Как известно каждому, кто когда-либо ждал выхода пациента из комы, «кома» — это что-то вроде «зонтичного» термина, им описывается множество состояний. Как ни печально, выход из подобного состояния не имеет ничего общего с тем, что так любят некоторые сценаристы: герой открывает глаза, издавая полные удивления восклицания типа: «Бог мой! Что это со мной было?» или «Черт побери, до чего хочется есть!».

Человек может реагировать на боль, исполнять команды, подаваемые голосом, открывать глаза, даже разговаривать (хотя, может быть, и не всегда вразумительно), но все еще находиться в коме. Кома — это не столько чистый бассейн, из которого выныривает потерпевший, очумевший и мокрый, но целый, сколько топкое болото, где жертва может барахтаться многие дни, ведя борьбу с кровожадными тварями. Выход — если он вообще наступит — происходит постепенно, и сила, с которой болото способно удерживать свою добычу, может проявляться неделями, месяцами, а то и годами.

В случае с Мюрреем Лэндисом первым признаком выхода из комы был знак «порядок», не мощный, но вполне узнаваемый, исполненный большим пальцем левой руки через двадцать шесть часов после того, как он потерял сознание. Джульет, которая уловила это движение — она дежурила у постели Лэндиса в клинике Натана Литауэра, — вскочила, громко позвала сестру, потом упала на пол и зарыдала. В течение последних сорока часов она спала всего пять часов и даже не пыталась сдержать слезы. Когда появилась сестра, она плакала навзрыд над койкой Мюррея. Объяснять, что произошло, была вынуждена жена пациента, лежавшего на соседней койке.

Только через два дня Мюррей пришел в себя настолько, чтобы захотел узнать, как все случилось; еще через несколько дней он смог небольшими порциями выдавать информацию. Во время одного из подобных просветлений из Бруклина приехали его родители. Джульет не знала, как ей держать себя с Гарри Лэндисом: этот строгий мужчина, с острым взглядом, плотно сжатыми губами, напоминал своим видом питбуля. Но ей оказалось легко общаться с Розой. Лэндисы остановились на один день в той же самой гостинице «Холидей», где Джульет приводила себя в порядок и иногда спала; потом отправились домой, убедившись, что их мальчик пошел на поправку.

Она сама рассказала ему, что произошло с момента столкновения. Было воскресное утро, первое после его ранения. Джульет отгородила койку ширмой, — не хотела, чтобы кто-нибудь их услышал.

— Все оказалось почти так, как я и предполагала, — начала она без ложной скромности. — Рукопись…

— Хочешь сказать, что это сделал Майкл Хартбрук?

В какой-то момент ей показалось, что Мюррей снова теряет ясность мысли. Потом она поняла.

— Очень странно. Я уже говорила, мне казалось, что рукопись никакого отношения к убийству не имеет, помимо того что Ада именно из-за нее оказалась в Нью-Йорке. Гидди полагал, что если она погибнет в городе, вероятность того, что в убийстве заподозрят именно его, будет минимальной. Он оказался прав. Конечно, у нас есть только заявление Синди. Она…

— Том еще не начал давать показания? — перебил ее Лэндис.

Джульет поколебалась. Она не знала, как ему сказать. Но в конце концов решилась:

— Нет, он погиб во время столкновения.

— Ох. — Лэндис закрыл глаза и некоторое время молчал. В этот момент Джульет с некоторой тревогой узнала строгое, суровое лицо Гарри Лэндиса. Потом его глаза открылись, и он снова стал Мюрреем. — Расскажи.

И начала рассказ, часто останавливаясь, чтобы спросить, не устал ли он, не нужно ли подложить подушку или дать еще воды. Боясь, что ее обвинят как соучастницу, Синди выложила полиции все, что она якобы знала. Том надеялся напрасно, что богатство сделает их брак более счастливым. Когда «Феарграунд» предложила купить участок, они с радостью согласились. Помимо выгоды, которую эта сделка могла бы принести непосредственно им, она обеспечила бы создание новых рабочих мест для Эспивилла.

