19 июня 1941 года, четверг

Капитан Елизаров закрыл за собой дверцу автомобиля и помог выйти из эмки старшим командирам. Ритуальный танец пограничник повторял по два раза на каждой остановке, демонстрируя, как глубоко он уважает прибывшее начальство. На заднем сиденье машины, отгородившись друг от друга портфелями, разместились два генерал-лейтенанта.

Если самый главный пограничник Белоруссии Баданов, разминаясь после поездки, казался невозмутимым, то Колосов, начальник Главного управления погранвойск, досадливо смотрел на запылённые сапоги.

Разведчик вспомнил последний разговор с артиллеристом. Максим откровенно рассказал тогда пограничнику про методику непрямых действий. Если коротко: нет ничего хуже, чем атаковать в лоб, если хорошо просчитанный манёвр мог превратить даже врага в невольного союзника.

Елизаров, работая в разведке, сам многое знал, но впервые услышал, как практику можно свести в единую теорию. Он оценил, как переиграл его Ненашев. Очень хорошо, что просветил, иначе не может быть между ними дружбы.

А теперь Михаил проверял, как работает эта система.

Елизаров послал докладную генералу в Минск. Он имел право «прыгнуть» через голову начальника, если добыты сведения исключительной важности, но делать так следовало аккуратно. Не любят и не простят, особенно если сор вынесли из их избы.

Колосов поморщился. Проклятое жаркое лето. Даже здесь, у входа в штаб, где солнечные лучи едва пробивались сквозь тень, земля ощутимо нагрелась, но после спёртого воздуха машины дышалось чуть-чуть легче.

Тяжёлая дорога. Немилосердно трясёт на выбоинах и тошнит от запаха бензина. Окна открывать бесполезно: салон тут же забивался пылью, отвратительно хрустевшей на зубах. Вокруг поблёкшая зелень, земля словно сухой песок и парящие под солнцем болота. Лишь в одном месте блеснула небольшая водная гладь. Но не пройти – грубо поставленную запруду охраняли военные.

Прибыв в Брест днём, комиссия сразу направилась в штаб погранотряда. Внезапный налёт удался. Начальник штаба обедал дома, а майор Ковалёв находился в пятидневном краткосрочном отпуске, решая неотложные семейные дела. Отвезёт внезапно заболевшую дочку к жене – и сразу обратно.

«Как предусмотрительно, – подумал Колосов, – запрет семьям не покидать границу ещё не действовал. Указание не поддаваться панике и ждать особых указаний получено совсем недавно. А отпустил его Баданов».

Высокий гость приказал никого не вызывать. Решил обойтись теми, кто есть. Прибывшие с ним люди поработают с документами, а он желает лично ознакомиться с ситуацией. Хотя выводы у комиссии давно сделаны, но всё же стоило поколесить по дорогам и лично побывать на участках, откуда поступали «панические сообщения».

Елизарова посадили вперёд, показывать дорогу. Разведчик «внезапно» оказался самым старшим по должности в этом кирпичном двухэтажном особняке на улице имени Карла Маркса.

Две эмки сначала шелестели колёсами по мощённым плиткой улицам Бреста. Потом, вздымая дорожную пыль, направились инспектировать три ближайшие заставы к югу от города.

Подъезжая к первой в фольварке Пельчицы, что в километре от южного острова крепости, машины обогнали несколько тяжелогружёных двуколок, везущих ящики с боеприпасами и четыре станковых пулемёта. Их очертания хорошо угадывались под брезентом, оберегающим «Максимы» от дорожной пыли. Фуражки пограничники сдвинули на затылок, спины возничих мокры от пота.

Если Баданов спокойно посмотрел на груз телег, то Колосов несколько раз озадаченно оглянулся. Ситуация из Москвы выглядела кардинально иной. Бодрые и уверенные доклады, что шли с западной границы, казались откровенной отпиской. Лишь бы усидеть начальникам отрядов на хлебном месте. Но он же сам отдал команду прекратить любое паникёрство!

Колосов нервно заерзал, чувствуя двойственность в сложившейся ситуации. А что, если?… Нет, не может быть никогда. Есть же Народный комиссариат иностранных дел, Разведупр РККА и, наконец, внешняя разведка НКГБ. Там товарищи не спят, и случись что, предупреждение обязательно поступит вовремя. Колосов, забываясь, открыл окно и немедленно был наказан за оплошность. Сухой ветер задул пыль с дороги, запорошил глаза и мучительно заставил кашлять.

Генерал-лейтенант из Москвы не видел, как посторонился, пропуская начальство, стрелковый батальон, возвращавшийся с рытья окопов. Иначе почему у них так много шанцевого инструмента? Но люди были в полном снаряжении, с касками, и оружие с собой несли, несмотря на то что ткань под ремнями мокра от пота. У многих под пилотками виднелись смоченные водой полотенца.

