«Начинают копать глубокий шахтный ствол, — писал арабский географ и историк Ибн Халдун, — стенки которого тщательно укрепляются, и продолжают эту работу до тех пор, пока не дойдут до пласта твердой скальной породы. Этот пласт дробят кайлом и киркой. Потом рабочие выбираются наружу и бросают на дно шахты кусок железа, который окончательно проламывает пласт, и таким образом освобождают путь воде, скопившейся под пластом. Так образуется постоянный источник. Время от времени вода поднимается с такой стремительностью, что сметает все на своем пути. Подобные пласты имеются в Туате, Гураре, Уаргле и Рире. Земля — мать чудес, а всевышний — ее творец».

Это можно прочитать в «Истории берберов», составленной в XIV веке. Ибн Халдун рассказал о сахарском чуде — артезианском колодце, вода из которого благодаря собственному гидравлическому давлению выходит на поверхность и дает жизнь пустыне. Ибн Халдун описал людей, без которых чудо было бы невозможным, — гхаттассинов — строителей колодцев. В Сахаре времен средневековья гхаттассины представляли собой нечто большее, чем обыкновенную профессиональную группу. Это был обособленный социальный слой. С одной стороны, гхаттассины находились на самой последней ступени социальной иерархии, с другой — пользовались большим уважением. Они имели определенные привилегии, например полное освобождение от налогов.

Их труд был не только крайне тяжелым, но и опасным. Крепления в колодцах могли мгновенно обрушиться и тогда шахта становилась для рабочего могилой. Скальный пласт, под которым скапливалась вода, мог поддаться преждевременно, и прорвавшаяся струя воды — затопить гхаттассина. Не менее опасно было чистить колодцы, ибо с течением времени камни и песок закупоривали отверстие, откуда появлялась вода. Тогда гхаттассину приходилось спускаться в шахту диаметром сто двадцать — сто пятьдесят сантиметров на глубину от тридцати до пятидесяти метров. В течение трех, а то и пяти минут рабочий оставался под водой и должен был за это время наполнить корзину песком и обломками пород, преградившими путь воде. За день ему приходилось повторять эту опасную операцию от шести до восьми раз.

Тот факт, что в раскаленной, иссушенной пустыне на большой глубине находится вода, во времена колониальных завоеваний вызвал к жизни многочисленные прожектерские планы. Мечтали об обширном орошении пустыни, полагали, что с помощью современной буровой техники удастся в кратчайший срок решить все проблемы, связанные с водой. Но это были лишь мечты. Когда же приступили к научному исследованию, пришлось умерить пыл. Однако результаты исследований были тем не менее поразительны. Они показали, что под Алжирской Сахарой находится огромный подземный бассейн грунтовых вод площадью около шестисот тысяч квадратных километров. (Сходное расположение грунтовых вод было недавно обнаружено в принадлежащей Египту части Ливийской пустыни.) Речь при этом идет о пористых слоях горной породы, залегающих на разной глубине (иногда несколько таких пластов лежат один над другим). Эти пласты могут вмещать примерно двенадцать тысяч миллиардов кубических метров воды.

Было также установлено, что запасы грунтовых вод пополняются за счет ручьев, стекающих с обрамляющих Сахару гор. Это пополнение составляет ежегодно около десяти миллиардов кубических метров, то есть девятнадцать тысяч кубических метров в минуту. Если бы возникло желание брать из этого подземного хранилища воду, не затрагивая его основных запасов, то по всей Алжирской Сахаре можно было бы добыть в минуту девятнадцать тысяч кубических метров. До сих пор все оазисы, вместе взятые, расходовали от трехсот до четырехсот кубических метров в минуту. Допустим, что испарение поглощает ежегодно около полумиллиона кубических метров воды. И тогда ежегодно остается девять миллиардов кубических метров. Следует еще выяснить, куда до сих пор девались эти девять миллиардов.

Правда, цифры эти, как нас предупреждают, несколько рискованные. В настоящее время в связи со стремительным развитием нефтяной промышленности Сахара испытывает все возрастающий спрос на воду. Кроме того, это пополнение воды идет чрезвычайно медленно. Чтобы покрыть расстояние от гор марокканского Атласа до Эль-Голеа, воде требуются сотни лет. Вода, которой угощают сегодня в отеле в оазисе Эль-Голеа, выпала в Атласе в виде дождя около двух тысяч лет назад!

Площадь Сахары семь миллионов квадратных километров, оазисы же составляют лишь триста пятьдесят квадратных километров. И это при том, что колониальные власти, как только они закрепились в Сахаре, тут же с помощью современной буровой техники приступали к сооружению артезианских колодцев. Это делалось, правда, не столько из экономических соображений, сколько из политических. Так, был прорыт колодец близ Уарглы в оазисе Темасина, поскольку владелец оазиса Сиди Мухаммед ал-Аид бен ал-Хадж Али еще в конце прошлого века стал верным союзником Франции и имел большое влияние на жителей этого района.

