Сестры в зале Танцев пребывали в возбуждении. Флора терлась крылом к крылу с пчелами всех пород, а ее разум и тело тем временем жаждали Любви Королевы. Впрочем, другие пчелы тоже были в тревоге, и она слышала, как многие жаловались на голод.
Однако все они чего-то ждали. Несколько пчел стали издавать судорожные возгласы страха, когда понизился уровень божественного феромона, но те, в чьих телах его было больше, прикасались к ним, вселяя в них уверенность и делясь своим достоянием. А затем пол вздрогнул и задрожал, вибрация усилилась, и аромат Любви Королевы стал прибывать. Те сестры, кому было достаточно места, преклонили колена и заплакали от облегчения, а остальные поднимали головы и запевали Священное Созвучие. Ощутив вибрацию в сотах и перемену в воздухе, Флора вжала шесть своих ног в воск, открыла дыхальца и глубоко втянула аромат.
И ничего не почувствовала.
Сестры вокруг Флоры впадали в блаженное состояние единства с Королевой, но она оставалась в ловушке собственного сознания. Она просканировала толпу. К своему удивлению, она заметила нескольких сестер, которые так же настороженно воспринимали все происходящее, хоть и стояли очень тихо. Они держались спокойно, с некоторой отстраненностью. Флора всмотрелась в них и узнала. Это были полевки.
Вибрация стала убывать. Пчелы в зале Танцев радостно улыбались, их антенны были высоко подняты и, окутанные Любовью Королевы, дрожали. Флора желала забыться в работе и стала искать других уборщиц, но она не успела этого сделать, прежде чем в зале возникло буйное волнение, толпа расступилась, и вбежала полевка, неся с собой запах нектара.
Найдя свободное место вблизи Флоры, она пустилась в пляс. Медленно и четко она повторяла простые движения снова и снова, пока другие пчелы не поняли ее и не поймали ритм. И тогда она раскрыла крылья, завела свой жужжащий мотор и принялась мерцать крыльями, делая паузы в определенном ритме. Другие пчелы аплодировали и все повторяли за ней, когда она забегала из стороны в сторону, приближаясь к толпе то с одного, то с другого края, распыляя манящий сырой нектар. Она остановилась перед другой полевкой и дала ей изо рта в рот каплю нектара. Блеск свежего нектара загорелся в воздухе, и пчелы вновь разразились аплодисментами, и еще больше сестер выбежало в первый ряд, желая поучаствовать в танце.
Флора тоже выбежала, взволнованная смешанным ароматом нектара и холодного свежего воздуха, расходящегося от крыльев полевки. Мысли были четкими и ясными от возбуждения, когда ее ноги уловили ритм, и внезапно она поняла язык танца.
Лети на Юг! – пели ноги пчелы. – За этой песней!
Там были поля – она описала очертания посевов – тяжелые качающиеся на ветру головки зерновых, великое западное течение воздуха, всегда дующего через них, – и еще больше полей, поток, отсчитай два забора…
Затем на Восток! И полевка снова забегала, крутясь и жужжа, призывая за собой все больше сестер. Многие пчелы вскрикивали в возбуждении, носились и подпрыгивали, но Флора старалась держаться поближе к этой удивительной пчеле, копируя ее движения.
Поверни и лети дальше.
– Поверни и лети дальше, – пела Флора за ней.
А затем здесь – цветы, нектар, сладость!
– Цветы, нектар, сладость! – кричали пчелы, вытанцовывая свою карту сокровищ.
Светлокрылая полевка застыла на месте. Ее танец был таким радостным и выверенным, что она показалась Флоре совсем молодой, но теперь она заметила ее потрепанные крылья, поредевший мех и царапины на панцире. Это была Лилия-500, которая столкнула ее с края взлетной доски. Антенны Флоры запульсировали, и она вспомнила первую панель Королевской Библиотеки.
– Славь конец своих дней, Сестра, – сказала она на Древнем Наречии.
Лилия-500 пристально посмотрела на Флору, распрямила свои крылья, но не сложила их.