Тяжело идут, но тащат на себе ротные миномёты и пулемёты ДП. За ними четыре полковые пушки, гужевый транспорт с «Максимами» и знакомыми ящиками. Замыкала колонну телега, на которой лежали два тела. Фельдшер суетился рядом, пристраивая одному из бойцов на затылок белое полотенце. Тепловой удар.

Зато на это изумлённо посмотрел Баданов. Неужели и до этого донельзя упёртого командующего округом начало хоть что-то доходить? А может, это инициатива командарма? Или комдива? Но как бы там ни было, видно, что армейцы взялись за ум. У границы сейчас нельзя быть без оружия. Крупную провокацию Елизаров обещает со дня на день. Или даже и не провокацию?

Генерал посмотрел на стриженый затылок сидевшего на переднем сиденье Михаила. Молод, но тоже мучается в душной машине. Какая умная у него получилась справка, но капитан дипломатично не дописал выводы. Если факты подтвердятся, то он заберёт его к себе. Людьми, одновременно способными анализировать и оставаться лояльными, никогда не разбрасываются, а берут под крыло.

Нет, Баданов не стал сообщать содержание письма выше. Причина сидела рядом, да и мнение Москвы он знал. Пусть уж Колосов сам посмотрит обстановку на границе, а меры, предложенные разведчиком и не идущие ни с одним указанием свыше вразрез, он скоро примет самостоятельно.

На заставе, расположенной в фольварке Пельчицы, к приезду комиссии готовились несколько дней. Такой неутешительный вывод сделал Колосов. Порядок образцовый. Никто ничего не скрывает – ни хорошего, ни плохого. А лица, злоупотребившие служебным положением, уже сидят подследственными в Бресте. По каждому факту давно идёт дознание, – Елизаров показал документы, судя по дате, составленные пару недель назад. Командование погранотряда уже давно и очень решительно избавлялось от всякой скверны.

«Поздно спохватились, голубчики, решение принято», – подумал Колосов. Проект приказа он привёз с собой.

Баданов всё же нашёл, к чему придраться. Однако сделал это, не привлекая внимания залётного московского гостя. Всё просто: ещё год назад их нарком потребовал приспособить заставы к обороне как против бандитов, так и от регулярных войск. Каменное здание фольварка хорошо укреплено. А где ещё позиция?

– Младший лейтенант Мешков, был же приказ оборудовать два кольца обороны. Что тут рядом за бутафория?

– Так точно, всё бутафория. Настоящий ротный опорный пункт в километре севернее, рядом с высотой. – Начальник заставы рукой показал генералу направление. – Наши военные подсказали, что так тактически выгоднее, будет меньше потерь при обстреле и есть, где развернуться. Оцените, с правого фланга нас прикрывают валы крепости, а с левого – доты артпульбата.

– Это какие такие «наши военные»? – Баданов дураком не был, сразу узнав чужие, пусть и правильные слова из уст лейтенанта.

– Наши – это местный укрепрайон. И сапёры, что у них огневые точки строят, нам очень помогли.

Те два дзота обошлись Ненашеву очень дорого. Вернее, так: работали добровольцы, которых вроде бы никто и не назначал. Жаль, что пришлось ещё немного порушить старый форт, но дело того стоило.

Укрепления с фронта и с крыши должны выдержать огонь миномётов и пехотных орудий немцев, если фрицы с первого раза не попадут снарядом прямо в амбразуру. Шанс небольшой, но он возрастёт, если, как и в прошлый раз, они сумеют под огнём подтащить пушку на сто метров к цели.

В ответ генерал только грустно усмехнулся. Чтобы армия официально помогла пограничникам? Решение должны принять как минимум два наркома.

После прошлых событий они с военными заклятые друзья. Пусть Берия и попытался сгладить ситуацию, старые обиды не забыты. Тимошенко их тихо ненавидел и после войны с финнами добился решения подчинить себе особые отделы. А указание, как вместе действовать в приграничной полосе, пришлось проводить решением ЦК, иначе два наркомата не договорились бы.

А здесь явно попахивает местной инициативой, но понятной, разумной и очень объяснимой. Решение строить доты прямо около границы поставило бойцов УРа рядом с пограничниками. Хорошо хоть этот комбат понял ситуацию и пошёл дальше всяких регламентов и инструкций.

– Я хочу посмотреть.

– Товарищ генерал-лейтенант, – взмолился Михаил, – прошу, не надо. Даже местные считают, что армейцы там ремонтируют мост. А появитесь вы в форме, агентура немцев засечёт обязательно.

Разумно, да и Колосов был готов следовать дальше.

Эх, слышал бы Баданов, как в понедельник на заставе матерился комбат! Самым нежным выражением были два слова: «братская могила».