 

Как верблюдица воду нашла

Далеко не все оазисы появились на свет благодаря артезианским колодцам. Различают шесть различных типов обводнений оазисов. В первую очередь следует упомянуть оазисы, которые питаются водой из естественного источника, по-арабски — «айн» («глаз»). Такой источник имеется в Гадамесе, и у него своя легенда. Когда-то, утверждают в Гада-месе, здесь обитало могучее кочевое племя, возглавляемое вождем Нимродом. Однажды случилось так, что член этого племени заблудился в пустыне. После нескольких дней скитаний он, обессилев, рухнул на землю. Мысль о неизбежной гибели неотступно преследовала его. Вдруг его преданная верблюдица ударила копытом по пустынной земле и в тот же миг из недр земли забила струя прохладной, прозрачной воды. Пустыня тут же покрылась изумрудно-зеленым ковром, из земли поднялись пальмы. Источник же получил название «Айн ал-Фрас» — «Верблюжий источник».

Воды из Айн ал-Фраса хватило на то, чтобы оросить в общей сложности восемьдесят восемь гектаров садов. Благодаря устройству новых артезианских колодцев в последние годы удалось расширить орошаемую площадь еще на сорок гектаров. Традиционный центр Гадамеса находился раньше в районе базара, где в одном из углов базарной площади поблескивает небольшой пруд. Над прудом возвышается купол, к которому прикреплен медный сосуд, наполненный водой. На дне этого сосуда имеется маленькое отверстие, из которого капает вода. Как только сосуд опорожняется, — а это значит, что истек определенный отрезок времени, — сидящий на корточках возле купола сторож подает сигнал. Сигнал оповещает о том, что из одного из пяти главных каналов Айн ал-Фраса орошено пять садов. Теперь на очереди следующие пять. Сроки орошения строго соблюдаются. В оазисах вода куда важнее для благосостояния, чем объем землевладения.

Другой тип источника — колодец, по-арабски «хасси». Здесь напор воды слишком мал, чтобы вода сама могла подняться из глубины. Она извлекается на поверхность водокачками самых различных конструкций. Вся хозяйственная жизнь оазисов Мзаба зависит от этих колодцев. Беспрерывный визг канатных блоков, с помощью которых ослы поднимают двадцатилитровые ведра, — самый характерный звук для оазисов Мзаба.

Третий тип — это колодцы, пробитые в старых уэдах. Особенно часто они встречаются в Рире (Туггурт) и Миа (Уаргла).

Схема фоггары (по Кольман-Шпрегеру)

Четвертый тип — это мелкие колодцы, глубиной не более двадцати метров. Они встречаются прежде всего в Тафилалете и Феццане.

К пятому типу относятся так называемые речные оазисы, то есть области, в которых уэд по меньшей мере раз в год хотя бы частично наполняется водой. Сюда относятся Бискра и вся цепь оазисов уэда Саура. Так, дамба, находящаяся примерно в восьми километрах от оазиса Лагуат, круглый год задерживает воду в уэде Мзи. При помощи разветвленной системы каналов вода направляется в сады оазиса, причем каждому владельцу садового участка отводится определенное количество воды. В заранее обусловленное время он имеет право открыть заграждение, чтобы вода могла оросить его грядки площадью от восьми до десяти квадратных метров. Каждая грядка окружена насыпью высотой около двадцати сантиметров. Однако самое искусное сооружение для обводнения оазиса — это фоггара. Ее можно встретить в Западной Сахаре в Туате, а также в Гураре.

Принцип фоггары был знаком уже древним ассирийцам и персам. Он предполагал наличие водоносного слоя, расположенного на небольшой глубине и спадающего в ложбину. По этому слою до грунтовых вод копали колодцы на равных расстояниях один от другого. Затем из колодцев прокладывались штольни, которые в конечном счете соединяли их между собой. Такая штольня могла в лучшем случае иметь в длину пятнадцать метров, затем за ней должен был идти следующий колодец. Другой метод работы был невозможен при тогдашней примитивной строительной технике. Наклон штолен к ложбине при этом очень незначителен: он составляет в среднем от двух до шести миллиметров на метр.

Как только сооружение такой фоггары закончено, вода из слоя грунтовых вод медленно, но уже безостановочно, течет через штольню в сады. Однако фоггарам присущи и известные недостатки. Во-первых, сооружение их является крайне тяжелым и весьма дорогостоящим делом. Подсчитали, что сооружение четырех километров фоггары, при расположении колодцев на расстоянии десяти метров один от другого и двенадцатиметровой глубине, обходится примерно в сорок восемь тысяч рабочих дней. Кроме того, размер фоггары в длину ограничен. Существует старинное предписание, согласно которому каждая фоггара должна отстоять от следующей не меньше чем на восемьдесят-сто метров, чтобы они не отнимали друг у друга грунтовую воду.

