Под стук колес. Дорожные истории

Полищук Виталий

Заколдованная деревня

Повесть

 

 

1

Итак, Родику Востокову было тогда около двенадцати лет, как воспитанник армии он наравне с остальными солдатами носил военную форму, и жизнь его протекала в разведвзоде пехотного механизированного полка. Какого – теперь уже не помню, тогда Родион Востоков называл номер, но столько лет прошло…

В общем, все это произошло вскоре после Корсунь-Шевченковского окружения. Ну, точнее – через несколько месяцев. Это – 1944 год, тогда наши войска прорвали блокаду Ленинграда и вскоре освободили «северную столицу». А освобождение Правобережной Украины как раз напрямую и связано с Корсунь-Шевченковским «котлом». Именно в ходе тех боев погиб Ватутин – командующий 1-м Украинским фронтом. Ну, начинаете припоминать недавнюю историю нашей страны?

– Да как-то… – Сергей пошевелил в воздухе пальцами.

– Я помню! – сказал Алексей Петрович. – Мой дед ведь звание Героя Советского Союза получил за форсирование Днепра. А именно тогда и начиналась операция по освобождению Правобережной Украины.

Ну, а Корсунь-Шевченковский котел, в который попали немцы…

Здесь я перебил его.

– Вот с этого и начался наш разговор с Родионом Востоковым! С нами в купе ехал выпускник летного училища – он получил назначение в морскую авиацию на Дальний Восток и теперь ехал домой в отпуск. Ну, перед тем, как отбыть к месту службы.

А форма у него была очень красивая, черного цвета, золотые петлицы, просвет на золотых погонах голубой.

Начали разговор с формы, перешли к военным делам, а там и войну вспомнили. Сталинград, Курская дуга… Вот в это время в разговор вступил наш пятидесятилетний попутчик. Внешне – самый обычный русак – голубоглазый, нос картошкой, волосы неопределенного цвета…

Он дополнил список побед этим «котлом» на Украине, потом задал вопрос: «Хотите, расскажу интересную вещь про Карасунь-Шевченковскую операцию»? «Конечно!» – ответили мы. Вот он и принялся вспоминать те времена…

Итак, в чем, собственно, суть?

Когда немцы на короткое время прорвали наше окружение под Корсунь-Шевченковым, на прорыв наши отцы-командиры бросили все, что можно. И впереди шли разведчики, как раз из разветвзвода, где в это время обретался Родик Востоков.

Ну, как он попал к разведчикам – я чуть позже расскажу, а сейчас об одном интересном факте, о котором почему-то не рассказывают. Дело в том, что попытку прорыва немцами окружения предотвратили не войсковые соединения, которыми наше командование хотело «залатать» «дыру» в линии окружения, а фактически – один человек! Артиллерист, между прочим – родом из Славгородского района нашего Алтайского края!

А дело было так.

Впереди прорвавшихся немцев шли отборные эсэсовские части. Дрались они – жуть! Поэтому и прорвали окружение, а как иначе? Ведь наши воины в 44-ом уже во всем переигрывали и превосходили немцев!

Так вот, наших разведчиков немцы ухитрились просто-напросто вырезать – уцелел лишь один – старшина Гусов. Он, раненый, лежал в воронке и видел, как навстречу эсэсовцам из леса выкатила и, моментально сориентировавшись в обстановке, развернулась батарея полковой артиллерии.

И эти орудия начали стрелять прямой наводкой.

Немцев сопровождали несколько танков – они расстреляли три артиллерийских расчета из четверых.

И вот этот последний расчет бил и бил прямой наводкой. А Гусов лежал метрах в тридцати всего впереди, снаряды и пули проносились над ним. И раненый старшина прекрасно видел, что последние десятки минут огонь вел л и ш ь о д и н артиллерист. Израненный, он, словно какая-то машина, на одной силе воли, хватал снаряд, вбрасывал его в казенник, закрывал его, наводил и производил выстрел – а потом опять: снаряд, заряжание, залп…

Дело происходило в лощине, немцы не могли развернуться, сзади их подпирали другие части, рвавшиеся из окружения. Представляете, какая мясорубка там была?

И наш артиллерист продержался! Пока не подошли кубанские пластуны.

Трупов на дороге было столько, что буквально не пройти, не проехать по дороге! Артиллерист, как только понял, что подошли свои, свалился от ранений, его отправили в госпиталь. Нашли в воронке и раненого Гусова. Он-то и рассказал, как и кто сдержал вырывающихся из котла гитлеровцев.

Так что наш земляк в одиночку обеспечил осуществление гигантской войсковой операции. Можно сказать, крупнейшей за всю кампанию 1944 года…

А вскоре остатки полка (ну, и оставшихся в живых троих разведчиков – старшину роты Васильева, Родика и присоединившегося вскоре к ним вернувшегося из госпиталя Равиля Гусова) отправили на отдых и доукомплектование в Тернополь. Здесь они стояли до весны, а в конце апреля своим ходом полк направился в Ковель.

На Западной Украине в это время года уже тепло, растения покрыты молодой листвой, цветут плодовые деревья.

Вот с этого походного марша все и началось.

Но сначала – несколько слов о том, как Родик стал сыном полка.

До войны он был в одном из крымских детских домов, и в 1941-м году должен был в сентябре идти в школу. Но летом началась война, скоро немцы заняли Крым, и Родик бродяжничал почти три года, пока не оказался в 1943 году на территории, вскоре освобожденной нашими войсками. Ну, в конце 43-го года советская армия уже только наступала, превосходила почти по всем параметрам противника, и ее подразделения могли позволить себе брать на воспитание бездомных ребят. Детей-«сынов полка» было ведь много!

Вот так и Родика пригрели наши разведчики.

Конечно, за линию фронта он с ними не ходил, оставался в расположении вместе со старшиной взвода, который, собрав перед рейдом документы и награды разведчиков, принимался ждать возвращения ребят, и это было мучительное ожидание. Родион так и выразился.

Он ведь вместе со старшиной ждал своих опекунов. И одновременно – друзей.

Вот в ходе прорыва немцев под Корсунь-Шевченковым все разведчики погибли. Кроме – Гусова, раны которого оказались не опасными для жизни, и он через пару месяцев уже вернулся к себе, к месту служба.

К этому времени разведвзвод доукомплектовали, прислали нового командира, капитана Дороганова Александра Ильича. Пополнили также личный состав – пришли новые бойцы, начались учебные будни. Дороганов и Гусов обучали новичков, Родион посильно также участвовал в учебе и тренировках.

Пока не пришел приказ: заканчивать комплектование и отдых, полку своим ходом двигать по маршруту Тернополь – Броды, затем выйти к железной дороге Львов – Ковель, осуществить погрузку и далее следовать к новому месту дислокации по железной дороге.

И вот – весна, солнце светит, деревья зеленеют, а по разбитым дорогам на грузовиках двигается полк. Ну, а впереди, на трех «виллисах», следуют разведчики. И так – с утра до вечера.

Ночевали в населенных пунктах, разведчики частенько – впереди, в какой-нибудь деревушке, вне, так сказать, основных сил.

Вот как раз после того, как они вырвались вперед, однажды все и произошло.

«Виллисы» двигались по дороге в предгорьях, что означало, что по обеим сторонам стеной стояли деревья. Это были карпатские ели, поэтому на дороге царили тишина и прохлада. Нет, конечно, обычные лесные звуки имели место: чирикали птахи, наверное, были и другие шумы, но грохот моторов «виллисов» заглушал все, и эхо усиливало этот грохот.

