По моим прикидкам, прошел уже почти целый час с момента «включения света». Досконально повторить наш ночной полет на грузовике мне не удалось, но к искомому месту я тем не менее вышел. Двухэтажный особнячок Госбезопасности я засек издалека. Ориентиром мне послужили стоявшие возле него черные броневики. В количестве аж трех штук. Стараясь выглядеть спокойным, а внутренне сжавшись (все-таки сдаваться иду!), я подошел к знакомому крылечку. Господи, вроде бы всего несколько часов назад меня вместе с Подрывником провели в эту дверь, а кажется, что прошла целая вечность.

Возле броневиков топтался здоровенный детина с ангельским лицом трехлетнего малыша. Резким диссонансом его личику служили угольно-черный комбинезон и ППСС в мускулистых руках. Увидев меня, парень сделал движение в мою сторону, словно хотел преградить дорогу. Наверняка он получил приказ типа: «хватать и не пущать…» Но, видимо, вид у меня был достаточно уверенный, да и шел я ровной, четкой походкой, словно хожу здесь по служебной надобности каждый день. На розовощекой мордочке «цербера» отразилась напряженнейшая работа мысли. В конце концов он махнул рукой и стал смотреть в дальний конец улицы.

Обогнув охранника, словно телеграфный столб, я легко взбежал по ступенькам и, толкнув дверь, оказался в предбаннике. Труп бедного Мойши продолжал лежать на том же месте. «Хорошо, что есть на свете какие-то незыблемые вещи, — мельком подумал я, — как то: солнце на небе, утренняя пробка на Каширке, а теперь еще и тело несчастного старика в тамбуре резиденции ГБ». Только теперь бедолага выглядел гораздо более умиротворенным. Наверняка его дух парил сейчас где-то далеко-далеко, если, конечно, сумел увернуться вчера от моих выстрелов. Хотя Плужников упоминал, что новоиспеченные призраки стараются не вмешиваться в вечную борьбу. Черт, что за чепуха в голову лезет? Да просто я мандражирую, вот и стараюсь успокоить себя этой словесной шелухой! Не дрейфь, Леха, «Спартак» победит!

Кажется, последние слова я произнес вслух, распахивая вторую дверь, потому что большинство находящихся в приемной людей тут же повернули ко мне головы, хотя перед этим их внимание занимали гораздо более интересные вещи.

И откуда здесь с утра такое столпотворение? У правой стены стоял давешний наш вербовщик — майор, если мне не изменяет память, Наумов. Вид у него был достаточно помятый. Ну, еще бы! Удары Подрывника, как правило, надолго отдаются болью в разных частях организма! Рядом с ним притулился, напоминая сдувшийся детский шарик, Илья по прозвищу Муромец. Я даже как-то не сразу его разглядел — настолько он старался казаться незаметным. И это при его-то габаритах! Кинув на меня короткий взгляд, Муромец тут же отвел глаза. Что с человеком стало!

У самой стойки дежурного стояли три человека. Двое из них: привезший нас сюда лейтенант и пытавшийся меня допрашивать полковник. Оба напоминали основательно пролежавших в земле покойников. Морды даже не бледные, а какие-то иссиня-зеленые. Впрочем, полковник и до того не напоминал человека с плаката, рекламирующего здоровый образ жизни. Третьим в их группе был человек, одетый в штатское, который не сразу обернулся на меня, увлеченно наблюдая, как два питекантропа в серых гимнастерках, с сержантскими «соплями» на синих погонах, вытаскивают из-за стойки бесчувственного (или мертвого!) майора-дежурного.

Наконец обернулся и штатский. Его взор (именно так — высоким штилем — взор!) пронзил меня, словно рентген. В следующую секунду я застыл как каменное изваяние. Нет, незнакомец не обладал способностями василиска. Просто меня поразил вид его лица. Блин, именно это лицо я каждый день, бреясь, видел в зеркале!

— Ага, а вот и наш заблудившийся гость пожаловал! — негромко констатировал факт моего появления двойник. Двойник? Нет, в эту же секунду иллюзия узнавания развеялась. Да, человек… несколько напоминал меня, но не настолько, чтобы казаться близнецом. И что на меня нашло в первую секунду? Освещение, что ли, так упало? А незнакомец меж тем продолжил: — А вы, товарищи, беспокоились! Извольте, Алексей Михайлович Макаров собственной персоной. Слегка помят, напряжен, удивлен, но почему-то совсем не испуган!

— Так точно! — не к месту гаркнул лейтенант. Штатский удивленно покосился на него, но ничего не сказал. Сержанты вытащили, наконец, тело майора, аккуратно положили его посреди приемной и вытянулись по стойке «смирно».

— Вы меня извините, Алексей Михайлович, поговорим немного позднее, — улыбаясь смутно знакомой (по моим собственным фотографиям?) улыбкой, сказал незнакомец. — Прямо сейчас мне нужно выполнить некоторые реабилитационные процедуры. Если вас не затруднит, подождите меня в кабинете полковника. Уверяю вас, что вам не причинят здесь никакого вреда! Семен Петрович, проводите нашего гостя!

Полковник Семен Петрович безропотно выполнил команду, словно отдавший ее был как минимум маршалом! Легонько показав ручкой в уже знакомом мне направлении, полковник провел меня в свой кабинет. Перед его дверью по-прежнему лежал сержант-конвоир. Видимо, упомянутые «реабилитационные процедуры» начинали с комсостава.

На этот раз я устроился не на табурете для допрашиваемых, а на пузатом кожаном диване у стены. Полковник некоторое время потоптался рядом, явно не понимая, как вести себя со мной дальше. С одной стороны, я — сбежавший преступник, с другой — высокое начальство назвало меня «гостем».