Но их соседка продавать свою землю не желала. Некоторое время они пытались уговорить Аду. Но она была непреклонна, раздражающе безразлична к их счастью, доброму делу для города, ко всему, кроме собственного неотъемлемого права умереть на земле, на которой родилась. Наконец — без ведома Синди — Том решил убить соседку. Кто бы ни был ее наследником, он с радостью примет предложение «Феарграунд». В этом Том не сомневался.

Он совершил убийство так, как делал все остальное, проявил находчивость, сноровку и хладнокровие. Поездка в Нью-Йорк осложнялась факторами материально-технического свойства, но превосходное алиби было обеспечено. Синди не подозревала, что в те четверг и пятницу ее муж был вовсе не в охотничьем домике. Ее алиби, обеспеченное уходом за детьми, было счастливой случайностью, но не будь его, Том, несомненно, придумал бы что-нибудь, чтобы обезопасить жену.

Когда же Том наконец рассказал ей все, Синди поняла, что расследование по делу о без вести пропавших лицах оказалось для его нервов тяжелейшим испытанием. Он, конечно же, предполагал, что тело обнаружат в пятницу вечером, когда владелец уберет машину с улицы. Но Аду искали в течение нескольких дней. Его беспокоило и то, что мешок с телом мог попасть в мусоровоз, что его никогда не найдут, что истечет срок, данный покупателем. Когда же наконец тело обнаружили, спокойствие Тома было недолгим. Очень скоро стало известно, что Лансфорды наследниками не являются, а «Свободная земля» продавать участок не собирается. Именно тогда, утверждала Синди, Том рассказал ей, что натворил. Похоже, надеялся, что она поймет, как сильно он ее любит. Вместо этого, сказала Синди, поступок мужа вызвал у нее отвращение. Он понял, что она собирается уйти от него, и это лишь дело времени. Когда он застал ее с Мюрреем у Руби, когда Синди на людях назвала его убийцей. Том запаниковал и решил покончить со всем раз и навсегда.

Лэндис молча выслушал рассказ. Джульет с беспокойством смотрела на него. Этого было бы чересчур и для здорового человека, не перенесшего мозговой травмы, перелома локтевого сустава и получившего добрую дюжину других более мелких повреждений. Кроме того, Мюррей должен был сообразить: если бы он тогда не пустился в погоню за Томом, тот мог бы остаться в живых.

Но Лэндис помнил достаточно много из того, что произошло в лесу, чтобы понимать, что это, наверное, не так. В нескольких словах он описал, как Том вел снегоход на таран.

Они немного помолчали.

— А что насчет рукописи? — спросил он наконец. — Она нашлась?

Джульет отрицательно покачала головой.

— Странное дело. Твой друг Скелтон, мне кажется, все еще считает, что она может быть у Денниса.

— Откуда тебе знать, что думает Скелтон?

Джульет с досадой почувствовала, что краснеет. С какой стати?

— Как ни странно, он сам мне сказал! Он и Краудер были здесь вечером того дня, когда произошло столкновение. А ты был без сознания…

От пережитого страха на глаза Джульет навернулись слезы. Она начала волноваться за Мюррея около четырех часов в среду и до сих пор не совсем успокоилась. Водитель такси, которое она взяла, чтобы доехать до мотеля, рассказал о столкновении снегоходов Тома Гидди и «еще какого-то парня из Нью-Йорка». То, что за этим последовало, помнилось как в тумане.

— Краудер и Скелтон допросили Синди, — продолжала она, — потом Скелтон пришел сюда, чтобы посидеть у твоей койки.

— И рассказал тебе то, что ему сообщила Синди?

— Рассказал. Кажется, я вне подозрений.

Мюррей снова промычал что-то невразумительное, потом отдохнул, закрыв глаза. Джульет подумала, что он снова заснул, но он прошептал, не открывая глаз:

— Знаешь, думаю, Том в самом деле собирался убить меня в «У Руби». Синди не дала этого сделать, набросилась на него и закричала. В каком-то смысле она спасла мне жизнь. Не такая уж она и плохая, эта Синди.

Джульет почувствовала прилив ревности. Хотела сделать едкое замечание, но передумала. Когда-нибудь, когда он будет чувствовать себя значительно лучше, она попытается выяснить, что там у них с Синди было на самом деле.

С этим можно подождать.