Алексей. 1942
— Прежние документы я забираю. Ни к чему тебе с этой липой ходить. Вот, возьми новые. — Владимир Афанасьевич Седов, лысоватый круглолицый мужчина лет эдак пятидесяти с хвостиком, в полувоенном френче без знаков различия, столь любимого Самим и его окружением фасона, дождался, пока Белугин раскроет красную книжечку удостоверения и с искренним доброжелательством в голосе поинтересовался: — Что-то не так, сынок?
— Сержант госбезопасности? Всего лишь?
— А ты что думал! — Владимир Афанасьевич мигом скинул маску добряка и смотрел волком, рыча тоже вполне так натурально. — Какой из тебя, сопляка, капитан гэбэ? Это ж на армейский ранг полковник! Полковник! Ну-ка, подойди к зеркалу — вон в том шкафчике на дверке имеется, и посмотри — только внимательно! — где ты там полковника увидел? Совсем там у вас охренели, как я погляжу, лепят всякую туфту, словно мы все поголовно идиоты. Да тебя первый же мало-мальски грамотный оперативник в пять минут на чистую воду вывел. Думать надо! Так что, — Седов успокоился так же быстро, как и взорвался, — походишь в сержантах, не развалишься. А я покамест погляжу на тебя со стороны, что ты за птица. Будешь делать все как положено, так и быть, накинем тебе «геометрию» побольше. Ну а нет…
— Разжалуете?
— Зачем же, просто вернем тебя туда, откуда взяли, и делу конец, — бросил Владимир Афанасьевич равнодушно и потянулся к картонной папке, лежавшей на краю стола.
Алексей нервно сглотнул. В памяти еще свежи были не слишком приятные воспоминания о том, как его допрашивали на Лубянке. Куда там тому армейскому особисту! Нет, здесь звери работали матерые, опытные.
— …Значит, вы утверждаете, что некий майор военной разведки по фамилии Фурсов добровольно вручил вам вот этот предмет, а затем попросил передать его полковнику Косиванову? Я правильно вас понял?
— Да.
— Очень хорошо. И что находится внутри, вам неизвестно?
— Я уже говорил, нет. Товарищ следователь…
— Что-о?! Какой я тебе товарищ, иуда? Гражданин следователь! Понял?.. А теперь расскажи, гнида, кто тебе на самом деле поручил произвести террористический акт против ответственного работника ЦК.
— К-какой теракт, о чем вы, това… гражданин следователь? Мне никто ничего такого не поручал!
— Замечательно. Тогда как вы объясните тот факт, что в пакете обнаружена записка, где говорится…
Да, подставил его Фурсов. Грамотно подставил. Обвел вокруг пальца. Напрасно, видать, Белугин думал, что разведчик не обратит внимания на шероховатости и нестыковки в его «легенде». Ох, напрасно! Каждое слово, каждый жест, мельчайшая оговорка — все нашло отражение в бумаге, что хитрец-майор подложил в якобы сверхважный пакет.
Причем сам же Алексей его честно и притащил в расположение советских войск! Ну а контрразведчики мигом соорудили на ее основе такое дело, что впору или самому пистолет с одним патроном просить, или, что более правдоподобно, учитывая царящие в этом времени нравы, ждать короткого приговора военного суда, что с радостью отправит к стенке вражеского шпиона.
А он-то, в придачу ко всему, еще и язык распустил — начал требовать встречи с товарищем Седовым, тем самым доверенным человеком покойного комиссара Ведерникова. Ох как следователей этим обстоятельством обрадовал! У них тогда, похоже, разве что слюнки не потекли. Это ж на какой уровень сразу замахнуться можно было — фашистский шпион-диверсант жаждет увидеться с высокопоставленным партийным работником, входящим в орбиту Самого… Чуете? Ага, все верно, попахивает заговором с целью покушения на жизнь горячо любимого вождя народов. Не меньше!
