1

Начать придется с напоминания, что в 1915 году, во время первой мировой войны, Россия приняла на себя главный удар германских, но в основном – австровенгерских, армий. И поскольку наши солдаты, ведомые в атаку храбрыми офицерами, почти всегда в штыковой схватке били супостата (так называли общим объединенным наименованием в народе в то время немцев и австрияков), Генштаб армии Германии, а затем и Генштаб Австро-Венгрии разослали по войскам наисекретнейшую директиву – выбивать всеми силами в первую очередь русских офицеров.

Дабы максимально ослабить русскую армию – ведь рядовыми в ней были призванные в армию русские крестьяне – сплошь даже неграмотные.

Так что, если лишить такую армию офицерского состава…

Это и было сделано. Обучили снайперов, и результат оказался налицо – уже в 1915 году чуть ли ни 2/3 офицерского состава русской армии были убиты либо ранены, а наступление нашей армии захлебнулось.

Зачем нам эта общеизвестная историческая справка? Да затем, что герой наш, который сейчас появится на сцене, подпоручик Алексей Русин – выходец из семьи промышленных рабочих. Причем – высокопрофессиональных, потомственных рабочих, тех, что не просто грамоте были обучены, но и книги читали, и спектакли рабочего театра посещали чаще, чем церковь.

А Алеша Русин вообще закончил реальное училище и готовился поступать учиться куда-нибудь еще, но началась война, и оказался Алеша сначала в армии, потом на краткосрочных офицерских курсах, ну, а к лету 1915-го года – на австро-венгерском фронте.

Просто до первой мировой войны офицером стать выходцу из рабочей семьи, да и вообще не-дворянину, было невозможно.

Но где же напастись столько дворян, когда за русскими офицерами на Восточном фронте немцы и австрийцы буквально вели охоту?

Вот и пришлось начать подготовку офицеров российской армии из разночинцев – а уж такие, как Алеша Русин – грамотные, законопослушные – представляли из себя прекрасных кандидатов в офицерские чины.

К моменту, с которого начнем мы описание жутких событий, что случились с подпоручиком Алексеем Русиным, командиром одной из рот Таганрогского им. Великого князя Константина, полка, 20-летний Алеша успел и повоевать и, вот ведь повезло парню! – хоть не раз и поднимал он своих солдат в атаку – ни разу не оказаться раненым.

Как-то обходили пули его стороной.

Стояло начало сентября 1915 года. В Прикарпатье, где проходили боевые позиции, занимаемые в то время воинами Таганрогского полка, природа находилась в том состоянии, которое мы называем бабьим летом – днем было солнечно и тепло, ночью – прохладно, но не холодно. Горы в этой местности были невысокими, скорее это были поросшие густым лиственным лесом холмы. Правда, повыше, ближе к вершинам каменистых выступов гор, лиственный лес сменяли хвойные породы, здесь было поэтому в лесах и темнее, и прохладнее. Да, пожалуй, и почва была здесь сырой – по крайней мере, местами даже чавкала под лошадиным копытом или ногой человека – это смотря кто как передвигался – конным либо пешим порядком.

Ни это – на верхотуре. А в низинах и на склонах холмов лиственные леса стояли почти сплошь зеленые еще, лишь местами кроны деревьев чуть коснулись краски увядания – желтая да оранжевая. А вот до багряных оттенков еще не дошло – деревья багрянцем возьмутся попозже, в октябре.

Алексей в сопровождении двух своих солдат, рядовых Ивана Перепелкина и Данилы Сырцова – воинов опытных, попавших на фронт еще в августе 1914-го года, то есть сразу по началу войны, ехал по описанным выше местам в командировку во Львов, где находился в это время штаб фронта.

При себе у него был пакет с планом и картой боевых действий.

Вечерело, но было еще светло – время заката лишь близилось пока, и о ночевке никто еще не помышлял.

О чем думали ехавшие на лошадях неспешным шагом чуть позади своего командира рядовые Перепелкин и Сырцов – неизвестно. А вот Алексей все время прокручивал свой разговор с командиром батальона штабс-капитаном Ельцовым Федором Кузьмичем.

Казалось бы – разговор как разговор. Но Алексея нервировало, что за его спиной сидел, покуривая, какой-то поручик. И хотя он поначалу молчал все время, лишь пускал, выдыхая, дым в сторону, чтобы не обкуривать спину стоявшего перед ним подпоручика, все равно Алексей чувствовал за спиной его присутствие и волну какого-то тягостного недовольства, что исходила от одетого в новенькую, с иголочки, форму незнакомого ему офицера.

– Алексей Петрович, – начал Ельцов, когда вошедший в блиндаж Русин по всем правилам доложился о прибытии, – хочу послать вас с порученьицем во Львов.

Тут он усмехнулся:

– Пусть уж немчура и астрияки называют Львов Лембергом, а для нас это – древний град Львов, основанный еще великим князем Даниилом Галицким…

Он продолжил далее:

– Нужно доставить пакет в разведотдел фронта – здесь вот написано, кому именно. Если не будет адресата – передадите через адъютанта командующего пакет представителю Генштаба – только обязательно скажите, чтобы в собственные руки адъютант передал.

Здесь карта, донесение и план наших действий. Пакет секретный, поэтому посылать приходится не с обычной фельдъегерской почтой, о офицерским порученцем… вы уж извините, что выбор пал на вас, но у нас в батальоне вы единственный, кто ни разу с начала нынешней кампании не был ранен – слава о вас идет, что везучий вы. А сведения в пакете – наиважнейшие, и должны попасть в штаб фронта в обязательном порядке.

Думаю, за два-три дня вы управитесь…

И вот тут-то подал голос сидевший позади лощеный поручик.

– Молодой человек, – сказал он, вставая, подойдя к столу и растирая окурок в пепельнице. – Позвольте представиться – поручик Осинский, военная разведка. Позвольте-ка вашу карту из планшетки…

Русин достал из планшета карту, которую получил с началом летней кампании, как и все командиры рот Таганрогского полка.

– Мы находимся вот тут, – Осинский пальцем ткнул почти в середину карты. – Двигаться будете на лошадях, в сопровождении двух-трех солдат – выберите сами из числа своих, поопытнее и понадежнее. В известность их поставите только о цели командировки, ну, и необходимости доставить пакет любой ценой. Любой ценой, слышите, подпоручик? В штаб фронта. Адресатов вам ваш командир назвал.

После недавних боев железная дорога приведена в негодность, телеграф тоже только начали восстанавливать. Так что… Алексей Петрович, сведения здесь, как уже упомянул Федор Кузьмич – наиважнейшие.

Пойдете следующим маршрутом – дорогой на город Густов, обойдете город справа, затем выйдете к Черному ущелью и перейдете его по мосту – вот тут! Далее лесом в юго-западном направлении проследуете к дороге Львов – Огуй, и затем – по шоссе во Львов, в штаб… Торопиться не нужно, главное доставить пакет…

Все это время палец поручика двигался по поверхности карты, и Алексей обратил внимание на никак не вяжущиеся с остальным внешним видом поручика пальцы руки – ногти были словно бы обломаны, под ними виднелась черная грязь.

Или копоть.

Наверное, сам Осинский заметил это обстоятельство и торопливо убрал ладонь с карты.

– Подпоручик, запомните главное. Придерживайтесь маршрута, строго, неуклонно двигайтесь тем путем, что я вам сейчас назвал. Главное – не уклоняйтесь к северу от Черного ущелья, вглубь леса. Помните – ваш путь лежит строго на юго-запад, к дороге на Львов.

Алексей наклонился над картой.

– Но позвольте, господа! – сказал он. – Это же такой крюк к югу…

– Так надо! – коротко ответствовал поручик.

– Да уж, Алексей, ты, пожалуйста, строго выполняй инструктаж, – добавил штабс-капитан Ельцов. – Ну, конечно, если вдруг особые обстоятельства…

– О чем вы, Федор Кузьмич? – недовольно перебил командира батальона Осинский. – Ну, какие такие обстоятельства? Получил пакет, сел на лошадь, через два дня доставил пакет…

– А такие, Аркадий Викторович! – крепнувшим голосом продолжил Ельцов. – На руки на свои посмотрите! Я вот их сейчас увидел и вспомнил, что вы давеча после возвращения рассказывали…

Офицер-разведчик, словно бы впервые увидев, посмотрел на свои руки – кисти их были ободраны, ногти на пальцах обломаны, кожа покрыта то ли копотью, то ли жирной какой-то грязью…

– Ладно, Федор Кузьмич… – подумав немного, сказал поручик и, закурив новую папиросу, сказал:

– Вот что, юноша… – Алексей мгновенно подобрался и насторожился – из уст поручика, который был на глазок старше его лет на пять-семь, такое обращение можно было воспринять и как оскорбление.

– Да вы успокойтесь! – Осинский заметил свою оговорку и поправил себя: – Мы приказываем вам – в случае о с о б ы х непредвиденных обстоятельств вы можете вскрыть пакет и ознакомиться с донесением.

Теперь Алексей пришел в состояние недоумения – он ведь прослужил (да что там – и воевал!) почти год, все происходящее совершенно выбивалось из привычных рамок армейских отношений.

Он привык получать четкие приказы, сам отдавал такие же, а здесь…

И он осторожно поинтересовал – что, вообще-то еще больше выходило за рамки армейских уставных правил:

– Федор Кузьмич, что значит – особых обстоятельств?

И, поскольку штабс-капитан в ответ лишь пожал плечами, Русин повернулся к Осинскому.

– Соблаговолите объяснить, господин поручик, что я должен буду все-таки понимать под особыми обстоятельствами?

– Успокойтесь, подпоручик, – как-то устало ответил ему разведчик. – Строго придерживайтесь маршрута – и не будет никаких обстоятельств и неожиданностей. А коли появятся – вы сами поймете безошибочно, что пришла пора вскрыть конверт. Вы ведь – не зеленый новобранец, вы летнюю кампанию нынешнюю все прошли, так что догадаетесь, не беспокойтесь. Вот только боюсь – не очень-то помогут вам полученные из пакета сведения.

– Да уж, Алексей, это и есть, опасаюсь, тот случай, что в Библии объясняется фразой «Многия знания умножают многия печали…»

И вот тут Алексей решил проявить твердость.

– Вы можете объясняться яснее? К чему я должен быть готов?

Командир батальона и разведчик переглянулись, а потом Осинский сказал:

– Главное – что могут появиться не просто особые, а непредвиденные обстоятельства. А коли они непредвиденные – ну, что мы вам можем сказать яснее того, что уже сказали?

– Ты, Алексей, главное – строго придерживайся маршрута, – добавил штабс-капитан уже в который раз.

Когда Алексей вышел из блиндажа и пошел к себе в роту, его догнал вскоре Осинский и придержал за руку.

– Есть у вас в роте ручные гранаты? – спросил он.

– Есть, – ответил Алексей.

– А ручного пулемета, случайно, нет?

– Есть один, «льюис», английский…

– Вы хотели определенности? Определенности описать не в силах, но совет вам дать могу – на всякий случай возьмите с собой заводную лошадь и как следует нагрузите ее. Пулемет, ручные гранаты, побольше патронов… Скорее всего, это вам не пригодится, но, на всякий случай… И не забудьте взять с собой солдат опытных, обстрелянных…

Вот поэтому за рядовым Сырцовым на поводу неспешно шла груженая четвертая лошадь. Поверх укутанной в брезент поклажи на спине у нее был крепко привязан «льюис» с толстым стволом и прищелкнутым к затворному устройству снаряженным круглым диском.

Так что пулемет был готов к стрельбе – снимай с лошади и поливая пулями все вокруг.

Разговор состоялся вчера вечером. А сегодня рано утром Алексей с двумя видавшими виды солдатами уже неспешно двигался на выполнение задания.

Именно неспешно – время для выполнения поручения ему почему-то определено не было – он только утром сообразил про это обстоятельство, но было поздно – они уже отъехали километров пятнадцать – не возвращаться же было назад?

Раз не сказали, к какому сроку доставить – значит, нечего и спешить.

А расстояние в километрах – это сейчас меряют, тогда в ходу была мера длины – версты.

Но нам теперь, в нынешнее время, сподручнее будет в нашем рассказе использовать километры, а не версты.

Тем временем наступил уже вечер, солнце пало за находящуюся за их спинами горку, и, пока не начало смеркаться, решили начать оборудовать ночлег – нашли место у крутого склона холма, заросшего карпатскими елями, с ручьем, журчащим неподалеку. Под могучим дубом, где почва была сухой, а трава – еще не начала жухнуть, вскоре горел костер, над которым был подвешен котелок с начавшей отдавать приятным ароматом пшеничной крупы кашей.

Расседланные лошади были привязаны к низко опущенной к земле толстой дубовой ветке длинными поводами, и щипали траву, неспешно двигаясь тут же, возле дерева.

Седельные сумки лошадей и поклажа заводной лошади были аккуратно сложены рядом с толстым дубовым стволом.

– Щас, вашбродь, кашка допреет, мы ее шинелкой укутаем и она дойдет – пальцы оближите!

– А мы ее сейчас улучшим! – весело сказал Алексей. – Ну-ка, Перепелкин, неси кашу сюда!

Он достал из висевших на поясе ножен австрийский штык-нож, потом подошел к горе поклажи и достал из своей сидельной сумки банку мясных консервов из офицерского доппайка, Консервы были получены его денщиком вчера вечером и заботливо затем упакованы вместе с другим имуществом, предназначенным в дорогу.

Ловко вскрыв жестяную банку, Алексей вывалил содержимое в котелок.

К запаху пшеничной крупы прибавился острый аромат тушеного мяса.

– Ай, славно, Алексей Петрович! – сказал подошедший Данила Сырцов.

Он достал из-за голенища ложку, из фляжки ополоснул ее ключевой водой, и принялся размешивать содержимое котелка.

А над костром уже закипал котелок с водой для чая.

Пока оба котелка, укутанные шинелями, «доходили», рядовые сноровисто поднялись по склону и наломали еловых лап, из которых вокруг костра соорудили три мягких ложа. Накрытые брезентом, они должны были послужить постелями.

Тем временем наступил поздний вечер – с гор спускался туман и затягивал низины, которые лежали впереди – завтра всем троим предстоял путь именно туда. Где-то там находилось Черное ущелье и единственный на много километров влево и вправо (если верить карте) мост, перекинутый через него.

Алексей лежал на лапнике, зубами пережевывая травинку, и смотрел на вершины гор слева от них, которые пока еще были освещены уже сильно покрасневшим светом вечернего солнца.

Стояла тишина, цикады уже молчали – уснули до следующей весны. Наступил момент ночного н а ч а л а – его возвестил застрекотавший свою песнь первый лесной сверчок. Вскоре к нему присоединился второй, третий, четвертый…

«Странно, думал Алексей, глядя, как солдаты сноровисто раскладывают кашу по металлическим походным мискам, а в кружки разливают ароматно пахнувший травами и листьями чай – зачем чайная заварка, когда в лесу в изобилии растут и смородина, и малина? Странно, но почему-то совсем не было слышно птиц – вроде по пути воронки из-под снарядов не попадались, так что боев здесь не было – куда же живность лесная подевалась»?

Впрочем, «журчание» сверчков полностью заменяло все остальные возможные шумы ночного леса.

 

2

После еды, которую все неустанно нахваливали, и неспешного чаепития все закурили, причем Алексей угостил солдат папиросами, которые также входили в офицерский паек.

Сначала молчали, потом, как водится, начали звучать различные солдатские истории, которые случились либо с ними самими, либо с тем, кого солдаты знали.

Истории, конечно, были о разных разностях, которых, вообще-то, стараются к ночи не поминать, но на самом деле в жизни постоянно только это и делают – ну, как русским людям не начать с наступлением сумерек пугать друг друга, если, к примеру, случается собраться на посиделки? Или, скажем, в ночном, во время выпаса лошадей?

Солдаты были из крестьян, а значит – знали множество историй про ведьм, колдунов и прочую чертовщицу.

Алексей, улыбаясь, помалкивал, – слушал. Сам он был из потомственных рабочих, а посему не очень-то религиозен, да и в «страшилки», коими пугают ночами в деревнях, не очень-то верил.

Правда, оба солдата не случайно воевали в Таганрогском имени Великого князя Константина, полку. Полк формировался в Херсонской губернии, крестьяне там были переселенцами, причем – из самых различных губерний Российской империи.

Родители Ивана Перепелкина как раз и были родом из этих мест, и рядовой Перепелкин хорошо знал фольклор Западной Украины и Прикарпатья.

– Слышали про вурдалака Драгулу? – начал он очередной рассказ. – Так он из этьих мест был…

– Не Драгула, а Дракула, и он не из этим мест – это дальше, в Румынии, – поправил Перепелкина Алексей.

– Э-э, нет, вашбродь, Алексей Петрович, то другой был, ранешний! А здешний был князем, Драгомиров, кажись, вот его Драгулом и назвали.

– Ну-ну! – заинтересовался Русин. То, что в рассказе будет присутствовать историческая конкретика, фигурировать реально жившие здесь люди, привлекло внимание Алексея.

Частенько в таких историях отражалась действительность, правда – искаженная позднее из-за крестьянских вымыслов, но тем не менее – не придуманная вообще, а, возможно, имеющая корнями нечто, происходившее когда-то на самом деле.

– Они, то есть князь здешний, раскопали какую-то старинную могилу, – начал рассказ Перепелкин. – А могила не простая была – старики говорили, что вурдалачья. Упырь в ней был когда-то давно закопан…

– Это как? – покуривая мелкими затяжками папироску, чтобы продлить удовольствием, спросил Данила Сырцов. Он был по возрасту старше, и хотя воевали они с Перепелкиным вместе с первого дня, как был сформирован Таганрогский полк, отличался от более молодого товарища практичностью и свойственной крестьянам основательностью. Ну, и также – скептицизмом. – Откуда вдруг взялась вурдалачья могила и зачем ее раскапывать?