– Чего ты хочешь? – Ее лицо испещряли маленькие царапины, а обе антенны потрескались у основания, словно от сильного стресса. – Говори же, – потребовала она, – или мои цветы закроют свои рты до того, как ты откроешь свой. Я должна возвращаться, они меня ждут. Некоторые откроются только от моих прикосновений. Гордость – грех, но это правда. – Она взглянула на Флору. – Ты втянула мой запах, словно я Королева.
– Прости меня, Сестра, то есть Мадам, – дикий воздух так приятно пахнет.
– Сегодня. Вчера он был зловонен, и позавчера, и третьего дня, поэтому у всех пустые животы. Но лучше быть голодным, чем есть нечистый хлеб. – Она усмехнулась, глядя на Флору. – Где ты была, что так наелась? Твоя порода на кухне не обретается.
– Меня представили Королеве в награду за схватку с осой.
– Ах да. Я слышала, Леди Веспу приготовили как следует. А ты все-таки выжила.
– Благодаря бесстрашию наших сестер Чертополохов, падших в бою.
– Такова судьба их породы, – сказала Лилия-500 и стала удаляться от Флоры. – Ты меня извини; я утратила умение вести вежливые беседы.
– Подождите, прошу вас! – Флора побежала за ней. – Мадам Полевка, есть ли у вас работа для меня? Я готова послужить любым спо…
– Если ты повторяла за мной танец, ты знаешь, куда лететь, – сказала полевка и ускорила шаг.
Флора в изумлении последовала за ней.
– Но моя порода не может летать по полям, так записано!
– Я читаю цветы, а не скрижали. Но я знаю, что наш улей переживает жестокую нужду, и знаю, что у тебя есть крылья, смелость и мозг. Не раздражай меня, испрашивая разрешения. – Лилия-500 протолкалась мимо других пчел и направилась к выходу.
Флора секунду постояла на месте, обдумывая это предложение. Полевка обернулась, взглянула на нее – и она побежала за ней.
* * *
Лилия-500 быстро и проворно прокладывала путь через толпу. Флора, пытаясь успеть за ней, натолкнулась на другую пчелу. Цветочные пирожные раскатились по полу, и молоденькая Ива принялась собирать их.
– Ох, меня накажут, я столько всего разбила – прошу, сестра, умоляю, не говорите никому, иначе решат, что я слишком слаба для работы и предадут меня Благодати…
– Кому не говорить? – Флора быстро помогла ей собрать пирожные, поглядывая на Лилию, ожидавшую в отдалении.
– Полицейским! Они пришли к нам, в Цветочную Пирожковую, с медицинским осмотром и спрашивали, кто тут устал. И всех, кто поднял руки, предали Благодати! – Маленькая Ива снова заплакала и схватила Флору за руку. – Я совершила грех Растраты. Прошу, сестра, тут недалеко, вы мне поможете?
Флора увидела, как яркие крылья Лилии исчезают за углом по пути к взлетной доске. Было уже поздно. Она кивнула.
Когда они шли рядом, неся тяжелый поднос, благодарная Ива выразила восхищение ногами Флоры, отполированными прополисом.
– Я уверена, они это оценят, – сказала она. – Им нравится, когда мы следим за собой.
– Кому?
Но Флора уже знала ответ, поскольку до нее донеслись раскатистые, хмельные голоса самцов, и она ощутила сильный запах из зала Трутней.
В улье имелось два таких мужских салона, оба были устроены для удобства Их Самостей. Один располагался на верхнем уровне рядом с Сокровищницей и залом Продувки, другой – на этом, самом нижнем уровне, около взлетной доски. Это были комнаты отдыха, где трутни набирались сил и куражились, всегда в компании молоденьких пчелок, готовых исполнить любое их желание, под надзором наиболее дипломатичных пожилых сестер.
Когда Флора и Ива приблизились к двойным дверям, они услышали бравурные требования еды и нектара, перешедшие в одобрительный рев, стоило им войти с подносом. Не успели они поставить его, как трутни принялись крепкими руками разбирать пирожные и цветочный хлеб, так что они просто стояли и ждали, пока на подносе остались одни крошки.
– Они сегодня летали на далекую Конгрегацию, – шепотом сообщила смотрительница Сестра Первоцвет. – И одного из них выбрали. Теперь остальные объедаются, чтобы поднять свой дух.
