— А вон и наша Лужа, — Кит указал рукой на пожарную каланчу, возвышавшуюся над купой ветел далеко впереди, по носу корабля.
— Где? Где? — защебетали девочки. А Генка с Петькой молча привстали на цыпочки и вытянули по-гусиному шеи, стараясь пораньше разглядеть знаменитое село «мореходов и бунтарей», как они вычитали в популярном краеведческом справочнике. Но из-за стены осокорей и ветел выглядывали кроме каланчи лишь отдельные крыши домов. Справа темнели корпуса рыбозавода. Невысокий, но обрывистый берег был защищен могучей деревянной забойкой.
— Чтобы в половодье не размывало, — пояснил Кит. — Здесь вода, Как нож, режет все, что ни попадется на пути. А вот и наша пристань!..
Голубая кокетливая пристанька, разукрашенная кружевной резьбой по дереву, очаровала ребят.
— Красивая-то какая! — словно бы про себя произнесла Таня. Но Костя понял, что реплика адресована ему, и живо откликнулся:
— Шкипер на ней — писаный красавец, вот она за хозяином и тянется, отставать не хочет.
«Ракета» замедлила ход. На нос пристани вышел русочубый кряжистый мужчина. Он был одет в вышитую косоворотку, распахнутую на груди. На круглом румяном лице его кудрявилась пшеничная бородка, пышные русые усы по-казацки свисали книзу.
— Прохору Мокеичу наш поклон! — крикнул капитан.
— Мое почтение, Константин Ильич, — поздоровался степенно богатырь.
— Это и есть шкипер, — шепнул Костя, а в полный голос крикнул: — Здравствуй, дядя Проша!
— Будь здоров, племяш, коль не шутишь! — усмехнулся Прохор Мокеевич, встряхивая копной мягких волос.
— Ну как, — опять перешел на шепот Кит, — красивый?
— Мужчина прямо из сказки, родной брат Ильи Муромца, да и только, — сказала Нюська Иночкина.
— В самую точку угодила. Наша учительница по литературе то же самое про него говорила. — Кит влюбленным взглядом как бы погладил подплывающий родной берег. — Хорошо-то как у нас!
— Хо-ро-шо! — мечтательно протянул Петька. — Глянь, Ген, а вон — ветряки. Для чего они, как ты думаешь?
— Огороды поливать, — пояснил Кит. — Хо, маманя встречать пришла, значит, телеграмму дяди Оли получила... Маманя, мы тут! — во весь дух закричал он.
Высокая, еще не старая женщина в темном ситцевом платье помахала ребятам рукой. Лицо ее светилось нерастраченной лаской, большие темные глаза глядели на ребят доверчиво и грустно.
— Она у тебя красивая, — тихо обронила Нюся.
— Когда-то на селе первой красавицей слыла, — гордо подтвердил Костя. — Чуть ли не все парни к ней сватов засылали, а она отца выбрала. Хоть и был он из бедняцкой семьи, но удалью и силой его природушка не обидела. Война пожить не дала. Если бы не она, проклятущая, не знали бы мы с маманей горя-беды, жили бы сейчас не хуже Генки.
«Ракета» подвалилась к пристани, и пассажиры, гомоня, хлынули на берег. И впереди конечно же оказались Кит и его друзья.
Современная унылая архитектура хотя до Лужи и дошагнула, но испортить село не успела. Морянские «Кербюзье» сумели воздвигнуть в центре Лужи лишь три серых железобетонных куба — контору рыбозавода, комбинат бытового обслуживания и общежитие пожарников, за ненадобностью переделанное в колхозную гостиницу. Кубы горделиво высились на бугре, подпирая острыми плечами деревянную пожарную каланчу. Добротные дома рыбаков, окружавшие «руководящий бугор» с трех сторон, держались от данных учреждений на довольно значительном расстоянии. Улицы в селе шли параллельно реке Волге и ее притоку речушке Кисинке.
Большие светлые окна, казалось, приветливо и озорно подмигивали приезжим: ну как, мол, село? Понравилось ли?
— Красивое село, — за всех ответил Генка. — А крыши-то, крыши!
Ребята подняли глаза вверх и ахнули: почти над каждой крышей плавали затейливые флюгера — стерлядки и петухи, вырезанные из жести и дерева.
Китов дом — крайний, он замыкает западную окраину села. Фасад его задумчиво смотрится в затененные воды Кисинки. На берегу речки владычествуют могучие осокори и плакучие ивы. Возле каждого дома — легкие мостки, у мостков покачиваются круглобокие рыбацкие лодки.
— А ваша где? — поинтересовался Петька.
