Это человек среднего интеллекта, натура низменная, паразитическая, вместе с тем наделенная немалой долей чувствительности. Его жизненные идеалы ограничены деньгами, красивыми женщинами, шелковым нижним бельем и элегантным жильем. По существу он ребенок, в характере преобладают беспощадность и жажда деятельности. Он читает только газеты, а в них интересуется главным образом рисунками и юмором. Его культурные интересы крайне ограниченны.

Из заключения психиатра тюрьмы Даннеморы, сделанного после обследования Чарлза Лучано В один из дней 1942 г., к своему великому удивлению, Лучано был переведен из Даннеморы в тюрьму Комстока, которая была известна как тюрьма со значительно менее строгим режимом. В Комстоке в основном находились лишь мелкие преступники и больные заключенные. Лучано ломал голову, кому и за что он обязан этими льготами.

Спустя три дня после перевода в новую тюрьму его привели в комнату для свиданий — скудно обставленное помещение, перегороженное снизу до самого верха проволочной сеткой. Здесь в обычные дни свиданий по обе стороны перегородки друг против друга тесно сидели заключенные и их родственники. Но сегодня помещение было пустым, лишь у двери стояло несколько охранников.

Лучано пришлось подождать несколько минут. Затем дверь распахнулась, и… пораженный Лучано плюхнулся на стул: в комнату свиданий вошел Мозес Полакоф, его доверенный адвокат, а за ним старый приятель по «Большой шестерке» известный гангстер Мейер Лански.

«Какого черта вам здесь нужно, ребята?» — с трудом проговорил Лучано.

Что им было нужно? Как ни странно, помощь Лучано! Не для себя, правда, — для американских вооруженных сил! Только поэтому стал возможен их визит в тюрьму. И только поэтому Лучано был переведен из Даннемора в Комсток, подальше от зорких глаз гангстеров, которые из подобной встречи могли сделать неверные выводы…

Лучано пришлось выслушать длинную историю. 7 декабря 1941 г. японцы неожиданно напали на американскую военно-морскую базу Пирл-Харбор на Гавайских островах и уничтожили основные силы Тихоокеанского военно-морского флота Соединенных Штатов. В тот же день японцы высадились на побережье Филиппин — американской колонии в Южной Азии. 11 декабря 1941 г. фашистские Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам Америки.

Американские вооруженные силы оказались перед совершенно неожиданной проблемой: протяженное восточное побережье США с крупнейшими в стране портами было открытым и не защищенным от нападения подводных лодок гитлеровской Германии, которые бороздили Атлантику. Кроме того, в США проживали десятки тысяч немцев, многие из них входили в Американо-германский союз — объединение, которое теснейшим образом сотрудничало с заграничными отделениями национал-социалистской партии. Из членов этого союза могли быть сформированы профашистские группы саботажников, действующих на жизненно важных транспортных линиях, которые связывали порты восточного побережья с Европейским театром военных действий. Признаков усиления активности фашистских молодчиков было вполне достаточно. Когда в феврале 1942 г. на пирсе Манхэттена в Нью-Йорке сгорел французский пароход «Нормандия», переоборудованный в военно-транспортное судно, капитан III ранга Чарлз Редклифф Хаффенден из контрразведки американского ВМФ, расследовавший это дело, ни минуты не сомневался в том, что пожар произошел в результате диверсии.

 

Охотники за гангстерами на службе военной разведки

Нью-Йорк как центр переброски войск, техники, боеприпасов и продовольствия на Британские острова и Африканский театр военных действий имел столь важное значение, что не мог не стать благодатным полем деятельности для вражеских разведывательных служб. Различные контрразведывательные службы США установили на нью-йоркских небоскребах наблюдательные посты, которые с утра до вечера осматривали горизонт, стараясь обнаружить вражеские подводные лодки.

Однако США находились в состоянии войны не только с фашистской Германией, но и с Италией, а нью-йоркские порты, где производилась погрузка военной техники и войск, многие годы были под контролем «Коза ностры» — организации, которая, как известно, возглавлялась итальянцами.

Контрразведка США встала перед серьезной проблемой создания широкой агентурной сети. Сложность решения этой, казалось бы, простой задачи заключалась в том, что для устройства на какую-нибудь должность в сфере обслуживания необходимо было состоять в соответствующем профсоюзе. Как проникнуть в эти профсоюзы, которые в большинстве случаев находились под тайным контролем мафии?

На Чёрч-стрит, 90, недалеко от причала, сразу же за небоскребом универмага «Вулворт», располагалась штаб-квартира 3-го военно-морского округа. Здесь же размещалась военно-морская разведка США. Сюда сходились все нити контрразведывательных служб восточного побережья. Наряду с кадровыми разведчиками здесь работали недавно призванные на военную службу служащие адвокатских контор, полиции и прокуратуры. Среди них были лейтенант Джеймс О’Малли и капитан Энтони Марслоу, которые до войны работали в бюро окружного прокурора Нью-Йорка Френка Хоугана, считавшегося большим специалистом по делам мафии. Специфика работы в данной области заключалась в том, что тот, кто занимался в Нью-Йорке расследованием преступлений, совершаемых «Коза нострой», рано или поздно оказывался у границы, за которой следы терялись, как в непроходимом, густом мелком кустарнике. И этой границей был омерта́ — закон абсолютного молчания.