Правда, когда о деле Белугина известили Москву, из-за облаков государственного Олимпа на излишне ретивых служивых грозно рыкнули и приказали немедленно отправить Алексея и все имеющиеся материалы в ЦК. Да так, что для транспортировки «шпиона» выделили «Дуглас» и сопровождение из целой эскадрильи истребителей. А в салоне с Белугина не спускали глаз сразу пятеро вооруженных до зубов «волкодавов».
Ну а затем две мучительно долгих недели Алексей судорожно отбивался от следователей на Лубянке. И только потом, когда он уже мысленно попрощался с жизнью, его привезли в какой-то особняк на окраине Москвы, где обитал товарищ Седов. Привезли ночью, в машине с задернутыми шторками, так, чтобы пассажир не запомнил маршрут движения и не узнал, где именно находится.
— Вернемся к нашим баранам, — прервал нерадостные воспоминания Белугина спокойный и ровный голос Владимира Афанасьевича. — Исходя из той тяжелой обстановки, что сейчас сложилась на южном участке фронта, ваши действия на том направлении нецелесообразны…
— Немцы начали наступление? На Сталинград, да? — не выдержал Алексей. — Так надо же принять меры, я могу…
— А ну, тихо! — хлопнул ладонью по столу побагровевший Седов. — Я не спрашивал твоего мнения. Все необходимые меры и так принимаются. Без сопливых!
— Но…
— Никаких но! Или ты, быть может, — Владимир Афанасьевич нехорошо улыбнулся, — решил, что я тебя вызвал для консультации? Захотел, значит, разузнать, что ждет нас в будущем? А потом, чай, потащу тебя на доклад к товарищу Сталину — чего мелочиться-то. Чтобы и его спасти и вразумить. Так? А никогда не задумывался, что тебя, к примеру, в Кремле может ждать не мудрый и добрый гений всех времен и народов, а усталый старик с прокуренными усами и вздорным характером, который изо всех сил тянет этот нелегкий воз. И ему не нострадамусы требуются, а свежие танковые дивизии, авиационные полки и хорошо обученные бойцы, способные воевать. Ты готов все это дать?
Белугин замялся.
— Да ведь я на самом деле много знаю.
— Вот и молодец. Только предупреждаю тебя, соколик, один-единственный раз: распустишь язык — разотру в порошок! Заруби себе на носу, нам твои предсказания даром не нужны. Все, что мы делаем, мы делаем сами. Ведерников, кстати, вполне разделял эту точку зрения и занимался только такими вопросами, которые не влияли на стратегическую линию развития СССР.
«Ага, исключительно наблюдал тут за тем, как вы в своей песочнице барахтаетесь, — усмехнулся про себя Белугин. — И не предпринимал ровным счетом никаких шагов, чтобы вы плясали под нашу дудку. Дон Румата Эсторский с малиновыми петлицами, блин. Смешно!»
— Я все понял, товарищ Седов. — Алексей решил, что вступать в пререкания сейчас будет совершенно излишне. — Извините, я вас перебил?
— А ты молодец, хорошо держишься, — неожиданно сказал Владимир Афанасьевич, одобрительно кивая. — Я, грешным делом, решил, что каши мы с тобой не сварим. Ан нет. Ладно, поглядим. Первым заданием для тебя будет вот какое дело: завтра вечером из Москвы в Куйбышев отправляется пассажирский поезд. В нем поедет некий господин со шведским паспортом. На самом деле он такой же швед, как мы с тобой. Так вот, — Седов кашлянул и испытующе взглянул на Белугина, — до места назначения он добраться не должен. Ни при каких обстоятельствах. В детективы с похищением документов и прочую чепуху играться не будем. Мне нужна только его жизнь. Точка. Вопросы?
— К чему такие сложности, почему нельзя его попросту переехать «случайным» автомобилем здесь, в городе? — Белугина откровенно удивила незначительность уготованной ему роли. В самом деле, использовать оперативника Службы в качестве простого киллера… Мелко как-то!