Странно, но здесь совершенно не было следов войны – дорога была гладкой, словно и не проходили по ней неоднократно и техника немцев, и вот сейчас – наших войск. Не было воронок – следствия авиабомбежек, не видно было и поврежденных снарядами или бомбами деревьев. Словно перенеслись вдруг они в прежние времена, когда до войны, перекорежевшей жизни миллионов людей, и столько же этих жизней унесшей, было далеко-далеко…

И вот когда разведчики все это почувствовали и осознали, капитан Дороганов, ехавший на первой машине, поднял вверх руку.

«Виллисы» встали, из них принялись выпрыгивать разведчики, они потягивались, разводили руки в стороны. Кто-то уже заскочив за ближайшее дерево, справил малую нужду, кто-то, наоборот, принялся настороженно осматриваться, поводя дулом автомата ППШ из стороны в сторону.

– Держать минимальную дистанцию и всем быть внимательными! – отдал распоряжение Дороганов. Капитан воевал уже не первый год, в разведке тоже не был новичком. Ну, а каким он был разведчиком, говорили награды на груди. Были здесь и два ордена Боевого Красного знамени и Красная Звезда, и даже орден Ленина. А целых три медали «За отвагу» – это тоже о чем-то говорило. По крайней мере, опыта Дороганову было не занимать, и сейчас он внутренним чутьем разведчика чувствовал опасность.

Да и другим не нравилось это благолепие и безмятежность в природе. Как-то отвыкли они за три военных года от всего этого.

Поэтому все приняли приказ командира как нужно, оружие переложили поближе к себе, водители двинули автомашины неспешно, и далее движение осуществлялось без прежнего веселья и бесшабашности.

Моторы теперь не ревели, лишь тихонько урчали.

Вскоре впереди дорогу стеной перегородили деревья, «виллисы» пошли на поворот, а за поворотом дорогу им перегородили лежавшие поперек дороги толстенные ели.

Когда разведчики, остановившись, обследовали внимательно преграду, они обратили внимание, что деревья не повалены ветром, не спилены рукою человека, а словно бы перегрызены кем-то или чем-то.

Именно так и выразился сержант Градов: «Их что – отгрыз кто-то?», и засмеялся.

Родиона, который сунулся было тоже посмотреть, Дороганов повелительным жестом руки отослал назад, к машинам.

– Отгрызено – не отгрызено, а как свалили эти деревья – непонятно! – сказал он.

– Товарищ капитан! – окликнул его один из разведчиков. – Вот тут влево вроде как объезд! Колея идет в лес!

Они посмотрели и действительно обнаружили колею, ушлубляющуюся в лес, а когда прошли немного под кроны деревьев – увидели, что две полосы в траве как-то постепенно превращаются далее в лесную вполне проезжую дорогу.

Посовещавшись, решили продвинуться по ней несколько километров, а там уж определиться окончательно – вернуться назад и затем двигать навстречу полку, предупредив о препятствии на дороге, или идти вперед.

На всякий случай перед завалом деревьев оставили табличку со стрелкой и надписью «Объезд влево!»

И внизу мелом написали «ДОРОГАНОВ».

А по рации на связь пока выходить не стали – оставили «на потом», когда разведают и утвердятся в том, что путь объезда найден.

Или – не разведают.

Через лес двигались по-прежнему сторожко, держа автоматы в руках.

Между тем ели постепенно сменялись лиственными деревьями. Чаще всего это были карпатские дубы – огромные, с густой кроной уже по-летнему жестких листьев, с неохватными толстыми стволами.

А через несколько километров лес стал редеть, потом разведчики вдруг оказались перед развилкой. Одна дорога поворачивала еще левее, а другая – шла вправо, прямо к внезапно открывавшейся взорам небольшой горной деревушке, располагавшейся в низинке.

Капитан вновь поднял руку, «виллисы» затормозили, и из машин принялись выскакивать разведчики. Дело шло к вечеру, и открывшийся им вид, радующий глаз, навевал мысли о ночлеге и возможности расспросить местных жителей. Обо всем: о завале на основной дороге, о том, есть ли здесь объезд, да и вообще – наконец, узнать – куда ведет дорога далее?

На карте Дороганова ее не было – наверное, в силу малозначимости.

Но только разведчики принялись в бинокли изучать окрестности, как из-за ближайшего к ним дуба вышли трое.

Это были свои: лейтенант-артиллерист и два солдата.

– Товарищ капитан, – щегольски козырнув легким броском ладони к виску, обратился к Дороганову лейтенант. – И вы заблудились?

– Вы кто? – спросил его подозрительно Дороганов, складывая карту.

– Командир самоходной артиллерийской установки лейтенант Зубарев! – ответил лейтенант.

– Документы, пожалуйста! – к троице как-то вроде невзначай, приблизились со всех сторон разведчики.

При этом расположились они так, чтобы ни один не оказался на линии огня, вспыхни вдруг внезапный скоротечный бой.

Когда вдруг приходится стрелять почти в упор, когда видишь огоньки из стволов, и кажется, летящие в тебя пули, также.

И когда все зависит именно от правильно занятой боевой позиции.

Но все оказалось в порядке. Документы у артиллеристов были в наличии, Дороганов внимательно посмотрел их, а потом по требованию лейтенанта предъявил свои.

– А где же ваша САУ? – спросил он.

– Да вон там, за деревьями стоит. Мы ее замакировали. У нас солярка на исходе, думали в деревне разжиться, а когда наткнулись на барьер, решили подождать кого-нибудь.

– Подождите! Как вы оказались здесь? И какой такой барьер?

Лейтенант помолчал, глядя на раскинувшуюся внизу деревню. Белые домики, старинный замок на холме… Абсолютно мирный вид.

– Дюмин! – скомандовал капитан радисту. У того за спиной была рация, а над головой торчала связанная загнутой петлей длинная антенна. – Давай-ка обеспечь нам связь со штабом!

– Бесполезно! – сказал лейтенант. – Мы пробовали из самоходки связаться со своими – мертвая зона здесь! По всему – не проходят радиоволны!

– А что за барьер, вы говорите? – спросил его Дороганов. Он внимательно рассматривал в бинокль деревню внизу. – Вы имеете ввиду радиобарьер? Отсутствие связи?

– Да нет, барьер, не позволяющий спуститься вниз. Сами попробуйте! Пройдите по дороге метров тридцать вперед, и наткнетесь!

Капитан Дороганов, между тем, не спешил. Словам лейтенанта он значения как-то не придал – ну, какой еще барьер?

Он рассматривал в бинокль окрестности, домики и замок, и откладывал увиденное в памяти.

Прямо перед ним дорога вела вниз, в деревню, которая представляла из себя всего несколько десятков домов, расположившихся по обе стороны единственной улицы. Далее впереди улица переходила в площадь, на которой рос огромный дуб. Даже отсюда, издали, было видно, насколько он старый, высокий и могучий.

Своей кроной и толстым стволом он закрывал видимость, и было неясно, что находится по улице дальше, за деревом.

Зато хорошо был виден слева от площади невысокий холм, на вершине которого стоял старинный замок. Странно, но он производил впечатление жилого: на шпиле главной башни был ясно виден поникший от безветрия разноцветный вымпел.

От деревенской площади вела к воротам замка хорошо различимая в бинокль тропинка. Даже не тропинка, а хорошо утоптанная широкая дорожка.

– Ладно! – сказал капитан. – С диспозицией все ясно, пойдемте смотреть этот ваш барьер!

И вместе с лейтенантом и несколькими разведчиками неторопливо пошел по дороге вниз, по направлению к деревне.

