Пробуждение было не из приятных. «Это же надо было так нажраться!» — по привычке подумал я. В голову лезла всякая мура, вроде старого анекдота: «Если сейчас в камеру войдут немцы, скажу им, что я штандартенфюрер Штирлиц, если войдут наши — представлюсь полковником Исаевым. Ага… а войдет милицейский сержант и скажет: ох, и напились вы вчера, товарищ Тихонов!»

Однако пора бы мне и глазки продрать! Не дай бог сегодня будний день и мне на работу! Будильника вроде не слышно, но это ничего не значит — я мог его и не поставить. А что это за голоса неподалеку? Друзья не догуляли? Хм, а голосочек-то совсем детский! Но до боли знакомый!

Черт!!! Память вернулась рывком вся и сразу. Застонав, я открыл глаза. Ну, так и есть — страшная сказка продолжается! Я сижу, привязанный к стулу с высокой спинкой и подлокотниками, в помещении с бетонными стенами без окон. Можно не ходить к гадалке, чтобы понять — это не комната релаксации дорогого санатория, а самая что ни на есть пыточная камера. Не хватает только палача с ржавыми клещами в окровавленных руках. Впрочем, я уже вижу тех, кто его с успехом заменит.

У дальней стены стояли полковник Тропинин и Мишенька. К счастью для меня, допрос с пристрастием, по-видимому, откладывался, поскольку потенциальные палачи спорили между собой. Разговор шел на таких повышенных тонах (Мишенька периодически срывался на визг), что подо мной мелко вибрировало кресло.

И спорили эти люди обо мне. Нет, не судьбу они мою решали — с этим все было ясно, разрезать и посмотреть, что внутри. А ругались они из-за того, что мальчик хотел приступить к исследованию немедленно, а полковник возражал в том смысле, что «мол, не время сейчас, родина в опасности». Первым сдался Тропинин. Махнув рукой, он выдал длинную матерную конструкцию, в которой преобладали военно-технические термины, и вышел из комнаты, на прощанье процедив через плечо:

— Делай с ним, что хочешь, только быстро!

Воодушевленный таким отеческим напутствием, Мишенька минуту постоял молча, приходя в себя после бурной беседы. Его пальцы дрожали. Наконец он вскинул голову, и я непроизвольно дернулся, словно от удара. Вернее, попытался дернуться, поскольку те, кто меня привязывал, постарались на славу. Зафиксированными оказались не только руки, но и ноги, а также голова.

Мальчик подошел ко мне и почти вплотную приблизил свое лицо к моему. Несколько секунд он глядел на меня в упор, не моргая. Но теперь в его глазах читалось некоторое удивление и, кажется, толика уважения.

— И как же вы, товарищ Крапленый, сумели выжить после удара «Каменной плети»? — не ожидая конкретного ответа, а, скорее, думая вслух, сказал Мишенька. — Предупредил же — не смейте меня сканировать, так нет! Самый умный, да? Ну, выжил и выжил, слава труду! Обидно было потерять такой ценный приз! Мы же за вами вчера целый день гонялись! Поймали уже один раз, да призраки нам все карты смешали. А вот вас они почему-то не тронули…

Мальчик резко отстранился. Пальцы его левой руки сложились в хитрую «фигу» и направились на меня. Кожу словно кипятком обожгло, а потом огонь проник глубже. Больнее всего было, когда сгорало сердце. Мне бы в обморок хлопнуться, но что-то никак не выходит… Подержав меня в таком состоянии пару минут, маленький засранец распрямил пальцы. Боль стала потихоньку отступать.

— Надо же! А внутри, Крапленый, вы самый обычный человек! — несколько разочарованно пожаловался пацан.

— Сучонок! — прохрипел я, представляя, какой смачной затрещиной наградил бы уродца, будь мои руки свободны. Вот так, наотмашь, в лоб!!!

Головенка Мишеньки качнулась, как будто мой удар и правда был нанесен! Мальчишку качнуло в сторону.

— Ах, вы так? — обиженно крикнул пацаненок.

Его руки взлетели, словно крылья птицы. Мое тело пронзили миллионы раскаленных иголок. Я захрипел, не в силах даже закричать. Но что-то во мне протестовало против такого насилия. Из глубины сознания тонкой черной струйкой просочился холодный ручеек, смывший боль. «Сдохни, звереныш!!!» — выкрикнул я. Тот же черный поток, превратившись из ручейка в цунами, хлестнул по мальчишке. Того отбросило и с размаху припечатало к стене. Хрупкое тельце скорчилось, подобно тряпичной кукле. Сейчас додавить бы этого мерзавца, как таракана. Но спасший меня черный поток уже исчез. А может, и к лучшему… Убивать ребенка, даже если он гаденыш? Хмуро сплюнув на пол, я устало прикрыл глаза, наслаждаясь выпавшим покоем.