В марте 1942 г. новоиспеченные офицеры морской разведки О’Малли и Марслоу вместе со своим бывшим шефом Хоуганом сидели в офисе эксперта по рэкету Мюррея Гарфейна, который немало потрудился над тем, чтобы в 1936 г. упрятать в тюрьму Лучано. О’Малли и Марслоу рассказали о трудностях, с которыми они столкнулись в своей работе, о невозможности эффективно держать под контролем порт Нью-Йорка. Непосредственный начальник обоих офицеров Роско Макфолл, также пришедший на эту встречу, после обсуждения трудностей общего порядка без обиняков выложил: «Откровенно говоря, мы находимся в крайне затруднительном положении. К тому же у нас мало времени, и мы должны действовать быстро, не считаясь со средствами для достижения цели».

Прокурор Хоуган понял намек, содержавшийся в словах Макфолла: «Все, что мы узнаем по интересующему вас делу: информацию, контакты с преступным миром, немедленно передадим вам».

«Я не имею ничего против сведений, которые получу от представителей преступного мира. Но разумно ли это? Можно ли доверять этим людям? — сомневался Макфолл. — И вообще, согласятся ли они помогать нам? Нам доставляют много хлопот сторонники Муссолини и Гитлера. Смогут ли бывшие бутлеггеры, даже с их большим опытом, установить контакты на море, разумеется за хорошее вознаграждение?»

Хоуган успокоил: «Я глубоко убежден, что очень многие из этих итальянцев-рэкетиров — лояльные американцы. Насколько я их знаю, они ни в грош не ставят Муссолини». И окружной прокурор рассказал, что произошло на Сицилии после прихода к власти Муссолини и установления фашистской диктатуры.

 

Поход Муссолини против мафии

В начале 20-х годов банды главы итальянских фашистов Бенито Муссолини обосновались и на апельсиновом острове в Средиземном море. Князья мафии относились к фашистам со смешанным чувством. С одной стороны, мафиози одобряли безудержный террор против всех сицилийцев, боровшихся за социальный прогресс, с другой стороны, они и не помышляли о том, чтобы делить власть на острове со сторонниками Муссолини, а тем более уступать ее. Поначалу мафиози относились к фашистам с уважением и не доводили дело до конфликтов. Напротив, они оказывали фашистам всяческую помощь.

Еще до прихода Муссолини к власти фашисты попросили дона Калоджеро Виццини, главаря мафии из Виллальбы, спрятать у себя их товарища. Виццини, к тому времени считавшийся уже «кронпринцем», наследником главы сицилийской мафии дона Вито Кашо Ферро, охотно выполнил эту просьбу. Фашист, которого он спрятал, совершил преступление, считавшееся в мафии делом обычным: он убил своего политического противника. Фашист не забыл услуги, оказанной ему Виццини.

Кроме того, «братство» предусмотрительно пожертвовало некоторую сумму на организацию «похода на Рим», который Муссолини и его приверженцы устроили 28 октября 1922 г. «Сценарий» похода был продуман досконально. Реакционно настроенный офицерский корпус, крупная итальянская буржуазия, князья церкви и королевская семья поддержали этот марш чернорубашечников, поэтому ни армия, ни полиция не остановили будущего фашистского диктатора. 31 октября итальянский король Виктор Эммануил III назначил Муссолини главой правительства. Установление фашистской диктатуры сопровождалось волной террора не только против рабочего класса и Итальянской коммунистической партии, но и против крестьянства. Только в течение августа и первой недели сентября 1923 г. было зарегистрировано 369 тяжких преступлений, совершенных фашистами.

Первые мероприятия фашистского правительства показали, что представляла собой диктатура Муссолини: было отменено официальное празднование Первого мая, уменьшена заработная плата рабочих и служащих на государственных предприятиях, ликвидирован налог на предметы роскоши, гарантирована тайна банковских вкладов и акций промышленных предприятий, аннулирован декрет, который позволял вступать во владение невозделанной землей, повышена ввозная пошлина на пшеницу и объявлено о полном расторжении договоров с арендаторами земли.