– Да подожди ты! – начал волноваться Перепелкин. Так всегда волнуется рассказчик, который припас что-то необычное за пазухой и готовится это необычное достать – а тут ему мешали. – Ну, какая разница – откуда взялась могила? А раскапывал князь Драгомиров все подряд – он этой увлекался, как ее… арге… нет, архоло…

– Археологией, – подсказал начитанный Алексей, улыбаясь.

– Точно, ей самой! – подтвердил Перепелкин. – Эти, как вы сказали, вашбродь? Архе…

– Археологи!

– Ну, да, они всегда все старое раскопывают. Ну, вот он, князь то есть, и раскапывал. А могила эта была на горке замаскирована, и он на нее случайно наткнулся…

– Это как? – Сырцов приподнялся и бросил окурок в костер.

– Ну, не знаю. Данила, ты не перебивай!

– Действительно, вы, Сырцов, никак не даете закончить Ивану его историю.

Алексей по большому счету к рассказу Перепелкина уже потерял интерес – сколько таких баек в детстве он наслушался от соседских ребят? Когда вечерами собирались на чьем-нибудь крыльце и начинали пугать друг друга… И непременно про упыря или вурдалака кто-нибудь вспомнит. И тогда обязательно – один и тот же набор – кто-то раскапывал старую могилу, там оказался вурдалак, он укусил, и на свет появился новый вурдалак… И конец всегда один и тот же – кто-нибудь осиновым колом пробьет сердце вурдалаку, и его душа успокоится. И обязательно заканчиваются истории так: «А только старый вурдалака по-прежнему в той могилке лежит и ждет, когда кто-нибудь могилу опять раскопает…

Ну вот, так и есть! Алексей вернулся мыслями к происходящему рядом, и стал вновь слушать рассказ Перепелкина.

– И князь, как стал вурдалаком, всю свою семью убил, а потом стал крестьянок в деревнях ночами кусать – кровь пил. А потом, когда все окна деревенских домов уже были с наклеенными крестами на стекле, над дверями вязанки чеснока, и в каждом доме по ночам кто-нибудь не спал, а сидел посередь комнаты со святой водой наготове…

«Ну, конец князю-вурдалаку!», – с ленцой подумал Алексей.

И как в воду глядел.

– Князь трое суток летал в деревню и стучался в двери, – со страхом и таинственностью в голосе говорил тем временем Перепелкин. – А крови-то новой напиться так и не нашел! Ну, и умер! Старики говорят – улетел в ту старую могилу, что раскопал, и там залег с хозяином.

– Пока кто-нибудь снова их не раскопает, – закончил за него историю Алексей. – Иван Иванович, это же все неправда! Ну, вот скажите – князь прилетел, лег в старую могилу, умер, так?

– Точно так, вашбродь Алексей Петрович, – подтвердил Перепелкин.

– Ну, а кто же могилу закопал? – спросил Алексей.

На какое-то время наступила тишина – и Русин, и Сырцов ждали ответа.

– А-а-а! – махнул рукой Перепелкин. – Ну, откуда мне знать?

– А ты подумай, Иван, подумай! – сказал рассудительный Сырцов. И, обращаясь к подпоручику, спросил:

– Алексей Петрович, я что хотел спросить… А чего это вам этот поручик говорил давеча? Ну, когда вы от командира нашего, их брагородия Федора Кузьмича, шли?

Алексей повернул голову к солдату – вопрос такой был сродни панибратству. Алексей Русин, как выходец из рабочих, с подчиненными, да и вообще с солдатами, старался говорить уважительно – называл по имени, или имени-отчеству даже, это – смотря по возрасту солдата. Но спрашивать офицера, о чем он разговаривал с другим офицером – граничило с панибратством, а можно сказать – что было просто хамством.

Сырцов это понял, и стал объяснять:

– Вашбродь, вы не подумайте чего… Просто поручик этот как раз возвращался с высотки, когда я был в передовом карауле. Я в секрете, в окопчике лежал, вместе с Кузьмой Сыроежкиным, а их благородие, весь чумазый, оборванный оттуда, с высотки, значит, ползли… И за собой какую-то железяку тащили. На веревке…

– Погоди-ка, Данила Ионыч, погоди! – перебил его Алексей, вмиг забывший и о возможном панибратстве, и о князе-упыре, и вообще обо всем. Необычный поручик с поврежденными кистями рук нет-нет – да и вспоминался ему всю дорогу. – Давайте-ка по-порядку – когда это было? С какой именно высотки полз поручик? Что за железяку тащил? Не торопись, пожалуйста, Данила Ионыч, не спеши!

– Ну, тогда так, Алексей Петрович, – начал, не спеша, рассказ рядовой Сырцов. Но перед этим насыпал на клочок бумаги щепоть махры, ловко свернул ее и кончиком языка провел по краю бумаги, заклеив после этого самокрутку.

– Значит, когда третьего дня мы высотку хотели взять, но поначалу ничего не получалось, пока из пушек ее всю не исковыряли – вот, почитай, все однако и началось. Я-то сам, как на духу говорю, этого не видел, но когда мы давеча с Кузьмой лежали в секрете и мимо поручик прополз, Кузьма опосля мне все и рассказал.

Он закурил и со вкусом затянулся.

– Хороший у вас табачок, Алексей Петрович, а слабоват… Ну, вот. Когда, значит, мы в штыковую пошли, наши пушки еще били по высотке, и ничего слышно не было. Я-то шел в линии слева, и ничего видеть не мог, а вот Кузьма – справа. Он, говорит, все видел – и как на соседней высотке рвануло – вроде как наши пушкари случайно не туда попали, куда целили, и как оттуда что-то на нашу высотку перелетело. Он так и сказал – перелетело, говорит, быстро, как вроде птица, только еще быстрее. И там опять рвануло, но ведь не поймешь – что. Вашбродь, я его пытал – а что, говорю, рвануло, как это? Но ему ведь не до того было – атака ведь шла, мы в аккурат с австрияками сошлись, ну, и…

Кузьма поэтому ничего больше и не видел – взрыв, говорит был, как взрыв… Наши снаряды так взрываются… А после атаки их благородие прапорщик Благоев всех выспрашивал – кто видел, как с соседней высотки что-то летело?

– И что кто видел? – с жадным любопытством спросил Алексей.

– Да не знаю я, вашбродь. Только к вечеру этот поручик у нас в расположении, значит, и объявился – его, видать их благородие прапорщик и вызвали. Штабной он… Это я видел – как он со стороны дороги шел, весь чистенький… А мужики говорили, что на автомобиле он приехал, да только до нас не доехал – сломался автомобиль! Дороги-то разбитые все! Ну, вот…

Он замолчал, в раздумьи затягиваясь и выпуская едучий дым. Редкие уже в это время года комары, попав в струю дыма, падали замертво.

– Данила Ионович, – чуть ли не взмолился Алексей, буквально умирая от любопытства. – Что дальше-то было? Как поручик этот на высотку попал, откуда он полз, почему, говорите вы, оборванный да чумазый? И что за железяка эта, которую он на веревке тащил?

– Вашбродь, ну не знаю я, как штабной поручик на высотку попал… Мы ведь супостатов из окопов выбили, заняли линию траншей, потом вы сами распорядились впереди секреты выставить… Я вот с Кузьмой Сыроежкиным и попал в секрет ночной… Позавчерашней ночью, значит… А вершину высотки мы ведь не занимали – она же скалистая, никак невозможно укрепиться, да и что там делать-то… Ну, и уже заполночь слышу я – шорох, присмотрелись с Кузьмой… Вот тут в соседний пустой окопчик их благородие и плюхнулся. Ну, видно было плохо – только и разглядели, что весь он оборванный, а лица не видно – черное, чумазый, значит.

Смотрим – он веревку тянет какую-то, подтянул, и что-то упало в его окопчик, и звякнуло так, как железяка какая…

А что там было – мы не видели – темно сильно было…

– А вы почему не окликнули его, как положено?

– Окликнули, как же! Кузьма шепотом спросил: «Стой, кто идет?» А этот поручик отвечает: «Свои, свои!» И рукой по плечу похлопал – ну, звездочки, значит, блестят даже в темноте, видно – наш офицер…

– Но ты говорил – весь чумазый…

– Так он рукой когда на погон показывал – видно было… Рука черная и ободранная…

– Ну, а дальше как что было?

– Ну, а чего дальше-то? Он веревку отвязал, что-то взял подмышку и уполз к нашим окопам. А больше мы ничего не видели… Поутру сменились мы, а вечером вижу я – вы из штаба, значит, идете, а вас этот поручик – опять из себя весь чистенький, нагнал и что-то говорит… Я из любопытства и спросить вас себе позволил…

Алексей задумался. В свете того, что он узнал только-то, пожалуй, следует посвятить солдат в цель их путешествия.

– Так вот, Сырцов, именно по поручению этого поручика нас и отправили в штаб фронта. С донесением. И в случае…

Тут он замолчал, сказав сам себе, что, пожалуй, про особые неожиданности солдатам знать не следует.

По крайней мере – пока ничего неожиданного и не произошло.

Хотя… На всякий случай следует на ночь караул выставить…

– Слушать команду, – негромко сказал он. – Выставляем ночной пост. Задача – поддерживать костер и смотреть в оба. И не спать на посту! Часы у кого-нибудь есть?

К концу летней кампании 1915 года многие солдаты обзавелись трофейными часами – изделием дрянным, но в принципе, караульное время по ним отслеживать можно было – на это они годились.

Солдаты переглянулись.

– Нет у нас часов, вашбродь, – в один голос ответили они.

– Возьмите мои! – доставая из кармана часы-луковицу, сказал подпоручик. – Будете менять друг друга. Смена – два часа! Первым заступает Сырцов. Подъем – с рассветом.

Ночь, в принципе, прошла спокойно. Правда, сквозь сон Алексей слышал как-будто переговаривались его рядовые, но подумал, что это во время пересмены они что-то друг другу говорят – неважно, что – в общем, просыпаться себе подпоручик не дозволил.

А с рассветом его разбудил Сырцов.

– Чего ночью бубнили? – спросил Алексей, возвращаясь от ручья, куда он ходил умываться. – Воды вскипятить никто не догадался?

– Это для бритья-то? А как же! – ответил ему Перепелкин.

Вскоре все трое, разделив кипяток, брились опасными бритвами – привычка, которую даже рядовые позаимствовали от аккуратных австрийцев и немцев.

– Так о чем ночью-то говорили? – спросил Алексей у Сырцова, вытирая лицо полотенцем. Перепелкин уже налаживал разогреваться остатки вчерашней каши, примащивая котелок на палке над костром.

– Да во-он в той стороне, – Сырцов пахнул рукой в направлении левее того, куда лежал их путь, – часов около четырех вроде как полоска зарева виднелась… Я через полчаса, когда Ивана будил, ему и рассказал. И велел поглядывать в ту сторону.

– Ну, и что-нибудь было еще в той стороне интересного?

– А не знаю, вашбродь! Иван, Алексей Петрович интересуются, видал ты что-нибудь там, за лесом?

– Никак нет, тихо было до рассвета, и не видно ничего! Темно – хочь глаза выколи!

Позавтракали быстро. Подпоручик Русин и сам не знал, что заставляло его поторапливать солдат – вчерашнее благостное настроение и спокойствие сменились нетерпением. Хотелось поскорее добраться до Львова, сдать пакет адресату и, не торопясь, вернуться назад в батальон. Если повезет, и железную дорогу успеют отремонтировать, то вернуться можно будет и поездом, отправив животных попутным лошадиным спецвагоном.

Однако до моста через Черное ущелье они по-прежнему двигались шагом – лошадей следовало поберечь. Лес по-прежнему был красив той красотой, что свойственна здешней местности в сентябре – кипения летних красок только начинало сменяться успокоительными осенними оттенками.

Было тихо. Поскольку ехали по узкой лестной тропинке, то приходилось теперь двигаться гуськом – друг за другом. Последней оказалась заводная лошадь – та, что несла на себе пулемет.

Именно она вдруг и нарушила тишину, до этого изредка прерываемую лишь хрустом сухих веточек под копытами да шумными вздохами животных. Заводная вдруг как-то громко фыркнула, все вздрогнули и Алексей, двигающийся первым, движением узды остановил своего коня.

Вслед за ним остановились остальные. Все застыли, прислушиваясь.

Алексею вдруг стало понятно обстоятельство, насторожившее его – абсолютная тишина. Не пели птицы, словно бы затаившись, на лужайках, что они миновали ранее, молчали кузнечики. Лес словно вымер.

– А что, братцы, кто из вас знаком вообще-то с лесами? – спросил Русин застывших и словно превратившихся в статуи солдат. – Что бы это могло значить?

– Вы о чем, ваше благородие? – негромко спросил его Сырцов.

– Да вот тревожно что-то… – ответил ему подпоручик.

– Я – степняк, – сказал, сворачивая самокрутку и раскуривая ее, Иван Перепелкин. – На Херсонщине лесов, почитай, и нет.

– Тихо как-то, вашбродь, – негромко сказал Сырцов. – Птицы-то куда подевались? Положено с восходом солнца птицам голос-то подавать…

Они застыли, некоторое время прислушиваясь.

– Точно! – поплевав на самокрутку и бросая ее под ноги лошадям, проговорил Перепелкин. – И ночью ведь хотя бы одна голос подала! У нас на что степь – а в ночном, помню, отойдешь от табуна – и совы летают, и мыши-полевки пищат… А тут всю ночь…

Русина, таким образом, солдаты не успокоили, а заставили лишь еще сильнее насторожиться.

Он достал карту из планшетки, сверился по ней, затем засунул ее на место.

– Ладно, мужики, – загоняя беспокойство вглубь себя, сказал он. – Давайте-ка поприбавим шагу!

К Черному ущелью они, двигаясь обозначившейся меж деревьями тропинкой, вереницей вышли около полудня – именно к ущелью, а не к мосту. Лес закончился внезапно – перед ущельем было открытое пространство, лишь кое-где на нем росли могучие дубы.

Что ж, ущелье было на месте, как и указано на карте. И тропинка вела к мосту, вот только моста не было – были видны прямо перед ними лишь его остатки.

К ним они и направились. Приблизившись к выступу из обломанных бревен, из которых еще недавно составлен был переход на противоположную сторону, они смогли увидеть на той стороне такой же кусок моста, заканчивающийся торчащими раскрошенными концами бревен.

Ощущение было, что по мосту, прямо по его середине, с размаху ударили гигантской кувалдой. Причем очень сильно.

Алексей, поставив блестевший глянцем сапог правой ноги на каменистый край, наклонился и посмотрел вниз. Ущелье было не очень глубоким, метров тридцать – не более, и внизу как будто что-то виднелось.

Однако сейчас в глубине было темно, и рассмотреть что-либо было невозможно.

– Давайте-ка, братцы, пообедаем и передохнем.

Алексей решил дождаться, пока солнце не окажется прямо над ущельем – тогда дно его будет освещено и можно будет разглядеть внизу и остатки моста, и то, что явилось причиной его уничтожения. Слово «разрушения» здесь не подходило.

Пообедали хлебом, салом, съели честно разделенное на троих содержимое еще одной банки мясных консервов из пайка Русина.

Костер разводить не стали – послали Перепелкина поискать ручей с родниковой водой – в Карпатах таких ручьев множество.

Скоро солдат вернулся и принес котелок с водой – все напились вволю и теперь лежали на мягкой траве в тени близлежащего дерева, покуривая и поглядывая на пасущихся рядом лошадей.

Между тем солнце было уже у них над головами, и можно было бы идти рассматривать дно ущелья. Но что-то мешало Алексею, какое-то подсознательное чувство тревоги. Он как бы боялся увидеть то, что лежало на дне.

Но идти-то было надо! Хочешь не хочешь…

Предчувствие не обмануло молодого офицера. Внизу под яркими светом солнца он явствено смог увидеть среди обломков бревен какой-то металлический, ярко блестевший под лучами солнца, предмет, представляющий из себя некий сложный механизм – яснее понять было невозможно из-за глубины, на которой теперь покоился этот предмет.

Вопрос – что вообще это могло быть?

Первым следовало наиболее логическое объяснение – внизу лежали обломки автомобиля. Однако автомобили ездят ведь по дорогам и шоссе, а к разрушенному мосту вели с обеих сторон лишь лошадиные тропы…

А тогда – что? Что лежало там, в глубине ущелья?

Ответа не было…

 

3

Алексей, покачиваясь в седле, внимательно рассматривал карту.

Их маленький отряд двигался вереницей между редкими деревьями параллельно ущелью на север. Если верить карте, именно на севере оно постепенно должно было исчезнуть – сойти «на нет».

Солнце между тем медленно клонилось к западу. Однако пока до вечера еще было далеко.

Сказать, чтобы Алексей Русин вовсе уж не думал о металлических обломках, что остались позади них вместе с обломками моста, сказать, пожалуй что, было нельзя. А почему он не особо удивился увиденному – так ведь на дворе ХХ век уже, чего только не напридумывали люди… Танки, например, англичане уже изобрели, и хотя вживую этих металлических монстров Алексею (да и никому, пожалуй) видеть не пришлось, в журналах рисунки он видел.

А скорее всего – там, внизу, был аэроплан. Военные аэропланы имелись уже в российской армии. Вот только… не похоже, аэропланы в основном были из древесины, а внизу лежал, похоже, целиком металлический предмет. Да и конфигурация… все-таки, крылья должны были уцелеть, ну, или хотя бы одно, а уж его-то Алексей точно бы узнал.

С такими вот мыслями маленький отряд подпоручика Русина продвигался поверху вдоль ущелья, и пока что конца-края ему не было видно.

Алексей закрыл было планшетку с картой, но вдруг еще одна мысль пришла ему в голову и он поспешно достал карту вновь. Ну, точно! Они двигались сейчас именно в том направлении, от которого категорически предостерегал его поручик Осинский – к северу!

Алексей поднял руку и маленький отряд остановился. Лошади тут же опустили головы и принялись выщипывать траву под ногами. Что делать? Возвращаться назад и затем двигаться в обратном направлении, пока не наткнутся на другую переправу через Черное ущелье? Но если верить карте, другого моста через это ущелье нет, а южнее ущелье смыкалось с горной цепью, тянувшейся с запада на восток, и неизвестно, где находятся горные тропы…

К нему подъехал Сырцов и спросил негромко:

– Случилось что, ваше благородие?

