Голубая «Победа» вошла в жизнь Мельковой нежданно-негаданно. У Раисы была хорошая привычка, свойственная многим научным работникам: прочитав какую-нибудь иностранную статью, она писала маленький реферат и отправляла его в Институт научной информации или в какой-нибудь реферативный сборник – пусть познакомятся с материалом те, кто плохо владеет иностранным языком. Переводила она добротно, писала гладко, и рефераты, помеченные инициалами Р. М., то и дело появлялись в печати. Время от времени приходили повестки-напоминания: зайдите, получите гонорар. Но с этим она не спешила – пусть копятся деньги, когда-нибудь пригодятся. Была она тогда одинокой, и зарплаты хватало с лихвой.

Однажды Лиза Котова, в ту пору еще лаборант-несмышленыш, зашла в «Информацию» получить свои первые приработанные рублики.

– Вы радиобиолог? – спросили у нее там. – Не знаете, случайно, что это за финансовый магнат Раиса Петровна Мелькова? У нас лежит на несколько тысяч ее гонораров, а она и не думает получать.

В тот же день Лиза звонила в Энск.

– Я слыхала, что ты покупаешь «Победу»…

– С чего ты взяла?

– Скажи лучше, когда ты получала деньги за рефераты?

– Не получала ни разу.

Вскоре Мелькова приехала в Москву и совершила обход мест злачных.

– Никак не предполагала, что так много платят, – говорила она потом.

А Лиза в ответ твердила:

– Купи машину. От Москвы до Энска шоссе.

Многочисленные Котовы – братья и сестры Лизы – ей вторили, причем не только уговаривали, но и записали Мелькову на очередь. Однако все их старания чуть не окончились крахом: Раиса, сдавшая на «отлично» за свою жизнь множество экзаменов, провалила на зачете шоферскую премудрость.

– Не сумела задним ходом в ворота въехать.

– Понятно. Передовой научный работник наших дней принципиально не может пятиться. Однако представь себе, как мило ты будешь выглядеть за рулем.

– Чудно! Просто чудесно! – поддерживало Елизавету ведомое ею полчище Котовых-младших.

И Раиса решилась принять срам во второй раз.

В первую поездку Мелькова повезла всех молодых Котовых. Их было шестеро, и галдели они так, что у Раисы звенело в ушах. В довершение всего на первом же перекрестке милиционер оштрафовал Мелькову за недозволенную перегрузку машины. Тогда «мальчики» – двадцатилетние Петр и Николай – вышли, «девочки» же – погодки Лиза и Лида и близнецы Наташа и Галя – поехали дальше. Вскоре гвалт стих, и Котовы с таким же напряжением, как и сама Раиса, стали смотреть в ветровое стекло.

– Ты так и норовишь кого-нибудь задавить, – сердилась Лиза.

И хоть машина тащилась предельно медленно, такая опасность действительно существовала.

Раиса сделала небольшой кружок и направилась к дому Котовых. Когда въезжала во двор, царапнула крылом угол здания, и Елизавета осведомилась:

– Ты все еще пишешь рефераты? Если да, то можно надеяться, что гонораров и зарплаты тебе на штрафы хватит.

Эти слова Раиса вспомнила в тот же день: чтобы перегнать машину в Энск, пришлось подряжать шофера-профессионала, а он запросил изрядную сумму.

Однако прошло два месяца, и Котовы стали свидетелями того, как резво въехала в их двор запыленная голубая «Победа»: Раиса кое-чему научилась.

Одна из поездок была для Мельковой особенно памятной. В тридцати километрах от Энска вдруг возмущенно зафыркал мотор.

– Что ты, миленький? – Раиса переключила скорость.

Мотор еще немножко пофыркал и смолк.

Мелькова вылезла из машины, открыла капот и нерешительно поковыряла что-то пальцем. Она только испачкалась, и ничего более. А между тем была осень, и быстро надвигались сумерки. Раиса безнадежно махнула рукой: не стоит копаться, все равно она мало что понимает. Лучше уж обратиться за консультацией к знающим людям.