Отдыхал я целых десять минут и почти задремал, пока не послышался легкий шорох. Я открыл глаза — Мишенька пытался сесть, его вырвало. Наконец, встав на карачки, мальчик взглянул на меня. В его глазах застыл откровенный испуг:

— Да кто вы такой?

Ответить я не успел. Дверь в камеру бесшумно слетела вместе с косяком. Похожее на перекрученный кленовый лист, массивное стальное полотно спланировало на пол и только сейчас по ушам ударил лязг и грохот. Меня вместе со стулом опрокинуло воздушной волной. А Мишеньку швырнуло в угол.

В обрамленный вывернутыми кусками бетона проем входа синхронно влетели два человека. Оба-на! Двое из ларца, одинаковых с лица! Старики-разбойники! Причем Федор по-прежнему босой! Даже не взглянув на тело мальчика, Федор с Сергеичем споро освободили меня от пут, подхватили под локти и поволокли, совершенно не обращая внимания на мои вопли о том, что я могу передвигаться самостоятельно. Коридор за дверями камеры оказался длиннющий, и я успел стереть в кровь коленки, пока меня дотащили до ведущей наверх лестницы.

— Сам идти можешь? — запоздало сообразил наконец Сергеич.

— Да, блин, я же вам в самые уши орал!

— Ох, прости, милок! — усмехнулся Федор. — В горячке мы, бой идет!

— Какой бой? — Только тут до меня доперло, что появление соратников Плужникова в самом сердце вотчины ГБ — здании управления — событие экстраординарное!

— Некогда нам болтать, убираться отсюда надо! — отрезал Сергеич. — Пока мы тебя искали, там, наверху, лучшие наши парни головы кладут! И на хрена ты Палычу сдался? Хоть все, грит, сдохните там, но этого парня мне добудьте! Ладно, пошли! Федор головным, я замыкающим. А ты, милок, смотри у меня — попытаешься деру дать — ноги оторву! Про то, чтобы ты целым вернулся, Виктор Палыч не говорил! Все! Марш!

Мы двинулись вверх по лестнице. Миновав несколько пролетов, я сообразил, что до этого пребывал в глубоком подземелье. Путь наверх занял почти две минуты. На одной из лестничных площадок лежал покойник со сгоревшим до костей лицом, облаченный в серую гэбистскую форму. Чем это его так? Огнеметом? Вот так выборочно? Только лицо? Нет, наверное, все-таки этим своим магическим файерболом.

На самой верхней площадке трупов было больше. Ранения у всех похожи — круглые ожоги на теле или сгоревшие лица. Один из мертвецов — подпольщик. Ага, значит, матч идет не в одни ворота.

Федор, равнодушно перешагнув через тело поверженного соратника, осторожно выглянул за угол и тут же отпрянул. Мимо просвистел огненный шар. Сделав сложный пасс руками, старик прыгнул в коридор. С кончиков пальцев волшебника сорвались синие лезвия. Через секунду издалека донесся полный боли крик.

— Попал! — удовлетворенно сказал Федор. — А все-таки мелковаты они для нас, а, Сергеич? Пацаны-то эти? Вызубрили пару боевых операндов и туда же — против энигматора, который им в дедушки годится!

— Кончай базар, Федор! — прикрикнул на него Сергеич. — Двигаем дальше! Расхвастался, старый хрыч, с дитями воюя! Хотя… сколько эти мальцы дикой силы в свои операнды вкладывают! Я задолбался щит латать!

Мы пошли дальше. В конце короткого коридорчика лежали фрагменты тела, обрывки одежды которого я идентифицировал как школьную форму. Да вот же! Голова мальчишки лет двенадцати слепо таращилась на нас из угла круглыми глазами. Причем, что интересно, крови не было!

— Тля, Федор, мог бы и поаккуратнее! — сказал Сергеич, брезгливо отталкивая ботинком с прохода детскую руку, отсеченную у локтя. — Что у тебя за «Летающие кинжалы» такие? В классическом операнде три лезвия, а твои словно мясорубка!

— Дык, дружище, модифицированная версия! — удовлетворенно хмыкнул Федор. — Я ее еще в сорок третьем, на Курской дуге оттачивал!

Наша троица вышла из короткого поперечного коридора в длинный продольный. Здесь трупов было больше. Большинство гэбисты, но нередки и партизаны. Двери кабинетов, выходящие в коридор, были распахнуты настежь или выбиты вместе с косяками. Внутри помещений бедлам. Из комнаты впереди, пригнувшись, выглянул парень-подпольщик. Увидев командиров, он приглашающе махнул рукой. Старики-разбойники не заставили себя ждать.