Первое время новые господа в Риме мало напоминали о себе сицилийской мафии. Здесь по-прежнему оставалась в силе поговорка, что «на Сицилии три правительства: Рим, региональное правительство и мафия; но мафии необходимо беспрекословно подчиниться либо умереть». Когда фашисты отваживались вторгаться в традиционные вотчины мафии, мафиози убивали их. И в то же самое время они были готовы совершить любое преступление по поручению фашистов. Так, в июне 1924 г. по приказу Муссолини мафиозо Америго Думини убил вожака социалистов Джакомо Маттеотти. Выступив в парламенте, Маттеотти разоблачил преступления фашистов; он рассказал о неслыханном терроре, развязанном фашистами во время выборов в апреле 1924 г. 37 % избирателей не приняли участия в этих выборах, а 25 % голосовали против фашистской партии. И, несмотря на это, Муссолини продолжал утверждать, что правит от имени всего народа.

Как бы то ни было, но фашистский диктатор и не помышлял делить на Сицилии свою власть с мафией, точно так же как и «братство» не собиралось подчиняться ему. Назревало столкновение.

В 1924 г. Муссолини предпринял поездку на Сицилию. В столице Сицилии Палермо его сторонники устроили фашистскому диктатору бурную встречу, во время которой сотрудники службы безопасности думали только об одном: чтобы мафия не устроила никакого инцидента. Казалось, их опасениям пришел конец, когда неожиданно Муссолини пришла в голову мысль посетить жалкий, захолустный городишко Пьяна-дей-Гречи. В каком-то путеводителе или проспекте дуче прочел, что здесь была греко-православная церковь и сохранился древнеалбанский фольклор. В XV в. предки албанцев здесь спасались от турецкого ига.

В этом забытом богом городишке правил самовластный мэр Чиччо Кучча, которого местные жители почтительно называли дон Чиччо. Занимаемая им государственная должность ни в коей мере не мешала ему управлять местной мафией. О доне Чиччо, не уступавшем в своем тщеславии самому Муссолини, как легенду, рассказывали историю, которая произошла за год до приезда дуче, в 1923 г., когда итальянский король Виктор Эммануил III на несколько часов остановился в этом местечке. Во время осмотра царствующей семьей церкви дон Чиччо оказался рядом с королем, и не успел его величество оглянуться, как в руки ему сунули новорожденного. Когда король покинул храм божий, он был уже крестным отцом сына главаря мафии Пьяна-дей-Гречи, дона Чиччо, которому кроме выпавшей на его долю чести в соответствии с придворным этикетом полагалось получить от королевской фамилии высший итальянский орден — Рыцарский крест.

Службу безопасности беспокоило и то, что Пьяна-дей-Гречи был одним из центров борьбы сицилийских крестьян, недовольных своим тяжелым положением. Здесь в 1893 г. произошло крупнейшее на Сицилии крестьянское восстание.

Во время поездки по Пьяна-дей-Гречи Муссолини воспользовался автомобилем мэра. Дон Чиччо занял место рядом с диктатором. Когда по бокам автомобиля выстроился эскорт мотоциклистов, дон Чиччо с вызовом обратился к Муссолини и его свите: «В чем дело? Почему здесь так много полицейских? Рядом со мной вам нечего опасаться. Здесь я хозяин!»

От такого нахальства дуче на миг лишился дара речи. Придя в себя, он с плохо скрываемым раздражением отдал приказ, чтобы эскорт службы безопасности все же сопровождал его.

Теперь уже дон Чиччо почувствовал себя в высшей степени оскорбленным, поскольку в этом он усмотрел удар по своему «престижу». И Чиччо Кучча по-своему отомстил главе итальянских фашистов, чего дуче, разумеется, не простил ему. Когда Муссолини взошел на празднично оформленную трибуну, чтобы произнести перед жителями городка заранее подготовленную и отрепетированную речь, то не поверил своим глазам: на площади собралось лишь несколько десятков его сторонников. Остальные жители бойкотировали выступление диктатора. Об этом, конечно же, позаботился дон Чиччо.

Догадавшись, что все это было организовано не без участия «Общества чести», Муссолини пришел в неописуемую ярость. Вместо предусмотренной торжественной речи для граждан и отцов города он, дрожа от гнева, заявил, что полностью искоренит мафию. Это происшествие в Пьяна-дей-Гречи послужило началом открытой войны между «Обществом чести» и фашистским режимом Муссолини.

 

Странная статистика убийств

Вернувшись в Рим, Муссолини вызвал к себе шефа полиции Чезаре Мори, славившегося особой жестокостью и зверствами, и отдал приказ о тотальном искоренении мафии. При этом Муссолини не забыл разыграть из себя благодетеля народа, заявив: «Во время поездки по Сицилии на торжественном митинге перед огромной, восторженно приветствовавшей меня толпой я поклялся, что освобожу благородный сицилийский народ от преступных происков мафии».