Остальные двое артиллеристов смешались с разведчиками, закурили, и скоро над их головам вверх потянулись такие мирные на вид сизые полоски дыма самокруток.

Словно не было вокруг войны…

Между тем Дороганов, артиллерист и разведчики шли вперед. Чуть сзади, надеясь, что его не заметят, двигался Родик.

Внезапно капитан и все остальные сначала замедлили шаг, а потом и вовсе остановились. Что-то препятствовало движению, что-то упругое и невидимое, как тонкая, но очень прочная резина сначала мешала движению, как бы натягиваясь, а потом и вовсе не давала двигаться вперед.

При отступлении напор ее ослабевал, а затем и исчезал вовсе.

Дороганов попробовал раз, второй… Все повторялось в точности.

– Бесполезно! – сказал лейтенант. – Мы несколько раз пробовали. Даже на самоходке не смогли прорваться.

Действительно, Дороганов увидел впереди содранную буксующими гусеницами артиллерийской установки почву.

– А почему вы не вернулись на основную дорогу? – спросил Дороганов лейтенанта.

– Да вот решили заночевать! Наши войска ведь все сейчас двигаются на запад, так что кто-нибудь – да подъедет сюда. А потом – чего опасаться? Ну, барьер! Так и хорошо – оттуда никто не проберется к нам!

– Да там и нет никого, – ответил капитан, вновь рассматривая в бинокль деревню. – Ни движения, ни собачьего лая, вообще ничего! Как так может быть? Ведь нет никаких разрушений?

Лейтенант лишь пожал плечами.

– Ладно, пошли назад! – скомандовал капитан.

По-хорошему, нужно было бы вернуться. Но не хотелось оставлять своих одних – артиллеристы не могли бросить свою САУ. А «виллисы» работали на бензине, канистрами разведчики запаслись и могли поделиться, но бензин не подходил для самоходки…

Возможно, из штаба отдадут приказ?

– Как связь? – спросил он, подходя, радиста Дюмина.

– Нет связи, товарищ капитан! – ответил радист, вращая варньерами рации и беспрерывно бубня в микрофон: – Казань, Казань, ответьте Пятому! Казань, Казань…

– Бесполезно! – повторил лейтенант-артиллерист. – Мы пробовали – нет прохождения радиосигнала.

Посовещавшись, решили заночевать. И если не подойдут свои – уже утром решать, что делать. Вот-вот их должна была догнать основная часть полка.

– Готовиться к ночевке! – распорядился Дороганов.

Сам он продолжал изучать в бинокль деревню и замок. Что-то не давало ему покоя, какая-то общая несообразность того, что он видел…

 

2

Ужинали тем, что приготовили на кострах. Нужно сказать, в 1944 году и снабжение нашей армии было не в пример лучшим, и следствием успешных операций наших воинов были многочисленные трофеи. Так что в «виллисах» полно было и немецких деликатесных консервов, и иных продуктов. И, конечно, была канистра с булькающим содержимым, из которой каждому наливались перед ужином пресловутые «сто фронтовых граммов».

Однако Дороганов категорически запретил сегодня спиртное.

– Всем быть начеку! – сказал он старшине взвода Добродину, который подошел за разрешением разлить горячительное по кружкам. – И пошли кого-нибудь к артиллеристам – пусть тоже воздержатся!

Так что ужин проходил без обычных шуток-прибауток – не было почему-то настроения ни шутить, ни вообще каким-то другим образом расслабляться. Словно атмосфера вокруг не просто навевала тревогу, а каждый обостренным за годы войны чувством опасности ощущал нечто непонятное и ничего хорошего не сулящее в окружающем их воздухе, лесе, и главное – расположенной рядом чуть ниже их деревни и замка.

Они все-таки были фронтовыми разведчиками. И развитая интуиция, особенно – предвидение возможной опасности были их неотъемлемым качеством…

Внизу тем временем робко засветились тусклые огоньки то ли свечек, то ли лучин. Но на ламповый свет они похожи не были.

По всему получалось, население в деревне все-таки было. А следовательно, нельзя было быть беспечными.

Посовещавшись со старшиной, Дороганов определился с караулом на ночь.

Спать всем предстояло в палатках. Поэтому решили выставить караул полного состава: начальник караула (он же разводящий), и три полные смены – по три человека на два поста. И выделили караулу отдельную палатку.

Артиллеристы разместились внутри своей самоходки – места там было достаточно, а сверху их прикрывал брезентовый тент.

Пока еще было светло, подогнали поближе самоходную установку, а потом все вместе запаслись в лесу достаточным количеством дров и веток потолще. Топоры у разведчиков были с собой.

Одному часовому предстояло поддерживать огонь в костре до утра. А вот второму определили место чуть в стороне, под густым кустом. Здесь оборудовали «секрет» – тайный пост наблюдения. Часовому, несущему караул в «секрете», предстояло не только наблюдать, но и слушать происходящее вокруг, контролируя обстановку и прикрывая лагерный бивак со стороны.

Смена караула должна была осуществляться через два часа.

Осмотрев место секрета, проверив, как разместились и разведчики, и артиллеристы, Дороганов немного расслабился и, глядя на недоступную им деревню, некоторое время курил и думал – что же делать завтра с утра? Если не подойдут основные силы полка?

Может быть, разделиться – послать один «виллис» назад, к завалу на дороге – пусть ребята там ждут подхода остальных подразделений полка, а самому с основной частью взвода ждать здесь? Ведь нужно было разбираться как-то с этим барьером, делать что-то?

Или… Махнув рукой, он решил, что утро вечера мудренее, и полез в палатку. Караул нес службу, разводящим был старшина Добродин – человек немолодой, а поэтому опытный, да и по складу характера добросовестный. Так что можно было не беспокоиться.

Может быть, дальнейшие события и развернулись бы по иному. Коррективы внес двенадцатилетний Родик.

Примерно через час, когда все уснули, мальчик захотел выйти по малой нужде.

Вылезши из палатки, Родик махнул рукой часовому, который подкладывал дрова и ветки в костер, и пошел, расстегиваясь, за ближайшие кусты.

Так уж получилось, что оказался при этом он как раз в той стороне, где сегодня невидимый глазу барьер помешал капитану спуститься вниз, к деревне.

Облегчившись, мальчик посмотрел вниз, на деревенские домики, в окнах которых приветливо помигивали огоньки. И тут ему пришла в голову мысль подойти и самому пощупать преграду. Какая она?

Днем Родику это не удалось – он шел позади офицеров и группы солдат, пытавшихся пройти через невидимое препятствие. И ему, конечно, не позволили самому ощутить, каково это – столкнуться с чем-то невидимым, эластичным и непреодолимым, словно резина?

Сказано – сделано! Родик, оглядываясь назад и стараясь не оказаться в поле зрения караульных, на цыпочках двинул вперед.

Незаметно для себя (скорее всего, потому, что смотрел чаще назад, на костер и гораздо реже – перед собой) он в какой-то миг вдруг понял, что давно миновал линию барьера.

Тут он остановился и сориентировался. Действительно, по тому, как далеко колыхалось пламя костра, получалось, что он невидимое днем препятствие миновал, даже ничего не почувствовав!

Родик Востоков все таки был воспитанником фронтовых разведчиков, а потому первой его мыслью было вернуться, разбудить капитана и все рассказать ему. Однако он сразу же отказался от этого своего намерения – в этому случае ему гарантировано будет «заказан» путь в деревню. А ему очень хотелось посмотреть, что там, внизу?