— А вон та, — Кит кивнул на свежеосмоленную бударку, на носу которой затейливой вязью было выведено: «Русалка».
— Успеете, нарыбачитесь еще, — усмехнулась Костина мама. — Проходите в дом. Закусите. Проголодались поди. Да и отдохнуть часик, другой не мешает...
В просторном дворе Титовых приветливо покачивают ветками фруктовые деревья. В одном из углов сутулится старенький сарай и русская банька. Рядом с ними — колодец с журавлем.
Генка подбежал к колодезному срубу, заглянул в него. В лицо пахнуло холодом и сыростью. Муха зябко передернул плечами. Подошел Петька:
— Ты чего?
— Да вот напиться хотел.
— За чем же дело стало?
— Ген, Петь! — закричал Костя. — Идите в дом, маманя зовет!
— Сейчас, напьемся только! — И Генка лихо послал бадейку, привязанную к концу журавля, в колодец.
Вода оказалась холодной и вкусной. Пили маленькими глоточками — ломило зубы.
— Ай, вкуснецкая-мировецкая, — приговаривал Генка, — живая, молодящая вода! Теперь я не удивляюсь, что в этих краях живут богатыри-богатырищи.
Петька согласно кивал головой, урча и жмурясь сладенько, словно кот у крынки со сметаной. Сегодня Петуха просто не узнаешь. Разодет он, как фон-барон, по собственному утверждению Петьки. Его длинные худющие ноги прикрыты новыми коричневыми техасами, плечи обтягивает красная трикотажная футболка. На Генке — синий вельветовый костюмчик.
Из открытых окон Китова дома потянуло вкусными запахами. Тонкие крылья Петькиного ястребиного носа затрепетали.
— Айда, Ген, звали же... — И Петька, не дожидаясь Мухи, бодрой рысцой устремился к гостеприимному крыльцу, конек которого был украшен скворечником-каравеллой. Генка воровато оглянулся: во дворе ни единой души.
«В этом арсенале непременно хранится оружие», — многозначительно сказал он себе, устремляясь к амбару. Мимо капустных и помидорных грядок проскользнул по-пластунски, ужом. Вот и рябая, побитая непогодами дверь с медной финтиклюшестой ручкой. Генка взялся за нее — и вдруг, испуганно пискнув, рухнул на землю. На его плечи с крыши амбара свалилась огромная рысь! Генка зажмурился, считая, что в этом его спасение: ведь если зверь посчитает его убитым, глядишь, и не тронет.
— Эй, ты, не притворяйся, что в упокойниках состоишь! А ну, разомкни гляделки, не то в колодец отправлю!..
«Рысь, а по-нашенски шпарит, что твой профессор словесности!» — Генка осторожно разомкнул веки одного глаза и чуть не завопил от возмущения: над ним стоял Петька Петух. «Ну, кому же еще придет в голову по-тигриному кидаться на людей? Ну, погоди же, ты у меня попляшешь!..»
— Эй, вставай! — Петух пальцами босой ноги легонько толкнул Муху в бок. — Хватит мертвяка из себя корчить!.. — В голосе Петьки легкий испуг: «А вдруг и вправду со страху окачурился?»
«Что, рыжая бестия, закрутился? — возликовал про себя Генка. — Я тебя научу вежливому обращению с людьми!»
— Ген-ка! Где ты?.. — раздалось с крыльца. Генка удивленно распахнул глаза — Петькин голос! Как же так, ведь «рыжая бестия» только что была рядом? Ну конечно же! Вот Петька метнулся за амбар и исчез в соседнем саду, мелькнули только рыжие нечесаные космы. «И когда он успел так обрасти!»
— Генка! — снова раздалось с крыльца. — Иди сюда! Тетя Настя кличет.
«Я тебе дам тетю Настю! — Генка поспешил на зов. — Как врежу! Стоп!.. Ничего не понимаю!..»
Петька, аккуратно подстриженный, расфранченный, стоял на крыльце. Хитрые глаза его лучились счастьем.
— Ты-ы, когда же это успел? — заикаясь, спросил Генка.
— Успел уж, — благодушно ответил Петька, — особенно шаньги хороши.
— Ша-а-нь-ги?
— Ну да, лепешки такие... — Петька явно был далек от всяческих злодейских помыслов и поступков, но Генка все-таки не удержался еще от одного каверзного вопроса:
— И как это ты с волосами умудрился?
— А чо, — снова не понял Петька, — перед отъездом у самого Рафика подстригся, два часа в очереди простоял. Да я тебе вроде об этом уже говорил.
