой социокультурной системой: управление финансами, управление посредством советников при государях, система представительств еврейских общин в чужих странах, позволяющая безопасно осуществлять транзит товаров и торговые операции и пр. В своем романе «Еврей Зюсс» Л. Фейхтвангер весьма четко показал основной принцип, лежащий в основе методов непрямой стратегии: еврей — это мозг, нееврей — тело, выполняющее инструкции мозга. Так, генерал Ремхинген по приказу герцога Вюртембергского Карла-Александра, чьим тайным советником по финансам был Зюсс, стал сотрудничать с последним, они «…стали работать совместно: генерал воплощал силу, еврей — мозг». Именно еврейские «мозги» в различных странах мира участвовали весьма эффективно в финансовой, торговой, правовой, медицинской и других сферах жизнедеятельности социума.
Еврей со своим оппонентом не входит в непосредственный контакт, он проводит свои операции опосредованно при помощи интеллекта, денег и различного рода юридических законов. Один из основных методов их стратегии непрямых действий является управление финансами той или иной страны: «Кто управляет финансами — управляет страной». Известен случай, когда могущественный халиф сменял множество раз министров своего правительства, только еврей, управляющий финансами, оставался несменяемым. Вполне естественно, что правители государств были марионетками в руках евреев. Интересно, что ориентация еврейского сознания на стратегию непрямых действий служила некой гарантией безопасности иудея. Так, с юридической точки зрения к Зюссу невозможно было предъявить какие-либо обвинения. Он был неподсуден законам страны, ибо не состоял на действительной службе и не был ее подданным. Он был частным лицом, имел звание финансового советника и давал герцогу советы. Государственными преступниками оказались находящиеся на действительной службе министры и советники, выполнявшие пагубные замыслы Зюсса. Известно, что эти замыслы Зюсса были продиктованы его местью за гибель своей дочери, вызванной домогательствами герцога.
Необходимость адаптироваться к сложным и непростым условиям привела евреев к появлению у них своих представителей, защищающих их интересы. Это хорошо демонстрирует деятельность еврейских купцов, которые сыграли определенную роль в развитии мусульманской цивилизации. «Очевидно, что самой насущной причиной самодеятельной организации еврейских купцов, — пишет Ш.Д. Гойтейн, — была необходимость в защите их интересов и даже самой жизни. На длинном пути из Испании и Северной Африки в Индию им встречалось немало мелких царьков, порой неотличимых от пиратских или разбойничьих атаманов. Даже в добропорядочных государствах почти невозможно было получить доступ к местному правителю в том случае, если купец был ограблен, обманут или подвергся другой напасти. Вдобавок во многих странах существовал обычай законной конфискации собственности купца, умершего в дороге. Чтобы защитить себя от этих бед, еврейские купцы в каждом значительном торговом городе имели «представителя», который обращался по их делам к правителю страны, заключал специальные соглашения «со всеми хозяевами морей и пустынь» в интересах своих клиентов и заботился об их имуществе в случае кораблекрушения или смерти при других обстоятельствах». Таким образом, это представитель (на иврите пакид ха-сохарим, по-арабски вакиль) исполнял консульские функции, осуществляя стратегию непрямых действий.
Исследования показывают, что стратегия непрямых действий представляет собою ключ в практическом решении любой задачи, так как дает возможность избежать конфликта противоречивых интересов. Ведь метод непрямых действий охватывает практически все сферы жизнедеятельности человека и социума — «он является законом жизни во всех областях, философской истиной. Не следует забывать, что стратегия непрямых действий была выработана в древнем Израиле и древнем Китае, что она сейчас применяется весьма эффективно в различных областях жизнедеятельности современного общества.