Почему, например, в окнах домов огни светятся, а замок стоит темный и словно бы неживой?

И он решил все разведать, а лишь потом вернуться – и ошарашить своих друзей, старших товарищей. Поразить их!

Тут, как по заказу, на небе высыпали звезды, под ногами стало видно дорогу, ведущую к деревне. Нет, на самом деле звезды были на небе и раньше, но словно бы до этого момента не светили, а в и д н е л и с ь сверху, а теперь вот свет их хоть и слегка всего лишь, но путь под ногами освещал.

Какой-то момент Родик Востоков колебался. Может быть, следует вернуться и взять фонарик и оружие, подумал он, но тут же прогнал эти трусливые мысли прочь.

Чудо, что его не заметил лежащий в «секрете» часовой. И второй раз такого чуда не произойдет, Родик это знал. Слишком опытными были разведчики.

Его и на этот раз просто не приняли во внимание – ну вышел за кустик мальчик – и вышел, сделает свое дело, и вернется.

Не был Родик фактором возможной опасности, вот его часовые и не проконтролировали, и не отреагировали, как положено.

Во второй раз так не будет! И Родик решительно зашагал вперед.

Ему не потребовалось много времени, чтобы дойти до первых домов, и тут он вдруг столкнулся с первой странностью.

Днем, от леса с пригорка, деревенские дома казались ухоженными, и главное – ц е л ы м и. А сейчас уже первый дом оказался не домом вовсе, а какими-то развалинами.

Нет, стены были на месте, крыша из дранки – также, но вместо окон с рамами и стеклами были оконные проемы с осыпавшимися от времени краями. Но огонек свечи как будто светил изнутри, и Родик, пригибаясь, двинул к дому.

Ограды в том смысле, как его понимают везде, не было – стоял полусгнивший плетень, кое-где поваленный, кое-где испещренный дырами и проломами. А вот ворота – были целыми, причем воротины раскрыты и напоминали широко разведенные руки человека, приглашающего гостей заходить в дом! На огонек…

Родик осторожно вошел во двор. И не пошел к полуоткрытой, свисающей на одной петле, двери, ведущей внутрь, в темноту сенок. Он решил обойти дом сбоку, и посмотреть в оконный проем.

А там уже определиться, входить внутрь или нет.

Сказано – сделано, Родик на цыпочках, глядя под ноги, чтобы не хрустнула ветка, пошел вокруг дома. Он оказался в саду, точнее – когда-то это был сад.

Плодовые деревья, выглядевшие при дневном свете зелеными, а некоторые цветущими, оказались сейчас, в сумеречном ночном свете, старыми, трухлявыми, а на их ветках вовсе не было листвы.

Родик настороженно смотрел по сторонам, пробираясь вдоль стены.

Скоро он приблизился к оконному проему и медленно, украдкой высовывая голову из-за нижнего его края, заглянул внутрь.

Земляной пол внутри дома был изрыт ямами, сбоку каждой лежал холмик земли. Это очень напоминало кладбищенский вид, но здесь…

Не было никаких свечек и лучинок. А были летающие огоньки. То и дело из одной ямы медленно выплывал зеленоватого оттенка трепещущий огонек, проплывал по воздуху и опускался вниз, в другую яму. А через короткое время он вновь поднимался, теперь уже красноватого цвета и плыл к третьей яме. А из первой уже выплывал новый зеленоватый огонек.

Пока первый плыл к третьей яме, второй огонек двигался к яме второй. Затем первый огонек исчезал в третьей яме бесследно, второй плыл сюда же, а следом двигался уже третий огонек.

И так – все время.

Это движение светившейся цепочки завораживало, и Родик на какое-то время попал под воздействие этого наваждения, но потом спохватился, тряхнул головой и встал на ноги в полный рост.

Он решил заглянуть внутрь и посмотреть, что же там находится внутри, в ямах? Откуда берутся эти странные разноцветные огоньки?

Он перелез через нижний край осыпающегося под тяжестью его тела оконного проема и тихонько двинулся к ближайшей яме. Огоньки не прервали своего движения, никак не изменили его. Они словно бы не обращали на мальчика никакого внимания.

Родик тихонько ступая по земляному полу, подошел к краю ближайшей ямы и заглянул вниз.

То, что он увидел на дне, заставило его отшатнуться и щучкой выпрыгнуть в окно. Приземлившись на руки, он, как учили разведчики, перекатился через голову и, оказавшись на ногах, напрямик бросился в сторону улицы, несколькими прыжками преодолев пространства бывшего сада. Он проломил ветхий плетень, вывалился на улицу и резко свернув в сторону, броском бросил тело вниз. Откатившись к краю плетня, он оказался в густой тени, и замер, ожидая возможную погоню.

Родик не зря изучал вместе с остальными умения разведчика – сейчас эти умения пригодились ему. И если бы его старшие товарищи видели Родика сейчас, они, наверное, гордились бы им.

Чего же так испугался мальчик?

То, что он увидел на дне ямы, действительно оказавшейся разрытой могилой, было просто невероятным. Там лежал полусгнивший труп, по которому ползали могильные черви, и труп этот светился фосфорным светом.

Но самым страшным было другое. Глаза на черепе, покрытом местами сползшей лоскутами кожей, были живыми. И они уставились прямо в лицо мальчика. И, как показалось Родику, мертвец при виде его шевельнулся.

Это и зставило мальчика выскочить в окно и теперь лежать неподвижно и выжидать.

Но время шло, а ничего не происходило; тишина стояла вокруг, окна полуразвалившихся домов то там, то здесь освещал трепещущий свет могильных огней. Родик был убежден, что и во всех других домах, где светились окна, свет этот порождали разлагающиеся на дне могил мертвецы, выделяющие фосфор.

И вот эти здравые мысли, которые пришли в голову Родика Востокова, воспитанника разведчиков и самого, по мнению мальчика, настоящего фронтового разведчика, охладили его голову и как-то успокоили. К нему вернулась способность рассуждать.

Ну, покойники, но что он, мало повидал покойников? Он ведь ни один месяц находился в разведвзводе, и кое-что успел повидать. А уж покойников-то…

Ну, огоньки, но ведь фосфор выделяется при гниении почти всегда. Отсюда – огоньки, ему не раз рассказывали поздними вечерами солдаты, что такие огоньки на кладбище видят по ночам многие. Они называются «огни Святого Эльма».

Что двигаются огоньки, как будто разумные? Да мало ли! Ну, двигаются, меняют цвет, и что?

А то, что покойник задвигался при виде Родика, так это и вообще могло показаться. Вот он сколько уже времени лежит, и где он – покойник?

Тут вдруг как по заказу неспешно выплыла полная луна, и ярко осветила своим светом все вокруг. Это успокоило Родика окончательно, и он решил – негоже возвращаться из разведки, не закончив дела.

И решил обследовать деревню до конца.

Он встал, вышел на середину улицы и тихонько направился в сторону центральной площади.

Туда, где возвышался огромный старый дуб.

 

3

По улице Родик шел осторожно, внимательно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Как будто пока ничего ему не угрожало – было тихо, огоньки так же, как и раньше, с наступлением ночи, подрагивали светом в темных полуразрушенных оконных проемах. А на небе как-то неправдоподобно ярко светила огромная Луна.

Вот так, стараясь не издать ни звука при движении, не наступить невзначай на ветку или щепу от плетня, Родик и двигался вперед, к площади.