— Ну, что там, Вася, как обстановка? — спросил Федор, пробираясь к окну через поваленный стол.

— Плохо дело, Федор Кузьмич! — хмуро доложил парень. — Почти всех наших угрохали. Остался только я, да Пашка с Михой на главном входе. Долго они не продержатся!

— Как же так, Вася? — вмешался Сергеич. — Мы же с Кузьмичом только на несколько минут отлучились, пока в подвал лазили! Здесь же гэбистов уже не оставалось!

— Это да… — понурившись согласился Вася. — Не оставалось… Наши наверху остатки добивали… Там Макаров с Тропининым в кабинете забаррикадировались. И несколько пацанов этих с ними.

— Вообще-то Макаров убит Тропининым! — быстро вставил я.

— Да ты шо? — повернулся ко мне от окна Федор. — Откуда знаешь?

— На моих глазах дело было! — пояснил я. — Переворот ваш Тропинин устроил. А детишки с ним заодно!

— Но-но! Никакой он не наш! — вскинулся Вася. — Ты это, думай, что буробишь!

— Н-да… — задумался на мгновенье Сергеич, — ситуевина… Ладно, вернемся на базу — доложим Палычу как положено. Что дальше-то было, Вася?

— Ну, я и говорю — почти всех добили, — продолжил боец. — А тут подъезжает к крыльцу несколько черных броневиков. Подъезжают и орут — отдайте Макарова, а то дом спалим, к такой-то матери. Ну, наши ка-а-а-к вдарили по ним! Да только файерболы от брони словно мячики отскакивают! А они башней повели — и наших словно пулеметом покосило! Как воск растеклись! А потом эти черные ублюдки на штурм пошли. И наши между молотом и наковальней очутились. Минуты не прошло, как всех смели. Потом, правда, с теми, кто наверху сидел, сцепились. Вон, до сих пор воюют, слышите?

Со второго этажа донеслись выстрелы и крики. Потом раздался грохот, словно уронили сейф.

— Сопляки! — констатировал Сергеич. — Тля, ни на минуту оставить нельзя! Как дети, ей-богу! Это же «Ночная стража»! Там одни мутанты! Защита у них природная. На них не операндами надо воздействовать, а пулей! А на вооружении у них излучатели Судаева-Шипунова, образца сорок восьмого года…

— Модифицированные, — вставил Федор, не отрываясь от окна. — От них Виктор Палыч еще в восьмидесятом году, в ту еще заварушку, защитный операнд придумал! Эх, Вася, Вася… И чему вас только в школе учили?

Вася виновато потупился.

— Ладно, — Сергеич прощающе хлопнул парня по плечу, — за одного битого двух небитых дают! Федор, что делать-то будем?

— Что делать, что делать… — проворчал Федор. — Бросать тех придурков, что на главном стоят, и отрываться с концами! Продержатся они еще пять минут — вечная им слава! И такая же память…

— А внешняя защита? — охнул Вася. — Там же стационарная стоит, с подпиткой!

— Дурак ты, Вася, ох, дурак! — укоризненно покачал головой Федор и начал выкладывать на подоконник продолговатые бруски, извлекая их из карманов своих офицерских бриджей. — Думать же надо головой! Молодежь! Привыкли на оперирование энергополями полагаться. А про такую вещь, как взрывчатка, забыли! На хрена нам защиту ломать, если мы сейчас эту решетку взорвем и спокойно наружу выйдем? Сергеич, бикфордов шнур у тебя?

— Лови! — Сергеич извлек из кармана френча моток бечевки и кинул напарнику. — Давай быстрей, а то они там закопошились что-то.

Сверху снова донеслось несколько выстрелов, а потом раздался дикий визг. Вася аж присел от неожиданности. Сергеич с Федором и глазом не повели. Впрочем, я тоже — слышал я уже такие звуки! Так кричал раненный мной черный страж. Шум боя усилился и начал сдвигаться в направлении главного входа. Поперли черных? Блин, для меня это только к худшему!

— Готово! — порадовал Федор, уже успевший примотать к оконной решетке толовые шашки. Запалив бикфордов шнур, старик скомандовал: — В коридор, быстро!