В ответ разведчик возмущённо объяснил, что блокгаузы и укреплённые подвалы нужны пограничникам не против танков и пехоты врага. Всё, что видит Ненашев, – внутреннее оборонительное кольцо.

Жить на границе беспокойно. В 1939 году банды в две-три сотни штыков и сабель – не редкость. Шатались всякие, в том числе и белополяки, желавшие добраться до вожделенной Румынии. Бывало, заставы полностью окружали, желая покончить с назойливыми пограничниками. Тогда они отстреливались, ожидая подмоги.

На заставе – человек сорок пять, мало, где шестьдесят, но вместе их там не встретишь. Дозоры, наряды – на границе. Кроме проверенных трёхлинеек, один-два «Максима», от двух до четырёх ДП. Только недавно стало массово поступать новое оружие: СВТ и ППД, а кому-то привезли и новейший ППШ.

Чтобы оборудовать внешний периметр, нет ни сил, ни материалов. Один сапёрный взвод на целый отряд со всем не справится.

Пограничники границу охраняют, их дело – ловить нарушителей, а не стоять в жёсткой обороне регулярных войск. Когда оказались они на новом месте, то сразу занялись обустройством участка. «Зелёные фуражки» сами ставили проволочные заграждения, распахивали контрольно-следовую полосу и строили наблюдательные вышки.

Максим сразу заткнулся. Вспомнил, как в 1993 году сорок пять пограничников и трое солдат отбивались от двух с половиной сотен моджахедов. Банда заставу ту не взяла, но в землю легла половина защитников. Потом в выводах написали и такую вещь: начальство сверху, мол, бездействовало, что и убедило молодого начальника заставы – противник опасности не представляет.

Заставы привязаны к границе, а не к рубежам, с которых удобно её оборонять. Вот почему то, что сделали пограничники, держась на заставах несколько часов, а где-то даже несколько дней, – подвиг вдвойне. Но десятая застава должна удержать немцев гораздо дольше, чем прошлый раз.

Елизаров не удивился поведению комбата, зато Мешков изумлённо заметил, как капитан со скрещенными пушками в чёрных петлицах потряс головой, отгоняя наваждение. Что, в артиллерии все такие контуженые?

– Значит, так: с точки зрения охраны границы положение ваше идеально, никакой бандит скрытно не подберётся, – начал Максим.

Фольварк с трёх сторон окружали поля. С четвёртой – полоска воды в овраге, оставшаяся после разлива Буга, шириной где-то шесть метров.

– Да, это мы оценили, когда выбирали место, – подтвердил младший лейтенант.

– А вот обороняться плохо, всё как на ладони. Батарея гаубиц разнесёт заставу минут за десять. Дальше в дело пойдут миномёты, головы не поднять. А если начнёте отходить, ставим на поле заградительный огонь – и деваться вам некуда.

– А кювет вдоль дороги?

– Он не только обозначен на карте немцев, его ещё видно с их наблюдательной вышки или аэростата. Или, думаете, против нас стоят идиоты?

Панов не фантазировал. Наверное, вон на тот серый камень после войны прикрутят белую мраморную плиту со звездой над текстом. Оказавшись в полосе главного удара, начальник заставы Мешков и девятнадцать бойцов навечно остались на заставе. Те, кто вышел из окружения, смогли прорваться к своим вечером, когда стих огонь, а остальных немцы блокировали в кирпичном сарае и после отказа сдаться в плен, расстреляли здание из пушек.

Младший лейтенант искоса посмотрел на гостя, понимая его правоту. Только спросил:

– А как же вы? Не придёте к нам на помощь?

Ненашев поморщился, а пограничник, глядя на выражение его лица, невозмутимо перевёл:

– Капитан Ненашев из укрепрайона, он к тебе точно не придёт, их дело – держать свой рубеж. Максим, что ты предлагаешь?

Комбат расстелил карту.

– Заставу придётся оставить. Отойдём вправо. – Он показал новую позицию.

– Хочешь пулемётами во фланг?

– Скорее в лоб! Позиция, с одной стороны, выгодная. Но стоит корректировщику немцев оказаться здесь, – Ненашев карандашом ткнул в точку на внешнем валу, – снимайтесь и валите на восток вдоль Мухавца.

– А если мы посадим туда своих бойцов?

– Я военных академий не заканчивал, но пытаюсь думать логично. – Ненашев неопределённо пожал плечами и чуть поджал губы. – Немцы в 1939-м уже штурмовали крепость. Тогда не получилось её взять, поляки крепко держались как раз за эти валы. Будет за них драка, но сначала их обработает артиллерия. Там уже осознали ошибку. Вот и думайте. А что касается рубежа обороны, если решитесь, то по-соседски попробую помочь.