Факт, говорил, Генка это помнит не хуже самого Петьки. Еще тогда он, Муха, тотчас кинулся к знаменитому парикмахеру, запоздал, Рафик уже сменился. «Значит, у меня галлюцинация!» — Генка с замороженным видом поднялся на крыльцо.
— Ты чо, случаем, не заболел? — перепугался Петька. — Бледный какой-то, и глаза почему-то вбок зыркают.
— Солнце... Голову напекло... Пройдет... Только ты никому ни слова! Чего доброго, с перепугу карету вызовут... курам на смех!
— А ты не сколупнешься?
— Нее... Чайку глотну, и все как рукой снимет. — И Генка, вымученно улыбаясь, переступил порог Китова дома. Вся компания за большим, покрытым белой скатертью столом дружно трудилась над паштетами и пирогами.
— А опаздывать, дорогой племяш, даже за стол негоже. Небось, знаешь присловье: «Каков работничек за столом, таков и в поле».
— Мам, — укоризненно сказал Кит, — человек еще не осмотрелся, а ты...
— Мал еще матери замечания делать, — прищурилась Анастасия Ермиловна. — Мне его батька в письме наказ дал держать в ежовых рукавицах. — И она по-доброму рассмеялась. — Да разве с вами совладеешь! А ну-ка, племяшок, отведай куриной похлебочки. А вот пирожок с судачком, шанежки... Работай до седьмого пота, пока за ушами не затрещит.
— Догоняй, Ген, — усмехнулась Нюська. — Мы с Таней уже так нагрузились, что подъемным краном с места не сдвинешь...
Костя с Петькой на аппетит никогда не жаловались, а тут и тем паче — принялись уписывать за обе щеки. Глядя на них, приналег на еду и Генка. Мясистая корка паштета таяла во рту, как сливочное мороженое. Густой бульон, сдобренный перцем и другими специями, пьянил и ублажал.
— А ты деревянной ложкой попробуй, — посоветовал Кит, — совсем другой коленкор. На!
Муха с удовольствием взял в руки деревянную точеную ложку, расписанную диковинными цветами и поверх покрытую лаком, и зачерпнул ею из глиняного блюда ароматную жижу.
— Бо-же-ственно! зацокал он языком, — неповто-ри-мо!..
Расправившись с паштетом и пирогами, приступили к чаепитию. На столе запыхтел медный самовар, начищенный до зеркального блеска. Рядом с шанежками, наваленными горками на татарский серебряный поднос, встали банки с вишневым и малиновым вареньем, ежевичное соседствовало с айвовым.
Отуманев от обильной и вкусной еды, гости приумолкли. Их потянуло в сон.
— А вы отдохните, — просто сказала хозяйка. — Пойдемте, покажу ваши комнаты.
— И до чего же у вас просторно! — вырвалось у Тани. Девочка всем восхищалась искренне, и это не могло не тронуть сердца Костиной матери, успевшей заприметить по выразительным взглядам сына, что он неравнодушен к застенчивой гостье.
— Чего-чего, а простора у нас не занимать — от дедов еще хоромина досталась. А в старину люди семейно жили, сын к отцу лепился, внук к деду. Семья за семью не считалась, если в ней меньше десяти едоков было. А теперь мы вот с сыном, вдвоем векуем!..
Под окнами раздался разбойный свист.
— Соскучились, соловьи-разбойники! Дружки у Кости — не разлей вода, — пояснила Анастасия Ермиловна. — Каждый день пороги обивали: теть Насть да теть Насть, когда, мол, Костя из города вернется? Вот и вернулся. Выдь, что ли, — обратилась она к сыну.
— Сейчас, — улыбнулся Кит, поблескивая зеленоватыми крупными глазами. — Вы, девочки, отдыхайте. Ты, Гена, тоже иди в свою комнату, а Петя мне понадобится...
Петух гордо посмотрел на Генку: видал, мол, миндал, я понадобился, а не ты! Генка такого предательства от Кости не ожидал и оскорбился, но вида не подал.
— Так я пока кимну минуток двести! — объявил Муха безразличным тоном, направляясь в свою комнату. Девочки последовали его примеру.
«Интересно, чего они там придумали?» — терзался Генка, разваливаясь в зашторенной комнате на чаканке.
Но долго терзаться ему не пришлось. В комнату ввалился возбужденный Кит и, схватив Генку за руку, увлек за собой.
— Пошли. Сейчас кино увидишь, какого в жизни не видал. Сюда!
Костя и Генка взобрались на чердак и припали к чердачному оконцу:
— Гляди, гляди, — Костя ткнул пальцем в сторону амбара, — начинается!