Мы резво вынеслись наружу. Едва Федор успел присоединиться к нам, как рвануло. Да так, что покачнулось все здание, стены пошли трещинами, а с потолка стала рушиться штукатурка. Прямо на моих глазах здоровенный кусок упал точнехонько на голову бойцу-подпольщику Васе. А вот меня, зажатого между Федором и Сергеичем, обломки облетали. Даже поднятая взрывом туча пыли держалась на почтительном расстоянии. Опять старики-разбойники колдуют? Отточили защитный операнд «Бронекупол» в боях под Берлином?

Не дожидаясь, пока стены перестанут трястись, бравые энигматоры схватили меня под локти и рванулись на выход. На месте окна зиял солидный пролом. Тут и автобус проедет! Ничего себе дедок взрывчатки заложил! Мы в темпе выскочили наружу и побежали направо, к зиявшему выбитыми стеклами жилому дому, метрах в ста от нас. Но не успели мы пробежать и пятидесяти шагов, как державший меня за правую руку Сергеич ослабил хватку и стал заваливаться. Еще через несколько шагов он упал окончательно, но при этом продолжал цепляться за рукав. Между тем Федор продолжал тянуть за другую руку. Мы протащили упавшего старика несколько метров, пока я не потерял равновесие. Это меня и спасло. Над головой точно молния блеснула. Голова Федора взорвалась, забрызгав меня осколками кости, кровью и кусочками мозга. Я грохнулся на пыльную землю, прилично приложившись локтем и коленом. Сергеич отпустил мой рукав, и я, повернувшись к нему, увидел расплывающееся на спине энигматора темное пятно.

— Как глупо! — прошептал Сергеич побелевшими губами. Его глядевшие на меня зрачки стремительно расширились.

Только теперь я увидел осторожно приближающихся к нам вундеркиндов во главе с Мишенькой. Живучим оказался маленький мерзавец! Он-то и приложил двух опытнейших боевых магов. Не помогли защитные щиты и купола. Эх, старички! Пройти всю войну, десятилетиями сидеть в подземельях и принять смерть от руки сопливого мальчишки!

Тем временем Мишенька, опасаясь подходить к нам близко, взмахнул рукой, и небо надо мной резко почернело. На спину навалилась неподъемная тяжесть. Я, скрипя зубами, ткнулся мордой в землю. Последним ощущением был вкус пыли на губах.

Очнулся я оттого, что кто-то аккуратно лил мне на лоб холодную воду. Пробуждение, прямо скажем, не из лучших. Когда вода залилась в нос, я фыркнул и открыл глаза. Надо мной нависала чья-то физиономия. Знакомая… Но вспоминать, кто это, мне решительно не хотелось. Жутко болела голова, принявшая на себя за последние сутки огромное количество шишек. К тому же в очень маленький период времени я познакомился с таким количеством неприятных мне типов, что хотелось свернуться калачиком, погрузиться в долгий глубокий сон и проснуться обязательно в своей скромной, но такой уютной квартирке. Что я и сделал, не обращая внимания на жесткое ложе под боком. Но незнакомец, решивший меня разбудить, не сдавался.

— Алексей, очнитесь! Очнитесь, пожалуйста! — Черт, и ведь голосок тоже знакомый!

Я сделал над собой волевое усилие и повторно открыл глаза. Ага, так ведь это милейший профессор несуществующего университета Павел Алексеевич Феклистов. Короткого взгляда, брошенного по сторонам, мне было достаточно, чтобы определить — я снова в той же камере, где состоялось знакомство с ученым-бомжем.

— Очнулись? — обрадовался профессор. — Слава богу! Когда вас принесли, я подумал, что все — не жилец вы! Лицо у вас было, краше в гроб кладут — бледное как полотно, под глазами черные круги! Что, эти сволочи вас пытали?

— Ох! — я осторожно пошевелил руками и ногами. Вроде бы все работало в штатном режиме. Тогда я ощупал голову, но и там разверстых ран не было. Болеть-то она болела, но скорее от… — Пал Лексеич! Дорогой! Не частите так! У меня и без этого башка раскалывается, а вы со своими вопросами…

— Простите! Простите, ради бога, Алексей! — снова зачастил профессор, но, поняв, что делает то, что его просили прекратить, стушевался и примолк.

А я, наконец-то закончив процедуру медосмотра, принял сидячее положение, прислонившись спиной к стене. Еще раз, оглядев камеру, в ней, кроме нас двоих больше никого не было, я решительно отобрал у Феклистова кружку, из которой добрейший профессор поливал меня, словно цветок в горшке, и сделал большой глоток. Вода оказалась теплой и затхлой, но мне она показалась божественным нектаром. Хорошо-то как!

— Ну и напугали же вы меня, юноша! — не выдержал затянувшегося молчания Феклистов.

Я открыл было рот, чтобы спросить, сколько я провалялся в отключке, но за дверью камеры завозились, послышались громкие голоса.