— Хотите чаю? — неожиданно проскрежетал Семен Петрович. От такого предложения я чуть не подпрыгнул на месте.

— Да, пожалуйста, — ответил я и нахально добавил: — С вареньем!

Полковник торопливо удалился.

Меня оставили в покое почти на четверть часа. То ли чайник долго закипал, то ли реабилитационные процедуры затянулись. Этого времени мне вполне хватило на то, чтобы обдумать появление таинственного незнакомца. Сказать, что я был удивлен — вряд ли! За последние сутки со мной произошло так много всякой чертовщины, совершенно невозможной с нормальной точки зрения, что острота впечатлений сильно притупилась, оставив только усталое безразличие. Но все-таки, кто это? Тот самый «хозяин Изумрудного города, великий и ужасный»? Господин, тьфу ты, черт, товарищ Макаров? Полковник МГБ? Н-да… В этом месте, конечно, возможны любые чудеса, но уж больно молодым выглядит мой двоюродный прадедушка! Как бы не моим ровесником! Впрочем, Плужников тоже выглядит неплохо для своих восьмидесяти с хвостиком лет. Но его-то подпитывает близость к Месту Силы! А старики-разбойники, вынужденные время от времени покидать подземелья, неизбежно состарились! Да и говорил незабвенный Виктор Палыч, что поддержание молодости дается только магам, то бишь «операторам психоэнергетических полей»! А полковник Макаров, по данным разведки Сопротивления, — вполне обычный человек! Тот же подполковник Айвазов не смог победить возраст, а пресловутый Макаров даже постарше его будет!

Ладно, допустим — это Макаров… Но тогда почему его подчиненные при первой встрече со мной не выказали какого-либо удивления внешним сходством со своим начальником? Неужели дело в том, что прически у нас разные?

Мои размышления были прерваны появлением их непосредственного объекта. Товарищ Макаров по-хозяйски расположился за письменным столом и принялся бесцеремонно меня разглядывать. Я, впрочем, не остался в долгу и занялся тем же. Так мы и играли в гляделки, пока в дверь осторожненько не постучал номинальный владелец кабинета.

— Входите, Семен Петрович, входите! — милостиво разрешило высокое начальство. Полковник буквально на мысочках, крадучись, зашел и аккуратно сервировал чай на две персоны на углу стола. — Свободны, товарищ! — двойник махнул рукой, и Семен Петрович быстро удалился, стараясь не смотреть в мою сторону.

— Присаживайтесь, Алексей Михайлович, — пригласил Макаров, — с утра горячего чайку похлебать — самое то! — Я подсел к столу. Визави разлил чай по граненым стаканам в подстаканниках. — Разрешите и мне, наконец, представиться! А то как-то неудобно — я ваше имя знаю, а вы мое нет. И так, небось, голову поломали — кто я такой могу быть! Зовут меня Петр Алексеевич Макаров и полковнику МГБ Алексею Михайловичу Макарову я прихожусь родным сыном.

Я хмыкнул. Ситуация почти не изменилась — вместо прадедушки со мной будет разговаривать дедушка. Однако прадед молодец! Судя по внешности его сына, произведен он был в уже довольно зрелом, если не сказать пожилом возрасте.

— Ага! — с удовлетворением произнес дедуля. — Вы почти не удивились! Давно догадались о родственных отношениях? Айше Айвазова небось вам все уши прожужжала о том, как мой отец ее семью затерроризировал? Ну, признайтесь!

— А… э… — только и смог выдавить я, ошарашенный таким напором. Спасение я нашел в глотке чая.

— Не беспокойтесь, Айше ничего не грозит за такие разговоры! — почти весело продолжил Макаров. — Безвредная старушка… божий одуванчик… да и жить ей осталось недолго! — Видимо, после этих слов я переменился в лице, потому что Петр Алексеевич взглянув на меня, негромко рассмеялся. — Что, думаете, этот злой гэбист решил избавиться от невинной женщины? Нет… Просто Айше больна… больна неизлечимо… впрочем, как большинство людей ее возраста в этом городе.

— Впрочем, вижу, вы и про это знаете или догадывались… — после небольшой паузы сказал Макаров. — Знаете, только вам я признаюсь — и мой отец, к сожалению, скончался.

Наверное, на моем лице отразилось что-то. Макаров грустно усмехнулся и продолжил:

— А вот теперь вижу, что вы удивлены. А если удивлены вы, значит, и другие пребывают в полной уверенности, что мой отец жив-здоров и возглавляет Город. Однако на деле именно я занимаю его пост и отдаю команды исполнителям, которые думают, что наверху все по-прежнему. Да-да! Мои подчиненные сегодня в первый раз увидели меня воочию. Чтобы приказывать им лично, я имел полновесный мандат, где был назван представителем Макарова, обладающим неограниченными полномочиями. Ладно, оставим это…

Воспользовавшись неудержимым словесным потоком моего родственничка, я совершенно оправился от первоначального оцепенения. Поудобней развалившись на стуле, я брезгливо отодвинул от себя недопитый стакан:

— Приказали бы вы, Петр Лексеич, своим сатрапам водки принести! Да и выпили бы мы с вами на брудершафт. А то как-то неудобно — вроде близкие родственники, а обращаемся друг к другу на «вы»!

О! Макарова явно проняло! Не ожидал он от меня такого нахальства! Поперхнувшись чаем, дедушка удивленно уставился на меня. Ну и пусть пялится — я ему сейчас гораздо нужнее, чем он мне!

Впрочем, он достаточно быстро взял себя в руки и громко позвал:

— Семен Петрович!