* * *
Восьмая установка еврейского сознания связана со специфически окрашенным мистицизмом, выработанным в контексте иудаизма и имеющим практический эффект. Мистическая каббала (в этом состоит одна из специфических ее окрашенностей) дает еврею такое состояние духа, которое позволяла ему решать проблемы повседневной жизни. «За редкими исключениями, еврейские мистики постоянно предостерегали своих последователей от аскетизма, и в особенности от попыток отделить духовную практику от тела и его функций. Само человеческое тело, будучи образом и подобием Бога, считалось божественным, и обращаться с ним следовало как с обиталищем Шехины. Поэтому в каждое мгновение жизни перед мистиком открывается очередная возможность вспомнить о святости всего сотворенного мира. Особые медитативные мгновения связываются со всеми повседневными видами деятельности — от утреннего пробуждения, гигиенических процедур, одевания и завтрака до общения со сотрудниками в обеденные перерыв».
Иными словами, значимость каббалистического мистицизма в повседневной жизни еврея следует из того фундаментального положения, согласно которому сущность божественного образа представляет собою действие.
В Каббале излагается серия упражнений, которые нацелены на установление непосредственной связи человека с богом, с Абсолютом как Небытия. Их цель состоит в использовании сенсорного аппарата индивида (зрение, слух, обоняние, осязание), чтобы освободить себя от собственного «эго» и отождествиться с Небытием. Когда каббалисты говорят о перемещении «души» между мирами сефирот по древу, то метафорически излагают философскую концепцию о духовной природе психики. Это значит, что здесь речь идет о таком аспекте человеческой психики, который способен воспринять опыт Небытия. «Именно к этой цели устремлены все медитации, молитвы и повседневный дела. Несовершенное «я» должно вновь и вновь устранять иллюзорный разрыв между Небытием и миром форм. И средством для этого служит наша жизнь в земном мире».
Другой специфической окрашенностью еврейского мистицизма является особое понимание природы зла и его соотнесенности с добром, что весьма рельефно проявляется в хасидизме. В предисловии к работе известного еврейского мыслителя М. Бубера «Хасидские предания» дается следующая чеканная формулировка хасидизма: «Хасидизм — это Каббала, ставшая этосом». Сама этика хасидизма основана на Декалоге (Десяти заповедях), которые раскрываются в Торе и Талмуде. В хасидизме как форме еврейского благочестия, религиозно-мистическом течении иудаизма следующим образом решается проблема соотношения зла и добра: «Мистическая этика хасидизма утверждает, что зло не только не абсолютно и указывает лишь на недостаток добра в здешнем мире, но что зло специально создано (курсив наш. — В.П.) для того, чтобы быть обращенным на служение добру». Хасидизм — это одно из учений, которые не идеализируют человека и которые вместе с тем считают, что он по своей природе может быть добрым. Само же осуществление добра зависит от приложения им усилий над самим собой, в чем и заключается нравственный оптимизм хасидизма.
Третьей специфической окрашенностью еврейского мистицизма является то, что Каббала (Зогар) возникла на самой границе еврейского мира, что Зогар — это ворота, через которые идет караван обменов между еврейской и другими культурами, позволяя соотнести все находящееся внутри с тем, что находится снаружи. Взаимодействие этих культур приводит к удивительному эффекту: «Потеря для одного народа оборачивается приобретением для другого; то, что утратили евреи, не прошло без следа, а в преображенном виде обрело существование в культурах других народов». Действительно, вхождение Зогара внутрь иудаизма привело к частичной потере им искр своих смыслов, которые в нееврейском мире обрели форму гностицизма современной науки. «Важно, — отмечает М.А. Кравцов, — что образовалось новое внешнее — мир секулярных идей и светской культуры, — с которыми иудаизм не обязательно должен находиться в противоборстве, может вступать в диалог, а не в спор, так как этот мир не требует от евреев безусловного разрыва со своей религией и своим народом. Мир светской культуры сделался на удивление не чуждым для евреев, и еврейское секуляризованное сознание оказалось на редкость продуктивным для науки и искусств, словно бы попало в родную для себя среду». Таким образом, потерянные Каббалой искры ее смыслов обернулись пышными всходами в светской науке, много давшей миру в самых различных областях его жизнедеятельности.
