В лагере паломников было оживленно. Из толпы собравшихся вышел молодой мужчина в длинном черном плаще с капюшоном, откинул капюшон назад и подошел ближе к граниту, чтобы всем его было видно. Это был араб лет тридцати пяти или чуть старше, с начинающими седеть черными вьющимися волосами до плеч, аккуратной бородкой и тонкими усами с такой же проседью, правильными чертами лица и с блестящими сверлящими глазами. Пронизывающий взгляд был у этого человека, пугающий и подчиняющий себе. Ростом он был невысок, но держался прямо, уверенно и с нескрываемым достоинством, даже с чувством превосходства. Он поднял из-под накидки руки, сделал жест омовения.

Люди затаили дыхание и приготовились слушать.

— Правоверные! — громко обратился проповедник к собравшимся, одни из которых с нескрываемым интересом, другие с любопытством, третьи с недоверием смотрели на него. — «Повинуйтесь своему Господу! Когда земля расширится (что непременно и будет), когда извергнет из себя, что в ней есть, и опустеет, повинуясь своему Господу, тогда ты, о человек, стремительно устремишься ко Господу своему и предстанешь пред Ним…»

Дед с внуком переглянулись.

— Он действительно говорит то, что написано в Коране? — шепотом спросил Аман у деда.

— Да, — также шепотом ответил старик. — Начало восемьдесят четвертой суры. Ш-ш-ш, теперь молчи и слушай!

А человек в плаще продолжал:

— «В тот день солнце обовьется мраком, звезды померкнут, горы с мест своих сдвинутся, гробы откроются, звери столпятся, моря закипят, в тот день свитки разовьются, небо, как покров, снимется, ад разгорится и рай приблизится. И узнает всякая душа, что сделала она себе. Клянусь небом, украшенным созвездиями зодиака и днем предвозвещенным; клянусь свидетельствующим и тем, о чем он свидетельствует: гибель ископавшим ров, разжигавшим в нем огонь, поддерживавшим его растопкою! Вот они сидели при нем, и сами были свидетелями тому, что делали верующим. Они мучили их только за то, что веровали они в Бога, Сильного, Славного. В Того, у кого власть над небом и землею… Размышлял ли ты о том, который ложной считает эту веру? А потому он гонит от себя сироту, не приветит к своему столу бедноту. Горе тем молящимся, которые во время своей молитвы нерадивы, которые лицемерят и отказываются узреть других».

Паломники стали на колени и, прикрыв глаза, прижали руки к груди.

Проводник, которого все присутствующие уже начинали воспринимать как воскресшего двенадцатого имама Али, все говорил и говорил без остановки. Он уже не цитировал Коран, а говорил от себя, прикрыв глаза и раскинув поднятые в мольбе руки. Его речь безмятежно текла, завораживая, убаюкивая, словно гипнотический туман, окутывала она паломников, погружая их в сон, в фанатический транс, в слушание, но уже не слышание и не улавливание смысла красивых, витиеватых фраз и выражений. Некоторые смотрели на таинственного святого с распахнутыми остекленелыми глазами, полными безграничной преданности и обожания.

После очередной молитвы паломникам было предложено питье из нескольких общих чаш, а также хлеб и овощи, которые разносили трое проводников и девушка с зеленой банданой на голове. Отужинав, правоверные начали укладываться спать возле горящих костров. А одна паломница, которая следовала вместе с другими ищущими истину, подсела к новоиспеченному имаму.

— Я чувствовала, что встречу тебя, потому и согласилась идти со всеми. И вот я снова рядом с тобой! Почему ты прежде не говорил мне о том, кто ты на самом деле? — тихо спросила Надире, взяв его за руку.

— А ты бы поверила мне? — спросил Алишер, глядя ей в глаза.

— Не знаю… — она потупила взор.

— Вот и я не мог разобраться, кто я.

— А теперь ты уверен?

— Теперь — да! — твердо ответил он и, поднявшись, отошел в сторону, к своим соратникам. — Завтра вечером… — быстро проговорил он им.

— На все твоя воля, Повелитель! — трое молодых арабов и девушка в зеленой бандане поклонились ему.

Надире посмотрела на них тоскливо и, продолжая смотреть в спину уходящему в тень Алишеру, прилегла у костра.

Как неожиданно она нашла его! Кто бы мог подумать, что, увязавшись за новой сотрудницей бара, официанткой Лейлой, она вновь обретет своего исчезнувшего возлюбленного? Вот только обретет ли она его на самом деле? Алишер так изменился, совсем не похожий на того, которого она знала прежде. Этот Алишер какой-то чужой, отстраненный, будто и не живой вовсе, но по-прежнему такой же красивый и притягательный.