На пороге мгновенно (пугающая быстрота!) возник полковник.

— Семен Петрович, голубчик, скажите, у вас… э… водка есть?

Оппаньки! Теперь ощутимо проняло и полковника! У него даже румянец появился на бледно-синих щечках! Несколько секунд гэбэшник оторопело смотрел на начальство, соображая, видимо, серьезно оно спрашивает, шутит или проверяет на вшивость. Приняв решение, полковник прошел к уже знакомому мне сейфу, повозился с замком и извлек на свет божий початую поллитровку. Оставив бутылку на столе, Семен Петрович удалился, на прощание окинув меня задумчивым взглядом.

Я, решив, что наглеть так наглеть, выплеснул остатки чая прямо на пол и налил по полстакана водки.

— Ну, дедуля, давай примем за знакомство! — провозгласил я короткий тост.

Ответ Макарова свидетельствовал о том, что родственничек успел восстановить свой апломб:

— Давай, внучок! А главное — за плодотворное развитие этого знакомства!

Мы чокнулись и залпом выпили. Эх, не так начинают свой день люди, пекущиеся о здоровье. Водку?.. Теплую?.. С утра?.. Стаканами?.. Хор-р-рошо!..

— Ну, что же… — выдавил Петр Лексеич, занюхав рукавом. Грамотно так занюхав, словно делал это постоянно. — Попытаемся представить себе ваш вчерашний путь, приведший вас ко мне, причем, замечу, совершенно добровольно! Вы приехали в Город с утра, вместе со своим другом…

— Кстати, что с ним? — ввернул я.

— Перелом руки во время аварии, ничего страшного — ему оказана необходимая медицинская помощь. Я продолжу? Хорошо… Сразу после приезда вы отправились к Степану Кислицыну, перекупщику, где и обменяли привезенную медь на черную икру. Не хочешь спросить, почему мы не трогаем этого человека? Нет… Странно! Ладно, все равно скажу — эти перекупщики нужны для пополнения оборота меди среди населения. Когда в прошлом году вдруг неожиданно открылся проход на «Большую землю», мы, признаюсь, были совершенно не готовы к этому. Ситуацией немедленно воспользовались предприимчивые людишки, наладившие с помощью иммигрантов стабильную торговлю. Все вновь прибывшие, и те, кто не смог покинуть Город, и те, кто регулярно совершал челночные рейсы, были взяты нами под наблюдение, а некоторые, вроде Александра Данчука, имеющего псевдоним Ебуимыч, под плотный контроль…

— Ну, и на фига? — снова вставил я.

— На что? — удивился Петр. Потом до него дошло. — А, новый сленг! Ты меня, Алексей, если можешь, такими словами не пугай! Я их еще не все выучил! Перевожу твою реплику как «зачем» и отвечаю: эти люди — центры кристаллизации. Именно вокруг них собираются оппозиционеры. Мой папа, царство ему небесное, таких людей превентивно расстреливал, а я коллекционирую. Товарищи эти совершенно бестолковые, ни вреда от них, ни пользы.

— А ты, оказывается, гуманист! — усмехнулся я.

— Ну, не сказал бы, — честно признался Макаров. — Просто в наследство мне достался изолированный анклав с невосполнимыми людскими ресурсами. Вот и приходится выкручиваться, работать с бракованным материалом. Правда, в мутном потоке я иногда вылавливаю золотых рыбок. Взять, к примеру, вашего знакомца Илью. Но я отвлекся… Итак, после посещения Кислицына вы нанесли визит Айше Айвазовой, которая вывела вас на Мойшу Моисеевича. Неистребимая тяга этого человека к различным спекуляциям, что в условиях закрытой территории выглядит просто смешно, толкнула Мойшу на ограбление стратегического склада. Естественно, что сработала сигнализация, про которую кладовщик просто не знал. На сигнал приехала тревожная группа. Каюсь, в этот момент я ситуацией не управлял — человек, ведущий за вами наблюдение, не имел полномочий отдавать приказы опергруппе. В результате вашей авантюры Мойша погиб, да и ваша жизнь висела на волоске. Только через пятнадцать минут мне удалось остановить погоню. Вы же посчитали, что умудрились удачно спрятаться! И это на самой охраняемой в Городе территории! Конечно же, ваше местоположение было мне прекрасно известно. Но тут вы решили потянуть паузу, и чтобы несколько ускорить события, я вспугнул вас с насиженного места. А рядом уже ждал Илья. У меня было мало времени на то, чтобы подготовить достаточно убедительную ловушку, но вы так слабо разбираетесь в реалиях нашего Городка, что безоговорочно поверили в поведанную вам Ильей легенду.

— И, как дурачки, приперлись прямо к нему домой! — хмыкнул я. — Или это была конспиративная квартира?

— Нет-нет! Это его подлинное жилище! — улыбнулся Петр. — Зачем чрезмерно умножать сущности? Да и обжитое жилье вызывает гораздо меньше подозрений, чем безликая конспиративка! Но вот потом вы опять сделали фортель — слишком прыткими оказались! Я и предполагать не мог, что вы сумеете вырубить моего лучшего оперативника! Поэтому совершенно не подумал о подстраховке. Вот и пришлось устроить общую облаву, хотя и чревата сия операция эксцессами мелких низовых исполнителей. Пришлось рисковать — вашим здоровьем, между прочим!

— Ишь ты, какой заботливый!

