Алексей. 1942

«А ведь логичнее было сначала меня вырубить, а уже потом дверь закрыть, — мысли в голове двигались медленно, тягуче, словно густой мед, стекающий с ложки. — Хотя, может, так они и сделали? Здорово меня саданули. Черт, башка совсем не варит. Надо встряхнуться!» — Белугин машинально подергал руками. Наручники больно врезались в запястья. Да уж, положеньице.

Алексей сидел на стуле в знакомой комнате. Руки заведены назад — проверил, они надежно скованы, не вырваться. За столом перед Белугиным расположился незнакомый мужчина в мышиного цвета костюме. Он и сам был очень похож на упомянутого грызуна: мелкие остренькие черты лица, противные усики, редкие волосы, обильно намазанные какой-то гадостью, придающей блеск, ручки-лапки, заботливо перебирающие разложенные бумаги.

Давешних «волкодавов» в поле зрения не наблюдалось. Ловкая парочка, кстати, хорошо работают — надо отдать им должное. Разыграли все как по нотам. Вот и верь после тем, кто говорит, что к аборигенам можно относиться как к братьям нашим меньшим — с чувством собственного превосходства. Нагнули на раз-два, пикнуть не успел. Да и в лоб так качественно закатали, что мысли плавают, как муха в сиропе. Смешно сказать, он даже не помнит, как лишился пистолета и как его приволокли в комнату.

За спиной слышалось чужое ровное дыхание, и ноздри щекотал отчетливый запах чеснока, но повернуться и посмотреть, кто же это его пасет, Белугин не мог. Точнее, когда только-только очухался, то попробовал, но сразу скулу обжег чувствительный удар, в глазах заплясали разноцветные звездочки, а человек-мышь равнодушно бросил, не поднимая головы:

— Не нужно вертеться. Сидите спокойно.

Вот и сидел Алексей, раздумывая над тем, как же это он так по-детски облажался. Учит жизнь, учит, да не всем эта наука впору приходится — некоторые излишне самоуверенные типчики вроде него вдруг решают, будто поймали бога за яйца и теперь им можно творить что угодно. Но только боженька хоть и терпелив, да не бесконечно, и в обратку нахалу прилетает очень и очень быстро.

— Можно начинать! — В комнате появился старый знакомый: Кирилл Андреевич Залогин собственной персоной. Быстро он обратно до столицы добрался. Эх, надо было все-таки его в поезде грохнуть! И чего, спрашивается, не стал стрелять? Ведь и приказ от Седова недвусмысленный имелся, и возможность отличная, ан нет — распустил нюни. Не поднялась рука. Тем более что непоняток вокруг этого человека оказалось больше, чем снежинок в сугробе — не разгребешь с наскока. А Белугин ужасно не любил, когда его использовали втемную. Да и знакомство старого подпольщика с Евгением…

Залогин быстро прошел мимо насторожившегося Белугина и смачно плюхнулся на диван. Теперь Алексей оказался как бы под перекрестным обстрелом чужих глаз. Парень слабо улыбнулся — знакомая тактика, проходили на семинарах.

— Гражданин Белугин, — мгновенно завел шарманку серый человечек, соизволивший наконец-то поднять бесцветные глаза. — Я следователь НКВД, лейтенант госбезопасности Кокорин. Вы задержаны по подозрению в совершении преступлений, наказание за которые предусмотрено статьей 58 УК РСФСР, а именно: 58-1а, 58-6, 58-8. То есть, измена Родине, шпионаж, террористическая деятельность. По этим статьям вам грозит высшая мера наказания — расстрел. Поэтому настоятельно советую не запираться, а хотя бы из чувства самосохранения помочь следствию. Ваше сотрудничество обязательно будет учтено судом.

Алексей молчал, разглядывая следователя. В голове назойливым комаром зудела мысль о том, что надо было сразу же по приезде набрать один из оставленных Седовым телефонных номеров и сообщить о себе. Нет, решил передохнуть с дороги! Выкручивайся теперь, как знаешь.