— А этих куда? Камеры переполнены!

— Ложи в пятую! Там всего двое!

— Но там же этот, которого ребятишки…

— Да пошли они, эти маленькие засранцы! Открывай, я говорю!

Лязгнул замок. Дверь распахнулась, и дюжие сержанты стали заносить в камеру обмякшие тела в черной униформе. При виде их профессор торопливо залез на нары поближе ко мне и даже поджал ноги. Я понял, что Феклистова напугали не привычные ему охранники, а наши новые собратья по несчастью.

Три тела грудой свалили прямо в проходе. Пнув напоследок по наиболее выступающим частям «кучи-малы», сержанты покинули камеру. Наступила относительная тишина.

— Да что же это такое происходит? — возопил профессор. — Алексей! Это же ночные стражники!

— Тише, Пал Лексеич, не орите так! Я сам вижу, что это ночные стражники, — поморщился я от нового приступа головной боли. — Сидите вы здесь, последних новостей не знаете! А в городе, между прочим, переворот!

— И кто победил? — жадно спросил Феклистов. — А то я действительно сижу взаперти, а снаружи, судя по звукам, целый день бой идет. Скоро нас освободят?

— Боюсь, что нескоро! — я тихонько рассмеялся над наивностью старого ученого. — Может быть, даже никогда! К власти пришел полковник Тропинин со своими детишками-монстрами. Макаров убит, его ночные стражники — сами видите… К тому же из катакомб вышли подпольщики. А они, поверьте мне, еще страшнее этих юных убийц. Хотя… пожалуй, все они стоят друг друга.

— Дети-монстры? — переспросил Феклистов. — Вы имеете в виду учеников школы? Такие милые молодые люди. Серьезные не по годам!

— Убийцы они и садисты! — с чувством сказал я, но тут же задумался. — Однако на Страшном суде у них есть все шансы быть прощенными, ибо не ведают они, что творят! Не учили их различать добро и зло. И виноваты в этом прежде всего мои покойные родственнички, Макаровы, отец и сын. Порядок хотели сохранить, а вызвали хаос! Слишком долго пытались держать закрытым кипящий котел. Вот он и рванул!

Отмахнувшись от робких попыток Феклистова остановить меня, я слез с нар, чтобы осмотреть наших сокамерников. На первый взгляд выглядели они целыми, кровавых ран не было. Я перетащил их с пола на нары, обнаружив при этом, что тело одного из стражников напоминает резиновое — суставы рук и ног свободно гнутся в любую сторону. Он и еще один раненый сияли просветленными лицами годовалых младенцев, отмеченных печатью болезни Дауна. При более детальном осмотре выяснилось — у резинового отсутствуют глаза. В пустых глазницах не было даже век. Третий их товарищ более-менее напоминал нормального человека, вот только на его руках я насчитал по четыре пальца.

— Ор-р-ригинально! — прокомментировал я осмотр. — Павел Алексеевич, помогайте! Надо этих ребят в чувство привести.

Феклистов, пугливо озираясь на «пациентов», набрал воды и сунул мне кружку. Приближаться к черным ближе чем на метр он опасался. Я стал брызгать водой на стражников, но приходить в себя они не спешили. Тогда я стал просто лить воду им на лицо, как недавно проделал со мной профессор. Никакого эффекта! Чем же их так долбанули, что при отсутствии внешних повреждений они не подают признаков жизни?

— Проверьте пульс! — посоветовал маячивший у двери Феклистов.

Ага, точно! Что-то я сам не сообразил! Туплю, однако.

Пульс я искал долго. Ни на руках, ни на шеях он не прощупывался. То ли они уже того… то ли вены и артерии у них проходят в других местах. Неудовлетворенный результатом своих реанимационных действий, я махнул рукой.

Внезапно один из стражников открыл глаза, да так резко, что я даже отшатнулся.

— Воды! — отчетливо произнес черный и, снова закрыв глаза, тоненько, жалобно застонал.

Я пулей бросился к крану и быстро наполнил кружку.

— Накось, болезный, прими! — Подсев к стражнику, я осторожно приподнял его голову и стал бережно поить.

Стражник глотал воду жадно, словно вернулся из ралли-рейда по пустыне. Напившись, парень (самый нормальный с виду, хотя и с некомплектом пальцев) прошептал «спасибо» и снова открыл глаза. На этот раз его взгляд был более осмысленным. Он внимательно оглядел меня, своих лежавших рядом товарищей, стены камеры, маячившего в отдалении Феклистова.

— Внутренняя тюрьма Управления… — печально вздохнул стражник. — Значит, все пропало — мы проиграли.

