Когда они пролетали над деревьями, Флора старалась распознать малейшие следы запаха трутней, на случай, если они были здесь на Конгрегации, но ей удалось уловить только следы аромата чужеродного нектара. Они пролетели низко над большой серой дорогой, от которой высоко в воздух поднималось горькое зловоние, а затем – через маленькое поле ржи. Едва знакомый ржаной запах проник в мозг Флоры, ее чувства начали пробуждаться. Бескрайние серо-зеленые поля колыхались вдали, но ни аромата нектара, ни пыльцы не чувствовалось впереди, только тоскливый бесполезный запах волокнистых растений и странный резкий дух земли под ними.

Оса зависла на своих легких крыльях и посмотрела на Флору.

– Ну вот, в той стороне твой фруктовый сад, кузина, как видишь, этим путем ты вернешься с пустыми корзинами, – сказала она со вздохом. – Думаю обо всех вас, бедных кузинах, о ваших цветах, загнивших под дождем, и не представляю, что вам теперь делать.

– Будут новые цветы.

– Не при нашей жизни – разве не видишь, как вздулись семена? Все, кто исповедует разную веру, могут прочесть этот знак. Много раз дома мы говорили, что охотно поделились бы своими избытками с нашими кузинами, ведь у нас есть так много. Как жаль, что Избранный Народ слишком горд для этого. Однако мы, осы, желали бы забыть старинную вражду…

– У вас есть пыльца и мед?..

Оса разразилась смехом:

– Кузина, ты слишком заработалась! У нас есть сахар, он как твердые росинки нектара, но мягкий, как личинки внутри. Слаще меда и крепче этой древесной крови, что вы соскребаете. – Оса сплюнула с отвращением.

– Прополис. Он приносит много пользы.

Флора старалась не рассердиться на нее, понимая, что из этой дружбы можно многое извлечь. Она представляла, как на взлетной доске выгружает экзотическое сокровище для своего улья, заставляя сестер поверить, что это не сказка.

– Называй, как хочешь, кузина. Но ты могла бы накормить весь свой улей, взяв лишь часть того, что у нас есть. Ну, да ладно, здесь я тебя оставлю. Удачного сбора, кузина.

– Подожди! – Флора метнулась за ней. – Ты действительно готова поделиться этим с нами?

Оса чинно взмахнула крыльями и улыбнулась.

* * *

Флора ожидала, что они направятся в сторону вихря запахов, идущего от городка, но вместо этого оса увлекла ее к скоплению серых складов на окраине. Вблизи них ездили туда-сюда машины, изрыгавшие темный дым, и Флора отметила, что их тоже надо будет упомянуть в танце. Ей столько всего придется станцевать – от этой мысли ее охватил удивительный пыл: подумать только, древняя вражда с Веспой может быть окончена – вот уж поистине искупление.

Оса обернулась в полете проверить, летит ли за ней Флора, и приступила к снижению над складскими зданиями. Флора запоминала все, что могла, хотя ее антенны действовали медленно и побаливали. Она никогда еще не видела места, где было бы так мало растительности, и чахлые головки немногих цветов едва могли раскрыться от слабости. Чувствуя приближение пчелы, они из последних сил посылали ей едва ощутимые облачка своего аромата.

– Оставь их, – сказала оса. – Жалкое зрелище…

Но там, где одно растение раскрылось и выдало свой запах, все его соседи тоже встрепенулись. Мольбы и просьбы стали доноситься от каждого цветка из каждой щели бетонного покрытия или кирпичных стен. Цветы молили, чтобы Флора навестила их, они звали ее, они хотели поговорить с ней и почувствовать ее на своих лепестках.

– Я быстро.

Флора упала на испачканную сажей кисть сирени, дрожащую от ее прикосновений. Цветок задышал с благодарностью, чувствуя, как Флора устраивается на нем и запускает язык глубоко в цветочную чашечку. Лепестки покрывала грязная маслянистая пленка, и Флора отряхнулась с отвращением, поднимаясь в воздух. Сирень стыдливо поникла.

– Говорила же я тебе! – пропела оса. – Летим, если хочешь накормить свою семью. Или возвращайся домой пустой.

И она влетела в темный огромный зев склада.

Флора зависла в воздухе снаружи. Она была рада, что сестры из ее улья не видели, как она пробует сорные растения – ведь несмотря на нектар и радушный прием, их не зря так называли: низкорослые, грубые, пребывающие в отчаянии сорняки. Должно быть, пчелам неспроста велели избегать их, хотя Флора не могла понять почему. Ей на ум пришли слова Катехизиса: «…и никогда не может быть полевкой, ибо она лишена вкуса».

Сорняки одурачили ее, и Флора рассердилась на себя за то, что уступила их мольбам. Она громче зажужжала, чтобы заглушить их голоса. Конечно же, пчелы не знали всего – если бы знали, то не валялись бы мертвыми у подножия гудящего дерева в таких количествах, тогда как осы спокойно облетали его. Игнорируя крики сорняков, Флора влетела на склад.