Заслуживает внимания еще одна установка еврейского сознания, сформулированная в мистической Каббале: в ней как в эзотерическом учении имеется идея о множестве миров, причем переход человека от одного мира к другому требует смены перспективы, требует непривязанности к одному миру. Иными словами, здесь сформулирована девятая установкаеврейского сознания — номадизм, кочевничество. Эта установка сознания связана с динамизмом, благодаря которому евреи перемещались из страны с неблагоприятными для них условиями жизни в другую, что способствовало их выживанию. Ведь в силу рассеяния почти по всему миру евреи стали кочевниками, которые совершают путешествия по многообразию различных цивилизаций и культур, что позволяет еврейской цивилизации впитывать в себя достижения других народов, творчески переработав их. Здесь проявляется фундаментальное противоречие еврейской цивилизации, в котором вся суть еврейства: иудаизм национален, диаспора универсальна. Это противоречие проявляется между реализовавшимся проектом сионизма, представляющим собою государство Израиль, и постсионизмом, исходящим из идеи о том, что не имеет смысла евреям диаспоры переселяться в Израиль. Американский исследователь Д. Байэль в своей книге «Сила и бессилие в еврейской истории» пишет об этом фундаментальном противоречии следующее: «Сегодняшняя проблема евреев — та же, что и проблема, стоявшая перед их библейскими предками, — примирить стремление к государственной мощи с ограничениями современного суверенитета. Если еврейскому суверенитету будет положен конец, то евреи должны будут найти средний курс между мечтой о безграничном могуществе и ничтожностью исторического бессилия». Ведь сейчас идет процесс экономической и культурной глобализации, ставящий под сомнение суверенитет национального государства, что необходимо принимать во внимание при рассмотрении ставшей перед евреями проблемы национального и универсального.
Интересно, что еврейское рассеяние по всему миру, их номадизм сейчас как бы воспроизводится другими народами и этносами: происходит рассеяние других этносов по всему миру и прежде всего их представители стремятся мигрировать на Запад и там закрепиться. Миграция различных народов и этнических групп сейчас особенно велика, идет мощная диаспоризация многих стран мира, уже идет речь о номадизме как образе жизни. «Всеобщая подвижность постоянно расширяющейся Вселенной, — пишет П. Прини, — включает в себя жизнедеятельность каждого человека. Каждый человек, в сущности, — «гомо виатор», «человек странствующий» в мировом потоке, подверженный вечному обновлению вместе с обновлением всего, что его окружает (небо и земля, предметы и ощущения, институты и его собственные попутчики, муки и радости труда, привлекательность и обманчивость свободы). В современную эпоху быстротечных изменений человек вновь открывает свою кочевническую природу. Наиболее ярким подтверждением тому служат нетерпеливые поиски новых ощущений, нового стиля жизни, нового языка, которые в последние десятилетия приобретают среди молодежи наиболее индустриально развитых стран форму протеста некоей «контр-системы».
Это современное кочевничество может оказаться средством решения извечной еврейской проблемы, на что обращает внимание израильский поэт Бен-Цион Томер: «Уже в древние времена мы были народом странствия, «цыганским племенем». Земля — в самом естественном и прямом смысле — не играла особой роли. Отсюда и вечная напряженность между Вавилоном и Иерусалимом… Ведь о чем, в конце концов, спорят все народы? Что является причиной всех войн? Земля! Этот кричит: «Моя земля», а тот возражает: «Моя!» Но зачем же кровь проливать? Пусть весь мир превратится в цыган, и не будет никаких народов — ни евреев, ни поляков, ни русских, даже цыган не будет! Все народы станут кочевать по всей земле и владеть всем миром, ни одно место не будет принадлежать кому-либо отдельно». Подобного рода номадизм, который служит одним из признаков наступления цивилизации третьего тысячелетия, эта «цыганская идиллия» является идеалом единства и братства всех народов нашей планеты.
* * *
Десятая установка еврейского сознания — алармисткий подход к миру, который дает возможность выживания в сложных и жестоких исторических условиях. Вся история человечества в аспекте кратологии представляет собою не что иное, как жестокое, кровавое восхождение исключительных личностей к власти (Александр Македонский, Наполеон, Гитлер и др.). Это прекрасно показано Ф. Достоевским в его романе «Преступление и наказание» на фигуре Раскольникова. Здесь центральное место занимает сон Раскольникова, в котором постепенно разворачивается, концентрируясь в деталях, тема крови, насилия и смерти. В конкретно-событийном и философски-обобщенном звучании перед нами предстает тема наполеонизма — насилия «из принципа», присвоенного некими исключительными личностями, поставивших себя над остальным человечеством.