— Конечно! — не принял шутливого тона Петр. — Станешь заботливым, когда судьба послала столь перспективных людей. И вот вы в моих руках! Эх, не так я представлял себе вербовку, совсем не так! Но на безрыбье сам раком встанешь! Хе! На мое счастье в управлении как раз парил попу на нарах профессор Феклистов, тоже весьма перспективный товарищ. Не надо хмуриться! Перед вами профессор совершенно чист! Он действительно тот, кем представился! Что-то у вас на Большой Земле неладно, раз вы стали разбрасываться такими кадрами!

— Но тогда зачем…?!

— Зачем он в камере сидел? Уму-разуму учился! — зловеще улыбнулся Петр. — Павел Алексеевич — милейший человек и исполнительный работник, но иногда, по неистребимой интеллигентской привычке к рефлексиям, устраивает закидоны — что-то типа сидячих забастовок. Вот и приходится его в камере держать. Впрочем, только для его же блага! И в этот момент он оказался в управлении. Вас не удивило, что при наличии нескольких свободных камер вас сунули именно к нему?

— Удивило, — признался я, — но профессор был настолько естественен, что быстро развеял наши сомнения. Вот только чем это помогло тебе?

— Вы приобщились к некоторым загадкам Города, причем от совершенно независимого источника! Которому поверили больше, чем майору ГБ. В дальнейшем, по придуманному мной сценарию, вас должен был немного постращать добрейший Семен Петрович. Эк тебя передернуло! Ну, он только на вид страшный, а так — ничего… Вот пообщался бы с ним, так и мое появление воспринял бы как подарок! Но потом, к сожалению, произошло странное происшествие — несмотря на усиленную защиту управление атаковали призраки. И вам снова удалось вырваться! Причем я уже выехал на встречу и напоролись-то вы именно на меня! Хорошо, что столкновение прошло почти без последствий. Но вот бегать ты здоров! Поркснул как заяц! Мы полчаса все окрестные дворы прочесывали, но ты словно под землю провалился! Да еще и одного из моих сотрудников прихватил! А сейчас вернулся, словно ни в чем не бывало!

— Именно, что под землю я и провалился! — небрежно сказал я. Лицо моего собеседника закаменело — он понял, что я имел в виду. — А своего сотрудника можешь больше не искать — уж извини, но я его пристрелил с перепугу. Он вообще человеком был?

— Да, — кивнул Петр, — большей частью человек, но с отклонениями… И чем же ты его?.. Ах, да! Револьвер сержанта! Прыток ты, внучок, ох и прыток! Ну, а дальше? Никого в подземельях не встретил?

— Как не встретить! — ухмыльнулся я. — Незабвенный Виктор Палыч Плужников со товарищи!

— Он еще жив? — на лице Макарова отразилось неподдельное удивление. — А я-то думал, что он, как и мой отец, лишь символ!

— Живехонек, — подтвердил я. — Сидит, как паук в своей паутине. Но полон наполеоновских замыслов.

— Видимо, эти его замыслы так тебя напугали, что ты предпочел вернуться к нам? — блеснул проницательностью Петр.

— Вот именно, дедуля, вот именно!.. Но признайся — тебе не надоело еще передо мной комедь ломать?! А то ты от шпиона своего вовремя донесение не получил? Жалко, кстати, парня — похоже, погиб он! — Я не сразу осознал, что кричу на своего столь внезапно обретенного дедулю. Отрезвило меня то, что в дверь кабинета просунулись сразу несколько гэбэшников, привлеченных, видать, шумом в кабинете и решивших заглянуть, так сказать, на всякий пожарный. Макаров успокаивающе махнул им и повернулся ко мне. Несколько минут он молчал, поглядывая задумчиво в окно, барабаня пальцами по столешнице.

— Понимаешь, хм, внучок! Я не знаю точно, с кем или с чем ты столкнулся в подземельях, но могу признаться — мы не всесильны, — лицо его при этих словах осунулось и потеряло твердость, — нам чрезвычайно тяжело, но мы тянем этот воз уже несколько десятилетий в надежде, что это не напрасно. После того, как была потеряна связь с Москвой, здесь был натуральный хаос (отец неоднократно рассказывал мне об этом), и единственное, что могло спасти обитателей Города, — это дисциплина! И если ты думаешь, что добиться выполнения этой цели было легко, то ты заблуждаешься — паника тысяч людей, подогреваемая вылазками этих, — небрежный жест в сторону пола, — ренегатов, могла бы разрушить здесь все! Да еще эти призраки! — Дедуля досадливо поморщился, словно от зубной боли. — Пока мы не сумели с ними немного договориться, здесь был форменный ад! — При этих словах я вздрогнул — кое-что из «транслированных» мне воспоминаний Плужникова давало мне знание об истинной природе этих «субстанций». Знание, которое до конца так и не уложилось в моей голове, — все же слишком невероятным оно было!

Я быстро глянул на гэбэшника, стремясь понять, в курсе ли этого знания он? Но дедуля (я все никак не мог привыкнуть к его статусу и называл про себя с иронией) смотрел в противоположную стену остановившимся взглядом, прокручивая, видимо, про себя не слишком приятные воспоминания дней минувших. И когда я представил, что ему довелось пережить, мне даже стало его немного жаль. Впрочем, я решительно одернул свое некстати проснувшееся сострадание и постарался говорить как можно более решительно.

— Ладно, оставим слезы для паперти, — Макаров удивленно посмотрел на меня, — и попробуем сыграть в открытую. Игорь кое-что успел сказать мне перед тем, как… — я смешался, вспомнив силуэт в открытом люке, — …перед тем как остался меня прикрывать! Да и сам я кое-что узнал — Плужников закачал в меня информацию и не заметил, что слил лишку. Так вот, я не желаю быть ходячей бомбой! Ты можешь мне помочь избавиться от этой гадости?