— Неужели вы идиот, Белугин? — вкрадчиво осведомился следователь. — Вроде бы не производите такого впечатления. Так почему молчите? Или думаете, что у нас нет материалов, подтверждающих вашу вину? Так ошибаетесь, есть такие материалы. Причем настолько железные, что у следствия имеются вполне ясные перспективы предъявить вам обвинения и по другим, не менее тяжким, статьям. А вкупе это дает нам возможность выйти на суд в самом ближайшем будущем, не затягивая дело. Вы этого хотите? Или, быть может, надеетесь на то, что мы будем только разговоры разговаривать? Выкиньте из головы — время сейчас военное, не до сантиментов. Не хотелось, конечно, превращать цветущего молодого человека в развалину, да ведь он сам напрашивается. Тем более что с тобой приказано не церемониться. — Следователь очень легко перешел на «ты».

— Алексей Михайлович, наверное, думает, что ему помогут, — включился в допрос Залогин. — Он ждет помощи от своих подельников. Еще бы, ведь они в таких чинах-званиях, что прямо дух захватывает, правда, Белугин? — Кирилл Андреевич пренебрежительно усмехнулся. — Жаль разочаровывать вас, молодой человек, но известные вам персоны смещены с занимаемых должностей и заключены под стражу. Не далее как вчера. С ними, конечно, тоже будут разбираться, но другие люди. А вам, если хотите выбраться из дерьма целым и невредимым, советую перестать изображать из себя стойкого оловянного солдатика. Напрасный труд!

Как бы в подкрепление его слов — не иначе, чтоб дошло быстрее — охранник за спиной врезал Алексею ногой в плечо. Белугин полетел на пол, зашипев от боли. Черт, здоровый бугай, да еще в сапогах по ходу. Каратист, блин, доморощенный выискался — лучше бы уж опять кулаком.

— Посади его на место, — небрежно скомандовал следователь. Он не выказал ни малейшего неудовольствия тем, что в допросе участвует посторонний человек, вроде бы никак не относящийся к НКВД, из чего следовал вывод, что Залогин на самом деле или не такой уж и посторонний, или полномочия имеет самого наивысшего уровня.

Мощные лапищи мгновенно вздернули Белугина вверх и швырнули обратно на стул.

— Давайте начнем с самого начала, — как ни в чем не бывало предложил человек-мышь. — Имя, фамилия, год рождения?

— Закуришь, сынок? — Залогин поднялся с дивана, подошел поближе и протянул раскрытый портсигар. Алексей дернулся, увидев знакомую вещицу. Перед глазами молнией пронеслись образы другого мира и совсем другого времени. — Да не боись, не стану я тебе зажженной папироской в глаза тыкать, чай не в белогвардейской контрразведке! — засмеялся Кирилл Андреевич, истолковав его движение по-своему. Он задушевно приобнял парня за плечи, наклонился к его уху и тихонько сказал: — Где портфель мой, сучонок? На куски порву, мразь!!!

«Опаньки! — вихрем пронеслось в голове Белугина. — Неужели у меня появился шанс?»

— А разве он не у вас?! — Алексей старался сыграть изумление насколько можно правдоподобнее. — Я думал, что это ваши ребята меня на станции так ловко облапошили.

Сказать по правде, он и в самом деле не очень понимал, что за сотрудники госбезопасности провели великолепно разыгранную комбинацию, закончившуюся изъятием портфеля у старлея Таругина. Разные версии строил, но к какому-то определенному выводу так и не пришел — маловато было информации для всестороннего анализа. А строить предположения — дело неблагодарное.

— Что ты мелешь?! — прошипел Залогин. Лицо его неприятно исказила гримаса бешенства, в глазах колыхалась тщательно сдерживаемая ненависть, готовая вот-вот выплеснуться. — На какой к херам станции?

— Ну как же. — Белугин смотрел открыто, но с толикой недоумения. — У следователя вашего бумага — она у меня в пиджаке, во внутреннем кармане, лежала.

— О чем он? — Кирилл Андреевич требовательно повернулся к Кокорину.