Затем Раскольников поднимается в квартиру старухи-ростовщицы не только из-за одержимости поставить эксперимент над своей человеческой природой: «Наполеон я или тварь дрожащая?» Это еще и предупреждение тем, кто упрощает сложную жизнь, забывает в своей жизни о судьбах «других» людей, об их праве на жизнь, уважение и сочувствие. Бедствуют многие, процветают немногие, причем зачастую процветают бесполезные, бедствуют полезные. Раскольников принимает теорию о том, что ради большего блага позволительно малое зло: «Что делать? Сломать что надо, раз и навсегда, да и только: и страдание взять на себя! Что? Не понимаешь? После поймешь… Свободу и власть, а главное власть! Над всею дрожащею тварью и над всем муравейником! Вот цель! Помни это! Это мое тебе напутствие». Именно в этом контексте знаменитого романа великого русского писателя и следует рассматривать историю еврейского народа, испытавшего на себе все перипетии истребления и гонений.
Достаточно привести цепь кровавого истребления и изгнаний евреев, начиная с Крестовых походов (1096, 1146, 1189–1191 гг.), затем изгнание из Англии (1290 г.), Франции (1394 г.), Испании (1492 г.), Португалии (1497 г.), потом гигантская резня на Украине (1648–1649 гг.), уманская резня (1768 г.) и кончая гитлеровским Холокостом. Исходя из многочисленных фактов уничтожения евреев в истории человечества, профессор В.Л. Теуш в своей книге «О духовной истории еврейского народа» делает вывод об исполнении трагического пророчества Исайи, сделанного за 800 лет до проповедей Иисуса Христа и предопределившего цепь опустошений и разгромов еврейского народа, после каждого из которых уцелеет только его «десятая часть»: «Судьба еврейского народа — это многократный отбор, отсев, беспощадный отсев, гибель большинства и оставление каждый раз «десятой части» — «святого семени», содержащего будущую жизнь». Фактически здесь речь идет об «отборе из отбора», ибо в нормальных условиях идет отбор внутри каждого народа, для еврейского народа ситуация усложняется наложением на этот естественный процесс искусственной селекции, осуществляемой неблагоприятными социокультурными историческими обстоятельствами.
В связи с этим не следует забывать основной идеи знаменитого романа Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол», которая представляет собой эпиграф старого английского поэта XVII века Донна: «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе; каждый человек есть часть материка, часть суши; и если волной снесет в море береговой утес, меньше станет Европа… Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством; а потому не спрашивай никогда, по ком звонит колокол; он звонит по тебе». Именно этот тезис прекрасно усвоили евреи за свою длинную историю жизни в диаспоре и поэтому в их сознании выработалась алармистская установка. Она обращает внимание других народов, общественное мнение целого ряда стран о свершившихся и о возможном повторении трагических событий в этом мире с его разломами и трещинами (мире с фрактальной геометрией). Как раз таки реальный социальный и культурный мир обладает изломами, представляющих собой опасности и угрозы существованию человеку, социальным группам, народам и цивилизациям. Поэтому инстинкт самосохранения требует, выражающий императив выживания, лежит в основе алармистской установки сознания, классическим эталоном чего и является еврейский менталитет. Алармистская установка еврейского сознания в новой европейской истории евреев обусловлена также амнезией Европы в отношении страданий еврейского народа, выступающего в качестве парадигмы «изгоев». Поэтому евреи истреблялись, хотя и не были врагами Германии, обычными военными и полицейскими средствами уничтожения. В результате, отмечает Ж.-Ф. Лиотар, «поскольку евреев уничтожали вне предусмотренных Западом для воинственного конфликта институций, не выводя на сцену политику или войну, именно в этой аномалии и выявляется судьба Запада». Алармистская установка еврейского сознания, которая сейчас проявляется в многочисленных публикациях на тему Холокоста, означает прорыв этой амнезии Запада, предупреждает о возможностях не менее страшной катастрофы не только для еврейского народа, но и для самого Запада. Существенной чертой данной установки еврейского сознания является предвосхищение будущих событий, которые следует использовать себе во благо…