Дедуля, на лице которого за это время сменилась целая гамма чувств — от мрачного огорчения до деловитой сосредоточенности, — пожевал губу.

— Что ты подразумеваешь под «бомбой»? — уточнил он.

— Да так, ничего особенного, — вызверился я, чувствуя, что сейчас снова сорвусь на крик, — просто оказалось, что в момент моего въезда на территорию этого драного городишки меня ваши долбаные призраки пометили! А этот не менее долбаный Плужников дополнительной гадостью напичкал!

Лицо Макарова приняло озабоченное выражение. Он резко вскочил с места, постоял несколько секунд, снова плюхнулся на сиденье и, наконец, хрипло позвал:

— Семен Петрович!

В дверях снова почти мгновенно появился уже надоевший полковник-«вампир».

— Давай сюда кого-нибудь из своих молокососов. Пускай проверят нашего гостя на предмет вашей разной-всякой чертовщины! — скомандовал ему Макаров.

Семен Петрович изчез, но через полминуты вернулся в сопровождении юноши лет четырнадцати, худого и угловатого. Подросток, едва зайдя в кабинет, немедленно вперил в меня взгляд. Я успел обратить внимание, что у него неестественно расширенные зрачки, словно он хорошую дозу дури принял… Но в следующий момент я почувствовал, как по телу побежали невидимые лапки, тщательно исследующие каждый миллиметр моего тела. Против воли я засмеялся — было по-настоящему щекотно.

Незримые прикосновения пропали так же внезапно, как и начались. Подросток вопросительно оглянулся на полковника в ожидании дальнейших распоряжений.

— Не томи, выкладывай… Да, можно при нем, — нетерпеливо разрешил Макаров. Юноша недовольно покривился, но спорить не стал.

— Данный субъект носит в себе свернутый пространственно-временной операнд — если проще, то портал. Исходный пункт данного портала я проследить не в состоянии… Да, собственно, я думаю, что этого никто не сможет сделать — можно только с большой долей уверенности говорить, что начинается он где-то неподалеку от Города. Помимо этого, я идентифицировал на этом человеке наличие запрещающего операнда класса «Барьер», подчиняющий «Верная жена» и контрольный «Дятел-ловкач». Для меня было бы большой загадкой то, что он вообще способен к каким-либо самостоятельным действиям, и я склонен был бы заподозрить в нем засланного вражеского диверсанта, если бы не одна вещь — он потенциально энигматор весьма приличного уровня… Необученный, конечно, но с очень и очень неплохими задатками! Именно наличие высокого энергетического потенциала в организме и позволяет ему на подсознательном уровне сопротивляться внешним воздействиям. Довольно стандартная ситуация в случае со вторым или третьим поколением людей, получивших дозу излучения при контакте с минералом. — Подросток замолчал, бесстрастно уставившись на Макарова.

Тот помолчал немного, ожидая, по всей видимости, продолжения, но, поняв, что его не будет, спросил:

— А каков уровень портала?

Парнишка впервые с начала разговора замялся и проявил признаки нервозности.

— Я боюсь ошибиться, — неуверенно начал он, — но, скорее всего, класса «абсолют»…

Признаюсь честно — мне вся эта фигня была мало понятна — даже при наличии той информации, что «перекинул» Плужников. Однако, судя по вытянувшейся физиономии дедули и полковника, слова подростка, мягко говоря, не порадовали. Макаров быстро подошел к столу, плеснул себе в стакан грамм сто водки и залпом опрокинул их. Во гад, а еще дед! Нет, двоюродный конечно, но… мог бы и предложить!

— Простите, Петр Алексеевич, — сказал ему в спину полковник, жестом отсылая парнишку-мага, — я могу задать вам вопрос?

Дедуля хмуро зыркнул на него исподлобья и молча кивнул.

— Что вы планируете делать с этим человеком? — «вампир» замер, напряженно отслеживая реакцию начальства.

Макаров задумчиво вытянул губы в трубочку и оценивающе уставился на меня. Он явно пытался просчитать сложившуюся ситуацию таким образом, чтобы ни один из известных ему на текущий момент фактов не остался неучтенным. Сказать по правде, меня в этот момент охватило чувство апатии — я устал все время узнавать такое, что раньше считал уделом фантастических произведений. И еще больше я устал оттого, что вся эта «фантастика» почему-то оборачивалась против меня, стремясь то и дело перемолоть меня в своих чудовищных жерновах.

— Что, дедуля, прикидываешь, каким способом меня на сковородке в печь удобнее запихнуть? — я даже не пытался скрыть издевку в голосе. Да пошли они все, в конце-то концов! Гэбэшники, ренегаты, шизанутые детишки, продажные стукачи — все они являлись картонными персонажами чудовищной пьесы, которая разыгрывалась на подмостках Города по воле безумного режиссера. И он явно получал наслаждение от этой постановки, упиваясь своей вседозволенностью и вводя в нее то и дело все новых и новых героев и подбрасывая им все более сложные задачки.

С глубочайшим прискорбием я вынужден был констатировать тот факт, что и сам являюсь одной из кукол. Причем отнюдь не самой главной — так, недалекий Арлекин, веселящий почтеннейшую публику своими идиотскими выходками! И то, что сейчас я по прихоти незримого демиурга на мгновение выдвинулся в первые ряды на авансцене событий, не играло ровным счетом никакого значения — в следующую секунду меня могли смахнуть с нее легко и равнодушно. Так что — смейся, паяц!.. Пока можешь!..