Ох, как захотелось подпоручику Русину рассказать все солдатам, но пересилили он себя – все-таки, пока светло, при сложившихся обстоятельствах следовало как можно скорее обогнуть ущелье и, вернувшись по противоположной стороне его назад, к разбитому мосту, двигать дальше, согласно указанного маршрута.

Поэтому он сказал лишь:

– По сторонам поглядывайте, не спать, братцы!

И, тронув поводьями коня, заставил его двигаться дальше.

По-прежнему вокруг было тихо, даже – слишком, не видно и не слышно было ни птиц, ни иной лесной живности. Однако более никаких тревожных обстоятельств не было.

Между тем склоны ущелья, наконец, начали потихоньку снижаться, сглаживаться, и лес все более вплотную подступал к ним. Отряду пришлось вновь перестроиться и двигаться гуськом.

Незаметно они повернули к западу и падающее за кромку леса солнце теперь светило не сбоку, а прямо им в спину, тени их ложились вперед, как и тени деревьев, и тут меж деревьев словно бы посветлело – просека, что ли, находилась у них впереди?

Однако это была не просека. Алексей увидел сразу за выходом почти сошедшего «на нет» ущелья широкую полосу поваленых деревьев.

Отряд вышел к ней и остановился.

То, что предстало их взору было странным. Все деревья лежали вершинами в одну сторону – от ущелья, корни их остались в земле, а стволы… Торчащие из земли остатки стволов были похожи внешним видом своим не на обрубки, а на обломки – как будто кто-то громадный ломал деревья, как спички, и укладывал их верхушками строго в одну сторону. А еще это было похоже, как если бы вырвалась из ущелья громадная гусеница и проползла, ломая стволы, как травинки, куда-то по своим делам…

Как бы то ни было, миновать лежащие густо на земле стволы, растопыривающиеся в стороны толстыми ветвями, и пешим порядком-то было бы трудно, а уж оконь…

– Назад! – скомандовал подпоручик, резким движением уздечки заставляя захрипевшего от негодования коня резко пятясь, развернуться на узком пространстве меж двух деревьев. – Отъедем назад!

Алексей понукал, потом пришпоривал животное, пока кавалькада не оказалась на небольшой лужайке.

Между тем солнце все более садилось, оно касалось верхушек деревьев, и тени их затемняли все вокруг. Вот-вот необходимо было бы становиться на ночевку, но рядом со странной просекой делать этого ему не хотелось. Лес между тем перед ними становился все гуще и гуще.

– Вот что! – сказал он, слезая с коня. – Давайте-ка спешимся, мужики! До темна время еще есть, пойдем вдоль лесоповала, и если он закончится – попробуем перебраться на ту сторону. А если нет – поищем укрытие. На карте здесь указана деревня – Дубовье, кажется. Если успеем дойти – заночуем там!

Двигаясь пешим порядком и ведя лошадей на поводу, пошли далее. Вскоре лесоповал по правую сторону их стал перемежаться с уцелевшими деревьями, но перейти через него пока возможности не было – стволов, лежащих на земле было значительно больше, чем уцелевших. А тут впереди меж деревьев завиднелися крыши домов, и лошади, почуяв жилье, ободрились, да и люди – тоже. Обломков уже почти и не оставалось, однако Алексей твердо решил – переночуют они в деревне, местное население – гуцулы, к русским относились как будто бы неплохо, так что до темна они смогут разместиться по избам.

Как бы не так! С деревней тоже что-то случилось, как с мостом и лесными деревьями, вот только на вид деревенька была словно бы нетронутой.

Но – безлюдной.

Пренебрегая этим безлюдьем, Алексей и солдаты проехали к центральной площади и, привязав лошадей к коновязи возле трактира, все трое одной тесной группой пошли по домам – сам трактир был пуст.

И тут они обратили внимание – бревенчатые стены домов-то были словно бы обожжены! Но видно это было только вблизи, и запаха пожарища не было…

– Вашбродь, – почему-то шепотом сказал Алексею Сырцов, – по всему, зарево-то, что ночью видно было, тут и полыхало…

– Тут ничего полыхать не могло, – ответил ему Алексей, – посмотри, нет ни головешки хотя б одной обугленной, ни дыма… Да ведь и пепла нигде нет! Если бы пожар был прошлой ночью, до сих пор бы или дымом курилось, или хотя бы запах паленого был. А тут если и горело что – то месяц назад. А то и год…

Он обошел избу вокруг, подергал запертую изнутри дверь, и скомандовал:

– Давайте-ка назад, к коновязи!

И обернувшись к стучавшему в запертую дверь избы руками и ногами Перепелкину, добавил:

– Прекратить! Не видишь, что ли – нет здесь никого! Прислушайся!

Действительно, с самого начала было ясно, что деревня – мертва, потому что не слышно было ни кудахтанья кур, ни блеяния овец, ни мычания коров… Да и лая собак не было, а уж без собак ни одна деревня обойтись не могла. Особенно – лесная.

Идя к площади сквозь наступившие сумерки, Русин твердо решил до утра – подождать, а если случится еще что-то непонятное – вскрыть пакет.

Конечно, все случившееся с ними было странным, но отнести это к особым непредвиденным обстоятельствам Алексей поостерегся. Вскрывать секретный пакет следовало, по его мнению, когда обстоятельства станут по-настоящему особыми. А если точнее – по мнению Алексея, о п а с н ы м и.

А пока – что?.. Ну, мост провалился – бывает! Внизу что-то лежит под мостом – да мало ли что! Война идет, здесь, правда, боев не было, но ведь аэропланы вполне могли пролетать – может, один какой и рухнул с высоты.

Деревья повалены? Необычно, конечно, и неожиданно все это, но ведь не особо странно… Опасности для них все это не представляет.

Алексей понимал, что занимается самоуспокоением. Почему ему ни в коем случае не рекомендовалось менять маршрут, причем предостерегали его именно от движения в направлении на север?

Словно бы знал поручик-разведчик, что в этом районе что-то неладно…

Как бы то ни было, Алексей твердо решил подождать до утра. А чтобы обезопасить себя и солдат досконально, решил разместиться на ночь в одной из пустых изб.

Все равно следовало осмотреть их изнутри. Алексей, впрочем, не ожидал найти внутри мертвецов – он достаточно повоевал, чтобы знать, как пахнут трупы животных и людей.

Даже через месяц после смерти.

Нет-нет, он был уверен, что избы внутри – именно пусты. Так и оказалось после того, как они взломали дверь одной из изб, стоящей рядом с трактиром. Сам трактир был пуст, в этом они убедились сразу же по приезде в деревню, но размешаться в нем Алексей поостерегся – внутри могло найтись спиртное, а русский человек слаб перед искусом испить крепкого. Да еще и на дармовщину.

Кроме того, помещение трактира было слишком большим. И не было конюшни – только коновязь у входа.

Так что разместились в совершенно пустой, как и предполагал Алексей, избе. Перед этим напоили лошадей, набрав воды из колодца, который был рядом с домом, потом солдаты завели всех четырех лошадей в сарай – здесь оказалось сено, поэтому уставшим животным, предварительно крепко их привязав, положили каждой щедрые охапки свежескошенной пряно пахнувшей травы, а сами после этого зашли в избу.

Впечатление изба изнутри производила странное.

Все здесь было на месте: на полатях – матрацы и лоскутные одеяла, на стенах на крюках висела одежда…

А из зева огромной печи пахло жжеными дровами – словно бы топили ее на днях…

– А ну, ребята! – приказал Алексей, и дружно, все трое, выскочили на воздух и пошли к соседней избе. Взломали дверь топором, вошли – и увидели внутри то же самое – все на месте, только людей вот – нет. В этой избе на столе стояла посуда, словно бы вот только что сидели за столом люди – и словно бы испарились.

И еще одну избу осмотрели – все то же самое. Обувка, посуда – да все говорило за то, что из деревени исчезло лишь все живое – люди, животные, домашняя птица…

Причем люди запирались от чего-то внутри изб. Только это никому так и не помогло.

Настораживала и даже теперь уже пугала абсолютная тишина. Лишь хрумкали сеном лошади в сарае да иногда они же позвякивали упряжью.

Между тем наступила темнота, выбирать не приходилось – нужно ночевать здесь! Единогласно решили ночевать снаружи, на воле – как-то неприятно было внутри изб…

Быстро развели костер – поленница была тут же, у забора, вынесли из избы чугун и в нем на углях заварили кашу.

Пока Перепелкин колдовал у костра, Данила Сырцов сноровисто притащил из избы три матраца, одеяла, а из сарая – сено.

Так что постели получились мягкими.

Поели, попили чая, покурили… Говорить что-то не хотелось – тревогу навевало мертвое село…

– Вашбродь, может, пулемет расчехлить? – спросил Алексея Сырцов. – Чего-то тут не того…

– А пулемет чем поможет? – резонно ответил ему Алексей. – Ну, сам посуди – пулемет, он против живых сделан, а вы, Сырцов, в кого стрелять собираетесь?

– И то правда… – солдат почесал затылок. – Но как-то поспокойней будет, с пулеметом-то.

– Ну, тогда расчехли! – велел ему Алексей.

Легли спать, оставив в карауле Перепелкина, однако не успели заснуть, как услышали ч т о – т о.

Со стороны выхода из ущелья, оттуда, где позади них оставались лежавшие вповалку деревья, доносился словно бы шорох.

Все трое моментально оказались на ногах, чутко прислушиваясь. Потом Алексей выразительными жестами, показывая в сторону лежавшего рядом снаряженного пулемета, велел Сырцову взять его, и они, двигаясь по возможности бесшумно, вышли со двора и пошли, осторожно ставя ноги, по улице в сторону близкого леса.

Небо над ними было ясным – светили звезды и луна. Как известно, небесные ночные светила в горах особенно ярки, поэтому все впереди видно было, как на ладони.

Там между деревьями что-то двигалось. Пока еще – далеко от них, в лесоповале, среди стволов поваленных и кое-где оставшихся стоявшими деревьев. Однако в этом ярком лунном свете, как ни старались они, рассмотреть ничего не могли – да, был еле слышимый шорох, да, казалось им, что-то двигается, но пусто было впереди, пусто – как не щерили они глаза!

И тут за их спиной, то ли почувствовав также что-то, то ли просто так, сама по себе, громко заржала в сарае одна из лошадей. И от этого, непроизвольно, Данила Сырцов, нажав на спуск, выпустил перед собой, прямо в сторону недалекого лесоповала, длинную пулеметную очередь. Потом вторую и третью.

Было ли что-то там, или им почудилось, но сколько они после этого не прислушивались – впереди было пусто. Исчез и шорох – а возможно, был это даже и не шорох, а о щ у – н и е лишь шороха.

Тем не менее, вернувшись обратно к костру, все трое, не сговариваясь, засобирались внутрь избы.

В ней и разместились. Огонь разводить не стали – от лунного света внутри было хотя и сумеречно, но вполне все видно. Так что постелили на полатях, выставили у дверей часовым Перепелкина, и легли спать.

В избе было уже совершенно светло, когда подпоручик проснулся из-за того, что его тряс за плечо Сырцов.

– Вставайте, вашбордь, вставайте! Беда!

Мигом соскочивший с палатей Алексей, спавший совершенно одетым, вслед за Сырцовым выскочил из избы.

Солнце стояло высоко, давно наступил день. «Почему же они спали до сих пор?», подумал Русин, и тут вдруг осознал, что их – двое.

– Пропал Иван, Алексей Петрович! – Они, словно бы по команде, шли к сараю, где на ночь оставили лошадей. – Он во вторую смену пропал…

Тут они открыли со скрипом распахнувшуюся воротину сарая и увидели, что внутри было пусто.

Исчезли лошади, исчезли поводья, которыми животные были привязаны к коновязи. Что-то виднелось темное на земле, но Алексею было не до рассматривания – важно, что лошадей в сарае не было.

Бесследно так же исчез рядовой Иван Перепелкин – на громкие их крики: «Перепелкин!», «Иван!» никто не откликнулся.

Алексей повернулся и бегом устремился назад к избе. За ним поспешал Сырцов.

– Я его сменил, и все было тихо. И пока я караулил, тоже ничего подозрительного не было, Алексей Петрович… Я даже на крыльцо выходил – лошади, значит, шумнули в сарае… Ну, я вышел, к сараю сходил, заглянул – ничего такого не приметил. А когда Ивана поднял на смену, значит, все ему обсказал, а он мне говорит – до ветру хочется… Но меня сразу сморило – а проснулся, гляжу – мама родная! За окнами день, Ивана где-то нет, винтовка вона стоит у дверей.

Алексей слушал вполуха – он тем временем вывалил все из своей седельной сумки и искал пакет. Нашел его, взял и решил – надо вскрывать! Теперь он был уверен, что ничего они не поймут, пока он не прочитает донесение из пакета.

– Я подумал, вашбродь, что Иван, значит, во дворе – кашеварит… – продолжал частить Сырцов. – А потом меня как обухом по голове – а чего же он меня на смену не поднимал? Ночью-то? Вышел во двор – пусто, я, значит, в сарай – а у коновязи только это…

«Стоп! – вдруг полыхнула мысль в голове Алексея. – А что это там осталось, в сарае у коновязи»?

Чтобы было видно ясно внутри сарая, Сырцов, по приказу Алексея, открыл и вторую воротину, и теперь ясно можно было увидеть, что в том месте, где должны были быть животные, осталось лишь четыре какие-то черные неопределенной формы кучи. Подойдя к ним, Русин присел на корточки возле ближайшей к нему и палкой ткнул в маслянисто-черную поверхность – ничего не произошло. Тогда он рукой в перчатке осмелился надавить пальцами – и тут случилось неожиданное – рука его провалилась внутрь, а когда Алексей ее моментально выдернул наружу, кисть его оказалась покрытой как бы ссадинами, и вся черная, словно бы в копоти.

А перчатка исчезла.

На память тут же пришла ранее виденная им кисть руки поручика Осинского… Ссадины, следы чего-то черного…

Он принялся платком вытирать руку – чернота плохо поддавалась, но все-таки постепенно удалось стереть ее с кисти – боли никакой при этом подпоручик не почувствовал.

Несколькими минутами позже он, сидя на ступени крыльца, вскрывал пакет. Бдительный Сырцов, держа в руках пулемет, стоял неподалеку.

Когда Алексею удалось разорвать плотно зашитый полотняный четырехугольник, изнутри выпали карта и несколько листов исписанной убористым почерком бумаги.

Отложив пока карту, Алексей взял в руки пачку бумажных листов и принялся читать…

 

4

Это было обстоятельное донесение на имя одного из начальников армейской разведки генерала-майора Панчука.

Их превосходительству И.К.Панчуку,

генерал-майору от инфантерии.

Ваше превосходительство!

Докладывает начальник группы по надзору за научными исследованиями поручик Осинский А. В.

Хочу напомнить суть дела.

Две недели назад астрономы В/Балтийской обсерватории, проводя ежесуточные ночные наблюдения, обратили внимание свое на необычные небесные тела, со значительной скоростью перемещающиеся очень низко над поверхностью, причем примерно над территорией, где осуществляется нынешняя летняя военная кампания. Так как фотографическая съемка в ту ночь не велась, фотографических изображений и внятных описаний предметов получить не удалось.

Напомню Вам, ваше превосходительство, что еще в 1914 году, с началом военных действий в среду ученых и техников В/Балтийской обсерватории, как и во все коллективы ученых, инженеров и механиков, был внедрен внештатный агент охранного отделения.

Означенный агент немедля сообщил по начальству о результатах ночных наблюдений астрономов, после чего донесение его поступило ко мне.

Ближайшей же ночью 25 августа с.г. я принял участие в наблюдениях астрономов, но ничего на этот раз необычного увидеть не удалось.

Согласно моего приказа астрономы рассчитали примерный район неба, в коем ранее они наблюдали необычные небесные тела. Район этот оказался примерно над линией фронта, ныне проходящей в Карпатах.

Я не медля отбыл в данный район с целью опроса наших офицеров, а также нижних чинов, не наблюдали ли они чего необычного.

Путем трехдневных расспросов удалось установить, что какие-то странные небесные тела в конце августа с.г. видели некоторые офицеры и нижние чины в небе примерно в месте дислокации Таганрогского им. Великого князя Константина полка.

Здесь я хочу отметить, что помогло мне невероятное везение – 3 сентября я только собирался отправиться в расположение вышеозначенного полка, как оттуда поступило сразу несколько донесений.

Во-первых, от корректировщика артиллерийской батареи рядового Бурлакина. Означенный рядовой Бурлакин накануне, во время боевых действий Таганрогского полка находился на высоте 2107 и, корректируя огонь своей батареи, который велся по позициям австрийцев на соседней высоте 2103, наблюдал в бинокль необычное явление.

Согласно его слов: «В биноклю кусок неба попал случайно, когда я выискивал точки на местности, чтобы применить их как координаты при корректировке наведения».

В результате этой случайности удалось наблюдать означенному нижнему чину следующее.

Некий предмет с металлическим блеском быстро летел над высотой 2107, за ним как бы гнался другой предмет.

Бурлакин не рассмотрел, были ли оба они одинаковыми либо различными, уверен лишь, что оба были круглые и плоские «как поднос полового из трактира».

Единственное, в чем уверен сей нижний чин – это в округлой форме и металлическом блеске поверхности предметов. Что касается размеров, то, по выражению Бурлакина, были «оне огромадные».

На вопрос: «Что значит – быстро летел?» точного ответа получить не удалось, Бурлакин лишь вновь применил слово «огромадная», и добавил, что он «еле глазом уловить смог».

Далее, согласно его слов, второй предмет столкнулся с первым «аккурат над высотой 2107, апосля чего первый упал на высоту 2103, а второй птицей улетел назад».

Мне пришлось долго уточнять, на какую именно высоту упал один предмет и в каком направлении улетел второй. Бурлакин упорно твердил, что первый предмет упал именно на высоту 2103.