Одиннадцатая установка еврейского сознания — это установка на нестандартность поведения, предполагающая активный, творческий характер деятельности и позволяющая максимально адаптироваться к окружающему миру. Еврейская мудрость советует индивиду обуздывать влекущие его к крайностям импульсы, научиться владеть собой и придерживаться в жизни срединного пути. В иудаизме, подобно даосизму и дзен-буддизму, внимание акцентируется на изменчивости мира, на присущие всем ситуациям различия, что требует различного поведения в зависимости от конкретной ситуации. «И потому, — пишет А. Штайнзальц, — невозможно установить универсальную линию поведения для всех ситуаций; правильность принятого решения можно оценить, лишь учитывая определенное стечение обстоятельств, требующих реакции человека. Посему установить единый стандарт поведения невозможно». Таким образом, в принципе не существует универсального решения всех проблем и соответственно невозможна универсальная линия поведения во всех ситуациях. Это также означает, что еврейское сознание обладает ярко выраженной способностью оборачивать кризис, который нередко является единственной возможностью изменить ситуацию, себе во благо.
Такого рода отсутствие предзаданности мышления и поведения, установка на нестандартное мышление и поведение предполагает активный, творческий характер жизнедеятельности индивида. Переиначивая приведенный Я.И. Рабиновичем афоризм «два еврея — три мнения», можно сказать «три еврея — тридцать три мнения», т. е. речь идет о поощрении и культивировании у каждого еврея способности нестандартно мыслить и нестандартно вести себя в различных ситуациях. Поскольку человек является образом и подобием Абсолюта, постольку он обладает свободой воли и творческими силами. «Это его уникальное свойство обусловлено тем, что человеку передана часть беспредельной Божественной воли, не скованной никакими ограничениями». Так как мир находится в непрестанном изменении, то нестандартность в решении возникающих проблем, нестандартность поведения дает возможность быть адекватным находящейся в движении окружающей среде.
Установка еврейского сознания на нестандартность поведения, неразрывно связанная с творческим характером деятельности индивида, имеет позитивный момент для самого человека, а именно: она продлевает жизнь и препятствует старению. Исследования показывают связь между памятью человека и активной, творческой жизнью: «главное условие сохранения памяти — активный, насыщенный разнообразными событиями и впечатлениями образ жизни». Дело в том, что активный образ жизни влечет за собою образование новых нервных клеток головного мозга млекопитающих, в том числе и человека, которые участвуют в формировании памяти. Современная нейрофизиология дает основания для формулировки идеи о том, что «Я» (личность) человека — это то содержимое памяти, которое извлекается именно в тот момент, когда в мозг приходит сигнал от органов чувств. Нейрогенез (способность клеток головного мозга к воспроизводству) поддерживает идентичность «Я» человека, дает возможность сохранять и накапливать творческий потенциал, ответственный за нестандартное мышление и нестандартное поведение в самых различных ситуациях. Это спасает индивида от депрессии различного рода, обеспечивает долгую, творчески насыщенную жизнь, омолаживает организм и поддерживает интеллект на высоком уровне. Неудивительно, что евреи живут творческой жизнью до глубокой старости и что они способны получать наслаждения от своей активной деятельности.
* * *
Двенадцатая установка еврейского сознания представляет собой специфическую беспощадность к врагам, к тем, кто стремился их уничтожить, причем здесь немалую роль играет их социально-историческая память. «В самом общем виде историческая память, — подчеркивает Р.Г. Пихоя, — это устойчивая система представлений о прошлом, бытующая в общественном сознании. Ей свойственна не столько рациональная, сколько рациональная оценка прошлого». Поэтому историческая память социальной общности обладает инерционной устойчивостью, она является априорной для отдельного индивида. Социально-историческая память — это результат самоорганизации социальной психики, который в значительной степени определяет поведение людей, причем зачастую на бессознательном уровне. Специфика социально-исторической памяти евреев состоит в том, что ряд событий, имеющих значение для выживания народа, транслируется от поколения к поколению посредством праздников и ритуальной практики.