— Потому что этот человек должен уехать из Москвы целым и невредимым. К тому же за ним здесь ходит НКВД, а мне сейчас не до глупых войн с чекистами.
— А в поезде…
— А в поезде его охрану будут осуществлять совсем другие люди. Вот с ними уже можно не церемониться — претензий не будет. Сумеешь обойтись малой кровью — хорошо, нет — не страшно, любой скандал мы замнем. Лучше всего, если операция будет обставлена как несчастный случай, но это в идеале. Как, справишься?
Белугин задумался. Превращаться в банального убийцу не хотелось. С другой стороны, Алексей догадывался, что предстоящее задание является своеобразной проверкой, которая должна повязать его с Седовым раз и навсегда незримой, но прочной ниточкой, что крепче иных кандалов. И что теперь делать? Попросить у Владимира Афанасьевича телефон и попробовать связаться с местной резидентурой? Смешная шутка. Аж плакать хочется. Да-с, похоже, иного выхода, кроме как согласиться с предложением, у него нет. Пока нет.
— Скажите, вы сказали, что не хотите войны с чекистами. Значит, не принадлежите к этому ведомству? — Седов согласно кивнул. — Но как же тогда Ведерников — он ведь служил в НКВД? Да и документы для меня изготовлены там же…
— Я работаю в Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), — спокойно произнес Седов. — А если точнее, то выполняю поручения непосредственно товарища Сталина. И комиссар Ведерников представлял в НКВД наши интересы. Еще вопросы?
Евгений. 1906
Дыхалки не хватало категорически. Ну сколько он пробежал — пару кварталов, не больше, а ощущение такое, словно на финишной прямой марафонской дистанции. Белугин в который раз помянул недобрым словом таинственного стрелка, всадившего в него пулю в казарме, и дал себе сто тысяч двухсотый зарок поджарить урода на медленном огне. Когда поймает, разумеется.
Преследователи не унимались. Они молча неслись за беглецом, отставая от того метров на тридцать. Не больше. Судя по всему, у них с физической формой дело обстояло значительно лучше, чем у Евгения. Настораживало, что они не стреляли. Казалось бы, чего проще — перебей жертве ногу, да и пеленай тепленького. По крайней мере, сам Белугин поступил бы на их месте именно так. Решили взять живым и невредимым? Боятся привлечь лишнее внимание? Выходит, это не полицейские или там жандармы, а кто-то другой. Кто?
Свернув в какой-то переулок, Евгений налетел на дворника в длинном фартуке, нелепо замершего с совком в руках в неровном круге света покачивающегося на ветру старомодного фонаря. Вот баран! И чего ему дома не сидится, ночь ведь на дворе.
Короткий удар, резко оборвавшийся вскрик, и путь свободен. Перепрыгнув через падающего дворника, Белугин кинул быстрый взгляд назад. Первый из преследователей как раз выскочил в этот момент из-за угла. Оп-па! А личико-то знакомое. Дай бог памяти, где же он его видел? Эх, старость не в радость. Погоди-ка, не мистера ли Джеймса подручный? А ведь похоже. То-то «англичанин» в прошлый раз так странно рассматривал Белугина. С эдаким холодным любопытством, словно перед ним диковинное насекомое. А он — собиратель коллекции, готовящийся насадить вожделенный трофей на булавку и засунуть под стекло. Или как там эти «натуралисты» действуют? А, ладно, не до того сейчас.
Евгений пробежал через двор, с разбегу перекинул тело через забор, зацепившись кончиками пальцев за неструганые доски, молясь про себя всем известным богам, чтобы за ним не оказалось какой-нибудь занесенной снегом ямы или чего-нибудь подобного. Повезло. Чисто. В смысле, шею он себе не свернул, и хорошо.