Северянин Чезаре Мори начал эту работу, пустив в ход всю мощь вверенного ему полицейского аппарата. Убежденный фашист, он был сторонником таких испытанных средств, как террор, пытки и убийства. Первым был отдан приказ об аресте дона Чиччо, который осмелился столь бесцеремонно обойтись с дуче. Для этого Мори использовал очень эффектный трюк. Он послал мэру и главарю мафии в Пьяна-дей-Гречи персональное приглашение на коктейль. Вот так дон Чиччо в лучшем праздничном костюме очутился в палермской тюрьме Уччардоне, пользовавшейся в Сицилии дурной славой.

Впрочем, приемы, которые шеф полиции фашистского режима Муссолини использовал в дальнейшем в борьбе с мафией, не отличались разнообразием и оригинальностью. Действуя по пословице «клин выбивают клином», Мори не только широко использовал в своей деятельности преступные методы мафии, но и во многих случаях превзошел их. Не мудрствуя лукаво, он приказал — виновен ли, невиновен — сотнями пропускать сицилийцев через машину фашистской юстиции. Средневековая инквизиция, под гнетом которой сицилийцы когда-то так много выстрадали, вновь возродилась на острове. Удары кнутом по спине, предварительно смоченной соленой водой, вырывание ногтей были дополнены современным орудием пытки — электрошоковой аппаратурой. Сицилийцы, «разоблаченные» как мафиози, либо приговаривались к смертной казни, либо заключались в тюрьму, либо в кандалах депортировались на остров Утика и Липарские острова в Средиземном море, служившие фашистам гигантскими концентрационными лагерями.

Наряду с грандиозной кампанией террора, от которой, кстати, пострадало больше невиновных сицилийцев, нежели мафиози, власть предпринимала прямо-таки смехотворные акции. Так, Чезаре Мори приказал уменьшить высоту стен, окружающих дворы жителей Сицилии, до 90 сантиметров, мотивируя свое решение тем, что «спарафучиле», убийцы «Общества чести», нередко поджидали свои жертвы за стенами.

В 1929 г. шеф полиции Италии с триумфом объявил, что фашистам наконец-то удалось одержать над мафией полную победу. Они будто бы завершили дело, с которым не могли справиться все предшествующие правительства. Это заявление было подкреплено весьма красноречивой статистикой: 1922 г. — 223 убийства, 1923 г. — 224, 1924 г. — 278, 1925 г. — 268, 1926 г, — 77, 1927 г. — 37, 1928 г. — 25, 1929 г. — только 1 убийство.

Произведенными позднее расследованиями было установлено то, что и без того знали все жители Сицилии. Приведенные Чезаре Мори статистические данные были высосаны из пальца. Они должны были оправдать развязанную фашистами кровавую кампанию.

Позднее итальянское статистическое бюро (по неполным данным) установило, что в 1922 г. мафией было совершено по меньшей мере 823 убийства. Даже в 1929 г., в период, когда мафия действовала, разумеется, более осторожно, на кровавом счету «братства» было не менее 124 убийств. Но такая статистика преступлений мафии явно не устраивала диктатора Муссолини, так как свидетельствовала о полной несостоятельности властей в борьбе с «Обществом чести». Фюрер итальянских фашистов претенциозно охарактеризовал операцию «Антимафия» как «смелую хирургическую операцию, проведенную решительными движениями скальпеля». В своей речи, обильно пересыпанной цветистыми фразами, которыми маскировался фактический провал широко задуманной фашистами кровавой акции, Муссолини объявил об «окончательной победе» над мафией. Однако даже террористическими акциями фашистскому режиму не удалось подрубить корни «мала пьянта» — «сорной травы». Напротив, операция «Антимафия» нанесла удар скорее по невиновным, чем по виноватым, поскольку наличие в доме большого ножа или длинных ножниц служило достаточным основанием для того, чтобы фашистский суд приговорил их владельцев к большим срокам тюремного заключения. В этой атмосфере процветали доносы, позволявшие сводить счеты с личными врагами.

Многие влиятельные мафиози ушли из-под удара Мори очень простым способом — вступили в ряды фашистской партии. Другие лидеры «Общества чести» стали в тесном контакте работать с бонзами фашистской партии, которые защищали их от преследований Мори. Не без помощи администрации Муссолини многие из них бежали в Северную Африку или Соединенные Штаты, и, разумеется, ни один не был сторонником фашистского режима.

Калоджеро Виццини, которого почтительно называли не иначе как дон Кало, фашистская полиция не тронула. Молодой фашист, которого дон Кало некогда укрыл у себя от преследований полиции за убийство политического противника, был назначен статс-секретарем министерства иностранных дел и, взяв под защиту будущего главаря мафии Сицилии, отплатил ему услугой за услугу. Вскоре после ареста дона Кало выпустили на свободу.

