Выход из пещеры оказался таким огромным, что в него свободно могла бы заехать пятитонка, груженная тюками спрессованного сена. И тем не менее снаружи он был почти неприметен. Его маскировали великаны-осокори, росшие наверху горы. Когда Генка с Иночкиной выбрались из западни, в которую было угодили, на них набросились разбойники в масках. Они прятались в засаде за корнями могучих деревьев. С громкими криками: «Жизнь или кошелек!» — налетели на растерявшихся путешественников и скрутили им руки. Разбойники были в картонных масках. Но рыжие вихры выдали их. Когда предводитель сказал Колькиным голосом, что женщину они берут в плен, а мужчину зажарят на костре, Генка рассмеялся:

— Кончай спектакль! Пьеса провалена, актеры освистаны, зрители ушли домой.

— А кто, кто мы? — продолжал хорохориться второй разбойник.

— Огненные братья! — расхохоталась Нюська.

— Гм, — многозначительно промямлил Петька (ибо это был он), — а как, как ты нас узнала?

— По кудрям...

Петька явно был разочарован. — Зато мы пещеру нашли, — добавил он, не скрывая хвастовства.

— А сундук с браконьерскими снастями видали? — снова съехидничал Генка.

— И про это разнюхали? А мы вот с Колькой лежим, поджидаем голубчиков, когда залетят в свое гнездо.

— Нетрудно сообразить, — подала голос Нюська. — Только вряд ли они сюда до ночи заявятся. Разве чтобы специально доставить вам удовольствие.

— Почему? — возмутился Колька.

— Потому что потому... — Генка даже запрыгал от удовольствия. — Какой же это дурак среди бела дня заявляется в свое логово?

— А мы не подумали, — сокрушенно согласились братья-разбойники, — тогда айдате в лагерь.

— И то дело, Костя с Таней, наверное, уже все жданки съели, нас высматривая. — И Иночкина первой двинулась по направлению к лагерю. Мальчики последовали за ней. Густая трава, прихваченная поверху жарой, мягко шелестела под ногами. Неподалеку от леска встретилось небольшое озерцо. Хотя погода была безветренной, гладь его морщилась.

— Что это? — остановился Генка.

— Рыбья молодь мечется, — вздохнул Колька, — спасать надо!

— И много здесь рыбы? — повернулась Иночкина.

— Много не много, а миллионов пять малявок наберется. Да вы посмотрите! — И Колька шагнул в воду. — Глядите. — В Колькиной руке трепыхался сазанчик. Спинка его была черной, а бока отливали медью.

— Красавец-то какой! — восхитилась Нюська. — А ты говорил малявки. Да в этой «крошке» граммов триста, не меньше!..

— А этот хуже?! — заорал Генка, в свою очередь, выхватывая из воды окунька. — Спасать надо!

— Надо, — согласился Колька.

— Так давайте! — закипятился Петька. — Да я сейчас один перетаскаю в реку миллионов сто!..

— Братья-разбойники становятся членами благотворительного общества, они спасают от гибели рыбьих детишек! — съехидничала Нюська.

— Так пошли быстрее за ведрами, — предложил Колька, — и Кита с Таней мобилизуем!

Кости с Таней на месте не оказалось. «Русалки» тоже.

— Уехали на «Третий Километр»! — сказал Колька, — это название рыбоохранного поста, что находится неподалеку отсюда, раз!.. Костюня...

— Друг Кита, два, — ввернул Генка.

— Точно! — опешил Колька. — Откуда знаешь?

— Сам сказал. Три! — продолжал дурачиться Генка. Колька сделал вид, что разобиделся.

— Ну, если вы все такие «вумные», я помолчу...

— А дядя Проша? — продолжал Генка.

— Что «дядя Проша»? — опять клюнул Колька.

— Не «что», а «кто»? — поправил Муха под всеобщий хохот.

— Шкипер с пристани... Кудрявый, помните? вяло отозвался Колька. С Генкой он решил теперь держать ухо востро. Не говорит, а бреет. Посадит в калошу, вся Лужа потом потешаться будет до скончания жизни.

— Но при чем тут дядя Проша? — опасливо осведомился он, когда смех попригас.

— А я и сам не знаю, — сознался Генка.

— Теперь все-таки кое-что прояснилось. — Вступила в разговор Иночкина. — А скоро Кит возвратится из гостей, как ты думаешь, Коля?

— Через часок, не больше, — заверил Колька. — Кит знает, что бригада его проголодалась...