– Нектар! – прокричал трутень со скамейки.
– Хлеб! Горячий и сладкий, как бутончик следующей принцессы!
– Ох, Ваши Самости, прошу вас! – Сестра Первоцвет всплеснула четырьмя руками. – Разве могут эти неученые домашние пчелы разуметь такой язык? – Она повернулась к Флоре и Иве. – Быстро: каких-нибудь мазей для Их Самостей. Их надо расслабить, или они слопают весь улей.
Флора с Ивой отправились на склад провизии, замусоренный остатками сдобных изделий и прочими отбросами. Ива жадно набросилась на остатки, а Флора стояла на месте. Дрожь прошла по ее животу, и она сдержала вздох боли.
– Говорят, полевки совсем обленились, – пробормотала Ива, – поэтому мы всегда голодаем.
– Но это не так на самом деле. – Флора от возмущения даже про боль забыла. – Я видела сегодня полевок, разучивавших в танце новые маршруты, и ты бы так не говорила, если бы посмотрела на их раны и шрамы. И они при этом летают.
Ива пожала плечами:
– Я только говорю, что слышала.
Она вышла с миской массажного притирания. Как только она удалилась, Флора согнулась и стала глубоко дышать, пока странное ощущение боли не прошло. Затем она выглянула в зал. К своему смятению, она увидела щеголеватую фигурку Сэра Липы, разговаривавшего с Сестрой Первоцветом. Было слишком поздно, когда она попятилась.
– Эй, ты, – позвала ее Сестра Первоцвет. – Ты кому прислуживаешь? Его драгоценная Самость требует к себе внимания.
Молясь, чтобы ее отполированные ноги и напомаженный мех скрыли правду, Флора взяла миску и пошла вперед.
Сестра Первоцвет неодобрительно втянула воздух:
– У тебя весьма необычный запах, почти как у уборщицы…
– Сэр Липа! – Флора сделала аккуратный книксен. – Простите мои прошлые ошибки, я прошу позволить мне поухаживать за вами!
Другие трутни разразились смехом:
– Страшненькая, но проворная, Липа. Лучше, чем ничего.
Он скривился, глядя на Флору:
– Ах, это ты! Дерзкое создание!
Глаза Сестры Первоцвет забегали между ними:
– Мне прискорбно слышать это – я уверена, мы найдем для Вас кого-нибудь получше, Ваша Самость…
– Нет, нет, эта мне как раз сгодится. Уйди! – Он помахал рукой на Сестру Первоцвет, затем расставил ноги пошире и выпятил перед Флорой грудь. – Мое мужество больше тебя не пугает?
– Я должна смириться, Сэр, – сказала Флора, опустив антенны.
– Воистину! Ну, что ж, с тобой все ясно, выполняй мои требования – или тебя ждет Благодать! – Сэр Липа позвал ее за собой кивком головы, важно прошел мимо других трутней и плюхнулся на скамейку. – Я готов. Начинай.
Флора взглянула на других сестер и их трутней. Скрепя сердце она принялась растирать ноги Сэра Липы. Шпоры на третьей паре ног были маленькими, почти как у сестер.
– Ты можешь говорить мне приятности, – сказал Сэр Липа, устраиваясь поудобнее.
Флора, не в силах ничего придумать, стала напевать мелодию, которую пели леди в Королевских покоях. Сэр Липа поднял на нее взгляд:
– Это вульгарный мотив; тебе не следует его знать. Продолжай, но без слов, иначе Сестра Первоцвет выгонит тебя и у меня не будет никого, даже такой уродины, как ты. – Он обвел комнату угрюмым взглядом. – Сегодня выбрали Дуба. Полагаю, ты слышала.
– Слава нашему улью.
– Ох, избавь меня от этого – он был просто летучей бочкой спермы. Одна мысль о попавшем в золотой дворец неотесанном идиоте, плещущемся в меду и поминутно совокупляющемся с красавицей Королевой… – Сэра Липу передернуло от досады. – А что до того жирного олуха, – указал он на Сэра Тополя, – чудо, что он вообще вернулся живым. Он так гудел, что его слышала каждая птица в небе, и был таким медлительным, что цветок успел расцвести и увянуть, пока он долетел.