 

Дон Вито оставляет свой трон

Во время операции «Антимафия» из-под удара фашистской полиции ушли почти все главари мафии, кроме некоронованного короля сицилийской мафии дона Вито Кашо Ферро. К моменту ареста на его личном счету кроме убитого в 1909 г. лейтенанта американской полиции Джо Петрозино было около двадцати жертв. Дон Вито, лицо которого обрамляла седая окладистая борода, манерой держаться старался походить на почтенного господина. Изысканным манерам дона соответствовала и одежда: широкополая шляпа, элегантный сюртук, из-под которого выглядывала плиссированная сорочка, украшенная бантом; на охоте он появлялся в модных в то время бриджах. Ко всему главарь бандитов острова был ревностным католиком и с примерным постоянством каждое воскресенье появлялся в церкви своего прихода.

Герцоги и бароны, депутаты парламента и промышленники почитали за честь получить приглашение на прием к главарю мафии в его старинный дворец в Палермо. Но мало кто знал, что этот закоренелый преступник, выглядевший настоящим аристократом, был неграмотным и с большим трудом мог поставить на бумаге свою замысловатую подпись. Правда, это не мешало дону Вито держать подпольную типографию, в которой с необыкновенным мастерством подделывались любые документы.

В 1929 г. Муссолини приказал назначить суд над главарем сицилийской мафии доном Вито. Однако вопреки ожиданиям показательный процесс не состоялся. Осуждением главаря «Общества чести» дона Вито диктатор, вероятно, хотел бросить вызов еще недобитой мафии. В данном случае о «недостатке доказательств», который мог бы помешать вынести поучительный приговор, казалось бы, не могло быть и речи. Для фашистского судебного аппарата, служащие которого привыкли действовать без каких-либо угрызений совести, не составляло особого труда выполнить подобное указание. Но улик, собранных против этого закоренелого бандита, было достаточно лишь для того, чтобы обвинить его только в мелких правонарушениях. Как в свое время американская юстиция смогла обвинить Аль Капоне лишь в укрывательстве имущества от обложения налогом, так и Фемида фашистской Италии обвинила дона Вито в контрабанде, возможно в наименьшем из его преступлений.

Безучастный ко всему происходящему, глава «Общества чести» терпеливо выслушивал своих обвинителей, изредка бросая на них полные презрения взгляды. После того как прокурор потребовал вынести подсудимому приговор в виде многолетнего тюремного заключения, дон Вито впервые за время судебного процесса нарушил молчание. «Господа! — сказал он среди гробовой тишины зала. — Поскольку вы не в силах уличить меня в серьезном правонарушении, вы выносите мне приговор за преступление, которого я никогда не совершал!»

За театральным действом лишения дона Вито трона, с которого он четверть века руководил «Обществом чести», последовало его заключение в печально известной тюрьме Уччардоне в Палермо, где в скором времени глава мафии и умер от болезни сердца.

Власть и непререкаемый авторитет влиятельного мафиозо действовали и за метровыми тюремными стенами. Заключенные беспрекословно чистили камеру главы «Общества чести», убирали его постель, выполняли любое его желание. Надзиратели, недостаточно почтительно обращавшиеся с осужденным доном, после его обращения к директору тюрьмы заменялись или вовсе увольнялись.

Все акции фашистского режима по борьбе с мафией потерпели неудачу, несмотря на хвастливое заявление Муссолини на массовом митинге в 1934 г.: «Мафии больше нет. Она наконец уничтожена. Мы навсегда стерли ее с лица земли!»

Сицилийские мафиози на некоторое время затаились и с помощью своих братьев из американской «Коза ностры» накапливали силы в Новом Свете, чтобы вскоре вернуть себе былую власть и могущество в старой метрополии.

 

Рандеву с Соксом

В один из мартовских дней 1942 г. начались совместные действия военно-морской разведки США, которую представляли капитан Чарлз Редклифф Хаффенден и лейтенант О’Малли, с органами юстиции в лице прокурора Фрэнка Хоугана. Первой информацией, которую Хоуган передал разведке, были почти полные списки всех известных полиции гангстеров, действовавших в нью-йоркских портах. Теперь дело оставалось за тем, чтобы среди этих гангстеров выявить главарей, поскольку было ясно как день, что на сотрудничество с гангстерами можно было рассчитывать только в том случае, если удастся получить на это разрешение главарей «Коза ностры».

Более всего Хаффендена интересовали рыбаки. На своих лодках они могли тайно доставлять на фашистские подводные лодки, курсирующие у американского побережья, стратегическую информацию, продовольствие и даже топливо. Таким образом, в первую очередь необходимо было предотвратить возможность свободной связи. Но от всех рыбачьих лодок и катеров ниточка вела прямо к Фултоновскому рыбному рынку в Манхэттене, а точнее, к человеку, вот уже почти десять лет контролирующему этот рынок, — Джозефу Ланце, называвшемуся также Соксом Ланцей или Джо Соксом, капо «Общества чести». Фултоновский рыбный рынок был самым крупным рыбным рынком США. Его годовой оборот составлял несколько сот миллионов долларов. Отсюда рыбные фирмы поставляли товар вплоть до Индианы и Миссисипи.