Она подняла руку как можно выше, но шофер огромного грузовика в ответ лишь послал воздушный поцелуй. Следующим на шоссе появился «Москвич». Он шел от Энска. Раиса взмахнула рукой чуть-чуть, не «проголосовала» – поправила шляпку. На «Москвича» надежда была плохая, тоже небось едет «спец» вроде нее. Однако машина остановилась, вильнув к обочине. Из открывшейся дверцы сначала появился рукав пальто, потом нога в немодных широких брюках и, наконец, мягкая серая шляпа.

– Терпим бедствие?

В ответ Раиса кивнула. Водитель «Москвича» был среднего роста, молодой и поджарый, со спокойным простым лицом и ясными серыми глазами – таким, во всяком случае, показался он Раисе.

– Симптомы заболевания?

– Чихал… Три раза…

– О, грипп!

Одним движением откинул он капот, потом спохватился, снял пальто, бросил Раисе.

– Лошадка у вас молоденькая, – сказал он, освещая мотор ручным фонариком. – За такой лошадкой нужно ухаживать, иначе быстро состарится. А вы… На месте вашего папы я не доверил бы вам машину. Кстати, девушка, сколько вам лет?

– Видимо, больше, чем вам.

Он выпрямился и осветил фонарем ее лицо.

– Разочаровались? – Раиса сморщила нос, зажмурившись от яркого света. – Если бы не сумерки – наверно, не остановились бы.

– Напротив, – раздался из темноты голос. – Если бы я знал, что вы, Раиса Петровна, сидите на шоссе, я бы специально приехал! Так что в следующий раз учтите: чуть что – звоните мне.

И, отвернувшись, он начал копаться в моторе. Раиса молчала, силясь припомнить, где и когда она его видела. Однако на ум ничего не шло.

– Откуда вы меня знаете?

– Энск город не слишком большой. Готово! – И он закрыл крышку, стал вытирать руки поданной Раисой тряпкой.

– Скажите хоть, кому я обязана спасеньем?

– Игорь Волкович. Не слышали?

– Не приходилось.

– Это ничего. Теперь на правах старого знакомого я заскочу к вам как-нибудь вечером. Люблю машины и с удовольствием проделал бы вашему коняшке кое-какую профилактику. Не возражаете? До встречи!

Волкович пошел к «Москвичу», а Раиса крикнула вслед:

– Постойте! А адрес?

– Найду.

Он дал газ, и «Москвича» поглотила тьма.

– Кто такой Волкович? – спросила она в Энске у соседки по квартире.

– Игорь Петрович? Неужели не знаете? Инженер. Раньше жил через дом от нас. Теперь дали комнату в новом доме. А что?

– Да так…

А через два дня пришел Волкович.

– Не ожидали?

– Напротив. Вы производите впечатление человека слова.

Держался он удивительно просто. Сразу шагнул к книжному шкафу.

– «Радиобиология»! Ух ты, страсти-мордасти!.. «Что такое лучевой синдром?» А это? «Атомная опасность». Мы привыкли видеть в атомах будущее человечества, а вы нас пугаете.

– Не пугаем, а защищаем. Хотим, чтобы будущее было совсем светлым.

– Ну да, конечно… Я именно так вас себе и представлял: маленькая женщина, с риском для жизни делающая свое дело на благо стране и людям.

– Не говорите комплиментов, вам это совсем не идет. А что касается риска, какой же тут риск? Не больше, чем во многих специальностях. Можно ведь у вас на заводе сунуть руку в какую-нибудь машину?

– Можно и голову, но это не обязательно.

– Точно так и у нас.

– Но все же бывает?

– Редко. Год назад облучилась жена одного моего знакомого. Разумеется, сама виновата.

– Вот видите! Ну и как?

– Обошлось. Правда, бывают отдаленные последствия. Но это уже воля случая.