Испокон веков фоггары были коллективной собственностью земледельцев оазиса. Их сооружение стало возможным лишь с появлением рабства. Только наличие рабов, то есть чрезвычайно дешевой рабочей силы, позволило соорудить эти трудоемкие установки. В Тидикельте и Туате, где почти не выпадает осадков, сооружение фоггар — единственная возможность для заселения этих мест. Общая площадь фоггар в Тидикельте составляет триста пятьдесят километров, в Туате — больше тысячи. Их эффективность очень различна. В Гураре они поставляют два с половиной литра воды в секунду, в Туате — четыре, а в Тидикельте — восемь литров.

 

Голова в огне — ноги в воде

В садах оазисов царствует финиковая пальма. Она же создает условия для выращивания других культур. Только в тени этих деревьев фрукты и овощи находят защиту от испепеляющего сахарского солнца. Финиковая пальма для жителя оазиса — все и вся. В 1853 году немецкий ученый, доктор Эдуард Фогель, в письме из Мурзука сообщал о финиковой пальме следующее: «Весь Феццан и половина Триполитании живут ею. Здесь каждая дверь, каждый столб сделаны из древесины этой пальмы; потолки комнат в домах состоят из стволов финиковой пальмы, покрытых ветвями: Кто победнее, живет в хижинах, полностью сооруженных из пальмовых веток. Пальмовые ветки употребляются для отопления… Сами финики служат пищей для человека и животных; верблюды, лошади, собаки — все едят финики. Даже финиковая косточка — и та размалывается и в таком виде входит в корм скота… Трудно себе представить, в каком невероятно большом количестве здесь произрастает финиковая пальма. Когда Абдель-Гелид приступил к осаде города Сокну (в 1829 году. — К. П.), он приказал — чтобы вынудить жителей сдаться — срубить все пальмы в садах. За семь дней его воины уничтожили сорок три тысячи деревьев, и все же их осталось еще около семидесяти тысяч».

Жителей оазисов часто тревожили необычные свойства этого дерева, ибо финиковая пальма имеет свои причуды. Она, например, начинает чахнуть и погибает по совершенно непостижимым причинам, в связи с чем ей приписывается своего рода духовная жизнь. Есть мужские и женские деревья, что заставляет садоводов соблюдать соответствующую пропорцию между ними (одна мужская пальма должна приходиться на тридцать-пятьдесят женских) и в период цветения производить искусственное оплодотворение.

С пальмами иногда обращаются, как с человеческими существами. У племени улед-джелла есть такой обычай: если пальма больше не плодоносит, владелец отправляется в сад с мотыгой и делает вид, что намерен срубить строптивое дерево. Однако прежде он громко произносит: «Пальма, ты бесплодна, я тебя срублю». Затем он слегка ударяет по стволу. Тогда подходит сосед, выполняющий в этой игре свою роль, и восклицает: «Несчастный, что ты делаешь? Оставь дерево в покое! Уверяю тебя: в будущем году оно снова будет плодоносить. Если мое предсказание не исполнится, ты еще успеешь его срубить». Тут начинается долгий и ожесточенный спор, в ходе которого владелец пальмы еще раз-два яростно ударяет по дереву. В Сахаре не сомневаются, что после такого представления дерево соберется с силами и даст лучший урожай.

Суеверие — суеверием, но для ухода за пальмами требуются обширные знания и большой опыт. Для получения обильного урожая пальмы должны быть посажены на расстоянии девяти метров одна от другой. Пальма размножается при помощи корневых отростков. Она начинает плодоносить с пятилетнего возраста, но до пятнадцати лет можно снять лишь незначительный урожай. Только после двадцати лет она дает высокие урожаи и так до шестидесяти лет. При этом пальма живет до ста лет.

Имеется около двухсот различных сортов фиников с очень выразительными названиями, сильно отличающихся по качеству. Среди этих сортов наиболее распространены бент-марак («сочный»), ал-кенди («сладкий»), ал-декмази («шелковистый») и ал-маалкие («резинообразный»). Есть также сорта темзазет («кисло-сладкий») и бахджа («блестящий»), далее деглет-ал-хамер («ослиные финики») и деглет-бу-сехрая («финики погонщиков верблюдов»). Однако царь фиников — сорт деглет-нур, получивший название в честь одной из жен пророка Мохаммеда. Деглет-нур занимает важнейшее место в алжирской экономике, ибо это единственный сорт, пригодный для экспорта.