Генка глянул и обомлел: возле амбара, на том самом месте, где недавно Муха изображал из себя «покойника», стоял Петька Петух, а рядом с ним, нос к носу, торчал... опять-таки Петька Петух! Только нестриженый и одетый в дранье.
«Опять видение, — пробормотал Генка, — изыдь! Сгинь!» — он протер глаза, но видение не пропадало. Два Петуха продолжали топтаться один подле другого, обалдело вращая глазами.
— Ну что, похожи? — подмигнул Кит.
— Так это?..
— Нет, не привидение, не потусторонний дух, а Колька Бубнов, по прозвищу Килька. Что, не ожидал такой похожести встретить? Я сам, брат, растерялся, когда твоего Петуха в первый раз увидел.
— Так ты его нарочно послал, — довольно, хихикнул Генка, — и не предупредил? Молодчага! Пустька сами попробуют разобраться!.. Однако давай наблюдать.
И братья, затаив дыхание, стали следить за каждым движением двойников. Первым пришел в себя Петька Петух. Он провел ладонью по своему стриженому затылку и, убедившись, что ножницы Рафика сделали свое дело, протянул руку к патлам двойника и дернул их довольно основательно. Килькина голова мотнулась и снова замерла в неподвижности.
— Ты-ы, че-го таскаешься за волосы? — выдавил Колька.
— Я-я думал, что парик...
Тогда Колька, в свою очередь, ущипнул Петьку за ухо.
— Ой-ей! — взвыл Петька. — Очумел, да?
— Ха, гляньте на этого маменькиного сынка. — Килька презрительно опустил углы губ. — Они потерпеть не могут!
— А почему, спрашивается, я должен терпеть? — в свою очередь, начал заводиться Петька. — Вот дам тебе раза по шее, сам и терпи!
— А ты попробуй!
— И попробую!
— Слабоват в коленках!
— Это я слабоват? Да я тебя на одну ладонь положу, а другой прихлопну!
— Так за чем дело стало? Прихлопни!
— Вот и прихлопну! — Петька сжал кулаки, его противник сделал то же самое.
— Назревает международный скандал. Необходимо вмешательство ООН, — объявил Костя. — Пошли Генка, предотвратим кровопролитие и примирим враждующие стороны.
Братья кубарем скатились с чердака и наперегонки кинулись к рыжим забиякам. И вовремя. Замедли они на минуту, и чья-то алая бойцовская кровь пролилась бы на землю. Петька занес уже кулак над головой, но Костя перехватил Петухову руку.
— Брек! — бросил он. — Хорош же ты, Колька! К нему гость пожаловал из города — да какой гость! — а он его кулаками. И ты, Петька, тоже марки не выдержал! Можно сказать, родного брата встретил и вместо того, чтобы броситься ему на шею с родственными криками и прижать его к своему горячему сердцу, готов намять ему бока. Стыдно, друзья, стыдно!..
«Солнечные» братья сконфуженно заулыбались.
— Вот так-то лучше! поощрил их Генка.
— Ха, мертвяк ожил! — всплеснул руками Килька.
— Какой еще «мертвяк»? — строго посмотрел на него Кит.
— Да вот он, — ухмыльнулся Колька, ткнув Генку в грудь твердым, как железо, пальцем. — Ох и напугал он меня давеча!
Генка довольно расхохотался. Тогда Колька рассказал о том, как он, заподозрив Генку в краже чужих помидоров, свалился на него с крыши, вроде рыси на олененка. И сам чуть не умер от испуга: «Глазам не верю — убил человека, да и только!..»
— А я гляжу — будто Петька, а Петька мне с крыльца сигналит... Галлюцина-ци-я, думаю, не иначе. — И Генка с немым восхищением снова воззрился на двойников. — Бывает же такое!.. Если их одинаково постричь и одеть похоже, родная мать не отличит!
— А что, Колька, мы это учтем, — улыбнулся Петька, протягивая Кольке руку, — мы еще с тобой такое отмочим!
— А вы в цирк бы поступили, — подсказал Генка.
— А что, и в цирк, — согласился Килька. — Ты как, Петька, цирк уважаешь?
— А то! А ты?
— Спрашиваешь!.. Значит, в цирк?
— Значит, туда! — И они обменялись крепким рукопожатием. — Благословляешь, Кит?
— Что ж, если нравится... Только ведь и там на «фу-фу» не возьмешь, учиться надо, номер придумывать... А работа везде почетна. Но по мне — милее моря на свете ничего нет!
— Знаем, — важно сказал Колька, — штурманом дальнего плавания будешь.
— А что, и буду: в учебе не отстаю и здоровье позволяет. Да и маманя согласие дала. Однако, что тут у нас новенького поднакопилось, выкладывай, Колька!..