Человек-мышь суетливо перебрал разложенные на столе документы, выхватил нужный листок и торопливо подал его Залогину. Тот сел обратно на диван, вытянул бумагу перед собой, как это делают люди, страдающие дальнозоркостью, и внимательно прочел, прищурившись. Задумался, обдумывая полученную информацию. Потом медленно повернулся к Алексею:

— Что за бред, кто такой этот Таругин? Как к нему попал мой портфель? Рассказывай, не тяни! — Он повелительно мотнул головой, и на Белугина обрушился очередной удар.

— Умеете вы уговаривать. — Парень сплюнул кровь на порядком изгвазданный чужой обувью пол. — Сразу в голове прояснилось. Такая кристально четкая картинка, вот прям как сейчас вижу: аптека, улица, фонарь…

— О поэзии Блока мы поговорим как-нибудь в другой раз, — перебил его Кирилл Андреевич, неприятно оскалившись. — По делу давай!

Алексей тяжело вздохнул. Начинать все крушить или подождать? Шансов выбраться, правда, не очень много, но можно попробовать. Тем более что дружественная кавалерия почему-то не спешит на помощь из-за холмов. Обидно. Ну хорошо, а если он сейчас все выложит, то где гарантия, что его попросту не шлепнут за ненадобностью? Нет таких гарантий. Значит, молчать? Тоже не шибко здорово — бугай за спиной получит команду «фас» и мигом превратит в мычащий от боли кусок мяса. По-любому говорить заставят, бумажки потерянные для них важны.

Может быть, попробовать потянуть время, получить небольшую отсрочку? Да нет, не в том они настроении. По внешнему виду чувствуется — на взводе ребятки, не ровен час крышу окончательно сорвет. Эх, была не была!

Белугин собрался с духом и начал говорить. На мелких деталях старался не останавливаться, выделял только самую суть произошедшего с ним в дороге, старательно обходил скользкие моменты, которые могли представить его в невыгодном свете. От каких-либо выводов воздерживался, справедливо рассудив про себя, что от него это и не требуется — сами обдумают. Поэтому рассказ получился не очень длинным и занял всего несколько минут. А прервался самым неожиданным образом: когда Алексей дошел до эпизода со встречей с железнодорожником Махровым, Кирилл Андреевич вдруг побелел как полотно, затрясся и срывающимся шепотом прохрипел:

— Как, говоришь, была фамилия старика? Махров?!!

 

Евгений. 1907

Живут же люди! Белугин с восхищением рассматривал дом, украшенный тонко выполненной лепниной. Располагалась она преимущественно над подъездами. Лиственный узор стелился там буквально сплошным ковром. В качестве дополнения тянулся длинный ряд цветных изразцов. Красиво. Евгений попытался припомнить фамилию архитектора, но безуспешно — внезапно навалилась тяжесть, перед глазами все поплыло. Судя по ощущениям, действие стимуляторов подошло к концу. Не вовремя. Хотя когда пакости случались в тот момент, когда их ждешь?

Лизавету он вызвал через дворника, сунув тому какую-то мелочь. А сам начал прохаживаться по тщательно очищенному от снега тротуару возле дома напротив. Переться напролом в квартиру инженера Белугин посчитал пока преждевременным. Мало ли что, вдруг обстановка неподходящая — зачем подставлять девчонку. Она ведь фактически выполняет партийное поручение, нужно заботиться о коллеге.

И так уже дурака свалял, когда назвал «ваньке» этот адрес — надо было сказать другой, выйти за пару кварталов и дальше пройтись пешком. Но рана как-то по-особенному противно заныла в тот момент — хоть волком вой! — да и ужасно хотелось поскорей убраться подальше от явочной квартиры и оставленных в ней трупов. А ведь знал же, что в Московском охранном отделении имеется особый конный двор, все извозчики которого состояли на службе в Департаменте полиции. Непростительная оплошность. Новичку ведь известно: не садись в первое такси. И во второе не садись, поймай лучше третье. Ладно, будем надеяться, что повезло, и он не нарвался на замаскированного филера.