Плечо запоздало пронзила огненная спица боли. Белугин зашипел, стискивая зубы, но упрямо побежал вперед, превозмогая себя. На глаза попалась раскрытая дверь в какой-то сарайчик. Не успев до конца подумать, хорошая ли это идея или не очень, Евгений влетел внутрь, прижался к стене и замер, стараясь слиться с тенью и не издавать ни звука. Только кровь тяжело стучала молоточками в виски. Бу-бух… бу-бух…
— Господин Белугин, хватит прятаться, выходите. — Насмешливый голос неприятно резанул слух. — Что за нелепая идея укрыться в этом клоповнике. Право слово, не ожидал от вас такого. Ну будет, будет, не делайте вид, что вас там нет — следы на снегу выдают с головой!
Черт побери! Евгений даже зажмурился. Ну надо же быть таким идиотом, зима ведь на дворе! Влип, как зеленый юнец. Инструкторы, наверное, в гробу со стыда сейчас переворачиваются. Хотя вроде бы не всех тогда при взрыве орбитального транспорта накрыло? И что теперь прикажете делать?
— Господин Белугин, сколько можно вас ждать? — Голос несколько построжел. — Я бы с превеликим удовольствием вошел сам, но боюсь, что вы решите попробовать разделаться со мной, как с тем бедолагой-дворником. Кстати, насколько я понимаю, убраться отсюда подальше и в ваших интересах тоже. Или хотите пообщаться с полицией?
Преодолев секундное колебание, Евгений шагнул за порог.
— Оружие? — Белугин повернул голову направо. Человек стоял грамотно. По меркам этого времени, конечно. Евгений мог с ходу припомнить как минимум пару приемчиков, гарантированно выводящих противника из строя как раз в данном антураже, но все портил второй субъект, молчаливо маячивший поодаль. Причем так, что достать его не представлялось возможным. По крайней мере, с гарантией. А слабо поблескивающий в его правой руке предмет, чертовски напоминавший револьвер, делал положение и вовсе безрадостным. Нет, ну надо же было именно сегодня поддаться на уговоры Ольги и выйти из дома без пистолета!
— Если бы у меня было оружие, то мы с вами уже поговорили бы. Раньше. И по-другому.
— Понимаю. Что ж, будем считать, что нам сегодня повезло немного больше, чем вам. Прошу. — Человек приглашающе взмахнул рукой, указывая на тропинку, причудливо вьющуюся между сугробов. — Надеюсь, больше мы не будем состязаться в беге?
— Не будем, — угрюмо согласился Белугин. Субъект с револьвером шагал впереди него на безопасном удалении, кидая то и дело внимательные взгляды назад. Чувствовалось, что подобные переделки для него не в новинку.
— Я бы еще раз попросил вас не совершать опрометчивых поступков, — попросил сзади второй. — Расслабьтесь. Понимаю, что трудно, но вы уж постарайтесь. Хорошо?
Евгений с шумом выдохнул. В самом деле, что это на него нашло, ясно же, что ничего плохого ему пока не грозит. Хотели бы, подстрелили давным-давно. А так, и дураку ясно, получили приказ доставить к кому-то в целости и сохранности. Попробовать маленько прокачать ситуацию? Собственно, почему бы и нет, что он теряет.
— Надеюсь, господин Джеймс не велел вам делать во мне лишних дырок? Признаться, с недавних пор я очень негативно отношусь ко всему стреляющему, направленному в мою сторону.
Так себе пробный шар, если честно. Но, как говорится, за неимением гербовой.
— Вы так торопливы. — Голос за спиной изменился с насмешливо-угрожающего на холодно-предостерегающий. Что ж, и на том спасибо. Белугин решил больше не вступать в дискуссию и погрузился в собственные мысли. Невеселые по большей части.
С дачи они с Ольгой отправились в город. Прикрывавшие их боевики все время находились неподалеку. Даже не поймешь сразу, то ли охрана, то ли конвоиры. Когда Евгений в шутку сказал об этом Ольге, та смерила его презрительным взглядом, обидчиво поджала губы и отвернулась.