С помощью хорошо организованного рэкета Джозеф Ланца контролировал этот рынок. Торговцы рыбой не только платили ему «налог за охрану», но и беспрекословно исполняли все, что он требовал. Ланца стоял во главе союза оптовых торговцев рыбой, его люди заправляли в объединении охранников рынка и профсоюзах работников рыбной промышленности. Тот, кто имел дело с рыбой, должен был слушаться Ланцу; так повелось с тех пор, когда в начале 30-х годов гангстеры из его шайки произвели налет на этот рынок: избили продавцов и покупателей, разбили грузовики и прилавки, а товары забросали химическими бомбами.

Специалист по рэкету Гарфайн посоветовал Хаффендену поговорить сначала с адвокатом Ланцы — Джозефом К. Гьюэрином. Адвокат, внимательно выслушав Гарфайна, сказал: «Я убежден, что мой клиент поможет вам». В конце встречи Гарфайн заверил адвоката: «Должен подчеркнуть, что все, что Ланца сделает в связи с этим делом, не будет иметь для него никаких последствий. Необходимые услуги он окажет из патриотического чувства долга».

Через несколько дней адвокат Гьюэрин сообщил, что Ланца согласен на встречу, но, разумеется, ни в коем случае не в офисе окружного прокурора. «Если какой-нибудь из наших парней увидит вдруг меня в этом офисе, то в его голову сразу придут мысли, которые могут иметь для меня нежелательные последствия», — пояснил это условие Ланца.

И вот как-то ночью на углу Бродвея и 103-й стрит остановилось такси. Двое людей уже поджидали его пассажира, а затем все вместе отправились вниз по улице к берегу Гудзона. Это были Гарфайн, Гьюэрин и Ланца. Гарфайн изложил замысел морской разведки, апеллируя к патриотизму гангстера и подчеркивая при этом тяжелое положение, в котором они оказались. «Постараюсь помочь, — заверил Ланца. — Сделаю все, что в моих силах».

Несколько дней спустя в номере старинного отеля «Астор» капитан Чарлз Хаффенден и гангстер Джозеф Ланца согласовали детали совместной работы. Ланца дал офицеру военно-морской контрразведки номер своего телефона, с тем чтобы в любое время можно было переговорить по всем необходимым вопросам.

Ни один из участников этой встречи не знал, что к тому времени прокуратура Нью-Йорка отдала распоряжение начать уголовное дело против Джозефа Ланцы, в связи с чем полиция получила разрешение подслушивать телефонные разговоры с мафиозо. Подслушивая разговоры между Ланцей и военно-морской контрразведкой, в которых мелькали непонятные условные фразы и коды, полицейские вначале даже опешили.

Хаффенден остался весьма доволен сделкой, заключенной с влиятельным мафиозо рыбного рынка. По протекции Ланцы на рыболовные суда были приняты агенты контрразведки. Снабженные радиопередатчиками, они немедленно сообщали в отдел военно-морской контрразведки о любой обнаруженной вражеской подводной лодке. Результаты операции сказались очень быстро. Борьба с подводными лодками противника стала более эффективной, караваны судов с кораблями охраны проходили более уверенно и с минимальными потерями.

Теперь военно-морской контрразведке предстояло принять меры для усиления охраны нью-йоркских доков. И вновь Хаффенден обратился за помощью к Джозефу Ланце. На этот раз рэкетир медлил с ответом. Рыбный промысел был его вотчиной, а на доки его власть не распространялась. Это была сфера влияния Альберта Анастазия. Ланца и Анастазия были большими друзьями, и можно было этот вопрос быстро урегулировать, но с момента вступления Соединенных Штатов в войну Альберт Анастазия, главарь «Корпорации убийц», исчез из Нью-Йорка, вступив добровольцем в ряды американских вооруженных сил, где, надо сказать, нашел достойное применение своим способностям: пока гражданская полиция вела его розыск в связи с «делом Рилза», Анастазия преспокойно служил сержантом в военной полиции.

Мафиозо, замещавший Анастазия на время его «вынужденного» отсутствия, не был знаком с Ланцей. Через своего адвоката Ланца передал Хаффендену: «Я занимаюсь лишь рыбной торговлей, и все, что находится вне этой сферы, не в моей власти. Но есть такой человек, который обладает неограниченной властью. Ему достаточно сказать одно слово, и дело будет сделано».

 

«О’кей!» от Чарли

Адвокат в точности передал Хаффендену слова Ланцы. При этом он добавил: «Чтобы помочь вам, мой клиент должен получить «О’кей!» от Чарли!»

«Чарли?» — Хаффенден не знал, о ком шла речь. Но сотрудники контрразведки пояснили ему, что необходимо было получить разрешение от Чарлза Лучано.