Ну а пока ждал, еще раз прокрутил в голове ситуацию. И, откровенно говоря, сейчас Евгений уже не был так уверен в том, что поступил правильно. Может, имело смысл остаться на явочной квартире Службы, послать сигнал экстренного вызова, дождаться прибытия оперативной группы и попытаться объясниться? А что, обвинил бы Бориса Львовича в том, что он, к примеру, собирался выдать аборигенам секрет перемещений во времени, а Белугин разоблачил предателя и предотвратил преступление. Охранники? Находились в сговоре с шефом и пытались убрать опасного свидетеля их темных делишек — грохнул их исключительно в целях самообороны. Секретарша… да чего мудрить, прицепом к охране, и делу конец.

А дальше благодарность руководства, орден на грудь и солидная премия на банковский счет. Здорово? Хм, может, и так. А может, и нет. Возьмут и не поверят. Начнут крутить, проводить служебное расследование, искать свидетелей, перетряхивать архивы. Описи, протоколы, отпечатки пальцев — а это ведь займет немало времени. С одной стороны, ничего страшного — можно вернуться в тот же самый день, откуда тебя выдернули, но с другой — кто его знает, получится ли это. В свете последних событий у Евгения имелись серьезные основания думать, что их власть над Хроносом была не столь уж абсолютной, на сцене, похоже, имелись и другие актеры, отыгрывающие свои, неизвестные по целям и задачам партии.

Да и результаты проверки могли свидетельствовать вовсе не в его пользу. По факту, подтвердить вину резидента ничем существенным он не мог. Подумаешь, признание! Мало ли что человек под пытками на себя наговорит. А вот Махров… вот он здорово помог бы. Взять тепленького за шкирку, притащить своим, чтобы они выколотили из него все — знает этот хмырь явно ну очень много интересного! — и вот тогда уже можно поговорить с дознавателями Службы если и не на равных, но очень близко к этому. Если удастся еще и бумаги махровские вернуть, тогда вообще шоколадно, ни один самый дотошный следак не подкопается.

Натянуто, конечно, но за неимением гербовой, как говорится. Белугин щелкнул портсигаром, достал папиросу, но прикурить не успел. За спиной дробью простучали каблучки, он повернулся, и гибкие руки обвили его шею.

— Здравствуй, Женя!

— И тебе не болеть, солнышко.

Лизавета счастливо засмеялась, точно рассыпала серебряные колокольчики. Прядь длинных светлых волос выбилась из ее прически и легонько мазнула Белугина по щеке.

— Как ты меня нашел?

— В Питере кто-то из комитетских упомянул, что ты служишь у инженера… как его? — Евгений сделал вид, будто задумался и вспоминает. Лизавета нетерпеливо отмахнулась.

— Да бог с ним, окаянным, надоел хуже горькой редьки! Ты надолго? Проездом или как? Где остановился?

— Погоди, — засмеялся Евгений, — не успеваю за тобой. Давай по порядку. Я в Москве уже несколько недель. Прибыл по своим делам, но, — он огляделся по сторонам, не подслушивает ли кто, и слегка понизил голос, — меня привлекли к выполнению одного партийного задания. К сожалению, не все прошло гладко, зацепили слегка — ты, кстати, не висни на мне так, упаду не ровен час, — ушел чудом. Товарищей потерял в суматохе. Отлеживался на явке, но оттуда пришлось срочно уходить. Податься мне некуда, вот и пришел к тебе. Если прогонишь, не обижусь — все понимаю.

— Да что ты такое говоришь. — Девушка возмущенно вскинула брови. — Куда ты в таком состоянии, на тебе же лица нет! Пойдем ко мне, посидишь, отогреешься, в себя придешь. Только надо с черного хода зайти, чтобы господам лишний раз на глаза не попадаться. Ко мне они и не заходят никогда, так что там ты будешь в безопасности. Я так уже делала несколько раз, когда товарищи приезжали — хозяин мой у властей на хорошем счету, никто ничего не заподозрил до сих пор. Идем?