«У пальмы ноги должны быть в воде, а голова в огне», — гласит арабская пословица. Об огне заботится солнце, что касается воды, то о ней должны беспокоиться земледельцы. Пальма нуждается в большом количестве воды: считают, что для трех пальм необходимо до литра воды в минуту. Это не значит, что пальма поглощает всю эту воду за минуту. Важно, прежде всего, опреснять почву. Поэтому в саду с финиковыми пальмами имеются устройства не только для орошения, но и для дренажа. Две пятых подведенной воды должны снова стекать. По этой причине оазис нуждается не только в оросительной системе, но и в низине, где может скапливаться и испаряться обогащенная солями вода. Вблизи оазисов постоянно встречаются соленые озера — себхи. При отсутствии этих условий возникновение оазиса невозможно.

Финиковая пальма требует минимального ухода. Наряду с орошением и искусственным оплодотворением сад время от времени нуждается лишь в удобрении верблюжьим навозом. Но так как в настоящее время пастбища верблюдов находятся на довольно далеком расстоянии от оазисов, менее зажиточные крестьяне не в состоянии оплатить стоимость доставки навоза. В этих условиях не приходится рассчитывать на получение максимального урожая в размере пятидесяти килограммов с дерева. Часто не удается получить даже средний урожай, то есть двадцать пять килограммов.

В будущем можно было бы, используя современные достижения науки, пойти по совершенно новому пути. Установлено, что развитие финиковой пальмы зависит не столько от почвы, сколько от питания минеральными солями и водой. Произведены опыты, и очень успешные, по выращиванию финиковой пальмы в гидрокультуре. Так что в этом плане вырисовываются совершенно новые возможности.

Оазисы, зависящие от фоггар, находятся в тяжелом положении, так как в связи с многовековым вычерпыванием воды уровень грунтовых вод постоянно понижается. Из-за этого вода течет медленнее. В оазисе Айн-Салах фоггары в 1909 году подавали пятнадцать кубических метров воды в минуту, а в 1947 году — лишь шесть с половиной. Здесь уже семь, вместо трех, пальм должны довольствоваться литром воды в минуту. Урожай постоянно снижается. Отмена рабства, как считал один швейцарский знаток Сахары, нанесла фоггарам смертельный удар. В этом верном замечании многое неверно, ибо рабство можно заменить другой системой, которая обеспечивала бы оазисам дальнейшее процветание. Содержание фоггар не менее накладно, чем их сооружение. В 1947 году в Айн-Салахе было потрачено 111 191 рабочий день на расчистку и содержание в порядке фоггар, которые из-за медленного течения воды постоянно заносит песком. С 1904 года число «мертвых» фоггар в Тидикельте возросло с пятидесяти одной до восьмидесяти шести. Спрашивается, неужели оазисы этого района действительно обречены на вымирание?

В независимом Алжире прилагают немало усилий, чтобы задержать их гибель. В сентябре 1967 года в Айн-Салахе, где шестьдесят семь лет не строились фоггары, была пущена в эксплуатацию новая фоггара. Инициатива ее сооружения принадлежала местной профсоюзной организации. Сорок три рабочих и крестьян-бедняков основали своего рода ирригационное товарищество и при поддержке массовой профсоюзной организации приступили к строительству фоггары. Они проработали двадцать три месяца. Было выкопано сто пятьдесят колодцев глубиной двенадцать метров каждый, соединенных между собой подземными штольнями. Готовая фоггара имела в длину тысячу восемьсот метров. Товарищество и фоггара получили название «Мелука». На торжественное открытие прибыли представители органов власти. Профсоюзы по этому поводу передали строителям в подарок два центнера зерна.

 

Страна воронок

Совсем другие проблемы волнуют крестьян оазиса Суфа, расположенного среди дюн у северного отрога Большого Восточного Эрга. «Столицей» Суфа является Эль-Уэд — оазис, сильно отличающийся по способу строительства домов от других оазисов Сахары. В путевых заметках он описывается так: «С высоты мечетей можно видеть бесконечные ряды куполов, похожих на бесчисленное множество людских спин, которые, тесно прильнув друг к другу, низко склонились к земле. Такое же впечатление создается, когда проходишь по узеньким улочкам и видишь ряды прилепившихся друг к другу домиков из ломкого известняка, высота которых не превышает трех метров. Нужно согнуться в три погибели, чтобы попасть через низенькую дверь в комнату, где имеется единственное отверстие в потолке, служащее дымоходом, а оружие и инструменты повешены на шест, вбитый в утрамбованный глиняный пол. Люди, спасаясь от солнца, буквально зарываются в землю. Они выкапывают глубокие ямы, чтобы там построить жилища».

Причина куполообразного способа возведения домов в Эль-Уэде кроется в отсутствии стройматериалов. В Суфе имеется лишь подземный гипсовый пласт и кремнистые кристаллы гипса. Это обстоятельство наряду с абсолютным отсутствием лесоматериалов подсказало единственно возможный выход — строить куполообразные крыши. Так как для сооружения куполов и каркасов не было пригодных для этой цели горбылей, жителям Суфа приходилось пользоваться скрепленными между собой пальмовыми ветками, которые должны были служить подпорками на время строительства жилья. Однако незначительная несущая способность такого материала позволяла строить лишь помещения очень небольших размеров.