— Дурак ты… внучок! — с удивившей меня ласковостью сказал другой Макаров. — Я ж прикидываю, как повернуть дело таким образом, чтобы тебя в Москве в клочья не разнесло. Ну и, разумеется, чтобы ты нам помог кое в чем. А что прикажешь делать — шанс вырваться из этого мира не столь часто в последнее время нам выпадает! Пойми, мы же все это время и жили-то только этой идеей — выбраться когда-нибудь в Большой Мир! Неужели ты думаешь, что заставить людей пахать, как каторжных на заводах, добывать этот чертов минерал, сражаться с «призраками», изучать методики работы с энергетическими полями по немногим сохранившимся записям энигматоров с риском поднять на воздух пол-Города, было возможно только за счет митингов-накачек с лозунгами о грядущем торжестве коммунизма?! Как бы не так! Человеку нужна ясная, четко сформулированная цель и поставленные задачи для ее выполнения! У нас такая цель была — возврат в Большой Мир! Любой, ты слышишь, любой житель анклава должен был знать абсолютно точно — все, что он делает — приближает момент возврата домой… Не домой, а Домой! Чувствуешь разницу?! И вернуться мы собираемся не «жалкими родственниками», а полезными своей стране людьми… Так-то, внучок!.. — Раскрасневшийся во время пылкой речи другой Макаров достал из кармана носовой платок и аккуратно промокнул капельки пота на лице.

Я посидел еще немного молча, ожидая — не последует ли продолжения. Нет, дедуля, мрачно насупившись и, по всей видимости, жалея, что сорвался, обошел стол и плюхнулся на стул. Не поднимая на меня глаз, он взял какой-то листок и нарочито сосредоточенно начал его изучать.

— Вы всерьез так думаете? — спросил неожиданно синеликий полковник. Я, признаться по правде, как-то перестал на него обращать внимание, а он, оказывается, все это время внимательнейшим образом слушал речь своего шефа. Дед, кстати, тоже удивился, откровенно недоуменно уставившись на излишне любопытного подчиненного.

— А с чем вы не согласны, товарищ полковник? — недовольно сказал Макаров. — Или у вас вообще другое мнение по этой проблеме?

Человек-вампир криво улыбнулся. С его физиономией выглядело это, прямо скажем, не слишком приятно — так, словно вы с ожившим мертвецом общаетесь.

— Вынужден заметить, — ответил глухо полковник, — что я не согласен с вами по всем пунктам!

Вот это поворот! Мне даже интересно стало — чем закончится бунт на корабле — дедуля, тот аж рот открыл, пребывая в полном оху… удивлении! Но (ай, молодца!) быстро взял себя в руки.

— Что это значит, потрудитесь объясниться! — Голос прямо-таки ледяной. Водочку в такой температуре охлаждать здорово — и секунды не пройдет, как бутылка изморозью покроется!

Нет, ну надо же — Семен Петрович продолжает все так же кривить свои тонкие губы как ни в чем не бывало:

— А значит это, уважаемый, — улыбка превращается в саркастическую ухмылку, — Петр Алексеевич, что у нас с вами разные цели, равно как и способы их достижения! — Семен Петрович подкрепляет свои слова небрежным взмахом зажатого в руке «тэтэшника».

— Оба! Руки за голову и без резких движений! Стреляю без предупреждения! Ну?!!

Вот это я и называю — из огня да в полымя…

Дед с ненавистью смотрит на полковника.

— Ты что творишь, гнида? — негромко вопрошает он «вампира». Я сижу к нему лицом и хорошо вижу, что, несмотря на показное спокойствие, он держится из последних сил. — Землю будешь грызть, сволочь, в ногах у меня валяться ста… — оглушительный в замкнутом пространстве выстрел обрывает его на полуслове. Я моментально глохну и слепну. Неприятный кислый и до ужаса едкий запах сгоревшего пороха проникает в глаза, вызывая обильные слезы, лезет в нос, раздирает горло. Я захожусь в мучительном кашле, сгибаясь на стуле, и в этот момент за моей спиной скрипит дверь, слышен топот множества ног, и чей-то незнакомый, испуганный голос спрашивает:

— Что здесь происходит?

— Да эта мразь Петра Алексеевича убила! — орет полковник. — Пистолет как-то, тварь, пронес, и на тебе: сидел, сидел, а потом выстрелил!

— Насмерть?! — обмирает голос.

— Нет, только попугал! — передразнивает его синеликий. — Конечно насмерть. Еле успел у него пушку отобрать, а то бы он и меня рядом с Макаровым положил!

— Вот сука! — цедит с ненавистью голос. Я наконец-то разгибаюсь и начинаю разворачиваться, чтобы объяснить, как все было на самом деле. Краем глаза вижу на полу возле стола тело внезапно обретенного и, похоже, столь же внезапно потерянного деда. Возле него уже разливается черная лужа крови. Против воли я замираю — увиденное вгоняет меня в ступор. В каком-то странном оцепенении я сижу и смотрю на убитого. Почему-то взгляд прикипает к его неловко подвернутой руке, на которой надеты «командирские» часы. Ремешок у них старенький, потертый, и это добивает меня окончательно — слезы и так стоят у меня в глазах, а сейчас они начинают литься уже потоком. Горло перехватывает спазм, и я лишь хриплю что-то неразборчивое.

Сильный удар в спину сбрасывает меня со стула, и я падаю на четвереньки. Теперь я вижу все тело целиком — стол больше не закрывает его. Дед полулежит на спине, привалившись к стене. На груди у него здоровенное кровавое пятно. Лицо перекошено гримасой ненависти и боли. Глаза закрыты.

Каким-то звериным чутьем я понимаю две вещи: первое — это то, что он мертв, а второе — сейчас меня начнут бить!