Слева от него теперь уже совсем рядом возвышался замок. Впрочем, теперь, при ночном свете, хорошо было видно, что и замок фактически представлял из себя полуруины. Родик отложил себе зарубку на память – после площади обязательно подняться к замку и рассмотреть все подробнее – разведка должны быть полной, а для этого нужно осмотреть все, не оставляя что-то необследованным.

Если бы много лет спустя его спросили, почему он ничего не боялся, он не смог бы ответить на этот вопрос. Но словно что-то толкало его на все эти безумства – согласитесь, что по другому не назовешь такое вот безрассудное и бесстрашное путешествие двенадцатилетнего мальчика по жуткой деревне.

Родик тем временем уже вышел на площадь.

Она представляла из себя запущенное обширное пространство, все в колдобинах. По краям площади стояли дома. Угадывались некоторые из них.

Вон то, слева, явно было когда-то каким-то присутственным местом – может быть, деревенским правлением, в котором местный староста решал общественные дела, а то, напротив – шинком, где «обмывались» удачные продажи и не менее удачные траты денег покупателями. Наверное, здесь когда-то кипела жизнь, рекой лилась горилка, звучали громкие пьяные голоса. О сделках купли-продажи говорили полуразбитые прилавки деревенского базара возле дуба, когда-то, наверное, принимавшие одинаково охотно и молодиц с кринками молока и сметаны, и бабулек с корзинками, в которых гоготали утки и гуси, и серьезных молодцов с мануфактурным товаром – ситцами и иным тканьем…

Но сейчас все было в прошлом. Укатанная и утоптанная когда-то площадь ныне была изрыта, избита, всхолмлена и местами превратилась в болото из-за дождевой воды, скапливающейся в ложбинах и из-за глинистый почвы так и стоящей месяцами здесь, постепенно загнивая и подергиваясь ряской.

А под дубом вообще образовалось настоящее болото – зеленая вода, торчащие какие-то будылья засохших растений, а поодаль, возле ствола… Родик подошел ближе, так как не поверил глазам – но точно! Там росли несколько кувшинок, и венчики цветов их чуть покачивались на воде…

И как бы повторяя их движения, вторила чуть слышно им шелестящая листва дуба.

Хотя…

Родик присмотрелся к дубу и был очень удивлен, обнаружив, что, собственно, это растение не было дубом. Точнее, ствол-то был от дуба, только как-то необычно густо кора его была покрыта зеленоватым мхом, да и крона…

А ветви? Было хорошо видно, что вперемешку с отходящими в стороны от ствола толстыми ветвями местами были какие-то наросты, и от них вверх в глубину веток с листвой тянулись гладкие на вид и маслянисто блестевшие то ли трубки, то ли шланги – в общем, они не производили впечатления частей живого растения…

Да и листья какие-то необычные, не похожие на дубовые… А среди них в глубине густой кроны то здесь, то там виднелись какие-то странные светлые пятна – при мертвенном голубом свете Луны разобрать издалека было трудно, что это такое?

Но как только Родик попытался подойти поближе, крона дуба вдруг зашумела, словно бы начала клониться в сторону мальчика из ее густоты высунулся и потянулся к Родику огромный розового цвета цветок с широкими лепестками и дрожащими волосками в центре соцветия. Родик отшатнулся и отбежал в сторону: цветок, двигаясь на толстом и длинном стебле из стороны стороны, поискал мальчика, не нашел и втянулся обратно в крону. Гигантское растение выпрямилось, крона его успокоилась, и вновь лишь легкий шелест листвы напоминал о том, что здесь была жизнь.

В отличие от разбитых прилавков, немых домов с проемами вместо оконных рам.

Продолжая пятиться, Родик неожиданно споткнулся обо что-то ногой и чуть не упал на спину, но удержался. Он оглянулся посмотреть, что там такое у него под ногами, и увидел, что это ручка тачки. Точнее – ручной тележки, но опять-таки тележки не обычной, а трехколесной.

Обычно тележка всегда либо о двух, либо о четырех колесах, а здесь было три колеса: одно впереди и два сзади. И именно от задней оси тянулись две ручки. Тачка лежала на боку, и Родик увидел, что поодаль лежит вторая, третья, четвертая – да их было здесь множество! То тут, то там на площади стояли и лежали эти тачки.

Для чего? Они не производили впечатления старых, брошенных здесь за ненадобностью давным-давно…

Родик решил не ломать голову понапрасну, так как прекрасно понимал, что сам ответа на этот вопрос не найдет, а спросить – да у кого? У мертвецов, что лежали по домам в могильных ямах?

Так думал Родик, направляясь по широкой утоптанной дорожке, что извиваясь, вела по склону не очень высокого холма вверх, к развалинам замка. Двигаясь неспешно по дорожке, мальчик обратил внимание на то, что нельзя было разглядеть с пригорка, с которого рассматривали замок в бинокли разведчики: холм не был правильном формы возвышенностью, а напоминал вытянутую вдоль деревни возвышающуюся метров на десять вверх гряду. Причем – не каменистую, что было бы естественным для предгорий Карпат, а как бы насыпанную из земли.

Вот только кто и зачем мог насыпать такую громадину?

Между тем он приблизился в замковым воротам.

Стен у замка не было, просто возвышались обветшалые стены замкового строения, в котором, возможно, когда-то жили люди. Но если и так – то очень давно.

Деревенские домишки, выложенные когда-то из сырого кирпича, сырьем которому послужила глина, тем не менее стояли, разве что оконные проемы начали разрушаться. Да сгнили двери и плетни.

А тут… Стены замка были выложены из каменных блоков, крыша – черепичная, но даже такие стены от времени стали разрушаться. Кое-где блоки вылезли из стен, некоторые даже – выпали, и теперь валялись тут же, рядом. Крыша перекосилась, черепичная кровля была местами просевшей, местами – просто провалившейся внутрь. Воротин в дверном проеме не было вовсе.

В общем, сооружение давно должно было рухнуть, но каким-то образом держалось. Словно выполняло какую-то свою задачу, и пока не выполнит – завалиться не может!

Откуда-то до Родика вдруг потянуло жутким запахом гнили, знакомой любому воевавшему вонью гниющей человеческой плоти. Родик повертел по сторонам головой и увидел невдалеке от строения большую яму. Правильнее сказать – дыру в холме, диаметром метра два.

Вот к ней мальчик не пошел. Внутреннее чувство опасности буквально взревело сиреной, и Родик, который только что был почти спокоен, вдруг попятился тихонько назад, и почувствовал, как отчего-то волосы на его голове встали дыбом.

Самое жуткое из всего, что он уже увидел, было там, в дыре под землей, в глубине. И мальчику категорически не хотелось узнавать, что именно находится там.

Отходя таким вот манером, то есть – спиной вперед, Родик ухитрился ни разу не споткнуться, а когда оказался далеко и от ямы, и от стен замка, он повернулся и бегом побежал обратно вниз, то есть к площади с дубом. Запыхавшись, скоро он перешел на шаг. Площадь была уже рядом.

Между тем Луна понялась вверх, светила прямо над головой мальчика, и тени, которые отбрасывал дуб, дома, да и вообще все, укоротились и ясно видно было теперь, что в серебристой от света небесного ночного светила кроне дуба (Родик называл его по-прежнему «дубом», хотя ясно было, что это вовсе не дуб) виднелось множество казавшихся белыми сейчас гигантских цветков – не менее десятка!

Родик, не приближаясь к хищному растению, попытался припомнить, что это ему напоминает: зеленая лужа, кувшинки, и среди них… ну конечно же! Дуб навевал на мысль о р о с я нк е – хищном растении болот. Он во время своих странствий както попал в болотистую местность и видел, как охотятся эти цветы… Но вот только настоящие росянки – маленькие, и ловят они комаров, мошку, ну, может быть, поймают и удержат муху… А эти цветы, диаметром в метр каждый – кого ловят они?