— А может, пока работнем? — неуверенно предложил Петька. — Как вы считаете, ребята?

— Я считаю, надо подождать Кита. — Колька наотмашь рубанул воздух ладонью. — Да вот, кажется, и разговор его «Русалочки».

Все прислушались. За поворотом реки знакомо затарахтела моторная лодка.

— Она, — уточнил Колька. — Разжигай костер! Костя пустым не вернется, ушицу варганить будем!

Колька не ошибся. Костя подвел «Русалку» к берегу и крикнул:

— Эй, люди джунглей, принимайте на обед осетрину!.. У браконьеров забрана. Но вкусовых качеств она от этого не потеряла, могу вас уверить. — И Костя выбросил на траву осетра, пропоротого в нескольких местах крючьями.

— А браконьер? — поинтересовался Колька. — Пойман?

— Утек... Костюня говорит, «как сквозь землю провалился!». А уж Костюню обвести не всякому дано! — Кит вытащил нос лодки на берег, обернул цепь с якорьком дважды вокруг ветлы и добавил тихо: — Сегодня ночью пойдем в засаду. Милиция приедет. Костюня считает, что тут орудует целая банда. Как, ребята, поможем?

— Поможем! — завопили парни.

— А девочек в лагере оставим, — изрек Колька, хитровато прищуривая правый глаз.

— Как бы не так! — возмутилась Нюська. — Мы не кисейные барышни, а комсомолки и от вас не отстанем.

— Если вопрос поставлен ребром, — Колька аж руки потер от удовольствия, — то забирайте осетра и варганьте уху!

— Смотрите, испугал! И сварганим! — Иночкина подхватила осетра и тут же растерянно обратилась к Косте: — Вы его только сначала разделайте...

Кит молча взял рыбину под жабры и стал распластывать ее прямо на траве. Девочки заварили уху, а ребята, забрав ведра и марлевый бредешок, отправились на озерцо. Они решили до еды поавралить. Кольке и Косте работа по спасению рыбьего молодняка не в новинку, а для Генки с Петькой — в диковину. Они-то и настояли на немедленном аврале. На этот раз девочки отпустили ребят, не обронив ни единого слова против. Пусть постараются!.. Мальков и на их долю хватит...

Озерцо формой напоминает куриное яйцо, шагов сто в длину и шестьдесят в ширину. Сбросив одежонку на траву, ребята полезли с бредешком в водоем. Право первого заброда выговорили себе Генка с Петькой. Костя с Колькой оспаривать этого не стали: как-никак, а гости... Пусть будут первыми. Кит и Колька, зачерпнув в ведра свежей воды, нырнули в траву и, лежа на боку, стали подбадривать «спасателей» советами. Особенно усердствовал Килька.

— Ровней, салажата! Ровнее идите! Не наклоняйте бредешка!.. Так... — орал он. И спасатели советы его воспринимали без обиды. С бреднем ходить, как и во всяком деле, нужна сноровка, навык, без которых и ложкой в рот не попадешь...

И все же, когда озерцо было протралено в первый раз, в бредешке оказалось не меньше пятисот штук рыбьей мелюзги. Сазанчики и судачки, окуньки и таранька бились в марлевом пузыре. Их тут же ссыпали в ведра. Петька с Генкой пошли на второй заход, а Костя с Колькой двинулись к реке, чтобы выпустить молодняк на волю.

Второй заброд, третий... Хотя воды в озерце в самом глубоком месте по пояс, а все-таки работа не из легких. Нижний край бредня надо волочить по дну, поэтому приходится идти, согнувшись в три Погибели. Начала ныть поясница. Первым почувствовал это Генка, но он вида не подал: неужели же он, Муха, слабее костлявого Петьки Петуха? Нет, Генка скорее умрет, а не сдастся! Вот если бы Петька пожаловался на усталость, тогда бы Генка нашелся, как выйти достойно из трудного положения. Он бы небрежно бросил Кольке и Косте: мол, идите, покажите теперь вы свою удаль, а то мы всех мальков выловим, вам не останется. А так... тот же Петька может поднять его на смех: что, мол, старые косточки заныли? Бросит такое, а потом доказывай, что ты не верблюд! Генка сцепил зубы, и поясницу вроде бы отпустило. Чудеса!

У Петьки спина тоже исполняла «Девятую симфонию Шостаковича*, по его собственному определению, но, глядя на Муху, он крепился.