Бурлакин не знает, взлетел ли упавший предмет вновь, так как означенная высота подвергалась постоянному артобстрелу, «земля летала там по небу», как выразился сей нижний чин.

К донесению мною прилагается карта с предполагаемым местом падения металлического инженерного сооружения, наблюдаемого н. ч. Бурлакиным, и примерным направлением, по которому в небе улетал второй предмет. Бурлакин считает, что это направление северо-северо-восток.

Вторым фактом везения в этом необычном деле я не могу не считать то обстоятельство, что именно в расположении Таганрогского полка несколько дней производил фотографические съемки корреспондент журнала «Нива» Петр Евграфович Рогожкин.

В тот день, ведя съемку боя, он также заметил в небе над соседствующей высотой необычные предметы в небе и успел произвести один фотоснимок.

Мною снимок изъят, прилагается к донесению. Рогожкин предупрежден о необходимости молчания о сем деле, как о крайнем секрете.

Хочу отметить большую помощь, оказанную мне прапорщиком Таганрогского полка Благоевым. Именно он дознался, что корреспондент Рогожкин вел съемку в тот день, а также выявил еще одного нижнего чина – Кузьму Сыроежкина, который наблюдал вышеописанное явление.

Н. ч. Сыроежкин подтвердил все вышесказанное н. ч. Бурлакиным и корреспондентом Рогожкиным, однако ничего дополнительно значимого не сказал.

Ваше превосходительство! Поскольку наблюдаемые предметы – явно построены человеческими руками, а не являются природным феноменом – это видно на фотографическом снимке, хотя он и получился невысокого качества, я посчитал необходимым этой же ночью обследование высоты 2103, дабы убедиться в наличие там обломков упавшего днем предмета.

Скрыто пробравшись меж караульными секретами, я пробирался среди камней и воронок от снаряда, и натолкнулся вскоре на странные, затрудняюсь в четких формулировках, предметы. Так как ночь была лунной, ясно было видно – это были как бы кучи чего-то черного цвета с маслянистой поверхностью. Находились эти предметы в окопах, накануне занимаемых австрийскими войсками.

Когда я попробовал тыкануть сначала палкой, а затем стволом револьвера, поверхность спружинила, подалась, но оставалась недоступной. Тогда я рукой ткнул указанный черный предмет, и рука моя легко провалилась внутрь, так, что я не удержался на ногах и чтобы не упасть прямо на эту субстанцию, уперся в нее второй рукой. Она также провалилась внутрь, но я сам удержался, осторожно встал на ноги и вытащил руки наружу.

Я ничего при этом не почувствовал. Только кисти моих рук были черными.

Из-за полной неясности в деле я решил продолжить обследование. Передвигался я, стоя на ногах и низко пригибаясь, и вскоре миновал небольшой родниковый ручей, и тут же, обогнув высокий валун, я увидел нечто совершенно непонятное.

Сначала я вдруг почувствовал слабость, ноги стали мне отказывать, я с трудом сделал несколько шагов вперед и только после этого увидел э т о.

Ваше превосходительство, Иван Карлович!

Затрудняюсь в определении словами увиденного. Э т о напоминало густую слизь темно-зеленого цвета с яркими прожилками и как бы искорками, которые все время пробегали внутри. Размеры можно определить словами – если примерно ведро киселя либо студня разлить по земле.

Эта субстанция вдруг начала как бы двигаться в мою сторону, словно бы поплыла по камням и земле. Я же совершенно потерял волю, с трудом дышал и не мог сделать ни малейшего движения.

Спасло меня обстоятельство, иначе как еще одно чудо сейчас мною не определяемое. Сзади этого зеленого пятна пробегал какой-то зверек. Субстанция быстро схватила его, обволокла сверху, и вскоре сползла, а на месте зверька осталась маленькая кучка чего-то черного.

И вот пока зверек пропадал, я получил возможность двигаться и попытался убежать. Но лишь смог передвигаться замедленно, спотыкаясь, иногда – только лишь на четвереньках.

Миновав ручей, я почувствовал вновь влияние этой субстанции, упал и лежал наблюдая, как зеленый студень ползет ко мне.

Но, добравшись до ручья, субстанция остановилась. Она касалась своими частями воды – и отдергивалась, как отдергиваем мы палец, коснувшись чего-то горячего.

Ко мне вдруг вернулись силы, я понял, что зеленый студень занят, он не может никак перебраться через воду.

Тогда я снял с пояса фляжку с водой и вылил воду прямо на край субстанции. И тогда она быстро поползла назад и скрылась вскоре за валуном. А маленький кусочек оказался внутри лужицы воды, он шевелился, но выбраться не мог.

Иван Карлович! Нет у меня уверенности, что я поступил правильно, но я вытряхнул воду из фляжки, кончиком ножа подхватил этот зеленый кусочек и стряхнул его во фляжку.

Плотно закрутив крышку, я привязал к фляжке конец веревки, которую имел при себе, и возвращаясь в расположение наших войск, тащил фляжку на веревке за собой, так как опасался держать ее в руках, не зная, является ли металлическая поверхность препятствием для этого вещества.

Вскоре меня остановил один из наших секретов, далее я попал обратно в расположение Таганрогского полка.

В заключение доклада могу добавить лишь, что с трудом оттер от какой-то копоти себе руки. Осмелюсь предположить, что руками я попал внутрь останков австрийского нижнего чина либо офицера, съеденного этим студнем. Наверное, зеленый студень, попавший в расположение австрийских войск из упавшего с небес предмета, таким образом либо питается, либо защищается, но только забирает не все себе, а только нужное, а черное вещество – остатки тел.

Ваше превосходительство!

Решать, с чем я имел встречу – с новым оружием германских ученых либо с чем-то иным, должны наши химики. Поэтому я, приняв все меры предосторожности, поместил кусочек зеленого вещества из фляжки в патрон от пулемета «максим», а означенный патрон собираюсь зашить тайно в седельную сумку офицера, которого намереваюсь отправить к вашему превосходительству с этим донесением, картой и фотографическим снимком.

Каких-либо иных следов летательного предмета мною обнаружить не удалось. Он скорее всего незамеченным среди разрывов снарядов сумел улететь в неизвестном направлении.

Но я попытаюсь продолжить поиски, отчего и посылаю пакет с нарочным, а не являюсь к вам сам лично.

К сему:

С нижайшим почтением

поручик разведовательного

отдела Генерального штаба

Осинский.

2 сентября год 1915

Алексей медленно сложил листы донесения и взяв в руки карту, изучил ее. На карте были отмечены высота 2103, соседствующая с ней высота 2107. От нее пунктирной линией было показано, очевидно, предполагаемое направление движения по небу второго летательного предмета.

Линия эта проходили как раз над лощиной, где на карте была обозначена мертвая теперь деревня.

«Да не только деревня, думал Алексей. Вся лощина, наверняка, теперь мертвая. То-то не слышно ни птиц, ни даже кузнечиков. Кто не пропал – тот отсюда убрался сразу же – ясно, что за предмет упал невдалеке в ущелье, разрушив по чистой случайности во время падения мост».

– Сырцов! – позвал он.

– Слушаю, вашбродь!

Судя по виду его, Сырцов уже полностью оправился от испуга.

– Поищи во дворе такую же черную кучу, как те, что в сарае остались вместо наших лошадей. И принеси мне мои седельные сумки!

– Слушаюсь, Алексей Петрович!

Пока Сырцов ходил за сумками, Алексей внимательно рассмотрел фотографический снимок.

Фотография была нечеткой, серого общего фона, с трудом можно было разобрать на ней нечто округлое и плоское. Так что, если не знать содержания донесения, нипочем не догадаться, что это – летающий предмет, и сфотографирован он в небе.

«А ведь точно, припоминая содержание донесения, думал Алексей».

Вчера ночью они тоже почувствовали что-то в атмосфере – конечно, ничто не успело парализовать их, как Осинского, но… Определенно, это они не шорох скорее всего услышали, а это вот воздействие слизи ощутили. Которая, наверное, днем прячется в ущелье, а ночью оживает лишь, и ищет себе пищу.

«Но пулеметные пули ей не по нраву, это точно», думал подпоручик.

– Вот, вашбродь! – Сырцов поставил к ногам подпоручика обе седельные сумки, а сам отправился выполнять приказание – искать черную кучу.

Алексей вывалил на доски крыльца сначала содержимое одной сумки, тщательно прощупал ее, но ничего не нашел. Тогда он освободил вторую сумку и быстро нашел место, куда поручик Осинский зашил патрон с непонятным содержимым – это был нижний шов сумки.

Кончиком ножа он вспорол шов и взял в руки выпавший патрон.

Машинально он, держа патрон пальцами правой руки, взялся пальцами левой за кончик пули и качнул ее, желая проверить плотность закупорки патрона.

Именно в этот момент все и случилось.

– Нашел, вашбродь! Нашел! – крикнул выскочивший из-за угла избы Сырцов, и от этого его крика Алексей вздрогнул.

Пальцы его выдернули пулю, гильза наклонилась и прямо на левую руку из нее выпал кусочек чего-то зеленого.

Мотанув сильно рукой, Алексей сбросил слизь, не успевшую вцепиться ему в кожу, на крыльцо, прыгнул, минуя ступени, вниз, во двор и, отбегая, крикнул:

– Сырцов! Быстро ведро воды тащи из колодца! Мигом!

Сырцов сноровисто поднес офицеру ведро, и Алексей, подбежав к крыльцу, вылил на пол из него воду, залив и доски, и кусочек зеленой слизи, что ползла в его сторону, но оказалась недостаточно быстрой.

– Давай еще воды! – скомандовал Алексей, видя, как сморщивается в луже кусочек, как двигается судорожно, но…

Теперь Алексей, видя бессилие противника, подошел поближе и тонкой струйкой лил воду прямо на шевелящийся все медленнее и медленнее кусочек зеленого вещества.

Впрочем, оно вскоре потеряло цвет, и было каким-то серым, неопределенным, когда Алексей кончиком ножа вновь поместил его в патрон, который не только плотно заткнул пулей, но и сверху обвязал тряпочкой, туго стянув ее концы – чтобы при движении пуля случайно не выпала.

После чего поместил патрон в нагрудный карман френча.

– Сырцов – сказал он. – Нашел кучу?

– Так точно, вашбродь.

– Пойдем, – сказал Алексей. – Захороним – это то, что осталось от Перепелкина. – Сходил до ветру Иван!

Пока они шли к сараю, Алексею вдруг пришла в голову мысль: «А где следы остальных жителей села? Раз остались черные кучи от лошадей и Перепелкина, то должны остаться также и следы исчезнувших жителей села?»

Подпоручик Русин был прав – следы были. И если бы у Алексея было время, если бы обследовали они лес вокруг села, то скоро натолкнулись бы на множество знакомых им теперь уже черных, маслянисто поблескивающих куч…

Но Русину и Сырцову было не до поисков. И размышлений – чего это кучи эти оказались в лесу, а не прямо в избах.

Взяв в сарае лопаты, они прямо здесь же, у стенки избы, выкопали неглубокую яму и лопатами же, не прикасаясь руками, столкнули черную массу на дно.

Потом забросали землей, Сырцов – мастер на все руки, как и почти любой российский крестьянин либо мастеровой, быстро сколотил дощатый крест, который они вместе и воткнули глубоко в землю, обозначая, где закончил свой жизненный путь нижний чин, рядовой российской армии Иван Перепелкин.

Еще в процессе работы с лопатой Алексей вдруг почувствовал себя как-то необычно. Словно бы поплыло вдруг все перед глазами на мгновение, потом ощущение это исчезло. Но в момент, когда они с Сырцовым, сняв фуражки, стояли возле креста у свежей могилы, на подпоручика разом н а к а т и л о.

Он вдруг ощутил одновременно себя – и в себе еще кого-то.

«Коснулась меня ведь гадость эта…» – успел подумать он, и вдруг оказался как бы вовсе в другом месте.

А не у свежей могилы рядом с Сырцовым…

 

5

Планета эта была с низким красным небом, создающим ощущение постоянного полумрака. Но зрение Алексея быстро привыкло – да и было ли оно теперь у него, зрение, вообще?

Раз не было у него привычного тела – о двух ногах, с двумя руками, туловищем и головой, на которой у всех людей и имеются глаза…

Но он не был теперь человеком – он был многоклеточным, не имеющим определенной формы, существом. И каждая клетка его – сама по себе уже была независимым организмом – имела все необходимые жизненно-важные органы, включая мозг. И – органы чувств, но они были совершенно иными, нежели когда-то на другой планете имел человек по имени Алексей Русин.

Он воспринимал свет, он чувствовал запах, температуру окружающего его сухого воздуха. Он знал, что если почувствует голод и захочет утолить его – нужно будет выползти и, заняв место в засаде – ждать, когда мимо проползет существо, способное стать его добычей, потому что оно и представляет из себя то, что Алексей всегда называл пищей. А чтобы пища не убегала, он испустит биоволны, парализующе действующие на нервные и мозговые клетки любого существа, которое представляет из себя органическую структуру.

Правда, во время быстрого передвижения он почти лишался этой своей способности, поэтому и охотился, неподвижно поджидая добычу в засаде и парализуя жертву при ее приближении.

А далее нужно подползти к обездвиженной «пище», обволочь ее всю своими клетками и высосать все вещества, которые необходимы клеточкам нового организма Алексея…

А если нужна была пища впрок – существо могло перемещать, и даже на довольно большие расстояния, парализованную добычу, сохраняя затем ее в таком состоянии про запас…

Потому что сейчас Алексей был многоклеточным Существом – не просто многоклеточным, а как бы объединенным в единый организм множеством независимых клеток. Который управлялся общим мозгом – соединенными в единый мозг мозговыми частицами многочисленных клеток, объединившихся в такой вот единый организм, чтобы комфортнее существовать – так было легче выжить.

А когда придет время размножаться – этот организм разделится на два, причем не все число клеток поделится на две группы, а каждая клетка в процессе деления разделится надвое… Алексей не знал, к а к происходит такое именно размножение, но знал, что именно так размножается каждый организм, из которых состоит его народ.

Он также знал клеточной памятью, что так его народ жил миллионы лет, причем не имел технических сооружений, не строил жилищ, и каких-либо еще приспособлений, потому что не нуждался ни в чем том, что вынуждены были делать своими руками ежедневно л ю д и…

Алексей также знал, что из-за условий его планеты с сухим воздухом и почти неотличимыми друг от друга временами суток – ночью было разве что чуть более сумрачно вокруг, да немного прохладнее, он очень боится воды (H/два/O) и яркого света – и то и другое одинаково смертельно для клеток существ его расы.

Из-за слабого освещения на планете живые существа светились сами – каждый вид имел свой цвет.

Сородичи Алексея мерцали (светились) темно-зеленым слабым светом…

Он вдруг испытал неудобство – нахлынули неприятные воспоминания. На планету откуда-то с неба опустились какие-то предметы из твердого материала, из них вышли совершенно невообразимые на взгляд нынешнего Алексея разумные существа – они имели постоянное, формой напоминающее людей, тело, и они почему-то проявили враждебность к коренным обитателям планеты – убивали их какими-то лучами…

Воспоминания Алексея стали быстро сменять друг друга – вот некоторые сородичи Алексея учатся не поедать врагов, а лишь прикосновением части своих клеток овладевать на время мозгом пришельцев… Вот таким образом удается получить з н а н и е – о величии Вселенной и космическом пространстве, о родине пришельцев – далекой отсюда звезде и ее планете, наконец – о способе путешествия врагов, устройстве их кораблей и способе управления ими…

А вот гораздо более позднее воспоминание – выжившие сородичи в укромном месте объединяются в одно единое огромное существо – на время, потому что такое существо не может выжить – оно не найдет столько пищи, а следовательно, и существовать может лишь недолго… Но зато образовавшийся гигантский организм имеет и огромный мозг, который находит решение – нужно похитить часть кораблей врагов и улетев в космос, заставить остальных погнаться за собой… И увести врагов в глубины пространства…

Так далеко, что они не смогут вернуться на планету, которую почти завоевали… И домой – также.

Рассматривался вариант захвата тел пришельцев, но был отвергнут – захватчики поняли эту опасность для себя, и теперь были настороже – окружали себя водой, которую могли получать каким-то образом в огромном количестве.

Да, такое именно решение приняла раса Существ, в теле которого в данный момент был Алексей – подавляющая часть их должна была улететь в космос, уводя за собой врага, и погибнуть в глубинах его, потому что на родной планете почти не осталось пищи – пришельцы уничтожили ее. И нужно было много времени, чтобы бывшие неразумные существа, ранее во множестве водившиеся здесь, восстановились в прежнем количестве, потому что только тогда раса темно-зеленых разумных обитателей сможет начать размножаться и, вновь заселив всю поверхность родной планеты, существовать, как прежде…

Это был грандиозный план, и даже теперь, по прошествии времени, находившийся в чужом теле Алексей осознавал его величие. Подавляющая часть сородичей должна пожертвовать собой ради сохранения своей расы и цивилизации…

Да, именно так – почти все должны были погибнуть. Ради будущего своего вида.

Воспоминания замелькали все быстрее: вот две армады космических кораблей в форме круглых дисков несутся в космосе, вот они распадаются на части и разлетаются в разные стороны, чтобы периодически сражаясь друг с другом, взаимно уничтожать себя…

Вот два корабля, поврежденные в процессе длительных схваток в космосе и путешествия, по человеческим меркам – векового, совершенно случайно попадают в атмосферу Земли и привлеченные взрывами на линии фронта, кружат над полем боевых действий, пока случайный снаряд не попадает в один из кораблей…

И второй врезается в корабль сородича, и один из кораблей падает тут же, а второй – отлетев недалеко от линии фронта, причем попадает в Черное ущелье, разрушив при падении совершенно случайно мост…

Обитатели же кораблей выброшены в спасательных капсулах, которые падают неподалеку от места крушения космолетов.

