— Ну а дальше что было? — спросила заинтригованная Мона, когда серебристый скимер приземлился на платформу танкера.

— А дальше началось самое интересное, — улыбнулся Лин. — Каир Надире знала чуть лучше меня. Ее козырем был, бесспорно, ее родной арабский, а также плетущееся рядом безобидное существо, то есть ваш покорный слуга. У меня даже удостоверение личности не требовали. Когда у нее спрашивали обо мне, она лишь отмахивалась, мол — это так себе, ничего собой не представляющий туземный историк, ничего дальше своего носа не видящий, книжный червь и больше ничего. Видимо, этой лестной характеристики было в самый раз, чтобы безо всякого подозрения впускать меня вместе с египтянкой в разные злачные, сумрачные и задымленные места, от вони которых я тотчас принимался чихать и кашлять, не переставая вежливо здороваться со всеми, кто на меня пялился. Она кого-то искала, но меня в свои планы не посвящала. Я хоть в арабском и не такой ас, как Лика, но вполне понимаю быструю речь и даже неплохо изъясняюсь сам. Правда, при Надире своего умения я нарочно не демонстрировал. С ней мы общались исключительно на английском. Она искала своего бывшего возлюбленного, какого-то Алишера, но ей отвечали, что давно его не видели или вовсе не знают такого… В общем, ничего не добившись, мы отправились снимать квартирку. На этот момент Надире превратилась в белого ангела и была сама учтивость и покорность. Удивительно, как это мгновенное перевоплощение происходит у арабских женщин. Еще минуту назад она была воплощением зловещего вампира, а теперь наивно хлопала своими огромными глазами, изображая кроткую святошу. Но времени у меня было предостаточно, чтобы понаблюдать за ней… В чужой шкуре человек ее плана не сможет долго находиться и в конце концов покажет свое истинное лицо. А я терпеливо ждал, продолжая играть ученого-исследователя. Мы ходили по музеям, ездили на археологические раскопки к Великим пирамидам. Кстати, они действительно расположены прямо на тридцатой географической параллели… Представляете?! Я постоянно причитал, что такой невезучий, несчастный, и что моя египетская экспедиция чуть было не потерпела крушение из-за странного землетрясения, и если бы не Надире, моя диссертация просто погибла бы вместе со мной, так как в университете мне уже давали отсрочку в прошлом году и больше навстречу не пойдут. Я что-то причитал о том, что все мои вещи пропали в гостинице «Плас-отель», которая пребывает теперь на дне тектонического озера, и куда бы я ни приезжал, всегда попадал во всякие происшествия. Этими словами Надире вдруг заинтересовалась, стала расспрашивать. Я назвал ей несколько мест, где бывал на задании наш нон. Похоже, она поверила этому, наверное, вспомнила, что об этом показывали в новостях. В общем, я сочинил свою потрясающую легенду незадачливого историка, сдобрив ее, для полной убедительности, изрядной порцией исторической информации. Увязался с ней бродить по городу, чтобы к ней — не приведи Господи! — не пристали оголтелые искатели легкой наживы, когда она будет подыскивать себе работу. Вид у меня был тогда весьма героический, точно как в комедиях. И эта красавица решила, что место исчезнувшего Алишера теперь займу я. Вот на это я никак не рассчитывал. Пришлось свое наблюдение проводить в ускоренном и, соответственно, в укороченном режиме.

— Какой ты, однако, сердцеед… — весело заметила Мона.

— Я не нарочно. Клянусь! Никакими чарами на нее не воздействовал, — засмеялся Лин. — Но, наверное, мою природную красоту не испортит даже образ идиота, — шутя добавил он.

Мона расхохоталась.

— Ну а если серьезно, то попытка жалеть ее обернулась тем, что девушка просто расхохоталась мне в лицо. Точь-в-точь как ты сейчас. И глянула на меня с таким презрительным снисхождением, что я забыл на мгновенье, что я красивый, умный и смелый, — Лин снова засмеялся, но быстро посерьезнел. — Я постоянно носил с собой волновой индикатор и замерял ее энергополе при любом удобном случае. За время нашего совместного сосуществования Надире спровоцировала драку в баре и аварию на дороге, когда переходила улицу, ещё испугала ребенка в магазине.