Другая особенность оазисов Суфа состоит в том, что они окружены многочисленными воронками. Одна воронка вплотную примыкает к другой, и из них выглядывают верхушки финиковых пальм. Где-то на краю Большого Восточного Эрга (где именно — точно неизвестно) берет свое начало подземная река, устремляющаяся на северо-восток, к Шотт-Мельгиру. Этой реке оазисы Суфа, расположенные посреди песчаных дюн, обязаны своей жизнью. В оазисе Гвемар грунтовая вода течет на глубине пяти-шести метров, в Эль-Уэде — пятнадцати метров. Садоводы Суфа буквально соблюдают правило, согласно которому пальма должна стоять ногами в воде. Так как в Суфе из-за незначительной природной покатости местности орошение с помощью колодцев было нецелесообразным (возникли бы трудности с дренажем, и пальмы сгнили бы в стоячей воде), крестьяне начали копать землю навстречу воде. Они выкапывали воронки и сажали в них пальмы, корни которых дотягивались до грунтовых вод. В каждой воронке сажали от десяти до ста пальм. Кроме того, в воронке выкапывался колодец для орошения высаженных под пальмами овощей. В Эль-Уэде насчитывается в настоящее время шестнадцать тысяч жителей, а в многочисленных воронках высажено до полумиллиона пальм.

Чтобы сохранить растениям жизнь, необходимо вступить в жестокое единоборство с природой, ибо песок безжалостно наступает на оазис. Изо дня в день земледельцы отправляются к воронкам и на ослах, в корзинах, вывозят из них навеянный ветром песок. Это настоящий сизифов труд — работа, которой нет конца.

Западнее Эль-Уэда, в низине уэда Рир, расположен отделенный широким поясом песчаных дюн Туггурт — один из самых крупных и важных оазисов Сахары. Согласно статистическим данным, в Туггурте пятьдесят тысяч жителей и два миллиона двести тысяч пальм. Здесь производят две трети всех экспортируемых Алжиром фиников, а именно превосходные деглет-нур.

Если верить преданию, то в упадке Туггурта, на воссстановление которого алжирское правительство не жалеет ни сил, ни средств, повинна нетерпимость мужчин Туггурта. Ибо когда-то — одному аллаху ведомо, когда — здесь жила прекрасная Бахаджа, которая отличалась большой благосклонностью к мужчинам Туггурта. Мужчины наслаждались любовью Бахаджи, но в конце концов красавица опостылела им, и они решили ее прогнать. Она вынуждена была разбить шатер посреди пустыни и каяться в своих грехах. Шло время. В один прекрасный день благочестивый марабут Сиди Бу Джемлин пришел в Туггурт, чтобы собирать пожертвования на возведение новой мечети. Алчные граждане Туггурта указывали ему на дверь. Но прекрасная Бахаджа пригласила благочестивого марабута в свой шатер и дала ему денег. Тогда марабут произнес: «О, аллах, отпусти грешнице грехи, преврати ее шатер во дворец, а дворцы Туггурта в зловонные ямы».

Так и случилось. Вблизи Туггурта возвышается великолепная мечеть, и там же во времена колониального господства появлялись все новые трущобы.

Однако истинная причина упадка заключалась в том, что из десятилетия в десятилетие производство фиников продолжало заметно сокращаться. С одной стороны, в этом был повинен нарастающий дефицит воды, с другой — ухудшение дренажа в пальмовых рощах. В прошлые века вся работа выполнялась коллективно. Колониализм же разрушил товарищество, которое следило за исправностью всего хозяйства.

В последние годы пытались предотвратить катастрофу, однако результаты в таких случаях сказываются не сразу. Алжирское правительство начало рыть новые колодцы. Надо было заново пересмотреть и имущественные отношения. Поскольку значительной частью пальм владели крупные землевладельцы, было решено экспроприировать собственность некоторых из них. Теперь двести семьдесят тысяч пальм принадлежат «социалистическому сектору», а это означает, что они обрабатываются с помощью государственных сельскохозяйственных предприятий и кооперативов. Необходимо было, однако, предоставить бедному и беднейшему крестьянству, владевшему лишь мизерным количеством пальм, определенную экономическую базу, способную обеспечить их существование. Кочевникам с целью сделать их оседлыми также были розданы земля и пальмы. Все усилия направляются сейчас на то, чтобы постепенно создать товарищества из крестьян-бедняков для повышения производительности труда и тем самым улучшить их жизненный уровень.

Приступили также к решению другой задачи: уэд Рир должен быть расчищен на протяжении ста двадцати километров, чтобы обеспечить постоянный сток воды от растений и таким образом спасти находящиеся под угрозой загнивания пальмовые насаждения.