И второе мое предчувствие немедленно начинает претворяться в жизнь. Сначала чьи-то грубые руки вытаскивают меня волоком по полу в коридор, а уже там гэбэшники начинают с остервенением охаживать сапогами. Я переворачиваюсь на спину, поджимаю ноги и стараюсь закрыть руками голову. Получается неважно — довольно скоро чей-то меткий удар прошибает мою хлипкую защиту и врезается мне в лицо. Перед глазами немедленно начинают плавать звезды, а рот заполняется кровью из разбитых носа и губ.

— Стойте! — слышу я в этот момент чей-то вопль, который пробивается словно из-под воды. — Да не он это — Тропинин стрелял!

Все замирают, а в следующее мгновение в коридоре воцаряется ад! С глухим чавканьем в человеческие тела начинают вонзаться энергетические разряды, поднимается дикий шум, грохочут выстрелы, откуда-то снизу слышны животные крики, в которых нет ничего человеческого, но, тем не менее, я понимаю, что кричат это все-таки люди…

На меня падает чье-то мертвое тело. Мне нечем дышать, грудь разрывает боль и от побоев, и от тяжести чужого веса, но я терплю. Терплю, потому что понимаю: стоит мне сейчас высунуться, и в коридоре мгновенно станет на одного покойника больше. Никто из сражающихся даже не станет пытаться понять, на чьей я стороне, — меня просто прихлопнут, как надоедливую мошку, и все. Поэтому самое главное сейчас — это минимум движений.

В голове суматошно мечутся какие-то обрывочные мысли. Я даже не могу додумать ни одну из них до конца — тут же перескакиваю на новую и также бросаю ее. Наиболее завершенной является, пожалуй, «Скорей бы все кончилось!». Мне уже все равно, кто победит, из-за чего вообще все началось и так далее и тому подобное — скорей бы все закончилось, чтобы можно было спихнуть, наконец, с себя покойника и перестать глотать свою (а возможно и чужую!) кровь.

Я не знаю, сколь долго шла эта нежданная схватка. Просто в один момент все затихло и стали слышны только чьи-то отрывистые команды, произносимые детским… ДЕТСКИМ?!! голоском.

— Ладно, ехать так ехать! — сказал попугай, когда кошка потащила его из клетки. Я с трудом отталкиваю тяжелое, безвольное тело убитого в сторону. Сейчас глянем, что здесь происходит.

Твою мать!!!

— Здравствуйте… крапленый! — произносит тихо, без каких-либо эмоций мой старый знакомый — мальчик Мишенька. Он стоит возле стены неподалеку от меня. Худенький мальчишка в старомодной школьной форме. Только сейчас на нем нет фуражки, и на щеке кровоточащая ссадина. Руки расслабленно висят вдоль туловища, но вот пальцы согнуты в каком-то странном жесте. И в этот момент, так же как и в подземельях, на меня накатывает. Я вижу разноцветное облако ауры, которое окутывает мальчишку. А вот на руках его клубится Тьма! Да, да — именно Тьма! Я пытаюсь машинально прикоснуться к ней своими внезапно прорезавшимися чувствами и получаю болезненный удар, который пронзает все тело. Бог ты мой, как же больно!

— Еще раз так сделаете — я вас просто убью, — бесстрастно информирует меня Мишенька.

И я почему-то ему верю!..

Мишенька Михневский был самым младшим ребенком в школе. Впрочем, он был и самым молодым жителем Города. После него детей в анклаве не рождалось, ни одного.

Последнее третье поколение уроженцев аномалии насчитывало всего пятьдесят шесть человек. Причем все они были мальчиками в возрасте от 8 до 12 лет. Краем уха Мишенька слышал, что детей было больше, да и девочек среди них хватало. Но смертность среди новорожденных составляла восемьдесят процентов. Город вымирал…

Однако Мишенька не страдал от отсутствия общения со сверстницами. Интересных дел хватало и без них. Лет с пяти он начал ходить в городскую школу, где, едва научившись читать и писать, принялся за изучение науки, которую его учителя гордо именовали «искусством оперирования энергетическими полями». Самих себя преподаватели называли «операторами» или «энигматорами». Однако юные ученики предпочитали не забивать свою голову заумными словами, считая предмет изучения банальным волшебством.

Если бы Мишенька рос в большом мире, он бы непременно провел аналогию между собой и мальчиком с иностранным именем Гарри Поттер. Вот только нравы настоящей «советской» школы магов резко отличались от патриархальных нравов английского Хогвартса.

Боевые заклинания, приготовленные для классовых боев мировой революции и отточенные во время Второй мировой, вдалбливались в детские головенки с первых же дней обучения. Действия операндов сначала отрабатывались на тараканах (огромные черные насекомые были единственными живыми существами, кроме людей, умевших выживать в анклаве), а потом друг на друге, постепенно увеличивая мощность. Заодно оттачивалась защита. Когда последствия применения заклинаний стали очень болезненными, почти смертельными, детям предоставили новые мишени для тренировок — живых людей, жителей Города, приговоренных к смертной казни. И, наконец, настало время, когда уровень каждого из маленьких волшебников, а вернее, бойцов, стал таким, что он в одиночку мог выжечь целую страну, предварительно превратив в фарш или прах ее жителей.

Постепенно даже до самых тупых школьников, к которым Миша никогда не относился, начало доходить, что готовят их к чему-то очень серьезному. Курировал школу полковник Тропинин. Семен Петрович всегда был добр к своим подопечным, баловал их дефицитными сладостями, сам вникал в мелкие личные конфликты детей. В общем, стал для школьников родным отцом.