– Так это была гонка?
– Гонка и охота.
Услышав эти слова, ближайший трутень наклонился к ним и проревел:
– Пока мы не покроем каждую принцессу!
– И каждый брат не станет королем в своем дворце! – прокричал другой.
Множество трутней затопали и издали возгласы одобрения, и Сестра Первоцвет засияла от восторга и послала своих девочек с обходом по залу, чтобы наполнить пустые кубки и тарелки.
– Видишь ли, – Сэр Липа снова плюхнулся на скамейку, – в этом вся суть. Конгрегация – это сплошные вопли, толкотня и похвальба – и кто кого.
– Так это… церемония?
– Глупая девчонка, это место. Дурацкое место в самых верхних слоях воздуха, на сладостном схождении ветров. Место, где сходятся все благородные самцы от разных ульев, и принцессы прибывают, чтобы сделать выбор. – Он расправил свои рюши. – Конечно, чем больше ребят, тем лучше атмосфера, но тем больше конкуренция.
– А для каждого нет принцессы?
Сэр Липа рассмеялся и снова повернулся к остальным трутням.
– Братья! – воскликнул он. – Моя преданная прислуга ничего не знает о нашей восхитительной работе – не рассказать ли им, что такое Любовь?
– Да! Любовь! – вскричали разом все сестры в зале Трутней и даже Сестра Первоцвет. – Расскажите нам о Любви, пожалуйста!
Они собрались вокруг своих трутней, и все лица повернулись к Сэру Липе. Он откашлялся, распушил рюши и начал:
– Знайте же, что наш благородный брат Дуб стяжал славу, получив расположение принцессы изумительной красы, краше любой сестры в этом улье или в ином мире, тело ее – само золото, а мех сияет светом. Вспоминаю, как она бушевала, увидев нас на Конгрегации, как носилась в воздухе быстрее пикирующей сойки, обдавая нас своим соком вожделения, так что даже листья засияли золотом!
При этих словах все трутни одобрительно загудели и засмеялись, а некоторые схватились за свою промежность, выкрикивая грубые похвалы эротическому превосходству этой иноземной принцессы. Сестры при этом ластились друг к дружке и перешептывались, зачарованные и полные зависти.
– Конгрегация, да будет вам известно, скромные сестры этого улья, – продолжал Сэр Липа ко всеобщей пользе, наслаждаясь всеобщим вниманием, – означает воздушное пространство, вблизи деревьев такого особого величия, что они считаются богами в своем мире, и только трутни смеют приближаться к таким высотам, невзирая на то, что ветры разносят наше вожделение всем птицам. – Он сделал паузу и обвел взглядом публику. – Это место, куда принцессы прибывают в поисках таинства Любви, которую дает им Наша Самость.
При этих словах все сестры зааплодировали и стали выражать восторг, а их возбуждение только распаляло трутней, усиливая их запах.
– Гладко говоришь, Липа, – похвалил один из них.
– Теперь мой меч рвется в бой! – прокричал другой.
И трутни принялись раздувать свои торсы, подначивая друг друга. Источая феромоны, они подпрыгивали на месте, и на глазах у сестер они наливались силой и благородством, их лица становились мужественными и привлекательными. Даже Сэр Липа больше не казался капризным и мягкотелым, а сделался элегантным и подтянутым, а в лице его засветилось остроумие.
Трутни топали и потрясали доспехами, а Сэр Липа дал знак Флоре встать позади него. Трутни выстроились в боевую фалангу и были теперь не развязными гуляками, а кавалерами, полными удали и тестостерона. Их запах крепчал, а броня бряцала в такт притопам.
– Конгрегация, Копуляция, Коронация! – скандировали они снова и снова.
Сестры не могли на них нарадоваться. Флора хотела было подняться с колен, но Сэр Липа заставил ее опуститься на место.
– Ну уж нет – ты не покинешь этот зал, пока они не расскажут о моем триумфе с разборчивой принцессой. Поверь мне, лохматенькая, это случится. – Он посмотрел на нее. – А до тех пор ты останешься здесь, по моему особому указанию.