В Рире существует еще и другая проблема. Даже водоносные слои Сахары не могут вычерпываться бесконечно. Правда, до настоящего времени неиспользованные резервы еще очень велики, однако при бурении новых колодцев следует внимательно изучить местность и учесть все подземные течения, чтобы не повредить другим оазисам. В районе Рира до французской оккупации насчитывалось триста колодцев, которые могли поставлять пятьдесят шесть тысяч литров воды в минуту. В 1924 году было уже тысяча тридцать три колодца, дававших двести семьдесят восемь тысяч литров воды. В 1930 году из них получили целых триста сорок восемь тысяч литров воды. Тем самым были исчерпаны все возможности освоенных тогда водоносных горизонтов. Бурение у Сиди-Рашеда лишило воды оазис Гамра, и он погиб. Бурение у Тамерны, в свою очередь, привело к тому, что стала иссякать вода во вновь заложенном колодце в Сиди-Рашеде.

 

Кочующий оазис

Примером сложности подземных гидрологических сооружений может служить оазис Уаргла южнее Туггурта. Уаргла лежит в низине, через которую еще в доисторические времена протекала река Миа. В самом глубоком месте этой низины в настоящее время находится шотт, соленое озеро, образовавшееся в течение столетий из-за дренажа пальмовых рощ. Летом в этом шотте, охватывающем четыреста гектаров, добывают соль.

История Уарглы началась с источника Айн-Сфа, расположенного на расстоянии приблизительно четырнадцати километров к югу от современной Уарглы и питающего маленькую речушку. Километрах в тридцати к северу от источника речушка орошала пальмовыз рощи старого оазиса. Однако, вероятно, в VII или VIII столетии крестьяне оазиса вместе со своими растениями перебрались вверх по течению речушки. Большие потери воды вследствие испарения подсказывали необходимость быть поближе к истоку воды.

В X веке пришли поселенцы с севера, бежавшие оттуда по религиозным причинам. Эти приверженцы секты хариджитов отличались особой преданностью своей вере. Около 800 года они основали в степной зоне севернее Сахары, в Тахерте — современном Тиарете, свое государство. В 911 году египетские халифы из династии Фатимидов разрушили Тахерт и хариджиты бежали в пустыню. В Уаргле они нашли заселенный оазис вблизи источника Айн-Сфа. Здесь они осели и основали свой город Седрата.

Новому городу не хватало воды от Айн-Сфа. Тогда поселенцы соорудили новые колодцы и создали отличную сеть оросительных каналов. Когда в XI веке они начали покидать Седрату и переселяться в уэд Мзаб, Уаргла-Седрата уже страдала от весьма ощутимого недостатка воды. На месте старой Уарглы, там, где когда-то кончалась питаемая источником Айн-Сфа речушка, по-прежнему жили люди, отрезанные от Айн-Сфа и вынужденные поэтому сооружать новые колодцы. Однако колодцы, в свою очередь, отнимали воду у Айн-Сфа.

Об уменьшении воды в Айн-Сфа вследствие бурения все новых колодцев рассказывается в одной легенде.

Легенда гласит, что султан поручил нескольким гхаттассинам расчистить источник, чтобы он давал воду, как прежде. Однако ныряльщики вновь и вновь отбрасывались назад сильным напором воды. Тогда султан пригласил к себе марабутов и предложил им с помощью заклинаний принудить источник временно замедлить течение. Заклинания якобы помогли. Однако после этого святым мужам больше не удалось заставить источник струиться, как в былые времена.

Если крестьяне, сажавшие пальмы, сначала поднимались вверх по течению, то впоследствии, когда вода в источнике стала иссякать, они постепенно снова спустились вниз. В середине XIX века оазис почти слился с шоттами, и дальнейшее передвижение сделалось невозможным. В 1956 году начали бурить другой, более глубокий водоносный слой. Это бурение сразу же дало столько воды, что молниеносно поднялось зеркало шотта, и вода затопила близлежащие сады. Следующее бурение было произведено несколько выше, так что оазис снова начал «передвигаться» вверх по течению.

Наверху, однако, вблизи иссякшего источника Айн-Сфа, у развалин древней Седраты, еще и теперь собираются странники из Мзаба, чтобы помолиться на месте своей прежней столицы. Ибадитам оазисов Мзаба удалось сохранить в неприкосновенности свою древнюю общественную структуру, свою веру и обычаи вплоть до наших дней.

Вскоре после ухода ибадитов из Седраты в Мзабе образовалась своего рода конфедерация пяти городов. Эль-Атеф — самый древний, основанный в 1011–1012 году; вслед за ним начали заселяться оазисы Мелика, Бени-Исген, Метлили и Гардая. Позднее, в XVII веке, возникли еще два поселения — Геррара и Берриан.

