Алексей. 1942
Отправление эшелона задерживалось. Белугин попробовал было узнать что-нибудь у проходящего мимо чумазого обходчика, но тот лишь устало пожал плечами и прошел мимо, стуча длинным молотком по буксам вагонов. Боец, обещанный Таругиным, тоже не торопился, поэтому Алексей решил наплевать на осторожность и пойти размяться. Опять же организм настоятельно требовал посетить заветный домик с окошком в виде сердечка на двери.
Справив нужду, молодой человек решил заглянуть в здание вокзала. Не то что для этого имелся какой-то значимый повод, просто ему вдруг остро захотелось пощекотать себе нервы. А ну как Белугина там ждет засада? Мальчишество, конечно, но, учитывая возраст и невеликий стаж практической работы в Службе, простительно, наверное?
Алексей незаметно для окружающих проверил оружие, переложил портфель в левую руку и решительно направился к зданию вокзала.
Небольшое приземистое помещение было многолюдным, но каким-то притихшим. Пассажиры гнездились вокруг своих чемоданов, узлов и кошелок, с трудом разместившись кто на скамейках, а кто и прямо на полу. Под потолком тускло блестела единственная лампочка, отчего стоял полумрак. Окна, заклеенные крест-накрест бумагой и закрашенные белой краской, свет почти не пропускали.
Белугин прошелся по залу, осторожно переступая через ноги и вещи, стараясь не задеть дремавших, вымотанных утомительной дорогой людей. Заглянул в кабинет к начальнику станции. Но там никого не оказалось. Ну и ладно, не очень-то и хотелось!
Возвращаясь к выходу, парень еще раз внимательно осмотрел людей, находившихся в зале. Что-то не давало ему покоя, какая-то пропущенная деталь надоедливо свербила в голове. Знакомое лицо? Да нет, он совершенно точно никого не видел раньше. Патруль? Но бойцы проверяли только военных, на Алексея они внимания не обратили.
И в этот момент Белугин буквально всем телом почувствовал, как в спину ему уперся чей-то тяжелый, осязаемый физически чужой взгляд. Резко, совершенно не заботясь об осторожности, Алексей обернулся, но… никого! Лейтенант с артиллерийскими эмблемами на петлицах мирно дремлет, уронив подбородок на грудь между стариком и молодой женщиной в белом платке, несколько бойцов сосредоточенно обсуждают что-то вполголоса, собравшись в кружок, несколько ребятишек шныряют между лавок словно воробьи. Нет, никто не проявляет к застывшему у двери молодому человеку никакого интереса. Чушь какая-то. Ладно, придется оставить все как есть.
Когда Алексей добрался до знакомого вагона, то обнаружил, что тот перестал быть хвостовым — позади него прицепили еще пару платформ и вагон. Данное обстоятельство весьма порадовало Белугина, потому что мотало до этого, как лягушку в центрифуге.
На площадке также произошли изменения: Алексей увидел там не только таругинского бойца, но и пожилого железнодорожника в форменном плаще и фуражке с приметной большой родинкой над губой. Высокий, еще достаточно крепкий старик обстоятельно обсуждал с караульным недавнюю сводку Совинформбюро, печально шмыгая носом.
Белугин предъявил удостоверение, а потом отозвал красноармейца в сторону и вполголоса, наблюдая попутно за деликатно отвернувшимся в сторону железнодорожником, тихо спросил:
— Что за дед?
Боец, низенький круглолицый татарин, начал было объяснять ему, тараторя, как пулемет, и безбожно путая родную речь с сильно искаженными русскими словами, но Алексей вскоре досадливо махнул рукой и решил не лезть больше с расспросами — понять хоть что-нибудь в этой скороговорке он не мог. Общаются люди на своем птичьем языке, вот и пусть себе общаются. Лишь бы к нему не приставали. Вроде до соседней станции железнодорожник едет. А может, и нет. Хотя вот ведь странность, до этого они вроде бы нормально между собой изъяснялись. Или ему это только показалось?