Хаффенден считал, что это, конечно, пустяки, однако вскоре убедился, что дело обстояло куда сложнее. Лучано сидел в тюрьме Даннемора, внушавшей страх гангстерам своим чрезвычайно строгим режимом, и трудился в тюремной библиотеке. Благодаря власти и деньгам среди заключенных у него были даже слуги. Неожиданный визит сотрудников контрразведки в тюрьму Даннемора мог возбудить подозрения у товарищей Лучано по заключению. Необходимо было найти другой путь.

По просьбе Хаффендена прокурор Гарфайн обратился к адвокату Лучано Мозесу Полакофу, румынскому эмигранту. Вскоре с этим адвокатом удалось найти общий язык, тем более что во время первой мировой войны Полакоф служил в военно-морском флоте. Правда, к предложению военно-морской контрразведки Полакоф отнесся скептически: «Я знаком с Лучано недостаточно хорошо. Я лишь защищал его на судебном процессе. Однако я знаю кое-кого, кто в этом деле может помочь. Этот парень давно знает Лучано, он его близкий друг и может дать вам дельный совет относительно того, захочет ли Лучано принять участие в вашей игре».

Встреча состоялась в одном из роскошных ресторанов Нью-Йорка. «Мистер Гарфайн, разрешите представить вам мистера Мейера Лански», — произнес Полакоф, указав на своего спутника, темноволосого коренастого мужчину.

Для окружного прокурора Гарфайна все это было подобно грому среди ясного неба. В этом роскошном ресторане ему предстояло вести конфиденциальную беседу с одним из отъявленнейших и опаснейших гангстеров, находившимся на свободе лишь потому, что, несмотря на все старания, органам правосудия до сих пор не удалось уличить его в совершенных преступлениях. Но что же было делать Гарфайну? В данный момент государственные интересы были превыше всего.

Лански отнесся к делу оптимистически: «Чарли обязательно поможет, хотя бы потому, что у него не осталось ничего, что бы связывало его со старой родиной. У него никого не осталось на Сицилии, вся его семья живет здесь». Лански также считал тюрьму Даннемора неподходящим местом для деловых встреч с Лучано. Теперь от военно-морской разведки зависело подготовить все остальное.

Хаффенден послал письмо начальнику тюрем штата Нью-Йорк. В нем говорилось: «В связи с проведением совершенно секретной операции военно-морские силы просят содействия в переводе Чарлза Лучано из тюрьмы Клинтон в Даннеморе в тюрьму Комсток. Это необходимо, для того чтобы строго конфиденциально через различных людей, работающих на военно-морскую контрразведку, допросить его. Письмо тотчас же после прочтения уничтожить». Столь секретный документ, разумеется, нельзя было отправлять по почте. Поэтому письмо было доставлено адресату двумя офицерами связи, и после того как тот прочел его, оно было немедленно уничтожено.

Вот какие события предшествовали неожиданному переводу Лучано в другую тюрьму и еще более неожиданному визиту туда Полакофа и Мейера Лански. Когда Лучано опомнился от удивления, оба посетителя объяснили ему, какие события за это время произошли, как Ланца помог контрразведке и с какими трудностями столкнулся в дальнейшей работе. «Мы надеемся, что ты поможешь военно-морским силам», — сказал Лански.

Счастливчик кивнул: «О’кей! Я согласен помочь». После минутного раздумья он прибавил: «В тот день, когда меня перевели сюда из Даннемора, до меня дошли слухи, что опять поговаривают о моей высылке в Италию. Никто не знает, как окончится эта война. Допустим, что однажды меня все же депортируют в Италию. Так вот, если там станет известно, что во время войны я помогал военно-морским силам США, мне придется плохо. Поэтому все, что я сделаю, необходимо держать в строжайшей тайне. Никто не должен знать об этом деле!»

«Безусловно! — заверил его Полакоф. — Все, кто будут привлечены к этому делу, сохранят абсолютное молчание. Люди из разведки умеют держать язык за зубами».

«Тогда согласен, — произнес наконец Лучано. — Пришлите ко мне Джо Сокса, и я скажу ему, с кем нужно встретиться, переговорить и что следует сделать».

Три недели спустя Лучано вновь привели в комнату для свиданий. На этот раз кроме Полакофа и Мейера Лански пришел еще Сокс — Джозеф Ланца. Ланца еще раз подробно объяснил Лучано сложившуюся ситуацию: «Разведка потребовала от меня того, что я не в состоянии выполнить, ведь я не знаком с нужными людьми. Но стоит тебе захотеть, и дело будет сделано».

«О’кей! — бросил Лучано. — Скажи им, что я «за». Со своей стороны я позабочусь, чтобы они узнали об этом по другим каналам».

Ланца решил привлечь к делу братьев Камардо, контролировавших пирсы Бруклина. Эмилио Камардо не без участия мафии был избран вице-президентом Межнационального профсоюза портовых рабочих, где отныне с помощью тотального террора царила «Коза ностра». Для того чтобы контрразведка могла взять под наблюдение порты Бруклина, требовалось получить разрешение Камардо.