В Москве они долго петляли по улицам, пару раз меняли извозчика и, наконец, добрались до нового места обитания. Сначала Белугин несколько опешил, увидев глухую каменную ограду с видневшимися вдалеке массивными одностворчатыми воротами.
— Не рановато тебе в такое заведение? — шутливо осведомился он у Ольги. — Если не ошибаюсь, это ведь Покровский женский монастырь.
— Не смешно, — отрезала девушка, построжев лицом.
— Ладно, не буду, — покладисто согласился Евгений.
Пройдя цепочкой по узкой тропинке, они вышли к большому садовому участку, вольготно раскинувшемуся за оградой.
— Летом здесь, наверное, красиво, — пробормотал себе под нос Белугин, с интересом рассматривая узкие дорожки, выложенные гравием, — даже сейчас хорошо расчищенные и плотно утрамбованные, — пролегавшие в тоннелях высокого кустарника. И над всем этим великолепием царила такая мирная, устоявшаяся тишина, что казалось, будто все мирские напасти и невзгоды обходят это место стороной, не осилив высокой каменной ограды.
Охранники уверенно свернули на едва приметную тропинку и, раздвигая руками низко нависшие ветви, повели их в глубь участка. Метров через пятьдесят они вышли на небольшую поляну. Справа к ограде прижался небольшой флигелек, покрытый бурой черепицей.
— Пойду доложу, обождите немного, — сказал Павел и ушел в дом. Евгений хотел было закурить, но вовремя вспомнил, где находится. Ольга стояла молча, с совершенно безразличным видом. «Студент» топтался неподалеку, сторожко оглядываясь по сторонам.
Евгений на всякий случай прикинул, как отсюда удобнее добираться до полученной в Питере явки московского отделения Службы и недовольно поморщился. Выходило, что придется тащиться чуть ли не через весь город.
— Заходите, товарищи, — прервал его размышления показавшийся на крыльце Павел.
— Нам, если можно, общую келью, — улыбнулся ему Белугин, проходя мимо.
— Обязательно, — вернул улыбку охранник. — Сейчас по коридору прямо, потом направо и до самого конца. Там и будет ваша, хе-хе, келья.
Комната поразила своей аскетичностью. Узкая кровать, заправленная синим одеялом, два табурета… что еще? Да все, пожалуй.
— М-дя, явно не «Хилтон», — подвел итог недолгому осмотру Белугин. — Оля, ты где расположишься?
— Ты обожди, я скоро. — Девушка исчезла в коридоре, оставив на кровати свою сумочку. Евгений задумчиво глянул ей вслед, на цыпочках подошел к двери и осторожно выглянул наружу. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ольга уверенно открывает дверь в другую комнату, расположенную чуть наискосок, по противоположной стороне.
А прямо на пороге ее встречает… да нет, не может быть! Память, услужливо воскресившая прочитанное некогда совсем по другому поводу досье, теперь «выводила на экран» внутреннего зрения ровные строчки сопроводиловки:
«Гришаков Фома Савич, из старообрядцев. Владелец одной из десяти крупнейших московских текстильных фабрик. Годовой доход…» Мама дорогая, здравствуй! Это что же получается, господа революционеры уже успели на прямой контакт с представителями купеческой аристократии выйти? Нет, не Морозов и не Гучков, и даже не Рахманов с Третьяковым, но фигура та еще — такими деньжищами пахнет, что закачаешься. Или… стоп, может, ларчик открывается проще — боевики решили (не безвозмездно, конечно) пособить промышленнику от конкурента избавиться? Значит, вот откуда растут ноги у липового покушения. Но, погодите-ка, зачем Гришакову здесь светиться, все ведь уже вроде бы обговорили. Непонятно. Что ж, тем интереснее, судя по всему, будет дальше. С этой мыслью он аккуратно, стараясь не шуметь, прикрыл дверь.