Белый пух облаков лениво клубился и не спеша проплывал над землей. Безмолвная предрассветная тишина окутала высочайшие вершины мира. Многоцветие красок, необъятный простор однородного пустынного ландшафта с возвышавшимися снежными пиками и разреженный горный воздух рождали ощущение растворенности и единения с таинственным миром Гималаев, по преданию связанных с дыханием Вселенной.

Лин сидел в позе лотоса на краю высокой скалы, замотавшись в свою терракотовую монастырскую тогу, и задумчиво глядел вдаль на восход солнца. Рядом с ним лежал его огромный пес Кун, потомок кавказской овчарки и беспородного дворового брехуна, и наслаждался обществом хозяина, время от времени поглядывая на него умными карими глазами.

Погружаясь в глубокую медитацию, Лин слушал музыку небесных сфер. Его лицо постепенно становилось счастливым и умиротворенным. Наконец он прикрыл глаза, и его душа устремилась к беспредельным высотам нескончаемых миров Извечного…

Так, зарядившись энергией нового дня, Лин вышел из транса и, погладив собаку по мощной спине, направился обратно в монастырь, по дороге намереваясь зайти в город на рынок.

Шагая по каменистой дороге, он размышлял:

«Как прекрасны простые люди, не разлученные с землей, не оторванные от своих корней, от своей истории. Как спокойны и добродушны их лица, походка нетороплива и полна достоинства, а жизнь размеренна и лишена суеты… И еще не раз подумаешь, что Человечеству предпочтительнее: информационно-технический прогресс или средневековый мелкоплеменной уклад? Люди везде и во все времена стремятся быть счастливыми, насколько позволяет им их собственное воображение, и приспосабливаются к любым условиям жизни, даже самым примитивным. Но приспосабливаются отнюдь не все люди. Не все позволяют себе не желать иного и лучшего. Не все. И не всегда лучшее — это непременно другое, а другое — лучшее. Счастье… Как измерить человеческое счастье? Чем? Каковы его разумные пределы? А неразумные? И что для меня самого — счастье? Что радует меня как обыкновенного живого существа, наделенного разумом?»

Лин шагал по горной тропе, любуясь хребтами, снежными шапками вершин в обрамлении облаков, голубым бескрайним небом, в котором кружили одинокие орлы, а также серо-коричневой каменистой почвой под ногами.

Изредка вдалеке вырастали, словно из-под земли, столбики осторожных и пугливых сусликов. Они принюхивались к воздуху, с подозрением поглядывали на одинокого путника с собакой и тут же исчезали в своих норках, не дожидаясь непрошеных гостей с воздуха.

На рынке Лина угостили корзинкой свежих овощей и мешочком риса. Монах уже собрался последовать дальше, как вдруг кто-то тронул его за плечо…

— Уважаемый, — неожиданно раздался голос у него за спиной.

Лин обернулся.

Перед ним стоял молодой европеец в спортивной темно-синей кепке, таком же синем костюме, похожем на военную форму, и с рюкзаком за плечами.

— Вы обращаетесь ко мне? — спросил Лин.

— Да, к вам. Вы могли бы проводить меня в монастырь? Вы ведь буддистский монах, не так ли?

— Верно, я монах. Но почему вы непременно хотите попасть в монастырь?

Голубоглазый и светловолосый турист, по-видимому, немец или датчанин, замялся, поглядывая по сторонам.

— Мне нужно обязательно попасть к буддистским монахам, — уверенно заявил парень, озираясь по сторонам. — Здесь так много народу, — заметил он, — что невольно хочется выбраться из этого нескончаемого людского потока, пока тебя не снесли.

Европеец заметно нервничал. Толпы, видимо, ужасно раздражали его. «Значит, он из большого города», — отметил про себя Лин, продолжая спокойно смотреть ему в лицо и молчать, даже не порываясь сдвинуться с места.

— Не могли бы мы отойти в сторону? — настаивал молодой человек.

— Могли бы, — улыбаясь, ответил Лин, вешая корзинку с продуктами себе на руку. — Но мне нужно купить еще кое-какие книги для юных друзей.

— Какой-то книжный магазинчик я заметил здесь… Совсем рядом… — оживился турист.

Лин добродушно улыбнулся, он тоже знал этот магазинчик, и уже не один год, но раз датчанин или швед (не все ли равно!) хочет стать его гидом в мир книг, чтобы сделать впоследствии гидом своим, что ж… пусть будет так.

— Хорошо. Тогда пошли, — согласился монах.

И они направились сквозь базарную толчею на другую сторону улицы, где размещалась книжная лавка последователя даосизма, старого учителя Бао.

— Было время, когда мысли о суициде не покидали меня на протяжении нескольких лет, — неожиданно начал признаваться европеец. — Меня зовут Клаус, а тебя?

— Лин… И что заставило переменить взгляды на собственную жизнь?

— Мой внутренний голос. Он приказал мне отправиться в Тибет, в монастырь. Там я найду — по его словам — ответ на свой вопрос: зачем я живу… Мне интересно, почему другие люди уходят в монастырь? Жили- жили в обществе и — на тебе! — ушли от мира.