Достаточно вспомнить, что еврейский народ в древности жил на Ближнем Востоке — мире войн, завоеваний, захватов добычи, где господствовала жестокость и беспощадность, представляющие собою инстинкт самосохранения на генетическом уровне. Немало он претерпел от ассирийских завоевателей, которые были жестоки и беспощадны, что объясняется условиями жизни тех времен: «Так, каждая продолжительная война, стоящая многих людей, грозит повлечь за собой распад государства. Зная это, ассирийцы беспощадны к взятым городам и народам, покоренным силой оружия. Они не довольствуются разграблением домов и разорением полей, но умерщвляют целые племена, и нет таких пыток, которые казались бы им слишком жестокими, чтобы покарать несчастных, дерзнувших оказать им сопротивление: одних они сажают на кол, с других сдирают кожу, выкалывают глаза, отрезают губы, не говоря уже о детях и молодых девушках, которых уводят в рабство». Не случайно, в Ветхом Завете имеется много картин жестокости, беспощадного отношения одних народов к другим, кровавых сцен насилия.
Вполне естественно, что евреи подвергались жестоким нападениям и насилию, что и они отвечали тем же самым, иначе им было не выжить. Не случайно, в Талмуде зафиксировано следующая формула: «Если кто-то пришел, чтобы убить тебя, убей его первым». Поэтому у евреев была разведка и контрразведка, диверсионно-террористические группы, чья деятельность помогла их государствам сохраниться, в противном случае они безвозвратно канули бы в небытие. «Кладезь премудрости, Библия, — подчеркивают Ю. Чернер и И. Кунц, — приводит множество примеров разведывательных и контрразведывательных, диверсионно-террористических, пропагандистских, дезинформационных и прочих тайных и явных операций. Некоторые специальные операции тех времен (скажем, акция по устранению военного лидера агентом Юдифью или весьма подобная ответная акция, осуществленная против Самсона, психологические атаки, диверсионно-террористические и специальные операции, осуществленные под руководством Моисея, или, например, применение спецсредств под Иерихоном) стали классикой, реально исходной точкой формирования практической идеологии почти для всех разведслужб мира». Такой же разведчицей была и Эсфирь, которая стала любимой женой персидского царя Артаксеркса (IV в. до н. э.) и узнала о заговоре его первого министра Амана, направленного на уничтожение евреев. В результате Аман и его приверженцы были казнены Артаксерксом, а спасение евреев Персии с тех пор отмечается праздником «Пурим». Этот праздник является важнейшим элементом социально-исторической памяти еврейского народа, который благодаря своей эмоциональной нагрузке воздействует на протяжении почти 2,5 тысяч лет на сознание евреев.
Потом, когда евреи лишились своего государства и оказались рассеянным по свету, их беспощадность трансформировалась, потеряв свою физическую жестокость. На это обращает внимание Л. Фейхтвангер в своем романе «Еврей Зюсс», когда пишет о том, что в Вюртембергском герцогстве торговали чинами и должностями, однако Зюсс усовершенствовал эту систему. Было создано наградное ведомство, проводившее аукцион вакантных мест, более того, создавались новые должности и звания. Способность и таланты в таком случае во внимание не принимались, в итоге чиновники оказывались некомпетентными, что вело к ослаблению государства. Таким образом, физическая жестокость сменилась более утонченной и изощренной, более цивилизованной и гуманной, ибо люди больше не уничтожались, неся ущерб в своей хозяйственной деятельности из-за некомпетентности государственного аппарата.