— Вы не сомневайтесь, товарищ, — сказал в этот момент старик, бесхитростно глядя Белугину прямо в глаза. — Документы у меня в полном порядке, могу показать, если нужно. — Он потянулся к пуговице плаща, но Алексей жестом остановил его.
— Не беспокойтесь. Это совсем не мое дело.
— Да как же, — озабоченно нахмурился железнодорожник, — а меня предупредили, что вы из органов. Мы порядки знаем!
«Ну, Таругин, вот трепло, просил же никому лишнего не болтать!» — раздраженно подумал Белугин, с тоской наблюдая за суетящимся дедом. Тот все-таки выудил из внутреннего кармана бумаги и торопливо совал их молодому человеку.
Боец тем временем подошел к краю площадки и, высунув голову, начал смотреть в сторону головы эшелона.
Алексей нехотя развернул сложенные пополам листы. Быстро проглядел их.
— Надо же, мы с вами, оказывается тезки, — засмеялся он. — Я ведь тоже Алексей Михайлович!
— В самом деле? — вежливо поинтересовался железнодорожник. — А фамилия ваша какая, позвольте полюбопытствовать? Если не секрет, конечно.
— Нет, мы с тобой, батя, не настолько тезки, — ухмыльнулся Алексей. — Я Белугин.
— Жаль, — казалось, искренне огорчился старик. — Занятно вышло бы. Ну а мою в документах прочитали, поди? Махров. Алексей Михайлович Махров, инженер. Будем знакомы! О, вроде тронулись?
Паровоз издал протяжный гудок, и состав дернулся с места, лязгнув тарелками буферов, начал медленно набирать скорость. В уши Алексею ударил ставший уже привычным за последние дни гул железа, а пол мягко закачался под ногами.
Татарин-караульный вернулся на свое место. Поправил висящий на груди автомат. Махров стоял рядом с бойцом, равнодушно глядя на бегущие назад пейзажи. Вот на склоне промелькнула надпись «Счастливого пути!», выложенная с любовью из кусков побеленного щебня. Дай-то бог.
«А вот интересно, — задумался вдруг Белугин, — почему у охранника «ППШ»? Вроде в это время пистолеты-пулеметы были еще большой редкостью и их в тыл не отправляли, оставляли на передовой. Или это раньше так полагалось делать? Черт, вот не помню этих подробностей, хоть убей. Хотя, может, ему оружие в тылу вручили, перед отправкой на фронт. Все может быть. Погоди-ка, а танкистам разве не ППС полагался? И не спросишь, вдруг все не так». — Молодой человек почувствовал, что запутался, и решил отложить пока этот вопрос до выяснения в более подходящих условиях. Не хватало еще проколоться на какой-нибудь детали, известной каждому аборигену. Алексей в очередной раз подумал о том, какими же обширными знаниями должен обладать настоящий путешественник во времени. И опять душу наполнила гордость за брата — вот кто мог с законным основанием считаться профессионалом. И времечко ему досталось ой какое непростое, а ведь работает там уже не первый год. Не случайно на одной из лекций преподаватель приводил им пример как раз из одной операции, успешно проведенной Женькой. Алексей после недели две был настоящей звездой факультета, согретой лучами славы родного человека.
— Позвольте полюбопытствовать, — Махров слегка прикоснулся к локтю Белугина, прервав воспоминания, — а вы что же, до самой Москвы здесь ехать планируете или раньше сойдете?
— Что? — Алексей не сразу врубился в смысл вопроса. Но как только до него дошел смысл сказанного, мгновенно насторожился. — Откуда вы знаете, что я в Москву еду, кто это сказал?
Старик мягко улыбнулся.
— Узнаю повадки чекистского ведомства, — произнес он с каким-то радостным умилением. — Всех подозревают, во всем склонны видеть происки врагов. Не волнуйтесь, молодой человек, ларчик открывается гораздо проще: я, как видите, некоторым образом причастен к работе железной дороги и потому немного в курсе того, куда следует тот или иной эшелон. Собственно, я и оказался здесь именно по этой причине. Мне тоже необходимо попасть в столицу.