И тут случай помог ему понять, кто же был объектом охоты «дубовой росянки», если позволительно будет так назвать этот чудовищный гибрид благородного представителя широколиственных деревьев – и маленького хищного болотного растения…

По дороге, ведущей с противоположной от пригорка с биваком разведчиков стороны, ярко светя фарами, спускался мощный «студебеккер» – трехосный американский грузовик с тентированным кузовом.

Водитель подвел машину к дубу так, что передними колесами «студер» вляпался в болотистую жижу, затормозил и заглушил мотор.

Родик Востоков замер. Из кабины грузовика, из кузова стали вылезать и спрыгивать на землю солдаты. Вслед за этим они все собрались вокруг офицера и вот тут-то все и произошло.

Крона «модифицированного» дерева наклонилась над ними, из нее вывалились вниз громадные цветки и каждый как-то очень ловко схватил свою добычу.

Родик в этот момент уже бежал к дереву, крича и желая предостеречь, но кого?

С хрустом сомкнулись огромные лепестки, сжимая человеческие тела, раздавливая кости и плоть. И тут же разжались, бросая то, что только что было живыми телами, на землю.

Родик споткнулся об одну из тачек и упал. Какое-то время он лежал, плача и колотя кулаками по земле, но изменения, произошедшие вокруг него, моментально привели его в сознание.

А потом и вовсе заставили вскочить на ноги и бежать в единственную свободную пока еще сторону – в сторону замка.

Здесь он и укрылся от опасности – забежав в чернеющий проем в стене внутрь и затаившись.

Потому что к ярко светившему невыключенными фарами грузовику со всех сторон собирались светящиеся зеленым фосфорным светом мертвецы.

Они выходили из домов, ковыляя, заваливаясь то и дело то вправо, то влево, шли к площади и брались за работу.

 

4

Родик, придя в себя и осмелев, подкрался к дверному проему и залег за выбитым и выщербленным каменным порогом, наблюдая за происходящим внизу.

Луна светила по-прежнему ярко, хотя и начала уже клониться к горизонту. Утро здесь, в предгорьях, наступало в это время года рано и как-то внезапно, сразу.

Но пока до утра было еще далеко.

И при свете ночного светила было отчетливо видно все, что происходило внизу, на площади перед дубом. Кроме того, все рассмотреть очень помогал свет фар автомобиля, по-прежнему ярко освещающих дуб и дающий отраженный от воды и кроны дерева рассеянный свет.

Родик видел, как мертвецы, приседая на подламывающихся ногах, с трудом загружали в тележки тела солдат. По одному на тачку. И затем, ухватив тележки за ручки, (а точнее, учитывая способ транспортировки – за оглобли), они, вытянувшись в цепочку, потащили скрипящие колесами тягловые агрегаты по дорожке вверх по склону холма, к замку.

Давалось это им с огромным трудом. Но они, как могли, помогали друг другу. Один «впрягался» спереди и тянул тележку, таща ее за ручки, а второй помогал ему, подталкивая сзади.

Влекомые таким тандемом, каждая тележка-тачка начала свой путь наверх.

При этом скрип ржавых колес разносился далеко окрест, а вот тягловая сила молчала: не издавали ни звука покойники – ни стонов, ни кряхтенья, ни сопенья… Словно это были механизмы, а не пусть и мертвые, но люди. И этот контраст между пронзительным звуком скрипяще двигающихся тележек и абсолютной ночной тишиной вокруг создавали столь устрашающий контраст, что Родик сжался в комок и невольно бросил взгляд в сторону пригорка, где все это время приветливо мерцающее пламя костра ночевья разведчиков теперь то и дело затенялось и заслонялось неясными силуэтами. В лагере советских солдат, судя по всему, также слышали все: и шум двигателя въеззавшего в деревню «студебеккера» и теперешний пронзительный звук несмазанных колес. И теперь «играли тревогу».

Родик Востоков, пусть и юный, но разведчик, не потерял способности рассуждать здраво. И он понимал, что пройдет какое-то время, пока капитан Дороганов захочет проверить – на месте ли невидимый барьер.

И вот тогда разведчики осторожно двинутся вниз по дороге к деревне. И хорошо бы их к этому времени предупредить обо всем, что происходит здесь по ночам.

Но это с одной стороны. А вот с другой – Родиком, не смотря на страх, овладело любопытство. Он почему-то совершенно не боялся всех этих мертвецов – вот дуб, например, был гораздо опаснее. А что могли ему сделать с трудом передвигающиеся покойники, пусть и страшные на вид своими полуразложившимися, кишащими могильной червью телами?

Ему, умеющему бегать так, как бегают все тренированные мальчишки его возраста?

И он решил досмотреть все до конца.

Тем временем кортеж тележек поравнялся с темным проемом, за порогом которого притаился Родик.

Одна за другой тележки проползали мимо. Тягловая работа давалась покойникам с большим трудом: Родин видел, как толкающий сзади одну из тележек мертвец упал – у него подломилась нога.

Караван не остановился: двигающаяся следом тележка переехала упавшее тело, и оно, беззвучно лопнув, вдруг исчезло.

Родик кулаком протер глаза. Ничего подобного, тело действительно исчезло. Не оставив после себя ничего – ни червей, ни кусков плоти, ни даже следов фосфора на земле и траве.

Это настолько поразило мальчика, что он потерял осторожность, встал на ноги и на цыпочках тихонько пошел следом за последней тележкой.

Тем временем происходило следующее. Тележки подкатывали к яме, из которой по-прежнему несло гнилостным духом, и объезжали ее, по пути сбрасывая в темную огромную дыру свою поклажу.

Когда был опорожнен короб последней тележки, мертвецы, побросав тачки, окружили яму, из которой вдруг стали раздаваться странные звуки. Это было похоже на сопенье, хрипенье, а потом снизу явственно донеслось чавканье.

Что-то там, в глубине ямы, к у ш а л о.

И вдруг звуки прервались, земля задрожала, и из ямы высунулась и впились в ее край острыми кривыми когтями громадная лапа.

Если это и была кисть руки человека, то трудно было представить его размеры: каждый палец был толщиной с руку Родика, а ногти-когти – длиной чуть ли не в полметра.

Мертвецы, увидев пальцы, задвигались и наконец-то зашумели. Они пытались, казалось, танцевать: неуклюже подпрыгивали, медленно поднимали руки вверх и пытались изображать ими ликующие движения. При этом каждый из них глухо ухал и охал, что, по-видимому, также означало крайнюю степень радости.

Остолбеневший от изумления, потерявший всякий страх Родик увидел, как один из танцующих, оступившись, упал вниз, в яму, и тут же вылетел оттуда, по дуге пронесся над головами своих мертвых собратьев и, упав прямо к ногам мальчика, тут же лопнул и исчез.

Это и привело Родика Востокова в чувство. А может быть, не это, а рев вдали заработавшего дизеля САУ, которая развернулась на пригорке и выдвинулась словно бы для стрельбы прямой наводкой.

Через секунду, громко вопя от ужаса, выкрикивая что-то вроде: «Товарищ капитан!» и «Ребята, ребята!!!», мальчик несся сначала вниз, прямо по траве склона холма, оказавшегося вовсе не обычным холмом, а могилой некоего громадного мертвеца.

А навстречу ему уже бежали по дороге разведчики.