— Вот так ангелочек! — усмехнулся Жестен.

— Это еще не все. В кинотеатре ее неожиданно стошнило, она насорила в фойе, плюс нагрубила уборщикам вместо того, чтобы извиниться. В общем, довела бедолаг до ярости и нервного тика, при этом оставаясь совершенно спокойной. На нее индикатор никак не реагировал, а вот от выброса негативной энергии рядом стоявших людей он, бедный, зашкаливал.

— Значит, в ее теле Паразит! — очень серьезно подытожила Мона.

— И это еще не все, — вздохнул Лин.

— Господи, что еще она успела натворить?! — воскликнула Мона.

— Мы проходили мимо одной лавки и услышали, как беспомощно скулит пес. Надире залезла в эту лавку, на коленках проползла под прилавок, не обращая внимания на обалдевшего продавца побрякушек, и извлекла из темноты грязного, тощего щенка с перебитой лапой. Она прижала его к себе и с невозмутимым видом пошла дальше. Я, разумеется, последовал за ней.

— Тогда я ничего не понимаю! — растерянно проговорила Мона.

— Да никакой она не Паразит, — высказался Жестен. — Просто совершенно неуравновешенный человек, который чувствует свою уязвимость и незащищенность, потому и кидается на людей, постоянно ожидая от них обид. Видимо, у нее глубокая психическая травма… может быть, даже с детства. А из последнего видно, что только животным она доверяет и не боится их. Загнанный зверь — опасное существо. И если кто приручает его, несет потом полную ответственность за его судьбу.

— Ну, спасибо, Жестен, утешил, — посмеиваясь, возразил Лин.

— И чем закончилась твоя эпопея? — спросила Мона.

— Придя к тому же выводу, что и Жестен, я решил, что задание я выполнил, а именно: убедился, что она не оборотень и, уж тем более, не Паразит, а вот ее бывший приятель Алишер — личность весьма и весьма туманная, я даже сказал бы — сомнительная. По ее рассказам я понял, что тот пытался зомбировать ее, но так как поле у нее сильное, то сам чуть не угодил в сети ее очарования и потому скоропостижно слинял, ничего не объясняя бывшей возлюбленной.

— Из этого следует… — начала подводить итог Мона.

— … Что у Надире своего взгляда на жизнь нет, как нет и никаких убеждений. Очень удобная марионетка. Одним словом — человек толпы.

— К сожалению, это распространенный диагноз современной молодежи. Они не знают, куда приткнуться, чем заняться, и зачем они вообще появились на свете! — вздохнула Мона. — И как вполне естественное состояние мозга при таких информационных, шумовых перегрузках, а также импульсных вибрациях при засилье электроники — неоправданная агрессия, полная изоляция в придуманном мире и обратный процесс: отторжение любой информации, кроме той, что в явном дефиците. А в дифиците, как вы можете догадаться, — любовь, сострадание, понимание.

— Вот и возьмите ее в свои ряды. Перевоспитаете, — предложил Жестен. — В горах она успокоится. Снимете с нее неврастенические вибрации. У вас ведь там полно деревьев, и внутри коттеджей все изолировано древесиной.

— Нужно чтобы она сама этого захотела, однако ничего подобного в ее речи и поведении я не уловил. Наверное, еще рано.

— А если она еще что-нибудь натворит? — засомневалась Мона.

— Я связался с нашими из Саудовской Аравии, они присмотрят за ней, — ответил Лин.

— А как ты ей объяснил, что тебе нужно улететь? — спросила Мона.

— Сказал, что материала на диссертацию я набрал достаточно, теперь нужно возвращаться в Пекин и обрабатывать всю информацию. Пожелал ей удачи на новом поприще и встречи с ее бывшим другом. «Может, когда-нибудь еще встретимся», — пообещал ей. Вот и все. В отчете я написал обо всем куда подробнее…

— Будем надеяться, что с ней больше ничего плохого не случится, — задумчиво проговорила Мона.

— Будем надеяться, — согласился Лин.