«Как просто. — Белугин перевел дух. Ему стало немного стыдно за свою вспышку. — Дед ведь и в самом деле служит на железной дороге, сам его документы проверял. Вот беда, нервы совершенно разболтались, так скоро на прохожих бросаться начну».
— Извините, что-то устал я, — сокрушенно вздохнул Алексей. — Командировка нелегкая выдалась, вот и сорвался. Да, я тоже в Белокаменную следую. Не знаете, завтра на месте будем или как?
Махров усмехнулся.
— Кто ж его знает. Тут как повезет. Хоть и навели с этого года относительный порядок на нашем направлении, но бардака все равно хватает. Можем стрелой долететь, а можем и встать где-нибудь надолго.
— Но у нас эшелон воинский, — забеспокоился Алексей, которому совершенно не улыбалось застрять в шаге от конечной точки путешествия. — Им зеленая улица при движении полагается.
— Так-то в теории, — терпеливо ответил старик, — а на практике столько разных мелочей случается. И все они могут оказаться либо счастливыми, либо, наоборот, весьма прискорбными. — Глаза Махрова вдруг недобро блеснули, а взгляд полоснул Белугина подобно отточенному клинку. Алексей даже невольно подался назад, едва не полетев с площадки, но вовремя ухватился за поручень, прижав к себе покрепче драгоценный портфель.
— Ну и замашки у тебя, дед, тебе бы следователем у нас поработать, ни одна гадина бы не отмолчалась!
— Хе! — Махров пренебрежительно махнул рукой. — Велика мудрость. Заставить человека сделать то, что тебе нужно, совсем просто. Ну, вот, например. — Инженер повернулся вполоборота к Белугину, посмотрел на караульного, произнес какую-то фразу — за шумом молодой человек не расслышал ее — и круглолицый татарин вдруг отшагнул к стене вагона, оперся на нее спиной, широко расставив ноги для устойчивости и, передернув затвором, направил на Алексея ствол автомата.
— Видите, как легко, — удовлетворенно улыбнулся Махров. — Кстати, позвольте портфельчик ваш попросить?
Евгений. 1907
Вспоминая облик главы петербургской резидентуры — холеный, с пышной шапкой волос, аристократ до кончиков пальцев, — нельзя было не отметить, что московский коллега в этом смысле здорово ему уступал.
Жилистый, горбоносый старик в запачканной копотью белой рубахе, назвавшийся Борисом Львовичем, чинно сидел у постели Евгения на придвинутом вплотную ужасно скрипучем венском стуле. Белугин уже дважды просил сменить мебель, которая раздражала нестерпимыми звуками, царапающими душу, но резидент хладнокровно пропустил эти заявления мимо ушей. Он вообще являл собой олицетворение спокойствия, невозмутимости и умения концентрировать свое внимание только на тех вопросах, что интересовали непосредственно его самого.
Немного оживился и проявил хоть какие-то человеческие чувства он лишь однажды, когда Белугин, узнав, что бумаги бесследно исчезли вместе со «сладкой парочкой» Залогин — Седов, начал яростным шепотом проговаривать сначала Малый загиб Петра Великого во всех известных ему вариантах, а потом и Большой. На Морской и Казачий силенок не хватило, мужчина выдохся и замолчал, но резидент все равно восхищенно поаплодировал и с интересом спросил:
— Где научились, коллега, они ж утерянными считаются? Нет, кое-что я слышал, но в таком объеме… Не возражаете, если запишу для себя? Полезная штука, в работе иногда помогает похлеще пистолета, уж поверьте на слово. Особенно, если к месту употребить.
Но Евгений лишь угрюмо покривился. Какая, в центр мирового равновесия, теперь разница?
— Пользуйтесь на здоровье, мне не жалко.