— Идем, — кивнул Белугин. — Обещаю, я ненадолго. Мне бы связаться с нашими, весточку передать, да найти кое-кого. Только тихо, без излишнего шума. Поможешь?

Лизавета фыркнула.

— Эка невидаль! Сегодня, правда, не получится, но завтра сведу тебя с одним человечком, он и пособит.

— А что за человечек? — насторожился Евгений. — Доверять ему можно? Сама знаешь, провокаторов в последнее время пруд пруди. Не хотелось бы влипнуть по-глупому. Если возьмут, то дела всплывут такие, что гирями на дно утянут и меня, и тебя.

— Не бойся, товарищ надежный. Он у хозяина моего в помощниках числится, мотается в разъездах по командировкам всяким. Прикрытие — лучше не придумаешь. И с прорвой людей на законных основаниях встречается, и пропуска подлинные, и в багаже хоть черта лысого провезти можно. А в меня втрескался по уши, так что умрет, но не выдаст. — Девушка опять засмеялась. — Замуж уже трижды звал, представляешь?

— А ты что?

— Ну а что я — говорю, что подумать требуется. Ладно, пустое это, пойдем лучше в дом. — Она зябко повела плечами. — Кстати, я поглядела, за тобой никто не смотрит.

Белугин лишь восхищенно покачал головой: клад, а не девушка! Он и сам, когда шел сюда, тщательно проверился, но еще одна пара глаз лишней не бывает.

Комната Лизаветы показалась почти пустой. Несколько самых необходимых предметов, вроде кровати, стула и небольшого стола, да скромный шкаф под одежду.

— Ты располагайся, а я пока тебе поесть соберу, — радушно предложила девушка и убежала.

— Лизавета, Лизавета! Я люблю тебя за это. И за это. И за то. Можно я сниму пальто? — пропел себе под нос Евгений и подошел к столу. Перекусить и в самом деле не помешало бы, внутри одна кишка на другую уже протокол оформила и в расход вывела. На явке Службы он находился под воздействием стимулятора, и голод как-то притупился, но сейчас организм требовал наверстать упущенное.

На глаза попался томик купринского «Поединка». Хмыкнув, Белугин взял его в руки и лениво полистал. К гадалке не ходи, Лизавета его использует как ключ для шифрования: если приглядеться, то видны на некоторых страницах невинные на первый взгляд пометочки, разные безобидные внешне точки-царапинки, говорящие опытному человеку многое. Хороший способ, почти не поддается расшифровке. Если только полиция не выяснит, каким изданием пользуются для переписки.

Или не вмешается Иван Александрович Зыбин. Легендарная, между прочим, личность. Имея за плечами всего один курс классической гимназии, благодаря своему исключительному таланту и трудолюбию он стал ведущим криптологом Департамента полиции. Один жандармский генерал писал про него в своих мемуарах, что простые шифры Зыбин разбирал с первого взгляда, а сложные приводили его в состояние аффекта, и он работал с ними до тех пор, пока не расшифровывал.

Во время Первой мировой его в результате интриг уволят, долгое время он будет не у дел, после революции будет служить простым писарем на одной из станций Мурманской железной дороги. Зато потом большевики вспомнят о нем, отыщут, и Зыбин станет одним из тех, кто создаст советскую школу криптологов. Причем молодым сотрудникам он даже будет рассказывать, ничуть не боясь этого, что в свое время расшифровывал письма Ленина и что, дескать, было это совсем несложно. Да, сюжетец…

— Садись к столу, — прервала воспоминания Евгения вернувшаяся Лизавета. В руках у нее был поднос с тарелками, от которых шел такой аромат, что Белугин едва не захлебнулся слюной.

— Лизонька, я тебя обожаю! — с чувством произнес Белугин и небрежно швырнул книжку на кровать. — Если еще рюмашку плеснешь, точно отобью у твоего ухажера, так и знай!

— Ешь уже, — засмеялась девушка, ловко расставляя на столе тарелки. — Чуть попозже чай принесу с ватрушками. Или ты блины больше любишь?

— Угум! — только и смог промолвить Евгений с набитым ртом.