И еще Алексей испытал тоску – жуткую, всепоглощающую тоску существа, вынужденного умереть на чужбине в одиночестве…

Потому что здесь слишком много света и воды.

Вздрогнув, подпоручик Русин очнулся и почувствовал, как кто-то трясет его за плечи.

И услышал голос Сырцова:

– Вашбродь, вашбродь! Да что это с вами, Алексей Петрович?

Подпоручик осознал, что он вновь – человек, зовут его Алексей Русин, он офицер и находится на задании.

– Подождите, Сырцов! – он оттолкнул руки солдата. – Мне нужно подумать!

«Итак, я только что был тем самым Существом, которое видел за валуном поручик Осинский, чуть было не ставший пищей зеленоватого студня… – думал он. И думал о нем именно так – как о Существе с большой буквы. – А сейчас частица его – во мне»… Тут его чуть не охватил ужас, Алексей принялся внимательно рассматривать кожу руки в том месте, где коснулась его зеленая разумная слизь, но ничего не обнаружил – на первый взгляд, кожа была абсолютно здоровой – ни ранки, ни даже простого покраснения… «Значит, возможно только частичка мозга одной из клеток Существа, которое ныне находилось в заточении в патроне, лежавшем в его кармане, что-то сообщило мне о себе».

«Тогда, – думал Алексей далее, – не все так плохо. Да что там – все даже хорошо – я знаю, как уйти от того ужаса, что прячется в сумеречном свете глубокого Черного ущелья… И выходит на охоту ночью, потому что смертельно боится солнечного света».

«Так, что еще? Существу неприятно, если его будут разрывать на части – значит, гранаты очень даже пригодятся. А вот пули – ну конечно же! Одна или две пули, попав в тело Существа – неприятны ему, но остановить неспособны. А вот пулеметные очереди, десятки пуль, каждая, попав в цель, уничтожает десятки, а то и сотни клеток тела Существа… Это и неприятно ему, и должно быть, опасно для жизни.

А что касается гранат, то разрывая Существо на части, взрыв каждой гранаты во столько же раз ослабляет Существо, на сколько частей его разрывает. Ведь когда нужна была большая мощь, все они объединились в одно тело – Алексей припомнил недавние воспоминания. Так что сила и опасность их с Данилой противника прямо пропорциональна его величине.

Но откуда все это мог знать и предвидеть поручик Осинский? Ведь он посоветовал Алексею взять именно что пулемет и побольше патронов, а также ручные гранаты…

Да, еще дневной свет и вода… Вот их спасение!

Но почему существо обязательно погонится за ними? Да потому, что вся живность из леса на много километров вокруг ушла. Животные и птицы чувствуют опасность. И убегают от нее – как во время приближающегося землетрясения – люди еще ни о чем не подозревают, а животные убегают подальше. Да те же привязанные собаки – начинают выть и рваться с привязи.

Так что единственно доступная пища для Существа – это он и Сырцов. Правда, пока длится день – можно не бояться».

С этого момента действия Алексея приобрели и четкость, и полную осмысленность.

По его приказу сначала Сырцов развел огонь, приготовил еду и они поели. Потом не спеша – покурили, и Алексей во время перекура попытался все объяснить Даниле Сырцову.

Конечно, лишу ту часть, которую должен знать нижний чин – то есть, без подробностей.

А когда Данила попытался начать расспросы – пресек их, коротко сказав лишь, что сам знает только то, что содержится в донесении, которое они должны доставить в штаб фронта во Львов.

– Так что, Сырцов, вы уж, если что-то случится со мной, пакет и вот этот патрон, – Алексей достал из нагрудного кармана и показал Сырцову обвязанный тряпочкой патрон, – обязаны доставить в штаб и вручить тому, кто указан на пакете.

И Алексей, достав из внутреннего кармана пакет, показал его Сырцову и спрятал обратно.

– Теперь, Данила Ионович, слушайте далее. Сейчас подготовьте пулемет, вещмешок с консервами и крупой, и положите в него все гранаты и патроны.

Все остальное – долой! Что не поместится в вещмешок – пакуйте в мои седельные сумки, я понесу их на плече. Вы – несете вещмешок, пулемет в руках держать все время наготове!

– Так а винтовки, вашбродь?

– Оставляем здесь! А вот наши фляжки… Пробежитесь, кстати, по деревне, может, в какой избе найдете еще фляги… Должны они здесь быть, это ж лесная деревня, тут охотники жили! В общем, все фляжки наполните водой, их мы возьмем с собой обязательно! Смотрите!

Алексей достал карту из планшетки, оба они наклонили над ней головы.

– Идем в направлении на восток, потом свернем на юг. До темна мы должны дойти до вот этой речки… – Он пальцем показал на карте тонюсенькую голубую извилистую линию – такую невзрачную на вид, но такую важную для них обоих. – Именно в ней мы и заночуем.

– Это как, ваше благородие? – Сырцов смотрел на офицера с крайней степенью недоумения. Как это – в речке?

– Поймете все, Сырцов, позже все поймете. А пока – выполняйте приказ!

Через час примерно они, тяжело нагруженные поклажей, состоящей из тяжеленного вещмешка Сырцова, пары седельных сумок, перекинутых через плечо Алексеем, и двух связок фляг с водой, которые также нес подпоручик, шли от мертвой деревни на восток.

Впереди шел подпоручик Русин, за ним, с изготовленным к стрельбе пулеметом в руках, шел, постоянно оглядывающийся назад, Данила Сырцов.

– Не тратьте зря силы, Сырцов, – сказал, заметивший опаску солдата, Алексей, – до темна опасности для нас нет совершенно. А вот с началом сумерек – тогда нужно будет держаться настороже и смотреть по сторонам!

Так они шли весь остаток дня. Сначала – лиственным лесом, между стволами дубов и буков, и идти было легко, потому что под тенью крон этих могучих деревьев почти не было подлеска – росла лишь мягкая трава, ступать по которой было одно удовольствие.

Постепенно они миновали низину и стали подниматься по пологому и длинному склону лощины вверх. Теперь им все чаще встречались темные ели, причем чем выше они поднимались, тем чаще лиственные деревья сменялись хвойными. На вершине гребня они сделали короткий привал – открыли банку консервов и съели мясо, запивая водой из фляжек. Потом закурили.

Алексей, опираясь на локоть, лежал на траве и думал, глядя вниз: «Мертвая лощина… Какая красота – море зелени, а живых существ нет»!

Вид сверху и впрямь был просто великолепен – под лучами яркого, лишь начавшего клониться к горизонту солнца, внизу перед взором его предстало буйство яркой зелени, лишь кое-где усыпанное темными пятнами – это над кронами дубов, буков и грабов высились верхушки елей.

Теперь им пришлось тяжко. Хотя путь их и лежал вниз, по противоположному склону гребня, однако предстояло идти им еловым лесом – густым, зачастую просто-таки проламываясь через нижние высохшие ветви густо растущих елей. Вдобавок склон здесь делал поворот, и они вынуждены были, держа путь на юг, спускаться не прямо вниз, а идти наискосок. Солнце оставалось теперь у них справа.

Им приходилось поспешать. Где-то внизу этой, новой, лощины протекала речка, к которой лежал их путь. И до темна нужно было успеть к воде выйти.

Они и успели. Потому, что чем ниже они опускались, тем чаще еловый лес начал вновь сменяться лиственным. Правда, здесь больше росли грабы и почти не было буковых рощ. По-прежнему часто встречались могучие дубы с неохватными стволами.

Неожиданно среди деревьев стали появляться сосны. Алексей обрадовался – это было признаком приближающейся реки – речные долины часто были песчаными, а на песчаной почве любят расти именно сосны.

Так и оказалось. Скоро между светлокорыми стволами высоких деревьев с шумевшей где-то над головами пробирающихся меж стволов людей завиднелась нечто голубое.

Они вышли к реке. Точнее, это была лишь неглубокая лесная речка: прозрачная вода текла по камням, глубина ее была лишь несколько сантиметров, а местами камни выступали из воды. Ширина ее, тем не менее, была метров пятьдесят, а кое-где – и все сто.

Посмотрев налево, потом направо Алексей заметил нечто, наполнившее радостью его сердце. Посреди воды вдалеке он увидел небольшой, поросший кустарником и несколькими соснами, островок.

– Ну, Данила, бог за нас! – радостно сказал Алексей. – Вон там и заночуем.

И вдруг замер, услышав то, что так давно они не слышали – стрекот лесной сороки! Он поднял голову и увидел возмущенную присутствием людей в ее царстве бело-черную птицу, скачущую по ветвям в кроне сосны и выкрикивающую что-то на своем птичьем языке.

И чуть не прослезился от умиления.

«Да, – подумал он. – Бог за нас!»

 

6

Но не успели они приготовиться к ночевке на островке, омываемом со всех сторон проточной ледяной водой (Алексей обошел остров со всех сторон и тщательно проверил это), как и сорочья трескотня, и пение других, более мелких птиц вдруг сначала как по волшебству прекратились, а затем раздался шорох крыльев, и Алексей понял – Существо приближается! Птицы это почувствовали и улетели. А вслед за этим раздалось частое хлюпанье по воде – в сумерках они сумели разглядеть семейство оленей, переходящих реку, за ними по неглубокой воде пробежало небольшое стадо диких свиней. А потом в воду бросились еще какие-то небольшие животные, бог знает, кто – в уже наступившей почти сплошной темноте разглядеть их не удалось. Но все животные уходили из леса, которым недавно шли Русин и Сырцов.

«Студень вышел на охоту…» – подумал Алексей, и обращаясь к Сырцову, спросил того недовольно:

– Что там вы копаетесь, Сырцов? Побыстрее разжигайте костер!

Ночь впервые с того времени, как они выехали из расположения батальона, выдалась темной – уже поздним вечером вдруг набежали облака, и теперь небо было непроницаемым для света ночных светил.

– Сырое здесь все, вашбродь! – пожаловался Сырцов. – Щас хвои сухой под деревом нагребу…

Костер, хотя и с трудом, все-таки разжечь им удалось, и скоро, как будто ничего с ними не происходило последние два дня, в котелке, подвешенном над костром, булькала, развариваясь, пшенная крупа, а пока каша варилась, при колеблющемся свете пламени подпоручик вместе с нижним чином, не чураясь, ползали вокруг и собирали более-менее сухой валежник. Они стаскивали его к костру и укладывали вокруг огня – пусть просохнут дрова!

Алексей Русин и Данила Сырцов все же успели до появления хищника (Алексей теперь мысленно так и называл иногда Существо – хищником!) поесть, попить чаю, покурить, но спать не ложились.

Оба понимали, что противник появится с минуты на минуту – не зря ведь лесная живность уже давно исчезла на противоположном берегу в глубине леса…

Они ждали, лежа на расстеленных шинелях. Сытин приник к установленному на сошках «льюису», а Алексей разложил перед собой гранаты.

До берега, откуда следовало ждать хищника, их отделяла полоса воды примерно метров в двадцать.

Их враг дал знать о своем приближении, когда еще был невидим для укрывшихся на острове. Легкое оцепенение начало охватывать обоих, хотя пока и не лишая их полностью возможности передвигаться. По крайней мере, оба они могли дышать и хоть с трудом, но двигаться.

Тем временем на берег, переливая себя по земле, ловко продвигаясь среди прибрежных сосен, выползло Существо. В почти полной темноте (костер остался сзади лежавших на земле людей) хищник светился темно-зеленым светом – скорее, даже не светился, а как бы мерцал. Но мерцание это почти не давало света, и люди могли разглядеть на берегу возле воды лишь что-то бесформенное и большое, постоянно меняющее форму.

Приблизившись к потоку воды, Существо замерло.

Вот теперь Русин и Сырцов полностью обездвижели – оба с трудом дышали и даже не пытались шевельнуть рукой либо ногой. Только могли наблюдать, как сначала Существо растеклось вдоль берега в одну сторону, потом – в другую. Но застывшим в оцепенении людям было уже понятно, что водный поток – непреодолимое препятствие для хищника.

Наверное, это поняло и само Существо. Может быть, поэтому оно перестало посылать парализующие волны, и получившие возможность двигаться люди тут же воспользовались этим. Лесную тишину разорвал грохот стреляющего длинной очередью пулемета, а к нему вскоре добавились громкие звуки разрывов двух гранат, которые метнул подпоручик.

Хищник довольно быстро исчез между деревьями. Вот только что он был – и уже на противоположном берегу перед собой Алексей не смог разглядеть ничего.

Они неподвижно лежали и ждали. Долго лежали, потом, шевеля онемевшими ногами, изменили позу и оба закурили. И лежали так некоторое время на спинах, пуская дым изо рта и носа и наслаждаясь… да просто тем, что живы, могут вот так лежать и курить, и, возможно, смогут выжить и далее.

Спали недолго, карауля по очереди и все время подбрасывая в костер валежник. С рассветом доели кашу из котелка, напились воды прямо из реки, собрались и перешли речку, хлюпая сапогами по воде. Путь их лежал теперь на юг, прямо вдоль берега реки.

К восходу солнца они уже отошли от места своего ночевья на пару километров, и их обрадовало пение утренних птиц. Правда, идти было тяжело – вдоль берега почва оставалась песчаной, ноги вязли, хотя и не очень, однако скорость их движения сильно отличалось от той, которую они выдерживали накануне.

Однако от потока воды удаляться не хотелось.

Так вот и шли они до полудня. Сопровождаемые пением птиц, стрекотом кузнечиков в траве все реже встречающихся лесных лужаек. Характер местности постепенно менялся – все чаще приходилось взбираться вверх по склону холмов, окружающий их ландшафт приобретал постепенно гористый характер. Русло реки сужалось, берега ее становились все выше. Характер растительности также менялся – сосны сменялись елями, а идти по еловому лесу стало еще труднее.

Хоть песчаная почва и сменилась постепенно лесной.

Алексею все более становилось ясно – до шоссе сегодня не добраться. Предстояла еще одна ночевка в лесу. Речка теперь шумела где-то внизу, так что о новом острове ничего было и мечтать.

Поэтому уже ближе к вечеру он скомандовал привал. Они поели всухомятку, попили воды из фляжки. И, уже собираясь идти дальше, вдруг обратили внимание, что вокруг царит вновь тишина. Как давеча, когда они лесом шли от мертвой лощины.

Причина стала понятна скоро – через реку был перекинут с берега на берег бревенчатый широкий мост. С перилами, с дощатой поверхностью, то есть – под переезд через реку гужевого транспорта. Но дороги ни здесь, ни на другой стороне не было – лишь из леса спускалась к мосту тропинка.

Кто и зачем возвел здесь подобное сооружение – не известно. Бог его знает!

Как бы то ни было, Алексею стала понятна тишина в лесу – Существо не теряло прошлой ночью времени зря, оно добралось до моста и затемно еще перебралось на их сторону.

И затаилось до наступления ночи где-то рядом.

«Что делать? – думал Алексей. – Перейти на ту сторону и вновь двигаться там на юг? Но карта ясно говорит – впереди на той стороне – горная цепь. А шоссе на Львов проходит именно на этой стороне реки, и до него уже недалеко.

Но это – когда смотришь на карте. Совсем по иному это представляется, если предстоит идти по густому лесу. Да еще – ночью, потому что спать сегодня не придется».

– Вот что, Данила Ионович, – сказал Алексей. – Облегчай поклажу – долой крупу, консервы, патроны.

– Да как же так, Алексей Петрович? – хозяйственный Сырцов был прижимист, что вообще-то свойственно почти любому крестьянину, и не мог представить себе, как можно выбросить т а к о е?

– Сырцов, или до рассвета мы, двигаясь налегке, сумеем остаться живыми, или нам все равно все это не понадобится. Пулемет, кстати, тоже бросай – возьми с собой только гранаты и фляжки с водой.

– Фляжки-то зачем?

Нужно сказать, что при ходьбе обоим вязанки фляжек изрядно натерли шеи, так как несли их, повесив на шею – у одного был вещмешок и пулемет, а у второго – пара седельных сумок на плече, которые приходилось периодически перевешивать с одной сторону на другую. Так что свободной у них оставалась лишь шея, на ней и были приспособлены вязанки наполненных водой фляжек.

– А это главное наше оружие, Сырцов! Почище гранат!

И Алексей принялся готовиться к последнему маршброску – он рассовал по карманам и подвесил, сколько мог, на пояс, гранаты, проверил, достав из ножен, кинжал. Глядя на него принялся готовиться и Сырцов – у него тоже был при себе нож, он также приспособил на себе оставшиеся гранаты.

– Мешок брать, вашбродь? – вздыхая, спросил он. – Хоть одну консерву давайте возьмем!

Алексей бросил на него взгляд.

– Черт с тобой, бери консерву. Э-э-ей, а фляжки понесем на шее, как и несли! Куда это ты их в мешок суешь?

– Так ведь всю шею проклятая вязка натерла! А коли вещмешок берем, так ведь сподручнее фляжки в мешке нести!

Алексей засмеялся. Он чуть позже сам поразился тому обстоятельству, что в минуту смертельной опасности способен смеяться.

Но это было потом, а сейчас он лишь сказал Сырцову:

– Нести фляжки в мешке, конечно, сподручнее, но вот использовать их – совсем несподручно. Смотрите, Данила Ионович!

И он сорвал одну из фляжек со своей вязки, движением правой руки достал из ножен кинжал.

– Теперь нужно пробить фляжку в нескольких местах и бросить ее, как гранату, в нашего врага!

Попадете прямо в него – отлично! Для него вода – яд, кислота, вы же видели, как оно воды остерегается! А не попадете – фляжка упадет рядом, из нее все равно будет течь вода и это, глядишь, отвлечет его от нас…

– А как же мы бросать-то будем, коль э т о т нас обездвижет, а, вашбродь? – задал вопрос хитроумный нижний чин.

Алексей-то, еще недавно побывавший сам э т и м существом, просто з н а л, но не рассказывать же Сырцову об этом?

– Много вопросов задаете, Сырцов! – отрезал он. – Этот хищник, когда двигается, почти что не может на расстоянии воздействовать на добычу! Да и мы будем бежать, так что трудно ему будет нас достать!