Борис Львович вежливо наклонил голову.
— Спасибо. А теперь, если позволите, давайте снова вернемся к вашим приятелям. Постарайтесь вспомнить в самых мельчайших подробностях, не упуская, по возможности, ни одной детали, все разговоры с ними или о них — вдруг обнаружится хоть какая-нибудь зацепка, а мы по ней сможем выйти на след этих господ?
— Опять двадцать пять! — не выдержал Евгений. — Я четырежды все рассказывал, сколько можно?
Резидент безмятежно улыбнулся ему, стул в очередной раз пронзительно скрипнул. Белугин страдальчески закатил глаза. Оставалось надеяться, что к нему не применят «сыворотку правды». А что, вполне реальный вариант — на кону слишком много стоит.
Евгений постарался выбросить из головы все посторонние мысли и сосредоточиться на главном. Но сделать это было не так-то просто. В самом деле, обидно потерять главный приз буквально на финише.
В дело вмешалась досадная случайность. Как рассказали по распоряжению своего начальника сотрудники резидентуры, обеспечивавшие прикрытие Белугина, с недавних пор в Москве стали наблюдаться довольно странные явления. Аппаратура Службы, такая надежная и безотказная, вдруг стала частенько сбоить, выдавать какую-то абракадабру, а то и попросту выходить из строя. Техники с ног сбивались, пытаясь установить причину этой катавасии, но пока безрезультатно.
К слову, именно по этой причине погиб оперативник на даче в Новогирееве — как показало внутреннее расследование, его личный жетон, замаскированный под бляху сотрудника охранного отделения, не сработал при приближении боевиков, не предупредил своего хозяина об опасности. Неслыханное дело, между прочим, эти маленькие приборчики, прозванные в Службе «ангелами-хранителями», до сих пор никогда не подводили.
Вот и Евгения, отправившегося на квартиру инженера Махрова, в компании с боевиками, наблюдатели банально потеряли. Слишком привыкли полагаться на технику и потому бездарно потратили чересчур много драгоценного времени на доклады начальству и поиски решения возникшей проблемы.
И поэтому подстраховать коллегу, когда по тому же адресу появился небезызвестный Джеймс со своими прихвостнями, страстно желающий разобраться с так беспардонно кинувшим его «товарищем Эженом», оказалось некому. Кстати, вот ведь забавная штука, аборигену понадобилось гораздо меньше усилий, чтобы найти бывших товарищей по партии, чем представителям так далеко, казалось бы, ушедшей в своем развитии цивилизации. Прослойка профессиональных революционеров в этом времени была чрезвычайно тонкой, так или иначе все друг друга знали и даже при самых непримиримых разногласиях теоретического порядка все равно общались. Особенно когда речь шла о реальном деле. Так что навести справки через общих знакомых Джеймсу оказалось проще пареной репы.
Белугину оставалось лишь бессильно скрипеть зубами: ведь знал же, не один год вращался среди этой отмороженной на всю голову публики. Недоверчивые к посторонним, они проявляли странное легкомыслие и открытость в общении друг с другом. Террорист, взращенный, к примеру, анархистами, легко шел на контакт с эсерами и запросто участвовал в их акциях без всякого осуждения товарищей по партии. Что уж говорить о такой «мелочи», как обмен информацией!
Поражала разве что скорость, с которой Джеймс просек, что его дурят, и то, как быстро он нашел разговорчивого человечка, осведомленного о планах Ольги и ее руководителей. Жаль, что спросить об этом теперь не у кого: все нападавшие на Евгения были убиты в короткой схватке подоспевшими к шапочному разбору оперативниками Службы.
— Раззявы! — сказал, как припечатал, по этому поводу Борис Львович. А Белугин почему-то поежился — под внешним спокойствием резидента угадывалось нечто большее. Так, в невинной волне с забавным белым гребешком, что лениво бежит к берегу, порой таится мощный удар. И горе неосторожному купальщику, попавшему под него, легко можно потерять голову. В прямом смысле слова. Довелось однажды видеть, кажется, на Лазурном Берегу, как совсем еще нестарого и довольно крепкого мужчину крутануло словно щепку, приложило о прибрежные камни, и спасти его, к сожалению, не удалось.