Императив выживания требует фиксации в социально-исторической памяти событий, которые несут угрозы и опасности для общности. Все такого рода события заносятся в ячейки социально-исторической памяти еврейской цивилизации, чтобы потом нефизическими способами, финансовыми, экономическими и информационными методами предотвратить повторение этих событий, нанести превентивные удары по противнику. Все эти приемы стратегии непрямых действий привели к цивилизованным формам, к гуманному оружию. Однако суть беспощадного отношения к своим врагам не меняется, что предельно четко выражено рабби Дж. Давидом Блехом в его труде «Современные галахические проблемы»: «Запрещение химического и биологического оружия и гуманное отношение к военнопленным… конечно, являются признаком цивилизованности, но с фундаментальной точки зрения это — все равно, что обещание каннибалов пользоваться ножом и вилкой. «Гуманное оружие» — абсурдное понятие».
* * *
Тринадцатая установка еврейского сознания — это ориентация на святость, которая в иудаизме навеки связана с Иерусалимом и распространяется на весь Израиль, однако она может проявиться только тогда, когда вся члененная концентрическими кругами земля обетованная не примет предусмотренную Торой совершенную форму. Священным характером обладают также места, отмеченные определенными историческими событиями или деятельностью выдающихся личностей. «И на каждого из людей, населяющих эти области пространства, — отмечает А. Штайнзальц, — налагается особая ответственность, соответствующая святости места, в которой человек пребывает».
У тех народов, которые имеют свое государство, одним из фундаментальных признаков которого является территория, пространство носит сакральный характер. Это фиксируется в ряде символов: «Остров, Гора, Лабиринт — каждый из этих символов особо подчеркивает тот или иной аспект автохтонической государственности». В таком случае деятельность царя-политика обусловлена противоречивыми процессами Космоса — его движение отчасти задано божеством, отчасти является самопроизвольным. Здесь немалое влияние имеет так называемый «этос» — это все имеющее к человеку и его деятельности, он противостоит «фюзису» — природе и «властвующему» в целом. «Этос» тоже является «властвующим», однако он построен в соответствии с человеческими законами, образуя оформленную человеческим присутствием особую сферу. «Этос» — искусственно сконструированная человеком реальность социальная реальность, содержащая в себе сакральность. В древних социумах вся жизнедеятельность человека ориентировалась на сакральный духовный центр мира. Так, библейский Мельхиседек одновременно был царем и жрецом — эта тайная традиция, которая переходит от Мельхиседека к Аврааму.
В отношении евреев диаспоры, которые были лишены собственной территории, собственного государства и соответственно собственного царя и которые имели только раввинов (ученых мудрецов), ситуация сложилась иначе. Все это им заменяла Тора, выступая в качестве космического, божественного государства: «Поскольку Тора является выражением Божественной воли и указывает на характер и форму взаимоотношений между Творцом и миром, ее можно назвать духовной картой мира. Однако Тора — не застывшая картина неподвижного мира, но динамичный план постоянно меняющейся реальности, указывающей направление к единению с Всевышним. Тора в основе своей — это проявление Б-жественной мудрости в сотворенном Им мире; однако выражается она в нем в виде конечных форм, таких, как слова. И даже в виде материальной субстанции, переносящей слова, раскрывающие эту мудрость миру действия».
Именно в Торе заложена концепция святого, сакрального времени, которое отнюдь не представляется в виде реки, текущей только в одном направлении. В этом времени оказываются уравновешенными такие полярные тенденции, как устремленность настоящего к будущему, так и к прошлому: «В самом деле, герой иудейского мифа не только находится под явным влиянием поступков, слов и мыслей своих предков и осознает свое влияние на судьбу своих потомков, он точно так же находится под влиянием поступков своих потомков и сам влияет на своих предков. Так, царь Иеровоам поставил золотого тельца в Дане, и это греховное действо ослабило силу Авраама, когда он за тысячу лет до этого преследовал там врагов».
Можно сказать, что Тора заменила евреям диаспоры государство, в этом смысле нельзя не согласиться со следующим замечанием Т. Красавицкой: «Евреи не народ, построивший гигантские пирамиды, они — народ, создавший Талмуд. Где теперь те египтяне, возведшие пирамиды? А Талмуд — это религиозный комплекс, который и сегодня управляет течением еврейской жизни».