– Как это – бежать, вашбродь?

– А так! Бегом дальше будем двигаться!

Сырцов принялся, пыхтя, перематывать портянки. И скоро они быстрым шагом уже удалялись от реки, оставляя за спиной речку, мост и скрывшееся где-то от дневного света существо.

У Алексея мелькнула было мысль поджечь мост, но что толку? Раз на этом берегу вся живность ушла вглубь леса, значит, прошедшей ночью хищник успел перебраться на эту сторону и теперь затаился где-нибудь в темном месте.

Перед началам последнего марш-броска Алексей еще раз внимательно изучил карту – все верно, до шоссе они должны добраться на рассвете. В крайнем случае – утром завтрешнего дня, ну, а пока…

Пока они шли дотемна насколько могли быстрым шагом, а с наступлением сумерек побежали.

Утешением им служило лишь одно – ночь обещала на этот раз быть светлой – по крайней мере, небо пока было безоблачным.

Но сейчас задачей было успеть удалиться как можно дальше на восток, вглубь леса, а затем, с наступлением ночи, можно будет повернуть на юг. И идти в этом направлении до пересечения их пути с шоссе, ведушем на Львов.

Судя по карте, густой лес, которым поросли берега реки, на юго-востоке сменялся редколесьем, и поэтому Алексей надеялся, что Существо не будет гнаться за ними слишком уж долго – ведь в редколесье ему будет негде найти темное место при наступлении дня.

Алексей даже попытался вернуть себя в «чужую шкуру» – но по собственному желанию это оказалось сделать невозможно – по крайней мере, из его попытки ничего не получилось. Как он ни представлял себя мысленно Существом, как ни пытался вновь перенести себя (пусть мысленно всего лишь) под чужое далекое темно-красное небо, ничего не получалось.

В конце концов он споткнулся и чуть не упал – нога зацепила торчащий из земли корень. Наступало время, когда хуже всего человек видел предметы – поздние сумерки. Время, когда дневной свет исчезал совершенно, а света ночных светил еще пока не было.

 

7

Они бежали, экономя силы, стараясь не спотыкаться и не наткнуться в темноте на ствол дерева. Скоро стало легче – на небе, наконец, высыпали яркие в горах звезды и стало несколько светлее. Луна пока, правда, еще не взошла.

Лес начал постепенно редеть, но стали чаще попадаться торчащие их лесной почвы валуны, иногда вообще подковки их обуви цокали по голому камню.

Все-таки наверное, некая частица Существа оставалась в Русине – задолго до появления хищника Алексей, так сказать, спинным мозгом почувствовал опасность сзади себя. Он бежал вторым, потому что более чем 40-летний Данила Сырцов бежал тяжело и мог либо отстать, либо сбить темп движения их обоих – а так Алексей мог то подгонять, то подбадривать солдата. Кроме того, в сумеречном свете звезд Алексей почему-то прекрасно видел. Он пользовался этим, предостерегая Сытина то от торчащего перед ними из земли корня, а то – камня.

И все-таки хищник нагонял их. Алексей чувствовал его за спиной – враг пытался достать их невидимым своим влиянием, но ему это не удавалось – излучение было слишком слабым, ведь Существо должно было двигаться, причем – быстро.

Алексей тем не менее понимал, что подходит момент схватки: он на бегу проверил рукой бьющие его по груди фляжки с водой, потом нащупал висевшие на поясе гранаты. И, сделав еще несколько шагов, крикнул Сырцову: «Беги, не останавливайся! Я догоню!»

Замедляя шаг и оборачиваясь назад, он срывал уже с ремня гранату.

Существо было как раз на расстоянии хорошего броска рукой – метрах в двадцати-двадцати пяти.

Несколько секунд Алексей оценивал обстановку – деревья здесь росли редко, Существо же представляло из себя теперь большую каплю, огибая препятствия резво катившуюся прямо на него.

Рядом с подпоручиком (вот уж, что называется, кстати!) оказалось толстостволое дерево – сорвав чеку, Алексей размахнулся и бросил гранату, тут же укрываясь от способных долететь до него осколков.

Когда прогремел взрыв, Алексей тут же выскочил из-за ствола, долей секунды нашел взглядом врага (тот остановился в опаске), с силой размахнулся и метнул вторую гранату.

В момент прогремевшего взрыва подпоручик, пренебрегая опасностью от разлетающих металлических осколков, сидел на четвереньках и, срывая одну за другой с груди фляги с водой, сильными ударами кинжала пробивал каждую из них в нескольких местах.

Держа в руках по фляжке, из которых в стороны струйками била жидкость (фляжки были залиты водой по горловину) Алексей выступил вперед – существо было уже значительно ближе к нему. Как видно, либо Русин не попал в него ни одной из гранат, либо разрывные устройства были Существу нипочем.

Так что теперь он целился. Спешил, потому что хищник испустил парализующую волну, пока, правда, слабую. Прицеливался он, что ли, как нижний чин прежде, чем выстрелить из винтовки, целится обычно несколько секунд… Пошатываясь, Алексей приблизился и бросил обе фляжки прямо в хищника, целясь так, чтобы мокрые фляжки у п а л и сверху на того. Судя по всему, он попал – излучение, обездвиживающее людей, на время исчезло. Алексей вернулся к дереву, взял третью фляжку, открыл ее, и, держа в руке, сделал водой длинную линию прямо от дерева поперек пути Существа. И, швырнув в того пустой мокрой фляжкой, побежал за Сытиным, спина которого виднелась впереди.

Данила Ионович за это время успел убежать далеко. Наверное, он оглянулся и видя, что офицер его вступил в схватку с чудовищем, наподдал-таки ходу.

Алексей на бегу оглянулся и увидел, что сумел все же задержать противника. Тут он споткнулся о камень, выругался про себя и стал внимательнее смотреть под ноги.

Почва между тем сменилась россыпями мелких камешков, а там и вообще превратилась в выступающий из почвы наверх базальт (или гранит?). Как бы то ни было, двигаться бегом по его неровной поверхности стало гораздо тяжелее.

Вскоре он нагнал Сырцова и они теперь бежали рядом. Не было нужды подгонять солдата – то, что было позади них, было лучше любых понуканий.

Между тем впереди них что-то затемнело – нет, все-таки бог был на их стороне! Так подумалось Алексею, когда он увидел впереди выступающий из земли каменистый высокий гребень, а прямо перед собой – проход в нем, словно специально сделанный руками человека. Но это, конечно, был естественного происхождения пролом в гребне, только без осыпавшихся внизу камней.

Алексею пришла в голову одна мысль, но, оглянувшись и увидев догоняющего их врага, бойко катившего себя среди камней, он крикнул, не останавливаясь, Сырцову:

– Данила! Задержи его гранатами. Бросай все, не жалей.

И, замедляя бег, добавит:

– Вязку с флягами! Брось мне воду!

Сырцов, останавливаясь, сорвал с шеи вязку с фляжками, бросил ее в сторону подпоручика. И снимая с пояса гранату, пошел в сторону хищника.

Далее все происходило как бы замедленно.

Сырцов, что-то хрипло выкрикивая, швырял одну за другой гранаты, и разобрать, что он там кричал – было непонятно. Грохот разрывающихся гранат заглушал все остальные звуки, но Алексей, внимательно рассматривая каменистое дно пролома, краем зрения все же смог увидеть, что Данила Ионович оказался более метким, чем он. По крайней мере один раз он попал удачно – хорошо было видно в свете взошедшей наконец луны, как полетели вверх и в стороны темно-зеленые ошметки слизи ли, студня ли. Существа, одним словом.

Русин тем временем нашел то, что искал – поперек прохода внизу была-таки извилистая неглубокая ложбина. Ее он и принялся заполнять водой их фляжек.

К тому времени, как к проходу подбежал на сгибающихся ногах, по всему – двигающийся из последних сил Сырцов, между ним и Алексеем уже была перегораживающая проход неширокая полоска воды.

Как надеялся Алексей, непреодолимая для хищника.

Он не обольщался тем благоприятным для людей обстоятельством, что Существо было разорвано на части – уж он-то, Алексей, знал, что сейчас все эти его частицы сливаются вновь в одно целое.

И скоро Существо восстановится. Но преодолеть спасительную для людей полоску воды не сможет…

– Не останавливайтесь, Сырцов, бежим, бежим. – Алексей отбросил в сторону последнюю пустую флягу и они из последних сил побежали прочь от защищающего их теперь прохода.

Защищающего от хищника, но не от его излучения… Так что нужно было удалиться насколько возможно дальше.

Это они и сделали. Отбежали метров на пятьдесят и залегли под деревом, наблюдая, как едва видимое им светящееся пятно в проломе застыло перед водной преградой. Потом куда-то исчезло.

И тогда оба, не сговариваясь, одновременно закурили, дрожащими пальцами держа в руках папироски, извлеченные из кармана Алексеем.

Следовало осмотреться, оценить обстановку, наконец – просто передохнуть. Ярко светившая уже луна помогала их защите – вряд ли избегающее света Существо полезет напрямую через верхушку каменистого гребня – и двигаться трудно по острым камням и отвесному склону, и света много.

– Данила Ионович, – сказал Алексей, с трудом двигая шершавым языком, – а ведь мы воды себе не оставили… Эх, напиться бы!

– Что вы, Алексей Петрович, вашбродь! – С этими словами хозяйственный Сытин порылся в пустом почти вещмешке и достал свою собственную полную воды флягу. – Вот, пожалте!

Алексей жадно пил, одновременно осматриваясь и оценивая обстановку.

Итак, они миновали каменистый гребень, далеко уходящий в стороны. Слева от них гребень делал вдали поворот в юго-восточном направлении, то есть – как раз примерно в сторону где-то там находящегося львовского шоссе. Идти следовало именно в этом направлении.

Отдышавшись и недолго отдохнув, они повернулись спиной к спасшей их гряде и двинулись быстрым шагом вперед, забирая все время направо. Каменистая поверхность постепенно вновь сменилась почвой, а там и деревья стали появляться. По мягкой земле идти стало не в пример легче, и они прибавили шагу. Алексей был уверен, что примерно к рассвету они должны выйти на оживленное шоссе Львов – Огуй.

А хищник, скорее всего, сейчас вовсю спешит к своему укрытию – ему бы к утру поспеть оказаться в темноте Черного ущелья…

Слева от них стал все ближе слышаться шум, и скоро они подошли к глубокому и широкому проему.

С противоположного склона его далеко вниз падал поток воды, внизу же бурлила поверхность образованного ею как бы озерца. Судя по тому, что вода не заполняла проем доверху, на дне его был проток в глубины горной подошвы – где-то там, скорее всего, текла подземная река, которая и вбирала в себя воду из озера.

Постояв недолго и глядя вниз на беспокойную поверхность воды, Алексей сказал:

– Вот бы где встретить нашего противника…

Сырцов в ответ махнул рукой:

– Что вы, вашбродь! Он, поди, уже далеко отсюда – ищет еще кого, кто подурнее нас будет!

Но он ошибался.

Они отошли от водоема недалеко – метров сто, может быть – двести. И тут увидели, как из-за далекого края, наверное, заканчивающегося там гористого гребня появилась темная точка.

А может быть, там, вдали, был еще один проем в каменистой стене…

Словно уткнувшись в стеклянную стену, подпоручик Русин и Сырцов замерли, остановившись мгновенно. А потом, не тратя времени на рассматривание – кто это там движется им навстречу, изо всех сил припустили назад к водоему.

– Данила, забирай вправо, вправо! – кричал на бегу Русин. – Не напрямую, по дуге беги, по дуге! Заманить его надо к воде!

Они бежали по пологой линии и в конце пути должны были пробежать мимо глубокого проема с водой. Алексей надеялся, что в пылу погони хищник увлечется и окажется в опасной близости от поверхности воды.

Они чуть не опоздали. И если бы Существо могло во время быстрого движения образовывать опасное для них излучение – они бы погибли.

Но все получилось. Существо находилось в нескольких метрах от края проема, в котором бурлила вода, а они перед ним. Но, увы почти безоружные. У Алексея не было ни гранат, ни фляг с водой – только кинжал и бесполезный почти что револьвер в кобуре, а у Сырцова на поясе висели одна граната и полупустая фляга с водой.

– Назад, вашбродь! – отодвигая назад рукой офицера, сказал Сырцов и, сорвав флягу с ремня, мигом свинтил крышку с нее и отбросил в сторону. Он пошел на врага, брызгая перед собой водой из флижки и крича:

– Назад! Назад, твою мать!

Существо попятилось, оказавшись при этом на краю проема с водой, и, чтобы не упасть вниз, стало разворачиваться во вздымающийся вверх и в стороны, вроде полотнища брезента, полог в форме капюшона. И прямо внутрь шел во весь голос ругающийся матом Сырцов.

Алексей, оставшийся сзади него, мог лишь беспомощно наблюдать за происходящим.

Сырцов споткнулся о толстую валяющуюся под его ногами засохшую ветвь и, сорвав с ремня последнюю гранату, вырвал чеку и бросил ее прямо на вытянувшееся вверх и в стороны Существо.

И упал наземь, ожидая взрыва. Но секунды шли, а граната не взрывалась.

И тогда произошло то, что долго стояла после перед глазами подпоручика Русина.

Нашарив рукой толстую ветку, Сырцов поднялся и громко матерясь, двинулся прямо к хищнику.

– Не надо! – закричал Русин, выхватывая из кобуры револьвер и побежал, стреляя на бегу. – Не надо, Данила!

Ему вдруг стало отчего-то ясно, что сейчас произойдет. Что задумал нижний чин, спасая своего офицера.

Сырцов, держа ветвь поперек перед собой обеими руками, разогнался и влетел прямо внутрь Существа – темнозеленый капюшон, всхлопнув, полностью накрыл человеческую фигуру, обвалакивая ее.

Однако скорость и масса тела человека оказались настолько велики, что сорвавшаяся фигура Сырцова, облепленная веществом хищника, полетела вниз, увлекая собою Существо.

Раздался громкий всплеск, перекрывая звуком своим даже шум льющейся сверху в проем воды.

Подбежавший Алексей увидел внизу лишь бурлящую и ходящую ходуном воду.

– Я сейчас! – бормотал Алексей, хватаясь за выступающий рядом толстый корень. – Я сейчас, Данила!

Он начал опускаться вниз, ставя ноги на каменистые выступы и цепляясь руками за выступающие из расщелин камня то здесь, то там толстые и тонкие свисающие вниз древесные корни.

Спускаться было трудно, он почти ничего перед собой не видел, так как слезы текли по его лицу, но он в голос матерясь (что никогда не делал, считая себя человеком культурным) упорно лез вниз.

Однако когда добрался до поверхности воды, все уже исчезло.

Пропали Сырцов и Существо – лишь на поверхности воды колыхалась теперь какая-то темно-серая пена…

Подниматься было гораздо тяжелее – силы словно разом оставили тело подпоручика. Но, обламывая ногти на пальцах, Алексей лез наверх.

Он был обязан вылезти. И доставить пакет и патрон с кусочком хищника – иначе ради чего погибли Иван Перепелкин и Данила Сырцов?

Когда он вылез, когда лежал тут же на спине, тяжело дыша и глядя в начинающее светлеть на востоке небо, у него была лишь одна мысль: «Нужно идти! Идти на юг!»

И он побрел вперед, стараясь, чтобы начавшая светлеть полоска неба оставалась всегда слева от него.

 

8

Алексей брел так до утра.

Он шел по какой-то лесной тропинке, ступая грязными, исцарапанными сапогами по мягкой непожухлой еще траве, оторванный ворот гимнастерки болтался где-то сзади, но он не замечал этого. Он не замечал ни тихого прохладного утра, ни щебетанья птиц, во множестве вдруг объявившихся в кронах дубов, буков и грабов, тесно обступивших лесную тропу, по которой он шел. Шел размеренным шагом, словно автоматический человек, которого демонстрировали на технической выставке в Петрограде весной 1914-го года.

Тогда никто из россиян, кроме самых просвещенных по долгу службы, не ведали еще, что принесет Российской империи август того года…

Если бы со стороны кто-нибудь сейчас увидел подпоручика, он никогда не распознал бы в нем подтянутого и опрятного всегда командира роты Таганрогского им. Вел. князя Константина полка, да что там командира роты – в нем невозможно было сейчас признать просто офицера – фуражки нет (Алексей потерял ее, когда спускался в проем с водой), ворот полуоторван, в дырах также френч и галифе.

Руки его были ободраны и грязны, лицо также в разводах серого цвета грязи.

А глаза – широко открыты и как бы незрячи, он словно бы смотрел не вокруг, а в внутрь себя самого, как смотрят весталки и другие предсказатели…

Даже пустая кобура револьвера, с откинутым незастегнутом верхом, не наводила на мысль о военнослужащем регулярной армии – скорее, об оборванце каком-то…

Или погорельце, пережившем только что пожар собственного дома.

Вот таким манером двигаясь среди леса, он рано утром и вышел, наконец, на шоссе Львов – Огуй. По которому, не смотря на раннее всего лишь утреннее время двигались уже в ту и обратную стороны повозки, идущие пешком небольшие подразделения солдат, иногда проезжали, бибикая сигналом, редкие тогда еще в Европе вообще авто.

На секунду задержавшись, подпоручик определился с направлением дальнейшего своего движения, и повернул на Львов. Впрочем, возможно, ему подсказал правильное направление придорожный указатель-стрелка, стоящий невдалеке? А впрочем, вряд ли, на нем значилось «Lemberg», он не был пока еще заменен на русский «Львов»…

Как бы то ни было, Алексей, все еще находясь в некоем психическом ступоре, шел размеренным шагом вперед, не замечая ничего и никого вокруг. Между тем у встречных он вызывал неподдельный интерес, сидящие на повозках толкали друг друга локтями, показывая мановением головы на странного человека в замызганной и изодранной форме офицера.

Нужно отметить, что оба погона на плечах Алексея с одним просветом и тремя звездочками на каждом сохранились в целости, и это удерживало все же встречных от расспросов.