Флора через силу кивнула, кипя злобой на себя за то, что решила помочь Иве вместо того, чтобы последовать за Лилией-500.
– Превосходно, – произнес Сэр Липа и погремел своими грудными пластинами, как и его братья, и вышел с ними гордой поступью, высоко подняв хохол.
* * *
Флора очень надеялась на успех Сэра Липы, ведь тогда ее должны были освободить от службы в зале Трутней, но после полудня все до последнего трутня вернулись, отчаянно ругая дождь, зарядивший всерьез и надолго. Флора мысленно ругалась не меньше, потому что из-за постоянного пребывания в помещении с таким высоким уровнем трутневых гормонов у нее постоянно болели голова и живот.
Уборщицы пользовались большей свободой, чем прислужницы трутней, и Сестра Первоцвет была бы только рада избавиться от Флоры, если бы узнала правду о ее породе. Флора дождалась, пока Сэр Липа улегся, наевшись до отвала и посапывая, и тогда решила признаться в своем вероломстве.
Однако Сестра Первоцвет никак не отреагировала, даже когда Флора повторила это – она просто стояла как неживая на своем посту у дверей. Флора вдохнула ее запах и поняла, что Сестра Первоцвет мертва: она родилась поздней весной, и ее время пришло.
Флора позволила естественному запаху своей породы подняться от тела, а затем втянула антенны как подобает ее нижайшей породе. Убедившись, что крылья Сестры Первоцвет надежно сложены, она взяла ее ртом и выскользнула в коридор.
От взлетной доски клубился теплый свежий воздух, и, увидев цепочки сестер, несших в улей ароматные связки пыльцы, Флора поняла, что дождь кончился. Она направилась вперед без лишней спешки, но ее сердце екнуло в возбуждении, когда она так близко услышала жужжание взлетающих и садящихся полевок. Она почувствовала у себя на спине длинные и сильные крылья и ощутила эластичное натяжение их мембран. Лилия-500 сказала, что улей голодает и что она, Флора-717, способна летать. Если она найдет пищу, когда улей в ней нуждается, что в этом может быть плохого?
– Уборщицы, на выход.
Услышав грубый оклик гвардии Чертополоха, Флора и несколько других уборщиц вышли на взлетную доску.
Сестры одна за другой разогревали свои моторы и направлялись в ослепительно-синее небо. Флора расправила крылья и почувствовала приятное возбуждение. Она запустила свой мотор.
– Остановись сейчас же! – прокричали гвардейцы, и несколько Чертополохов выбежали на доску. – Все полеты отменяются указом жриц с этого момента!
Полевки, собиравшиеся улетать, принялись возмущаться, но появились новые гвардейцы и затолкали всех пчел обратно в улей. Другие тем временем ставили по краю доски возвратные метки, и одна из пчел-гвардейцев выхватила тело Сестры Первоцвет у Флоры и сбросила с края доски.
– Мы не должны так делать! – воскликнула Флора.
Ее мотор гудел в нетерпении, кровеносные сосуды в крыльях распирало от сдерживаемой силы, а ноги готовы были воспарить над доской. Так долго пробыть в темноте и в служении, а затем оказаться лишенной свободы, когда она была так близка!
– Они приближаются – разойтись!
Вдалеке показались полевки, направлявшиеся к улью. Некоторые из них явно летели из последних сил, и Флора подняла антенны повыше, но не почувствовала ничего похожего на осиную угрозу, только почву, растения и запах приближавшихся сестер.
Первая пчела шлепнулась на доску прямо перед ней. Это была полевка породы Мака, но в ее запахе преобладало нечто чужеродное и дурное, а все ее тело покрывала серая пленка. Полевка поползла к Флоре:
– Помоги мне, сестра. Умоляю тебя.
Какой-то инстинкт заставил Флору отпрыгнуть от изнемогающей полевки, и все пчелы в ужасе уставились на несчастную, очевидно сраженную неизвестной болезнью. Вскоре и другие сестры, вернувшиеся из полета, стали валиться на доску, в их глазах светилось безумие, а тела покрывали пятна, свидетельствующие о недуге.