Она оказалась в серой пещере, просторной и темной, и тут же ее антенны восприняли острый пикантный запах, заставивший их задрожать от возбуждения и отвращения.

– Вот, – донесся голос осы откуда-то из темноты, – давай сюда, кузина.

Флора подлетела к ней под трескучие трубки флуоресцентных ламп, свисавших на некотором расстоянии одна от другой с темного выгнутого потолка. Стены состояли из составленных штабелями контейнеров, а внизу, по бетонному полу, медленно двигались огромные машины, передвигавшие контейнеры. Эти машины напомнили Флоре уборщиц, катящих шарики воска трутней, и она отметила эту деталь, чтобы также включить в свой танец, когда вернется.

– Ну же, – поторопила ее оса.

В мерцающем свете Флора увидела, какой молодой она была – заостренное черно-желтое лицо было совершенно гладким. В блестящих черных и плоских, по сравнению с пчелиными, глазах с элегантно сглаженными уголками светилась улыбка. Оса закрутилась в воздухе, и от нее рассеялось облачко муравьиной кислоты. Она разогнала его резким взмахом крыльев.

– Прости мое возбуждение, – прошептала она Флоре. – Лети сюда, попробуй сахар.

Она подлетела к стене и опустилась на неровный выступ, переливчатую каменную мозаику таких кричащих и пылающих оттенков, что никакие лепестки не могли с ними тягаться. Антенны Флоры вздрогнули, уловив отталкивающий запах, но ее язык вытянулся, чтобы узнать новый вкус.

– Наполняй свой зоб, кузина, – сказала оса. – Почувствуй голод.

Сахар был твердым, как прополис, и мягким, как воск, а затем он стал таять как нектар. Это была совершенно невероятная субстанция, и чем больше Флора ела, тем больше хотела и тем быстрее жевала. Как только вкус сахара проник в мозг, Флора отбросила все манеры и набросилась на сахар с такой яростью, словно вырывалась из родильной камеры. Каждый из оттенков имел свой особый вкус, но все отличались странным привкусом, вызывавшим у нее рвотный рефлекс и в то же время усиливавшим аппетит. Она хотела спросить об этом и о том, где может найти еще сахар, но не могла перестать есть его.

Далеко внизу, на земле, гудели и рычали машины.

– Нравится, кузина? – поинтересовалась оса, лакомясь поблизости сахаром и оглядывая Флору, безудержно глотавшую новую для нее пищу.

Флора подумала, что оса очень щедра, и хотела сказать ей это, но что-то такое было в этой переливчатой сахарной скале, что заставляло ее жевать все быстрее и быстрее.

– Ешь больше, – сказала оса с ехидной улыбкой. – Наедайся до отвала.

Внезапно Флора подумала, что она ведет себя алчно, и стала медленнее дожевывать голубоватый кристалл. И тут, сойдя с сахара, она ощутила странную вибрацию в ногах и увидела, на чем она стояла.

Во все стороны из-под переливчатой глыбы сахара выходила жеваная серая масса из бумаги и глины. Она неровно выгибалась и заканчивалась на некотором расстоянии, плотно прилегая к стене. Это было огромное осиное гнездо, чья крыша состояла из сахара. Вибрация, которую Флора слышала, исходила не от машин внизу, а из гнезда. Это было высокое гудение тысяч и тысяч осиных личинок у нее под ногами.

Флора не двинулась с места. Теперь она чувствовала присутствие всех ос, висевших в воздухе неподалеку позади нее, маскируя свой запах плотным запахом сахара, который она только усилила своим безумным аппетитом, а их жужжание перекрывали машины внизу. К тому времени как Флора осознала это, сахар у нее под ногами затвердел, точно прополис, и захватил ее ноги.

Оса смотрела на нее. Флора не оборачивалась. Наоборот, она кивнула антеннами.

– Спасибо за прекрасное угощение, кузина, – сказала она так спокойно, как только могла. – Ты прекрасна, с твоей тонкой талией и изящными гладкими полосками. Ты не могла бы повернуться, чтобы я тобой полюбовалась?

Молодая оса не сумела устоять и сделала пируэт в воздухе.

– Пожалуйста, – сказала Флора скромно и низко склонилась в книксене, – поскольку это было удивительное зрелище, не могли бы повторить? Я раньше видела, как осы делали это быстрее.

– Быстрее? – возмутилась оса. – Это была ерунда: ты только посмотри сейчас.

И она снова крутанулась. Присев в реверансе, Флора увидела огромную толпу ос, висевших в тусклом воздухе огромной пещеры. Она быстро объела сахар вокруг ног, пытаясь высвободиться.

– Разве мы не лучше вас? – спросила оса, кувыркаясь в воздухе. – Признай это!

– Конечно, лучше! – выкрикнула Флора, поднимая ноги. – Быстрее!