— Может, они, также как и ты, услышали зов?

— Зов Шамбалы? Возможно, — согласился молодой человек.

— Монастырь — это необязательно то место, где люди прячутся от мира. Ценность монастыря в том, что, когда человек познает за свою жизнь окружающий мир и его многочисленные законы, ему иногда просто необходимо останавливаться для упорядочения полученных знаний, осмысления своего места в обществе, а, упорядочив, идти по пути познания дальше за новыми знаниями, — ответил Лин.

— А почему ты, например, решил обосноваться в монастыре?

— Я не всегда нахожусь в его стенах, я много путешествую, а здесь — набираюсь Силы, которую дают мне горы, покой, общение с Извечным и любимым Создателем, — многозначительно ответил Лин.

Но Клаус не понял, какого Извечного и какого Создателя имел в виду его новый знакомый. Эти эпитеты он принял за общепринятые титулы Бога. Догадался об этом и Лин. Посмотрев внимательно европейцу в глаза, продолжил:

— …А также с одухотворенными людьми. В нынешнем сверхскоростном XXIII веке Тибет стал не то чтобы одним из религиозных мест на планете, а скорее научной и оздоровительной школой души, центром по совершенствованию внутренних, сокровенных человеческих возможностей. Буддистские обители находятся высоко в горах, куда не так-то просто добраться — разве что на скимере. Потому сюда в основном приходят те, кому действительно нужны знания, либо человек находится на распутье и стоит перед выбором, а не из праздного любопытства.

— Но люди нередко сознательно истязают свое тело и унижают свою личность, свое внутреннее «я» ради острых ощущений.

— Зачастую это происходит потому, что человек еще не нашел смысла в своей жизни и не понял своего истинного предназначения.

Молодые люди уже приближались к книжной лавке старого Бао.

— Может, наше предназначение — нескончаемая череда перевоплощений, эволюция, космические путешествия и, наконец, вливание в межзвездное братство разумных существ во Вселенной? — предположил Клаус.

— Возможно, но даже если мы покинем свою планету и устремимся к вдруг обнаруженной и достаточно изученной планете, которая тождественна нашей, но в другой галактике, то в настоящее время мы просто не долетим до нее, погибнув в космосе от переизбытка радиации.

— Неужели еще не изобрели криогенную фугу и крио скафандр?

Лин глубоко вздохнул:

— Пока нет. Поэтому лучше жить все-таки на Земле и по возможности не сердить родную планету. Она реагирует на все наши вспышки агрессии, революции, войны, террор и прочие негативные скопления человеческих эмоций и мыслей. Сегодня на Земле живет столько людей, что их суммарный энергетический заряд равен заряду ядра планеты. И перевес в отрицательную степень энергии, которую мы вырабатываем, приводит к тому, что Земля реагирует на это тектоническими подвижками. Негативные мысли и эмоции разрушают ее вроде бы стабильную и твердую оболочку, или это можно назвать коконом, который сдерживает магму внутри планеты…

Сухонький, низенький старик Бао увидел приближавшихся гостей и вышел им навстречу.

— Добрый день, уважаемый лама Лин, — поприветствовал старик и поклонился.

— Здравствуйте, учитель, — также поклоном ответил Лин.

— Старинные книги, которые лама заказывал, пришли вчера. Я буду очень рад передать их ему, — улыбался добродушный хозяин лавки.

— Учитель, я могу сейчас поговорить с вами? — спросил Лин.

— Да, конечно, уважаемый.

Пёс улегся возле порога, не входя в лавку, лама со стариком удалились в соседнюю комнату, а Клаус, как и другие посетители, стал рассматривать свитки, панно из цветной соломки, микродиски, чипы и старинные приборы для письма из бронзы и бамбука, сделанные местными умельцами для многочисленных туристов и коллекционеров. Несколько коренных жителей переговаривались на своем языке с внучкой хозяина, прелестной юной красавицей; девушка показывала им новинки дисков. После того, как освободилась, она подошла к Клаусу.

— Вам помочь? Что бы вы хотели приобрести?

— Благодарю вас, я жду… — он посмотрел в ту сторону, куда ушли Лин с Бао, — …молодого ламу… Весьма занятный прибор для письма, — улыбнулся турист, указывая на бамбуковые палочки, кисти и бронзовые емкости для краски.

— Вы впервые в Тибете? — спросила девушка.

— Да… знаете ли… впервые.

— Не смущайтесь. Если вы приехали за знаниями, то вам помогут их обрести. Вы только уважительно относитесь ко всему, что увидите или услышите. И не спорьте со стариками…

— Я понял. Спасибо, — доброжелательно улыбнулся Клаус.

— Вам очень повезло, что вы познакомились с ламой Лином. Он очень чуткий и прогрессивный человек.

— Я это уже понял.

— Постарайтесь стать его учеником: он многое откроет вам. Только доверяйте ему.

Из соседней комнаты вернулись Лин со стариком.