Как уже упоминалось, иногда по шоссе проезжали также автомобили. Один из них, посигналив и обогнав Русина, поехал было, чихая мотором, в сторону Львова, но, отъехав с десяток метров, затормозил.

Открыв дверцу, из открытого авто вышел офицер в форме капитана с адъютантскими аксельбантами и, дождавшись, когда Алексей поравняется с ним, окликнул подпоручика. А так как Алексей не отреагировал, с целенаправленностью автомата попытавшись, обойдя капитана, продолжать движение, капитан попридержал Русина за локоть, а когда это не удалось – скомандовал двум сидящим на заднем сидение нижним чинам, и те, сноровисто покинув сидение, ухватили за руки Алексей и остановили его.

Вырываться Алексей не пытался, он просто как-то вдруг пришел в себя и осознал все происходящее вокруг.

– Не сметь! – полушепотом сказал он, и получилось все так, что оба солдата сразу же отпустили его руки. – Я подпоручик Русин, направляюсь в штаб армии с секретнейшим поручением!

– Капитан Добровольских, адъютант начальника разведки армии, – представился, в свою очередь, капитан. – Позвольте ваши документы, господин подпоручик!

И, ознакомившись с документами, сказал, улыбаясь:

– Так ведь мы вас и разыскиваем! Вчера вечером, наконец, наладили связь с фронтом, и поручик Осинский телеграфировал в штаб, что вы командированы третьего дня во Львов с материалами огромной важности. И, узнав, что вы до сих пор не прибыли, попросил незамедлительно организовать ваши поиски по маршруту следования. Мы всю ночь встречали вас на шоссе, а сейчас я уже собрался в штаб, чтобы посылать отряд вам навстречу в лес по линии вашего маршрута… Но что такое с вами? И почему вы один, ведь вас отправили конно, в сопровождении двух нижних чинов…

– Господин капитан! – Алексей полностью оправился уже и речь его была членораздельной и четкой, а голос – твердым. – Немедленно доставьте меня к господину генерал-майору Панчуку! У меня действительно материалы и сообщение чрезвычайной важности!

Несколькими часами позже подпоручик Русин, при форменной фуражке, которую для него нашли в штабе, в приведенной в порядок, насколько это было возможно, форме, докладывал обо всем генерал-майору Панчуку. Генерал – моложавый мужчина с гладко выбритым лицом, глубоко сидящими острыми, как буравчики, темного цвета глазами, густыми волосами с проседью, не смотря на невысокий рост, сразу же производил впечатление человека з н ач и т е л ь н о г о, осведомленного и весьма компетентного.

Офицерская форма на нем сидела, как влитая, причем орденов он не носил, что свидетельствовало (также как и обычная полевая офицерская форма), что генерал много разъезжает по фронтовым частям, причем не хочет привлекать к себе внимания.

Кабинет его, как и хозяин, был строго ф у н к ц и о н ал е н: лишь стол генерала с приставным столом и стульями округ него – для совещаний. Был в углу сейф, напротив – платяной шкаф, на окнах – плотные шторы, на столе – несколько телефонных аппаратов.

По настоятельному приказанию подпоручику Русину было велено сесть за приставной стол, причем сам генерал-майор Панчук расположился напротив, поставил меж ними на стол пепельницу, закурил сам и предложил папиросу Русину.

На вежливый отказ того, Иван Карлович Панчук (генерал настоятельно попросил провести доклад доверительно и именовать его по имени и отчеству) сказал:

– Курите, курите, подпоручик, я ведь знаю, что вы курите. И еще раз настоятельно прошу вас – не нужно официоза, просто расскажите все по-порядку.

Начнем с материалов, которые вы доставили. Соблаговолите вручить их мне!

Читал донесение и рассматривал карту генерал Панчук внимательно и долго. Затем взял в руку по-прежнему обвязанный теперь уже серой от грязи и пота тряпкой патрон и, словно бы взвесив его в руке, нажал кнопку сигнального звонка.

Вошедшему в кабинет капитану Добровольских он сказал:

– Юрий Адамович, вот это все – немедленно со спецкурьером отправить в нашу лабораторию в столицу. И обязательно – под надежной охраной, во главе группы – наш офицер! Ну, хотя бы прапорщика Дитца командируйте!

И обязательно пускай из лаборатории телефонируют или телеграфируют мне о получении!

Когда капитан, козырнув, вышел с пакетом и патроном, Панчук вновь обратил внимание на подпоручика.

– Ну, вот, а теперь мы попьем чаю и не спеша обо всем, что с вами приключилось, поговорим…

Он вновь нажал звонок и отдал распоряжение принести два стакана чая с лимоном и печенье.

Алексей попробовал возразить. Он сказал, пытаясь встать:

– Ваше… Иван Карлович, господин генерал! Нельзя медлить, это существо там, на наших позициях, оно крайне опасно, нужно его уничтожить!

Генерал улыбнулся, встал, и, обогнув стол, подошел к Алексею. Форма столь ладно сидела на нем, что он теперь даже казался выше ростом.

Ласково положив руки на плечи подпоручика, он усадил его обратно на стул и сказал:

– Алексей Петрович, сейчас ведь всего лишь обеденное время, ясный день на дворе… А существо ведь до ночи совершенно безопасно, не так ли?

Русин от неожиданности даже привстал вновь со стула:

– Откуда вы знаете, Иван Карлович, что оно боится света?

Панчук вновь улыбнулся и сказал, закуривая новую папироску:

– Поручик Осинский которую ночь наблюдает за этим нашим гостем. А высоту 2103 со стороны наших позиций сначала обнесли глубоким рвом, солдатики натаскали в нее воды, так что каждую ночь этот ваш студень ползает, наверное, по высотке – ан нет, к нам добраться никак не может. Из-за воды. Но я прошу вас – пейте чай и рассказывайте. И пожалуйста – не спешите, расскажите мне все наиподробнейшим образом, не упуская ни единой детали…

Рассказ занял около получаса, причем Русин умолчал о том, что почувствовал он, когда стоял у могилы Перепелкина в мертвой деревне и вдруг оказался в облике Существа.

Он вообще умолчал, что вскрывал патрон. И о том, что именно, они видели на дне Черного ущелья.

Вот-вот должны были пройти проливные дожди, по дну ущелья пройдет поток воды, так что все следы будут уничтожены.

Что-то внутри него предостерегало от возможности использования людьми остатков технического сооружения, что лежало сейчас в Черном ущелье.

Однако генерал-майор не зря возглавлял разведку армии. По окончании рассказа офицера он уточнил:

– Вы вскрывали пакет, не так ли?

– Точно так, Иван Карлович, в деревне. Когда утром мы потеряли нижнего чина Ивана Перепелкина.

– Понятно… – как бы себе под нос негромко сказал Панчук. – То-то патрон у вас в кармане оказался.

– Если бы я не переложил его из сумки – не смог бы доставить, – счел нужным пояснить Алексей. – Вместе с сумками прошлой ночью в лесу бы бросил. Поручик Осинский меня не предупредил, что зашил в седельную сумку патрон с кусочком э т о г о…

– Да-да, я не виню вас! Но я слушаю ваши предложения – как нам уничтожить этого гостя? Вы ведь с ним сталкивались непосредственно!

– Да все просто, ваше превосходительство, – сказал подпоручик. – Собрать все ближлежащие прожекторные команды, пожарные бочки на носилки установить, подсоединить насосы и брандсбойты – тоже переносные. С вечера вокруг высотки – прожекторные команды держать наготове, и с наступлением темноты осветить все так, чтобы мышь не проскочила – не то что э т о т…

Прижать его светом к проему валуна, или где он там прячется, зажать там – а потом бочки с водой и насосы использовать. Он воды не выносит – для него она – как кислота. Вот и поливать его из брандсбойтов… Держась, по возможности, на расстоянии, подальше от него.

– Толково!.. – раздумчиво сказал генерал Панчук. – Толково… И главное – поручик Осинский предлагает то же самое…

Он подошел к своему столу, сел за него и начал что-то быстро писать на листке бумаги. Затем звонком вызвал капитана Добровольских, отдал ему исписанный лист и приказал:

– Телеграфируйте немедля Осинскому в Таганрогский полк – пусть готовит к завтрешней ночи прожекторные команды. А к утру с потребным количеством конных повозок и нижних чинов встречает у шоссе подпоручика Русина и груз при нем – здесь все написано. Соберите в городе ручные водяные насосы, брандсбойты, пожарные шланги подлинее – подпоручик все объяснит.

Да, и на ночь устройте его!

Он подошел к вставшему с места Алексею и, пожимая ему руку, сказал:

– Что ж, спасибо за службу! Доводите уж дело теперь до конца, голубчик! Поручик Осинский, впрочем, все уже подготовил, ну, да на месте вы сами увидите. Давеча австрийцев потеснили еще больше, так что дорога от наших позиций к львовскому шоссе теперь наша, вот ее и используйте! Вот капитан вам будет помогать! Понятно вам, Юрий Адамович?

– Точно так, Иван Карлович!

И, провожая к двери капитана и подпоручика, генерал сказал в заключение Русину:

– И с любыми вопросами – ко мне! Без стеснения!

С тем он и закрыл за ними дверь кабинета.

 

9

Утром следующего дня на 200-м километре Львовского шоссе (в направлении на Огуй) было оживленно – то и дело подходили конные повозки, изредка – грузовики, с них сгружали ручные пожарные насосы, пожарные шланги с брандсбойтами. Все это имущество тут же грузилось на подходившие со стороны русских позиций конные повозки, которые затем неспешно ехали назад по дороге, ведущей на север как раз мимо установившейся линии фронта. Ехать им предстояло долго – почти сутки.

Подпоручик Алексей Русин, покачиваясь на телеге, возвращался в расположение родного полка. Он сопровождал последний караван из пяти телег, который вез оборудование, потребное для уничтожения хищника.

Не было ли жаль ему Существа, которое он собирался уничтожить? Вопрос интересный – как бы то ни было, мизерная часть Существа ведь находилась в нем – недостаточная, чтобы овладеть сознанием подпоручика, но тем не менее, способная иногда напоминать о себе. Вызываемыми образами, формирующими как бы воспоминания…

Но в том-то и дело, что часть эта была мизерно малой. Алексей оставался человеком, с присущими таковому нормами поведения и человеческим же восприятием мира.

И тем не менее, то, что успел он получить от Существа при прикосновении того к руке подпоручика, нет-нет, да и давала о себе напоминание.

И еще вопрос – почему он, дисциплинированный офицер умолчал об этом обстоятельстве при докладе генералу Панчуку? А вот этого с полной определенностью не знал и сам подпоручик – его интуиция просто заставила его умолчать о контакте.

А может быть, он просто-напросто опасался порицания за то, что открывал патрон? Ведь Осинский разрешил ему вскрыть при необходимости лишь пакет, а патрон в тайне от поручика зашил ему собственноручно в седельную сумку в расчете, что вскроется это все лишь после прочтения донесения в штабе – тогда и прикажут Русину принести седельные сумки, чтобы достать спрятанный в них патрон…

Так почему он все-таки промолчал?

Сие так и осталось непонятным Алексею и тогда, и после – всю оставшуюся жизнь.

Впрочем, он не мучился сейчас этими мыслями – он думал, сидя в повозке, мягко катившейся по лесной широкой конной дороге, что была бы эта местность освобождена от австрияков тогда, неделю назад – не пришлось бы ему с солдатами везти пакет лесом через Черное ущелье. Может быть, сейчас были бы все живы…

Но тут ему пришла в голову мысль, что тогда второе Существо могло добраться беспрепятственно до густонаселенных мест, и…

Вот об этом думать не хотелось.

Так что, не нами сказано, но сказано верно: все, что ни делается, делается к лучшему.

Только вот Сырцову и Перепелкину этого не скажешь…

Тут еще одна мысль внезапно охватила Алексея – ведь рядовые ему рассказывали, что Осинский-то приехал на фронт на автомобиле! Который сломался неподалеку!

Это каким же образом?

Он не спеша достал карту и, рассмотрев ее, обнаружил, что круговая дорога от Львова в их сторону на карте обозначена. Правда, конно по ней его отряд добирался бы до Львова суток пять, но зато – по безопасным и населенным местностям. А может быть…

Ох, не хотелось думать подпоручику, что Осинский вполне сознательно направил их по маршруту, примерно по которому улетело второе космическое устройство. Ох, не хотелось!

Как бы то ни было, к утру они добрались уже до расположения русских войск. Высота 2103 оставалась теперь в тылу, позади линии фронта километрах эдак в 10—15-ти.

Подпоручик Русин и поручик Осинский, расположившись вольготно на склоне возвышенности, именуемой на военном языке «высота 2107», наблюдали через окуляры полевых биноклей происходящее напротив, на высотке 2103.

Возвышенность эта представляла из себя каменистый, лишь местами покрытый почвой высокий холм с пологими склонами, с одной стороны изрытыми брошенными ныне из-за ненадобности австрийскими и русскими траншеями. Вершину холма венчали каменистые зубчатые выходы пород – там где-то находилось укрытие хищника.

На подножии высоты 2103 был выкопан вокруг неглубокий ров, наполненный водой. Ночью на высоте никого не оставалось – никто не заходил на холм далее рва с водой, но теперь, днем, на холме кипела работа – на ручных носилках подтаскивались и устанавливались бочки с водой, разматывались пожарные шланги, которые подсоединялись к бочкам. Тут и там стояли уже прожекторные установки и ручные динамомашины, подающие электричество прожекторным лампам.

В общем, все готовилось к нынешней ночи, которой предстояло стать решаюшей.

– Господин поручик, а где все-таки укрытие хищника? – спросил приникший к биноклю Алексей.

– Да вон, вы не туда смотрите, левее… Там, где черные кучи, – ответил ему поручик Осинский.

Он был, как всегда, щеголеват – в новой форме, начищенных до блеска сапогах. И это, не смотря на то, что они только что взбирались среди камней повыше на склон, чтобы лучше видеть соседнюю высоту,

Алексей ошарашенно оторвался от окуляров бинокля и повернул голову к Осинскому.

– А откуда кучи-то, Аркадий Викторович? Вы что – кормите его?

Поручик усмехнулся.

– А вы подумайте хорошенько, Алексей Петрович! Казалось бы – зачем кормить? Гость наш без еды, возможно, ослабеет.

Но с другой стороны – а если из-за голода он измыслит способ преодолеть как-то наш ров с водой и вырвется за пределы высоты на волю? Что тогда?

– Но как он преодолеет? Он же не просто боится воды – она для него – яд!

– Так ведь это в ы теперь знаете, поскольку пришлось вам схватиться с ним непосредственно, и использовать воду. Теперь, конечно, и мы это знаем. А раньше-то…

Но есть и третье обстоятельство, Алексей Петрович! Мы приучили его к тому, что с наступлением темноты мимо его укрытия проходит корова – мы коров ему скармливаем! И на мычание ее он реагирует – выползает из укрытия и набрасывается! Кушает, одним словом!

Так что сегодня, когда коровка-то пойдет, он, ничего не заподозрив, вылезет из укрытия и, как только начнет кушать и отвлечется совершенно – мы этим и воспользуемся!

Включив все прожектора, осветим его светом, а несколькими водяными струями перекроем ему возможность вернуться назад – отрежем его от лаза! Ну, а затем будем поливать его водой, до полной нашей победы, подпоручик!

Алексей нашел окулярами бинокля возвышающиеся на площадке темные кучи – прямо перед каменистым выступом с темным зевом прохода внутрь под землю.

Темная дыра размером эдак в полметра диаметром находилась чуть выше земли – примерно в четверть метра.

– А нельзя было просто качать внутрь воду? Заполнить пространство, сделать все днем, при ярком солнечном свете? Чтобы оно утонула там, в глубине, в воде?

Поручик Осинский засмеялся.

– Недооцениваете разведчиков, Алексей Петрович! Я сразу после того, как вас отправил с пакетом, начал подготовку к его уничтожению.

Тут мне подвезло – австрийские войска отошли назад, выравнивая линию фронта, и высота 2103 оказалась у нас в тылу. Так что сначала я приказал обнести ее рвом, весь день нижние чины ведрами и бочками подносили воду и залили-таки ров водой.

Вот только после этого можно было думать, как с ним справиться окончательно.

Знаете, с чего я начал? Разыскал всех местных жителей, охотников, в общем – тех, кто мог хорошо знать эти вот возвышенности. Потом привел их сюда, на эту вот высотку, и мы быстро пользуясь биноклями и подсказками местных отыскали единственную пещеру, где мог укрыться этот зеленый враг…

Поручик достал портсигар, предложил Алексею, они закурили и, неторопливо пуская дым, продолжили свою беседу.

– Я тоже сразу так решил и сделать – залить внутрь пещеры воду – и дело с концом. Но догадался расспросить подробно про лаз и внутренее строение полости, где мог прятаться хищник.

С легкой руки Алексея так стали называть Существо все.

– И тут, – продолжал Осинский, отбрасывая в сторону окурок, – мне и разъяснили, что лаз идет не вниз под землю, а вверх. Так что сколько воду не лей внутрь – она сразу же будет выливаться наружу.

Вот и пришлось придумывать весь этот громоздкий, но, думаю, надежный план. Рад, что и вы решили так же!

Ну, а с коровами – это идея была одного из нижних чинов. Он родом из Приморья, с Дальнего Востока. Охотник, они так на тигра охотятся в Уссурийской чаще. На дереве помост оборудуют, а внизу привязывают приманку. Козу, барана… Животные ночью от страха блеют, тигр приходит, начинает драть добычу, ну, а охотники сверху из ружей его и бьют.

Мне идея понравилась. Вот так мы и стали прикармливать еженощно хищника. Приучать его выходить ночами на кормежку.

Описывать саму операцию по уничтожению подробно, пожалуй что, необходимости-то и нет. Потому что все так и прошло, как и планировалось.

Существо, услышав мычание коровы, шустро выкатилось из пещеры, обволокло собой бедное животное, и тут включились прожектора. Одновременно несколько солдат с брандсбойтами в руках, до этого укрывавшиеся за валунами неподалеку, перекрыли струями подаваемой из бочек, расположенных неподалеку, воды, возможность Существу вернуться в свое укрытие назад.