Раиса, наконец, его рассмотрела. Он был уже не молод – во всяком случае, не слишком молод, лет тридцати пяти, а может быть, тридцати двух – не, поймешь. Лоб умный, глаза веселые, нос не длинный и не короткий.

– Вы что-то оказали?

– Нет, молчу…

– Тогда подумали!

– Возможно. Это изредка со мною случается. А вы умеете читать мысли?

– Конечно. Сейчас вы подумали: «Зачем он ко мне приперся?» Не так ли?

Оба улыбнулись, а Волкович тем временем разглядывал крошечную карточку на столе – карточку Громова.

– Муж?

– Не угадали.

– Но ведь могло быть и так?

– Могло.

Он стукнул согнутым пальцем по стеклу – все-таки, мол, угадал, потом еще раз обежал взглядом комнату, улыбнулся как старому знакомому деревянному восточному божку на полочке и, наконец, спросил:

– Ну, а что вы обо мне думаете?

– Предполагаю, что вы неплохой человек, у которого есть, однако, существенный недостаток: он пытается читать мои мысли.

Так вошел в жизнь Раисы Игорь Волкович. Он был хорош, «слишком хорош для меня», – нередко думала Раиса. И думала она так не потому, что дешево себя ценила, а потому, что хорошего Игоря не хотелось обижать, а она никак не могла понять, может она его полюбить или нет. В том, что Волкович ее любит, она не сомневалась.

В Раису влюблялись часто. Она принимала это как должное и немножко кокетничала, как кокетничают маленькие беленькие женщины: мягко, с умеренной дозой веселости. Но на объяснения всегда отвечала «нет». Однако если и отходил после этого тот или иной вздыхатель в сторону, число их не уменьшалось, ибо всегда появлялся кто-либо новый. «Моя коллекция жердочек», – говорила она, ибо чаще всего ее поклонники были худыми, длинными, и если и не стремилась коллекцию увеличить, то уж, во всяком случае, на должном уровне ее поддерживала. В прошлом только Леониду удалось пробить на некоторое время существенную брешь в стене окружающих ее многозначительных взглядов, и это было чудесное время. Но Леонид исчез, и неважно, что он появился потом вновь: он уже не мог принадлежать ей. А Раиса собственница, в этом она себе признается. И постепенно, не сразу, вновь появились вздыхатели, вновь атмосфера легкого флирта окружила ее, сочетаясь с преданностью науке, с серьезнейшими интересами.

Месяца через четыре после того, как состоялось их знакомство, Раисе предстояло ответить Игорю, сможет ли она когда-либо его полюбить. Раньше перед ней не возникало даже такого вопроса, и она со спокойной душой говорила «нет». Теперь же этот вопрос возник – возник много раньше, чем Игорь его задал. И нельзя было не задуматься над тем, почему он возник, и нельзя было ответить что-либо неопределенно-лукавое, потому что Волкович был полностью лишен распространеннейшего недостатка: он вовсе, совсем за ней не ухаживал. «Как Леня», – думала она часто, и думала совершенно напрасно, ибо ничего похожего на ту, довоенную историю здесь не было. Там было столкновение характеров, достаточно уравновешенных порознь, но в совокупности дающих реакцию, название которой – взрыв. Здесь же, с Игорем… Раиса, разумеется, понимает, что здесь совсем не так, – в конечном счете здесь просто будет продуманное соглашение двух взрослых людей, «пересидевших в девках», и ничего более. Грубо? Возможно. На деле все это много мягче, и отношения их очень приятны, но когда настает время принимать решение, Раисе хочется применить именно грубую формулу: «Пересидели в девках оба, теперь подвернулась подходящая партия, и почему бы не изменить жизнь?»

Игорю она говорит это, правда, в завуалированной форме:

– Вы же читаете мои мысли… И, значит, догадываетесь, что скорее всего я выйду за вас замуж. Выйду потому, что знаю: лучше вас мужа придумать трудно.

– А он? – Игорь вновь постучал согнутым пальцем по карточке Леонида.

Раиса ответила честно.