Они встретились на середине пути, возле крайних домиков.

Родик, схватив капитана за руку, тащил его прочь от деревни, назад вверх по пригорку, взахлеб рассказывая о том, что происходит сейчас у замка.

– Подожди, толком расскажи! – приказал ему капитан, жестом руки останавливая солдат, уже намерившихся было двинуть по улице в направлении площади и дуба.

Рассказ Родика занял немного времени, однако то, что он рассказал, заставило капитана задуматься, а потом принять решение.

– А ну, все назад! – скомандовал он. Вокруг тем временем темноту разбавил свет приближающегося рассвета: Луна исчезла, звезды на небе поблекли, а на востоке чуть зарозовело небо.

– Това-арищ капитан… – жалобно протянул кто-то из разведчиков. Судя по всему, солдаты были намерены прочесать деревню и раз и навсегда разобраться с нечистью, которая гнездилась в ней.

– Назад, я сказал! – повторил Дороганов. – Через десять минут рассветет и барьер наверняка установится снова! Быстро назад, бегом марш!!!

Через несколько минут запыхавшиеся разведчики подходили к самоходке, возле которой стояли артиллеристы, напряженно вглядываясь вниз, туда, где находилась все еще окутанная темнотой деревня.

– Зубарев, – сказал, подходя к ним, командир разведчиков. – Снаряды в наличии есть?

– Полный боекомплект, товарищ капитан!

– Ну, тогда слушай мою команду! Сначала три залпа шрапнелью, цель – деревня и замок слева. Огонь, лейтенант!

– Есть, – козырнул артиллерист и скомандовал: – К орудию! Заряжай! Цель – деревня и замок, расстояние…

Глядя перед собой в бинокль, лейтенант определил и озвучил подчиненным координаты цели.

Дуло огромного орудия задвигалось, хищно нащупывая цель перед собой.

– Торопись, лейтенант! Светает, как бы барьер опять не восстановился!

И Дороганов присел, заживая ладонями рук уши. Это сделали и все остальные.

Выстрелы прогремели столь громко, что над головами солдат мигом взлетели с веток деревьев спавшие до этого птицы, и взмывая в светлеющее на глазах небо, принялись кружить в нем и что-то встревоженно сообщать друг другу на своем птичьем языке.

Пометавшееся эхо тем временем утихло, рассвет неумолимо вступал в свои права, и были уже хорошо видны даже без бинокля и деревенские домики, и замок на холме слева от них.

Какое-то время никаких изменений внизу не происходило. И капитан скомандовал:

– Дайте-ка пару залпов бронебойными прямо по замку!

Вновь прогремели залпы, и стены замка с грохотом обрушились вниз, шпиль с развивающимся в утреннем ветерке вымпелом отлетел далеко в сторону и воткнулся в землю. И тогда холм вдруг зашевелился.

Дрожь земли докатилась и до пригорка, на котором стояли разведчики. Все они вынуждены были расставить ноги пошире и балансировать, чтобы не упасть. Но думали они не об этом. Не могли они думать ни о чем, при виде раздвинувшего края свой могилы и встающего медленно на ноги огромного мертвеца.

Его рост, наверное, был около тридцати метров. Лучи утреннего солнца, еще толком не способные озарить лес, деревню и холм, тем не менее осветили голову великана и позволили всем людям увидеть заросшее диким волосом, черное лицо со светящимися алым глазами.

Мертвец взревел, и все увидели громадные, в полметра, белоснежные клыки кровососа и людоеда.

На какое-то время при виде такого зрелища все оторопели. Не растерялся лишь лейтенант.

– Прямой наводкой! Шрапнель, беглый огонь!!!

Несколько секунд ничего не происходило, потом пушка самоходки ударила раз, второй, третий… Промежуток между выстрелами не превышал десяток секунд, можно было только представить, с какой скоростью двигались под тентом САУ артиллеристы.

И стоящие снаружи могли наблюдать, как разрывающиеся внутри великана снаряды буквально рвали его на куски, с каждым взрывом во все стороны разлетались ошметки плоти – наверное, даже не плоти, но чего-то темного, что не долетая до земли, истаивало еще в воздухе…

Похоже, что лишь собранная в одно тело плоть мертвеца была в е щ е с т в е н н о й. Отрываясь же, куски ее просто напросто превращались в дым.

А может быть, это было следствием наконец-то появившегося над горизонтом солнца.

Кончилось все сразу. Был великан – и не было его больше. Да и ничего внизу не было, кроме деревьев, да выглядевшего совершенно инородным телом среди стволов елей «студебеккера».

Капитан тем временем подошел к лейтенанту и пожал ему руку. Зубарев, стирая пот со лба, закурил и направился к своей самоходке.

 

5

– На сборы – полчаса! – скомандовал разведчикам Дороганов и тоже закурил. Он стоял на пригорке, смотрел вниз на ложбину, где совсем недавно была призрачная деревня, да вот была – и сплыла!

– Родион! – позвал он воспитанника разведчиков. – Иди-ка сюда!

Родик подошел к нему, и капитан принялся выспрашивать у мальчика подробности его ночных приключений. Он слушал спокойный теперь рассказ мальчика, кивал и, покуривая, смотрел вниз. И думал… О чем? Да кто же его знает!

Через полчаса «виллисы», а следом то и дело взревывающая мощным дизелем САУ двигались между деревьев в сторону перегороженного лесным завалом шоссе. Дорога через лес, которой еще вчера они ехали, пытаясь обогнуть как-то завал, исчезла вместе с призрачной деревней. Но лес, на их счастье, был не очень густым и их средства передвижения без помех через час выехали к шоссе.

На подъезде у самоходки закончилось-таки горючее, но теперь артиллеристы, ничего не опасаясь, остались дожидаться его подвоза – разведчики твердо пообещали, что не двинутся никуда, пока не пришлют заправщик своим товарищам.

Удивление, которое они испытали, выехав на дорогу, было большим и неподдельным. Еще бы! Вчера они ехали по гладкому полотну покрытия, и удивлялись, как это война миновала эти места. Но она и не миновала, теперь они это видели отчетливо. Дорога была вся в колдобинах, местами колея была столь глубокой, что им предстояло, объезжая эти ямы, выруливать на обочину и двигаться сбоку дорожного полотна, прижимаясь к стволам деревьев. Да и сами деревья пострадали – некоторые были расщеплены разрывами снарядов. Воронки от снарядов и авиабомб были и на дорожном полотне, но кто-то уже успел засыпать почти все их землей и лесным дерном.

Посмотрев по сторонам, слева вдали капитан увидел загораживающий дорогу лес, и понял, что это был поворот, за которым они столкнулись с завалом. И скомандовал поворачивать влево.

Они доехали до поворота и – не увидели за ним ничего! Исчезли деревья, отгрызенные от основания кем-то… только почему же кем-то? Теперь ясно было, кем.

Тем, кто перегородил здесь шоссе и заставлял тем самым всех проезжающих сворачивать к деревне. Которая ночами оживала и ждала своих жертв.

Наверняка вчера был еще один завал где-то впереди – ведь почему-то «студер» с солдатами подъехал к противоположной стороне деревни!

Тем временем сзади них послышался шум, и скоро передовые машины с личным составом их полка подъехали к «виллисам» разведчиков. И капитану Дороганову пришлось выслушать от вылезшего из следующего во главе колонны трофейного «хорьха» начштаба полка полковника товарища Тишкина гневную отповедь:

– Ты это называешь прекрасной дорогой? Капитан, вы вчера трезвые ехали? Какого черта? Мы же полуоси все побьем!