— Чем это вас так долбануло? — полюбопытствовал я. — Я слышал, что вас, «ночников», ломом не завалишь!

— Против лома нет приема! — хмыкнул стражник. Ого! Не ожидал от него проявления чувства юмора. — На каждую хитрую жопу найдется болт с винтом! На нас и правда почти никакие операнды не действуют. Но уж больно способные эти ребятишки… Кто бы знал, что так можно модифицировать простую «Каменную плеть»! Да еще и накачать ее таким количеством энергии! А вы, как я понимаю, тот самый пришелец, из-за которого весь Город второй день на ушах стоит?

— Не знаю, тот самый или нет, — поскромничал я. — Хотя теперь это не имеет никакого значения — мы с тобой в одной лодке!

— Это понятно… — снова вздохнул стражник и попытался принять вертикальное положение. С моей помощью это ему удалось. — Не знаете, что случилось с Петром Алексеевичем? А то нас подняли по тревоге — мол, захватили командира. А кто захватил, зачем… Здесь уже бой вовсю шел, еще и мы в эту кашу влезли.

— Убили вашего командира, Петра Алексеевича Макарова, — сочувственно сообщил я парню. — Полковник Тропинин убил. Прямо на моих глазах. Тропинин всю эту кашу и заварил.

— Урод! — с чувством отреагировал на мое сообщение стражник. — Петр Лексеич уже давно хотел его убрать, да подходящей кандидатуры на замещение вакансии не было. Если только кого из наших… Так нас в Городе не любят, боятся. Хотя именно мы всех от призраков прикрываем. Ну… или пытаемся прикрывать!

Черный на целую минуту опустил голову. Командира поминал или о поражении жалел?

— Скажите, товарищ! — стражник поднял на меня глаза, в которых все еще стояли… слезы. — А вы действительно родственник Петра Алексеевича?

— Действительно, — признался я, спиной чувствуя, как вздрагивает Феклистов. — Если быть точным — двоюродный внук.

— Вы на него очень похожи! — внимательно вглядываясь в меня, сообщил черный. — Особенно когда свет этак… по-особенному падает! Разрешите представиться? — стражник попытался встать, но я осторожно притормозил его порыв. — Командир первой роты батальона Особого назначения капитан Тарасов.

— А зовут-то тебя как, капитан? — усмехнулся я. Удивительно, но кто бы мне сказал сутки назад, что я буду мило беседовать с «Ночным стражником»… Батальон Особого назначения… Надо же! — Как тебя мама с папой нарекли? Если они были…

— Владимиром Петровичем! — гордо доложил стражник. Он вообще удивительно быстро приходил в себя. В отличие от своих товарищей… — Вы как будто думаете, что мы инкубаторские? Мы такие же люди, как и вы!

— Ладно-ладно! Не кипятись! — примирительно сказал я и вдруг неожиданно для себя самого протянул капитану руку. — А меня зовут Алексеем! Будем знакомы!

Тарасов удивленно моргнул и очень осторожно пожал протянутую руку своей четырехпалой клешней.

— А это, — я ткнул пальцем за спину, — профессор Феклистов. Павел Алексеевич. Да не прячьтесь, Пал Лексеич, подходите ближе! Похоже, что они не кусаются!

— Так с профессором мы уже знакомы! Встречались по службе. А вот насчет того, что мы не кусаемся… — капитан улыбнулся, продемонстрировав огромные клыки, от вида которых вампир нервно курил бы в сторонке, — это как посмотреть!

Осмелевший до того, что приблизился к нам на целый метр, Феклистов шарахнулся как черт от ладана, и стремительно занял уже привычное место — у двери, на максимальном удалении от страшных «черных» людей. Я рассмеялся.

— Ну, и шутки у тебя, капитан! Вижу, что ты вполне оклемался. Давай посмотрим, что с твоими сослуживцами.

Мы по очереди осмотрели остальных стражников. «Резиновый», по словам капитана, был без сознания, а второй уже мертв.

— Да, отвоевался Жорик Жуков, — печально констатировал Тарасов. — Жаль парня — самый молодой в моей роте. А вот Сашка, то есть сержант Александр Сысоев — парень крепкий. Может, и отойдет еще.

— Угу, если нам дадут на это время! — хмуро сказал я. — Я вообще удивляюсь, что вас оставили в живых! С их стороны куда безопасней держать вас в «холодном» состоянии.

— А может, им заложники нужны? — сзади раздался голос Феклистова. Пребывание в свободной Республике Чечне, да еще во время первой кампании, сильно расширило его кругозор. — А? Пленные для обмена?