«Обратись к Джо Адонису и Фрэнку Костелло, — посоветовал Лучано. — Скажи им, что я не возражаю, а уж Джо втолкует, что надо Камардо».

С этого дня таинственные визиты в тюрьму Комсток повторялись каждые две недели. Очень странные посетители внезапно появлялись там, и никто не знал, кто они, откуда прибывали и куда исчезали. Это было главным условием Лучано: в ходе совместной работы мафии с контрразведкой полиция никоим образом не должна была узнать о широко разветвленной сети «Коза ностры». Имена мафиози знал лишь Полакоф, но Полакоф был адвокатом могущественного Лучано и умел молчать. При каждом визите обязательно присутствовал Мейер Лански. Ему было известно значительно больше, чем Полакофу. Лански являлся прямым посредником, передававшим приказы Лучано кому следовало, ведь благодаря своей дружбе с могущественным Лучано и работе с ним в «Большой шестерке» Лански пользовался в среде мафиози безграничным доверием. Они беспрекословно слушались его, когда он говорил кому-либо: «Счастливчик просит вас…»

 

Сицилия под целлофаном

И мафия, и военно-морская контрразведка, каждая со своей стороны, принимали серьезные меры предосторожности. Каждый гангстер или мафиозо получил свой личный кодовый номер, который надежно скрывал имя преступника от полиции. Кроме того, для большей надежности беседы между мафиози и их доном часто велись на сицилийском диалекте. Адвокат Полакоф, не владевший этим диалектом, в это время сидел в углу и читал газету.

Для капитана Хаффендена сотрудничество с Лучано было весьма перспективным делом. Будучи далеким от мысли хотя бы примерно узнать размеры и сферу влияния американской мафии, он тем не менее заметил, что для этой организации не было ничего невозможного. Сложнейшие шпионские дела распутывались в невероятно короткие сроки — и не только на восточном побережье, но и в любой точке Соединенных Штатов. Рука «Коза ностры» протянулась далеко, очень далеко. И даже через Атлантику.

Летом 1942 г. военно-морская разведка получила из Вашингтона приказ: к концу года подготовиться к высадке американских войск в Северной Африке, чтобы оказать помощь английской армии Монтгомери, сражавшейся в Ливии. Непосредственно после этого намечалась высадка американских войск в Италии.

К концу года последовал приказ собрать все необходимые для генерального штаба США сведения о Сицилии. Для этой цели в отделе военно-морской разведки было создано новое отделение — секция «F» («Форин интеллидженс» — Иностранная разведка), руководителем которой был назначен капитан Хаффенден. Разумеется, Хаффенден знал, что многие его связные и агенты из преступного мира родились на Сицилии и имели там родственников. Как правило, они не симпатизировали Муссолини.

Разведку интересовали топографические данные, сведения о портах, мостах, реках, горах, источниках водоснабжения, дорожных коммуникациях, местоположении отдельных деревушек. Далее, необходимо было разыскать сицилийцев, которые согласились бы оказать поддержку высадившимся американским войскам. Для этого вновь потребовались консультации Лучано.

Первая задача, поставленная перед разведкой, вскоре была успешно решена. Огромная карта средиземноморского острова, висевшая в отделе Хаффендена, была покрыта целлофаном, на который картографы наносили все данные, сообщенные мафиози.

Для реализации второй задачи требовался куда больший срок. Лучано приказал передать весточку Джо Адонису. Для маскировки своей преступной деятельности мафиозо Адонис содержал бойкий итальянский ресторан, где мафиози могли получить любимые ими национальные блюда. Именно Адонис подсказал Лучано мысль привлечь к делу Винченцо Мангано.

Винченцо Мангано входил в верховный совет «Коза ностры» и был главой «семьи» мафии. Для прикрытия своей основной деятельности он держал в Нью-Йорке экспортно-импортную контору. У Мангано были прекрасно налаженные связи с Сицилией, поэтому по просьбе Лучано он установил контакт с могущественным главой сицилийской мафии Калоджеро Виццини. По каким каналам во время мировой войны он это сделал — неизвестно и поныне.

До сих пор неизвестно также и то, какую роль в этом деле сыграл дон Вито Дженовезе. В 1939 г., прежде чем бежать в Италию, Дженовезе передал руководство своей «семьей» мафии Фрэнку Костелло. Очевидно, это связано с тем, что Костелло по просьбе Лучано также начал тесно сотрудничать с Хаффенденом. Несмотря на развернутую Муссолини кампанию «Антимафия», Дженовезе преспокойно обосновался в Риме.

Согласно сведениям, которыми располагала полиция, дон Вито Дженовезе в течение всей второй мировой войны имел надежный канал связи с Соединенными Штатами. Если такая связь существовала, то она могла быть двухсторонней. Не по этому ли каналу была передана весточка от Лучано главе «Общества чести» на Сицилии?