— Желаю удачи, — улыбнулась девушка европейцу и направилась к вновь вошедшим покупателям.

Попрощавшись с хозяевами, Лин с Клаусом направились из города дальше по каменистой дороге в сторону монастыря, который теперь виднелся за деревьями. Его красноватые стены возвышались над холмом.

— Здесь время будто бы остановилось, — продолжал одухотворенный Клаус, смотря по сторонам. — Красиво, спокойно… Да, именно спокойно.

— Это то, чего тебе недоставало там, откуда ты прилетел?

— Именно! В Бонне, даже когда находишься в своей квартире в полном одиночестве, тебя не покидает чувство, что ты как на ладони, что в любой момент к тебе придут приятели, заявятся по интерфейсу коллеги, или соседка забудет включить режим глушителя на своих стенных и потолочных пылесосах! Ты не можешь остаться наедине и засыпаешь в наушниках, наглазниках… В общем…

— Понимаю, — сочувственно вздохнул Лин.

— И ощущаешь себя не человеком, а каким-то… роботом, которому выделили несколько часов на сон и процедуры гигиены. Меня не покидает чувство, что я не живу вовсе, а… бессмысленно суечусь по клетке!

Лин грустно улыбнулся и продолжал молча слушать исповедь уставшего от цивилизации европейца.

— Однажды утром я проснулся с мыслью: «А что, если я умру? Что-нибудь изменится? Да ни фига!» И тогда я решил просто начхать на службу. Я целый день валялся в одиночестве и медитировал в невесомости, в полной темноте, наблюдая проекцию звезд и планет… У меня есть установка, которая дает эффект невесомости, — пояснил Клаус. — Я тупо смотрел перед собой, кувыркался и плавал в созданном поле, и в моей голове не возникало ни единой мысли… Представляешь?! Мне было откровенно начхать на все и всех… А под утро я услышал этот голос. Он, возможно, и раньше звучал, но только среди этого нескончаемого шума я не мог его расслышать. Это так поразило меня! Знаешь, я не хочу больше жить, как зомби, клянусь! Поверишь ли, я все распродал к едрене фене и прилетел сюда. Не хочу жить в цивилизованном мире… Ой, прости! Я не имел в виду, что…тут…в общем…

— Я понял, что ты имел в виду, — не глядя, ответил Лин.

— Честно? Ты не обиделся?

— Нет, все нормально.

— Я знаю, что здесь люди становятся другими. Горы, воздух, уединение, размеренный ритм жизни и отсутствие суеты будят в человеке желание обрести какие-то вечные истины, ценности, и он навсегда меняет свое отношение к себе и окружающим… Я видел это в кино… и в художественном, и в документальном!

— Стало быть, ты…

— Я хочу поселиться здесь! — наконец признался Клаус. — Ты поможешь мне адаптироваться? — умоляюще обратился он к Лину, резко остановившись посреди дороги, и тем самым перегородил тому путь.

— Чем ты был занят в цивилизованном мире? — спросил Лин.

— Ты теперь будешь меня подкалывать, да? Я же извинился!

Лин улыбнулся:

— Я не буду подкалывать, если ты не станешь так болезненно реагировать на это словосочетание. Я нормальный человек с неплохим чувством юмора и смотрю на подобные вещи совершенно спокойно… и тебе советую, если ты хочешь действительно обосноваться в Тибете и вспомнить, что ты — человек, существо мыслящее, разумное, имеющее душу и стремящееся к гармонии с природой, с самим собой и с Вселенной.

— Ладно, — быстро согласился Клаус, перебив собеседника. — Я — инженер-электронщик. А мне будет позволено присутствовать на молитвенных церемониях?

— Это будет зависеть от тебя и твоего терпения, кротости, послушания, — ответил Лин, и они двинулись по дороге дальше. — Но тебе необязательно жить в самом монастыре. После жизни в большом городе тебе будет сложно находиться в ограниченном пространстве. Сначала ты поживешь в деревне возле монастыря.

— Но… — попытался возразить Клаус.

— Терпение и послушание, — напомнил Лин.

— Да, лама Лин.

Лин улыбнулся на такое официальное и подчеркнуто вежливое обращение иностранца, как будто того уже приняли к нему в ученики.

После просьбы уважаемого ламы Лина одна крестьянская семья любезно приняла Клауса к себе. Домик и быт этих людей почти не отличался от быта их предков, живших на этой земле последние триста лет. Клаусу отвели маленькую, но отдельную комнатушку; кушал он вместе с хозяевами, привыкая к местным обычаям и пище, а вечерами и ранним утром он общался с Лином. Вместе они встречали рассвет, медитировали; европеец много спрашивал, но Лин не всегда прямо отвечал парню, заставляя его самого искать ответы на поставленные им же вопросы, вынуждая философствовать, размышлять и делать выводы. Почти всегда с ними на прогулку отправлялся огромный пес. Он быстро привык к новому знакомому своего хозяина и спокойно мог задремать рядом с Клаусом, когда тот пытался, подражая своему духовному наставнику, погружаться в транс.