— Не понял! — честно признался я. — С кем меняться-то? Люди Тропинина весь Город, небось, захватили! И на что меняться? На сухари?

— Вот зря вы так, Алексей, зря! — даже обиделся Тарасов. — Во-первых — не всех наших положили! А во-вторых — объект для мены есть, и весьма солидный. Хотя Третья рота, охраняющая реактор, вряд ли отдаст его в обмен на наши жизни.

— Не понял! — сдублировал я. — Что за реактор?

— В городе есть атомный реактор, — огорошил меня оживившийся Феклистов. — Вы думаете, электростанция Города на угле работает? Это, видимо, один из первых гражданских реакторов, построенный еще в начале пятидесятых. Ужасно примитивный, вроде самовара. По схеме очень похож на тот, что взорвался на Чернобыльской АЭС.

— Это что же? Они все шестьдесят лет на бомбе сидели? — повернулся я к профессору.

— Нет, конечно! — покачал головой Феклистов. — Дежурные смены, насколько мне объяснили (а был я там всего несколько раз), комплектуются по наследственному признаку — и из-за этого очень опытные и исполнительные. Им бы никогда не пришло в голову проводить эксперимент с отключением защиты, что привел к катастрофе Чернобыля. А после того, как анклав закрылся для внешнего мира — бдительность удвоена — ведь эвакуироваться просто некуда.

— Слушайте! Так ведь это все меняет! — задумчиво сказал я. — Объект для обмена есть, но предложение может поменяться! Если среди охраны АЭС есть умные и решительные ребята, то они вполне могут предложить такую сделку: Тропинин возвращает всех пленных, а по большому счету возвращает все к статус-кво… А они не взрывают станцию!

Тарасов и Феклистов глядели на меня в полном обалдении. Манипулирование угрозой такого масштаба не укладывалось в их головах. Наконец капитан захлопнул рот и тихо произнес:

— То, что вы предложили, Алексей, чудовищно! — и после долгого вздоха продолжил: — Но, к счастью, в Третьей роте человека, которому может прийти в голову аналогичная мысль, просто нет!

— А вот и плохо, что нет! — с нажимом сказал я. — Очень плохо! Не учите вы своих людей неординарному мышлению! Я же не предлагаю на самом деле взрывать реактор, а убедительно доказать Тропинину, что это возможно! Кстати, сколько продержится эта ваша Третья рота против объединенного отряда гэбистов и детей-сканеров?

— Полагаю, лет пятьдесят-шестьдесят, — вполне серьезно ответил Тарасов. — До тех пор пока защитники не перемрут от старости.

— ??? — на моем лице отразилась сложная гамма чувств.

— Дело в том, что вокруг реактора построены бетонированные огневые точки, а количество личного состава позволит оборонять их в три смены, — начал объяснять Тарасов. — Простреливаемое пространство — триста-четыреста метров. Без пушек их не взять!

— А дети-маги? Там один мелкий гаденыш Мишенька стоит гаубичной батареи! — быстро спросил я.

— Энергополевая защита установлена энигматорами самого высокого уровня, в ее составе несколько операндов, от простых, но мощных, до очень сложных, устроенных по типу лабиринтов, — терпеливо продолжил просвещать меня капитан. — Все операнды просто перекачаны энергией, к тому же стоят они на постоянной подпитке. Этим недоучкам никогда не удастся преодолеть такое заграждение. К тому же, как вы уже, наверное, знаете — наши ребята имеют природную защиту от боевого оперирования энергополями.

— Пища и вода? — упорствовал я. Ну, никак я не могу поверить в абсолютно неприступную крепость. Как там говорил товарищ Сталин: «Нет таких крепостей, которые бы не взяли большевики»?

— В охранной зоне реактора несколько резервных продовольственных складов. Резервных именно на случай беспорядков в городе. А вода… вот поступление воды не захочет отключать даже Тропинин.

— А! — доперло и до меня. — Охлаждение реактора! А разве там не замкнутый цикл?

— Вообще-то да — цикл замкнутый. Но поскольку станция старая — часть воды уходит на испарение — трубопроводы сильно изношены, много свищей, — прояснил Тарасов.

— Да, тогда у вашей Третьей роты есть все шансы продержаться, — согласился я, но потом уточнил: — Несколько месяцев, максимум — пару лет! В дальнейшем ваш противник придумает что-нибудь заковыристое — свобода движений-то у них! Дети подрастут, наберутся опыта. Защитные операнды растают, и так далее…

— Может, вы и правы, — с сомнением в голосе произнес Тарасов. — По крайней мере угроза взрыва реактора заставила бы мятежников занервничать, наделать ошибок. А может, и население бы подключилось… Но сами командиры Третьей роты до такого точно не додумаются. Им бы какую весточку подать…

— Бежать надо! — резюмировал я рассуждения капитана. — И как можно скорее! С минуты на минуту могут выступить подпольщики. Тогда ситуация вообще станет непредсказуемой.