«Дьявол двужильный, — ругал он Генку, — хоть бы отдохнуть предложил... Еще улыбается!.. Догадывается, наверное, что вот-вот пардону попрошу. Да только не дождется!»

Петька доподлинно не знал, что такое «попросить пардону», но догадывался, что это что-то вроде проигранного, сражения. Мудреное выраженьице ему нравилось по своему звучанию, и он к месту и не к месту вставлял его то в мыслях, то в разговоре.

А боль в спине не проходила. «Что же делать? — ломал голову Петька. — Какой дипломатический ход придумать?»

Выручила Таня.

— Мальчики! — закричала она, выныривая из леска. — Ужинать!..

— Кончай работу! — подал команду Кит.

— Сейчас. — Петька разогнул спину, они уже достигли середины озерца. — Дотралим в последний раз. — И он снова налег на бредешок. В тот же миг Петух слабо ойкнул: ступню правой ноги обожгло, словно она попала на раскаленное железо.

— Что ты? — всполошился Генка.

— Наверное, ногу порезал. — Петька нагнулся и вытащил из ила половинку донышка от бутылки. С одной стороны ее поблескивало три острых зуба, с другой один...

Петьке стало дурно. Генка взял у него донышко и хотел зашвырнуть на берег, но вовремя спохватился.

— Костя! — крикнул он. — Иди сюда! Петька ногу располосовал. Помоги!..

Кит в несколько прыжков оказался возле Петьки.

— А ну, покажь! — скомандовал он.

Петух, придерживаясь за плечо Кости, поднял правую ногу.

— Эге! Да тут дело не шуточное, — объявил Кит. И, подхватив Петьку на руки, он вынес его на берег. — Ничего, — успокоил Костя, — в лагере промоем марганцовочкой и зальем йодом. Обойдется. Я сам однажды так же вот попался. Зажило за неделю... И какой только гад такой вот пакостью занимается, засоряет битым стеклом водоемы? Попадись он мне под горячую руку, голову оторвал бы и сказал, что так и было.

Кровь лилась из раны так обильно, что Костя вынужден был тут же перевязать ногу. На бинты пустили Генкину рубаху.

— Берите, — предложил Муха, — у меня в лагере еще есть.

Костя понес раненого в лагерь, а Генка с Колькой решили завершить траление до конца. Теперь они ступали более осторожно. И не зря. Вскоре Колька нащупал в иле остальные части разбитой бутылки — горлышко и другие более мелкие осколки. Их аккуратно извлекли и отнесли на берег. Улов перекочевал сначала в ведра, а потом — в реку.

— Как ты думаешь, — спросил Колька, зябко поведя костлявыми плечами, — заражения не будет?

— Думаю, что нет, — авторитетно ответил Генка, — промоем марганцовочкой, зальем йодом, и адью! Всем микробам амба — конец!..

— И надо же такому случиться, и именно сегодня, накануне ответственнейшей операции, в которой Петька непременно бы отличился, — сетовал Колька. — Уж он-то браконьера бы унюхал.

— Это точно, — согласился Генка, — нюх у Петьки удивительный. Бывало, спрячу пирожок в карман, иду мимо Петьки как ни в чем не бывало, и что ты думаешь? Поведет Петух носом и говорит: «А ну, выкладывай свой пирожок, жадоба!» А какой я жадоба? Я бы с ним и так поделился, но мне интересно Петькин нюх проверить.

— Да, но как же нам быть с Петькой? Придется его одного оставлять в лагере?

— Ну и что? Не маленький, — нахмурился Генка. Он испугался, как бы ему не предложили составить Петуху компанию, как-никак, а друзья. Но Колька рассудил по-другому:

— Одного бросать не дело. Скучно, да и мало ли чего еще может приключиться, тем более, когда поблизости всякие подонки шныряют. Останусь-ка я с ним...

— Правильно, Колька! — Генка бросился пожимать своему спутнику руку. — Это очень благородно! Я бы и сам, но, понимаешь, Иночкина... А ты Петьке вроде брата.

Колька даже зарделся от смущения. Генкины похвалы окончательно укрепили его решение: остаться с Петькой охранять лагерь.

Когда о мужественном решении Кольки было доложено остальным членам экспедиции, по команде Иночкиной все дружно трижды гаркнули «ура», воздавая должное его благородству. Петьку это растрогало чуть ли не до слез. «Да, — подумал он, — здорово это — иметь настоящих друзей. Таких, как Колька или Кит. Да и остальные им под стать!»