Она резко запустила свой мотор и, словно буйный трутень, метнулась изо всех сил назад сквозь облако ос, разметав их по сторонам.

– Пчела-а! – закричали осы, приходя в себя от удивления. – Пчела, умри-и!

И они кинулись на нее со всех сторон, злобно вереща и наполняя воздух запахом своих влажных жал. Флора поднырнула и отлетела в сторону, слыша, как внутри осиного гнезда личинки издали плотный запах ненависти, сочившийся сквозь бумажные стены, а их пленники закричали о милосердии на всех языках Воздуха.

Флора с омерзением почувствовала, как ее крылья задевают крылья ос, отчего она потеряла ориентацию и стала падать. Кувыркаясь в удушающем сахарном мареве с примесью муравьиной кислоты, она все же сумела выправить полет перед самой землей.

Выход из пещеры был ясно виден, но когда Флора метнулась в его сторону, одна из большущих громыхающих машин поехала ей наперерез и перегородила свободное пространство. В отчаянном рывке Флора проникла через узенькую щель в кабину водителя, и за ней хлынул поток ос.

Водитель завопил в испуге и замахал волосатой ручищей, сбив Флору на пол и только разозлив ос. Пока они жалили его со всех сторон, Флора заползла в грязную канавку и затаилась. Водитель кричал и нажимал на сирену так, что машина ревела, как раненый бык, а затем он открыл дверцу и вывалился наружу. Почуяв воздух на своих крыльях, Флора переползла через металлическую ступень и упала на бетонный пол. В то время как осы атаковали скорчившегося человека, она ползла к свету и открытому воздуху. Сорные травы протягивали к ней свои запахи, точно руки, помогавшие ей, и она тянулась за ними, пока не почувствовала над собой небо.

* * *

По небу ползли свинцово-синие облака, и порывами налетал холодный ветер. Борясь с удушающим облаком муравьиной кислоты, Флора старалась набрать высоту, ее крылья горели от напряжения. Внизу она все еще слышала разъяренное осиное жужжание и крики людей, отгонявших их от несчастной жертвы.

Флора поднялась выше, стараясь выйти на уровень солнца, однако ее антенны были расстроены из-за сахара. Она думала, что наполнила сахаром зоб, но он был легким и пустым.

Ее одолевало чувство стыда за свой неудачный полет, мутило от собственной алчности, и единственное, чего она хотела, – это почувствовать запах дома. Она поворачивалась и так, и эдак, но не могла уловить ничего, кроме скачущего сахарного пульса.

Флора возненавидела свою гордыню – уж она-то из всех пород должна была бы прислушаться к сорнякам. Если она только доживет до следующего рассвета, то расцелует все сорняки в их крохотные ротики. Она пролетела, описав круг, затем восьмерку, пытаясь поймать запах фруктового сада, большой дороги, Конгрегации или хоть чего-нибудь знакомого, но огромные волны ветра налетали одна за другой, и ей пришлось пригнуть антенны и беречь крылья, чтобы они не оторвались. Мощные волны холода бросали ее из стороны в сторону, а теплый фронтальный ветер откидывал назад. А затем небо разорвала вспышка молнии, и разразилась гроза.

Крупная капля воды ударила Флору справа, и она почувствовала, как между передней и задней мембранами ломается крыло. Она сжала грудные мышцы, стараясь удержать разломившееся крыло вместе, и нацелилась на бурный воздушный поток, текущий в направлении границы леса. Водяные бомбы продолжали бить по ней, заставляя опускаться все ниже, и, собрав последние силы, она влетела под ближайший навес листвы. Флора покатилась по мокрым зеленым наклонным поверхностям, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, но коготки проскальзывали, и она свалилась на землю.

Впереди, под листвой, сотрясаемой дождем, имелось укрытие. К нему вела серебристая поблескивающая дорожка, оставленная каким-то неизвестным существом, и Флоре нужно было проползти по ней, а иначе водяные бомбы просто прикончат ее, и она с переломанными крыльями захлебнется. Ничего другого ей не оставалось, она поползла по блестящей дорожке. Флора почти достигла сухого укрытия из веток, когда какой-то звук заставил ее обернуться.

Толстый коричневый слизняк не мог видеть ее, поскольку у него не было глаз, но он пополз в ее сторону по своему слизистому следу, и по мере движения его оранжевые складки сжимались. Он представлял собой не что иное, как ритмически сокращавшийся комок мышц. Открыв слюнявый рот, он издал звук – нечто среднее между ворчанием и стоном. Два дряблых рожка набухли и поднялись, и только тогда из их кончиков показались крохотные глазки. Слизняк снова застонал и продолжил движение к Флоре, оставляя за собой слизистый след.

Умереть от дождя было все же лучше, чем лежать на земле, ожидая, пока тебя сожрет слизняк. Промокшая и пораненная, Флора взлетела и стала набирать высоту, пока не попала в воздушный поток, всосавший ее крохотное тельце в ревущую пасть грозы.