– Когда это я говорил о дороге? – Дороганов был не просто изумлен, а совершенно ошарашен.

– Вчера, по рации! Я же с тобой лично на связь выходил! Хорошо, что мы с утра двинулись, а не пошли ночным маршем…

Разведчик сориентировался в ситуации сразу же: конечно, он помнит, что на связь выйти не смог, но ведь это он – не смог! А вот товарищ Тишкин – смог. Так что…

В общем, лучше согласиться! И он ответил, покаянно опустив голову:

– Да вчера что-то… Виноват, товарищ полковник.. Ну, расслабились малость, Григорий Вениаминович!

– Ладно, чего уж!.. – полковник, снимая фуражку, махнул рукой.

Товарищи, ведь стояло уже почти что лето! Лето 1944 года! И хотя воевать предстояло еще год, каждый из них понимал – теперь сражение идет уже только на победу, окончательную и бесповоротную!

Так что – можно и простить разведку, чего уж там…

И полковник сказал, вытирая платком пыль с лица:

– Ладно! Где хоть ночевали?

– Да здесь, рядом, в лесу. Тут наша САУ без соляры оказалась, ну, мы с артиллеристами за фронтовое братство и – по чуть-чуть…

– Понятно! – и Тишкин понимающе улыбнулся.

А Дороганов сказал вслед за этим лишь ему понятную фразу:

– Они ведь так нас выручили!

Тишкин понимающе кивнул:

– Ну, так ведь «бог войны»! Артиллерия-то!

– А мы – «царица полей»! Пехота-матушка! – поддакнул ему Дороганов. – Надо бы им заправщик подогнать…

– Подгоним! – твердо заявил Тишкин. – Петя! – позвал он ординарца. – Добеги до заправщика и передай мое распоряжение – пусть заправят САУ солярой полные баки!

И, доставая карту, сказал Дороганову:

– Придется вернуться! Давай-ка наметим новый маршрут, эта дорога не годится!

Уже через полчаса разведчики вновь катили далеко впереди основной колонны на «виллисах». А за колонной, замыкая ее, бойко двигалась самоходная артиллерийская установка с сидящим на вершине ее лейтенантом Зубаревым…

– х-х-х-х-х-х-х-х-х-х-

– Так это что – правда? – нарушил молчание в купе Русин. – Или вы все придумали нам на потеху, господин писатель?

Я усмехнулся.

– Да нет, – ответил ему я. – Это все мне рассказал Родион Востоков, бывший сын полка военной поры.

– А вот интересно, – сказал Онищук, двигаясь на полке и меняя положение тела. – Вы говорили, что это все связано с тем, что рассказывал солдат в 1915 году, ну, в рукописи подпоручика Русина…

Я в ответ пожал плечами:

– Я просто подумал, что странное совпадение. В рукописи рассказывается к князе-вурдалаке Драгомирове. От которого деревня смогла защититься, и он, оставшись без пищи, вынужден был впасть как бы в спячку – ну, помните, лег в могилу и уснул.

А теперь смотрите сами: дело происходило в этих же местах. Это первое. Раз Драгомиров был князем, то в 18—19 веках он жил в замке. А как же иначе? Почитайте историю того времени, в Закарпатье, как и в Венгрии и Румынии поместные князья жили в замках! Тут же были постоянные нашествия турок! Это – второе обстоятельство. А теперь последнее – вспомните Гоголя и «Вечера на хуторе близ Диканьки» – помните колдуна, который рос под землей сотни лет и вырос в гиганта? А что было в 44-ом году в тех же лесах? С кем столкнулись разведчики? С гигантским вампирам, который лежал под землей.

Не слишком ли много совпадений?

А если предположить, что тогда, в 1915-м году, солдат Перепелкин рассказывал правду? И этот князь полежал-полежал – да и нашел способ отомстить загнавшей его в могилу деревне! И в наказание сумел как-то превратить всех жителей в мертвецов, не обретших после смерти покоя, в вынужденных кормить вечно князя телами жертв, попадающих в силки гигантского растения…

– Ну, а чего же вы не расспросили подробнее своего попутчика? Этого – Родика? – задал вопрос Русин.

– Так ведь я тогда, Алексей Петрович, содержание мемуаров вашего деда не знал! Так что сравнивать рассказ Востокова мне было не с чем, и расспрашивать его поэтому мне было незачем!

– Значит, барьер был только днем, пока светило солнце… – сказал Игорь Сергеевич.

– Ну, конечно! Ведь нечисть оживает только с наступлением темноты! – подтвердил его мысль Русин. И добавил: – А днем привлекательный вид деревня принимала, чтобы у барьера приезжие заночевали, а ночью…

– Наверное, так и есть, – сказал я. – Или на ночь все преграды вокруг деревни снимались, чтобы заманивать ночных проезжих к дубу. Не зря ведь он так бросался в глаза! И стоял на площади, в центре…

– Все-таки верится, как говорится, с трудом, – проронил Онищук.

Вернувшийся в купе после очередного свидания с прокуренным тамбуром Сергей сразу же включился в дискуссию.

– Нет, мужики, а я – верю! После того случая с телевизором, огоньком и пропавшими бесследно людьми я на многое стал смотреть по-другому, шире, что ли…

На этой философской нотке наш разговор закончился: мы по очереди умылись и легли каждый на свою полку спать.

На другой день наши беседы мы возобновили сразу после обеда.

Обедать ходили в вагон-ресторан все, кроме Онищука – он сказал, что полежит, и перекусит «своим». Так что далее все мы сначала обедали в ресторане, потом стояли у окна в коридоре, а потом как-то сам собой возник спор о том, кто является символом российской поэзии. Доспоривали в купе, причем вскоре позиции определились – ярым сторонником Пушкина выступал Русин, я же озвучивал свое мнение. А оно таково – символ российской поэзии – Есенин.

Доказательством своей правоты я считал очевидный факт, что Россия целые тысячелетия была крестьянской страной, и вплоть до середины прошлого 20-го века более половины нашей страны составляли крестьяне.

– У нас нет ни одного человека, в чьих жилах не было бы хоть капли крестьянской крови! – горячился я. – А посмотрите на сериалы – наиболее удачные наши сериалы, снятые последние два десятилетия – это о сельской жизни. И смотрят их охотнее всего, и нравятся они почти всем нашим гражданам. Думаете, это случайность?

– Поддерживаю! – громко сказал Сергей. Он стоял в коридоре у окна, но внимательно слушал наш спор. – Я так скажу – Есенин и понятнее, и теплее, нежели Пушкин. А кроме того – он мой тезка!

– А вы нам зубы не заговаривайте, – чтобы не потерпеть окончательного поражения, шутливо поддел его Русин. – Вы нам рассказ обещали!

– А я готов! И вы приготовьтесь. Удивляться!

Быстренько сообразили «по чайку» на каждого, и приготовились мы – слушать, а Сережа – рассказывать.

– Я тогда только-только закончил школу милиции, и начал службу. Так вот эту историю рассказал инспектор угрозыска Скрибан. Если кто не помнит, в 70—80-е годы должности наши назывались не «оперуполномоченные», а инспектора…

Виктору Дмитриевичу было тогда около 40 лет…

С разрешения Сергея я записал рассказ на диктофон и получил согласие на литературную обработку его при подготовке публикации.

Я также еще раз обязался изменить все имена героев и не называть точных дат.

Что мною и сделано. Поэтому рассказ будет вестись сразу от имени нарицательного героя, так сказать от первого лица. Ну, а позже – от лица инспектора угрозыска.