И лишь теперь врага, находившегося в центре ярко освещенного пространства, со всех сторон принялись поливать из брандсбойтов струями уже другие солдаты. Все это время со всех сторон раздавались крики нижних чинов, качающих ручки насосов и сноровисто работающих с брандсбойтами: «Веселей, братцы!», «Давай, давай, давай, шибче давай!», и тому подобное.

Все пространство вскоре было залито водой, по поверхности которой плыла серая пена, огибая возвышающуюся тушу полусъеденной Существом коровы.

А когда вода вся стекла вниз по склону – кроме коровы ничего и не осталось. То, из чего состоял хищник, исчезло бесследно.

Алексей и Осинский все это время находились поодаль – не стоило мешать солдатам делать то, что было обговорено, да и отрепетировано несколько раз.

Но стояли они в пределах окрика, и могли вмешаться при необходимости.

Таковая вдруг возникла, когда последние ручейки воды исчезали внизу – солдаты уже начали сматываться пожарные шланги, когда спохватился поручик Осинский.

– Черт возьми! – пробормотал он и бросился к пещере. Ноги его разъезжались в жидкой грязи, но он, размахивая руками, сноровисто подбежал к корове, наклонился, посмотрел и, выпрямившись, горестно лишь махнул рукой.

– Ну, что произошло не так? – спросил его приблизившийся Алексей. Ступал он осторожно, глядя себе под ноги. – Что с вами, Аркадий Викторович?

Он видел мрачное лицо поручика и ничего не мог понять.

– Да образцы для анализа надо было взять! – сказал Осинский. – Все ведь водой унесло! Как же я не подумал-то раньше, не предусмотрел, не подготовился…

– Да ведь изучают уже его кусочки, – сказал Алексей. – Те, что что вы в патроне зашили мне в сумку…

И подумав, что лучшего случая не предоставится, спросил:

– Аркадий Викторович! А вы маршрут для нас определили прямо по линии примерного движения второго космического аппарата случайно? Или как? Когда отправляли меня с донесением в штаб армии?

Секундное замешательство Осинского не осталось им незамеченным. И поэтому он не сильно-то поверил поручику, который ответил ему:

– Алексей Петрович, я ведь не ясновидящий, откуда мне было знать, что мост через ущелье разрушен? Я ведь вас строго предупреждал о необходимости следовать маршруту, не отклоняясь от него. Так что в мертвой лощине вы оказались по воле случая. Я мог лишь подозревать, что где-то в том районе нечисто – ведь туда улетела вторая штука из космоса. И не более того…

У Алексея было сильное желание спросить еще кое о чем поручика. А может быть – и не спрашивая просто заехать кулаком Аркадию Викторовичу по физиономии, но тут Осинский, в свою очередь задал вопрос ему:

– А кстати, Алексей Петрович, что именно разрушило мост? Дожди осенние впереди, военных действий в том районе не было. Неужели вы не поинтересовались, не заглянули внутрь ущелья?

И Алексей, лишь пожав плечами, молча отошел от него.

В заключение отметим, что широкомасштабные поиски остатков упавшего, по мнению Осинского, где-то рядом космического аппарата успехом не увенчались.

Но это все Алексей узнал позже, в штабе армии, куда был вызван для получения офицерского Георгиевского креста, которым он был награжден за все, описанное выше.

Посмертно награждены были солдатским «Георгием» и Сырцов с Перепелкиным.

 

10

Алексей Русин никому более за многие годы так и не рассказал всех деталей случившегося с ним невероятного события.

Однако с а м о событие нет-нет – да и напоминало о себе. Частенько снились ему сны, в которых он вновь и вновь становился Существом, жил на своей родной планете под темным багровым небом… А иные сны были о другом – как пришли Чужие, как уничтожали не понравившиеся им формы жизни и как сумели справиться с этой напастью сородичи Существа.

Коротко говоря, Алексей Русин долгие годы жил как бы двойной жизнью – словно бы в двух ипостасях.

Нужно отметить, что иногда, просыпаясь, он даже жалел Существа, как бы сочувствовал им. Но потом вспоминал Перепелкина и Сырцова – и жалость преобразовывалась в нем в неприязнь.

Уж воздействовала ли на его жизнь частица Чужого, что, наверное, так и жила в нем до конца жизни – неизвестно. Сам Алексей Петрович считал – да, причем – даже помогала каким-то образом. Ведь он благополучно пережил многочисленные чистки и репрессии, и во время революции, и после нее. Все они прошли мимо.

Алексей, вернувшись с фронта в 1918 году, сразу примкнул к большевикам и непосредственно участвовал в формировании Красной Армии, Хотя, конечно, прошел проверку. Но он был из рабочей семьи, так что…

Гражданскую войну он закончил кавалером ордена Боевого Красного знамени.

На этом, собственно, и заканчивается рукопись, которую написал Алексей Русин в 30-х годах прошлого века.

О дальнейшей его жизни поведал нам, сидя в купе покачивающегося вагона, его внук, тоже Алексей Петрович Русин.

Вот, что он нам рассказал далее.

После войны дед еще некоторое время служил в армии, но сразу по достижении 60-ти лет получил право уйти в отставку и сразу же воспользовался этим правом.

Он всегда говорил своему сыну, что у него осталось одно важное дело, которое необходимо довести до конца.

В первых числах сентября 1955 года, уйдя в отставку, Алексей Петрович Русин приехал в знакомые места на Западную Украину.

Здесь многое изменилось – появились новые населенные пункты, были проложены новые дороги. Русин ведь не был здесь сорок лет – так получилось, что дивизия его во время войны прошла стороной эти места. Так что то, что он хотел сделать очень давно, он смог сделать только теперь.

В сопровождении нескольких ветеранов войны он побывал во всех памятных ему местах.

Высоты 2103 и 2107 сохранились на военных картах. Ну, а в реальности никаких следов тех давних событий здесь не сохранилось – ни рва, которым когда-то обнесли солдаты высоту 2103, ни пещеры, в которой пряталось Существо.

Ров сгладили потоки дождевой воды, стекающей вниз, а вход в пещеру взорвали немцы – здесь велась активная борьба с партизанами.

Черное ущелье, конечно, сохранилось. Но и следа от разрушенного моста через него не было – Алексей даже не сумел найти место, где этот мост когда-то был. Склоны ущелья сильно изменились.

Да, многое изменилось с той далекой поры.

На месте когда-то мертвой деревни вырос лес. Но Мертвая Лощина не была теперь мертвой – здесь раскинулся крупный рабочий поселок. А асфальтированное шоссе прошло как раз через проем в каменистой гряде, в котором когда-то водой Русину и Сырцову удалось остановить чудовище.

Теперь пролом расширили, стороны его укрепили, и многорядное асфальтированное шоссе прошло сквозь него направлением на Львов.

Через речку Берестянку, в водах которой, на острове, ночевали когда-то Алексей с Сырцовым, во время дорожных работ был построен мост.

А вот водоем, образованный падающим потоком воды вглубь пролома в скальном основании, так и волновался поверхностью. Как в ту роковую ночь, когда в нее падал Сырцов, увлекая за собой инопланетное Существо.

7 сентября 1955 года прямо на краю этого водоема, рядом с шоссе, проезжающие мимо шофера автомобилей могли видеть следующее.

Несколько человек возились, вертикально устанавливая гранитную полированную плиту – ее основание вкапывали глубоко в землю.

На плите были выбиты: сверху – изображение Георгиевского креста.

Ниже крупными буквами значилось – СЫРЦОВ ДАНИЛА ИОНОВИЧ, ниже – мелкими: «Погиб геройски 7 сентября 1915 года».

А в самом низу было выбито: «В память о погибших – от оставшихся в живых».

Часом позже, когда ушли рабочие, ветераны войны, помогавшие устанавливать памятник, когда возле гранитной плиты остались только Алексей Петрович Русин и его сын, молодой еще Петр Алексеевич, проезжающие мимо водители могли увидеть следующую картину.

Пожилой мужчина в генеральской парадной форме, со Звездой Героя Советского Союза на груди и второй, одетый в черный костюм, сначала налили по стакану водки и, не чокаясь, выпили. Генерал что-то сказал.

Те, кто смог бы разобрать, что именно сказал генерал, услышали бы примерно следующее: «Спасибо тебе, Данила!»

И после этого генерал, выпрямившись, взял под козырек форменной фуражки, отдавая тем самым честь Сырцову, Перепелкину и многим-многим солдатам, воевавших и умерших за тех, кто оставался жить…

Проезжающий в это время мимо большой грузовик международных перевозок притормозил, шофер потянул за шнур экстренного сигнала, и гудок автомобиля заревел, присоединяясь к генералу, молча стоящему у плиты.

А вслед за ним и все следующие автомашины, идущие в обеих направлениях, притормаживали и медленно проезжали мимо, сигналя клаксонами и присоединяясь тем самым к скорбящим о героях давних и близких времен…

Отдавая тем самым дань и своего уважения.

Вот примерно так и закончил свой рассказ Алексей Русин-младший.

– х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-

Некоторое время в купе царило молчание, а потом Сергей спросил:

– Алексей Петрович, а родные были у этих солдат? Сырцова и Перепелкина?

Русин, складывая листы рукописи в папку, пожал плечами:

– Неизвестно. Дед смог начать поиски только в тридцатых годах, когда написал рукопись. А до этого то мировая война была, потом – гражданская, дед на Дальнем Востоке воевал, и вернулся в Москву только году в 27-м.

Пока обустроился, пока на новом месте притерся, в общем – описал все это уже в начале тридцатых. Вот только после этого и поехал в Херсонскую губернию – он ведь тогда еще, в 1915-м, в штабе полка данные о мобилизации Перепелкина и Сырцова себе записал.

Ну, а выбрался на родину погибших только почти вот через двадцать лет.

Деревня Перепелкина была цела – но куда в гражданскую войну делась его семья – никто не знал. А деревня, из которой родом был Сырцов – сгорела. Сожгли бандиты вместе с жителями во время гражданской войны – там были банды и зеленых, и розовых и черт еще знает, каких – один батька Махно чего стоил. Но, правда, махновцы орудовали не на Херсонщине.

В общем, не смог найти. Попытался позже запросы организовать – искать через милицию, но начались репрессии, и привлекать к себе внимание было опасно. Дед ведь не мог сказать, что ищет родственников солдат, которые геройски пали в борьбе с инопланетянами – тогда ведь инопланетян мигом переделали бы в японцев – и вот вам, враг народа! Связанный с японской разведкой!

– А почему именно с японской? – спросил я.

– Так ведь дед воевал в гражданскую с японцами!

– Действительно… – сказал Сережа. И, отодвинув дверь купе, отправился в тамбур покурить.

А мы засобирались в вагон-ресторан на обед

В заключение хочу обратить внимание на следующее.

Географические названия мною изменены – кроме города Львова. И, конечно, названия собственно места действия – Прикарпатья.

Все расстояния – произвольны, я потому и использовал не «версты», как значится в рукописи, а более привычные нам километры и метры.

Время действия также изменено. А так как в течение Первой мировой войны этот район не менее, чем дважды менял своих хозяев – то русская армия наступает, выбивая отсюда австрийцев, то она отступает, и вновь австрийцы возвращаются сюда… А через год – вновь наступает русская армия… Так что, не стоит пытаться определить точнее время происходящих событий, а также – их точный географический район.

После обеда мы некоторое время постояли второем у окна (Сережа ушел покурить в тамбур, да там и застрял надолго – видно нашел себе компанию поинтересней нашей).

Мы почти не разговаривали. Наверное, мы каждый думали о многом. О судьбе российских офицеров после революции, да и во время первой мировой – тоже.

Я думал – вот ведь подпоручик Русин… Пережил многое, но жизнь прожил – достойно. Героем стал, генералом. И закончил жизнь п р а в и л ь н о – поставив памятник тем, кто, как он считал, отдал жизнь за других. Не геройствуя при этом – просто честно служа Отечеству.

И ведь что важно – не себе памятник поставил, как нынешние. Другим – простым русским солдатам.

Наверное, и остальные думали примерно о том же. Как бы то ни было, но молчали мы с одинаковыми и н т о н а ц и я м и.

Между тем незаметно наступил вечер. Время было ужинать и немного расслабиться. Как мы и договорились в начале пути.

Угощал нас всех Игорь Сергеевич. Он достал странные трубки из поджаренного пресного теста, внутри их был соленый сыр брынза.

– Это лаваши, – пояснил нам он, доставая чайничек. Онищук насыпал в него заварки и попросил Сережу сходить к титану и если он кипит – залить заварку крутым кипятком. Он так и сказал: «крутым».

А когда Сережа принес полный кипятка чайничек, он положил его под подушку.

А через полчаса мы, откусывая лаваши с сыром, запивали их крепким вкусным чаем с сахаром. И похваливали.

Вот в процессе того, как Игорь Сергеевич доставал из-под полки продукты и накрывал на столик, кто-то и обратил внимание, что он нет-нет, да и поморщится при резких движениях. Ну, слово за слово, и мы вытянули из него признание, что перенес он не так давно хирургическую операцию, и в результате грудь болит до сих пор.

Естественно, кто-то спросил – «а какую именно операцию?», пришлось в двух словах рассказать ему, к а к у ю, ну и затем в ходе дальнейшего разговора мы сумели вырвать у него обещание рассказать нам все подробно. И об операции, и обо всем, что явилось причиной ее.

Потому что операцию ему делали по поводу проникающего ножевого ранения в грудную полость рядом с сердцем.

Поезд между тем шел и шел по бескрайним сибирским степям.

– Ну, чья очередь сейчас нас развлекать? – спросил Игорь Сергеевич.

Сережа в это время уже вновь перекуривал в тамбуре, а мы трое стояли в коридоре у окна. Пейзаж за стеклом был унылым-преунылым – а что вы хотите – степи! Кое-где на поросшей редкой, даже на вид – жесткой травой, темной почве мелькали, проносясь назад, белесые разводы выступившей соли – у нас в Сибири такие почвы называют солонцами.

Потому только трава – жесткая, какого-то зеленосерого оттенка, только и может расти здесь.

– А давайте попросим Сережу, – предложил я. – У него наверняка имеются еще не одна интересная история в запасе.

– Может быть, все-таки вы, Игорь Сергеевич? – спросил Онищука Алексей Петрович.

– Да нет, – ответил Игорь Сергеевич. Правильные черты его лица скрасила легкая улыбка. – Я уж под занавес – завтра на ночь! А вот ваша когда очередь, господин писатель? – неожиданно обратился Онищук ко мне.

Признаться, я не был готов к ответу на его вопрос – я как-то привык в дороге с л у ш а т ь чужие рассказы, а не рассказывать самому. Хотя, конечно, мог и рассказать – что же, у писателя, да чтобы не было всегда про запас какой-нибудь занятной истории?

Тем более что сегодня, когда мы частью читали текст рукописи, частью слушали Алексея Петровича, на словах поясняющего нам истертые и выцветшие от времени места в тексте, у меня вдруг проявилось пресловутое дежа вю – впечатление, что я слышал уже когда-то о чем-то похожем…

Я напряг память – и внезапно вспомнил! Потому, что это касалось также история, которую я услышал в поезде. Правда, давно!

– Давайте так! – ответил я. – Я, так и быть, рассказываю сейчас, а вы, Игорь Сергеевич – завтра, после ужина, на ночь перед Москвой. А днем попросим Сергея – он наверняка знает что-нибудь этакое! При его-то работе!

А за мной сейчас…

Тут я многозначительную сделал паузу, припоминая услышанную когда-то историю… И закончил словами:

– …За мной история про заколдованную деревню!

Мои попутчики при слове «заколдованную» сразу же насторожились. Кто же из нас, современных цивилизованных людей не любит, да что там – не просто не любит! Не обожает всяческую мистику и колдовство!

Вот так и порешили, на этом и остановились. И когда довольный Сергей подошел к нам после перекура, мы принялись уговаривать его взять на себя обязанность скрасить наш завтрешний день еще каким-нибудь рассказом. Майор ломаться не стал, и, улыбаясь, поведал нам, что и сам хотел предложить нам рассказать об одном уникальном человеке. Он узнал о нем давно, еще в те времена, когда сразу после окончания милицейского института начал работать в уголовном розыске.

– Вы ахнете! – уверял он нас, потирая руки. Наверное, предвкушал, как сумеет поразить нас.

И, честно признаюсь – поразил-таки!

Но – позже. Сейчас же была моя очередь.

– Знаете, – начал я, – Мне кажется, что события, о которых я вам хочу рассказать, в какой-то степени могут быть связаны с рассказом Алексея Петровича. Помните, он читал нам, как во время первой ночевки солдат, кажется – фамилия его была Перепелкин, после ужина у костра рассказывал о князе-вурдалаке?

Все лишь пару секунд вспоминали, потом загомонили, что да, помним, мол! Конечно!

– Вурдалак этот, как говорил Перепелкин, лег, мол, в могилу и до сих пор там лежит!

– И непонятно, – добавил Сергей, – кто же его закопал-то? Ну, и что? Да не томите вы нас, Виктор Васильевич!

– В общем, мне рассказал эту историю когда-то тоже один попутчик. Давно, еще в начале восьмидесятых. Я тогда ехал в отпуск, и вот как сейчас, повезло нам оказаться в купе тоже одним мужчинам. Вот только ехать тогда мне предстояло всего одни сутки, а так сколько интересного я бы, наверное, узнал!

Ну так вот! Эту историю тогда и рассказал нам попутчик, Родион Востоков, который в конце Отечественной войны был «сыном полка», и пригрели его, тогда двенадцатилетнего парнишку, разведчики.

Дело происходило в 1944 году, на Западной Украине, где-то на границе Львовской и Волынской областей. Не напоминает ничего?

– Примерно район, который описывал мой дед, – сказал Алексей Петрович.

– Вот я и говорю, – продолжал я, – может быть, и есть связь?

– Да вы рассказывайте! – предложил Сергей. – А потом мы определимся!