Но как-то раз Мишенька умудрился подслушать разговор доброго полковника с одним из своих доверенных сотрудников. Из этой беседы Миша понял, что их маленький отряд должен послужить неким тараном, пробивающим полковнику путь к абсолютной власти в Городе. Тропинин готовил переворот. Несмотря на свой юный возраст, Миша смекнул, что, исполнив задуманное, полковник быстро избавится от «страшного оружия» — зачем ему держать отряд убийц-магов, если для контроля вполне хватает обычных людей?

Вот именно тогда Мишенька и решил вести свою игру. До поры до времени изображать послушное орудие в руках полковника. А когда операция по замене власти войдет в финальную стадию — избавиться от милейшего Тропинина и самому стать полноправным властелином всего. Примеров хватало: в библиотеке школы было множество книг о героях революции, пробившихся наверх из грязи.

Тайком от наставников и кураторов Мишенька стал набирать команду единомышленников. Вскоре их отряд включал две трети всех школьников. Неприсоединившихся использовали втемную. Естественно, что никакой толковой программы управления у ребят не было — о том, что будет после захвата власти, просто не задумывались. Кому-то хотелось больше сладостей, кому-то больше свободы для невинных игр, а небольшому числу детей, включая Мишеньку, просто хотелось ощутить вкус вседозволенности.

Однако их теневая организация заговорщиков стала набирать все больше и больше власти уже сейчас, без всяких переворотов. Этому немало способствовало то, что под еженочным воздействием «призраков» жители Города все больше превращались в бессловесный скот. Доходило до полного выключения сознания. Таких людей либо списывали в расход, если они были стары, либо ставили к станкам на самую простую примитивную работу. Постепенно атаки «призраков» становились все целенаправленней. Теперь они посещали по ночам и администрацию, квартал которой был раньше недоступен из-за установленной еще в пятидесятые годы защиты. И вот уже начальники среднего и низшего звена шли утром на службу с осоловевшими «коровьими» глазами. Несколько ночей целенаправленных визитов, и все! Человек становился отличной заготовкой для применения управляющего операнда. А ведь кто заподозрит в проникновении во властные структуры детей, самому старшему из которых (и самому неискушенному в Искусстве) едва исполнилось четырнадцать лет.

Мальчикам становилось тесно в Городе, и тогда юные революционеры стали подумывать о загадочном и неизвестном «Большом мире». Вот где раздолье для них, с их-то талантом! Но как туда попасть? Преграждающий операнд был сплетен настолько умело, что преодолеть его, даже применив совместную мощь всего отряда, не представлялось возможным — не хватало знаний. Несмотря на свою врожденную силу, дети по-прежнему оставались детьми — учиться им и учиться! На изучение науки оперирования энергетическими полями у обычных людей уходили десятки лет. А мальчишки по примеру своих коллег-курсантов из далеких тридцатых годов решили, что, изучив заклинание пускания огненных шаров, они уподобились богам! А ведь тогдашние недоучившиеся курсанты были предками теперешних учителей молодых заговорщиков. Яблочко от яблоньки…

Но вот год назад в воротах, закрывающих Город, образовалась калитка. Это дали о себе знать скрывающиеся в катакомбах ренегаты. И в анклав хлынул пусть не поток, но даже и тонкого ручейка для начала было вполне достаточно. Люди, попадавшие в город с вновь заработавшего вокзала, казались более чужими, чем «призраки». Их, этих пришельцев, было всего несколько десятков, но спящий город начал ворочаться, готовясь проснуться. Несколько схваченных и допрошенных гостей показали, что в Большом мире произошли грандиозные перемены. Но мальчишек не волновали смерть Сталина и гибель коммунистической империи. Куда больше их обрадовало, что там, на другом конце железнодорожной ветки, совершенно разучились пользоваться магией.

Тем страннее стало появление в один прекрасный день носителя столь мощного заклятия, что дежуривший возле вокзала парнишка с перепугу поднял по тревоге весь отряд. Целые сутки ушли на поиски незнакомца, хотя днем тот сам вышел к школе. Но только под вечер он попал в облаву, совместно устроенную ГБ и милицией. И вот, казалось бы, объект у нас в руках — исследуй! Но тут снова вмешались взрослые, отодвинувшие детей от интересного. И время было упущено! Неожиданно для всех, особенно для школьников, вроде бы уже давно нашедших с ними общий язык, взбесились призраки. На прикрытую всеми мыслимыми защитными операндами цитадель госбезопасности обрушилась массированная атака «сублимированных эманаций». И носителю тайны снова удалось ускользнуть.

Но теперь, когда он пришел сам, никто, даже всесильный глава Города — Макаров, не сможет забрать у нового поколения магов объект изучения!

— Вот мы снова и свиделись, крапленый! — голос ребенка сух и бесцветен, тем неожиданней срывающийся на фальцет крик: — Встать!!!

Я тяжело поднимаюсь, держась руками за стенку. Глаза Мишеньки оказываются где-то на уровне моего пояса. Но смотрит мальчик тем не менее так, словно это я ниже его в два раза. И в глазах этого пацаненка плещется такое… Так рассматривают раздавленную муху. С этаким брезгливым любопытством типа: как же так? Такая назойливая и неуловимая, попав под ловкий удар свернутой газетой, вдруг оказывается комочком слизи с торчащими из него лапками и крылышками.

Мне стало стыдно. Я отлепился от стены и расправил плечи. А в следующую секунду сделал то, что этот маленький монстр мне делать запретил. Я вновь прибег к помощи проснувшейся «волшебной» силы. Ответ не замедлил себя ждать. Я еще успел увидеть, как серые и синие огоньки в ауре мальчишки меняются на красные. «Разозлился не по-детски!» — пронеслось в голове. В следующий момент мне показалось, что на меня рухнул потолок.