– Он – мечта юности. Скорее всего, он оказался бы для меня плохим мужем, а я для него плохой женой. Но он – мечта…

– Понятно. Он позовет, и вы побежите, хотя бы это была дорога навстречу гибели. Так?

– Да. Быть может, только не так напыщенно. Слова не те, но вы верно во мне разобрались. Однако он не позовет. Он женат, любит и не из тех, что бросают жен. Год назад его жена облучилась – это о ней я рассказывала. Но все обошлось – к общему, можно полагать, счастью.

Они поженились в июле 1952 года.

Карточка Леонида так и осталась на столе, под стеклом. Игорь сказал:

– Я не считаю, что приобрел право на твои мечты.

Но прошло время, и карточка исчезла; на ее месте появилась карточка Лени маленького…

…Так было недавно. А теперь… Если бы не Лизка!.. Какая же я дрянь! Если бы не Лизка, буквально пожирающая Громова глазами, я, может быть, и вытерпела бы, а так… Толстая, веснушчатая Лизка, придется мне тебя огорчить!

Она едет из Москвы после своего доклада на семинаре у Шаровского, едет и плачет. Машина разогнана до предела, мелькают столбы, деревья… Слезы на глазах застилают дорогу. Ну и пусть рядом кювет… Если бы не маленький Леня… Один поворот руля. Если бы не маленький Леня, все было бы проще, но так даже и думать нельзя: как это – чтоб не было маленького Лени?

Первое успокоение вносит милиционер на мотоцикле. Дырка в шоферском документе, штраф. Серьезные глаза на загорелом лице.

– Я вас догонял, гражданка! Как только не совестно, прошли поворот на такой скорости.

– Спасибо, – говорит Раиса, и это первое в жизни спасибо за далеко не первый штраф.

Она отъезжает медленно-медленно: она испугалась.

Ближе к Энску страхи уже другие: «Как буду смотреть на Игоря, на сына?» Но дома ждет неприятность – и сразу все, что казалось главным, отходит в сторону: мальчишка болен, и муж сидит возле него, не пошел на завод.

– Ах, Игорь, Игорь, что мы теперь будем делать?

– О, ничего страшного: насморк, резь в глазах. Скорее всего корь. Этим надо переболеть. И ты, думаю, переболеешь и успокоишься. Вот у меня… Видала его?

– Ах, Игорь!..

Мальчонка выздоровел в положенный срок, и сразу же Волкович стал собираться в командировку.

– Надолго. Возможно, месяца на четыре. Ты ведь знаешь, в Венгрии осваивают нашу машину.

Раиса знала не только это: в Венгрию должен был ехать заместитель Игоря; и если уж едет он сам…

– Тебя прошу об одном, – внешне Игорь совсем спокоен. – Разберись, пожалуйста, за это время в своих чувствах…

Какой же он хитрый! Леонид в подобной ситуации поступил бы не так, он бы активно боролся.

Но Игорь тоже борется: ничто другое не могло бы подействовать на Раису сильнее его благородства. И он знает это. Сейчас, чего доброго, скажет: «Меня не жалей, делай так, чтобы тебе было лучше».

Однако Волкович говорит другое:

– Когда ты была в Москве, звонил твой отец. Я забыл тебе сказать об этом сразу. Он спрашивал, не отпустим ли мы Лешку к нему погостить. Я ответил: «Не возражаю». В деревне сейчас хорошо, впрочем, ты сама там росла, знаешь…

Раиса готова была кричать: сговорились за ее спиной, хотят отнять мальчишку. Знают: если сын будет в деревне, в Москву Раиса не поедет, каждый свободный день будет навещать его, а каждую ночь думать: не потонул ли в реке, не простудился ли?

– Ленчика не отдам!

– Как хочешь… Я думал, ты умная. Но не будем ссориться на прощание…

Петр Захарович Мельков посадил внука в кабину грузовика, не очень-то обращая внимание на слезы дочери. Впрочем, Раиса смирилась давно и теперь, всхлипывая, покорно выслушивала нотацию:

– Раз появился этот длинный – хорошего не жди… Ты непутевая, а он уж… Помню ваши довоенные фокусы! Ну, да тебя учить поздно, а вот мальца портить не дам!