Религия была связующим звеном между ними, а религиозные предписания имели силу закона.

Улочка в Бени-Исгене — «святом городе» Мзаба

Мусульманская секта ибадитов провозгласила принцип всеобщего равенства. Никакие привилегии, связанные с благородным происхождением, не должны были определять место мужчины в обществе. Здесь ценились только его знания и его дела. Однако этот принцип, возможно, соблюдался лишь в прежние времена, позднее же этих законов придерживались только формально. «Основной единицей» была семья, то есть группа людей, носящих одно имя, ведущих свое происхождение в четвертом или пятом поколении от единого предка. Несколько семей, живущих рядом, объединялись во «фракцию». Они имели общее кладбище, а также общего, часто мифического, предка. Этот предок всегда играл главную роль в ежегодных культовых церемониях. У фракции были общая касса общественных расходов, постоянное место для собраний, где держали совет все взрослые мужчины. Наибольший вес на этом совете имели голоса старейшин. Первоначально к ним причислялись только те, кто отличался особой набожностью. Однако с экономическим развитием Мзаба и здесь мерилом набожности все больше становилась частная собственность.

Избранные фракциями представители образовывали «джемаа» — совет, регулирующий все вопросы города и государства. Дела особой важности решались другим советом, куда входили как члены джемаа, так и знатоки Корана.

Эта своеобразная форма демократии касалась, разумеется, только правоверных мзабитов, а эти последние образовали особый слой в многоступенчатом классовом обществе. Вскоре после основания конфедерации городов Мзаба было установлено строгое разделение труда. На низшей ступени находились рабы, которым вменялось в обязанность заниматься садоводством и огородничеством. Ремесло было исключительно делом евреев, которые переселились сюда из Туата.

Племена бедуинов, обитавшие в районе Мзаба, также включались в этот общественный уклад. Их снабжали здесь продовольствием, а они, в свою очередь, должны были брать на себя защиту караванов, ибо мзабиты целиком посвятили себя торговле. Они дошли со своими караванами до Судана и сделали Гардаю одним из самых значительных оазисов всей Сахары, торговым центром первого ранга.

Каждый город Мзаба имел свое предназначение. Если Гардая стала торговым центром, в котором рыночная площадь и мечеть играли одинаковую роль, то Бени-Исген считался «святым городом», где жили толкователи Корана, врачи и юристы. Бени-Исген, внутри стен которого и поныне не имеет права переночевать немусульманин, а на улицах запрещено курить, который до сих пор славится своей религиозной нетерпимостью, слыл в истории Мзаба относительно либеральным городом. Не случайно, что именно здесь поселялись самые богатые купцы, а не в Мелике, отличавшемся консервативностью и догматизмом, где богатство вызывало подозрение, что наживший состояние недостаточно набожен, ибо разве сам пророк не предостерегал от излишней роскоши?

Мзаб — ожерелье из семи городов, в которых в настоящее время проживает около четырнадцати тысяч человек, — отличается своеобразным ландшафтом. Города как будто цепляются за склоны гор. На расстоянии многих километров пальмовые рощи, высаженные террасами, обрамляют уэд. «Мзабитские города, состоящие из домов кубической формы, подобно сахарным головкам, заостряются по мере приближения к мечетям, — пишет Георг Герстер. — Улицы и переулочки кольцами или спиралями обвиваются вокруг горы. Мечеть — духовный и архитектурный центр поселения… С высоты мечети можно обозреть как бы соскальзывающий со всех сторон в пропасть город. Никто не в состоянии различить, где дом, а где голый камень. Среди выкрашенных в белый цвет домов попадаются нежно-голубые и светло-зеленые, а охра на дне долины и по косогорам светится ярче, чем в наших краях самый насыщенный желтый цвет».

История Мзаба изобилует многими бурными страницами. Наряду с ожесточенной борьбой приверженцев различных религиозных течений происходили кровавые столкновения между жителями городов. Так, недалеко от Гардаи была сооружена дамба в сухом уэде Мзаба. Хотя паводки здесь очень редки, водоспуск тем не менее засоряется, и течение реки, которое продолжается всего несколько часов, задерживается, а вода уходит в подземные слои. Однако часто она направляется непосредственно на поля. Если же Гардая искуственно запруживала реку, с тем чтобы дать воду только собственным полям, то между городами начинались военные действия. Попытка возделывания новых садов другим городом также могла вызвать столкновения, ибо каждый вновь заложенный сад становился жизнеспособным лишь при условии, если он отнимал часть драгоценной влаги у других садов.

Однако подобные стычки отступали на задний план, когда общине в целом грозила опасность извне. Территория пяти городов считалась святой землей («хурм»). Лишь здешняя религия признавалась истинной, поэтому мзабитский купец, перед тем как отправиться на чужбину, должен был подвергнуться религиозной процедуре «осквернения», а при возвращении он вновь «посвящался» в веру. Мзабиту непременно надлежало быть похороненным в «святой» земле Мзаба.