— Хм… бежать! — Тарасов снова призадумался. — Из внутренней тюрьмы Управления? Как будто это так просто! Хотя… Вот вы вчера сбежали — каким образом?

— Призраки помогли, — спокойно объяснил я. — Меня на допрос привели, а тут нападение призраков началось, причем массовое. Вся охрана в отключке, вот я и вышел!

— Да, прошедшей ночью в Городе творилось что-то жуткое, — кивнул Тарасов. — Такого нашествия не случалось со времен восстания восьмидесятого года, когда стараниями подпольщиков рухнули все защитные операнды. Я вчера как раз в патруле был — так вместо противодействия нам пришлось спасаться бегством. Как вам удалось этого избежать?

— Не знаю! — честно признался я. — Призраки меня почему-то не трогали.

— Тогда это шанс! — обрадовался Тарасов, не пытаясь строить догадок насчет моей неприкасаемости. — Я чувствую, что ночь наступит с минуты на минуту, и тогда…

— Чувствуешь? — удивился я.

— Ну, есть у нас некий внутренний механизм, — смущаясь, признался Тарасов, словно стесняясь своей отличности от обычных людей. Как будто некомплекта пальцев или отсутствия глаз было мало. — Так вот — когда наступит ночь, нападение призраков может повториться! И тогда вы можете выбраться отсюда и попытаться…

— Как выбраться? — невежливо перебил я разошедшегося капитана. — В прошлый раз, в момент нападения призраков, я пребывал в кабинете Тропинина, на допросе! А не в запертой камере!

— Тогда вам надо потребовать от охраны встречи с главарями! — подсказал Феклистов. Он, снова осмелев, подошел ближе.

— Вы знаете, как-то не тянет меня встречаться с главарями! — отрицательно покачал головой я. — На предыдущих встречах я получил массу незабываемых, но плохо переносящихся организмом впечатлений.

— Так можно подгадать, чтобы охрана уже открыла дверь, и в этот момент наступит ночь! — обрадовался хоть мизерному, но шансу, Тарасов. — И если призраки атакуют в ту же секунду…

— Если бы да кабы… — скептически усмехнулся я. — Не факт, что призраки атакуют немедленно с наступлением ночи! Да и как установить точный момент начала? И есть ли он, этот точный срок?

— Точный срок есть! И момент его наступления я могу узнать с точностью до секунды! — доложил Тарасов. — А вот атакуют ли призраки тут же… Можно рискнуть!

— Ладно! Уговорили, — согласился я. — Тогда, Володя, свистнешь мне за минуту до наступления ночи?

Тарасов кивнул и насупился, прислушиваясь, видимо, к своим внутренним часам. Прошло минут пять. Я встал и приблизился к двери. Феклистов, напротив, отошел подальше, постаравшись, впрочем, быть одинаково удаленным и от двери, и от стражников. «Глупый план, — мелькнуло в голове, — охранник дверь не откроет, а побежит к начальству выяснять, нужен я им или нет!» Значит, мне надо так повести себя, чтобы дверь непременно открыли.

— Ночь! — выдохнул Тарасов.

Получив сигнал, я со всей дури забарабанил кулаками в железную дверь. То ли охрана все время стояла рядом, то ли мимо проходила, но глазок в двери открылся практически мгновенно.

— Открывай скорее! У меня срочное сообщение Тропинину! Давай быстрее! Вопрос жизни и смерти! — постаравшись добавить в голос побольше панических ноток, заорал я.

— Не ори так! — отрезал невидимый собеседник. — Сейчас доложу по команде…

— Некогда докладывать! — продолжал прессинговать я. — Веди немедленно! Сведения чрезвычайной важности! Мы же тут сейчас все попередохнем и вы тоже!

О, чудо! Дверь камеры распахнулась! На пороге стоял дюжий сержант, в двух шагах за ним маячил второй — страховал.

— Ну, что орешь? — тревожно спросил охранник. — Что случи…

Внезапно он замолк. Его лицо как-то оплыло, изо рта потекла ниточка слюны. Тот, что стоял за его спиной, просто кулем осел на пол. Эге! Знакомые симптомы! Сзади раздался шум. Я оглянулся — Феклистов сползал по стене, а вот Тарасов, наоборот, встав, приближался ко мне.

— Сработало, Алексей! — торжествующе прошептал капитан, отталкивая загородившего проход охранника и проходя в коридор.