«Они должны согласиться», – подумал капитан. Мост за их спиной очень смущал Максима. Когда взяли, гарнизон крепости лишился последних ворот. А ещё Панов знал слова, будто сказанные Жуковом после войны: «Виноваты мы перед пограничниками. Отдали их на съедение…»

– Договорились, – подытожил Елизаров, и младший лейтенант согласно кивнул. Для него это был первый военный, который и дело предложил, и сам помочь соседям вызвался.

Объезд других застав ничего необычного не принёс. Только в Митках второе оборонительное кольцо пограничники оборудовали прямо в узле обороны укрепрайона, выбрав, как центр, старый форт. Пустоту в казарме дежурный объяснил просто. Бойцы, свободные от нарядов, сейчас на стрельбище. Военные обещали им показать какой-то особый «навесной» способ стрельбы из станкового пулемёта.

Вернувшись в Брест, Колосов приказал собрать общее совещание.

Вместо майора Ковалёва отдувался его начальник штаба.

– Товарищ генерал-лейтенант, на границе тревожно. Германские самолёты каждый день нарушают границу. Их солдаты и офицеры ведут усиленное наблюдение за нашей стороной. Абвер и гестапо массово засылают к нам националистов из поляков и белорусов, имеющих ближайшую задачу диверсии. Большинство мы ловим, но на всех сил не хватает. Считаю, что немцы в ближайшие дни могут начать войну против СССР. За текущий день взято двадцать девять диверсантов.

У Колосова вытянулось лицо. Неудивительно – отчёты доходили до центрального аппарата дней за пять. Информация запаздывала существенно. Сначала из отрядов сводки передавались в окружные управления. Те обобщали их и пересылали в Москву.

Разведывательные донесения приходили всё чаще, но использовали их больше для справок и подбора примеров для очередного доклада руководству. На стол начальников мгновенно попадали лишь спецсообщения об особых случаях, происшествиях и делах, находящихся на личном контроле.

– Тридцать пять, – подал реплику Елизаров. – Одна группа из восьми нарушителей оказала вооружённое сопротивление. По всей видимости, немцы. Пленных нет, раненых застрелили сами и сопротивлялись до конца. Наши потери: двое убито, четверо ранено. Лично обзванивал комендатуры. К пяти утра посчитаем окончательно.

Колосов удивился. Как сильно изменилась ситуация лишь за четыре часа пребывания в Бресте!

– Почему днём шли?

– Взяли в двух километрах от границы. Все переодеты в нашу форму.

– Что ещё можете сказать по делу?

Начштаба и комиссар погранотряда досадливо смотрели на Михаила. На глазах выслуживается, а ведь мог бы и доложить! Сколько же времени служим вместе…

– Днём относительно всё спокойно, если не считать самолётов-нарушителей. По ночам немцы на самом деле подтягивают технику к границе. Местных жителей на той стороне предупредили: если начнут паниковать, расстреляют сразу на месте. Наша агентура проявляет выдержку и пытается выявить дату, время и место готовящейся вооружённой провокации.

Оба генерал-лейтенанта внимательно посмотрели на Елизарова. Баданов думал, что он далеко не глуп. Уловил настроение Колосова. И капитан лоялен, высказав мысли только ему. А владеет обстановкой гораздо лучше начальства. Колосов схватился за брошенную соломинку: «провокация», стараясь сохранить лицо. Хоть кто-то здесь разделяет мнение Главного управления.

– Вот вы правильно себя ведёте, капитан! Спокойно и рассудительно. Не то что некоторые, кто манкирует служебными обязанностями, прикрываясь сложной обстановкой на границе. Что у вас творится с дисциплиной? Происшествие за происшествием! Да от ваших донесений просто разит трусостью! Не скрою, до определённого времени мы вам верили, направляли сводки в Генштаб и ЦК партии. И что? Всё оказалось слухами!

Колосов возмущённо стукнул кулаком по столу.

– В общем, так. Приказываю панику прекратить, как и самодеятельную отправку семей на восток. Тем, кто отправил, вернуть обратно! Да немедленно! Для войны между СССР и Германией нет ни причин, ни поводов. А мы пока объективно разберёмся, что на самом деле творится на заставах.

Слушая его, Елизаров внешне остался спокоен. Как прав Ненашев, по всем признакам скверна где-то наверху. Баданов подумал, что разведчик может уже ничего не докладывать. Вряд ли сообщит больше, чем в письме. Те же сигналы в Управление погранвойск НКВД по Белоруссии шли и из других отрядов.

Всё, что в его силах, сделано, проект приказа об усилении охраны границы осталось лишь подписать. Остальное начальники отрядов, застав и коменданты должны понять сами и действовать по обстоятельствам. Баданов ошибался, Михаил при личной беседе рассказал гораздо больше.