Несмотря на то что колониальные завоевания нанесли караванной торговле смертельный удар, мзабиты очень быстро оправились от него. Они завладели большей частью торговли в Северной Африке. В Алжире и Тунисе во всех крупных городах можно встретить мзабитов — хозяев промтоварных или продовольственных магазинов. В период между 1917 и 1942 годами из Мзаба эмигрировали двадцать четыре тысячи человек, причем бывали случаи, когда из одной семьи одновременно уезжали несколько братьев, с тем чтобы потом по очереди навещать родину. Дело в том, что у мзабитов есть закон: если муж не возвращается домой в течение трех лет, жена имеет право подать на развод. Жили мужчины очень скромно и остаток заработанных денег отсылали своим семьям в Мзаб.

С тех пор как отменили рабство, а обслуживание колодцев и вычерпывание из них воды стали выполнять наемные рабочие, насаждения в Мзабе можно было сохранить лишь благодаря этому постоянному притоку денег. Женщины никогда не покидают свою родину. В алжирских городах встречаются только мзабиты-мужчины. Официальным приказом от 1928 года, имеющим силу закона, было предписано: «Мы категорически запрещаем жене или дочери мзабита покидать Мзаб или мзабиту приводить в Мзаб какую-либо женщину извне». Считают, что, если хотя бы одна жена мзабита последует за своим мужем в эмиграцию, «святые города» будут обречены на гибель.

Базар в Гардае

Если мзабит, живущий на чужбине, чувствует, что настал его последний час, он всеми силами старается успеть вернуться в Мзаб. Часто можно встретить мчащееся на юг, к Мзабу, такси, в котором сидит умирающий мзабит, а его угасающую жизнь поддерживают лекарствами. Иногда мзабит все же не успевает добраться до родины. Поскольку французские законы запрещали перевозку мертвецов, бывали случаи, когда умершего мзабита всовывали в старую бочку из-под масла и с грузовым транспортом отправляли в Гардаю. Не удивительно поэтому, что многие умершие не были учтены в официальной статистике.

Анри Дюверье говорил о жителях Мзаба: «Бенимзабы — довольно высокие, здоровые мужчины с сильными руками и ногами. Их жены, напротив, отличаются миниатюрностью. Они все очень крепкие люди, однако несколько суровее, чем хотелось бы добропорядочному путешественнику».

Теперь к этому можно было бы добавить: они более консервативны, чем хотелось бы алжирскому правительству. Разумеется, новые времена не могут обойти Мзаб. Однако такие мероприятия, как, например, постепенная национализация торговли, и в первую очередь крупной торговли, вызывают недовольство. Если мзабиты не смогут извлечь прежней прибыли от торговли с севером, что тогда станет с пальмовыми насаждениями в Бени-Исгене и Гардае, которые зависят от финансовых субсидий торгующих отцов семейств?

Мзаб вовлечен в кризис, переживаемый всеми оазисами. Цены вообще, а также цены на финики на мировом рынке колеблются. Крестьянин получает за килограмм обычных фиников по произведенному пересчету тридцать пфеннигов, за килограмм деглет-нур — шестьдесят пфеннигов. Крестьянин в Суфе зарабатывает на каждой пальме в зависимости от обстоятельств от двух до пятнадцати марок. Однако тот, кто владеет пятьюдесятью пальмами (и таким образом при благоприятных обстоятельствах имеет ежегодный доход семьсот пятьдесят марок), считается крупным землевладельцем. В Суфе семья имеет в среднем лишь двадцать деревьев. В других местах эта средняя цифра выше, в Туггурте — около ста семидесяти деревьев, в Уаргле — около четырехсот, из которых половина не плодоносит.

А что станет с молодым поколением Мзаба? Возможно ли согласовать некапиталистический путь развития с мзабитским образом жизни?

В последние девятилетия в Мзабе — особенно в Гардае — поселилось очень много людей племени шаамба, которым удалось на очередных муниципальных выборах избрать мэром Гардаи представителя своего племени. Это привело к обострению разногласий. Мзабиты решили начать наступление на экономическом фронте. Многие шаамба нашли себе работу в качестве помощников пекарей в маленьких хлебопекарнях Гардаи. Зажиточные мзабиты сложились и купили за границей почти полностью автоматизированный хлебозавод с единственной целью — лишить шаамба работы.

Когда мзабиты потребовали государственных субсидий на развитие школ, правительство выразило готовность удовлетворить их просьбу, однако при условии, что мзабитские школы станут руководствоваться государственными учебными планами и что дети шаамба будут иметь возможность учиться в этих школах наравне с детьми мзабитов. Правоверные мзабиты отказались выполнить эти условия.

Теперь для детей шаамба создана в Гардае своя школа.