Сотрудники оправдывали свои действия жутким цейтнотом и непосредственной угрозой для жизни коллеги. В тот момент, когда они оказались на месте событий, Джеймс и его подручные находились возле саней, где валялся без памяти Евгений. И, судя, по всему, церемониться с ним никто не собирался: на записи, которую вел один из оперативников, был отчетливо слышен приказ добить «товарища Эжена».
— А Залогин и Седов? — поинтересовался Белугин.
— Рядом больше никого не было, — ответил после чуть заметной паузы Борис Львович. — Мои ребята обыскали там все вокруг, буквально землю носом рыли, но безрезультатно.
— И бумаг во внутреннем кармане моего пиджака… — грустно улыбнулся Евгений, зная уже, что услышит сейчас.
— …не было! — закончил его мысль Борис Львович.
Вот тогда Белугин и вспомнил о «творческом» наследии великого государя прошлого.
— Партийные явки, адреса близких, родни — попробуйте вспомнить хоть что-нибудь, Белугин! — Резидент сверлил Евгения тяжелым взглядом. — Дайте нам хоть малюсенькую зацепку, а уж дальше мы постараемся размотать этот чертов клубок!
Легко сказать, дайте зацепку. Где ж ее взять? Залогин появился в день операции, раньше Белугин с ним не встречался. Что про него известно? Если судить по внешнему облику, манере поведения и речи, то парень из крестьян. Правда, информация эта по своей ценности стремится к нулю — большая часть многомиллионного населения России относится к этому же сословию. Нельзя даже сказать уверенно, из бедняков он или из зажиточных, слишком мало они общались. Партийная принадлежность? Мимо кассы, не представлялся он. С равным успехом может оказаться вообще из блатных, как и почивший в бозе Мотя.
«Студент»-Седов. Здесь теплее. Во-первых, он из партийных боевиков. Причем, несмотря на юный возраст, со стажем. Во-вторых, парень из образованных — скорее всего из отчисленных за революционные игры молодых людей, что так активно пытались бороться с проклятым самодержавием, вместо того чтобы грызть гранит науки. В-третьих, его странные татуировки. Да, это направление поисков выглядит гораздо предпочтительнее. Правда, если вдруг «студент» решил спрятаться у друзей Залогина, а не в привычной среде обитания, то все эти рассуждения дружно идут лесом в пешее эротическое путешествие.
— Кстати, Борис Львович, а почему они меня бросили? — Не то чтобы этот вопрос так уж интересовал Евгения, просто не хотелось упустить что-нибудь, какую-то мелочь, что могла оказаться весьма интересной и полезной.
— Так они вас за труп приняли, — любезно ответил резидент, не моргнув глазом. — Вы, уж простите, сильно зарезанного кабанчика напоминали: бездыханная туша в море крови.
— Погодите, но Джеймс-то обратил внимание, что я еще жив?
— Ну так у него времени побольше было. А эти молокососы перенервничали, правильно оценить ситуацию не смогли, вот и задали стрекача.
— Стойте! — бесцеремонно перебил резидента Белугин. — А почему нам просто не отправить запрос в головной офис Службы? Пусть проверят временной отрезок на предмет установления местонахождения этих субчиков, и дело в шляпе.
Борис Львович помолчал немного, пригладил волосы, а потом совершенно невозмутимо ответил:
— Запрашивали, как же. Только, вот беда, не светятся они нигде. По крайней мере, в ближайшие несколько месяцев. Так что, придется самим.
Евгений подавил тяжелый вздох. Опять мимо. Разве что ввести резидента в курс дела и слегка приоткрыть тайну проблем с аппаратурой?
— Борис Львович, стесняюсь спросить, а какой у вас уровень допуска?