«Непутевая» Раиса входит в опустевшую комнату. Машинально берет в руки журнал, английский попался. Открывает, листает страницы. Глаза по привычке шарят в списках литературы: интересно ведь, кто и по какому поводу ее цитирует. Вот, у самого Холдейна: «Р. П. Мелькова, «К вопросу о действии…» Может ли предположить Холдейн, что заревет сейчас Р. П. Мелькова во весь голос, ткнется в подушку и будет лежать – одна, одна во всем мире?.. Но это сегодня она одна, а завтра – первое сентября, первая лекция. Наполнятся гвалтом студенческим коридоры института, войдет в аудиторию Раиса Петровна, доцент и руководитель лаборатории, и потечет плавная речь, и забегают по бумаге автоматические ручки. А после лекции будет Раиса разговаривать со своими девочками-дипломницами, фамилии которых все чаще упоминаются в ее работах: такая-то показала то-то, при участии такой-то проведен следующий эксперимент… И пусть пока что не говорят «школа Мельковой», а говорят «школа Шаровского», но для своих дипломниц она не меньший авторитет, чем Иван Иванович для Котовой и Громова.

И ни одна из дипломниц, которые из кожи лезут, чтобы походить на свою руководительницу во всем, включая прическу и платья, ни одна из них не допустит ни на секунду, что плакала Раиса Петровна горькими слезами, что называли ее Райкой, добавляя к тому ж «непутевая».

«Однако как обстоят дела в лаборатории? Все ли подготовили?» – Раиса вытирает слезы и едет в институт. Беда сейчас будет тому, кто что-либо не доделал или допустил оплошность!

Колесо завертелось, жизнь вошла в привычную колею. Лекции, заседания, лабораторные эксперименты – это еще далеко не все. Мелькова, кроме того, член профкома и к общественным обязанностям относится с полной серьезностью. Все ею довольны, но сама она в постоянной тревоге:

– Плохо, плохо у меня с профсоюзной работой!

Когда был в городе Игорь, он, случалось, ей говорил:

– Не плохо, а хорошо. Превосходно уже потому, что тебе чужд формализм. Правда, методы у тебя своеобразные: другие спорят, стучат кулаком, ты же лишь улыбаешься. У каждого свое оружие!

Улыбкой Раиса пользуется умело.

– Товарищ такой-то! – произносит она, когда дела приводят ее в кабинет какого-нибудь зава.

Слова сопровождаются улыбкой номер один, подготовительной, имеющей целью настроить зава на соответствующий лад. А после разведки следует артподготовка.

– Институту нужно то-то и то-то. Вам ничего не стоит все это сделать.

Здесь следует улыбка номер два, улыбка-предупреждение:

– Не хочется занимать мелким делом первого секретаря горкома!

И тут зав почти наверняка улыбнется в ответ и, быть может, удовлетворит просьбу: по опыту знает он, что ничего не стоит Раисе Петровне пройти в горком и повторить там серию своих улыбок. А там, в горкоме, не только улыбки заметят, но вспомнят: Мелькова – один из известнейших ученых города, занимается на благо Родины и во славу Энска какой-то там модной радиобиологией. Как не посодействовать такому человеку?

В этом году, как нарочно, возникают дела, в которых улыбкой ничего не добьешься: старушку уборщицу забыл сын, студентку бросил жених… Раиса стремится помочь, примирить, наказать, а у самой ноет сердце: как быть с личным вашим тяжелым случаем, уважаемый профсоюзный деятель? Месяц прошел со дня доклада, а по ночам все не спится… И вот в одну из ночей приходит решение: надо лечиться. Но как? А вот как: прибегнуть к средству, однажды помогшему, – перечитать диссертацию Леонида. А заодно и поговорить с ним. Обольет Громов холодной водицей – может, и исчезнет бессонница…